Потрескивание пережаренной плоти

      Гриллби как обычно стоит за барной стойкой и протирает очередной бокал из-под вина. Недавнее происшествие заставило взволноваться всех монстров, и это заметно отразилось и на самом Гриллби. Его спокойная и молчаливая натура невольно содрогнулась о мысли, что Ядро может не возобновить работу в ближайшие месяцы. Каждый день он слышит нервные перешёптывания его клиентов, но никогда не присоединяется к дискуссии. Гриллби предпочтёт остаться в стороне, чтобы самому невольно не поддаться панике. Какой толк в стрессе, если от того, что каждый нервничает, ничего тут же не улучшится?       Тем не менее, порции заметно уменьшаются. Каждый вынужден экономить на продуктах, чтобы продержаться подольше. Гриллби подаёт на стол картошку фри и вздыхает. Снаружи особенно ничего не изменилось после объявления королевы о неисправности Ядра неделю назад. Монстры ещё справляются с напастью, а дети по-прежнему играют в снежки и лепят снеговика. Когда поток посетителей поубавился, Гриллби отходит от барной стойки и идёт выносить мусор на задний двор. Вечно закрытая от посторонних дверь открывается и Гриллби входит в темноту собственного жилища, включая свет. Скоро электричество может исчезнуть. Лампы продолжают гореть от запасных генераторов, но и их надолго может не хватить. Гриллби берёт в руки два чёрных мешка и кое-как локтем открывает дверь на задний двор. Зимний ветерок обдал его лицо и язычки пламени. Иногда дневная прохлада способна успокоить и отвлечь от насущных проблем на пару минут. Гриллби делает шаги по двухступенчатой лестнице на крыльцо и направляется к мусорным бакам. Там он слышит копошение, что заставляет его на секунду остановиться и приглядеться.       Возле мусорных баков Гриллби замечает неряшливо одетого монстра, который второпях роется в других мусорных пакетах и одиночном мусоре. Такое явление для Гриллби не является редкостью, однако теперь подобное происходит довольно часто. Монстрам, чей достаток ниже среднего, приходится особенно нелегко уже в первую неделю. Один из таких прямо сейчас вытаскивает из коробки списанные остатки чьего-то обеда и только потом замечает недалеко от себя хозяина бара. Монстр вздрагивает и почти роняет добытую еду в снег, но вовремя подставляет руки. Обычно такие как он сразу стараются скрыться, но, видимо, этот оцепенел от страха, что его увидели. Гриллби осматривает его с головы до ног и подходит поближе.       — Выкинь это, — произносит бармен спокойным тоном.       Монстр послушно выполняет просьбу Гриллби и слегка сжимается, ничего ему не ответив. Гриллби кидает мешки со свежим мусором в бак и закрывает его, обращая свой взор вновь на незнакомого ему ранее монстра. Это был, кажется, волчонок, но с более причудливой мордой и совсем короткими ушами. На вид ему было не более четырнадцати лет. Гриллби смотрит на волчонка и поджимает губы, снова заговорив с ним:       — Твои родители знают, чем ты занимаешься?       Вопрос Гриллби встал комом в поджилках подростка, заставив его скрестить коленки от отвести взгляд.       — Нет, — смущённо отвечает воришка и чешет локоть.       Гриллби медленно вздохнул и скрестил руки на груди, задумчиво постукивая по предплечью пальцами. Одно дело, когда в помойке роется окончательно опустившийся на дно по собственной вине взрослый монстр, но это – подросток, который ещё даже не успел сделать в своей жизни чего-то глобального. Гриллби бы подумал, что он вовсе сирота, если бы не ответ “нет” из уст мальчика на вопрос о родителях.       Гриллби вспоминает свои детские годы, когда баром ещё заправлял его отец, а он был лишь маленьким помощником. Однажды он так же вышел вынести мусор по просьбе отца и увидел там монстра своего возраста. Он постоянно озирался по сторонам, пока пытался найти что-то в одном из чёрных пакетов. Гриллби окрикивает его и протягивает ему бумажный пакет с тёплым фастфудом. Заказчик с нелепым аргументом отказался от заказа, вернув только его половину. Гриллби должен был его выкинуть, но вместо этого он отдал оставшийся там бургер и половину картошки ребёнку. И тогда он увидел в его глазах столько радости, сколько, кажется, не испытывает пятилетнее дитя, когда ему дарят такую игрушку.       Бармен опускает руки, одну ставит на пояс.       — Как тебя зовут? — мягко интересуется он. Отсутствие агрессии со стороны Гриллби сильно удивило мальчика, что тот даже сразу ему ответил.       — Винс.       — Подожди здесь, Винс, — Гриллби развернулся и вошёл обратно в дом.       Огненный монстр зашёл на рабочую кухню. Подхватив фритюр, Гриллби сыпет немного картошки в бумажную тару и на скорую руку собирает чизбургер. Уже через пять минут Гриллби выходит с бумажным пакетом к Винсу и протягивает его ему. Запах свежей горячей еды заставляет подростка сглотнуть слюну.       — Возьми. Это всё, что я могу тебе дать. И никому не говори, что я тебе помог, — просит Гриллби, на что получает от второго широкую улыбку. Гриллби никогда не был заядлым филантропом, но жалость всё же в какой-то момент взяла верх.       Винс радостно благодарит Гриллби и скрывается за высокими соснами. Огненный монстр ещё какое-то время стоит неподвижно и глядит в даль леса. Потрескивание веток сосен заполняли тишину, что наступила почти сразу после того, как Гриллби остался там в одиночестве.

