Лгунья

       “В сторону!”  Джинни Уизли-Бонэм послушно дёрнулась, лишь в последний момент сумев увернуться. Снежок, круглый и плотный, просвистел у самого виска. Джинни резко рассекла воздух палочкой, заставляя снежный снаряд замереть у земли. Через пару мгновений он уже летел в обратную сторону, пока не встретился, наконец, с лицом Ориона Блэка. И выражение на нём было в тот момент настолько комичным… Наследник древнейшего и чистокровнейшего семейства опрокинулся на спину, исчезая в высоком сугробе. А Джинни Бонэм-Уизли больше не смогла сдерживать рвущегося наружу хохота.   – Ты обалдела?! – завизжала Мелифлуа. Так громко, что у Бонэм в ушах зазвенело.  Джинкси, впрочем, вопль этот не впечатлил. А потому следующий снежок, вновь самослепившийся и быстрый, врезался прямо в висок Араминты. Мгновение, и та рухнула в тот же сугроб, что и Блэк: судя по громкому стону – прямо на него. А Бонэм опустила палочку, хохоча ещё звонче и ещё заливистее.  – Четыре-один! – прокатился по двору смешливый и усиленный заклинанием голос Белинды. – Команда “Умные и красивые” побеждает, команда “Драконья отрыжка”, как и ожидалось, сосё… – Белинда! – одёрнул её хор сразу нескольких голосов: частично возмущённых, частично весёлых. – Мы – “Пламя”, сраная ты лукотрусиха! – рявкнул Блэк, выкарабкиваясь наконец из сугроба. –  “Драконье пламя”! Он швырнул в Нотт не до конца сформировавшимся комком снега, разлетевшимся белой пылью, столкнувшись с Белиндиным “Протего!”. Слизеринка хохотала так сильно, что заклинание чудом сработало, а снежная пыль врезалась ей в лицо, заставляя отступить. Белинда на миг зажмурилась, а Блэк уже отправлял в её сторону целый залп новых снарядов. Едва справляясь со смехом, Джинни подскочила к приятельнице и успела отдёрнуть Нотт с траектории снежков за мгновение до столкновения. И снова успела атаковать Блэка исподтишка.  – Ты выбыл, вообще-то! – крикнула она Ориону, мгновением позже уже несясь к противоположному концу двора. Подальше от огромного снежного шара Эйвери, катящегося за ней. С каждым оборотом сфера становилась всё больше и больше, что выглядело довольно устрашающе. – Упал, значит выбыл! Эй! Белая оглобля – идеально ровная и большущая – едва не раскатала Джинни по скользкой тропинке, пересекающей двор. Элиас Нотт успел взорвать снежный валун в последний момент и прямо у неё за спиной. И Бонем с восторженным хохотом упала на колени, обхватывая руками голову. В следующий миг её целиком накрыло снежной лавиной.  – Четыре-два! – услышала она приглушённый голос Эйвери. – Да иди ты к мантикоре, Осберт! – завопила в ответ Белинда. – Блэк встал! Блэк встал, это против правил! Он уже выб… Возмущения Нотт оборвались резким вскриком. И когда Джинни пробила дыру в своём вынужденном снежном убежище невербальным, а потому совсем слабеньким “Бомбарда!”, то увидела, что приятельница по команде навзничь лежит на тропинке. А её братец-близнец с перекошенным яростью лицом бежит прямо на Ориона, оглашая весь двор рёвом, которому позавидовала бы и банши: – ТЫ ТРУП, БЛЭК!      Джинни окончатекльно выбралась из сугроба, но так и осталась сидеть на коленях в снегу. От бесконтрольного смеха по щекам катились слёзы, а дышать получалось через раз. Она задыхалась, обняв себя руками, и всё хохотала и хохотала. Глядела, как Нотт гоняется за Блэком, как они наворачивают круги по двору, и совсем не могла остановиться.  Это было так… по-настоящему. Всё это.  – Вставай! – крикнул ей Себастиан Роули, один из дружков Ориона Блэка, тоже пятикурсник. Но сейчас он был в команде Джинни.  Бонэм дёрнула было бровью, но запоздало поняла, что слизеринец уже не смотрит в её сторону. Он нёсся к Эйвери на какой-то нечеловеческой скорости, а за ним шлейфом летели острые ледышки – трансфигурированные, переливающиеся на солнце белые дротики. Похоже, все совершенно позабыли установленные правила: потому что снежки уже не выглядели безобидными; потому что кроме Блэка в снежном бою вновь участвовали и Араминта, и Аретуса Гойл... Даже Тибальт Гринграсс – второй лучший дружок Ориона, тоже пятикурсник, которого Джинни нокаутировала самолично с пять минут назад – обрушив охапку снега на голову.  Разглядывать ледовое побоище было, впрочем, уже некогда. К Бонэм на всех парах летела Гойл, занося руку с палочкой над головой. Джинни фыркнула, резво уворачиваясь от её неловкой атаки. В нынешнем шуточном – или уже не очень? – бою Аретуса будто с цепи сорвалась. Швырялась снегом исключительно в Джинни, неужели мстила за Валентину? Почему только теперь? Это было не важно. Бонэм было сложно воспринимать слизеринку всерьёз – слишком медлительную и слишком неповоротливую. Джинни отшвырнула её с дороги в ближайший сугроб одним коротким росчерком палочки. И застыла посреди двора, склонив к плечу голову – жест, почему-то ставший присущим и привычным. В какой момент? Она точно не знала, просто заметила за собой однажды эту особенность – копировать господина школьного старосту. Джинни резко вскинула голову на окна библиотеки. Она помнила, часть из них выходят прямо сюда – в этот внутренний заснеженный школьный двор. Она знала, Том Реддл был сейчас в библиотеке. Он всегда был там, когда не ходил коршуном по коридорам или не пытался согреть у камина свои нечеловеческие кукольные конечности. В какой-то миг ей даже показалось, что она заметила на себе его ответный взгляд. Не увидела – нет: с такого расстояния это и невозможно. Но будто бы… почувствовала. А в следующее мгновение в ухо прилетело комком снега. Джинни зашипела. Врезавшийся в голову, тот оказался куском льда, замаскированным под безобидный снежок. Она оглянулась и столкнулась с мстительным взглядом Тибальта Гринграсса. Тот успел расправиться с Барти Краучем – пятым и последним членом команды Джинни, давно уже выбывший из игры, но… Но Гринграсс зачем-то столкнул со скамейки единственного в их компании когтевранца. Теперь Крауч отплёвывался от снега, сидя в сугробе.  А Гринграсс медленно надвигался на Джинни, злорадно щуря глаза. “Чёртов психопат”, – весело подумала Бонэм, вскидывая палочку.        