В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

Энид и Шарк шли через двор к Офелия-холл, покинув потайную комнату Общества Белладонны. Остальные участники (а также Юджин и Ленор) приступили к работе над планом, чтобы обеспечить безопасность Академии этой ночью. Поскольку сразу после полудня было ещё довольно рано, и количество студентов, возможно, было меньше, чем если бы они были там в любое другое время учебного года, но все они решили, что чем раньше об этом узнают, тем лучше, чтобы избежать путаницы и обязательно предупредить всех, кто, возможно, отправился с визитом в Джерико. Энид осталась наедине с новой Аддамс, и направилась в комнату, где её ждали другие межпространственные версии и, она надеялась, её Уэнсдей тоже, если разговор с директором Баркером пройдет успешно. — Значит, это школа. Услышав голос Шарк, Энид обратила внимание на девушку, идущую рядом с ней. Прошло всего несколько минут с момента знакомства, но новенькая оказалась одной из самых «эклектичных» Уэнсдей в группе. Спокойный голос приобрел тихие, хрипловатые нотки, хотя и не дотягивал до уровня монотонности Нидлер или яростного контроля в голосе Ву. Это было похоже на чуть более взрослую версию серьезности, которую демонстрировала Пап. Но иногда, особенно когда она делала замечания по поводу чего-то, что привлекло её внимание, в её голосе появлялась искренняя веселость, больше всего напоминавшая Фрайдей. И в то же время, вспоминая противостояние после её приезда, эта веселость временами оттенялась ликующим садизмом, который напоминал Энид Уэнсдей в некоторые из её более напряженных моментов (кстати, она все еще несла с собой лопату). Всё это окутано превосходными манерами, вежливостью и манерой говорить, которая, казалось, впадает в какие-то странные архаизмы. Она называла Синклер прислужницей после того, как представилась, пока настойчивость Энид не убедила девушку называть её по имени, черт побери. — Да, — сказала Энид в ответ на комментарий. — Академия Невермор. Основана в 1791 году, чтобы обучать и давать приют молодежи изгоев. У нас есть оборотни, вампиры, сирены… и я только что поняла, что обращаюсь к тебе с приветственной речью для новых студентов. — Всё в порядке. Это интересно, — сказала Шарк. — Посещение этой академии изменит нашу с братом Пагсли жизнь. — Трудно вписаться в компанию нормальных людей, не так ли? У моей Уэнсдей была та же проблема. У многих из нас здесь, вообще-то. До приезда в Невермор Энид поддерживала теплые отношения с большинством своих сокурсников, но настоящей дружбы у неё не было. Оказалось, что привычка юного оборотня с пяти лет грызть головы Барби, чтобы тренировать клыки, не одобрялась обществом. Она никогда не испытывала ненависти или страха со стороны одноклассников (по крайней мере, явного или сильного), но и не была близка ни с кем из них. У неё действительно не было настоящих друзей, пока она не приехала в Невермор и некая вампирша не решила наполовину удочерить её, когда увидела, что она не вписывается в компанию местных оборотней. Шарк пожала плечами. — Всё не так уж плохо. Никто с нами не связывается, на самом деле. Но есть и те, кто не боится к нам подходить. Например, Эн-Джей — наш хороший друг и сосед, — пояснила она. — Единственный раз, когда у нас были проблемы в школе, это когда Пагсли начал вести себя как зануда, чтобы завязать отношения с понравившейся ему девочкой, и какой-то хулиган решил этим воспользоваться. К счастью, девочка дала понять, что предпочитает, чтобы Пагсли был Пагсли, и мне не пришлось вмешиваться. Последнее предложение было произнесено таким тоном, который наводил на мысль, что хулиган избежал участи худшей, чем смерть. Энид не сомневалась в этом ни минуты. Они уже подходили к лестнице, по которой можно было подняться на вершину башни Офелия Холл, когда Энид решила продолжить разговор. — Любопытно, кто из вас двоих старше? — спросила Энид. — Брат Пагсли. Но многие принимают меня за старшую, потому что я на голову выше его. И за то, что я не обладаю рациональными способностями бабуина, помешанного на взрывчатке. И это при том, что я люблю взрывчатку не меньше других, но есть место и время для других вещей, таких как кислоты или плотоядные бактерии. — Звучит… мило? В ужасном смысле, я имею в виду… Я больше люблю калечить тела… чтоячертвозьминесу… — пробормотала Энид, прежде чем решила сменить тему. — Хм… поскольку там, откуда ты родом, нет ничего похожего на Невермор, я полагаю, там не будет особого присутствия сверхъестественного. — Скудные и изолированные сообщества, — ответила Шарк. — Конечно, ничего достаточно организованного, чтобы построить такое место. В нашем городе мы, Аддамсы, в основном и есть самое большое присутствие странностей, если не считать случайных путешественников, которые могут принадлежать к какой-нибудь нечеловеческой группе. Шум приглушенных голосов, доносившийся через закрытую дверь, подсказал Энид, что они приближаются к комнате в верхней части общежития. Волчица с улыбкой повернулась к Шарк. — Готова встретиться с другими своими версиями? Шарк улыбнулась в ответ, хотя Энид видела, что на этот раз в ней не было злобы. Просто волнение и предвкушение. — Готова.

