Праздник к нам приходит и трудности приносит

Рождество — штука страшная. В Рождество пустые стены огромного дома приносят в сотню раз больше тоски, чем обычно. В Рождество привычное какао с щепоткой корицы, любовно приготовленное и поданное верным Кричером, разъедает желудок куда сильнее серной кислоты — потому что все вокруг пахнет им. Какао и маршмеллоу, корица и гвоздика, нагретое яблочное и виноградное вино, имбирь и изюм, тонкий аромат рассыпчатого песочного печенья — все это нападает со всем сторон, вбивая в спину метровые гвозди. В Рождество даже огни фейерверков кажутся куда страшнее погребальных костров, потому что погребаемому уже ничего не страшно, а мистер Поттер все еще продолжал жить, и деваться ему было некуда. Потому что Рождество — семейный праздник. Мистер Поттер после своей легендарной победы вовсе не стал аврором или целителем, министром магии или судьей Визенгамота. Так уж устроена наша жизнь, что геройства геройствами, и за убийство Волдеморта весь волшебный мир носил его на руках, тряс фотографиями в поисках автографов, разыскивал его дом и признавался в любви, и никого не волновало, что с самым страшным злодеем двадцатого столетия расправился всего лишь навсего не слишком умный, но весьма сообразительный маг-недоучка. А вот как дошло до дела, очень быстро выяснилось, что баллы за ЖАБА у нашего героя не то, чтобы очень, что большую часть заклинаний, зелий, превращений, чар и знаний по уходу за магическими тварями в героическом трио применяла Гермиона Грейнджер. Выяснилось и то, что можно надеяться верить и ждать, когда семнадцатилетний парень отправится сражаться за Хогвартс, за магию, за лучшую жизнь, а потом с абсолютно честными глазами просить у него аттестаты, документы и прочие бумажки. Летать Гарри не особенно хотелось, поэтому по протекции мистера Уизли он отправился работать в отдел по спасению маглов от магических тварей. Тогда это казалось увлекательно и интересно, к тому же было актуально: с падением Волдеморта призванные им оборотни, великаны, тролли, вампиры, дементоры и прочая нечисть вовсе не собиралась прекращать пировать в беззащитных магловских городах и деревнях, а потому у Гарри было и в самом деле достаточно привычной и интересной работы. А затем все улеглось, утихло, и вот уже последние лет пять мистер Поттер мирно перебирал бумажки в своем крохотном кабинете, подозревая, что не сократили его до сих пор исключительно из уважения к громкому прошлому и дружбой с легендарной Гермионой Грейнджер, которая только что успешно победила в выборах министра магии. У подруги давно уже было слишком много важных дел, совещаний, мероприятий, она постоянно куда-то опаздывала, да и слушать ее наставительные лекции о том, как глупо он прожигает собственную жизнь, Гарри не собирался. Поскольку деловая, занятая своей карьерой женщина явно не отвечала стандартом красоты Рональда Уизли, со временем эти двое тоже разбежались, и, в попытке защитить Гермиону от жгучей обиды Рона, Гарри как-то умудрился потерять и своего лучшего друга. Когда последней ушла Джинни, заявившая, что она ожидала от него вовсе не этого, а на деле просто не вытерпевшая отличия оригинала от придуманной картинки, Гарри Поттер окончательно закрыл очередную страницу своей книги. Было больно и обидно осознавать, но беззаботная, бесшабашная, несмотря на все беды и злоключения, что ему довелось пережить, юность подошла к концу. Следовало собрать в кулак все свое мужество и достойно встретить — нет, не старость, разумеется! — но определенно зрелость. Он не обзавелся забавным увесистым брюшком, как Рон, ему не приходилось бесконечно зачесывать смешные залысины, как Малфою и даже смоль в его волосах пока что никуда не делась. Просто яркие глаза «что чаодея жаба», слегка потускнели, лучики морщинок щедро усеяли веки и пересекли лоб, просто сидеть в кресле с кружкой горячего какао и слушать брюзжание Кричера после трудового дня, теперь было гораздо приятнее, чем с высунутым языком разгадывать загадки, вынюхивать секреты и искать приключения на свою задницу. Гарри Поттер искренне полагал, что он совершенно счастлив. В конце концов, все, чего он желал в своей жизни, — так это остаться просто Гарри. Рождество портило всю картину. Гарри Поттер долго пытался бороться с собой, но знание о том, что под елкой, которую он ставил только по обязанности, окажутся безличие дежурные подарки когда-то самых близких людей на свете, что в полумраке Сочельника яркие огни за окном будут