Туда, где бушуют грозы

      По спящему коридору с редкими глазницами плачущих окон неспешно шествует полночная скиталица. Резкая вспышка молнии высекает из рам длинные теневые кресты, увенчивая стену напротив чередой призрачных надгробий. Снаружи, протяжно завывая, гонит грузные облака буря.       Корнелии не страшно. Замок привечает стылой угрюмостью только незваных гостей. Ей по сердцу быть почитаемой госпожой неприступной цитадели под покровом бесконечных гроз.       Один месяц на Меридиане — опроверг все опасения о дремучей жизни в страдающем средневековье. Отсутствие технологий и прочих прелестей двадцать первого века в большинстве своём восполняла магия. Взять только зачарованные волосы, которые больше не растреплет ветром и не вымочит под дождём. А приставленная к ней свита, готовая выполнить любой каприз от расслабляющей молочной ванны до заказа персональных духов? Уровень — достойный Британской королевы.       Однако всё это так, напускное. Ничто в сравнении с глубоким и спокойным сном в княжеских покоях. Кошмары больше не осмеливались тревожить её ночи, в отличие от Фобоса, но таких пробуждений Корнелия была совсем не прочь.       Поравнявшись с арочной нишей, Хейл мажет пальцами по холодному металлу выставочного доспеха среди мраморных кадок с шепчущими. Нет, дело вовсе не в Фобосе, магии и комфорте — в доме, которого больше нет.       Бывает больно настолько, что запрещаешь себе скучать. Каменные стены замка служат надёжнейшей из баррикад. За ними поджидает разверзнутая алая пасть на месте маминого живота и опрокинутый сервант, отрастивший отцовские ноги.       Не Лилиан.       Оракул.       Во всём виноват Оракул.       Девушка задерживает потемневший взгляд на лезвии опущенного к постаменту меча.       Фобос медлит с наступлением. Натаскивает её в магических стратегиях, прощупывает потенциал связи и скапливает силы. А перед мечтательным взором Корнелии всё мерцает и мерцает звездопад из кондракарских посланников, падающих с сумеречных небес.       Нападение пришлось на четвёртый день пребывания в замке, почти сразу после возведения защитного купола. Кондракар опоздал. Прихвостни Оракула явились на Меридиан не за победой — за мучительной смертью.       Корнелия коротала вечер за просмотром проекций сюжетов из магических книг в компании полусладкого красного. Заслуженный покой после выращенных полей пшеницы сдёрнули сомкнутые на плечах ладони. Головокружительный миг, и она оказалась на высотной платформе под самым пологом чернильных туч.       «Ненавижу, когда ты…» — накатившее негодование затерялось среди пестреющих белых роб.       Они были как на ладони. Против сотен вторженцев, левитирующих на зачарованных дисках близ угольных росчерков конических башен.       Перехватившая сердце тревога длилась недолго. Все опасения развеяла галантно поданная рука. Корнелия вложила свои пальцы, обращая лицо к человеку, которого никогда не предаст.       Фобос смотрел на неё так, как умел смотреть только он. С зачарованным блеском. Как на наивысшую из всех ценностей. И одержимое мерцание серебряного взгляда не затмевали ни налившиеся магией руны, ни грозовые отсверки.       Над головой маревой влагой разбивался о купол дождь. Воздух был пропитан ударившими о землю молниями, колючей свежестью и надвигающейся смертью. Стражницы не пришли. Для них это было к лучшему.       «Узрей наше величие», — произнёс князь пересохшим от заветного предвкушения голосом.       По простору прокатился оглушительный энергетический треск. Воздвигнутый купол разразился хлыстами разрядов. Змеистые молнии без устали раскалывали аметистовое небо на фрагменты, каймлённые белым неоном. Кондракарские маги взрывались яркими вспышками, отражаясь в колодцах зрачков бликами холодных салютов.       Корнелия заворожённо провожала хвосты тающих трейлов, разделяя это мгновение с ним, стоя плечом к плечу. А грозовые облака рассыпали и рассыпали над Меридианом яркие снопы искр и всполохи длинных комет. В эту ночь желание успел бы загадать каждый.       Шелест ливня вспорол нарастающий крик. Одна из галдящих звёзд упала на купольную гладь, подёрнув вуаль полушария электрической рябью. Густой от озона воздух загорчил смрадом обугленной плоти. На платформу шмякнулась погорелая рука с угольными островками кожи на прожаренном досуха мясе.       Встряхнувшаяся Корнелия посмотрела на Фобоса, столкнувшись со своим отражением в застывшем взоре. Всё это время смотрел не на «звездопад» — на неё.       «Очаровываюсь смертью твоими глазами», — скупо ухмыльнувшись, окатил её спину замогильным холодом князь.       Корнелия отшатнулась, разрывая сплетение пальцев.       Срослась с ним.       Стала таким, как он.       Фобос перехватил тонкую кисть, увлекая девичью спину к крепкому торсу. Скрестил предплечья под окостеневшей шеей, повторяя линии покрытых гусиной кожей ключиц. Склонил голову к аккуратному уху и вернул ей прежнее волшебство:       «Оракул умрёт. Будешь отмщена».       Корнелия ничего не ответила, медленно кивнула, сжимая в жёсткие кулаки подрагивающие пальцы. О загаданном желании нельзя говорить вслух.        Она позаботится, чтобы облысевший ублюдок расплатился сполна. Каждодневно молил о смерти, изрыгая кровавую слизь и осколки зубов из рыхлистого месива, которым некогда раздавал жестокие приказы. Если будет необходимо, Хейл готова взять несколько уроков у истязателей кавигорских пыточных.       Девушка отшатывается от ниши, только сейчас замечая, как понурили бутоны зачахшие чёрные розы. Она ненарочно. Ведь совсем не держит на них зла. Шепчущие единственные, кто помнит о живом принце. И её кровь — ничтожная цена за их воспоминания.       Прошелестев обитой бархатом юбкой, Корнелия устремляется дальше. Следует за лентой благородного ковролина, вдоль погашенных факелов и печальных скульптур, затаившихся в укромных альковах.       Из полумрака коридора выступают нужные двери: высокие, окованные ветвями медных деревьев, с навечно застывшим в бронзе полётом птиц. Те самые покои, ради которых когда-то пробралась в замок. Теперь помнит к ним путь наизусть.       