Ночная музыка

      Вэй Ин не помнил, как пережил ночь, как покинул прогалину, на которой схлестнулся с древним божеством, и очутился там, где пребывал теперь. Он оглядывал незнакомый пейзаж и сознавал, что заблудился. Лань Чжаня рядом не было, и это особенно беспокоило. Не получалось призвать Суйбянь — меч не откликался, как не откликалось и Золотое Ядро, которое Вэй Ин больше не ощущал в себе. Исчезла флейта, выручившая его в роковой момент, но никуда не делись раны, истязающие болью так, что едва удавалось подавлять стоны.       Заря окрасила в пурпур проглядывающие сквозь серо-сизые тучи горные пики, но так и не разгорелась в полноценное утро. Об отшумевшей буре напоминали изломанные деревья, глубокие снежные заносы и трескучий от мороза воздух. Не зная, как быть, где искать Лань Чжаня, Вэй Ин вновь брёл пьяной от слабости походкой через стылую чащу, пытаясь найти место, где состоялось сражение. И казалось бы, вот оно, ущелье: с двух сторон склоны, вход снизу, выход на ледник сверху — как тут можно заплутать? Но поле боя потерялось, словно и не было его — то ли снегом замело, то ли осыпью завалило, а блуждания по сугробам ничего не давали.       Мир напоминал холст, залитый как попало акварелью. Все цвета смешались, превратившись в грязные пятна. Вэй Ин впал в отчаяние и готов был разрыдаться. Серая мгла текучим серебром клубилась над оврагами, вилась между скрученными деревьями, карабкалась по испещрённым трещинами скалам.       Вэй Ин так устал, замёрз и измучился, что впервые за последние дни сам себе пожелал скорейшей смерти, потому что дальше не видел для себя ничего. Словно придавленный сверху смятением и растерянностью, он не устоял на ногах и повалился коленями в снег. Что-то внутри разбилось со звоном, и в живую плоть воткнулись жалящие осколки.       Лань Чжань! Где же ты, Лань Чжань?       Шанс, что они ещё встретятся, что найдут друг друга на этих пустошах, таял. Вэй Ин посмотрел на запястье, которое плотно обнимала шёлковая лента, и оставил занемевшими губами на прохладной глади несколько поцелуев.       Хоть бы ты был в порядке… Хоть бы нашёл в себе силы жить дальше…       Окончательно выдохшись, Вэй Ин прикрыл веки и опёрся на руки, почти до локтя погрузившиеся в снег, но ничего уже не чувствующие. Он прожил короткую, но яркую жизнь, и пусть не всё в ней складывалось гладко, он успел главное: влюбился, познал любовь в ответ, даже связал себя союзом перед небесными и земными законами с тем, кто украл, присвоил, приручил его сердце.       Близость смертного часа ледяной тенью кралась вдоль спины и стягивала живот. Вэй Ин, как и любой человек, безотчётно боялся смерти, но не настолько, чтобы впадать в лихорадочные попытки продлить затухающее дыхание. Он часто зависал у края ещё будучи маленьким ребёнком. Не вспомнить, сколько раз его подстерегали дети постарше, пока он скитался бездомный в разверстых дырах тёмных подворотен, и, издеваясь, тешились избиением неспособного дать сдачи одиночки; сколько раз собаки рвали на нём не только одежду, но и плоть, выдирая из слабых рук жалкие объедки, подобранные в канаве; не счесть ночей, что он безответно стучал в запертые двери и замерзал на чужих порогах под студёными струями дождя; не стереть из памяти дней, когда он даже не мог подняться на ноги от иссушающего внутренности голода.       Вэй Ин умирал каждый раз, когда очередная надежда рушилась и мир отвергал его, бросал на произвол судьбы, отворачивался.       И всё же наградой за все лишения мне стал Лань Чжань, и я благодарен Небу за то, что был, жил и любил.       Вэй Ин никогда всерьёз не жаловался на свою былую жизнь и тем более нынешнюю, в которой обрёл новую семью, получил достойное образование и имел счастье узнать не только человеческую подлость и жестокость, но и доброту.       Рядом что-то шумно ухнуло, словно какая-то большая птица спорхнула с ветки наземь. Вэй Ин дрогнул, повернул голову и в смутном силуэте перед собой узнал Лань Цзе.       — Ещё не пришёл твой час, дитя.       Старик, встретивший его потрясённый взгляд покровительственной улыбкой, с заботой обхватил его плечи.       — Откуда вы здесь, учитель? — изумлённо всматриваясь в его необычно сияющее лицо, прошептал Вэй Ин.       — Искал и нашёл, — пространно ответил Лань Цзе.       Он аккуратно и ласково смёл снег с волос Вэй Ина и крепче прижал его к своей не по-человечески горячей груди, согревая озябшую душу юноши своей, жарко пылающей и врачующей.       — А Лань Чжань? Его вы видели? Он жив? Ему помогли? — порывисто зачастил Вэй Ин, вцепляясь в его ладонь.       — Всё с твоим благоверным хорошо. Скоро с ним увидитесь. Но прежде… На вот, ты обронил.       Лань Цзе вложил в пальцы Вэй Ина ту самую чёрную флейту, что не так давно подарил.       — Береги её впредь как зеницу ока. Вы с ней теперь неразрывно повязаны. Магией повязаны, судьбой, кровью…       Вэй Ин громко сглотнул, почему-то не удивившись словам наставника, словно где-то внутри уже успел почувствовать то, о чём услышал. Более того, ощущение это было не ново, как если бы слияние свершилось ещё тогда, когда его рука впервые коснулась чёрной флейты.       — Я не всё тебе рассказал о ней, — продолжил Лань Цзе, — есть у неё одно особенное свойство, настолько особенное, что знай о нём некоторые люди, пустились бы биться и сражаться за обладание ею.       — Что за свойство?       — Тому, кому служит флейта, открыты врата в мир мёртвых. Кому она верна, того не коснётся рука Смерти.       — А как я узнаю, что она верна мне?       Лань Цзе загадочно и грустно усмехнулся.       — Раз говорим с тобой, значит — верна.       Вэй Ин нахмурился.       — Правильно ли я понял вас, учитель… Выходит, я…       — Ты теперь хозяин флейты, — задумчиво ронял Лань Цзе. — Приглянулись ей твоя чистая душа и открытое сердце. Выбрала она тебя и не прогадала. Много дел свершится, многое переменится с приходом в мир этой силы… Для кого-то ты станешь Великим, для кого-то Ужасным, но всем и каждому придётся считаться с твоей властью.       — Но мне не нужна власть.       — Именно потому, что не нужна, ты её и получишь. Ты выбрал флейте имя?       — Чэньцин, — не задумался ни на секунду Вэй Ин, словно за него ответила она сама.       — Хорошо, — довольно кивнул Лань Цзе. — А теперь, дитя, пора…       — Что… пора? Куда пора?       Вэй Ина затрясло, заколотило, захватило канителью ощущений, а в ушах, отдаляясь, звучали смех и слова учителя:       — Просыпаться пора… Жить пора… Любить…       Перед глазами вдруг завертелись краски. Вэй Ин вновь увидел себя на прогалине меж всклоченных снежных барханов и переломанных деревьев. Тьма обретала форму, в нетерпении тянула руки, сужала и без того тесное пространство, жаждая заполучить Вэй Ина. Он откуда-то знал, что должен делать, и заиграл на Чэньцин, с каждым вырывающимся звуком заполняя обзор алым драконьим пламенем. Всё вокруг вспыхнуло. Казалось, и сам он горел, горела белая туша убитого им змея, лес, ущелье и небо. Музыка, что так волновала и будоражила его мятежную душу и, как теперь он знал, принадлежала Лань Чжаню, изливавшему в ней своё к нему чувство, очищающим огнём прожигала путь сквозь кошмар, мутящий разум.       Вэй Ин мечтал вернуться к Лань Чжаню, продолжить путь бок о бок, Светлый, Тёмный — неважно, лишь бы с ним. Он всем собой вкладывался в музыку, вбирал в себя огонь, слепивший и наступавший отовсюду, а затем отпустил его. Тот взвился подобно расправившему крылья дракону и разогнал тьму, пытавшуюся утащить душу Вэй Ина в свои глубины.       Слух тотчас же заволокло птичьим пением. В нос ударил запах первоцветов. Глаза Вэй Ина резко распахнулись. Он обнаружил себя на белоснежной постели. За окнами простирались Облачные Глубины. На входе в комнату возвышался Лань Чжань. Он что-то уронил, но даже не взглянул, — преодолевая сильную хромоту, бросился к Вэй Ину и заключил в любящие объятия.