Кто бы сказал ей пару месяцев назад, что она будет играть в снежки с чеканутыми слизеринцами… и Барти Краучем– подняла бы на смех этого полоумного. Да, это были довольно травмоопасные, подлые снежки, но всё же… Они швырялись друг в друга снегом, валялись на земле и смеялись. Как будто… как будто были нормальными, среднестатистическими школьниками. Обычными, чуть может двинутыми, но просто… просто подростками. Без всех этих чистокровных загонов и тёмномагической придури.  Как это возможно? Джинни увернулась от очередного куска льда, замаскированного Гринграссом под снежный комок. И с запозданием поняла, что щёки у неё уже просто сводит – и не от мороза, что самое стыдное и ужасное. А от идиотской улыбки.  Бонэм тряхнула головой и сбила Тибальта с ног заклятием подножки. Он повалился на спину, в последний момент успев оттопырить локти. В последний момент сумев удержать голову, чтобы не приложиться затылком об корку льда, покрывшую тропинку, что пересекала школьный двор. Джинни гаденько ему усмехнулась. Не то, чтобы она сомневалась в его умениях группироваться.  – Ах ты сука акромантула! – завопил он с земли. Джинни рассмеялась: – Чего? Сука акромантула? – и резво отпрыгнула от летящего в неё снежного вихря. – Что у тебя по “Существам”, тупица? Тролль? Она швырнула в него проклятьем, и, только-только начав подниматься, Гринграсс снова оказался на заднице. Джинни не смогла стереть очередную глупую улыбку со своего лица. А потом примирительно подняла руки, глядя в рассвирепевшее и разобиженное лицо пятикурсника. Он был таким… мальчишкой? Все они. Нелепыми детьми, просто с подтекающим немного чердаком. Как она могла бояться их? Всё это время? Единственной по-настоящему пугающей единицей их глупого, незрелого и высокомерного сообщества был Том Реддл. Только он. Только он заслуживал того трепета, местами ужаса, который Джин Бонэм испытывала прежде по отношению почти ко всему факультету. Так глупо. Впрочем, в их взаимодействиях с школьным старостой теперь была оттепель. И страшиться его особенно больше и не приходилось. По крайней мере пока.  “Пока я опять всё не испорчу” – с долей веселья подумала Джинни. – “Да-да”. И снова увернулась от летящего в неё снежка. На этот раз тот ведом был палочкой Араминты Мелифлуа.  “Какая прелесть”.

***

В гостевые залы они вернулись раскрасневшимися, потными и отвратительно-счастливыми. Настолько отвратительно-счастливыми, что обычно индифферентные лица софокультетников кривились в раздражении. И это было вполне объяснимо: Блэк, Нотты, Гринграсс и Роули вместе создавали столько шума, что, если бы здесь был Реддл, то наверняка удавил бы всех пятерых подхватами для штор. Но школьного старосты поблизости не оказалось, а никто больше не смел делать замечания его кружку по интересам. И Джинни в очередной раз с досадливым удивлением подумала о том, какие же они все оказались на самом деле... безобидные. Бесправные. Не змеиным гнездом, скорее стадом овец. Том Реддл и слизеринцы – “семья”? Да уж, конечно. Пастырь и его паства – вот кем они были.  И почему она никогда раньше этого не замечала?  “У кого-то раздулось самомнение”, – проворчал Огрызок. “Неужели?”, – фыркнула про себя Джинни, поворачивая к аркбутану, ведущему к девичьим спальням. – “Но ты-то – это ведь тоже я, разве нет?” Голос ничего на это не ответил, и Бонэм не смогла сдержать быстрой, но победной улыбки. Она заткнула его. Ей хватило всего пары реплик. Вот уж правда – здоровая атмосфера вокруг благоприятно влияла даже на её непростые отношения с самой собой. Джинни успела первой проскользнуть в ватерклозет и захлопнула дверь прямо перед наливающимся возмущением лицом Мелифлуа. Ничего страшного. Араминта была здесь бессильна. После того… освежающего, проясняющего туалетного разговора с Реддлом, Бонэм совсем перестала обращать внимание на выпады слизеринки. Минти была единственным человеком на всём факультете, кто никак не хотел оставить Джинни в покое. Но чем больше Бонэм её игнорировала, тем более глупыми и жалкими становились все попытки. Фантазия не была сильной стороной Араминты Мелифлуа, а серьёзно навредить она уже не посмеет. И Джинни была почти уверена, что соседке по комнате и самой давно всё это надоело. Но почему-то Мелифлуа с завидной бараньей упёртостью всё не отступала. Впрочем, это лишь вопрос времени.  Джинни шагнула под тёплый, почти горячий поток, обрушившийся из привинченной к стене латунной душевой лейки.  Это оказалось невозможно приятным – ощущать себя в безопасности. Бонэм всё ещё, разумеется, проверяла на наличие проклятий вещи, еду, конспекты, книги но… Но, возможно, с чуть меньшим усердием. Да-да.  Нет, она не стала беспечной. Нет, она старалась не расслабляться. И всё же… И всё же было сложно игнорировать тот факт, что собственная жизнь начала, наконец, походить на жизнь.  Обжигающие струи врезались в потерявшую чувствительность кожу. Пена на мочалке, что Джинни механически взбивала в руках, пахла миндалём и бергамотом. Она всё чаще заимствовала банные принадлежности Белинды и – о чудо! – совершенно без зазрений совести. Они ведь подружки, как-никак. Да-да! Джинни нравилось нынешнее положение дел. Нравились приятельские отношения с факультетом, нравилась притупляющаяся паранойя и возможность дышать полной грудью – во всех смыслах, да-да. Ей нравилось… ей нравилось, что занятия в “Зазеркалье” возобновились. Ей казалось, что у неё всё, наконец, начало получаться с окклюменцией. Нет, она пока ещё не могла выстоять против “Легилименс” промеж глаз, но… Но Том Реддл, врождённый – как она знала теперь – легилимент, без палочки проникал в её мысли всё с бо́льшим и бо́льшим трудом. Что не могло не радовать. Их обоих. Потому что Альбус Дамблдор тоже был врождённым легилиментом. Да-да. Из девичьей спальни за стеной, перекрывая даже шум воды, доносились громкие и странноватые напевы. Гортанное женское пение. Его было слышно даже лучше, чем саму музыку – что это… барабаны? трубы? губные гармошки? Вне зависимости от правильного ответа, Джинни механически покачивалась в такт, всё ещё стоя под обжигающими, как адский огонь, струями. На душе у неё было тепло и спокойно. И даже тревожно-быстрая музыка, льющаяся из зачарованного граммофона Белинды Нотт за стеной, не могла сейчас пошатнуть внутреннего равновесия Джинни Бонэм-Уизли.  Нет-нет. Она была спокойна и полна приятного, лёгкого предвкушения. Пока тело неторопливо гнулось и подрагивало, ведомое грудными напевами; пока кожа впитывала запахи бергамота и миндаля, Джинни просто… расслаблялась. Она просто жила.     