трупы звёзд

Над рекой почти тихо, только еле слышно течёт вода и дует июньский ветер. Иногда доносится шум железной дороги из-за леса на соседнем берегу, но потом тишина возвращается. Небо ярко-синее, и, думаю, где-то через час на его краю покажется предрассветная голубизна. Костёр уже давно потух, и на его месте будто чернеет бездонная дыра. Я лежу на сбитом покрывале, положив под голову рюкзак. Спать мне не хочется. На небе — бессчётное количество звёзд, а также совсем не видно луны. Мой друг Юра находится со своей девушкой в палатке неподалёку. Рядом с его палаткой ещё две. В одной из них спит его одинокий младший брат Илья — отселили, чтобы не мешал их любовным делам, либо же сам не захотел путаться с парой. В другой — новая подруга Юры, о которой я буквально ничего не знаю, даже не помню имени, а также не уверен, называла ли она мне его вообще. Юра встретил её пару недель назад в парке неподалёку от метро, в нескольких километрах от нашего нынешнего местонахождения. По его рассказам, девушка показалась ему приятной в общении и быстро завоевала доверие. Да к тому же он много рассказывал ей обо мне. Рассказал ей, что я хороший парень, и что непонятно, как так получилось, что я до сих пор один. Предложил ей съездить вместе с нами за город, устроить пикник, выпить алкоголя и пожарить шашлыки, а потом поспать в палатках на лоне природы. Сказал мне: «Эта тёлка вроде как нормальная, тебе подходит. Может, у вас что-то и получится». Тёлка действительно оказалась нормальной, и внешне, и в общении. Этим тёплым вечером мы неплохо провели время с ней и с остальной компанией: болтали ни о чём и обо всём сразу, пили холодное пиво и ели слегка подгоревшее мясо с кетчупом, а также любовались природой под гитарные аккорды Ильи. Но сближаться с новой знакомой я, честно признаться, не хотел. Около года назад у меня уже было знакомство с женщиной. И ничем хорошим это не закончилось. По крайней мере, для неё. Последние дни я слишком много думал об этом, хотя до этого считал, что похоронил эти события в прошлом, может даже, слишком быстро для нормального человека. Хотя считать себя нормальным человеком, после того как совершил что-то подобное, нельзя. — Что, не спится? Мне тоже, — доносится справа. Поворачиваю голову — та едва знакомая девушка всё-таки вышла из палатки и сейчас подобралась ко мне, до неприличия незаметно, чуть не напугав. Если бы я был более впечатлительным, то вздрогнул бы от неожиданности. Я безучастно отвечаю: — Да я не особо хочу спать. Наконец рассматриваю в полутьме её лицо. Вообще оно непримечательное, хотя, наверно, можно и назвать красивым. Рот приоткрыт, будто у низкопробной киноактрисы. Глаза большие, веки на них кажутся тяжёлыми. Черты лица такие, будто бы я видел их на лицах всех тех девушек, что встречал за свою жизнь; пожалуй, за исключением матери. Я вообще довольно плохо различаю женщин. Она ложится рядом на покрывало и продолжает разговор. — Тебе нравится небом любоваться? Мне тоже. — Можно так сказать. Красивое, действительно. — Всё-таки жаль, что нет луны. Как будто знаешь… как огромный глаз без блика. Я много таких видела. — Да. Правда жаль. — А ты когда-нибудь о чём-нибудь жалел? Вот я, к примеру, да. — Возможно. — Интересно, а о чём? — О разном. Но тебе, скорей всего, неинтересно слушать о таком. — Ну ладно, хорошо. Как скажешь. Я и правда не могу сказать, жалею ли о том, что встретил год назад ту девушку. Вообще, будь я совсем безбашенным ублюдком — я бы поделился этим, рассказал, словно одну из мимолётных жизненных историй. Только это было бы совсем безумием. Как правило, таким не делятся ни с кем. Воспоминания навязчиво толкаются внутри черепной коробки. В конце весны прошлого года товарищ по работе предложил отпраздновать его повышение и потащил меня в задрипанный ночной клуб. Я пошёл с ним туда за компанию, и за пару часов, что мы там провели, я возненавидел и клубы, сущность которых тогда впервые познал, и своего коллегу. Меня бесила долбящая по мозгам музыка вкупе с пестрящим светом софитов. Беззаботные пьяные люди, чьи танцы были похожи на конвульсии, вызвали ещё больше отвращения. Я заказал неприлично дорогой бокал водки и отошёл подальше от танцпола. Мой коллега подошёл ко мне в компании нескольких женщин, что