***

— Уверены ли мы, что нам нужно придерживаться не летального подхода к этому вопросу? — в тысячный раз спросила Ву. — Ву, я хотела бы действовать оперативно с врагом, но я обещала Энид соблюдать осторожность, — ответила Уэнсдей. — Тем не менее, если ситуация выйдет из-под нашего контроля, я не стану критиковать никого из вас, если вы решите навсегда покончить с нашим противником. Фрайдей выглядела задумчивой, а Пап рядом с ней держала её за руку. — Ммм, я никогда никого не убивала. Отец и мать всегда говорили мне, что нужно подождать, пока я не стану старше и у меня не появится веская причина. — То же самое, — сказала самая младшая Аддамс. — Если всё пойдёт хорошо, то никому из вас двоих не придется наносить последний удар, — сказала Уэнсдей. — Я не понимаю, почему, — сказала Ву. — Мы с Пагсли до пяти лет спровоцировали не одно смертельное ДТП, мы заживо хоронили врагов нашей семьи… Последнего противника, который представлял хоть какую-то опасность, убил электрическим током мой младший брат. — Не по годам развитый ребенок, — будучи впечатлённой, заметила Уэнсдей — Нет, не настолько. Это была скорее счастливая случайность, чем что-либо ещё. Но мне неприятно признавать, что то, как Пуберт хлопал в ладоши и смеялся над кучкой пыли, оставленной Дебби — одно из моих самых приятных воспоминаний. — Ааах, ты любишь своего младшего брата, — сказала Фрайдей. — Я пыталась сбросить его с башни особняка, чтобы посмотреть, отскочит ли он от земли, гильотинировала его, а перед тем как прийти сюда, готовилась катапультировать его. — Ты его очень любишь! — повторила Фрайдей, смеясь. — Очень! — подчеркнула Пап, многократно кивнув. Ву уставилась на них, прежде чем скрестить руки на груди и посмотреть в сторону. — Признаюсь, я скучаю по маленькой мерзости, — прошептала она тихо, но не настолько, чтобы её не услышали остальные. Короткое неловкое молчание вскоре нарушилось. — Я… Прошло не так много времени, но я скучаю по Пагсли, маме и папе. И по дяде Фестеру, и по Ларчу… и по летучим мышам в камине, и по Ве… — начала Фрайдей, её голос становился все более взволнованным и тревожным, пока она не прервала себя, когда её обняла Пап. — Паркер, — размышляла Нидлер. — Почти два дня меня не видела. К этому времени она, должно быть, завалила сеть сообщениями через свой смартфон, пытаясь связаться со мной. Уэнсдей наблюдала за своими двойниками и не могла не почувствовать легкую зависть к их очевидной легкости в налаживании новых социальных связей. Им всем было по кому скучать. У Ву был такой же эмоциональный ступор, как и у неё, но через полтора дня она без стеснения призналась, что скучает по младшему брату, а её история с парнем Джоэлом демонстрировала ту Уэнсдей, которая намного раньше узнала, как найти контакт с миром, нежели она сама. У Нидлер была не только семья, но и человек, которого она любила и существование которого, казалось, не имело аналогов в этой реальности. Фрайдей и Пап, похоже, справлялись лучше, но даже Фрайдей начал одолевать постоянный страх, что пути назад может не быть. А Пап… Пап была ещё слишком мала, но Уэнсдей не сомневалась в способности маленькой девочки рано или поздно прийти к осознанию всей серьезности ситуации. А что насчет неё? Что, если бы она была переправлена в другую вселенную? Она бы скучала по Энид, без сомнений, но… Стала бы она так же скучать по своей семье, окажись она в таких же обстоятельствах, попав в другую реальность? Уэнсдей любила свою семью, но что, если это была бы её прежняя версия двухлетней давности? Когда она все еще находилась во власти этого глупого, юношеского бунтарства по отношению к своей матери? Она не могла вспомнить, когда в последний раз обнимала своих родителей, и, хотя ей не хотелось этого делать, мысль о том, что её лишили возможности выбирать, была… Она почувствовала, как кто-то похлопал её по плечу, отвлекая от мрачных мыслей и размышлений. Повернувшись, она увидела жестикулирующего Вещь. — Я знаю, о чем ты думаешь. Ты бы тоже по ним скучала, — сказала рука. — Думаешь? — Без сомнений. Доверься тому, о ком ты плакала, дитя. Уэнсдей ответила лёгким кивком и слабым изгибом уголков губ в знак благодарности живой обрубленной конечности. Оглянувшись на своих двойников, она приготовилась заговорить и попытаться вновь перенаправить разговор на ночное противостояние, чтобы помочь им сосредоточиться, но кто-то постучал в