После пары часов безобидной грызни с Араминтой, четырёх одолженных у Нотт волшебных сигарет с ванилью и одного, с горем пополам освоенного, параграфа по Чарам, Джинни стояла перед зеркалом и подводила глаза чёрным угольным карандашом. Прежде – наверное – до дружбы с Белиндой, Джинни не делала так. Не растирала кончиками пальцев сажу по векам, превращая лицо в подобие голого черепа с тёмными и глубокими провалами. Глаза, обрамлённые этой дымкой из теней, казались сияющими, яркими. А все остальные черты просто терялись, будто стирались с лица. Оно выглядело немного пугающим – её нынешнее отражение, уже потихоньку становящееся привычным. И оно Джинни нравилось. Да-да. Будто бы… будто бы она надела маску. Будто бы она была чуточку сильнее, чуточку опаснее теперь, когда блестящие, почти багряно-карие глаза обрамляла эта жутковатая чернота.  Не то чтобы она чего-то опасалась… Нет-нет. Просто ей хотелось чувствовать, что её боятся. Хотя бы капельку. Самую малость. – Ты останешься в замке на каникулы, Джинни? Бонэм-Уизли, погружённая в свои мысли, не сразу поняла, что Таиса обращается именно к ней. В комнате повисла недолгая, но неловкая тишина. А когда Джинни всё же открыла рот, её уже опередила Мелифлуа. – А куда она денется? – фыркнула Араминта, развалившись на кровати. – Разве что в Мунго, но это было бы рождественским чудом, не меньше. – Йольским… – растерянно поправила её Уркхарт.  А Мелифлуа протянула приторным голосом:  – Нет-нет, рож-дест-венс-ким, – она заелозила на постели, и пружины матраса заскрипели, делая речь еще более неприятной. – Мы ведь о Джиневре Уизли, не забывай, попрошу… “Вот же сука”, – подумала Бонэм, впрочем, не оглядываясь.         – … родственнице предателей крови и магглолюбцев, грязной бро… – В Хогвартсе, да, – резко ответила Джинни, перекрикивая Мелифлуа, которая, один Мерлин знает почему, до сих пор не захлебнулась собственным ядом. – Да. А что? – Да нет, просто… – Уркхарт совсем стушевалась, принявшись разглаживать невидимые складки на мантии.  Джинни смотрела на неё через зеркало. Уркхарт оторвалась от своей мании и, быстро убедившись, что Бонэм всё ещё стоит спиной к комнате, покосилась на Мелифлуа. Минти бубнила очередные обзывательства, впрочем уже с меньшей экспрессией. А Таиса совершенно не замечала, что Бонэм наблюдает за ней в отражении. Слизеринская староста девочек всё ещё оставалась для Уркхарт куда большим авторитетом, чем Бонэм. Вот, что значили их переглядки и недомолвки. И это… неожиданно взбесило Джинни. – “Просто” – что? – она резко отвернулась от зеркала и широко улыбнулась соседке. Даже слишком широко, пожалуй. – Хочешь пригласить в гости? Араминта громко фыркнула. Но умолкла, наконец – что не могло не радовать.  – А? – Таиса уставилась на Джинни. – Нет… Нет, я просто тоже, вот и… Последние слова выдались тихими и вырвались явно против воли, потому что стоило им повиснуть в воздухе, как у Уркхарт сделалось такое лицо… – Ух ты, – впрочем, Минти их, конечно, расслышала. – Всё так плохо? Джинни понятия не имела, о чём идёт речь. Но это и не было нужным, чтобы увидеть, насколько Таисе неприятно от того, куда свернул разговор. – Так вы перенесли свадьбу? – как ни в чём не бывало продолжила Мелифлуа. – А я-то всё думала… Ma mère переживала, что наша домовушка просто потеряла пригласительные, растяпа. Представляешь? Вы ведь не могли бы нас не пригласить. – она коротко улыбнулась. – Получается, зря её отлупили. Ох… надеюсь, ничего серьёзного, Таиса? Лицо Араминты было далеким от сочувствующего. И Джинни, лениво переводящей взгляд с одной своей соседки на другую, на миг сделалось… немного жаль Уркхарт. Впрочем, в следующее мгновение вернулось прежнее равнодушие. Она снова повернулась к зеркалу, напоследок инспектируя собственный образ.   Это… это было немного странно – то, как у Бонэм будто бы… понемногу испарялись чувства к… ко всем. Она уже подмечала это за собой – раз или два за последние недели. Впрочем… впрочем, она начнёт опаздывать на свой дополнительный урок с господином школьным старостой, если не поторопится. Не было времени заниматься ни самоанализом, ни чужим эмоциональным состоянием.  Джинни расправила шерстяную школьную юбку в чёрно-зелёную шотландскую клетку. – Да, пришлось перенести, – бесцветным голосом сказала Уркхарт. – Гойлы… Гойлы всё понимают, мистер Гойл – чудесный человек, джентльмен… у него хорошая семья. В этом Джинни сомневалась, изо дня в день наблюдая прилюдные словесные – и не только! – баталии двух его дочерей. Аретуса была ужасно истеричной, а Валентина – агрессивной, постоянно лезла в драки. Они никогда бы не решились устраивать все эти свои милые семейные разборки в гостевых залах или, не дай Моргана, в коридорах школы. Не при… джентльменах, не при Реддле, который быстро бы их успокоил. Но вот слизеринки… обитательницы женского крыла с удовольствием могли наслаждаться ежедневными спектаклями.  – ...Мы перенесли на лето, так что, всё вы порядке! Спасибо за твоё неравнодушие, Араминта. Джинни, заставляющая беспалочковыми и невербальными чарами подтянуться чулки на ногах, едва слышно фыркнула. А затем отправила пергаменты в сумку и, подхватив её, направилась к дверям. – …Мне очень жаль, Таиса, – голос Мелифлуа сочился чем угодно, только не сочувствием. – Даже не знаю, если честно, что хуже: очередной запой твоего отца или невозможность выбраться из этой дыры хотя бы на каникулы… Я бы умерла, правда. Полный кошмар. Джин не удалось удержаться от того, чтобы со всей дури захлопнуть за собой дверь. Получилось до того сильно, что даже пол вздрогнул под ногами.   – Мелочная дрянь, – флегматично сообщила она пустынному коридору. Джин-Джинни бодро и почти бездумно пересекла и гостевые залы, и каменную арку, закрывающую вход, да и сами подземелья. Оказавшись в основном здании замка, уверенно зашагала по его коридорам навстречу своему тайному учителю. Не думая ни о чём совершенно, очищая разум прямо так – на ходу. Благо, теперь она умела. Теперь она умела многое.  “Зазнавшаяся девчонка”, – проворчал Огрызок. А в следующие пару мгновений, Джинкси заставила ненадолго исчезнуть даже его.  