Лгунья

      Свеча, парящая над библиотечным столом, полыхнув, задымила. Джин разжала пальцы, но крылья мотылька, припорошенные пыльцой, не желали отлипать. Пламя быстро перебралось со скрюченных лапок к тельцу, жар опалил подушечки пальцев. Джин спешно впечатала мотылька в столешницу, оставляя на той тёмный след.       «Ну и Мордред с ней, со столешницей», — пронеслась в голове мысль, повиснув в мареве таких же других мыслей. Таких же скучных, безнадежных, и не приносящих ей утешения в её, с позволения сказать, затруднительном положении.       Она провела в библиотеке уже более десяти часов. Солнце успело очертить дугу в небе за окном и скрылось за горизонтом. Бонэм замуровала себя в хранилище знаний по велению голоса в голове. Чтобы вспомнить... нет-нет, повторить всё необходимое. Подготовиться к предстоящей хогвартской аттестации. От долгого сидения за учебниками глаза кололо, тёмные буквы растекались по желтым страницам. Мерлин, она так устала…       «Сосредоточься!» — резко велела она сама себе и, как следует проморгавшись, уставилась в книгу. Но прочитанное не оставляло в голове совсем ничего — все мысли постоянно уплывали куда-то совсем в другом направлении.       «Откуда я все знаю?» — который раз за эти часы спрашивала себя Бонэм. Память — очень странная вещь. Не ведая совершенно ничего о своей жизни, утратив все воспоминания о своём прошлом, Джин быстро и без труда выуживала из головы знания иного толка… Реального знания — теории, практики.       В нужный момент руки сами собою выводили в воздухе конфигурации, губы шептали верные заклинания. Даты исторических событий появлялись в голове раньше, чем она улавливала суть вопроса. Руны складывались в предложения. Цифры нашептывали предсказания.       Она знала как колдовать, как знала, как говорить и ходить. Она никогда не забывала магической теории, фактов, как и никогда не забывала, как выводить на пергаменте буквы и слова. Она просто знала. Словно бы все, что не затрагивало её чувств, эмоций, что было сухими знаниями или натренированной мышечной памятью её вовсе и не покидало. Было с нею всегда, выжидая момента, когда понадобится — оставалось лишь вспомнить в нужный момент, только-то и всего.       Джин растерянно отковыряла от столешницы подгоревшего мотылька. Принялась отрывать крылья от скукоженного тельца. Перетирать их самыми кончиками пальцев в труху.       Всё, что находилось за пределами учебников и зубрежки… так и оставалось ей недоступным. Она строила теории, будто это могло быть связано с её чувствами, будто за разные воспоминания в её голове отвечают совершенно разные части. Пыталась не думать о себе, как о чем-то живом, представляя свою жизнь сплошной вереницей фактов. Но её прошлое, как и прошлое любого другого, она сама, люди и события, окружавшие её — всё вертелось вокруг эмоций, вокруг органов восприятия: запахи, цвета, звуки, смех, слезы, прикосновения. Все это исчезло. Самоуничтожилось. И не желало возвращаться.       А знания были… просто знаниями. Сродни навыкам, никогда не покидавшим её. Впрочем, все это лишь были её догадки, которым, к слову сказать, не нашлось нигде подтверждения — она попытала счастья не в одной книге. Всё было бестолку. Что до Дамблдора, то тот ни подтверждал, ни опровергал её теории. И это только всё больше разочаровывало ее.        «Сосредоточься на полиморфизме, Джинкси!» — голос вырвал её из размышлений.       Разумеется. Полиморфизм. Теория трансфигурации была самой сложной и… скучной. Видимо, в прошлом эту область науки Бонэм усвоила из ряда вон плохо. Экзаменационные вопросы, выданные Дамблдором сразу по прибытии в Хогвартс из Косого переулка, находили лишь слабый отклик в её голове — пара слов из определения, общие черты, но не больше. С Чарами или Защитой от Темных Искусств было совершенно не так. Остальные предметы если и требовали повторения, то очень поверхностного. А вот с Трансфигурацией была беда...       