***

      Гриллби совсем потерял счёт времени. Сколько дней прошло с тех пор, как начался голод? День? Неделя? Месяц? Бармен давно сбился со счёта, а календарь, за верёвочку висящий на гвозде, криво вбитом в стену спальни, превратился в фантомный предмет декора. Гриллби уже давно не отмечал на нём даты, и пластиковый квадратик завис на одной конкретной дате: 7 февраля. Был ли сейчас февраль? Или уже март? Текущая дата перестала иметь значения, когда вокруг происходят по-настоящему страшные вещи.       Гриллби медленно выходит из-за двери, ковыляя в сторону барной стойки, чтобы начать очередной рабочий день. За его спиной аккуратно расставленные бутылки из-под алкоголя пылятся на дубовых полочках. Деревянные брусья, из которых построен некогда процветающий бар, стали слегка влажными из-за разницы температур внутри и снаружи здания. Создавалось ощущение, будто внутри паба стало гораздо теплее, чем обычно. Музыкальный проигрыватель уже чёрт знает сколько времени, внутри теперь постоянно царит тишина, лишь изредка прерываемая ропотом посетителей; в тишине полупустого бара Гриллби почти мог услышать стук собственного сердца в груди. Или тому причиной был стресс и боль, которую он испытывал на протяжении уже какого-то времени…       Ядро так и не начало функционировать должным образом, соответственно монстры окончательно остались без энергии, еды и некоторых других средств, без которых они ранее не представляли себе своё существование. Когда-то чудесный маленький городок посреди снежной долины превратился в заснеженное кладбище. Большинство монстров предпочитали сидеть в своих домах, но изредка можно было увидеть долговязые фигуры, хромающие вдоль давно протоптанной тропинки вдоль Сноудина. Чувство страха ощущается где-то в поджилках, тяжёлое чувство голода смешалось с липким ощущением в животе, которому никто не мог дать точной характеристики или определить его источник. Монстры падали замертво на улицах, иногда они даже нападали друг на друга и кусали ещё живую плоть, как будто это могло ненадолго заполнить перманентную пустоту в желудке.       Обезумевшие с голодухи монстры вгрызались зубами друг в друга и было совершенно не важно, были ли они когда-то вегетарианцами или нет. Посреди вечерней улицы, когда вокруг больше никого не было, из-за деревьев выскакивает изуродованный худобой и недостатком пищи монстр, своим видом напоминающий антропоморфную облезлую курицу с выцветающими перьями. Клюв монстра нервно стучит и совсем не от холода, пока суженные зрачки смотрят на одиноко идущего гражданина, пытавшегося очень быстро проскочить к своему жилищу. Всего нескольких секунд хватает, чтобы золотистый клюв начал вырывать куски плоти ещё живого существа. Монстр просто глотал то, что попадало в его клюв, не пережёвывая. Свинцовый привкус крови и сырого мяса казался невероятно освежающим…       Никто больше не приходит в бар «У Гриллби» чтобы быстро поесть. Еды-то нет. Монстры стекаются сюда теперь только ради двух вещей: отвлечься от кошмарных видов наружи и заглушить с помощью алкоголя мучительный ужас. Никого в общем-то не волновало, как на их тело влияет большое количество крепких напитков на голодный желудок. Если был способ каким-то образом забыться, перестать думать о туманном будущем, то монстры предпочитали им пользоваться, пока и это средство окончательно не закончилось.       Что касается самого Гриллби, он страдал не меньше.       