В потайном коридоре “Зазеркалья” царил уютный полумрак. Не такой как раньше – за минувшие недели возобновившихся уроков здесь добавилось и факелов, и свечей. И всё же света в этом импровизированном лектории пока было недостаточно, чтобы гротескные тени совсем исчезли с лица Тома Реддла – учителя Джинни Бонэм. Её… профессора. Желтоватые отсветы искажали его черты, тени делали их грубее и острее. Но всё равно теперь в “Зазеркалье” было куда уютнее, чем раньше. А ещё теплее. И спокойнее.  – Ты освоила чары остановки дыхания, Джиневра?  Школьный староста сидел на кресле напротив. Коридор – всё ещё узкий, так что между их с Бонэм коленями не было и полутора шага. Том Реддл не отрывал взгляда от тонкой тетради в красной обложке, где – как любезно сообщил на прошлой неделе – составлял план их занятий. Отмечал прогресс, вписывал домашние задания...   Джин, бездумно крутящая палочку в руках, отвлеклась от изучения факела на соседней стене. И сосредоточила внимание на Реддле. Их занятия всегда начинались так – она сидела и молча ждала, пока школьный староста первым начнёт беседу. Иногда это длилось с четверть часа. Впрочем, его молчание уже давно её ничуть не напрягало. И не пугало. Она научилась ждать. Она научилась терпению. – Да, – спустя пару мгновений безмолвия, ответила Бонэм. Она тоже обучала его терпению, понемногу. Да-да, – На растениях.  – И только? – Нет, – Джинни удобнее перехватила палочку, снисходительно улыбнувшись. – Ещё на жуках. – Что ж, – протянул господин староста, отрываясь, наконец, от своих записей. – Продемонстрируешь?  Бонэм продемонстрировала. На жуках, в которых Том Реддл так любезно трансфигурировал пару пуговиц, что лежали в коробке на полу. Здесь было много всякого такого – горы мелочи, которую то Реддл, то Бонэм превращали… во что-нибудь. Что-нибудь нужное для очередного урока.  Ведь они уже давно вышли за рамки одной только окклюменции. Да-да. Жестяные банки из-под чая, доверху наполненные тыквенными семечками, булавками и пуговицами. Подранные диванные подушки, сломанный манекен на колесе, стеклянные шарики, лоскутные куклы, пара полузасохших растений и даже плитки шоколада в древних обёртках. Таких старомодных, что казалось, им лет сто – не меньше. Джинкси понятия не имела, откуда Реддл притащил всё это. Но с первого взгляда залежи местного хлама казалась сокровищницей клептомана. А вот со взгляда второго… становилось понятно, что всё это несёт в себе пользу. Манекен мог оживать и играть роль противника на дуэлях, мелочевку можно было превратить во что-нибудь и отрабатывать заклинания. Подушки смягчали падение, а шоколад…  Ему пока не находилось применения, но Джинни была уверена, это вопрос времени. –Нон Респираре, – в очередной раз пробормотала она, создавая вакуум вокруг последнего подающего признаки жизни жука.  Ей вовсе не было его жаль. Нет. О, нет-нет. В конечном итоге, это ведь всего лишь трансфигурированная пуговица. “Да-да, Джинкси”, – насмешливо прошелестел в голове голос. – “Утешай себя этим”. Джинни сперва разозлилась, но эта эмоциональная вспышка быстро сошла на нет. Вместо неё появилось какое-то странное и не очень привычное ощущение. Будто… будто Осколок был прав.  Это было дежавю.  Бонэм окинула задумчивым взглядом подрагивающего жука на полу. А перед внутренним взором на мгновение почему-то возник параллельный образ – пирамида из насекомых. Мух, преимущественно. Картинка наслаивалась на каменный пол “Зазеркалья”, на дёргающегося на нём жука. И Джинни нахмурилась, пытаясь сообразить, что это могло значить? Очередное непрошеное воспоминание или продукт больного воображения? О, ей уже было без разницы.  Бонэм тряхнула головой, прогоняя видение. Вновь сосредотачиваясь на жуке. – Отмени его, – вдруг велел скучающий голос школьного старосты.  – М? – Джинни подняла глаза на него.  Том сидел, закинув ногу на ногу, и смотрел вовсе не на жука. Нет-нет. На свою ученицу. Лицо его мало что выражало – но это и не новости. А вот глаза странно блестели. Немного лихорадочно. Быть может, он заболел? – Отмени заклинание, – терпеливо повторил Реддл, а затем добавил, снисходительно приподняв брови. – Справишься? – Разумеется, – в тон ему ответила Бонэм, растягивая губы в притворной улыбке.  Она сняла заклинания одним резким росчерком палочки. Ни слова не произнеся. Вот так, такая она теперь молодец.  Джинни выжидающе уставилась на своего тайного преподавателя. – Ждёшь похвалы? – насмешливо спросил он. Вообще-то… она действительно ждала. О чём ему и сказала.  – Какая честность, – Реддл фыркнул, поднимаясь с места. –Молодец, Джиневра Уизли. – Спаси-ибо, профессор Реддл, – пропела она ему в тон. – Magistri gloria discipuli sunt, верно?  Его верхняя губа дёрнулась. Или ей показалось? – Как от него защититься? – школьный староста вернулся к уроку также резко, как делал обыкновенно.  “Уклониться” – чуть было не ляпнула Джинкси. В конце концов, это было её… своего рода тактикой. Она знала, что вертлявая. Знала, что быстрая. И пользовалась этим, а почему нет? Вот только такой ответ – что-то ей подсказывало – вряд ли удовлетворит Тома Реддла.  Джинни задумчиво покусала губу, сдирая зубами корочки. На размышления была всего пара мгновений, да и те уже почти истекли. Проблема была в том, что Джинни Бонэм… не слишком любила теорию. Читать занудные параграфы – что могло быть скучнее? Ей не хватило усидчивости добраться до конца того абзаца...  Так что она не была уверена, что знает ответ: – “Протего”? – предположила она, когда поняла по лицу школьного старосты, что время вышло. – Неужели?  – Да? – она ошиблась и уже это знала, достаточно было взглянуть на похолодевший взгляд своего учителя.  Но всё равно стояла на своём. Лучше так, чем колебаться. Его раздражали сомнения. – Да, – уже твёрже повторила она, сжимая в руках палочку. – Очаровательно, – Том Реддл вдруг широко улыбнулся, и его лицо стало таким симпатичным, что Джинни на мгновение зависла. – Тогда не будешь против продемонстрировать?  Она знала, что случится в следующее мгновение. Конечно, знала. Джинни, казалось, знала своего школьного старосту уже наизусть.  –Нон Респираре,– Реддл даже не вытащил палочку, только слегка шевельнул пальцами. Джинни резко скатилась со стула, оказываясь на четвереньках, но… избегая луча заклинания. Ай-яй, поза была невыгодной, не говоря о том, что ужасно унизительной. И… может, немного волнующей. Чуть-чуть. “Что за помои у тебя в голове?!”   