выглядеть немыслимо далекими, что рядом не останется никого, кто мог бы просто протянуть ему руку и подарить нежную ласковую улыбку, вводило его в самое настоящее уныние. — Устроить здесь, что ли генеральную уборку? — вслух сказал он, разглядывая старинные шторы и тканевые обои, старинные картины в тяжелых рамах, дверь, ведущую в комнату Сириуса. — Разгромлю все, переплююсь, стану собирать все обратно, а там и Сочельник закончится? Дом неодобрительно заскрипел, заохал, заходил высокими стенами: ремонтироваться он не хотел, в нем теплилось совсем иное желание, и Гарри не требовалась никакая магия, чтобы понять все нехитрые мысли старинного родового гнезда. — Хозяину бы лучше подумать о топоте маленьких ножек, — брюзгливо проворчал Кричер, тяжело шаркая по полу босыми ногами и неся в руках традиционный поднос с овсяным печеньем, горячим какао и подтаявшими ломтиками сливочного масла. — Величественный дом могущественного дома Блэк впал в запустение, и прежней славы рода уже не вернуть, как хорошо, что моя мать не дожила до этих черных времен… Но дом построен для того, чтобы в нем носились дети, чтобы Кричеру отдавала приказы молодая хозяйка, а не для того, чтобы хозяин Гарри просиживал все вечера в темноте, как паук, и… Бум! Неожиданный стук внизу прервал брюзжанье домовика. И эльф, и его хозяин одинаково комично навострили уши и принялись прислушиваться ко всему, что происходило в доме. Вот шелестел шелк и бархат на платье матери Сириуса, вот обсуждали последние сплетни недобитые докси в четвертой комнате на втором этаже, вот догрызала потерянную Кричером на кухне корочку хлеба вконец обнаглевшая мышь — все как обычно, ничего нового. Бум! Нет, что-то определенно происходило, и происходило в подвале. Гарри осторожно, переступая с ноги на ногу, подкрался к дверце, за которой начиналась лестница в подземелья рода Блэк. Палочка была наготове, губы мужчины оказались крепко сжатыми, все тело напоминало крепко сжатую пружину… — Давай, Саня, Саня, не тормози! — странный шепоток, донесшийся из подвала, заставил Гарри осторожно приоткрыть дверцу и заглянуть внутрь. — Правее, Саня, правее! Ну, Саня! В подвале суетились маленькие — примерно по колено ростом — человечки в огненно-красных колпаках и полосатых пижамах. Один из человечков, похоже, уже упомянутый Саня, растянулся поверх странного неузнаваемого оборудования и забавно дрыгал маленькими ножками, обутыми в очень твердые большие носки. Остальные человечки кружились вокруг него, размахивали руками, качали головами и лишь горестно повторяли: «Ну как же так, Саня!» — А так-то ничего, полянка приличная, хватит места и оборудование поставить, и инструмент положить, — один из человечков отошел от места падения своего собрата и отправился путешествовать по остальным комнатам. Его голос эхом разносился вокруг, порождая забавный эффект. — А здесь можно будет деда разместить, главное, чтобы он внучку не забыл с собой прихватить, а то опять нам весь кайф поломает, дура старая! О, пацаны, смотрите-ка, что я нашел! Человечек вернулся обратно в центральную часть подвала, волоча за собой слишком большую для себя цепь в одной руке и тяжелый кожаный хлыст в другой. Силы в человечке явно было немало, потому что и то, и другое превышало его размеры как минимум в два раза. — Что за ботва, Вован? — поинтересовался один из его сородичей, с интересом разглядывая находки. Гарри почувствовал, как его лицо заливается краской: кем бы ни были эти странные существа, но показывать кому бы то ни было пыточные инструменты Блэков Поттер не собирался. — Крутецкая вещь, Леха! — авторитетно заявил человечек и позвенел цепью. — Подварить надо немного, а так отличный загон для наших лосей получится. Эй, харе ржать, пацаны, не для тех лосей, которые опять умудрились три станка для подарков по пьяни в проруби утопить, а тех, которые настоящие лоси. С пастбищем, правда, беда будет, но разберемся, хлебушка наломаем по первой, я морковки порублю, капустки… А из этого можно ботинки пошить, гляди какая кожа качественная, а рукоять на дрова порубим! Все, зови Деда, Снегурку, девчонок наших, будем перебираться окончательно! — Эй, пацаны, да тут кто-то есть! — пока Гарри пялился на человечков, распоряжавшихся в его доме, как в своем собственном, незадачливый Саня все-таки поднялся на ноги, осторожно поставил загадочные станки и заметил прижавшегося к стене Поттера и озадаченно выворачивающего уши Кричера. — Кто таков! Кто таков! — загалдели человечки, обступая