Девушка тянет за витую ручку, с усердием отворяя тяжёлую створку. Под ногой хрустко проламывается заскорузлый уголь из погоревших деревянных остовов. Её встречает не Элион — уродливые нагарные тени, тянущие ломаные щупальца к закоптившемуся потолку.       От былой роскоши осталась лишь опалённая ветошь да почерневший металл от основы кровати, заваленной на покрытый сажей мраморный пол. Корнелия прокашливается в ладонь. Дыхание спирает затхлым тленом.       Хейл не знает, зачем сюда приходит. На что рассчитывает и чего ждёт. Радует одно: на обнаруженном с неделю назад пепелище — нет человеческих останков. Подруга жива. До невозможности глупо: они с Элион под одной крышей, но, как ни старайся, у Корнелии не выходит её найти.       Ночные блуждания, подкуп прислуги, отчаянно-глупые попытки передать письмо. А стоит ей найти хоть какую-то зацепку о местоположении «надежды Меридиана», как знакомые коридоры неуловимо меняются, превращаясь в чёртов лабиринт из многочисленных развилок и тупиков.       Здесь не обошлось без вмешательства магии. Этот ушлый интриган заколдовал целый замок, чтобы не допустить их встречи.       Допытывать Фобоса оказалось себе дороже. Все истерики, угрозы и девчачьи уловки заканчивались его исчезновением, сексом или телепортацией в бестиарий, где Хейл растрачивала весь запал на разъярённых вилохвостов, химер или омерзительных лавреков.       Но Корнелии не занимать упрямства. Она не оставит своих попыток — разыщет подругу и убедит бежать. Что до матриархата… Фобосу придётся принять, что при должном обучении женщины смогут достойно править. Его предвзятость не стоит жизни родной сестры.       Сестры…       Собранная в кулаки воля рассыпается сквозь пальцы опущенных рук. Корнелия тускнеет под стать мрачному антуражу, точно это и есть её покои.       Лилиан. Непоседливая звёздочка. Так далеко и совсем одна. На попечении жалких фальшивок — астральных капель. Корнелия и представить не могла, что умеет так по ней скучать.       Налегающий на грудь валун сдвигает скрипнувшим дверным порогом.       Элион?       Корнелия воспревает, окрылённая надеждой на чудо. Медленно оборачивается, не смея верить в свою удачу.       Ахнувшее сердце твердеет, делаясь тяжелее прежнего. Перед ней — грузный лурденский гвардеец, снаряжённый в броню из дублёной кожи.       — Убирайся, — выплёвывает в него разочарование Хейл.       — Время смутное, в замке неспокойно, — находит дерзость заговорить с ней громада светло-бурых мышц.       Голубые глаза пренебрежительно сощуриваются. Она никогда не подаст виду, но стражник прав. Барьер защищает цитадель от магов и никак не препятствует прислуге, городским поставщикам или мятежникам…       — Лучше не заставляй меня повторять дважды, — девушка отворачивается к чернённому проёму окна. — Свободен.       Тишину мёртвых покоев наполняет тяжёлой поступью. Не на отдаление. Ближе и ближе к ней.       Ропщущий за окном ливень замедляет ход, уступая разгоняющимся мыслям. Она одна, в пустующем крыле. Идеальное место для покушения. Добрая часть местных шепчущих погибла в недавнем пожаре. Последние погублены её собственными руками. По неосторожности. С полчаса назад. Здесь некому забить тревогу. Фобос в Грозовом Пределе — возводит прибрежный купол от разлютовавшихся штормов.       Девушка подбирается, принуждая проснуться текущую по венам ману. Магия не реагирует на опасность. Немудрено: сколько сил было потрачено на ограждение черты города двухметровой терновой стеной?       Плевать.       Ей хватит на одного жалкого лазутчика.       Пусть сделает ещё шаг, и…       «Шкрш».       Оборот. Всхлёстнутые волосы и выкинутая вперёд рука. Прицельный телекинетический импульс разрезает комнату рябящей в воздухе сферой. Шар летит аккурат в широкую грудь, обтянутую стёганой кожей, и… проходит врозь мажущим дуновением лёгкого бриза.       Невозможно.       Корнелия распахивает сосредоточенный прищур. Моргает несколько раз, справляясь с отупелым неверием. Никакой отдачи. Коренастый лурден по-прежнему перед ней. Колдовство поглотил невидимый блок.       Какого чёрта?       Что за магия?       Зачарованный доспех?       Маслянисто-жёлтые глаза загораются недобрым, предостерегающим блеском.       — Вот так поворот, правда? — надвигается ухмыляющийся мужлан, шестикратно превосходящий её в физической массе.       Чародейка пятится, щедро зачерпывая запасы маны. Клубы пепла вздымаются вслед за недогоревшими досками, которые обрушиваются на голову с куцей гривой. Из остова кровати с протяжным скрежетом вырывает железные прутья. Корнелия порывисто дирижирует руками. Пробует бить ещё и ещё. Чёртов щит рикошетит атаки аки вода раскалённое масло.       Засланец вышагивает вперёд, неспешно загоняя свою добычу. Уголки губ торжествующе расползаются вширь, оголяя оскал, покрытый рыхлым налётом. Корнелия сухо сглатывает — от прежней уверенности ни следа.       Рука отчаянно шарит по пустому поясу. К чайному платью не прилажен кинжал. Девушка отступает, рыская по пространству обалдевшими глазами. Остаётся одно: взять дистанцию и метнуться к выходу. Счёт на секунды.       — Не смей приближаться, не знаешь, кто я такая? — пытается заговорить лазутчику клыки Хейл.       В спину предательски врезается каменный край подоконника. Спасительный миг безвозвратно утерян. Меж ней и широкоскулой образиной около метра: он сможет её перехватить.        — И кто же? — лурден держит на ней пристальный взгляд, налипающий на кожу засаленной плёнкой. Делает ещё один шаг.       — Её величество, — ловко забирается на парапет Корнелия. — Знаешь, что с тобой сделает Фобос?!       Разбить стекло и вооружиться осколком её единственный шанс.       — Лучше подумай, что сделают с тобой сейчас, — громадная лапища ложится на пряжку пояса.              Корнелия подтягивает рукав к ладони, прикладывая к стеклу подрагивающие пальцы.       Разбить окно.       Раз.       Два…              Жалкий метр стирает стремительным рывком вперёд. Мозолистая ручища слишком быстро заграбастывает лодыжку, выдёргивая девушку на себя.       