Том Реддл деланно разочарованно цокнул. Бонэм задрала голову, встречаясь с ним взглядом. Казалось, он… забавлялся. – Нет-нет, так не пойдёт, – сказал Том, нависая над ней. – Ты разве не ведьма, а, Джиневра Уизли? Бонэм вскочила на ноги и даже успела сделать короткий шаг назад, врезавшись икрами в сиденье стула – Давай-ка ещё раз попробуем, согласна? – Реддл, напротив, не сдвинулся с места. Улыбка его стала кровожадной. – И только попробуй увернуться. Нон Респираре! –Импервиус!– сорвалось у Джинкси с языка. Луч Реддла врезался в её собственный. И с громким шипением проклятье, останавливающее дыхание, стало... растворяться. Втягиваться в её палочку. Джинни непонимающе уставилась на неё. Она… не была уверена, что знала это заклинание. Не говоря о том, что оно сработает против “Нон Респираре”. “Импервиус?” – спросила сама у себя. “Не благодари”, – весело откликнулся Огрызок. Ах, ну конечно. – Кажется, ты ошиблась в слове “Протего”, – поджал губы Том. – Примерно в семи местах.  – Просто перепутала, – быстро откликнулась Джинни, бросив короткий взгляд на своего учителя. Он что-то мог заметить? Он мог что-то понять?  – Как скажешь, – любезно согласился Том. Джинни почувствовала щекотку пота на виске и незаметно стерла каплю рукавом мантии.  “Мерлин…”. К счастью, либо Реддл и правда ничего не заметил, либо предпочёл не развивать тему. Он всё ещё стоял на месте, напротив Бонэм, но смотрел, казалось, совсем сквозь неё. Его глаза сделались застывшими, а взгляд – стелканным. Том опять глубоко о чём-то задумался, а ещё очень редко моргал. Это делало его немного похожим на удава. И последняя мысль заставила Бонэм едва заметно улыбнуться – что было совершенно безопасно. Она теперь знала его достаточно хорошо: школьный староста всё равно сейчас не обратит внимание.  Она уже привыкла к этим его внезапным впадением в транс. Она уже много к чему привыкла, и этого… стоило бы бояться, наверное. Вот только Джинни Бонэм не было страшно. Совсем.  Том Реддл, насколько бы опасно они ни сближались, не будет вредить Джинни Бонэм-Уизли – так она полагала. Вернее, так она теперь чувствовала. Иррациональная уверенность, что затопила Джинкси ещё во время разговора в туалете Плаксы Миртл – она так никуда и не подевалась.  “Том Реддл – не враг”. Том Реддл – не враг.  Том Реддл находился в этой своей забавной прострации ещё с несколько секунд. А может, минут. Джинни не особенно отслеживала, ей было чем себя занять – да-да. Она разглядывала его кукольное, застывшее лицо: каждую чёрточку, хотя знала их уже наизусть. Пройдёт хоть сотня лет, а она закроет глаза и сможет с точностью воспроизвести их в памяти. Будто Том Реддл навечно отпечатался на изнанке век.  Интересно, она влюбилась в него? Или нет? – Окклюменция, – Том Реддл моргнул, наконец, и резко взмахнул рукой. Палочка выскользнула из рукава, и он легко поймал её. – Не будем тратить времени. Закройся. Джинни улыбнулась. Ей не нужно было повторять дважды – о, нет-нет. Уже нет. А в голове и без того почти ничего не было, она не позволяла себе упустить это странное состояние. Держалась за него – причудливую отрешённость – ещё с тех пор, как вышагивала по коридорам школы. Его школы. Замка Тома Реддла.  – Легилименс, – лениво бросил её учитель.  И Джинни, в последний момент подавив желание инстинктивно броситься в сторону, пошире распахнула глаза, безропотно принимая удар. В конце концов, настоящая битва должна была начаться лишь долей мгновения позже. И она началась.  Том Реддл ввинчивался в сознание, как длинная и толстая спица. Остриё входило в туман – в пустоту, которую Джинни удерживала в голове так долго, как только могла. Обычно удавалось лишь на пару минут. Это было похоже на мигрень, на скапливающуюся в одном месте пульсирующую боль, которую нужно было игнорировать. Совершенно не обращать внимания, а думать лишь о пустоте. Ни о чём. Но это было сложно – думать ни о чём, когда от сконцентрированной в одной точке боли уже начинает мутить. Когда в желобке над верхней губой скапливается кровь, и хочется слизнуть её. Хочется почесать нос. Джинни упорно думала о пустоте. И всё же, чем дольше она смотрела в тёмно-синие глаза своего учителя, тем труднее это давалось. Его взгляд дарил муку, ввинчивался в голову и, казалось, мог прожечь сквозную дыру у неё в мозгу.  А нужно было думать о пустоте.  – Не теряй концентрацию, – будто издалека услышала она его недовольный голос. – Соберись, Джиневра. “Соберись, Джиневра”, – раскатистым эхом прозвучало в собственной голове. И Джинни зажмурилась, не в силах больше выдерживать зрительного контакта. Это не спасёт её, разумеется. Но подарит волшебные мгновения облегчения, прежде чем Реддл удвоит напор заклинания. И тогда ей придётся совсем дерьмово.  Бонэм будто со стороны услышала собственный судорожный вдох. А в следующий миг желчь поднялась к глотке по пищеводу. А перед глазами каруселью замелькали воспоминания. … Джиневра Бонэм-Уизли, стоя под душем, покачивается в такт гортанным напевам, что доносятся из спальни…  …Элиас Нотт взрывает преследующий её снежный шар, и Бонем, до икоты хохочущая, оказывается на коленях, погребённая под холодной лавиной…  …Белинда Нотт, стискивая вишнёвую сигарету зубами, одной руку обнимает Джинни за талию, а пальцы другой переплетает с пальцами Бонэм. Она учит её танцевать, и они неловко кружатся по спальне, а приторный дым щекочет ноздри и горло Джинкси, заставляя кашлять и кашлять… …Альбус Дамблдор бегло просматривает воспоминание за воспоминанием в своём бордово-золотом кабинете. Но видит он только нужные, только те и в том порядке, что выстроил Том Реддл прямо у неё в голове – за пару часов до “вечерних занятий” с профессором Трансфигурации… – Закройся! – велел господин школьный староста. Джинни снова попыталась призвать туман, изо всех сил воображая его – белое, клубящееся ничто. Ей даже удалось перенять контроль на пару мгновений, но потом…  …Мадам Борджин хвалит её за контрольную и впервые ей улыбается. Её чёрные глаза всё ещё похожи на жуков. И с этой улыбкой она выглядит пугающе. Кровожадно. Но что-то невозможно приятное растекается у Джинни в животе. Она думает – это, должно быть, гордость… …Она – в “Зазеркалье”. Стоит, склонившись над Томом, который усердно что-то пишет в свою красную учительскую тетрадь. Она не боится наказания. Знает, что давно перешла черту и нарушила его личные границы. Но Том ничего ей не сделает – эта уверенность навечно поселилась на кромке сознания. Тёмный локон вдруг соскальзывает ему на лоб, но Реддл слишком сосредоточен, чтобы заметить эту досадную деталь – лёгкую брешь в его образе идеального, кукольного мальчика-старосты. И Джинни протягивает руку раньше, чем успевает подумать. Она возвращает непослушную прядь туда, где ей положено быть. И удивляется: какие же жёсткие у Тома волосы на самом деле. Джинни думает: вероятно, он вымазывает их в чём-то. Да-да, чтобы они так послушно лежали…    –Джиневра, – прошипел её учитель.  