Поттера со всех сторон. Гарри махнул палочкой, чтобы обездвижить всю компанию, а потом допросить, что именно они все тут забыли, но тут еще один человечек, самый старый и упитанный из них, запрыгал на месте и что-то невнятно заголосил. — Ты чего, Михалыч? — удивились остальные человечки. — Почудилось что-то с похмелья? — Это маг, пацаны, маг! — человечек ткнул пальцем в Гарри и запрыгал на месте. Все остальные тоже забегали, размахивая руками и корча грозные рожи, а тем временем названный Михалычем уже стоял перед Поттером. — Колдуй, баба, колдуй, дед, трое сбоку, наших нет… Гарри ничего не успел понять. Вот грозный человечек еще бормочет свою тарабарщину, а уже через мгновение Поттер оказался перед дверью в собственный подвал на пару с верным Кричером. Дверь вниз была крепко-накрепко заперта, и открыть ее не удалось ни одним из известных Гарри отпирающих заклинаний. Эльфийская магия тоже не помогла, и верный Кричер лишь растерянно развел руками, когда не смог ни снять неведомые чары, ни аппарировать вниз. — Хозяин Гарри, — наконец, испуганно проквакал он, расписавшись в собственной беспомощности, — Я думаю (да, за долгие годы Поттер все-таки сумел научить своего эльфа говорить от первого числа)… Я думаю, что это тоже эльфы… — Это эльфы?! — пораженно воскликнул Поттер. Помнится, точно так же он впервые отреагировал на Добби, когда понял, что эльфы — не те небесные создания, прекрасные и величественные, как описывалось в библиотечных книжках, и даже не те озорливые маленькие человечки, о которых столько говорилось в детских сказках, а вот эти маленькие подобострастные и довольно-таки неказистые существа. — Погоди, ты серьезно?! — У нас очень похожий тип магии, хозяин Гарри, — закивал Кричер. — Именно поэтому я никак не могу попасть вниз. Только они колдуют гораздо сильнее, наверное, это потому, что ни на одном из них я не увидел метки хозяина. — Погоди, ты хочешь сказать, что это домовые эльфы?! — еще более потрясенно спросил Гарри, лихорадочно соображая. — Но они совсем не похожи ни на тебя, ни на прочих домовиков, которых я встречал, ни даже не Добби. И что значит, на них нет метки хозяина? — Это значит, что они свободные, — спокойно пояснил Кричер и даже не поморщился, хотя всегда отзывался о возможности для домовиков обрести свободу как о самой паскудной мерзости, которая только могла произойти с ними. — Следовательно, свою силу черпают из совершенно других источников, нежели мы. Это может быть очень опасно, хозяин Гарри, потому что если они задумают открыть двери и выйти наружу, противопоставить им было нечего. Гарри медленно вдохнул и выдохнул. Они с Кричером стояли в прихожей, где все так же висел огромный занавешенный портьерами портрет матери Сириуса, где корзина для зонтиков была сделана в виде огромной тролльей ноги, а по периметру на специальных подставках стояли высушенные головы домовиков, по случаю Рождества украшенных Кричером красными колпаками. — Знаешь что, — медленно сказал Поттер, поворачиваясь к своему эльфу и указывая на ставшую за долгие годы привычной экспозицию, — я не уверен, что им следует это видеть. — Это точно, хозяин Гарри, — пораженно прошептал Кричер, немного приседая. Сколько лет он спорил с собственным хозяином из-за сохранности дома в прежнем виде, но теперь у него не нашлось ни одного слова против. Шум внизу усилился, похоже, гости собирались предпринять нечто этакое, и времени для размышления у Поттера не оставалось. Он привычно потер побледневший шрам и вдруг поймал мысль, которая вертелась в его голове, но все время ускользала, стоило только за нее ухватиться: — Луна! — закричал он и даже рассмеялся от прилива чувств. — Что «луна», хозяин Гарри? — Кричер обеспокоенно посмотрел на Поттера, кажется, прикидывал, как проверить, не свихнулся ли он. Однако Гарри лишь махнул на него рукой и повернулся на каблуке вокруг своей оси, уносясь в вихре аппарации. Кем бы ни были эти загадочные эльфы, они точно относились к волшебным существам. А если речь шла о волшебных существах, особенно странных, непонятных, даже тех, о которых никто никогда не слышал, значит, Луна Лавгуд обязательно должна была знать о них все или, по крайней мере, почти все! Луна жила все в том же домике в виде ладьи посреди чистого поля, неподалеку от «Норы». Гарри удрученно вздохнул, бросив тоскливый взгляд на родные когда-то этажи, все так же гротескно лепившиеся друг к другу, затем решительно зашагал к своей подруге, вспоминая все то, что слышал