Сборник непростой любви 4.0

      — Я собираюсь оторвать твой хвост, а после задушить тебя им, Сынгван, и мне плевать, что ты трахаешься с Джонханом — у него власти не больше, чем у меня, и он не сможет остановить это, даже если попытается изо всех сил, — чужая гневная тирада прилетает прямо в спину, и Сынгван ежится, инстинктивно обхватывая руками свой кожистый хвост.       Он нерешительно оборачивается.       — Игры с удушением не совсем мой конек, но если очень хочешь… — привычная защита в виде ехидства прерывается неожиданным узнаванием: — Джихун?.. Что ты здесь?.. Нет, конечно, ты можешь находиться, где угодно, но… Ладно, эм, в любом случае — я не трахаюсь с Джонханом. Должность архангела, понимаешь, накладывает свой отпечаток некой… зависимости от господства?.. и это проявляется даже в мелочах, а я не очень люблю, когда надо мной доминируют в постели, поэтому… Мы просто друзья, хорошо? Но ты прав, что он, вероятно… не очень обрадуется моей смерти. Так, может… поговорим?.. — мило предлагает Сынгван.       Предложение, очевидно, оказывает отвергнутым, когда в него прилетает сразу три ангельских стрелы.       — Да что я сделал-то?! — вскрикивает Сынгван, поспешно уклоняясь.       Одна стрела пролетает ровно между его небольшими рогами, и это приводит к зарождающейся внутри панике.       — Я растил эти цветы несколько сотен лет, а ты свалился в мой сад и уничтожил их за чертовы пару минут, — кипит Джихун, вновь наводя на него свой сияющий лук.       Сынгван покрывается мурашками от осознания — из всех возможных вариантов это оказался именно сад единственного существа во всем раю, с кем Джонхан посоветовал ему не связываться? Какова вообще была вероятность?!       — Я случайно! И я не знал, что это твой сад, честно, я бы облетел его за несколько миль, если бы… Да, это меня не оправдывает, но, эм… Мне правда жаль! — пытается заговорить его Сынгван, медленно пятясь назад с поднятыми руками. — Бог ведь… учит прощать, правильно?..       Джихун ниже его и совсем не выглядит угрожающе в этом своем белом одеянии даже несмотря на внушительные крылья, каждое перо которых размером с предплечье, но ангельское оружие в его руках — выглядит, и поэтому Сынгван не решается на открытую конфронтацию. А ведь он даже заглядывался на этого миниатюрного ангела пару раз… Не стоило.       — Правильно, — соглашается вдруг Джихун, но не успевает Сынгван и вздохнуть с облегчением, как слышит дальше: — Но еще он учит, что демоны целиком состоят из лицемерия, корысти и эгоизма, а потому не стоит колебаться, когда наводишь на них свой лук.       Чужие слова ранят Сынгвана сильнее, чем он мог бы ожидать, но времени на придумывание ответа, защитившего бы его честь, нет совсем, ведь Джихун стремительно приближается и в приоритете оказывается уже защита жизни. Хотя и в этом он проваливается — буквально — когда, невольно отшатнувшись в страхе назад, вдруг спотыкается и падает прямо на пыльную безжизненную землю ада. Наконечник стрелы оказывается перед самым лицом, и Сынгван жмурится, прикрываясь руками и отчаянно выкрикивая:       — Крылья!       — Что крылья? — сердито переспрашивает Джихун, нависая над ним.       — Мои крылья! Я… Я упал, потому что они были повреждены, — дрожащим голосом объясняет Сынгван, не открывая глаз. — Я летел к Джонхану, чтобы он помог мне исцелить их. Я правда извинился бы сразу, но я не думал, что эти цветы так ценны, и… не хотел, чтобы кто-то знал о моем состоянии.       — Зачем демону идти за исцелением к ангелу? — Джихун недоверчиво фыркает. — Ваша регенерация должна справляться с подобным сама.       — Должна, — безрадостно соглашается Сынгван. — Но моя не справляется.       — Почему?       Он растерянно приоткрывает глаза. Лук все еще направлен на него, но тетива уже не натянута до предела в готовности к выстрелу, как раньше.       — Регенерация демонов работает на энергии жизни съеденных им светлых душ. В моем организме этой энергии слишком мало.       — Почему?       Сынгван моргает и чувствует, как от напряжения под ресницами скапливается предательская влага — он просто так чертовски устал от всего этого.       — Потому что я не ем светлые души.       — Почему?              Происходящее начинает уже скорее раздражать, чем пугать.       — Я не понимаю, какое отношение это имеет к твоим цветам, Джихун, — Сынгван хмурится. — Мои личные причины тебя не касаются, и я точно не собираюсь изливать тебе душу после подобного обращения. Да, я случайно испортил твой сад, но я объяснил, как именно это произошло, и извинился. Что еще мне, черт возьми, сделать? Пожертвовать свою жизнь в искупление? Не похоже, что тебе вообще нужно мое добровольное решение в этом вопросе.       Джихун задумчиво молчит некоторое время, а после приподнимает одну бровь.       — А с чего вообще я должен верить твоему рассказу? Ты ведь…       Сынгван закатывает глаза и перебивает его:       — Да-да, я лживый демон, который каждый день обедает новорожденными и толкает бабушек под машины. Я достоин только вечной ненависти всех окружающих и быть пылью под ногами непогрешимых служащих Его Светлейшества, ни разу не замеченных в суждении кого-либо без единой попытки формирования собственного мнения, непривязанного к стереотипам, ведь все они хорошие и лишь я один плохой, — злые слезы обиды все же срываются вниз вопреки отчаянному желанию сдержать их и сохранить хоть какие-то остатки гордости. — Ты никому и ничего не должен, Джихун. Не позволяй моим пустым словам хоть сколько-нибудь сбить тебя с праведного пути избавления мира от грязи — стирай уже быстрее мое существование своими благословенным стрелами за злостное уничтожение цветов в твоем саду. Ты всегда можешь просто спросить у Джонхана после, если тебя вдруг действительно заинтересует, врал я перед смертью или нет.       Сынгван дрожит от страха и горечи несправедливости, всю жизнь преследующей его, но не оставляет попыток выглядеть уверенно и непоколебимо даже в столь унизительном положении. Получается у него, вероятно, не очень, если судить по выражению лица Джихуна, словно не решившего до конца, какую эмоцию использовать.       Ангел открывает было рот, чтобы сказать что-то, но в этот момент его вдруг сносит назад резким вихрем. Сынгван не успевает даже удивиться, как чья-то спина с широко раскрытыми кожистыми крыльями оказывается прямо перед ним, перекрывая весь обзор.       — Какого дьявола здесь происходит?! — недвижный ранее воздух первого уровня ада начинает бурлить от силы чужого гнева, но Сынгван, напротив, лишь успокаивается.       Кажется, сегодня он не умрет.       Демон оборачивается и протягивает ладонь, за которую Сынгван сразу хватается. Его поднимают на ноги и обеспокоенно осматривают.       — Я в порядке, Сынчоль, — пытается улыбнуться он.       Сынчоль не улыбается.       — Если быть едва не убитым одним из архангелов для тебя порядок, то я очень плохо справляюсь со своими обязанностями высшего демона.       Их отвлекает чужой вздох.       — Я не собирался его убивать, — ворчит в стороне Джихун.       Кажется, это злит Сынчоля еще больше.       — Ты выстрелил в него трижды!       Джихун лишь пожимает плечами.       — Демона не убить таким, ты и сам прекрасно знаешь это, Сынчоль.       Сынгван вздрагивает и шипит от неожиданной боли, когда его вдруг хватают за руку и стягивают грязную из-за падения одежду с плеча. Только сейчас он замечает глубокий порез, который не чувствовал раньше из-за кипящего в крови адреналина — похоже, его все-таки задело одной из стрел.       — А что насчет демона без гребанной регенерации, Джихун? — практически выплевывает Сынчоль, указывая на рану, которая уже должна была зажить. — Как думаешь, сколько времени ему понадобилось бы, чтобы истечь кровью, попади в него все три стрелы?       