И Бонэм собрала все свои силы, чтобы вытолкнуть его из сознания. Чтобы вместо мельтешащих картинок перед внутренним взором появились белые клубы тумана. Чтобы боль перестала быть такой заметной. И всё же…  …Джинни сидит на полу в гостиной зале, длинный ворс ковра щекочет босые ступни. Белинда, расположившаяся на диване у неё за спиной, мягко перебирает волосы Бонэм, расплетая ей косы. Джинни очень приятно, она смотрит на оранжевые отсветы камина, пляшущие на полу. И не думает. Совсем не думает ни о чём. – Что там дальше, э-э… – бормочет где-то на фоне Орион Блэк. – Руна “Куэрт”, она значит… она значит “ива”, то есть “тайна, переходный период, очищение”... – Нет, глупый, – нетерпеливо перебивает его Араминта. – “Тайна” и “переходный период” – это боярышник. И руна боярышника?.. Ну-ка вспоминай! – “Тинне”? – Нет, – встревает Элиас Нотт: – “Тинне” – это остролист. А “боярышник” – это “Хуат”. – “Тролль” тебе, Блэк, по Древним Рунам, – фыркает Белинда, а её пальцы принимаются массировать голову Джинни, и та прикрывает глаза. – Завтра его и получишь. А потом ещё и от Тома получишь. – Замолчи, Белла! – рявкает Минти. – Не отвлекайся, Орион. Так что значит “Куэрт”, вспоминай! – М-м, ясень? – предпринимает ещё одну попытку Блэк.  И снова мимо. – “Куэрт” – это яблоня, дурень! – хохочет Белинда. – Яблоня! “Любовь”, “гармония”, “внутренняя истина”... – Да заткнись же, Белинда!.. Джинни почувствовала тёплые капли, катящиеся вниз по ладоням. С запозданием поняла – нос уже очень сильно кровит. А она инстинктивно прижимает к нему пальцы. “Белый туман”, – почти вслух сказала она. – “Пустошь. Ничто. Пустота”. На мгновение давление Реддла ослабло. И Джинни почти поверила, что у неё получилось. …У Дамблдора в кабинете полным-полно маггловских безделушек. Джиневра скользит взглядом по полкам стеллажей у него за спиной. Только бы не смотреть ему в глаза. Здесь есть роликовые накладные коньки, утюг, чёрный медальон, мясорубка. Профессор был магглолюбцем? И почему она никогда не задумывалась об этом раньше… Бонэм зарычала, стискивая кулаки, чувствуя как больно врезаются ногти в ладони. А в следующий миг перед глазами взорвалась белизна. Такая ослепительная, что на миг сделалось нестерпимо больно. Джинни не удержала вскрика, а потом… А потом всё вдруг закончилось.  Бонэм открыла глаза и часто заморгала. Сперва не могла сообразить, почему вокруг – тёплый полумрак узкого коридоры, всякий хлам на полу и… и Том Реддл, тяжело дышащий в паре шагов от неё. Но потом... Она вспомнила. "Неужели я?.." Радость, такая дикая и необузданная – эйфория – крупной дрожью прошлась по телу. А воздуха вокруг вдруг стало так много, что перед глазами проступили жёлтые пятна. "Неужели я?.." – У меня получилось! – сорвавшимся голосом прошептала она. У неё получилось.  Это… это по-настоящему? “Да”, – прошелестел Огрызок в голове. И у неё впервые не было желания послать его куда подальше. – Да, – наконец, слегка качнул головой Том. – У тебя получилось.  – Мерлин! – завопила Джинни, рукавом мантии стирая кровь из-под носа. – Мерлин! Мерлин-Мерлин-Мерлин! Она бросилась к Реддлу раньше, чем успела подумать, что делает. Распахнула объятья в явном намерении накинуться на своего учителя. И успела остановиться лишь в самый последний момент. Это было… это было очень неловко. – О чёрт, – смущённо вырвалось у неё. Улыбка стекла с собственного лица: она буквально почувствовала это.  – “Мерлин” мне нравилось больше, – Том Реддл… Том Реддл ухмыльнулся ей. Он не вскинул на неё палочку и даже не отшатнулся. Стоял на прежнем месте с лицом… лицом почти ничего не выражающем. И всё же было в нём что-то такое… Джинни недоверчиво склонила голову к плечу, даже не осознавая, что отзеркалила его позу. Впрочем, в какой уже раз? – Ты… ты не злишься? – осторожно спросила она. Её взгляд бегал по лицу напротив: такому знакомому и такому… скучающему. Вернее, нет. Нет-нет, не совсем. Она знала его. Знала Тома Реддла довольно хорошо, чтобы увидеть то, что другие бы не заметили. Он был доволен. Сейчас он был доволен – это читалось в наклоне головы, чуть расслабленных плечах, опущенной палочке и… тлеющему… чему-то у него в глазах. Том был доволен. И Том был горд. – Слава учителя – его ученики, верно? – вместо ответа повторил он её фразу.  И Джинни пришлось до крови вцепиться зубами в щёку, чтобы не позволить улыбке, расползающейся по лицу, сделаться ещё шире и ещё глупее.  Хотя куда уж глупее? – Верно, – едва слышно сказала Бонэм. – Но не задирай нос слишком сильно, Джиневра, – Том прищурился, впрочем совсем беззлобно. – Ты была слишком медлительна, ты не контролировала воспоминания, что просачиваются через брешь. А брешь была. И преогромная. Бонэм не могла не согласиться. И всё равно продолжала улыбаться, не в силах сделать с собой хоть что-то. Она смогла выкинуть Тома Реддла из своей головы. Впервые. Она смогла. – И тебе просто повезло, что не попалось ничего компрометирующего, – скучающим голосом припечатал её учитель. – Твоих заслуг нет в том, что у тебя такая пресная жизнь .  Джинни фыркнула.  Он… он снова был прав. Вот только Джинни нравилась эта её новая пресная жизнь. И вот забавно, в ней действительно не было заслуг Бонэм. Только Тома Реддла. И она, пожалуй, была ему за это благодарна. За свою маленькую скучную жизнь.  – И всё же ты справилась, – он снисходительно ей улыбнулся, скрещивая на груди руки. – Спустя миллион тщетных попыток, мы сдвинулись с мёртвой точки. Мои поздравления, ты молодец.  