о ней за последнее время. Старик Ксено тяжело перенес пытки от Пожирателей Смерти, волнение за свою дочь. После войны он долго болел, хирел и чах на глазах, пока не отправился в мир иной. Гарри помнил, как Луна стояла рядом с гробом и светло, солнечно улыбалась. Когда Поттер, обеспокоенный, подошел к ней, чтобы узнать, как она, она мягко склонила голову: — Ты знаешь, Гарри, я так рада, что теперь он наконец-то встретился с мамой, он так скучал по ней, больше ни о ком даже думать не мог, — она прижалась к нему, и плечи ее дрожали, а из груди вырывались невольные всхлипы, но радость была самая искренняя. Поттер тогда вспомнил собственных родителей, что тенями приходили к нему два раза — но обязательно вместе! — и подумал, что Луна была гораздо мудрее, чем все они вместе взятые, и знала о жизни то, что для него самого приоткрывалось лишь однажды. — Конечно, они вместе, — он тепло обнял ее тогда, ощутив всем телом волнующую мягкость ее изгибов и еще долго старался выбросить из головы глупые неуместные мысли. Джинни, помнится тогда устроила ему первый на их памяти скандал, и, хоть была абсолютно права, но именно он положил начало расставанию пары, о долгой счастливой жизни которой не загадывал, наверное, только глухой, слепой и немощный инвалид, вообще не знающий о событиях магического мира. Гарри вспомнил, что Луна очень много путешествовала после смерти отца, изучала редких животных, открыла миру много новых видов, в том числе, нарглов, морщерогих кизляков и прочих чудиков, о которых в свое время чуть не до слез спорила с Гермионой. Правда, Поттер подозревал, что это были совсем другие животные, просто названные в честь детских фантазий. Припомнил Гарри и то, что замуж Луна так и не вышла и сам неприятно удивился открытию: оказывается, за этим фактом ее биографии он следил особенно тщательно, внимательно отслеживая и изучая всех поклонников Лавгуд, надо признать, достаточно многочисленных для того, чтобы взбеситься. В итоге, в полукруглую дверь Гарри стучал в таких растрепанных чувствах, что, когда Луна отворила ему, он так и замер на пороге, молча хлопая ресницами, как последний идиот. Однако Луна была Луной, причины ей не потребовались, она просто приоткрыла дверь пошире и начала разговор, словно бы он не пришел к ней впервые за добрый десяток лет, а просто вышел ненадолго за чем-то, а теперь вот вернулся: — Привет, Гарри, как хорошо, что ты пришел. Налить тебе чаю из лирного корня? — И положить сливу-цепеллин в качестве закуски, — удрученно кивнул Поттер. Странно, но если тогда кулинарные вкусы Лавгудов приводили его в ужас, теперь они вызывали в нем лишь горячее чувство сладкой ностальгии. То, что Луна называла лирным корнем, на вкус было ужасно, но сейчас Гарри был готов выпить хоть весь чайник залпом. Напиток в чашках оказался густо-вишневым и почему-то тонко пахнущим сдобным печеньем. Кислый и сладкий одновременно, непохожий ни на что попробованное Поттером ранее, но очень вкусный. Поттер и сам не заметил, как осушил кружку, другую — опомнился только на третьей. Луна же заботливо подставляла ему тарелку с выпечкой, экзотические фрукты и внимательно разглядывала его из-под длинных, белесых, но удивительно красивых ресниц. Ладошкой она подпирала щеку, и выглядело это так по-домашнему, что в горле у Поттера образовался предательский комок. — Ты пришел ко мне по делу, Гарри, — она всегда любила называть его по имени и всегда словно бы знала обо всем заранее. Поттер замер, затем сообразил, что пауза затянулась слишком уж сильно, и спохватился: — Да, точнее, нет, я давно к тебе не заглядывал, а хотя, да, понимаешь, у меня такая проблема… Но я в любом случае рад тебя видеть, давно нужно было зайти, хоть письмо написать, но вот… Ты же простишь меня? — Я могла бы тебя простить, — задумчиво сказала она, поднимая взгляд к потолку и прижимая пальчик к подбородку, — но это сработало бы в том случае, если я на тебя обиделась. А я ни капельки на тебя не обиделась и даже не могу понять, зачем бы мне это делать. Так что извини, Гарри, не получится, но ты всегда можешь простить себя сам, я только поддержу тебя в этом. Так какое дело взволновало тебя так сильно, что даже привело сюда? Мне очень интересно, честное слово. — В моем подвале появились странные существа, очень похожие на маленьких человечков. У них какая-то своя особенная магия, на них не действуют наши заклятия, они вышвырнули меня вон и, кажется, всерьез собираются там поселиться. По крайней мере, я