Затылок выбивает сноп искр об оконную раму. Хейл валится на парапет с дребезжащим визгом, чувствуя, как в крестец вживляется раскалённый уголь. Покои занавешивает мутным туманом: ни вдохнуть, ни выдохнуть.       — Так что, есть предположения? — продирается сиплый бас с той стороны завесы.        Хуже обжигающей боли оказываются грубые, растопыренные клешни, сомкнутые на напряжённых плечах. Мятежник хватается за вырез платья. Оглушающее и выдёргивающее из фрустрации «хрст». Обнажённая грудь озаряет угольную черноту двумя полными лунами. К горлу Корнелии подкатывает кисло-едкая желчь.       Лучше умереть.       Выброситься в треклятую пропасть.       Чем… чем…       — Убери руки! Убери! Убери! — первобытный ужас шпарит тело закипающим гневом.       Покои снова горят. Накалённый яростным сражением воздух печёт лёгкие и отдаёт металлическим привкусом. Судорожные лягания чередуются с дробью ударов сжатых до белых костей кулаков. В каждом движении вся скопленная за войну ненависть, умноженная на силу натиска многотысячных армий. Она даст опорочить только свой бездыханный труп.       Насильник наваливается всем весом. Девичьи ноги до боли придавливает к подоконной стене. Тонкие запястья вздёргивает сомкнутая жёстким кольцом пятерня. Корнелия вытягивается подвешенной тушей, проклиная себя за пропущенные занятия с Риком.       — Попалась, — обжигает горячим дыханием желтозубая пасть, пока свободная рука неповоротливо задирает платье.       Нет. Нет. Нет.       Девушка загнанно дышит, раздувая проступившие рёбра. Фобос непременно придёт. Всегда приходит. Отчаянная надежда сильна настолько, что мерещится аромат ирисов с примесью ветра и морской соли.       Корнелия обмирает, оглядывая покои ошалелым, дрожащим взглядом.       Никого. Только неуязвимый насильник.       Почему мана не откликнулась на опасность?       А эти замашки с зажатием в угол…       — Уже растеряла всю строптивость? — режет слух чистая, пестрящая ехидством, но никак не крепким жаргоном речь.       — Ф-фобос? — сглатывая подступившую слёзную поволоку.       Неотёсанная морда напротив вытачивается, приобретая аристократическое благородство. Загрубевшая кожа подсвечивается изнутри, светлея до оттенка фарфора. По сдувшимся, хорошо сложенным плечам начинают течь реки платиновых волос. На месте мерзких, загрубевших пальцев оказываются холодные и длинные — родные.       Корнелию пробирает крупная дрожь. Девушка запрокидывает голову в попытке не захлебнуться в избытке чувств. Сама не знает — чего в ней больше: прогорклой, разъедающей до костей обиды или обессиленного облегчения.       — У тебя вдосталь свободного времени, коль после зенитной луны нахожу тебя здесь, а не в постели, — отчитывает нарочито порицательный голос.       — Да иди ты… к чёрту, — против воли разражается слезами Хейл.       — Благородные леди, не говоря о «её величестве», не слоняются по замку ночью, — вооружается Фобос выпаленным ей же заявлением.       — Раз не подхожу под эти амплуа, то счастливо оставаться. Рядом с сестрой мне точно есть место, — девушка высвобождается из ослабевшей хватки, запахивая крестом рук выставленную на показ наготу.       Она не хочет его видеть. Не хочет до такой степени, что готова бежать на Землю, пусть это равносильно самоубийству. Хоть проведает Лил.       — Я твой князь и не дам тебе умертвиться вопреки всем настырным усилиям, — сжимает подол скомканного до пояса платья мужчина.       — Пусти! — прожигает его глазами Хейл, требуя дать слезть.       — После моего вразумления вознамерилась ходить так? Чтобы я был вынужден извести видевшую тебя стражу? — предостерегающе подаётся к ней корпусом Фобос.       — Значит, стражу ты изводить не хочешь, а вот меня… Выжимаешь как тряпку, чтобы дала тебе чувства! Своих-то нет! Думаешь, не понимаю?! — тараня ладонями ткань мантии покрытую дождевой моросью.       Ведь не дура. Догадалась, для чего затеял весь этот концерт: посмаковать чистый страх с примесью злости как чашечку тройного эспрессо.       — Сколько раз я зарекал тебя не шататься по замку ночью? — встряхивает её за плечи князь.       — А сколько раз я просила дать мне увидеться с Элион? А организовать встречу с Лил? Ты и слушать не хочешь! — приподнимает подрагивающий подбородок Хейл.       В покоях ощутимо холодает. Воздух намагничивается, предвещая зарождение штормовой бури. Корнелии нипочём — давно привыкла выдерживать все его перепады. Девушка продолжает смотреть на заострённое гневом лицо с претензией и уверенной прямотой.       Думает, испугалась?       — Устал, — вдруг сводит всё на ноль Фобос.       Корнелию прошивает высоковольтный разряд, распрямляя тело до самой макушки.       Слышала ли такое раньше?       От Фобоса.       Да никогда.       Девушка строго хмурится, вдумчиво изучая худшего из мучителей. Почти белый. С намётками голубовато-серых теней, залёгшими акварельными мазками под кромкой нижних век. Безупречная осанка кажется неестественно выхолощенной, точно держит не спину, а пудовый груз. От мантии веет заледеневшим норд-остом тусклого побережья.       — Клоачные задворья наполонили ламии. Страдает строительство пристани. Завтра отправишься, разрешишь, — приникает к ней лбом мужчина, водружая озябшие пальцы чуть выше острых коленных выступов.       Хейл расслабляет поджатые бёдра, понуривает голову, прикусывая солёные губы. Ей не повезло с тем, кто захватил глупое сердце; Меридиану напротив — с тем, кто захватил престол.       Нападение стражниц лишило корону большинства придворных магов, вынуждая князя взять на себя магическую рутину. В довесок к войне, истощённой планете и прочим обязанностям монарха. Зачастую он возвращался в покои далеко заполночь и покидал их прежде, чем Корнелия успевала проснуться. Она понимала. Фобоса катастрофически не хватало. Даже с силой связи. Даже вместе с ней.       — Корнелия, — тихо зовёт он, прикрывая мёрзлыми губами веер намокших ресниц. Спускается к скуле, сцеловывая пролитые по его прихоти слёзы.       — Я с тобой не разговариваю, — выгибается в спине она, возвращая расстояние между лицами.       — В кой-то веки права, к чему беседы, — Фобос опирается на подоконник, приникая устами к голой шее. От скоса челюсти к ключичной линии растягивается влажная дорожка развязных поцелуев.              Девушка притуляется лопатками о стекло, трепетно вздрагивает, но совсем не из-за лизнувшей спину стыни — настойчивые губы настигают грудь, приминают сосок и вбирают ореолу в бархатный вакуум. Затвердевшее навершие треплет кончиком мокрого языка. Как же ненавидит его со всеми этими выходками.       — Невыносимый, — запылённые ладони вдавливают волевые плечи, выражая немой протест. Так наигранно и неправдоподобно на контрасте с прошлым раундом.       Накрывшая обделённое вниманием полушарие рука изъясняет всё, что князь думает об её отказе. Мужчина принимается наминать мягкую плоть, бережно и неспешно, размасливая нанесённую обиду.       — Моя бестия предпочитает ущемляться, нежели дать себя завлечь? — бросает на неё лукавый взгляд исподлобья Фобос.       — Только попробуй сделать так ещё раз, — Корнелия стискивает пальцы на поджарых контурах мышц до по-птичьи проступивших косточек.       — У меня не настолько скудная фантазия, — хмыкает мужчина, пока орошённая морским бореем мантия стаивает до сатиновой рубашки.       — Если ты… — недосказанную угрозу опережают подцепившие талию пальцы, порывисто подвинувшие её вперёд.       Касание неприкрытой груди с обтянутым тканью торсом расходится приятным жаром. Корнелия издаёт тихий стон, который умело ловят пылкие губы. Каждый их поцелуй не уступает в аппетитах самому первому. Девушка верит: это не догорит, не пройдёт. Замкнуло так, что не отпустит до самой смерти.       — Пленительнее источников, — отникает, чтобы признаться Фобос.       Она засчитывает комплимент. Осмелевшие с первой ночи пальцы очерчивают абрис пресса, подбираясь к шёлковому камербанду. Соскальзывают дальше, оглаживая твёрдую выпуклость. Фобос до неприличия быстро преисполнился желания оказаться в ней.       Князь не уступает в инициативе. Изгибы внутренней стороны бёдер под безнадёжно испорченным платьем обжигает холодом перстней. Мужчина проникает за бельевую кромку, неминуемо разоблачая: она до такого же неприличия хочет его принять.       — Прямо тут? — шире раскрывается для него Корнелия, заключая в кольцо ног прогиб поясницы.       — Моя леди имеет что-то против вопиющего пренебрежения приличиями? — перебирает нежные складки Фобос, слегка сжимая промеж фаланг клитор.       — Мой князь сам не спешит их нарушать, — подначивает его девушка в попытке расстегнуть серебряную пуговицу штанов.       Обращение по титулу — её любимый приём. Фобос отсвечивает хищническим блеском, вдвигая разом два пальца в топкое лоно. В нетерпеливом предвкушении вытаскивает блестящую от вязкой смазки руку, чтобы помочь ей ослабить неподдающийся замок. Корнелия стягивает довольную улыбку в кокетливый бант. Сработало безотказно. Обойдутся без прелюдий. Ей нужно скинуть стресс.       Из приспущенных штанов с лёгким оттягом выпадает длинный член с гладкой головкой, подтекающей прозрачной каплей. Фобос опережает её намерение, обхватывая себя у лобка с продольно проступившими венами. Подаётся тазом, комкая прошелестевшую юбку.       Корнелия сладко стонет — половые губы приминает горячим навершием. Мужчина выводит полукруг, находит вход и продавливает мягкое сопротивление. Подстроенное под него нутро с лёгкостью принимает на всю длину — с вульгарным мокрым звуком.       Князь надсадно тянет воздух сквозь сомкнутые зубы и с шумным выдохом начинает двигаться в ней, размыкая и смыкая эластичные стенки. Девичьи бёдра стараются попасть в такт, а пальцы скрепляются в замок за плавно выгнутой княжеской шеей.       Сквозь стрелки склеенных ресниц — открываются чарующие виды. На контуры по обыкновению поджатых, но теперь приоткрытых губ. На изогнутые в удовольствии брови и сборку проступивших на переносье морщин. На блестящие от испарины виски с налипшей платиной прядей. Фобос может переключиться с государственного на личное только с ней, и это неминуемо покрывает любую чёрствость.       Каждый толчок раздаётся в голове по-девчачьи наивным «лю-блю» и вырывается наружу обрывистым стоном. Так хорошо, что хочется остаться здесь навсегда. На тесном подоконнике в сгоревших покоях. Вместе с ним. На своём месте.       Жилистые предплечья подцепляют колени, помогая члену налегать под другим, более проникновенным углом. У Корнелии подгибаются пальцы, мысли облепляет неясный туман, пульс стучит часто-часто — на перебой с ударами поджатой мошонки о края восходящих холмов ягодиц.       Лоно распирает от налитой упругой твёрдости. Мужское вожделение набрякает, судорожно подёргиваясь глубоко в ней. Им обоим ещё чуть-чуть до разрядки. Первой, но не последней за эту ночь.       Дверное полотно протяжно скрипит, выводя на полу пепельную черту, которая разделяет их и так и недостигнутый апогей.       Корнелия взвизгивает, пряча в ладонях подпрыгнувшую грудь. Фобос поджимает рот в строгую линию, оборачиваясь на вошедшего в покои лурдена. За окном зло взрыкивает гром.       Привлечённый вульгарными стонами гвардеец замирает в проёме. Отупело пялится на приспустившего штаны князя, пристроившегося между длинных девичьих ног. Полная невыразимого возмущения Хейл красноречиво вперивается в ответ. Он обречён. Вне всяких сомнений.       На выпуклом лбу проступают шунты вздувшихся вен. Янтарная склера трескается созвездиями сосудов. Лурден распахивает пасть, чтобы сделать свой последний, агонистический вздох. Одутловатая голова лопается переспелым арбузом, выплёвывая из черепного раскола шматки бурого месива. Бездыханное тело на миг застывает и глухо валится вниз. Вряд ли он успел вникнуть во все пикантные подробности нарушенных приличий.       — Как споро, — одобрительно ухмыльнувшись, возвращается к ней Фобос.       — Это всё стресс, — выдыхая, обессиленно притуляется щекой к его груди Хейл.       — Продолжим в покоях? — стирает с расслабленного лба тёплую каплю — то ли пота, то ли крови — мужчина.       Корнелия согласно кивает. В такой час нечего слоняться по северному крылу.