***

      Вэй Ин был слишком шокирован всем случившимся, чтобы как-то бурно реагировать на новость, что его духовным силам нанесён существенный урон, что Золотое Ядро его повреждено и, возможно, никогда не восстановится.       — Может, потом я ещё горько поплачу об этом, но сейчас мне почему-то кажется, что случилось то, чего я никак не мог избежать, — сказал он, когда комнату покинули Цзян Фэнмянь и Цинхэн-цзюнь, отправившиеся с глазу на глаз обсудить судьбу детей, которые, как выяснилось, заключили за их спинами тайный брак.       Лань Чжань поведал Вэй Ину, что после того, как демон был повержен, буря сразу же отступила. Это дало возможность людям его клана разыскать их и доставить в Облачные Глубины. Состояние Вэй Ина на тот момент было крайне плачевным: несмотря на усилия целителей, никто, кроме Лань Чжаня, не верил, что он выкарабкается. По возвращении домой Лань Чжань сразу же переговорил с отцом, не только подтвердив, что вступил в брак, но и отметив, что остался жив исключительно благодаря смелости и самоотверженности Вэй Ина.       В главном павильоне резиденции Ордена Гусу Лань который день не стихало обсуждение поразительных обстоятельств. Среди правил на Стене Послушания не было запрета на вступление в любовные отношения двух мужчин, хотя такие союзы и не поощрялись, к тому же супруги ещё не вступили в брачный возраст.       Случай затрагивал высокопоставленных людей, и весть, что младший сын главы клана Лань связал себя узами брака с Вэй Усянем из Юньмэна, разлетелась по округе, как вишневый цвет по ветру. О победе совсем юного заклинателя над могущественным снежным демоном тоже говорили. Многие отмечали отвагу Вэй Ина и прочили ему большое будущее, если не пойдёт по кривой дорожке.       Лань Чжань не отходил от Вэй Ина все дни, что тот провалялся без сознания, терзаемый жуткой лихорадкой и болями. Дела пошли на поправку после того, как ученика навестил его наставник из Баошань Бай. Лань Цзе также изъявил желание пообщаться с Лань Цижэнем, после чего попрощался и исчез.       Когда Вэй Ин проснулся, Лань Чжань поспешил сообщить благую весть старику, отнёсшемуся к ним обоим по-доброму, но в Баошань Бай того не оказалось — крепость опустела. Неделя поисков результата не дала. Лань Цижэнь, будучи после беседы с хранителем Баошань Бай сам не свой, вдруг во всеуслышание заявил, что Лань Цзе не вернётся, и неожиданно для всех высказался за то, чтобы Вэй Усяню позволили остаться в клане Лань на правах законного избранника Ванцзи, правда с условием, что когда молодым людям исполнится по двадцать лет, будут соблюдены традиции и состоится торжество со всеми надлежащими обрядами и гостями.       Оставалось лишь догадываться, что такого сказал Лань Цижэню Лань Цзе перед уходом, отчего непреклонный поборник морали, всё это время не благоволивший Вэй Ину, сменил гнев на милость, но Цинхэн-цзюнь и Цзян Фэнмянь вздохнули с облегчением. Последний ратовал за то, чтобы до свадьбы четверть года пара непременно проводила в Пристани Лотоса, против чего глава Лань не возражал. Опасения Вэй Ина рассеялись — приёмный отец не изменил к нему отношения и по-прежнему был рад видеть в своём доме. То же касалось и Цзян Чэна с Цзян Яньли, ежедневно навещавших его, пока он отлёживался. Брат и сестра более чем красноречиво дали понять, что на их отношениях его выбор спутника жизни не отразится.       