Его похвала не звучала, как похвала. Но Бонэм достаточно знала его, чтобы понимать – это максимум, который она могла получить от зануды школьного старосты. И это… это всё равно был огромный прогресс.  – Да, – легко согласилась она. – Я – молодец. И... мой приз? Брови Реддла чуть дрогнули. А взгляд стал ещё снисходительнее и ещё насмешливее.  – Что? – игриво спросила Джинкси, начисто игнорируя предупреждающее шипение Огрызка в собственной голове. – Разве не ты на прошлой неделе сказал “Легилименция, Джиневра, это хорошо. Но не раньше, чем ты покажешь в защите разума хоть какой-то прогресс”?  Она постаралась качественно передразнить его занудные, высокомерные интонации. И правая бровь Реддла изогнулись сильнее. Бонэм чувствовала, как предательски дрожат уголки собственных губ. Она знала, что ходит по краю. Но, к сожалению, ей нравилось это делать. Да-да.   – Разве не было такого, а? – подначила она.  Том смерил её нечитаемым взглядом, прежде чем протянуть неожиданное: – Допустим.  – Да брось, Том, – Джинни закатила глаза, а потому лишь мельком успела увидеть, как чуть дрогнули ноздри Реддла, стоило ей произнести его имя. – Я всё равно не смогу пробить твою защиту, мне просто хочется… хочется знать, какого это – быть по ту сторону. Что я буду чувствовать? Она взглянула на него с мольбой. Но не была уверена, что выглядит достаточно убедительно. Из-за подстёгивающего чувства опасности ей хотелось смеяться. А это было явно не тем, что нужно, чтобы уговорить господина школьного старосту. – Разве учитель не должен ну, знаешь… поощрять тягу учеников к новым знаниям? – невинно спросила она. Реддл прищурился. И во всей его позе и малюсеньких изменениях мимики Джинкси читала одно – он сомневается. И это было хорошо. Это значило, что у неё есть шанс...  – Я все выходные читала “Азы легилименции”, – быстро призналась Бонэм. – Я знаю движение палочки, но не рисковала накладывать ни на кого заклинание. Без твоего разрешения. Что-то странное на миг отразилось на лице Тома, стоило последним словам сорваться с её языка. И Джинни скорее почувствовала, чем увидела, что… она смогла. Снова. Она победила его.   Пламя танцевало на настенных факелах, на свечах в посеребрённых напольных канделябрах. Его тёплые отсветы отражались у Реддла в глазах, подрагивали в глубине его зрачков, что почти совсем поглотили тёмную радужку.  Джинни смотрела на своего учителя и с трудом удерживала просящее выражение на лице. Смиренное. Заискивающее.  И в конце концов… в конце концов, господин школьный староста поддался.  – Я покажу, – сказал он, откидывая со лба выбившийся из идеально-прилизанно причёски завиток. – Но один раз. Если у тебя не получится, что ж… Том не стал заканчивать фразу, но это и не было нужно.  В груди Джинни что-то взорвалось. Эйфория заструилась по жилам, словно разъедающая кислота – горячая и почти болезненная. Но несмотря на скрутившее живот невыносимое предвкушение, несмотря на дрожь, пробившую тело, Бонэм расправила плечи. И аккуратно подняла палочку.  – Скажешь, когда я могу приступать? – смиренно спросила она. И голос её – идеально заискивающий, с тщательно выверенными интонациями – так сильно не совпадал с тем ураганом, что бушевал внутри...   – Приступай, – скучающе откликнулся господин школьный староста.    Джинни шумно сглотнула, попутно смущаясь тем, как громко вышло. И крепче перехватила древко, молясь Мордреду и Моргане, чтобы пальцы перестали дрожать.  – Ты… – губы пересохли, и Джинни спешно их облизнула. – Ты будешь выставлять щит? “Конечно, будет”, – тут же принялась корить себя за глупый вопрос. Но ведь Джинкси должна знать наверняка. Потому что от этого зависело сколько сил ей стоит приложить.  “Твоих не хватит, чтобы пробить его защиту”, – снисходительно сообщил голос в голове. Да-да, конечно. Он был прав. И всё же… Она ведь учится, так? Может быть, Том… может быть, Том мог бы показать ей… просто чтобы удовлетворить научный интерес – не больше. Какую-нибудь мелочь? Что-то незначительное?  – Так и будем стоять? – поинтересовался Реддл, насмешливо глядя на свою ученицу.  – Нет, – быстро ответила она. – Нет. Она сделала глубокий вдох, и на выдохе выпалила:  – Легилименс! Огоньки свечей снова качнулись у него за спиной. Сперва ничего не произошло. То есть… совсем ничего. Джинни напряжённо таращилась в глаза Тома Реддла, направляя палочку прямо ему в лоб. Видела его безразличное лицо, расширенные зрачки, танцующее в них отражение пламени факелов.  Она успела было разочарованно выдохнуть, как вдруг что-то изменилось. Её потянуло вперёд – и она не могла сообразить: правда ли кто-то будто тянет её за руку или это... только кажется? А затем коридор запятнил, будто в глазах принялись растекаться чернильные кляксы. Джинни всё ещё видела лицо Тома Реддла, видела стену и факелы у него за спиной. И одновременно с этим она видела… черноту. “Какое странное ощущение”, – подумала она.  “Хочешь посмотреть глубже?”– раздался в голове насмешливый голос Огрызка… Нет.  Нет-нет. Не Огрызка. Это был не он.  Джинни запоздало вздрогнула, вдруг запаниковав. Она слышала голос Реддла. Она слышала голос Реддла у себя в голове. И это было так странно, так страшно, так громко… Воздуха вдруг перестало хватать. А чернота вокруг резко сгустилась. Бонэм инстинктивно сильнее стиснула палочку. Увидела как сизая искра сорвалась с её конца.  “Не нервничай”, – сказал школьный староста. Снова прямо у неё в голове. – “Что ты видишь?”  Что она видела? Мысли принялись лихорадочно носиться, и Джинкси на миг прикрыла глаза, стараясь успокоиться.  Он ждал ответ. Она чувствовала. И ей нужно было ответить.  – Тебя, – голос у Бонэм дрожал. Какой позор. – И чёрные пятна.  “Тебе не обязательно говорить вслух”, – снисходительно сообщил Том.  Это было странно. Это было очень и очень странно, жутко – смотреть ему в глаза и слышать его голос у себя в мыслях.  Немного мерзко. И очень… интимно. Бонэм не могла понять, ей хочется прекратить всё это или продолжить. Джинни почувствовала привкус рвоты во рту. Сердце заходилось в таком сильном ритме, что она уже не была уверена: темнеет ли перед глазами из-за окклюменции Реддла или потому что она вот-вот упадёт в обморок. От ужаса. От переизбытка чувств. “Спокойнее, Джинкси”, – прошелестело в голове.  