Сынгван виновато смотрит в землю.       — Прости, Сынчоль, я…       Тот сразу возвращает все свое внимание ему.       — Нет, Кван-и, никогда не смей извиняться за свое мировоззрение, даже если оно отличается от общепринятого. Ты прекрасен таким, какой ты есть, с регенерацией или без — это не важно. До тех пор, пока я один из верхушки ада, я не позволю никому указывать тебе, чем ты должен питаться, — уверенно заявляет Сынчоль, а после добавляет строгим голосом: — Поэтому не надо скрывать от меня, когда кто-то из этих придурков причиняет тебе вред, понятно? Почему я узнаю о происходящем у меня в аду от архангела?       Сынгван вскидывает голову от удивления, которое, впрочем, быстро сменяется чувством предательства. Он отводит взгляд и недовольно дует губы, выбирая тактику избегания разговора.       — А вот не надо тут дуться! Джонхан не рассказывает мне вообще все — сколько бы я не просил его об этом, прекрасно зная твою привычку умалчивать — только держит в курсе особенно крупных событий. Он просто беспокоится о тебе, Кван-а. Как и я, — куда мягче добавляет Сынчоль.       — Не такое уж оно и крупное… — угрюмо бормочет в ответ Сынгван.       — Они повредили тебе крылья! — тут от мягкости не остается уже ни следа. — Еще немного, и ты мог лишиться их совсем, Сынгван! Я не знаю, как ты вообще долетел до Джонхана в этот раз, и я боюсь, что ты просто не успеешь добраться до него вовремя в следующий. И все это вместо того, чтобы просто позвать меня!       Они не в первый раз спорят об этом, и Сынгван уже пытался объяснить, что не хочет постоянно обращаться за помощью к высшему демону, словно он ни с чем не может справиться сам, но, вероятно, в этот раз ситуация действительно зашла слишком далеко. Сынгван понимает беспокойство Сынчоля — он и сам едва не впал в панику, когда рухнул где-то посреди рая и не сразу смог взлететь вновь. Возможно, в этот раз он и в правду нуждался в помощи куда больше, чем хотел верить, но, к слову о рае — Сынгван все же предпочел бы обсудить это без лишнего присутствия.       Он бросает настороженный взгляд за спину Сынчоля, и тот понимает его без слов, вновь поворачиваясь к почему-то молчавшему до сих пор ангелу.       — Кажется, мы немного отвлеклись. Вернемся к тому, что тебе не стоить винить себя, потому что куда правильнее в этой ситуации винить ту облезлую ворону, которая настолько не умеет контролировать свои эмоции, что приходит в ад и нападает на кого-то совершенно безоружного и даже не сопротивляющегося.       Сынгван сразу опасливо съеживается, не зная, чего ожидать от вспыльчивого архангела в ответ на подобное, но, когда он выглядывает из-за плеча Сынчоля, то видит лишь, как Джихун сосредоточенно наблюдает за его раной, все еще продолжающей кровоточить.       Они пересекаются взглядами, и Сынгван слышит неожиданное:       — Позволь мне исцелить это.       Он знает, что Сынчоль очень близок к тому, чтобы возразить за него, но молчит, потому что неспособен — как и любой другой демон — помочь ему с лечением сам и не хочет вынуждать терпеть боль до визита к Джонхану. Однако воспоминания о стреле, практически утыкающейся ему в лицо, и обидных словах еще слишком свежи, чтобы Сынгван мог решиться на какое-либо повторное взаимодействие с этим ангелом.       — Я попрошу Джонхана, — как можно нейтральнее отвечает он и вновь прячется за Сынчолем.       Тот воспринимает это как сигнал к действиям и гневно выпаливает:       — Ты слышал его, Джихун. А теперь уходи.       Сынгван невольно вздрагивает от шума перьев при резком взмахе ангельских крыльев и больше не видит Джихуна, когда осторожно выглядывает вновь.              Он надеется, что так и не увидит в, по крайней мере, ближайшую сотню лет.