──────── ※ ────────

      За окнами плывёт укутанный в полуденную хмарь город. Снующие по улочкам прохожие расступаются вдоль хилеющих — по мере приближения к задворьям — домов, провожая королевский экипаж вытянутыми шеями. Отстукивающая по брусчатке карета подскакивает на дорожной выбоине. Подперевшая рукой голову Корнелия прищёлкивает челюстью, едва не прикусывая язык. Она чертовски не выспалась. Фобос позволил заснуть только под самое утро.       — Готовьтесь спешиться, дальше проезда нет, — подаёт голос с обитого жаккардом дивана Рик Хоффман, приставленный к ней в качестве провожатого.       — Ты всегда был таким сухим или стал за компанию с князем? — болезненно морщась, раздаёт на него Хейл.       — Стал, милостью его величества, — ёмко разъясняет скупой на подробности генерал, снаряженный в изумрудный доспех.       — Такая себе милость, — подкатывает глаза девушка, — когда в последний раз был в Хиттерфилде?       — За день до атаки стражниц на замок, — монотонно отчитывается Рик.       — Отправишься ли ещё? — допытывается она.       — Нет нужды, — открывает дверцу кареты мужчина. Они прибыли.       Корнелия удручённо вздыхает, наполняя лёгкие дуновением прохладного петрикора. Чего ожидала? Фобос вызнал об Оракуле и стражницах всё необходимое. Забрал её на Меридиан. В вылазках на Землю больше нет нужды — никто не сможет рассказать ей, как поживает Лилиан.       Пригнувшись в спине, девушка выбирается под закрытое куполом небо, гордо проигнорировав поданную ей руку.       Средневековая улица устремляет на неё с десяток любопытных глаз. Увлечённые мирскими делами горожане замирают, чтобы рассмотреть достопочтенную госпожу. Орудующий молотком плотник прекращает стучать, отвлекаясь от покосившейся ставни; торговка яйцами роняет товар мимо рук такой же заглазевшейся клиентки; пронырливая ребятня тормозит с амплитудным заносом, останавливая игру в салки.       Внимание, притянутое к её персоне, никогда не было поводом стушеваться. Не стало и теперь. Корнелия приосанивается, надевая на лицо безразличную маску, которая ничуть не уступает невозмутимости Рика. Идёт за мужчиной к узкому незамощённому проулку, пока её преследуют галготские и лурденские пересуды.       «Это она — она вырастила хлеб».       «Вся такая чёрная. Бывшая стражница».       «Ну какова же, какова, фаворитка князя».       Витающие вокруг сплетни да шепотки остаются позади каменной арки, соединяющей двухэтажные здания. Отправиться за ними к ламиям отваживается только скачущая по крышам шпана, ведомая слабоумием и отвагой. Чем ниже по улочке шириной не длиннее коромысла — тем сильнее густой запах подтухшей тины.       — Мы же быстро, или я обречена пропахнуть болотом? — брезгливо морщится Корнелия, уже мечтая о ванне с эфирными маслами.       — Зависит от количества ламий. И вас, — не оборачиваясь, произносит мужчина.       — У тебя наверняка есть план, самое время им поделиться, — ойкнув, девушка тормозит, чуть не врезаясь Рику в спину.       Их маршрут уходит в мутную воду, заволоченную грязно-бурым покрывалом мшистой поросли и пестрящей мелкими блошками водомерок. Топь покрывает весь оставшийся отрезок улицы, расходясь в застойное озеро — некогда городскую площадь.       — Я туда не полезу, — категорично отрезает Хейл, продавливая взглядом холодное стекло глаз обернувшегося мужчины.       — Зачистку проведу я, ваша задача вырастить кладофору, — Хоффман открепляет от пояса небольшой холщовый мешочек и протягивает ей.       — Кладофору? Я дошла только до «И», — перенимает узелок Корнелия, мысленно проклиная все эти энциклопедии с земной и меридианской флорой.       — Кладофора поглощает влагу и поможет осушить площадь, — поясняет «наставник», дожидаясь, пока чародейка ослабит перевязь.       На ладонь вытряхивается зелёный шар, размером не крупнее напёрстка. Девушка проводит большим пальцем по шершавой текстуре: мягкий и пористый, точно хлебный мякиш.       — Сейчас проверим, — замахнувшись, швыряет кругляшок Корнелия.       Снаряд приземляется в нескольких метрах и остаётся лежать маленькой точкой на змеистых водорослях. Бывшая стражница пробуждает спящую в жилах ману, направляя изумрудные потоки в свою мишень.       Лил была бы в восторге.       Крошечный ком стремительно набухает, тучнея в своих размерах. Несколько секунд, и под воду уходит смачно чавкнувший мяч. Корнелия не останавливается, продолжая вкачивать силу в забулькавшую трясину. Мерзко даже представить, что водится там, в глубине.       Её усердие окупается мельчающей заводью, вылизавшей землю до мясистой глины. Заболоченная поверхность на месте затонувшей кладофоры тягуче вспучивается и обдает смрадом стухшего яйца. Болото изрыгает осклизлый изумрудный валун, вобравший в себя треть обмелевшей улицы.       — И что дальше? — прикрывает ладонью нос девушка, смеривая оценивающим взглядом гигантскую сферу, застрявшую в проходе.       — Дождитесь моего возвращения, — командует Рик.       — Какого ещё возвращения? Хочешь сказать, мне придётся… — Корнелия вытягивается в лице, распахивая рот.       Прежнее восприятие докучливого учителя ломается с пронзительным суставным хрустом. Скорченный напополам мужчина исходит лихорадочной судорогой, принимая цвет выращенной ей водоросли и оплывая буграми мышц. Человеческие черты разламываются и деформируются, высвобождая жуткое, змееподобное чудище.       На распирающей спине с громким хлопком лопается панцирь доспеха. Из напряжённых плечей вытягиваются лапища, похожие на ветви столетних дубов. Девушке приходится отпрыгнуть, чтобы её не придавил огромный, слитый из двух ног, хвост.       Зверь останавливается в росте, достигнув верхних окон. Покрытую крупной чешуёй кожу вспарывает красный гребень. Когда трансформация близится к завершению, Корнелия наконец-то осознаёт, кто именно скрывался за личностью хладнокровного и занудного учителя.       Рик. Сед-рик. Лорд Фобоса собственной персоной.       — Ты, всё это время был ты, — поднимает голову девушка, чтобы обратиться к нагу, который может сломать ей все кости одной только левой.       Седрик отвечает узнаваемым безразличием, игнорируя девчоночий шок. Отличается только внешностью — не манерами. Насколько же очевидно, если всё знать. Фобос никогда бы не доверил её обучение посредственному вояке.       Исполинский змей устремляется в сторону шара, утрамбовывая глину в глубокую рытвину. Скользящие движения изгибающихся в полукольца сегментов — не лишены завораживающей грации при всей своей тяжеловесной мощи.       Когтистые лапища проминают хлюпнувшую кладофору, волоча растение в сторону затопленной площади. Наг споро продвигается вперёд, пока вминающиеся в стены губчатые бока марают фасады здания водорослями и слизью. Подтекающая бурой водой сфера оказывается по ту сторону улицы. Смачный причмок, и ком выталкивается прочь.       — С-следующую, — шипит обернувшийся к ней змей.       Корнелия запускает руку в холщовый мешок, извлекая новый снаряд. С такой командой работой клоачным задворьям точно не сдобровать.