Наверняка каждый из нас хотя бы раз жарил шашлыки или наблюдал за процессом приготовления этого блюда, находясь на пикнике, может быть на даче или в Интернете во время просмотра чьего-то видео. Конечно, монстры тоже знакомы с этим процессом. У каждого, кого бы вы не спросили, при звучании этого вкусного слова “шашлыки” сразу возникают в голове ассоциации о нарезанных крупными кубиками кусочков мяса, будь то говядина, свинина или курица, нанизанных на металлические шампуры и помещённых на решётку чёрного мангала. Поворот за поворотом, вращение за вращением – и вот уже сок, как рубиновый нектар, выступает на поверхности. Каждый кусочек, словно маленькое солнце, излучал тепло и аромат… Звучит аппетитно, не так ли? Но это только до тех пор, пока в роли шашлыка выступает мясо какого-нибудь животного, а не твоё собственное.       Описание готовящегося на мангале мяса во многом схоже с тем, что на постоянной основе сейчас испытывает Гриллби. Только вот речь совсем не о шашлыке, а о живой плоти, принадлежащей разумному монстру.       Все, кто знал Гриллби хотя бы немного, понимали, что с ним происходит. Иногда по ночам кто-то из них слышал душераздирающие крики, доносящиеся со стороны бара. Это были крики боли, которую Гриллби испытывал ежедневно, постоянно, ежесекундно. И если перед посетителями он мог с огромным трудом держать себя в руках, то наедине с самим собой его самообладание покидало его. Тело ослабло и похудело из-за недоедания, а собственный огонь, вечно покрывающий тело огненного монстра, стал его собственным врагом. Его собственное существование превратилось в вечную пытку: огонь словно пожирал его самого, заставляя его трястись словно из-за лихорадки и скрежетать зубами.       Пламя, которое должно быть продолжением его собственного «я», его чертой как огненного монстра, перестало контролироваться. Магии не хватало. Кожа Гриллби, спрятанная под вечно танцующими языками пламени, потрескивает и покрывается множеством ожогов и волдырей, которые лопаются и причиняют Гриллби ещё большую боль, позволяя огню добраться до нижних слоёв кожи, вплоть до “мяса”. Запах подгорающей плоти уже перестал улавливаться носом бармена, поскольку он к нему уже так привык, что это превратилось лишь в очередной внешний раздражитель, который можно было проигнорировать.       Боль часто перерастала в неконтролируемые приступы гнева. Гриллби то кричит от боли, то срывается с места и начинает бросаться вещами, совершенно переставая заботиться об их сохранности. Например, недавно он смахнул с письменного стола настольную ламу, которая с громким звуком упала на деревянный пол и разом треснула внутри неё лампочка. Осознавал ли Гриллби, что он делал? Ответ очевиден.       Мог ли кто-нибудь ему помочь? Нет. Санс, некогда друг Гриллби и завсегдай паба, каждый раз испытывает мерзкое чувство беспомощности, просто глядя сквозь помутневшие из-за инея и влаги на бармена, который трёт один и тот же стакан раз за разом, словно пытаясь этой белой тряпочкой сточить стекло до тонкой пластинки. И не потому, что стакан грязный, а потому, что его разум пытается найти отвлечение в этом цикличном действии. Санс даже не мог придумать подходящий каламбур под этот случай. Почему? Самая очевидная причина – всё ещё сохранившийся инстинкт самосохранения не позволяет скелету шутить про такие вещи, иначе кто знает, какую реакцию вызовут его на первый взгляд безобидные шутки про какой-нибудь гриль…       — Чё как, Гриллбс? — вопрос, который раз за разом звучал из уст низкорослого скелета, когда тот пересиливал себя и заходил внутрь здания, с большим трудом глядя на происходящее вокруг: на страдающего Гриллби, на опьяневших монстров, играющих в карты…       Гриллби бывалоча отвечал Сансу какими-нибудь короткими односложными предложениями в духе:       — Ты знаешь “чё как”, Санс.       