***

      Сынгван уговаривает Сынчоля не рассказывать Джонхану, кто именно ранил его, потому что, хоть Джихун и был излишне груб с ним и даже причинил боль, все же он сделал это лишь после собственных неосторожных действий Сынгвана, а значит — проблема легко решается простым избеганием самого ангела и его владений. Не что чтобы они много сталкивались до этого — Сынгван видел Джихуна около пяти раз за все время своей дружбы с Джонханом, а это не меньше шести сотен лет.       Убедить не разбираться в произошедшем самого Джонхана намного сложнее. Конечно, он сразу узнает ожог от ангельского оружия вокруг раны Сынгвана и совершенно не верит в слова про не стоящую внимания случайность.       Сынгван не хочет, чтобы из-за него между двумя архангелами были какие-то серьезные распри, а потому молчит до последнего, лишь пожимая плечами — и морщась из-за боли в одном из них до тех пор, пока Джонхан наконец не сжаливается и не исцеляет его. Он знает, что Сынчоль куда слабее в отношении этого хитрого ангела, поэтому не берет его с собой и просит в целом делать вид полнейшей неосведомленности, ведь иначе Джонхан одним взмахом ресниц выведает у него все подробности.       Единственное, что позволяет себе Сынгван, даже понимая, что это может приблизить ангела к разгадке — спросить у него про райские цветы, которым требуется очень много времени, чтобы вырасти. Джонхан щурится, подозревая неладное, но все же рассказывает и даже показывает — оказывается, в его саду такие тоже есть. Их немного, потому что он не фанат растительности, нуждающейся в тщательном и долгом присмотре, и больше предпочитает самодостаточные и быстрорастущие виды.       Сынгван долго решается, но потом все же уточняет, нужны ли вообще эти цветы Джонхану. Тот посылает ему еще более подозревающий взгляд и просто отвечает, что Сынгван может забрать их, если хочет.       Сынгван забирает.       После этого Джонхан отправляется на собрание архангелов — как удачно — и Сынгван относит средних размеров горшок со злополучными цветами, выкопанными вместе с корнем, в сад, который он планирует облетать по очень большой траектории примерно всегда в дальнейшем.       Конечно, Сынгван уже не чувствует себя виноватым — сложно чувствовать подобное в отношении кого-то, несправедливо ненавидящего тебя всеми фибрами своей души — хотя ему действительно жаль погибшие растения. Джихун мог просто поговорить с ним, и Сынгван точно также достал бы ему новые цветы, даже если они неспособны заменить выращенные самим ангелом, но, по крайней мере, это стало бы его попыткой еще раз извиниться и хотя бы немного загладить свою вину. Теперь же Сынгван делает это лишь потому, что не хочет быть связанным с Джихуном вообще ничем. Он просто гасит свой долг от греха подальше, чтобы ему не припомнили об этом в будущем — подвергнуться повторной атаке одного из архангелов определенно нет в списке дел Сынгвана на жизнь.       Он аккуратно опускает горшок на землю, бережно поправляя цветы, а после выпрямляется и невольно бросает взгляд на дом, на крыльце которого стоит растерянный Джихун, по какой-то причине, очевидно, опоздавший на собрание архангелов.       Сынгван испуганно замирает на месте от неожиданности, однако, стоит ангелу только пошевелиться и открыть рот, как он сразу стремительно взмывает в воздух, на всей скорости удаляясь от чужого сада. Сынчоль всегда говорил, что не знает демона быстрее, поэтому в аду Сынгван оказывается уже спустя пару мгновений и спускается прямиком на пятый круг — на всякий случай.       Он не поднимается выше в течение нескольких месяцев — что уж тут говорить про посещение рая — и надеется, что Джонхан не слишком сильно дуется на него. Время стирает очень многое, и Сынгван просто хочет, чтобы оно стерло и его существование из памяти одного архангела, позволив ему тем самым безопасно летать к своему скучающему другу, которому не с кем обсуждать все свежие ангельские сплетни. До тех пор Сынгван старается избегать любых стычек с враждебно настроенными демонами, прибегая даже к помощи Сынчоля, чтобы ему не пришлось лететь в рай за лечением, и это приводит сразу к двум вещам: во-первых, демоны злятся еще больше, неспособные выпустить пар на нем, как раньше; во-вторых, Джонхан все же дуется сильно, и Сынчолю приходится лететь развлекать его вместо отказывающегося Сынгвана.       Стоит ли удивляться тому, что в совокупности это имеет не самые лучшие последствия?       Долгое время в аду все спокойно. Сынгван понимает, почему, когда его окружают сразу же, как Сынчоль улетает — высший демон не сможет услышать его зов, если сам не находится на одном из кругов ада, и он не улетел бы, появись хоть одна проблема на горизонте.       Сынгван привык к издевательствам других демонов, отказывающихся принимать его, но в этот раз он впервые начинает серьезно опасаться за свою жизнь, когда сталкивается со знакомыми уже лицами с незнакомым, однако, диким выражением на них.       Они тоже, конечно, прекрасно знают о скорости Сынгвана — только благодаря ей он спасался все время своего существования в аду — поэтому первым делом рвут нежную мембрану его кожистых крыльев, когда он пытается сбежать и в этот раз. Сынгван сразу понимает, что теперь до рая ему не добраться и при всем желании, но не бросает надежду хотя бы продержаться до возвращения Сынчоля. Он отбивается изо всех сил и поднимается на первый уровень, как можно ближе к входному и выходному пространству ада, чтобы Сынчоль не тратил время на его поиски и мог быстро доставить к Джонхану, если еще будет, что доставлять. На всем пути вверх с Сынгваном играют словно кошки с мышкой, но он и не думает жаловаться, ведь это означает дополнительные минуты жизни, которые, к сожалению, он не в силах добыть сражением — демонов слишком много и они легко убьют его в тот же момент, как игра перестанет быть интересной. А это неизбежно произойдет, если Сынгван прекратит давать отпор — хотя раньше его просто бросили бы избитого, сейчас, он не сомневается, сразу добьют — поэтому он не останавливается, сколько бы новых незаживающих ран не появилось на его теле.       Потеря крови достаточно быстро сказывается на координации Сынгвана, и со временем он все больше лишается необходимой для атак и уклонений устойчивости, что приводит к более частым падениям на землю и более долгим подъемам обратно. Сынгван не обращает внимания на гиений смех и унижения, думая только о необходимости продержаться как можно дольше, но силы стремительно покидают его вместе с кровью, и в какой-то момент он понимает, что просто не может подняться вновь.       Он знает, что это его конец, ведь никому не интересно играть с несопротивляющейся добычей, и жалеет лишь о том, что Джонхан и Сынчоль, вероятно, расстроятся.       Глаза сами собой закрываются, и в самый последний момент Сынгвану кажется, что он видит яркий свет, но затем все проваливается в полную темноту и исчезает.