Списки экзаменационных вопросов являли собой длиннющие свитки. Как ей объяснили, они содержали темы всех уровней подготовки: с первого по седьмой курсы. Те, что были вначале, казались Бонэм совсем ерундой, но то, что было в середине — уже сложнее. Всё закономерно становилось труднее к концу. И Джин сразу заметила, — ещё со свитка по Нумерологии, с которым ознакомилась первым, – что если вопросы за шестой курс и были для неё достаточно трудными (добрая половина вызывала не слишком утешительный, но всё же хоть какой-то отклик в её голове), то за седьмой они и вовсе ставили в совершенный тупик. Вероятно, она этого не проходила вовсе.       «Полиморфизм, Джинкси. Мортимагия и превращение неживого в живого»       «Я читаю. Читаю!»       «В пергаменте ни единого нового слова, в голове мусор».       — Как же я… — прошипела вслух Бонэм.       “Трансфигурация завтра.” — голос был прав: экзамен завтра. Мордред его подери! Она уткнулась в книгу, морально готовя себя провести в компании доисторических фолиантов всю ночь.       Острый наконечник пера холодно звякнул о край чернильницы, роняя обратно лишние капли. Джин погладила свободной рукой пергамент. И вывела корявеньким, скачущим почерком: "Полиморфизм – в общих словах, превращение неживых объектов в живые и наоборот” Буквы заваливались друг на друга, строка, выгибаясь, съезжала вниз. Джин мрачно осмотрела написанное. Кто тот человек, кто вообще научил ее писать? И почему никто вовремя не скорректировал этот отвратительный почерк?       “Что они попросят меня трансфигурировать? И во что?” — она отложила перо. — “Мерлин, когда мне практиковаться, если я не могу запомнить и половину?"       Джин часто посещали мысли, что, должно быть, она проходила обучение на дому — программа была школьной, но в стенах Хогвартса ее не знали. Значит у нее волшебники-родственники, что утешало. Уж к кому к кому, а к маглам, развязавшим безумную, кровопролитную войну, причислять себя совсем не хотелось.       Но… куда они делись? Живы ли? Почему скрывали ее от всего мира? Как смогли обмануть хогвартскую Книгу Душ? А главное – зачем?       — Полиморфизм есть способность зачарованных материй — живых и неживых — под магическим воздействием существовать в состояниях с различной внутренней структурой или в разных внешних формах.       Пытаясь вернуть мысли в нужное русло, заставила она прочитать себя вслух. А затем еще раз. И еще. Слова, срывающиеся с языка, не оставляли ровным счетом никакого отпечатка в голове. Она со злостью отпихнула от себя дряхлый томик Высшей Трансфигурации.       “Это же просто невозможно…” — она помассировала пальцами виски. Голова напрочь отказывалась работать. Впереди её ждала долгая ночь.

***

      Экзамен прошел отвратительно. Альбус Дамблдор, профессор Трансфигурации и заместитель директора Хогвартса, задавал вопросы совершенно не так, как те были сформулированы в экзаменационном списке. Используя профессиональную терминологию, которая и в учебнике Высшей Трансфигурации мелькала лишь изредка, он заставлял переспрашивать и уточнять даже то, что на деле оказалось задачками для третьекурсников.       Гораций Слизнорт же, выступающий в качестве второго преподавателя, – как выяснилось, экзамены в Хогвартсе принимали в паре, — был профессором Зельеварения. И, казалось, не вникал в происходящее перед его носом вовсе.       Дойдя до полиморфизма, скорее вымученного, чем выученного накануне вечером, Бонэм расстроилась окончательно. Дамблдор остановил её взмахом ладони на середине ответа, что не означало ничего хорошего.       – Что ж, ваши теоретические знания оставляют желать лучшего, – сурово сообщил профессор. – Могу с уверенностью сказать, что за СОВ вы получили бы удовлетворительно. Разумеется, нам стоит ещё взглянуть на практику, но… уже сейчас я склоняюсь к тому, что вас можно с большой натяжкой зачислить на шестой курс. А всего лучше вообще на пятый… Да, пятый бы подошел.       Джин скрипнула зубами и молча вытащила из рукава палочку. Она была гготова провалиться под землю.       