дверь прежде, чем она успела начать. Дверь слегка приоткрылась, привлекая внимание всех присутствующих в комнате. В проем робко просунулась голова Энид, которая смотрела на них с нервной улыбкой. — Привет? — Энид, mia lupa, — сказала Уэнсдей, недоверчиво глядя на подругу. — Из всех здесь присутствующих ты не должна стучаться в дверь своей комнаты. — Э-э… Я просто пыталась создать небольшое предвкушение, — ответил оборотень. — Для чего? — спросила Пап, и в это время глаза Нидлер расширились, а зрачки сузились. — О… О! — воскликнула она, снова в своем маниакальном состоянии. — Еще один из нас! Энид закатила глаза и без лишних слов распахнула дверь настежь, отступив в сторону, чтобы впустить фигуру, шедшую позади нее. Новоявленная Шарк смотрела на них с улыбкой, которая, казалось, колебалась между эйфорией и психозом, а её рука крепко сжимала лопату, словно это был посох или копье. — Приветствую! — воскликнула она. — О, это почти как воссоединение семейки Аддамс. Одно из самых странных. Фрайдей и Пап первыми подошли к новенькой, когда Энид снова закрыла дверь в комнату, ответив на приветствие Вещи. — Привет! — воскликнула Фрайдей. — Я Фрайдей, а это Пап. Ах, мы Уэнсдей, но это наши прозвища… — Прислужница Синкл… Энид проинформировала меня об использовании прозвищ во избежание путаницы. Можете называть меня Шарк. — Остроумное имя, — прокомментировала Ву. — Почему лопата? — спросил Нидлер. — Вся семья играла в игру «Разбуди мертвеца», прежде чем я попала сюда, — объяснила Шарк, глядя на лопату. — Из того немногого, что я знаю о ситуации, думаю, она может пригодиться. — Энид, разве ты не сказала ей, что происходит? — спросила Уэнсдей. Оборотень пожала плечами. — Только основы. Я подумала, что будет лучше, если ты расскажешь подробности. Уэнсдей посмотрела на своих двойников. — Думаю, нам нужно ещё раз объяснить весь план, чтобы ввести Шарк в курс дела. — Это не вызовет проблем, — сказала Нидлер. — Мы можем считать это дополнительной подготовкой, и это поможет нам занять свои мысли. — О, ты тоже в розовом! — внезапно раздался голос Пап. Маленький ребенок указывала на чулки Шарк. — Ха! — рассмеялась Фрайдей, поворачиваясь к Ву. — Смотри, Ву! Я не одна такая! — Фантастично, — пробормотала Ву. — Даже удивительно. — Есть какие-то проблемы с розовым? — спросила Шарк, глядя на трёх старших Уэнсдей. — Ммм, я обнаруживаю определенный монохроматизм, очень в стиле Матушки… — Ву не любит яркие цвета, — объяснила Фрайдей. — А Уэнсдей утверждает, что у неё аллергия, но Нидлер считает, что это психосоматика. Шарк посмотрела на Уэнсдей. — У тебя аллергия на цвета? — Да. Шарк перевела взгляд на Энид и более красочную часть комнаты, а затем вновь обратила внимание на свою старшую копию. — И ты с ней встречаешься? — Иммунитет от переизбытка. — Коне-е-чно, — сказала Шарк. — Но я уважаю мазохизм, — добавила она, прежде чем снова обратиться к Фрайдей. — И сестра Фрайдей, если кто-то будет издеваться или посмеиваться над твоим выбором цвета, напомни им, что розовый — это цвет крови твоих врагов… — …растворенный в слезах, которые они пролили после того, как были раздавлены твоим каблуком! — закончила Фрайдей. — Почему ты её так назвала? — спросил Пап. — Как назвала, сестра Пап? — спросила Шарк, наклоняясь к девочке. — Вот так. Сестра. — О! — воскликнула Шарк, окинув взглядом всех присутствующих. — Ну, как я понимаю, мы все — один и тот же человек, но разный. Так что мы как бы одна семья, — объяснила она, начиная указывать на каждую Уэнсдей по очереди. — Сестра Пап, сестра Фрайдей… Её палец приостановился, указывая на Нидлер. — Нидлер, — с полуулыбкой сказала сумасшедший доктор. — Сестра Нидлер! — продолжала Шарк, указывая на двух последних. — Сестра Ву и… Сестра Уэнсдей. Наша покровительница на этом воссоединении семьи Аддамс. — Я не задумывалась об этом, — вмешалась Энид, наблюдая за девушками с забавной улыбкой. — Но это правда, я знаю, что сначала мы использовали историю с кузинами, но это больше похоже на то, что вы… — Сёстры — закончила Уэнсдей. И снова на её лице появилось нечто, напоминающее улыбку, как и на лицах всех остальных. Энид не могла унять странную дрожь при виде этой сцены. Шесть Уэнсдей улыбались… Она не знала, с какими опасностями им придется столкнуться этой ночью, но Энид Синклер была уверена, что враг ещё не раз пожалеет об этом. Шесть сестер Аддамс и оборотень? Вперёд!