уже явно «надрались». Одна из них, довольно молодая, была натурально не в себе — скорее всего, под наркотиками, притом я не мог различить, под какими конкретно. Кто-то подмешал ей пару таблеток в коктейль, или же она добровольно приняла дозу, дабы искривить своё сознание до явного уродства. Товарищ вовлёк меня в беседу с женщинами и, когда та, что мне приглянулась, отошла в туалет, пошатываясь и дёргаясь, шепнул мне на ухо побуждение к тому, чтобы я «воспользовался доступным». Когда девушка вернулась, я сделал ей пару комплиментов и предложил поехать ко мне, не уточнив конкретную цель, но подразумевая. У меня давно не было секса, и я не считал каким-то запредельным грехом совращать любительниц экспериментов с сознанием. Она помедлила, пару раз мигнув одним из глаз, и всё же согласилась — правда, в основном не словами. Чуть позже, ближе к трём часам ночи, я повёз её к себе домой. Когда мы приехали, она разделась, не без моей помощи, и почти без сознания упала на кровать. Она лежала, разинув рот и уставившись полуприкрытыми глазами в потолок, а я расстёгивал ширинку. И когда я начал действие, внезапно девушка пришла в сознание. Взгляд резко сфокусировался, и лицо обрело трезвость. Она посмотрела на меня, осознавая положение, и явно приняла решение, что секс был против её воли. Тогда я её изнасиловал. Она начала вырываться, а потом, поняв, что сопротивление тщетно, истошно закричала. Но кричать ей довелось недолго — несколько секунд. Я сначала со всех сил душил её, лишь бы она замолчала. Потом, когда ей стало не хватать воздуха, но она всё ещё сопротивлялась, я схватил её за волосы и несколько раз ударил головой о спинку кровати. Я бил её, пока она не перестала двигаться и издавать звуки. А потом уже закончил насиловать бездыханное тело, как будто это было необходимо. То, что она умерла, не сразу дошло до меня по-настоящему. Я вспоминаю, как был панически ошарашен в тот момент, когда посмотрел на избитое и задушенное тело, распластавшееся на простыне, и осознал, что я наделал. Убить человека оказалось проще, чем я думал. Очевидно, до этого я не лишал никого жизни — только в детстве дрался с ровесниками и кидал камни в собак и голубей, а также один раз в девятом классе принял участие в избиении слабоумного одноклассника, да и то сделал это в основном за компанию, чтобы меня больше уважали. Теперь я будто перешёл какую-то незримую черту. Выломал дверь, ведущую на новый этаж реальности. Достиг чего-то запредельного. Я оттащил труп в санузел и поместил в ванну. Сначала попытался расчленить ножовкой и пилой, дабы его было легче спрятать по кускам; однако разъединить конечности и туловище было сложно, мясо и сухожилия не поддавались, не говоря уж о костях, поэтому я отказался от затеи. Я стянул с кровати в спальне простыню, запачканную кровью и мочой, — во время удушения моя жертва опорожнила мочевой пузырь, — и обернул в неё тело, а потом достал другую простыню из бельевого шкафа, чистую и белую, и обернул повторно. Прихватил лопату, вынес труп на улицу, не встретив никого в подъезде. Время было пятнадцать минут пятого утра, совсем недавно наступило утро, двор был совершенно пуст. Я то ли был уверен, что из окон за мной никто не наблюдал, чтобы потом дать полиции горячие показания, то ли даже не задумался об этом — я не помню. Мой пятиэтажный дом располагался на отшибе возле лесопарка, что перерастал в лес. Я погрузил труп в багажник машины и поехал по направлению к последнему. Выбравшись на трассу, я проделал путь примерно в два километра. Припарковался на обочине, достал труп и лопату и направился в лес. Там было прохладно и сыро. Когда я прошёл дальше от шоссе, услышал пение кукушки — природа жила своей жизнью, и ей было абсолютно всё равно, что венец её творения может совершать такие мерзкие поступки, да ещё к тому же обращаться к ней за соучастием в преступлении. Пройдя глубже в чащу, я нашёл подходящее место и принялся копать. Земля поддавалась с трудом, и мне также пришлось вы́резать пару корней перочинным ножом, что я держал в кармане куртки. Наконец я раскопал «могилу» подходящего размера и погрузил в неё труп. Затем надёжно забросал землёй, потом — травой и мхом, чтобы на всякий случай замаскировать. Перевёл дух и поехал домой. Несколько