Высшая Трансфигурация — учебник, состоявший из двух частей, был рекомендован для старших курсов: шестого и седьмого. За минувшие два дня Джин умудрилась прочитать обе книги и, как ей показалось, первая часть не была для неё открытием. Да, знания имелись поверхностные, но откуда-то же им удалось взяться в её голове. К тому же, профессор Вилкост, принимавшая у неё три дня назад Защиту от Темных Искусств сообщила, что её навыки в этой области “достаточно продвинутого уровня” и она вообще не уверена, что школа в силах что-либо к ним добавить. Она записала в обходном листе Бонэм, что рекомендовала бы зачислить её на седьмой курс. Седьмой, Моргана и Мерлин! А Дамблдор посчитал, будто она едва заслуживает шестого.       “Пятый, Джинкси? Это будет весьма уморительно...”       — Заткнись! — прошипела Бонэм.       — Прошу прощения?..       Джин уставилась на Слизнорта, впервые подавшего голос, чувствуя, что краска отхлынула с лица. Какого Мордреда она сказала это вслух? Профессор Зельеварения выглядел обескураженным и… возмущенным.       — Я… п-простите. Я… сама с собой, ну знаете…       — О, ничего страшного, Гораций. У мисс Бонэм всё ещё небольшие неполадки с самоконтролем. После всего случившегося, она действительно порой разговаривает сама с собой вслух, – ей на выручку пришел, внезапно, совершенно заваливший её на экзамене Дамблдор. – Кстати говоря, нет ничего дурного, чтобы иногда поболтать с самим собой, верно? Я тоже таким иногда балуюсь. Правда, едва ли грубость способствует плодотворной беседе, в остальном же… Но будет. Мы отвлеклись.       Слушая профессора, Джин опустила глаза. Ей не нравилось его заступничество. После того как тот, словно бы нарочно, заставил ее запутаться в собственных знаниях, оно выглядело не слишком-то искренне.       Столешница перед ней была потерта и потемнела от времени. На местами облупившейся краске красовались кем-то выцарапанные “М+Н”, “Вероника – банши” и “пенис”. Бонэм принялась срывать зубами кожицу с нижней губы. На парте явно недоставало чего-нибудь сродни: “Дамблдор – флоббер-червь”.       — Что ж, исходя из ваших знаний теоретических, я не буду просить вас о превращениях из раздела… сверхсложных.       Она вонзила зубы чересчур глубоко. На губе выступила кровь.       — Вот, – профессор поставил перед ней светильник. — Поменяйте его состояние. Задание уровня СОВ. Трансформируйте в газ или, быть может, в жидкость. Как вам самой угодно.       Палочка в руке Бонэм дернулась. Голова вмиг наполнилась множеством заклинаниями, разгоряченной стаей шмелей, носившихся туда-сюда. Она не могла выхватить ни единого. На языке вместо чего-то нужного вертелось чудище, состоящие наполовину из одного заклятья, наполовину из другого. Она бросила быстрый взгляд на Дамблдора. От его участливого, успокаивающего вида Бонэм занервничала лишь сильнее.       “Дай-ка я, Джинкси” — голос прозвучал в голове куда громче и увереннее, чем бывало раньше. От неожиданности Бонэм вздрогнула и… совершенно ничего не успела сообразить. Мысли в её голове вдруг резко, словно по команде, упорядочились. Ненужные заклинания были оттеснены куда-то совсем далеко. Рука рассекла воздух, а губы сами собою выдали отчетливое:       – Ликфитус!       Лампа, вмиг обернувшаяся водяным столбом, мощным потоком рухнула на парту. Вода растеклась по всей столешнице. По полу забарабанили капли. Джин ошеломленно уставилась на лужу под своими ногами, даже и не заметив, что замочила юбку и чулки. Магия, сотворенная ею была… Впечатляющей.Кажется, профессор Дамблдор был удивлен не меньше неё.       — Очень… недурно, Джин, — сообщил он, вдруг обратясь к ней по имени.       “Словно мы какие друзья, как же” — отметила про себя Бонэм, покосившись на второго преподавателя. Но Слизнорту, похоже, вообще не было до них дела. Он выглядел скучающе, и едва не клевал носом.       — Что ж, попробуем чуть сложнее, — профессор Трансфигурации коснулся пальцами мокрой столешницы. — Верните лампе ее прежнюю форму, мисс.       И снова из головы разом исчезли все ненужные мысли. И снова руки сами собой вывели в воздухе что-то, отдаленно теперь напоминающее полумесяц, а с губ сорвалось тихое “Ретире инвикурум”.       