слышал, как один из них выбирал место под лосиное пастбище… Кричер сказал, что они очень похожи на эльфов-домовиков, но по виду это ни разу не домовики… И я подумал, в общем, быть может, ты сможешь сказать мне, кто бы это мог быть и как с ними разбираться. Эти ребята, конечно, мелкие и все такое, но колдуют мощно и вполне могут попытаться захватить наш мир или сделать еще какую-нибудь глупость. — О, Гарри, — Луна немедленно расплылась в счастливой улыбке и даже захлопала в ладоши от восторга, чуть сбавляя степень напряжения Поттера. — Я думаю, что к тебе заглянули самые настоящие гномы. — Гномы? — недоверчиво переспросил Гарри, припоминая тех довольно-таки уродливых, похожих на большие картошки существ, которых ему и детям-Уизли довольно часто приходилось раскручивать над головой и выбрасывать за пределы огорода возле «Норы». — Нет, те существа совсем не похожи на гномов… — Ты говоришь про садовых гномов, Гарри! — рассмеялась Луна, — А я имею в виду тех, о которых говорится в детских сказках: ну знаешь, маленькие, забавные человечки с длинной белой бородой и… — Нет у них никакой бороды, — проворчал Поттер, но оживился, — так ты, значит, знаешь, что с ними можно сделать. — Ты какие-то глупости говоришь, Гарри, — безмятежно ответила Луна и неодобрительно покачала головой. — Разумеется, я не знаю, что с ними делать, но ведь это именно то, что мы с тобой легко сможем выяснить! Она вспорхнула со своего места, звонко стукнув тонкостенной фарфоровой чашечкой о блюдце, и полетела к выходу, свободная и легкая, словно птичка. Ее длинное платье спускалось красивыми волнами, развевалось за своей хозяйкой, и перестук босых ног звучал не громче, чем топот мягких кошачьих лапок. Наружная дверь открылась, Гарри опалило рождественским холодом, и он моментально пришел в себя, вскочил с места, схватил в охапку весело взвизгнувшую Луну и с сердитым стуком захлопнул дверь обратно. — Ты с ума сошла? — вскричал он. — Надо же одеться для начала. — Ой, прости, я так захотела увидеть гномиков, что забыла обо всем на свете. Надеюсь, они не обидятся, если я приду на пять минут позже? — Луна выглядела по-настоящему озадаченной и огорченной и была единственным человеком на всей планете, в чью искренность Гарри верил безоговорочно. Луна не кокетничала, она и в самом деле напрочь забыла и о ботинках, и о верхней зимней мантии. — Да они пока даже не помнят о твоем существовании… — проворчал Гарри, усаживая девушку на кушетку и помогая ей завязать шнурки сначала на одном ботинке, а затем на другом. В памяти помимо воли вставали моменты, когда они вдвоем бродили по школе, и Поттер сходил с ума после смерти Сириуса, а Луна просто оказалась рядом, и они вдвоем искали ее украденную придурками-школьниками обувь и говорили о смерти, о том, что ничего после нее не заканчивается. Гарри поставил на пол вторую ножку Луны, уже упакованную в ботинок, невольно залюбовался представшим перед ним видом, а затем помог девушке закутаться в длинную теплую мантию. Неожиданно галантным движением протянул подруге руку, и они вышли вдвоем в темноту непроглядной ночи, доверху наполненной духом грядущего Рождества. Дома было по-прежнему тихо, лишь неразборчивое бормотание Кричера отгоняло сгустившиеся в углах недобрые темные тени. Завидев хозяина со спутницей, домовик расплылся в подобострастной улыбке, принялся кланяться, предлагать чай и угощение, помог обоим разуться и лично отнес ботинки Луны на специальную полку. Гарри было очень интересно, с чего бы это старый брюзга, в жизни не выходивший встречать хозяина, так растекся, однако смущать подругу он не хотел, так что оставил этот вопрос на потом. За закрытой дверью в подвал слышались невнятные шорохи. Кричер сказал, что со своей стороны оградил дверь самыми сильными чарами, но по-прежнему не был уверен в их действенности. Луна спокойно подошла к входу в подземелья и приложила одно ухо к тяжелому, окованному железом дереву, прикрыла глаза. Затем на ее лицо набежала уже привычная мечтательная улыбка, и девушка повернулась к Кричеру. — Милый эльф, не будешь ли ты столь любезен и не снимешь ли ограждающие эту дверь чары? — причудливо сказала она, раскланиваясь со старым ворчуном. Тот так сильно опешил от интонаций волшебницы, что просто молча повел рукой, разрушая собственные заклятья. Благодарно улыбнувшись, Луна тихонько постучала в дверь, и та вдруг отворилась прямо под ее рукой. Девушка бесстрашно шагнула на порог, даже не оборачиваясь, и Гарри пришлось поспешить