В целом нечто странное (или Уэнсдей-мультиверс)

Уэнсдей и Энид молча вышли из комнаты, убедившись, что Ву и Фрайдей поняли их инструкции: они не должны покидать комнату, чтобы исследовать академию самостоятельно, и ни при каких обстоятельствах не должны покидать сторону Вещи. Старая расчленённая рука, казалось, преодолела кратковременный приступ нервного срыва и начала разговаривать с двумя мультиверсными коллегами Уэнсдей. Это был интересный разговор. Ву лишь отрывисто кивнула, сузив глаза под глубоким хмурым взглядом: её раздражало, что с ней обращаются как с ребёнком, но в то же время она была достаточно умна и взросла, чтобы понять, что ситуация требует осторожности. Фрайдей, в свою очередь, с энтузиазмом кивнула и даже попросила у Энид разрешения поиграть с мягкими игрушками, украшающими её часть комнаты. Уэнсдей не смогла удержаться от небольшой ухмылки. Похоже, Энид была одурачена буйным и весёлым нравом Фрайдей, забыв о том, как именно дети Аддамсов играют со своими игрушками. Была ещё не глубокая ночь, но даже с учётом ослабленного комендантского часа из-за каникул шансы столкнуться с теми немногими студентами, которые ещё оставались, или с кем-то из преподавателей были меньше, чем обычно. Молодая пара бодро, но спокойно зашагала в направлении входа, который привёл бы их в тайную комнату общества Беладонны, и их шаги гулко отдавались в пустых коридорах Невермора. — Ладно, я хочу спросить, — сказала Энид, нарушив молчание, — почему библиотека Беладонны, а не Академии? — Знания о мультивселенной скудны, — ответила Уэнсдей, — в области науки это всё ещё теория. Царство магии предлагает более существенную, но столь же фрагментарную информацию. А в библиотеке Невермора, открытой для всех студентов, никогда бы не нашлось книги, которая позволяла бы обращаться с первозданными силами вселенной на таком уровне, даже на занятиях по магическим наукам. — Полагаю, в этом есть смысл: вы же не хотите, чтобы какой-нибудь сопляк случайно стёр кого-то с лица земли, — заметил ликантроп. — Это точно не пойдёт на пользу имиджу Академии. — Итак, Беладонны… Ты действительно думаешь, что мы что-нибудь найдём? Уэнсдей слегка поджала губы, почти незаметно: — Я не могу сказать наверняка. Коллекция текстов и манускриптов, предоставленных членами общества прошлых поколений, очень богата. Определённо более полная и разнообразная, чем у нынешних. Энид хихикнула: — Уверена, будущие поколения вампиров будут благодарны Йоко за её знания о том, как готовить мохито. — Действительно, — сказала Уэнсдей с лёгким оттенком насмешки, — но реальна вероятность того, что, даже просмотрев самые надёжные тексты, мы не найдём ничего конкретного. В случае неудачи нам придётся прибегнуть к материалам, используемым факультетом, а я бы хотела оставить это как последнее средство. — Это напомнило мне… может, нам стоит обсудить это с директором Баркером, — предложила Энид. Уэнсдей повернула голову и посмотрела на свою девушку так резко, что в её шейных позвонках почти послышался треск. Блондинка-оборотень подняла руки в примирительном жесте: — Я знаю, знаю! Но мы не можем держать этих двоих запертыми в нашей комнате бесконечно, и если ситуация осложнится или затянется до весенних каникул. Ну, я думаю, нам лучше избавить себя от неприятностей в качестве меры предосторожности. Уэнсдей несколько мгновений не сводила с Энид своего непроницаемого взгляда, но волчица не отступала. Наконец Аддамс снова посмотрела вперёд и слегка склонила голову. — Ты права, — сказала она. — Как бы мне ни было неприятно это признавать, было бы полезно положиться на добрую волю самого непосредственного авторитета над нами. Мы поговорим с ним завтра утром. — От этой мысли у тебя сводит живот, не так ли? — Как хорошо ты меня знаешь. Энид наклонилась и легонько поцеловала Уэнсдей в щёку. На лице Аддамс на мгновение проступила тень лёгкого румянца, а затем внезапно исчезла. За два года Энид Синклер научилась «читать» свою девушку на удивление хорошо. Конечно, Уэнсдей всё ещё удивляла её время от времени, а уровень экстравагантности Аддамсов и их семейных традиций, казалось, не имел чётких границ. Но молодой оборотень могла похвастаться тем, что была одним из немногих людей на свете, способных истолковать смысл обычно непостижимого лица Уэнсдей Аддамс. Вот почему она