Предатель

-Коля! Коля! Я тут!- Кричал, задыхаясь от долгого бега, и махая рукой, чтобы его заметили блондин с розово-фиолетовой прядью-Сигма, владелец небесного казино, лучший друг Николая Гоголя и Федора Достоевского. -Тут я, тут. Ух... Ты так кричал, когда звонил мне, что я впопыхах забыл обо всем и примчался к тебе, хотя, быстрее было бы с помощью способности... -Также запыхавшись Николай, шутливый и жизнерадостный садист.- Так что случилось? Что-то с Федей? Что-то с тобой? Переведя дыхание, парень взглянул на беспокойного друга и просто наблюдал, не говоря ни слова, пока тот не перестанет задавать уйму вопросов, и пытаясь предугадать ответ, задавать второй вопрос. Со стороны выглядело так, будто произошло какое-то огромное событие, которое нельзя было исправить, хотя, по сути все так и было... -Успокоился? Тогда ответь, как давно ты виделся с Достоевским? Чуть призадумавшись, парень пару раз покрутился возле своей оси, будто балерина, после завода, в музыкальной шкатулочке.-Думаю, дня три?-Пожав плечами, он остановился, и чуть наклонившись заглянул в глаза Сигме.-А что-то случилось? -Ты как всегда.... В общем, я узнал, что Фёдор уехал, и уехал очень далеко, куда, к сожалению, не знаю, но у меня есть для тебя плохая новость.-Достав телефон из кармана, тот открыл аккаунт Достоевского и отдал Гоголю, чтобы тот взглянул. Приняв телефон, блондин смотрел на все посты, что выходили эти три дня отсутствия. Николай и Фёдор встречались, и длилось это примерно три года. Жили мирно, не ссорились, поддерживали друг друга, по-крайней мере Дост поддерживал другого, а Гоголь просто занимался всеми подобными делами, что могли бы удовлетворить его интерес. Но шатена это нисколько не смущало, он и сам получал от этих отношений удовольствие. Оба доминантных альф. Что может быть лучше? Мир, в котором живут альфы, беты, омеги. Он очень опасен, особенно для омег. Любой альфа, несмотря на статус, хочет себе одного, и желательно высокопоставленного. И только беты хоть немного защищены. Они не могут иметь детей. И не излучают феромонов, поэтому, обычно, их обходят стороной. На счет альф и омег... Их феромоны настолько ярки, что легко возбудят любого, сдержаться невозможно! Будто принял афродозиак. Гоголь, в тайне от всех, кроме Дос-куна, занимался рисованием. Рисовал он только своего любимого, что был не против этого. Он говорил: пусть хоть что-то останется с тобой после моего ухода, мой глупый, глупый мальчик... Блондин никогда не понимал, почему тот говорил про уход, поэтому и не обращал внимания, но сейчас, после встречи с Сигмой, он понял их значение... Нож.... Нож прямо в спину... На телефоне был акк Достоевского, где он выкладывал фотографии с неизвестными парнями, которых считал своими любовниками. Все воспоминания об их совместной жизни вспыхнули как один. Он не мог поверить, как.... Как это могло произойти...? Ему уже было без разницы где он, кто рядом. Уже был забыт тот образ, что использовался такое большое количество времени... -Коль, ты как? Всё в порядке? - Переживая о друге спросил Сигма, внимательно наблюдая за тем, и готовым в любой момент поймать, если тот упадет в обморок. -Прости... Давай встретимся попозже.-Буквально запихнув телефон парню в руки, он медленным шагом направился туда, откуда пришел. В свою маленькую квартирку, в которой они решили пожить, ведь в ней так тихо, уютно, и никто даже не подумает искать их там. Теперь же, это просто опусташенные комнаты, в которых находилось несчетное количество картин, что так сильно действую на нервы. Так и хочется разорвать все в клочья, да сердце не позволяет... То, что останется, когда я уйду... Блондин, что лежал на кровати, смотря в потолок сквозь пальцы, лишь вспоминал все больше и больше моментов, что терзают его изнутри. Атмосфера возле него удушающая. Кажись, подойдешь поближе, и неведомая сила убьет тебя, накинет петлю на шею, и натянет так крепко, что может сломать и шейные позвонки. Сам же Сигма, вернувшись в казино, начал свой рабочий день, понимая, что совершил большую ошибку. Хотя, все это произошло бы и без его вмешательства... Он лишь надеялся узнать причину, по которой Достоевский так поступил.