Тёмная ночь — холодная ночь

      В едва освещаемом настольной лампой помещении застыл одинокий силуэт. На первый взгляд крепкий и суровый молодой человек, уже около часа рассматривал узорчатые обои, точнее не рассматривал, а сверлил неимоверно опечаленным взглядом пустых глаз с ярко выраженной горечью.       А ведь будь он ещё чуть чуть почутче, чуть чуть самоувереннее и решительнее, будь он чуть «идеальнее», и плевать (ему), что это понятие крайне субъективно и неприменимо для описания живого человека, всё могло быть иначе. Лучше, счастливей и правильней.       Но вместо этого «лучшего, счастливого и идеального» настоящего, Паладинайт сейчас сидел на кухне маленькой съёмной однушки, заваленный с ног до головы материалами, обязанными сделать из него — простого добродушного паренька, пускай и хантера, не менее добродушного, но куда более «полезного» детского врача. В целом, он смело мог назвать такое настоящее счастливым итогом его тернистого пути к мечте детства, но с другой… Для идеальной картинки тут явно не хватало здорового сна и любимого человека рядом, и ни то, ни то Леорио не мог себе позволить, а возможно и не сможет никогда. Сейчас тот, кто заставляет его самосовершенствоваться с каждым днём всё активнее и активнее, лишь бы выиграть возможность пересечься взглядами, тот, от чьего голоса во время редких, и от того ещё более важных для молодого человека, а возможно и не его одного, телефонных разговоров руки не прекращают лихорадочно дрожать, тот, за кого Леорио с непоколебимой уверенностью отдал бы всё что имел, даже собственную жизнь, сейчас находится на неизвестном молодому человеку расстоянии и занят неизвестной для студента работой, скорее всего, к сожалению, неимоверно опасной работой.       Если они встретятся ещё хоть раз в реальной жизни и живыми, клялся про себя Леор, он шею сломит, бросит всё, но добьётся своего — заберёт Курута к себе, в безмятежность, которая так необходима им обоим.       Он знает, шанс того, что Курапика позволит этому случиться крайне мал. Но лишь такие грёзы способны поддерживать его стимул двигаться вперёд. Эти мысли были ему необходимы, но не доходили до одержимости, почти не доходили. Они просто грели его изнутри, и заставляли замерзать одновременно.       В любом случае сейчас ему было спокойно. Курута недавно соизволил поднять трубку, а значит был, и скорее всего остался в живых. И значит, на какой-то непродолжительный срок, до появления новых безумных новостей в СМИ, можно быть спокойным и думать о своём, точнее пытаться это делать.       Помещение вновь начинает промерзать, а Паладинайт возвращается в реальность. Где-то сбоку тикают часы, барабаня по ушам, ритмичным цоканьем.       Леорио оборачивается: за окном ночь, облака оккупировали небо, слышны лишь цикады, да моторы редких машин. А где-то, под светом выглядывающего из-за туч полумесяца, надеется Паладинайт, как и он сам, тихо и смиренно сидит белокурый обладатель рубиновых глаз, умиротворенно наслаждаясь моментом, вспоминая о своём добродушном студенте.