за ней, пока она окончательно не скрылась в полумраке длинного перехода. Теперь в подземельях располагался самый настоящий городок. Из правого крыла сделали просторный загон для больших (для гномиков больших, разумеется, а так-то размером с королевского дога) рогатых животных. Несколько цепей спаяли друг с другом, убрали перегородки между двумя или тремя камерами, и теперь покрытые густой шерстью звери вольготно ходили по каменистым плитам, уже усыпанным каким-то сыпучим белым порошком, время от времени опускали рогатые головы вниз и слизывали эту смутно знакомую субстанцию. Между нескольких особенно плотных россыпей прямо из камня пробивались меленькие желтые точки, похожие на цветы, но определенно твердые. По периметру загона стояло одно сплошное корытце, в которое были щедро вывалены… Полосатые леденцы-трости. Несколько зверюшек уминали предложенное угощение с таким видом, словно бы ничего вкуснее в своей жизни они не видели. Справа Гарри заметил, что вместо пола каким-то чудом образовался глубокий котлован, опоясанный рельсами. Внизу, на самом дне белела какая-то пышная масса, а по стенкам котлована наружу то и дело выезжали вагонетки, доверху заполненные… да, это были очень крупные, размером с ладонь Гарри, но, в общем-то, самые обычные снежинки, фигурные, узорчатые, причудливо застывшие льдинки. Когда вагонетка поднималась наверх, шустрый человечек, то ли названный в прошлый раз Лехой, то ли все тот же незадачливый Саня, споро укладывал снежинки в огромные мешки и отправлял их на подводы, пока еще не запряженные, но явно предназначенные для странных лосей. Чуть дальше виднелась деревушка: перегородки между камерами ушлые гномики снесли с этой стороны все до единой, и Гарри мог только удивляться тому, как они умудрились не обрушить весь дом. Возле полукруглых шатров горели костры и стояли низенькие лавочки, сидя на которых забавные маленькие девчушки, румяные и нарядные, с серьезным видом вышивали, вязали, раскрашивали забавных и даже нелепых зайцев, от взгляда на которые у Гарри отчего-то теплело на сердце. — Михалыч, Михалыч! Подь сюды! Быстро! — раздался истошный крик едва ли не над ухом у Поттера. Мужчина невольно отшатнулся, увлекая за собой Луну. Он окружил себя и девушку щитами, ожидая вновь неведомого заклятия «Колдуй, баба, колдуй, дед», однако на этот раз, выбравшись из шатра побольше и приоткрыв громадные кузнечные меха и горнило, в котором плавились и растекались по формам шоколадные плитки, эльф, названный Михалычем, пораженно застыл и благоговейно уставился на Луну. — Фея, пацаны, да это же самая настоящая фея! — завопил он и бухнулся на колени, ткнулся головой в пол, не в силах удержаться от того, чтобы украдкой поглядывать на изумленную девушку. — Фея! Фея! Это Фея!!! — зашелестело со всех сторон. Из шатров, из глубины снежной шахты, из дальних углов загона и даже из комнат, все еще укрытых родными для этого дома стенами, начали вылезать человечки. Гарри показалось, будто бы их тут собралось никак не меньше тысячи, но это было совершенно невозможно: им всем банально не хватило бы места. От ярких полосатых пижам и колпаков с длинным хвостом и помпоном на конце рябило глаза, проникновенный шепот забирался в уши, и вскоре Поттер начал думать, что он всего лишь сошел с ума и теперь бредит в собственном доме, все такой же одинокий и всеми покинутый. — Поднимись, волшебный народец, — невозмутимо, с достоинством произнесла Луна и даже повела рукой над гномами, словно бы не происходило вообще ничего такого, что можно было бы назвать странным или ненормальным. Хотя, конечно, кто-кто, а Луна как раз оказалась целиком и полностью в своей стихии. — Поведайте мне, пожалуйста, зачем вы проникли в подвал моего друга и почему решили, что вам нужно построить здесь свое поселение? — Саня, сгоняй-ка за Дедом! — скомандовал Михалыч, не поворачиваясь, и гномик, названный Саней, уныло поплелся в сторону все еще уцелевших камер. Уходить от феи и пропускать все самое интересное ему явно не хотелось, но такой уж, видимо, была судьба этого незадачливого человечка. Пока невезучий гномик разыскивал неведомого Деда, все остальные шустро обступили Луну. Они восхищенно касались подола ее легкого воздушного платья, притаскивали ей в дар и какой-то «счастливый снег» и «самый звонкий детский смех», и «тепло новогоднего костра, самое свежее, самое лучшее», и «леденцы исполнения желаний, возьмите, голубушка, не разочаруетесь!». В целом это напоминало смесь циркового