И она не могла разобрать… Она не могла понять, снова ли это был Реддл, или то был Огрызок. Они звучали так схоже, почти одинаково… Или всё потому, что она слышит это у себя в голове? Может, все мысленные голоса звучат так? Может, это она заставила голос Огрызка звучать так похоже на Тома? Ещё изначально, давно?  “Мерлин…” “Мы можем прекратить”, – успокаивающе сказал её учитель.  Его голос был мягким, почти ласковым. Но Джинни знала, она – Мордред подери – чувствовала, что он раздражён. Он разочарован.  О, нет. – Нет! – рявнкула она.  Она его не разочарует. Она будет лучшей его ученицей. Лучше всех, что у него когда-то были или когда-то будут. “Нет”, – уже спокойнее подумала она, вновь фокусирая взгляд на его глазах. – “Ты сказал, хочу ли я глубже. Да. Я хочу посмотреть глубже”.  Это была не правда, но и не ложь. Не совсем. Джинни разрывало от внутренних противоречий, но желание вновь оправдать ожидания и надежды Тома Реддла неожиданно возобладало. И Бонэм до боли вцепилась в палочку, не сводя глаз с его чёрных, огромных зрачков.  Они затягивали её. Внутрь. Глубже. И глубже. Это была не её магия, не её легилименция. Реддл тащил её сам – туда, в туннели собственного сознания. Тащил так быстро и сильно, что у неё и не было бы возможности передумать. Даже если бы Джинни захотела.  …Он сидит напротив Бродяжки – бледной, как полотно. Она пошла за ним в потайной коридор, не особенно сопротивляясь. Очень недальновидно, очень глупо. Он мог бы сделать с ней, что угодно. А она всё равно сидит здесь, перед ним. Измотанная, нервная, но не сломленная – это было в ней одной из самых итнригующих и забавляющийх его вещей. Но не самой забавной и самой интригующей, разумеется. Он разглядывает её – едва не трясущуюся, с расширяющимися от страха зрачками. Она тщетно, но очень усердно старается делать вид, будто не боится. Она сейчас напоминает ему глупого кролика Билли Стаббса.  — Ты же… не собираешься меня чем-нибудь проклясть, случайно? — с нервным смешком спрашивает она, глядя куда угодно, только не ему в глаза.   И он в очередной раз за долгое время задается вопросом: как быстро ему всё это надоест? И надоест ли? Это была мысль настолько же раздражающая, насколько и любопытная. — Зачем? – с ленцой отвечает он вопросом на вопрос . Ему нравится её смущать. И нравится выводить из равновесия. И если отбросить все прочие раздражающие факты, Бродяжка была, разумеется… — Что ты хочешь узнать? — Он располагает локти на подлокотниках и переплетает пальцы на перекинутом через другое колене. — Ты что, правда мне все расскажешь? – она не верит. И это едва не заставляет его рассмеяться.  Её глаза – недоверчивые, но полные надежды. Они похожи на огневиски – кроваво-янтарного цвета, он давно это приметил.  — Почему нет? – мягко спрашивает, отслеживая каждую мимолётную эмоцию у неё на лице. Ей стоит быть сдержаннее, ему даже не нужна легилименция: всё всегда написано у Бродяжки на лбу. — Зачем вам… зачем тебе понадобилось брать меня на вечеринку Слизнорта? — буквально выдавливает из себя Бонэм.  И выглядит при этом так очаровательно – она злится, смущается и боится… Джинни мягко вытолкнуло из чужого сознания. Она снова была посреди уютного полумрака потайного коридора “Зазеркалья” – куда более привычного и приятного чем тот, что только что стоял перед глазами. Он ещё немного пятнил, но Джинни ясно ощущала, что покидает голову Тома Реддла. Так же ясно, как и собственные пылающие щёки. И что это было? – Наш первый раз здесь, – Реддл окинул коридор весёлым взглядом.  – Кажется, это было сотню лет назад, – пробормотала Джинкси, не зная куда себя деть.  Это всё было так… смущающе. И немного приятно, его мыли… Не походили на ту хаотичную карусель, какими были у неё самой.  – Считаешь?  Бонэм неловко повела плечами, уставившись на собственные руки.  “Мои глаза похожи на огневиски?” – едва не сорвалось с языка.  Но Джинкси вовремя его прикусила. А вот дурацкой улыбки, расползающейся по лицу сдержать так и не сумела.  В его мыслях о ней было много не самого приятного – но она никогда себя и не обманывала. Том Реддл… был Томом Реддлом. Гораздо более важным и интригующим было то, что… у него вообще были мысли о ней.  Даже парочка довольно милых.  Она бросила на него короткий взгляд из-под ресниц. Господин школьный староста стоял на прежнем своём месте. Такой же безразличный ко всему происходящему, как и всегда. Почему он показал именно это воспоминание? Или нет. О, нет-нет. Почему он вообще хоть что-то ей показал? Ей бы хотелось спросить. Джин Бонэм, эта Бродяжка, наверное, так бы и поступила. Джиневра Уизли… Джинкси не имела понятия, как поступила бы Джиневра Уизли. А вот она сама – теперешняя она – была достаточно благоразумна, чтобы не спрашивать ничего.  – Завтра у меня встреча с Дамблдором, – сообщила она, как ни в чём не бывало, будто ничего и не происходило. – Поможешь выстроить воспоминания? Том с пару мгновения изучал её, прежде чем коротко кивнуть:  – Разумеется. Приступим? И они приступили. Продолжили свой тайный урок в секретном коридоре за зеркалом. Словно Джинни Бонэм-Уизли не обыграла его. Дважды. Словно не была первым – а она была уверена, что первым – человеком, получившим доступ к его мыслям. Его воспоминаниям. Его чувствам. Честно говоря, Джинкси была изрядно удивлена, что последние вообще у него имелись.  Он держал пальцами её голову, когда менял местами воспоминания, подменял чувства. Смотрел ей в глаза – "кровавого цвета огневиски" – и молчал, пока проделывал всю эту работу. Так завершалось каждое их занятие в "Зазеркалье" – Том Реддл методично копался у неё в голове, рассортировывая весь тот хаос, что в ней творился. И это было уже так привычно – ощущать его присутствие в мыслях, что Бонэм почти начала получать от того удовольствие. Это успокаивало. Крохотная победная улыбка так и не сходила с губ Джинкси Бонэм-Уизди – ни до окончания урока с Томом Реддлом. Ни на пути к подземельям. Ни в ватерклозете. Ни в собственной спальне. Так никуда и не делась, даже когда она засыпала. Она была очень приятна – эта её первая маленькая победа. А ещё приятнее было осознавать то, что она не последняя. Нет-нет. Нет.