Вэй Ин не забыл того, как, коротая ночи в Баошань Бай, обещал себе, что если ему выпадет возможность, он непременно заслужит расположение Лань Цижэня, оставит все проказы и забавы в прошлом и покажет себя с наилучшей стороны.       Вэй Ин знал, что каким бы славным всё ни казалось на первый взгляд, шепотки за их с Лань Чжанем спинами не утихнут, и им ещё не раз придётся столкнуться с укором и осуждением. Он очень хотел, чтобы Лань Чжань им гордился, но в отличие от своего избранника не тешил себя надеждой, что всё однажды станет как раньше. Для него становилось очевидным, что Золотое Ядро не воспылает снова с той же силой, что прежде, но другая сила в нём будет расти, чтобы в своё время проявиться в обещанном Лань Цзе величии, и лишь ему, Вэй Ину, решать, кем он станет для мира заклинателей: проклятием или благословением.       С осознанием того, что Лань Цзе больше не объявится, Вэй Ин всё чаще склонял Лань Чжаня к полётам в Баошань Бай. До назначения нового смотрителя старой крепости он сам вызвался приглядывать за ней и заботиться о библиотеке старого учителя. Подобное желание на фоне того, что Вэй Ин в усердии на занятиях и исполнении правил клана Лань внезапно стал превосходить даже Второго Нефрита, Лань Цижэнь встретил благосклонно.       Вэй Ин не только хотел отдать долг человеку, что странным образом повлиял на события, но и чувствовал — там, в тайных хранилищах, он обнаружит массу полезных и занятных вещей. И чутьё не подвело. Открытий было много. Всеми Вэй Ин делился с Лань Чжанем, неотступно следовавшим за ним и во всём поддерживавшим, словно чувствуя, что это лишь затишье перед началом настоящих испытаний, а вовсе не их конец. В своё время Вэй Ин так привык к комнате-пещере, ставшей для него местом начала сближения с Лань Чжанем и многих неожиданных радостей, что во время пребывания в крепости предпочитал ночевать именно там. Юноши ничего не стали менять, только обзавелись добротной кроватью вместо того тюфяка с рисовой соломой, что служил для сна до этого.       Вэй Ин разглядывал лицо спящего Лань Чжаня, радуясь, что отныне им не нужно скрываться, не нужно любить украдкой и торопиться насладиться друг другом до рассвета. Теперь все дни и ночи принадлежали им безраздельно. Они предавались близости почти каждый день, но этого всё равно было мало. Убирая шёлковую прядь со лба Лань Чжаня, Вэй Ин испытывал трепет и отчаянное желание защитить своё олицетворённое счастье. Раны Лань Чжаня, как и его собственные, почти затянулись. Наступать на ногу было всё ещё больно, и Нефрит заметно хромал при ходьбе, но целители ордена обещали, что со временем это пройдёт.       Ну а если нет, я сам найду способ исправить положение, — уверенно констатировал Вэй Ин, ни капельки не преувеличивая.       Он чувствовал, как силы его растут, и понимал, что до поры до времени должен скрывать их мощь, ведь к Светлому Пути его личная дорога, вопреки надеждам Лань Чжаня, больше не имела отношения. Золотое Ядро теплилось, но не разгоралось былым сиянием. В сердце Вэй Ина не было сожалений, он не роптал на козни судьбы и игнорировал жалость в глазах тех, кто считал, что его в прошлом выдающимся магическим задаткам наступил конец.       