месяцев я был готов в любой момент быть задержанным полицией. Я, без сомнения, боялся ареста и тюрьмы, порой до паранойи. Была навязчивая мысль всё бросить и уехать в другой город, заметя следы. Однако та женщина, по всей видимости, не была нужна буквально никому. Полагаю, у неё не было родственников, что могли бы за неё побеспокоиться — только какие-нибудь мутные подруги-наркоманки да коллеги по работе, что за её спиной желали ей смерти. Я как будто уничтожил самую мелкую деталь вселенной, настолько незначительную, что с её уничтожением не изменилось ничего — пожалуй, изменилось лишь моё сознание. Я снова поворачиваю голову. Вокруг всё так же тихо, даже ветер перестал дуть. Соседка всё ещё лежит справа от меня, положив худые руки под затылок. — Всё-таки, я не могу налюбоваться, — говорит она. — Как же прекрасны звёзды. — Да, прекрасны, — отвечаю я. Диалог кажется настолько пустым и бессмысленным, насколько возможно. Я давно не участвовал в таких шаблонных идиотских разговорах. Это даже удивляет. — А представь, что мы их видим маленькими, а на деле они в тысячу раз больше, чем Земля. — Зачем же это представлять? Общеизвестный факт. — Действительно. Это любой ребёнок знает, даже какой-нибудь с отсталостью. Ещё я, кстати, знаю факт, что свет вот этих самых звёзд доходит до Земли за миллионы лет. И вероятно, многие из звёзд, которые сейчас сверкают в этом небе, уже давным-давно взорвались и погибли, а мы до сих пор их видим, будто ничего и не было. Прикинь, живые трупы звёзд. — Я тоже знаю. Это знают все. — Ну понимаешь… Одно дело — просто знать как информацию, которую тебе кто-то рассказал. Другое — осознать, понять по-настоящему. Возможно, даже испытать на своей шкуре. Сделать частью жизненного опыта. Ну или что-то вроде. — Может быть. Хотя хуй знает, если честно, как я испытаю на себе погасшую звезду. Она же в миллиарде километров от меня. — Вообще-то, так работает не только лишь с небесными телами. И кому, как не тебе, это знать! Последние слова она произносит с лёгким смехом в голосе. Но я не вижу ничего смешного. Только чуется метафизический подвох. — Ты, бля, о чём вообще? Ты еле меня знаешь. — В принципе, того, что знаю о тебе — достаточно, чтобы понять всю твою сущность. — Ты нормальная вообще? Мы ж видимся буквально в первый раз. Я бы без Юры вообще про тебя не узнал. — А точно первый? Ты уверен? — В смысле? — Я удивлена, что тебя до сих пор не сгноили в тюрьму. Реплика вводит в смятение. До меня доходит что-то конкретное и одновременно абсурдное, но я не до конца понимаю что, и мне в это не верится. Мне кажется, что я сошёл с ума — но нет уверенности в том, что до этого я был адекватным. Я чувствую, что хочу уйти, а также, что мне нужно в туалет. Как будто все биологические процессы в организме разом обострились. — Ладно, да, приятно было побеседовать, только мне надо по делам. Давай ты без меня уж как-нибудь сама, — говорю я, и собеседница на этот раз не отвечает. Я встаю и отхожу, стараясь даже не смотреть в её сторону. Иду по берегу реки куда-то за кусты и деревья, подальше от нашего лагеря. На кожаных ботинках блестит влагой свежая роса с густой травы. Я подбредаю к краю берега, расстёгиваю брюки и опорожняюсь прямо в воду, задумчиво смотря на беспрерывное течение. Моча всё не кончается. Я поражаюсь, что способен выпить столько жидкости, чтобы так долго отливать. — Ты что, действительно не понял? — звучит снова женский голос за моей спиной. Мне могло бы быть стыдно, что она наблюдает за мной в таком положении. Но стыд перекрывают другие эмоции, в основном такие, каким доселе не придумали названия. Оборачиваться я тем более не собираюсь. — Ну допустим, понял, — отвечаю я. — И что мне с этим делать? — Ну по крайней мере, следует задуматься. Ты ведь способен думать? Или ты способен только надругаться и убить? — Мне жаль, что я тебя не расчленил. — Ты думаешь, что это что-то изменило бы? Да я бы всё равно вернулась. Всё равно бы так блуждала, неприкаянная. Понимаешь, выбора особо нет. А у тебя он был. Она подходит со спины вплотную и кладёт руки мне на шею. Давит на трахею стальной хваткой — среднестатистическая живая баба не смогла бы с такой силой задушить. Я не двигаюсь и не сопротивляюсь. Воздуха внезапно начинает не хватать.