балагана и цыганского табора, и Гарри недоверчиво глядел на все подносимые дары, но Луна лишь заливалась звонким хохотом и кружилась с бесконечными пестро одетыми девчонками, раскланивалась со степенными мужичками, а еще ловко размахивала волшебной палочкой, в свою очередь, одаривая гномиков чудесными подарками. Она и в самом деле походила на Фею. И не то, чтобы Гарри не замечал этого раньше, но сейчас это знание превратилось в открытие, поразившее его в самое сердце. Мужчина смотрел на давнюю подругу, а видел совсем незнакомое, прекрасное и совершенное существо, которое так прелестно порхало в его доме, создавая волшебную атмосферу даже в мрачных блэковских подземельях. А еще Поттер вдруг понял, что для полной гармонии всей картины на талии Феи не хватало пары поддерживающих мужских рук — его рук. Гарри протянул к Луне свои ладони и заключил ее в объятия, а она молча смотрела на него, но глаза ее смеялись от счастья и светились так ярко, что были способны вывести его из любой тьмы, даже той, в которой он так долго и упрямо тонул последние годы. Гномики роптали и злились, пытались отогнать его прочь, но идти против своей Феи не смели и не решались повторить тот трюк со своим колдовством и изгнанием хозяина дома из принадлежащих ему помещений. Напряжение, меж тем, неумолимо росло, и кто знает, чем бы все закончилось, если бы тот самый Дед, наконец, не показался бы. Он был очень похож на Санта Клауса, каким его любят изображать маглы, только вместо колпака носил довольно высокую шапку, вместо короткого тулупа был одет в длинную, подбитую мехом шубу и в своем наряде предпочитал не ярко-красные, а глубокие синие тона. В руках у него находился внушительный посох, и Гарри подозревал, что высокий статный мужчина с длинной седой бородой способен не только крепко огреть своей палкой обидчика по голове, но и творить самую настоящую магию, не хуже, чем из волшебной палочки. Кажется, древние волхвы именно с посохов и начинали изучение всяких магических наук… Дед рассказал, что он и его подопечные гномики на самом деле прибыли из какого-то параллельного мира, где они следили за тем, чтобы под Новый год землю населяло счастье. Они наполняли пушистый снег миром и веселыми песнями, взбивали сугробы покрепче, развешивали везде разноцветные искрящиеся льдинки с добрыми пожеланиями. Они оставляли у порога обиженных жизнью детей неказистые игрушки, в которых теплилось самое настоящее счастье и которые старательно оберегали своих подопечных после. Они начиняли шишки шоколадом и пекли ароматные коржики, они разбрасывали всюду шоколадные плитки, и тогда дети неожиданно находили у себя под подушкой «посылку от зайчика». Хулиганам они приносили лимонную шипучку, от которой они видели во снах все, что натворили за день, и решали исправиться. Одиноких детей сталкивали с такими же нуждающимися во внимании бездомными зверюшками и каждому, каждому приносили к порогу посылку с добрыми намерениями, душевным теплом и свертком заботы. Гарри слушал эти не слишком правдоподобные рассказы, а вспоминал вдруг свой чулан, в который так ни разу и не смогло попасть ни единого огонька от щедро украшенной Дурслями рождественской елки. Вспоминал злорадный смех кузена, которому каждый год Санта Клаус приносил столько подарков, словно бы он был самым послушным мальчиком на свете, и при этом оставлял другого мальчика, живущего в этом же доме, без единого подарка. Если бы ему тогда довелось получить хотя бы одного такого смешного, глуповатого зайца с глазами-пуговицами, если бы кто-нибудь принес ему хоть маленький сверток чьей-то заботы… А если бы такой заяц оказался на подоконнике приюта, в котором когда-то воспитывался никем не любимый и никому не нужный мальчик Том Реддл… Что-то защипало в глазах. Гарри снял очки, протер стекла, осторожно провел по отяжелевшим векам и украдкой вытер о мантию мокрую ладонь. Вся злость на гномиков испарилась, словно бы ее и не было. — А как вы оказались здесь? — спросила Луна и сочувственно погладила тяжело вздохнувшего Деда по руке. Тот лишь охнул. Увы, абсолютного счастья не было нигде. Повзрослевшая внучка Деда, Снегурочка, решила вдруг, что ее старик уже давно не современен, что он отстал от жизни. Она была уверена в том, что приносить подарки нужно лишь тем, кто хорошенько заплатит за такое удовольствие, что счастье и тепло для каждого ребенка — слишком большой расход сил и ресурсов. Она мечтала о красивой жизни, она планировала, как вместо полукустарных