──────── ※ ────────

             Вечереющее небо подкрашивается росчерком зарева через зеркала разбавленных кровью луж. На крышах да на проседающих подмостках, протянутых над влажной брусчаткой, оживлённо гогочет толпа местных зевак. Зрелище и вправду впечатляет. Любопытство не отваживает даже стойкий, пробивающий на слёзы трупный смрад.       Среди гигантских зелёных шаров, вспоротых ламий и вздутых утопленников, похожих на лопнувших слизняков, пестреет целое раздолье для небрезгливых до падали мародёров. Набитые кошельки с монетами, тронутое ржавчиной оружие, бронзовые украшения и годные для резьбы кости.       Корнелия примечает слабое шевеление в выпяченном брюхе галгота, покрытого сопливыми паклями тины. Из-под мясистых, обтянутых сгнившей кожей лохмотьев, выбирается угнездившаяся в животе водяная змея. Девушка решает: сегодня она точно не будет ужинать.       — Возвращаемс-ся в замок, — произносит заветные слова краплёный кровью своих диких сородичей Седрик.       Изнурённая Корнелия вяло кивает. Вымоченные ноги плетутся в сторону переулка, в конце которого их дожидается королевский экипаж. Она могла потратить этот день на поиски Элион, осовременивание средневековых порядков — чего стоит только внедрение эстетичного белья на подмену уродливым панталонам — или эксперименты с цветами в королевском саду. Но случился чёртов нестабильный портал, причастный к смерти придворных магов. Если Фобос ещё хоть раз делегирует на неё грязную работу — придушит его во сне зарослями лиан.       — Спорим, Лорд Седрик не влезет в карету?! — увязывается за ними стайка верещащих детей.       — Он за ней поползёт, зуб вам даю! — воодушевлённо подпрыгивает на месте один из оборванцев.       — Кто последний до кареты, тот целует дохлую ламию! — обгоняет всех особо смелый мальчонка, за которым устремляется свора.       Корнелия делает снисходительный вздох. Раздражает. Добраться бы до горячей ванны, сойдёт и без эфирных масел. Главное — скорее оказаться в коконе из одеял и сладко заснуть под монотонное мурчание грома, слитое с тишиной.       Путь до злосчастной кареты идёт на подъём, издеваясь над квёлым телом. К горлу подкатывает запоздалая тошнота. Дурацкая миля — хуже всех меридианских болот, по которым ей приходилось бегать.       — Вас донес-сти? — справляется бесшумно плывущий позади Седрик.       — Ещё чего, — не уступает своей гордости Хейл.       В проёме каменой арки показывается спасительная карета и обступившая её ребятня. По мере их приближения дети опасливо отступают назад: если наг захочет — заглотит даже не прожевав. Хейл искренне благодарна Рику за устрашающий вид. Воспоминание о мальчишке с грибными спорами из Подземного города слишком свежо.       Девушка утомлённо присаживается на выступающее колесо кареты — армированное дублёными вставками платье и без того безнадёжно испорчено. Седрик останавливается чуть поодаль, напрягаясь всеми буграми мышц.       Змеиная чешуя тускнеет и истончается, обвисая впитавшим масло пергаментом на прогалах сдувающегося тела. Наг овивает размякшим хвостом истончившийся торс, медленно стаивая на брусчатку бесформенным фаршем из сухожилий, жировой плёнки и шматов плоти.       Пока свистит плавящееся мясо и с дровяным треском ломаются кости, Седрик не издаёт ни единого звука. Девушка отводит взгляд. Так ли больно ему, как любопытно тянущим шеи детям?       — А почему он не голый? — наперебой шушукается шпана, глазея на облачённого в броню генерала, выступившего из груды пышущих жаром внутренностей.              — Олух, что ли? Он броню, ну это, из своей же чешуи наращивает! Не видишь, кожистая какая? — выдвигает предположение самый старший из всех мальцов.       Корнелия поднимается с колеса угрюмой тенью, пресекая оживлённую болтовню одним только видом.       — Готов? — без прежних ехидных замечаний и своенравного высокомерия обращается она к лорду.       — После вас, — как ни в чём не бывало кивает Рик.       Стоит Корнелии отвернуться к карете, как переполненные впечатлениями дети начинают щебетать вновь.       — Они поедут в замок! Знаете, сколько таких там живёт? — выступает мальчонка, затеявший гонку до экипажа.       — Таких это каких? Расскажи! Расскажи! — подхватывает тонкоголосый хор.       — Ну-у, девчонка-паучиха, галгот-жаба. Вырасту и устроюсь туда крысоловом, чтобы ну хоть краешком глаза! — хорохорясь, перечисляет мальчонка, наверняка уперев руки в боки и деловито надув грудь.       Хейл наступает мимо порожка, едва успевая ухватиться за поручень на приоткрытой дверце.       Ей же послышалось, так?       — Галгот-жаба? Да что за ересь? — кто-то пытается поднять его на смех, повторяя те самые, обдавшие жаром слова.       — А ты проверь — заберись в стоки замка за полночь. И вообще, тебе ещё ламию лобызать! — дети разражаются смехом, а вот Корнелии совсем не до того.       Человек-жаба. Монстр из детства, выдуманный Хай Лин в их дурацкой игре. Бывшей подруге хватило наглости назначить ей встречу, да так, чтобы поняла только она. Значит, стоки замка после полуночи. С какой стати решила, что придёт и не сдаст её страже?       Корнелия сжимает поручень до болезненного напряжения в пальцах.       — Корнелия? — подмечает её заминку Рик.       — Я в норме, — забирается в экипаж девушка.