Но с недавних пор Гриллби начал чаще молчать. Он больше не мог этого выносить. Теперь каждое слово, выскальзывающее из его всё время разомкнутых из-за болезненной одышки губ, звучало как продолжительное мычание страдающего животного. Санс в такие моменты больше не говорил ни слова. Если скелет находил в себе силы, он на определённое количество времени оставался сидеть на барном стуле напротив лакированной барной стойки, словно пытаясь собственным присутствием поддержать беднягу. Потом он уходил, костлявыми пальцами сжимая ткань голубой куртки, снизу которой уже заметны потёртости. Стоит ли говорить, что на самом деле это вообще никак не помогало?       Вы помните монстра-волчонка, которому Гриллби отдал остатки чужого заказа какое-то время назад? Недавно Гриллби, вынося очередной мусорный мешок, заполненный бутылками из-под алкоголя, нашёл кучку праха возле пустых мусорных контейнеров и пару клочков шерсти. Гриллби медленно, словно боясь, что мусор высыпется из мешка сам по себе, если он отпустит, ставит чёрный пакет рядом с мусорным баком и опускается на колени перед кучкой праха. Он не мог быть уверен, был ли это тот самый подросток или кто-то другой ему подобный. Но его сердце подсказывало ему, что это был он. Туманный взгляд Гриллби был долго прикован к этому конкретному месту и единственным звуком, который нарушал окружающую его тишину, было уже привычное потрескивание его собственного пламени.       Бедный мальчик… стал очередной жертвой голода.       С другой стороны, Гриллби вместо печали испытал странное чувство облегчения. Может быть, так было лучше. Может быть, смерть была единственным способом наконец избавиться от боли и страданий и отдохнуть где-нибудь в тёмной пустоте… если, конечно, жизнь после смерти вообще существовала.       Гриллби хватает пальцами горстку плотного снега и бросает её себе в лицо. Уже через несколько секунд это значительно усилит его страдания из-за того, что этот снег начнёт таять на его подгоревшей коже, но ровно на эти две секунды наступает перерыв от боли. Или это был неосознанный селфхарм…       Скрючиваясь от возобновившихся мучений и совершенно забыв про мусорный пакет, который он собирался бросить в мусорный бак, Гриллби поднимается на ноги, бросив последний взгляд на горстку пепла в двух шагах от него. Втайне Гриллби мечтал о смерти. Его в последнее время не покидает мысль о самом лёгком способе наконец-то завершить все его мучения, перестать испытывать эту боль. У него не хватало смелости самостоятельно наложить на себя руки, поэтому он ждал, когда огонь окончательно сожрёт его, пока он будет лежать в своей постели и вырубится после очередной серии бессонных ночей. Но смерть всё никак не наступает: ни от голода, ни от огня. Это только усиливало отчаяние, с каждым днём растущее и заполоняющее всё пространство в его мыслях, вытесняя всё остальное. Гриллби всё время хотелось плакать. Но он не может позволить себе плакать, иначе ему станет ещё больнее.       Гриллби разворачивается и, с трудом держась на ногах, быстро направляется обратно внутрь, закрывая за собой дверь с громким хлопком.

***

      Цикл повторяется вновь и вновь, полностью лишая Гриллби надежды на какое-либо светлое будущее. Всё, что ждёт монстров в ближайшее время – это полное вымирание. Окружение, будь то когда-то красивые снежные пейзажи или другие монстры, превратились в глазах Гриллби в серую массу. Вот Гриллби в который раз стоит за барной стойкой, вот он стискивает челюсти и терпит боль, из-за которой его тело уже начинает неметь, вот он натирает одни и те же стаканы, вот он наливает кому-то десятый стакан…       В этот же миг он слышит скрип сходной двери. Такой привычный звук. На мгновение Гриллби подумал об очередном монстре, который сейчас подойдёт и закажет стакан, а может и целую бутылку, выпивки, или о Сансе, который набрался мужества и снова пришёл сюда. Но когда он поднял взгляд и посмотрел вперёд сквозь слегка запотевшие тонкие стёкла очков, он обомлел.       Внутрь вошёл человек. Тонкий голосок маленькой девочки в рваном фиолетовом платье нарушил возникшее затишье:       — П-привет?..