заводиков откроет огромные комбинаты по производству блестящего, красивого и строго рафинированного счастья. Качественного и весьма недешевого. Часть гномиков согласилась с ней, а тем, кто считал, что волшебство, добро, забота и любовь — не то, что следует подгонять под рамки успеха, места на волшебной лужайке уже не нашлось. Выбор у них был небольшой: раствориться среди оставшегося населения и проводить свою жизнь в серых буднях, наполненных бессмысленной работой ради работы, пустыми вечерами и занятиями, к которым никак не лежит душа, или же попробовать найти новый мир, где и для них способно найтись местечко. Они выслали разведчиков, нашли первую попавшуюся поляну, пусть и весьма странную, зачем уволокли половину оборудования, подхватили свои семьи, подхватили Деда и перебрались сюда. — Ты не думай, хозяин, мои ребята вовсе не пытались тебя обидеть, — уверил его Дед. — Просто здесь ведь все не так, как они привыкли, все какое-то каменное, много боли и страха, да к тому же в воздухе уже пахнет самым важным праздником, вот они и поторопились: получившуюся полянку закрыли и принялись за работу, времени-то уже почти не осталось… А Фея твоя уж очень похожа на мою внучку, только совсем добрая, ласковая девочка, вот они и растаяли, совсем о приличиях забыли. Ты не серчай, хозяин, я и сам вижу, что мы выбрали очень неудачное место для жизни, отправимся искать другое. Праздник, конечно, устроить уже не успеем, но да ничего, год как-нибудь перетерпим. — Незачем! — ответил вдруг Гарри. — Кричер! Принеси этим ребятам все, в чем они будут нуждаться. Оставайтесь здесь, если вам тут понравилось. Честное слово, пасущиеся на леденцовых цветах стада мне нравятся гораздо больше, чем цепи и низкие мрачные своды этих подземелий. Располагайтесь! Уверен, что пока вам надолго хватит места и здесь, а там разберемся. Громкие аплодисменты почти оглушили его. Гарри и сам не заметил, как присоединился к работягам, встал у кузнечной печи и начал ковать хорошие сны, ласковые колыбельные, уединение под раскидистыми елями для двоих влюбленных, мамин теплый смех, папины тяжелые, наполненные усталостью, но неизменно наполненные предвкушением шаги. Он набивал тучи волшебным снегом и выталкивал их из собственного подвала, он навьючивал на маленьких ласковых лосей целые тюки с зайцами, которым предстояло быть просто случайно оброненными над Лондоном, Бирмингемом, Глазго, Шеффилдом, Эдинбургом, над Хогвартсом, Хогсмитом, Годриковой Впадиной, Оттери-Сент-Кэчпоул и даже над Тисовой улицей — а затем дальше по стране, за ее пределами, над целым миром. Луна же ловко заворачивала торжественные хоралы и внезапные шутки, огни ночных фейерверков и ожидание чуда, доброе намерение и внезапных взгляд по сторонам, любовь к животным и желание заботиться о ком-то. Она мелькала то тут, то там, прекрасная легкая Фея в длинном воздушном платье, и ее серебристый смех успокаивал и согревал как оставшихся без дома и вынужденных покинуть свой мир бедняг, так и самого Гарри, в чьей жизни внезапно образовался счастливый просвет. А когда взошла первая рождественская звезда, они вместе забрались в сани к Деду Морозу и с гиканьем и веселым смехом понеслись над миром, разбрасывая всюду конфеты и игрушки, снежинки и смешинки, песенки и задорные частушки. Над ними раскинулась неестественно огромная луна, небо было ясным и звездным, и Гарри чувствовал, что вот сейчас-то творит то самое настоящее волшебство, о котором не прочитаешь в книгах и которому не научишься в Хогвартсе. Изменилось ли что-то в мире с той ночью, Гарри не знал. Он был уверен лишь в том, что той ночью изменился он сам. В его доме горели рождественские огни, старый эльф, укутавшийся в теплый шарф, сидел на подоконнике и распевал гимны, пробуя уже четвертый бокал сливочного пива. Его девушка свернулась клубочком среди пушистых пледов, разбросанных прямо на полу. Завернутая лишь в его рубашку, она по-кошачьи внимательно следила за каждым его движением, пока он уверенными ровными строчками набрасывал на пергаменте заявление об увольнении. Маленькие человечки в подвале с громким гоготом праздновали свой первый день в новом, пока еще незнакомом мире. Старый Дед качал головой, следя за тем, чтобы все подарки нашли своих адресатов, и думая о том, что рано или поздно его внучка тоже вернется к нему. Рождество — штука странная. Будь ты маг, магл, чудо заморское или потерявшийся на пути странник, если в этот день искренне поверить в чудо, оно непременно сбудется.