Медленно, дюйм за дюймом, вода принялась стягиваться к середине парты. Поднялись с пола тонкие струйки, капли сорвались с подушечек профессоровых пальцев — всё устремилось к центру, тому месту, где прежде и приходилось стоять злосчастной лампе. Вода поднималась, вытягивалась, вновь обретая форму столба. А затем…       – А что насчет мортимагии, Джин? – Дамблдор казался вошедшим в азарт. Он спешно дал новое задание, даже не дожидаясь, когда лампа окончательно примет изначальный свой вид. – Сумеете превратить себя во что-нибудь… скажем в картину?       “Что ж, милая, давай, пробуй сама”       Джин напряглась.       “Что значит “сама”?       Голос молчал.       “Разве кто-то колдовал за меня?”       И снова никакого ответа. Профессор Дамблдор тем временем изучал Бонэм препарирующим взглядом. Он выжидал. Наблюдал за ней.       “Ответь мне, Мордред тебя дери!”       — Мисс?       — Да, — Бонэм с трудом заставила себя вынырнуть из собственной головы.       Мортимагия. Эту тему вспомнить не будет сложно. Она закончила свой конспект по ней буквально несколько часов назад. Вот только вновь хлынувший поток мыслей и знаний опять грозился навести в голове кавардак. Она снова занервничала. И сделала себе тем только хуже.       — Эт ком… эт кон…       “Мордред тебя дери, соберись!”       Ее пальцы задрожали, и несколько искр вылетело из кончика палочки, направленной на саму себя.       — Эт… эт...       “Мерлин, ну как же оно?!”       Искры посыпались на глаза, Джин не успела от них увернуться. Попав в слезный мешок они ужалили жаром. Взвизгнув, Бонэм прижала к глазу ладонь. Боль была ощутимой. И никак не желающей отступить.       — Эт конвертам пулвинар! — третий раз за день заклятье само собой сорвалось с ее губ. Розовый луч, сорвавшийся с палочки, ударил прямо в лицо. Несколько не самых приятных мгновений в жизни Бонэм, и перед профессорами Хогвартса лежала… нет, не картина. Вытянутая оранжевая диванная подушка.       – Очень недурно, мисс Бонэм! – воскликнул очнувшийся вдруг от полудремы профессор Зельеварения. – Альбус…       – Да, уровень практических знаний у мисс Бонэм весьма не плох, – Дамблдор одним взмахом палочки трансфигурировал подушку обратно в темно-рыжую девушку. – Нонсенс, учитывая такой пробел в теоретических… Могу полагать, что это связано с вашей, Джин… деликатной проблемой. Быть может, ваши познания в действительности хороши, вот только не все доступны.       — Простите? — Джин сняла с губы оставшийся от перевоплощения пух.       — О, я говорю о телесной памяти, — профессор откинулся на спинку кресла. — Она сохранилась куда лучше. Быть может не была подвержена изменениям вовсе. Но, к сожалению, ее недостаточно, чтобы определить вас на седьмой курс, как было рекомендовано профессором Вилкост.       Крылья носа Бонэм затрепетали. Она сжала кулаки под партой.       — Но мы вполне можем пойти на компромисс, — примирительно заметил Дамблдор. — Я буду настаивать, чтобы вас зачислили на шестой. Теоретических знаний, разумеется, для него не хватает, но восполнить их куда реальнее, чем подступиться к учебнику семикурсников.       — Я бы могла усерднее заниматься, у меня еще есть время до начала…       — Мисс Бонэм, это окончательное решение. Разумеется, оно подлежит пересмотру, но лишь в том случае, если остальные преподаватели обнаружат, что по их предметам вы тянете на последний год обучения в Хогвартсе. А пока… Наш экзамен завершен.       Джин вскочила с места, и бросив недружелюбное “Благодарю вас” вылетела в коридор. Она направилась прямиком в бибилиотеку, практически бегом, не дожидаясь Дамблдора, обыкновенно провожающего ее. Полная решимости похоронить себя заживо под грудой учебников по Зельеварению, Чарам, Рунам и Нумерологии, но подготовиться так, чтобы ни у кого и нареканий не возникло, что она достойна седьмого курса.       Но потом… Потом случился экзамен у профессора Слизнорта. Который она совершенно и бесповоротно завалила.