***

      Или нет.       Неизвестно, сколько Сынгван блуждает во тьме, но все заканчивается, когда он вдруг начинает чувствовать что-то очень мягкое и теплое. Требуется бесконечно много усилий, чтобы открыть глаза, но через какое-то время ему это все же удается, и Сынгван видит… перья?       Он по шею укрыт большим ангельским крылом.       Конечно, первая мысль — Джонхан. Сынгван успокаивается, думая, что Сынчоль все же успел вернуться и отнес его на лечение, но затем взгляд цепляется за черные пряди волос, закрывающих лицо ангела, и Сынгван вспоминает, что Джонхан, вообще-то, блондин. Все тело мгновенно напрягается от единственного оставшегося предположения о том, кто сидит рядом с ним в незнакомой комнате, читая какую-то книжку и укрывая его своим крылом, и предположение это сразу подтверждается, когда ангел, почувствовав его напряжение, невозмутимо откладывает книгу и поворачивается.       Сынгван тратит всего секунду на переглядывания с Джихуном, а после пытается вскочить и убраться из этого места как можно дальше, но совершенно воздушное ранее крыло вдруг становится таким тяжелым, что придавливает его к кровати без возможности пошевелиться.       — Я понимаю, что тебе достаточно трудно успокоиться в данной ситуации, но все же я советую сделать именно это, — успокаивающе произносит Джихун, но это не снижает бешеный пульс Сынгвана от слова совсем.       — Я буду кричать! — сразу предупреждает тот.       И получает в ответ лишь самодовольную улыбку.       — Ты правда думаешь, что я не смогу закрыть тебе рот?       Сынгван замирает, не веря собственным ушам. И тому, как интерпретирует сказанное его испорченный мозг, заставляя щеки покрыться предательским румянцем. Без сомнений, ему лишь кажется, что взгляд ангела смещается чуть ниже его глаз, следуя за разливающейся по лицу краской. Всегда ведь можно спихнуть на злость, правильно? А Сынгван сейчас очень зол — он старательно хмурится, пытаясь убедить в этом и самого себя.       — Ты еще слишком слаб, Сынгван, — вновь возвращается к серьезности Джихун. — Я обездвижил тебя только для того, чтобы ты не сбежал, как любишь это делать.       — Я могу набраться сил у Джонхана, необязательно держать меня здесь! — взвинченно спорит Сынгван.       — Обязательно, если я хочу поговорить с тобой, — предсказуемо не соглашается с ним Джихун.       — А я не хочу! Я совершенно не… — наотрез отказывается слушать его Сынгван, но зарождающуюся панику прерывает отчаянное:       — Пожалуйста, Сынгван.       Джихун звучит умоляюще, и Сынгван от удивления даже перестает бороться с удерживающим его крылом.       — Почему те демоны напали на тебя? — спрашивает ангел, осторожно обхватывая ладонью край кожистого крыла, выглядывающего из-под его перьевого, и проводя пальцем по исцеленной мембране, ранее похожей на рваные куски выброшенной ткани.       Сынгван вздрагивает, покрываясь мурашками, и пытается спрятать свое крыло под чужим — раз уж он не может выбраться — но Джихун прижимает его к кровати таким образом, что затащить что-то к себе извне тоже не получается.       — Зачем тебе знать это? — едко отвечает Сынгван, раздраженно сопя.       — Просто интересно, умерли они заслуженно или неудачно попав под горячую руку, — Джихун пожимает плечами.       Сынгван широко распахивает глаза от шока.       — Ты… — не может поверить он. — Ты убил их?       — Они умерли бы в любом случае, так какая разница, убил их сразу я или попозже — Сынчоль? — фыркает Джихун.       — Разница есть! Сынчоль — заинтересованная сторона, а еще он высший демон, которому ничего за это не будет! Ты же!.. С чего тебе вообще… Почему… — начав громко и уверенно, Сынгван быстро скатывается к растерянному бормотанию.       Джихун позволяет себе ухмыльнуться.       — Спасибо, что переживаешь за меня, но мне за это тоже ничего не будет — никто не станет трогать архангела за убийство нескольких обычных демонов, а тем более если Сынчоль подтвердит, что они сами нарвались. А он подтвердит. Хотя, думаю, сначала немного подуется, ведь наверняка хотел убить их сам.       