──────── ※ ────────

      Усталое тело приятно продавливает мягкое покрывало, пахнущее прохладной чистотой и душистым тальком. В покоях темно и тихо. Отрешённый взгляд останавливается на спокойном, покрытым лунной вуалью лице. Корнелия старается дышать в унисон с мерно вздымающейся грудной клеткой, чтобы не спугнуть — такой необходимый — Фобосу сон.       Он бы непременно заметил, что с ней что-то не так. Заметил бы, что не явилась на ужин, что покинула купальни слишком поспешно, что не переоделась в чайное платье, выбрав тяжёлое и парадное — выходное. Заметил бы, если бы Корнелия не обнаружила его таким: спящим, прямо поверх неразобранной постели. В расстёгнутой мантии. Изнурённым настолько, что не смог дождаться её.       Хейл по-прежнему сомневается в правильности принятого решения. Мнёт и закусывает губы. Прокручивает на пальце подаренное кольцо.       Правильней было бы доложить Седрику, остаться здесь и заснуть с чистой совестью. Притулить висок о нагретый сном торс, укачиваясь на плавных волнах вздохов и выдохов. Но, видимо, осталось в ней что-то живое, человеческое, раз решила дать Хай Лин шанс.       Нет, не склеить разбитое вдребезги сестринство — рассказать ей о Лил. По-хорошему, без срывов на крики, освежёванной кожи и выдранных с мясом ногтей. Ведь если Хай Лин попадётся, то сразу отправится в Кавигор. По старой памяти об их дружбе. Пальцы ведут по контрастно-снежной, стелющейся по тёмному шёлку пряди. Уж Корнелия знает: Фобос чрезмерно ревнив.       Вряд ли это ловушка, скорее сентиментальный порыв. Отчаянная и самонадеянная попытка до неё достучаться, чтобы раскаялась и вернулась на «праведный путь».       Что ей предложат?       Амнистию за то, чтобы убила его так, прямо в постели?       Да ни в жизнь.       Корнелия презрительно кривится. Если Хай Лин что-нибудь выкинет, то защитный купол оставит от дважды предательницы кости да раскалённые скобы брекетов. Война войной — между ними больше нет ничего личного.       За двустворчатыми дверьми раздаётся приглушённый металлический лязг. Смена караула без пятнадцати полночь. Выходит, пора.       — Скоро вернусь, — одними губами зачем-то обещает она. И от чего-то уходить становится ещё сложнее.

      ──────── ※ ────────

      Плотная кладка каменных сводов нависает над Корнелией вместе с дурным предчувствием. Стук каблуков разлетается в длинное эхо, предупреждая о ней на километры вперёд. Девушка то и дело оглядывается, тут же корясь за мнительность. Холодок на затылке — результат перепада температур, а не пристальный чужой взгляд. В голову лезут сущие глупости. Да что можно найти в стоках — кроме плесени и грибов?       Скоро узнает.       Слабое пламя факела едва оттесняет полог густой черноты, в котором хоронятся жуткие домыслы и тревоги. Ещё шаг, и на неё наскочит мятежник с выставленным наготове ножом. Два, и свет выцепит обглоданные крысами кости: неизвестный не смог найти дорогу назад (то же ждёт и её). Три, и из канала послышится вкрадчивый всплеск — рывок за щиколотку — холодная глубина.              Девушка пропускает промеж пальцев тугие потоки маны. Пусть только посмеют напасть. Плавный заворот, и вдалеке начинает маячить рыжий всполох лучины. Поданный ориентир снимает встревоженность как рукой.       И чего боялась?       Это они должны.       Её.       — Л-леди Хейл, — выдерживая расстояние, окликивает незнакомка, — прошу за мной.       Корнелия сухо кивает. Всё равно потом её уличит. В замке нет места тем, кто играет в двойные игры.       Мешковатый силуэт заводит всё дальше в катакомбные недра, следуя за течением сточных потоков. Тяжёлый от сырости воздух начинают разряжать дуновения свежего ветра. Нарастает монотонный шелест убегающих вод. Факел больше не нужен — остаток пути намечает тусклое полнолуние меридианской ночи.       — Буду ждать здесь, — останавливается провожатая, склоняя голову как можно ниже.       — Убирайся, не пощажу, если потом найду в замке, — расщедривается Корнелия.       Чем ближе ростовое окно с канализационной решёткой, тем проворнее пульс нагоняет поступь убегающей женщины. Вдох-выдох. Ржавые прутья кадрируют гладь морской бухты и пришвартованную корму. Умно. Они на самой границе защитного купола.       Неуклюже качнувшись, к краю лодки подступает угловато-худая фигура, занавешенная толстовкой с пришельцем. Вот и она. Когда-то родная. Когда-то Лин-Лин. Когда-то.       Сердце Корнелии спотыкается, напарываясь на ряды баррикад, которые вдруг оказываются повёрнуты к ней штыками. Девушка пытается продышаться, пока колючая проволока вдевается и стягивает корсет рёбер, выжимая что-то разъедающе-горькое, подкатывающее к сжатому горлу. Прийти сюда лично — худшая из идей.       — Корни, ты? — эмоции бывшей подруги прикрыты голубой кепкой, ей бы тоже закрыть свои.       — Я, — вопреки всем усердиям, предательски сбоит голос.       Почему так паршиво?       Ведь настроилась.       И была готова убить.       — Корни, — порывается было Хай Лин, но стальная решётка спасает от неуместных объятий.       — Зачем пришла? — скрещивает на груди руки Хейл, скрепляя то, что так и норовит вырваться из грудины.       — К тебе… Узнать — как ты, — девушка сдвигает козырёк вбок, чтобы лучше её разглядеть.       У Корнелии подгибаются ноги: на неё смотрит один-единственный глаз. Полая впадина на месте второго прикрыта по-пиратски наложенной марлей.       Как же она теперь… Вот так…       Насколько давно? Привыкнет ли?       Придётся. Останется такой навсегда.       Захлестнувшее впечатление осаждает хладнокровно рассуждающий мозг. Это война. Здесь каждый платит свою кровавую цену. Предложи кто ей выбор: живые родители или глаз, сохранила бы первое, без всяких раздумий.       — Узнала? — только черствеет Хейл.       — П-почему ты так? — вдоль корней ресниц уцелевшего глаза скапливается дрожащая слёзная полоса.       Корнелия глухо хмыкает. Таким её не проймёшь.       — Ждёшь оправданий? После того, как сказала, что с моими родителями всё хорошо? — отчеканивая стальным тоном.       — Я… Ты не представляешь, как мне это далось. Я запуталась. Я боялась. Это бы тебя раздавило. Всех нас… Бой был слишком важен! — интонации то взлетают, то падают в задушенные слёзы.       Корнелия видит — Хай Лин искренне жаль. Всё понимает, только вот, сколько не понимай, ничего не вернёшь.       — Ты положилась на мнение Оракула, не на меня. Я бы — не подвела, — бывшая стражница туго сглатывает, скрывая стекленеющий взгляд под тяжёлыми веками. Больно быть не должно.       — Не подвела? Сколько ты уже… с ним? — изломанное раскаянием лицо кривится ещё больше, транслируя крайнюю степень отвержения.       — Думаешь, не пыталась сказать?! Он не давал мне! — брошенные слова срывают с Хай Лин кепку и прокатываются по морю взволнованной рябью.       За кого её держат?       Впрочем, плевать.       Пусть верят хоть в то, что трахается с Фобосом ради бриллиантовых побрякушек.       — Это ничего не меняет, Фобос — зло! Как ему удалось задурить те-бе… — Хай Лин бледнеет, замечая чёрный обод кольца на безымянном, — только не говори, что вы…       — Зло здесь Оракул, он мог запечатать Меридиан, но решил поиграть в грёбаную войну! А всё остальное… больше не твоё дело, — выпаливает как на духу Хейл.       Тяжёлую паузу осмеливается перебить лишь плеск сточных вод. Если начистоту, то как бы ни было тихо, Корнелия не рассчитывает, что её услышат. С этим пора кончать.       — Корнелия… — обращается к ней по полному имени Хай, — в Шеффилд ходит капля Тарани. Она умерла. Мы забросили пары. Я просто не хочу, чтобы с тобой или с Лилиан… — стражница вдруг зябко ёжится и обмирает. И вряд ли ночной холод тому виной.       — Что с Лил? — выхватывает из всего монолога Хейл.       — Её заберут… Кондракар пойдёт на шантаж. Это ужасно, — мотая головой, прячет лицо в ладонях Хай Лин. — Ты должна вернуться на Землю и сдаться… Скажешь, гипноз, как с нами, на арене.       Хай Лин отнимает от головы руки, останавливая на ней пронзительно-загнанный взгляд. Продолжает распахивать и запахивать смятый эмоциями рот в попытке донести что-то важное. Корнелия ничего не слышит. Гул в ушах резонирует с задрожавшими железными прутьями.       Убьёт.       Всех их убьёт.       Если хоть пальцем тронут.       Канализационная решётка вылетает из тоннеля бутылочной пробкой, чудом не попадая по Хай. Тяжёлый металл уходит под воду, выбивая сноп высоких и шумных брызг.       — Кто знает, что ты здесь? — ступает на корму лодки Корнелия, прокачивая студёный воздух через раздутые ноздри. Вот-вот пойдёт пар.       — Б-бланк, твоим методом, — шлёпнувшаяся на скамью девушка обалдело глядит снизу вверх.       — Где и как давно открылся портал? — сверкает глазами Хейл, скребя ногтями по зудящим ладоням.       — Часов пара, а миль где-то шесть… — шамкая и выдавливая слова.       — Веди, — Риковским тоном.       — Корни, я рада, — утирает взмокший глаз Лин. — Это… Ты поступаешь правильно.       Корнелия сжимает кулаки так, что обод кольца до боли давит на пальцы. Вот ещё. Она идёт на Землю, чтобы забрать Лилиан на Меридиан, а не скулить о пощаде, жалко поджимая хвост. Но стражнице завесы не надо об этом знать.

──────── ※ ────────

      Проткнувший небо замок отдаляется, растворяясь в чёрном полотне горизонта. Покой скалистой бухты нарушает дождевая картечь да нос лодки, резво бороздящей морские волны. Хлипкое судно не уступает в скорости моторному катеру — с телекинезом Корнелии не нужен ни двигатель, ни попутный ветер.       Холодный воздух щиплет обветренные щёки. Вымокшая до нитки Хай Лин отдирает примёрзшие пальцы от кормового борта и разворачивает затёкший корпус. Можно выдохнуть: погони по-прежнему нет. Прямо по курсу высятся угрюмые исполины утёсов, стерегущие выход в открытое море. Вырвутся, и влево руля. На запад. К порталу на Кондракар.       Брешь между мирами дожидается их на пологом прибрежном склоне, поросшем молодым прутняком. Неудобно, но не так чтобы очень, будто портал открылся там сам. Корнелия должна поверить: дыра в завесе — воля случая, а не выверенный до мелочей план. Никто не рассчитывал, что переметнувшаяся стражница сдастся, но, непременно, — ринется спасать сестру.       Пальцы невротически расковыривает заусенцы. Её совесть чиста — если миссия будет провальной, Оракул взаправду использует Лил. Могущество Фобоса напрямую зависит от присутствия Корнелии в замке. Нужно разделить этот смертоносный дуэт любым путём. Она точно справится, иначе бы не смогла зайти так далеко.       Хай Лин трижды прощалась с жизнью у границы барьера: ошибись они хоть на метр, и скорбеть бабушке, сидя в полном составе за семейным столом. А сколько раз надеялась, что никто не придёт? Всяко лучше, чем стать розой или доживать остаток дней в пыточных Кавигора… Но всё позади, Корнелия пришла и даже не сдала её страже.       Стражница косится на профиль гальюнной фигуры, высящейся на носу лодки. Даже не вымокла под дождём. Такая чёрная, холодная, неживая. Будто Фобос проник внутрь и отключил в ней весь свет…       Ей дали слово, что Корнелию не убьют.       Только вот за Корнелию ли просила?       Её спутница оборачивается. Как чувствует. Хай Лин пробирает морозная жуть. Из потемневшей голубизны глаз на неё смотрит не подруга — перевозчица через Стикс.       — Я со-совсем заду-дуб-бела, — отстукивает зубами девушка, переводя на меридианскую погоду. Если Корнелия что-то заподозрит, то она никогда не вернётся домой.       Статуя возвращает внимание к горизонту, будто не наделена способностью говорить. Лин выдыхает, роняя взгляд на дощатый пол. Вести диалог с бывшей подругой — хуже, чем ходить по минному полю. Да и много ли теперь у них общих тем? Если удастся вернуть прежнюю Корни, то придётся заново учиться дружить…       Рывок. Дно лодки садится на песчаную мель. В попытке ухватиться за край грубой скамьи Хай Лин всаживает в ладонь пару мелких заноз. Дикий пляж обрамляет пенистое, бликующее луной мелководье. Пока доберутся до берега — вымочат ноги, но то наименьшая из потерь.       — Где портал в Хиттерфилде? — вылезает за борт Корнелия.       — Недалеко от карьера, — выпрыгивает вслед за ней Лин, неприятно морщась от ледяной воды, заглотившей ноги чуть выше щиколотки.       У Хай Лин открывается второе дыхание — в зарослях двухметровой осоки маячит дрожащая лазурь портала. Вот она прежняя, обычная, совершенно нормальная жизнь. Аж не верится, аж до щемоты в рёбрах.       Зародившееся внутри торжество затмевает белым, ослепительным светом, точно над побережьем зажглась сотня прожекторов. Девушка крепко жмурится. Небо разражается лютым громовым рёвом. В замке бьют тревогу.       — Быстрее, он меня потерял, — хватает её за запястье Корнелия, срываясь в панический бег.       Веера брызг, вязкий песок, потерянный кроссовок и расцарапанные тростником руки. Всё зря. Они бы успели, даже если бы шли прогулочным шагом как по хиттерфилдскому парку в старые добрые времена.       Фобос окажется здесь только спустя битый час. В расстёгнутой мантии и без воздетых регалий. Уничтоженный настолько, что на общем фоне благородная платина будет иметь больше сходств с сединой. Теперь, когда Корнелия на Кондракаре, до его свержения остаются считанные дни.