В свитках, что хранил Лань Цзе, Вэй Ин находил ключи к могуществу, и первым из них он намеревался завладеть в самое ближайшее время. Предмет был схоронен в пещере горы Муси, и охраняло его ещё одно древнее чудовище.       Вэй Ин усмехнулся.       Опыт сражений с монстрами у меня уже есть, хотя сражаться, скорее всего, не придётся, ведь есть Чэньцин. Она усмирит и покорит любую тьму.       — О чём грезишь? — вырывая его из раздумий, прошептал Лань Чжань, не открывая глаз. — Кожей чувствую, ты что-то задумал.       — И ничего-то от тебя не скрыть, муж мой, — Вэй Ин наклонился и коснулся его губ своими. — Я тут подумал, мы с тобой давно никуда не выбирались. До поездки в Юньмэн ещё пара месяцев, так, может, махнём пока в Цишань?       — В Цишань? — Лань Чжань резко открыл глаза и скосил на него недоумевающий взгляд. — Что ты забыл во владениях клана Вэнь?       — Есть там одна гора… Гора Муси, кажется… Говорят, достопримечательность. Стоит взглянуть.       — Кто говорит?       — Записи Лань Цзе.       Лань Чжань перекатился на бок и уставился на него не мигая.       — Выкладывай, что там?       — Оружие, сокровище, безделушка… Сам пока не знаю.       — Вэй Ин, — голос Лань Чжаня вдруг сломался, — пожалуйста, не замышляй того, что отнимет тебя у меня.       В уголках его светлых глаз блеснули слёзы.       — Боги храни! Что за мысли? — шуточно напустился на него Вэй Ин, осыпая поцелуями бледное лицо. — Так легко ты от меня не отделаешься, и не мечтай!       — Обещаешь? — Лань Чжань поймал его за плечи и опрокинул на спину.       Янтарные глаза встретились с лунно-серебристыми, словно души столкнулись.       — Помни, теперь нет «ты» и «я», есть только «мы», и всё, что будет происходить впредь — это не с тобой, это с нами. Что бы ни случилось, мы вместе, что бы ни выпало — взлёт или падение, — мы разделим.       — Милый мой Лань Чжань! Свет и тепло моего сердца, — с безграничной радостью проронил Вэй Ин, пылко обнимая его и часто-часто целуя в губы. — Я живу, чтобы любить тебя, чтобы заботиться о тебе, чтобы защитить от любой угрозы. Вот увидишь, я стану таким сильным, каким до меня ещё ни один заклинатель не становился, и всё это для тебя, чтобы сберечь, чтобы не допустить твоей боли, никогда…       — Вэй Ин, — уголки губ Лань Чжаня тронула тусклая улыбка. — Ты вернулся к жизни, ты здесь со мной, мой. Это всё, чего я жажду.       Вэй Ин вспыхнул и погладил его по спине.       — Люблю, когда ты признаёшься, что я тебе нужен.       Рассмеявшись, Лань Чжань запустил руки под его нижние одежды.       — Тогда я просто обязан объяснить, насколько сильно ты мне нужен.       Вэй Ину стало щекотно.       — Валяй, я весь внимание!       Он прыснул смехом, попытался извернуться, ускользнуть, удрать, но не тут-то было. Лань Чжань надёжно придавил его к кровати, принявшись искусно возбуждать, а когда Вэй Ин сдался его ласкам, начал выгибаться навстречу его движениям и часто хватать воздух, внезапно остановился и с нетипичной для себя нежностью погладил по щеке.       — Я люблю тебя, люблю так сильно, что мне страшно, — тихо, искренне и с такой преданностью произнёс Лань Чжань, что у Вэй Ина затрепетало сердце. — Я признаюсь тебе в этом и ни от кого не стану скрывать. Ты нужен мне, Вэй Ин, нужен, как никто другой никогда нужен не будет. Я принадлежу тебе, боготворю тебя, я твой душой и телом с того момента, как впервые увидел. Ты для меня — всё в этом мире и во всех иных. Ради тебя я их готов захватить, перевернуть, покорить и бросить к твоим ногам. Обретёшь ты силу богов или останешься без сил вовсе, я всё равно буду носить тебя на руках и почитать это за величайшее счастье.       Вэй Ин забыл, как дышать. Глаза его затуманили слёзы труднопереносимой радости. Не верилось, что Лань Чжань, обычно весьма неохотно и скупо выражавший чувства в словах, вдруг раскрылся перед ним.       — Лань Чжань, — слова давались Вэй Ину на редкость тяжело, пересохло в горле. — Чем я заслужил тебя? Скажи, что это всё не сон, что это наяву и навсегда.       Лань Чжань улыбался ему и освобождал от одежды, жадно зацеловывая каждый цунь тела.       — Я знаю способ проверить, сон это или явь.       — Надёжный? — с лукавой ухмылкой подыграл ему Вэй Ин, сдаваясь пробудившемуся желанию.       Страсть охватила тело, едва он взглянул на обнажившегося возлюбленного. Вэй Ин считал истинным чудом, что судьба подарила ему именно этого мужчину — лишённого изъянов и недостатков, прекрасного и совершенного.       — Мгм, — с заверением произнёс Лань Чжань в ответ на его вопрос и, подминая под себя, неожиданно ощутимо прикусил его нижнюю губу.       Вэй Ин уже привык к подобным выходкам супруга, и боль ему в разумных пределах даже нравилась, но для поддержания правдоподобности забавы весьма натурально возмутился:       — А-а-а! Лань Чжань! Ну как можно?! И это после таких возвышенных слов, что ты мне сказал! А если я начну тебя грызть, как кролик капусту, приятно тебе будет?..       Вэй Ин бросился на шею Лань Чжаню, пытаясь дотянуться до его порозовевшего левого уха и отомстить, но удалось достать до мочки лишь кончиками изумлённо приоткрывшихся губ. Влюблённые напряжённо катались по кровати и шуточно боролись с минуту, а затем смех и сражение сменились упорядоченностью движений и вздохами нарастающего удовольствия.       Вэй Ин чувствовал себя переполненным силой и светом. И он верил: какие бы горести и печали ни ждали впереди, их любовь выдержит всё и всё преодолеет. Весьма скоро взметнувшись к пику наслаждения, он на некоторое время потерялся в накативших ощущениях, словно оторвался от земли, и пришёл в себя, только услышав такие полюбившиеся, глубоко запавшие в душу звуки их с Лань Чжанем мелодии. Набросив на себя халат, хозяин гуциня расположился на циновке у постели и легонько перебирал струны, услаждая слух Вэй Ина, как когда-то.       Снаружи, заворожённая льющейся над землёй музыкой, в хороводе звёзд лениво плыла луна. Весна украсила лесистые склоны белыми магнолиями, выстлала молодыми травами луга и поляны, расплескала цветочные кляксы тут и там.       — И всё-таки это сон, — улыбнулся разливающейся внутри необъятной волне ликования Вэй Ин. — Самый волшебный, самый счастливый!       Он нетерпеливо перевернулся на живот, подполз к краю и, обвив шею Лань Чжаня руками, дотянулся до угольно-чёрной макушки касанием губ.       — Что ж, раз сон нравится, — доверчиво произнёс Лань Чжань, стащил его к себе на колени и с бесконечной нежностью вернул поцелуй: — Моя задача не дать тебе пробудиться.