Сынгван про себя отмечает, что Сынчоль дуться будет долго и с особым усердием, но мстительно решает не предупреждать об этом.       — И я тоже, вообще-то, заинтересованная сторона, — продолжает Джихун. — Моя заинтересованность в разговоре с тобой ведь и привела меня в ад. Признаюсь, я слегка вспылил, когда увидел все происходящее и подумал, что еще немного и говорить будет уже не с кем.       На слове «слегка» из Сынгвана вырывается саркастичный смешок.       — Одним демоном больше, одним — меньше… — хмыкает он. — Не понимаю, зачем так стараться из-за разговора с кем-то, кого ты презираешь? Ты же и сам сказал, что архангелу ничего не будет за убийство нескольких обычных демонов. А меня ты даже и не убил, просто атаковал и несмертельно ранил, — буднично замечает Сынгван. — Репутацию я тебе никак подпортить не могу, Сынчоль не стал бы разжигать конфликт из-за одного случая, да и с Джонханом никаких проблем не предвиделось. Так зачем?       — Почему ты не рассказал Джонхану? — спрашивает вдруг Джихун, игнорируя чужой вопрос.       Сынгван раздраженно хмурится.       — С чего ты решил, что я этого не сделал? — мгновенно встает в оборону он.       — С того, что я пришел к нему в поисках тебя и после первого же вопроса получил в ответ впечатляющую оплеуху со словами: «Значит, это был ты, паршивец», — объясняет Джихун, вынуждая Сынгвана бороться одновременно с довольной ухмылкой и обеспокоенным взглядом.       — Вот поэтому и не рассказал. Я не хотел, чтобы у него были какие-то проблемы из-за вероятной реакции на произошедшее. Ты же не собираешься ему их доставлять, да? — все же настороженно уточняет тот. — Я, конечно, не буду в подобном положении утверждать, что ты заслужил этот удар, но…       — Я действительно заслужил его, — неожиданно соглашается Джихун. — Об этом, по большей части, я и хотел поговорить с тобой.       Сынгван посылает ему недоуменный взгляд из-под крыла, и ангел хватается за это, начиная неотрывно смотреть в ответ, пока серьезно произносит:       — Мне очень жаль, Сынгван. За мои действия и слова, за то, что… заставил поверить в мое презрение к тебе. Я не испытываю к тебе ничего подобного, напротив, я всегда… с интересом наблюдал за тобой, когда ты появлялся где-то в компании Джонхана. Знаешь, он очень знаменит в кругах ангелов своей неприступностью — многие хотели бы дружить или хотя бы свободно общаться с ним, но все они неизбежно сталкиваются со стеной мнимого превосходства, которую вольно или невольно Джонхан воздвигает между собой и остальными во избежание лишней мороки. А тут ты, каким-то образом, словно вообще без усилий, создавший столь близкие отношения с кем-то вроде него. Ты стал загадкой, которую мне сразу захотелось разгадать — кто ты такой и что в тебе особенного? Конечно, мне следовало просто познакомиться с тобой, но… общительность, к сожалению, не входит в список моих отличительных черт. Я знаю, что это звучит по-детски и совершенно недостойно для архангела, но где-то в глубине души я даже… немного завидовал Джонхану? За очень долгое время ты оказался первым, кто привлек мое внимание и… из всех ангелов ты почему-то выбрал именно его.       — Это Джонхан выбрал меня, — удрученно поправляет его Сынгван. — Никто в аду не принимал меня из-за решения питаться только темными душами — мусором по мнению большинства — а в раю, куда я сбегал от постоянных издевательств, всегда смотрели косо лишь потому, что я демон. Я никогда не понимал, почему. Ни Бог, ни Сатана не запрещают нам общаться, не так ли? Рай и ад всегда открыты для посещений. Но, тем не менее, Джонхан оказался единственным, кто предложил залечить мои раны, когда заметил, что они не заживают сами. И это он представил меня Сынчолю, сетуя на безответственный подход к «развитию перспективной молодежи», — воспоминание сопровождается теплым смешком. — Эти двое единственные во всем мире, кто ценит меня просто за то, что я это я.       — Я… — Джихун напряженно сглатывает, — хотел бы однажды тоже попасть в этот список.       Сынгван смеряет его гневным взглядом.       — Ни Джонхан, ни Сынчоль не пытаются убить меня, даже когда я злю их очень сильно.       Джихун морщится, слово чужие слова причиняют ему боль.       — Я не хотел, — он смотрит виновато. — Ты занимал все мои мысли очень долгое время, и это буквально не давало мне вести привычный образ жизни — я не мог сосредоточиться вообще ни на чем. Я пытался отвлечься, перестать думать о тебе и расстраиваться из-за отсутствия какого-либо взаимодействия между нами, но ничего не выходило. И тогда это начало меня раздражать — что за архангел, заслуживший уважение всего рая, не решается поговорить с объектом своего интереса и позволяет этому влиять на его собранность даже при выполнении обязанностей? Я злился, потом вновь видел тебя с Джонханом и злился еще сильнее, и так по кругу. Цветы стали последней каплей — на самом деле где-то в глубине души я хотел подарить их тебе. Я действительно потратил на заботу о них очень большое количество лет, и мне казалось… что подобный подарок хорошо передал бы все мое внимание к тебе. А потом я просто увидел тебя, улетающего из моего сада, и, поспешив туда, обнаружил, что цветы уничтожены. Поломаны, смяты и истоптаны… В моменте я почувствовал, что ты обошелся так и со всеми моими чувствами и стремлениями. Я вспылил. И если я думал раньше, что это рассеянность и неуверенность делают меня недостойными звания архангела — сейчас я понимаю, что именно дальнейшие действия на самом деле сделали меня таким. Я решил припугнуть тебя, сбить, так сказать, спесь, надуманную мной же, и в итоге лишь незаслуженно причинил тебе физическую и душевную боль. Я никогда не прощу этого себе, Сынгван. И я не прошу тебя простить меня — ты не обязан. Я лишь хочу, чтобы ты знал, как мне жаль. Знал, что все это только моя вина и что никто не имеет права так обходиться с тобой, если вдруг мои действия натолкнули тебя на подобные мысли. И я не буду просить об общении — ты можешь продолжить избегать меня теперь, когда я высказался, только не делай это во вред себе, пожалуйста, не ограничивай свои посещения рая и общение с Джонханом, лишь бы не столкнуться со мной. Я всегда могу просто… — Джихун практически выдавливает это предложение из себя, словно совсем не хочет его произносить, — уйти. Скажи мне или хотя бы просто посмотри на меня пристально, чтобы я понял, что мое присутствие где-либо поблизости нежелательно. Не могу обещать, что покину это место быстро, если я там по работе, но во всем остальном — постараюсь уйти сразу.       Ангел печально вздыхает и вдруг убирает свое крыло. Сынгван, уже привыкший к его весу и мягкости перьев, неожиданно чувствует желание вернуть, как было.       — Я не лгал, когда сказал, что ты еще слаб — я исцелил твое тело, но даже архангел не способен восстановить потраченные силы и энергию, поэтому тебе действительно лучше провести какое-то время в кровати. Я не заставляю тебя остаться здесь, но вынужден настаивать на том, чтобы позвать Джонхана или Сынчоля, чтобы…       — Чтобы я не свалился по пути еще в чей-нибудь сад? — ехидно перебивает Сынгван.       Он не двигается с места, даже получив долгожданную свободу.       Джихун растерянно смотрит в ответ, не понимая, как действовать и что говорить.       — Ты, конечно, был не прав, — соглашается со всей его прошлой речью Сынгван. — Ты просто придурок, который полностью заслужил все эти мучения совести, и я еще долго буду припоминать тебе произошедшее. Но ты признал собственную вину и постарался донести все свои сожаления до меня, чтобы я не брал это на свой счет, а еще ты спас меня — я действительно ценю все это. И, хотя ты не стал просить меня о прощении, думаю, я все-таки хочу простить тебя, — он весело хмыкает от удивления на лице ангела. — Но учти, что это единственный твой билет на прощение — в следующий раз я просто предоставлю тебя Джонхану и Сынчолю, и, поверь мне, ты не хочешь знать, что они с тобой сделают.       — Следующего раза не будет, — со всей серьезностью обещает Джихун, хотя Сынгван прекрасно видит, как блестят от искренней радости чужие глаза.       — Тебе и в правду стоит сообщить этим двоим, где я, чтобы ни рай, ни ад не пострадали от поисков, — замечает Сынгван. — Но было бы славно, если бы ты мог сделать это, никуда не уходя.       Джихун озадаченно приподнимает бровь.       — Я хочу твое крыло обратно, — смущенно признается Сынгван, быстро, впрочем, переходя в режим требования: — Я слаб и нуждаюсь в отдыхе, правильно? А отдых предполагает уют и комфорт и вообще…       Джихун лишь мягко фыркает и, не дослушав, вновь накрывает его своим крылом. Сынгван издает довольный вздох.       — А еще говорил, что не любишь, когда над тобой доминируют в постели, — неожиданно подкалывает ангел.       Сынгван возмущенно вскидывается, словно пытаясь компенсировать этим краску, мгновенно разлившуюся по его лицу и шее, но Джихун усиливает давление и не дает подняться.       — Я же тоже архангел, помнишь? Все эти проблемы с… Как ты тогда сказал? Зависимость от господства? Полагаю, ты был прав — мне определенно нравится удерживать тебя в своей кровати подобным образом.       — Какое тебе доминирование? Ты даже ниже меня! — сразу пытается стереть чужую ухмылку Сынгван.       — Мне не нужен большой рост, чтобы заставить тебя почувствовать себя маленьким в моих руках, — невозмутимо выдает Джихун, пожимая плечами — довольно широкими, к слову.       Вопреки всем прошлым убеждениям Сынгвана, это заставляет его почувствовать разрастающийся внутри жар.       — Я передумал, верни меня Джонхану и Сынчолю! Я больше не хочу оставаться здесь, это вредно для моего психического здоровья, а еще… — драматично паникует он, пока не слышит в ответ неожиданно неуверенное:       — Насчет Сынчоля… Он… Вы с ним…       Сынгван закатывает глаза.       — Нет, не трахаемся. Боже упаси! Я и в страшном сне не хотел бы состоять в отношениях с кем-то из этих двоих. И, если уж зашла речь, из нас троих именно они те, кто трахаются — я там скорее как приемный ребенок.       — Не надо говорить про детей и траханье в одном предложении, пожалуйста, — просит Джихун, прикрывая лицо рукой.       — Ты тот, кто постоянно заводит этот разговор! — смеется Сынгван.       Джихун убирает руку и нежно улыбается ему.       — Мне всегда нравилось, как звучит твой смех, — внезапно признается он.       Сынгван, раздосадованный собственным мгновенным смущением, лишь ворчит в ответ:       — Ну нет, это уже никуда не годится… Сначала я буду обижаться на тебя, чтобы ты не думал, что легко отделался, а потом ты подаришь мне что-то, равносильное тем цветам, и тогда я разрешу нам начать общаться, чтобы наконец узнать друг друга не в конфликте или обездвиженном состоянии на кровати. А еще, конечно, тебе придется добиться благословения от Джонхана и Сынчоля — заранее сочувствую — и только после ты можешь продолжить смущать меня, понятно? Но имей в виду, что к тому времени я научусь не реагировать и даже не краснеть — я не собираюсь кормить твое самодовольство и дальше, подлый ангел. Все ясно?       — Предельно, — Джихун не сдерживает смешка.       — А теперь я собираюсь немного вздремнуть, потому что мне определенно понадобятся все силы и терпение, чтобы пережить реакцию гиперопекающей парочки, когда те узнают, что я чуть не умер, пока они развлекались друг с другом, — Сынгван устало вздыхает. — Не убирай крыло, ладно?       Он устраивается удобнее под мягким и теплым слоем перьев, когда слышит ожидаемо ехидное:       — Как будет угодно моему господину.       И неожиданно искреннее, когда уже совсем засыпает:       — Спасибо, Сынгван.       Сынгван хмыкает про себя и думает, что все сложилось довольно неплохо.       Интересно, у Джихуна действительно есть фетиш на удушение?