заметила, как намёк на улыбку, который начал почти незаметно появляться на губах Уэнсдей после поцелуя в щёку, прервался, сменившись чуть более хмурым, чем обычно, взглядом и напряжением в челюсти, которое, казалось, сигнализировало о чувстве вины? Не доходя до лестницы, по которой можно было спуститься на площадку, Энид легонько толкнула другую девушку в плечо. — Какая проблема грызёт твои мысли? Уэнсдей посмотрела на неё: — Если не считать очевидного, что ждёт в нашей комнате в общежития, ничего особенного. Я не понимаю, о чём ты. — Уэнсдей, — сказала Энид. В её тоне не было ничего властного или назидательного, но это заставило Аддамс остановиться и слегка нахмуриться. — Я… я должна перед тобой извиниться. Энид не смогла скрыть удивления на своём лице: — Что, почему? Уэнсдей вдохнула, прежде чем снова заговорить: — Сегодня должен был быть особенный день. Особенной ночью. Наша первая ночь на весенних каникулах. Ужин на балконе, поздний вечер, серенада, Вещь, уходящий на полуночную прогулку, и мы одни, чтобы… — О, Уэнсдей, — прошептала Энид. — Я знаю, что ты ждала от сегодняшнего дня, — продолжила Аддамс низким монотонным голосом, который Энид воспринимала как маску, скрывающую уязвимость, — чего-то особенного. А я всё испортила. Энид встала перед подругой и осторожно положила руки на плечи медиума. — Уэнсдей… Уэнсдей, посмотри на меня. Брюнетка подняла голову, и лучезарная яркость улыбки блондинки чуть не ослепила её глаза от утончённой боли. — Уэнсдей, ты ни в чём не виновата. — Энид, в нашей комнате находятся два моих двойника из другого измерения. Я знаю, что в прошлом меня обвиняли в эгоцентризме, и не без оснований, но я не думаю, что моё эго может считать, что подобное — не совпадение. Должно быть, причина кроется во мне. — Так это или нет, но это произошло не по нашей воле, — ответила Энид. — Ты можешь винить себя за многое, Уэнсдей Аддамс, но я ни за что не позволю тебе нести незаслуженную вину. — Когда это мой волчонок стала такой мудрой? — прошептала Уэнсдей. Энид снова мягко улыбнулась. — Смотри. Ты сегодня ничего не испортила. Мы найдём время друг для друга, когда разберемся с этим, ma petite calamité. Уэнсдей резко вдохнула, её глаза расширились с выражением хищника, только что вынюхавшего добычу. — Энид… это по-французски. Улыбка волчицы стала озорной. — Oui? — Ты же знаешь, как действует на меня французский, Энид. — Да, и можешь не сомневаться, что я изучала словарный запас только для того, чтобы использовать его на тебе. Именно для того, чтобы получить такую реакцию. Их взгляды были прикованы друг к другу. Их лица начали сближаться. Румянец вернулся на щёки Уэнсдей, придав её бледному лицу больше красок, чем когда-либо прежде. Их губы сблизились, и на мгновение все их чувства были прикованы к теплу, исходящему друг от друга. И вдруг Уэнсдей резко отпрянула. Как будто она внезапно вышла из транса. — Нет. Прости, Энид… — начала она, но тут же прервалась, чтобы перевести дыхание. — Как бы я этого ни хотела, а поверь мне, я этого хочу, сейчас не время и не место. Нам нужно работать. Энид смотрела на неё тоскливым взглядом и покорно улыбалась. — О… ты права, Уэнс. Прости, я должна была… Затем, внезапно и без предупреждения, Уэнсдей бросилась вперёд и прижалась губами к губам Энид в страстном поцелуе, одновременно крепко, но нежно схватив светловолосого оборотня за шею. Поцелуй, глубокий и голодный, закончился так же внезапно, как и начался: Энид заскулила, когда Уэнсдей зарылась лицом в её шею, продолжая чувственно ласкать горло и прижимаясь к телу волчицы своими. Наконец, оставив на шее след из поцелуев, Аддамс приникла губами к уху Синклер и прошептала: — Но когда всё закончится и мы останемся наедине, я буду пожирать тебя так, что ты будешь выть в безлунную ночь, mia cara lupa. Уэнсдей отдалилась от Энид так же быстро, как и приблизилась. Она стала уходить, спускаясь по лестнице и жестом приглашая следовать за ней. — Пойдём, нам больше нельзя терять время, — сказала Аддамс, щёлкнув пальцами дважды. Энид сдержала очередной скулёж, опираясь одной рукой о стену коридора. Её лицо раскраснелось, зрачки расширились, а из-под полуоткрытых губ выглядывали два хорошо сформированных волчьих клыка. — Да… да… — дрожащим голосом произнесла оборотень. — Как только мои ноги перестанут дрожать… Вот дерьмо.