Осколки гордости

      Эндрю стоял у перил балкона, как обычно безмолвный. В руке дымилась сигарета, огонек которой мерцал в темноте, будто маленький огонь отчаяния. Он протянул её в сторону Андо, но тот лишь слегка покачал головой, его белоснежные волосы колыхнулись в ночном воздухе, отказывая в безмолвной вежливости.       — Откуда ты так много узнал о Дрейке? — имя отозвалось кислым привкусом тошноты где-то в глубине горла, хотя сегодня он ничего не ел. Ком заставил его сглотнуть немного слюны, но это ничем не помогло.       — Связи. — отрезал он, и эти пять букв прозвучали с какой-то почти пугающей легкостью, словно ответы, которые искал Миньярд, были слишком очевидны для него самого.       Блондин прищурился, его лицо оставалось на вид таким же непроницаемым, как всегда, но дыхание стало чуть тяжелее. Он сделал затяжку, выпустил дым, и его взгляд опустился вниз, к разбросанным огням улиц, словно там, внизу, скрывались ответы, которых здесь явно не было.       — Ты не мог узнать такого с помощью денег. — бросил он, голос стал низким и твёрдым, как удар молотка.       Акихико ответил не сразу. Его фиолетовые глаза, блестящие в полумраке, смотрели куда-то в сторону, мимо блондина, словно он выискивал слова, которые могли бы быть услышаны, но не ударили бы слишком сильно.       — Один из нас знал его раньше. — наконец сказал альбинос, и в голосе его звучало что-то, что заставило Эндрю на долю секунды напрячься сильнее.       Он выпрямился, уже не скрывая холодной решимости в глазах.       — Кто? — спросил он глухо.       И тот посмотрел прямо на него. Этот взгляд был непроницаемым, но в нем скрывалась какая-то тихая усталость, будто он заранее знал, что сказанное им не принесет облегчения ни одному из них.       — Молли, — сказал он, наконец, и голос его прозвучал почти шёпотом. — Хотя не думаю, что ты хочешь это обсуждать, особенно когда хочешь отдохнуть от того что произошло.       Слова повисли в тишине, разрывая её на части, как хрупкое стекло, разбивающееся на острые осколки. Эндрю чувствовал, как внутри что-то сжимается, но на лице не дрогнуло ни единой мышцы.       — Я и не собирался. Как они были связаны? Я хочу поговорить.       Акихико кивнул, медленно и бесстрастно, но в его жесте читалось понимание.       — Хорошо, — сказал он, закрывая глаза и вздыхая. Холодный воздух обжигал лёгкие изнутри. — Тогда слушай меня внимательно.

***

      Она стояла у раковины, согнувшись над ней так, будто старалась стать невидимой. Вода струилась из крана, наполняя кухню тихим звуком, который не мог заглушить её собственное сердцебиение. Чашка в её руках казалась почти невесомой, но пальцы сжимали её так сильно, что костяшки побелели. Она делала вид, что занимается делом, хотя прекрасно знала: это не спасёт. Стук дверцы шкафа в другой комнате заставил её вздрогнуть. Шаги раздались через мгновение, сначала мерные, потом всё громче, всё ближе. Он пришёл.       — Опять здесь? — его голос был низким, спокойным, но в этом спокойствии слышалась угроза.       Молли прикусила губу, стараясь подавить дрожь, и кивнула, не оборачиваясь.       — Я… просто хотела помыть посуду. — начала она, но голос предал её, сорвавшись на полуслове.       Дрейк подошёл ближе. Она почувствовала это ещё до того, как услышала его дыхание у себя за спиной. Его присутствие давило, заставляло внутренне сжаться.       — Хотела, значит? — он протянул слова, как будто пробуя их на вкус. Его рука легла на её плечо, слишком тяжёлая, слишком знакомая.       Молли сжала чашку сильнее, пытаясь не поддаться панике.       — Да, — прошептала она, зная, что любое оправдание лишь сделает хуже.       Он усмехнулся, коротко и безрадостно. Его рука скользнула вниз, сжимая её локоть, а затем рывком развернула её к себе. Чашка выскользнула из её пальцев, падая на пол и разбиваясь на осколки. Звук был оглушающим, будто бы подчёркивая разрыв её мира на части.       — Посмотри, что ты наделала, — спокойно сказал он, но в его голосе закипала ярость.       Коллинз уставилась на разбитую чашку, её взгляд метался между осколками и лицом Дрейка, пытаясь угадать его следующие действия. Он шагнул ближе, заставив её отступить к раковине. Она прижалась к холодному металлу, не зная, что ответить. Каждое слово, которое она могла бы сказать, казалось бессмысленным.       — Прости. — выдохнула она, чувствуя, как глаза наполняются слезами.       Но он не отступил. Его рука резко опустилась на её запястье, сжимая так, что боль отозвалась жаром в пальцах.       — Прости? — он нагнулся ближе, его лицо оказалось всего в нескольких сантиметрах от её. — Думаешь, этого достаточно?       Молли едва удержалась от того, чтобы зажмуриться. Она смотрела прямо перед собой, в тёмные глаза, полные холодной злости. Чужие руки, крепкие и жёсткие, покрытые множеством татуировок обхватили её туловище, ладони упёрлись в спину, прижимая к другому телу. Спир глухо вздохнул и прислонился спиной к правой ключице, глядя на её бледную кожу.       Потом одна ладонь исчезла и стала проводить пальцами по некоторым выпирающим костям.       — Я бы её сломал, — интимным шёпотом пробормотал блондин, внезапно прикасаясь тёплым языком и оставляя блестящие в слабом свете следы слюны. Брюнетка была в искреннем ужасе - зрачки сузились, она стальной хваткой вцепилась в столешницу, было ощущение будто сейчас дерево под пальцами треснет. — И смотрел, как ты мучаешься.       Судорожный вздох отозвался мурашками по телу, волосы на руках встали дыбом, глаза судорожно забегали по кухне в поисках чего-то. Коллинз замычала, когда почувствовала как он оставляет засос в области шеи. У неё не было денег на тональник, и это было проблемой, потому что миссис и мистер Спир её так не примут. Вероятно. Конечно, у них намечалась свадьба, но они верили в идеологию «секс только в брачную ночь».       Пальцы обхватили кисть руки, а затем внезапно потянули. Ей сначало послышалось что раздался хруст, но это было не так. Видимо, мозг на грани настоящего отчаяния и чистой паники начинает внушать себе что вот-вот произойдёт убийство хозяина. А хозяин идиот, не позволяет своим инстинктам самосохранения защититься и сбежать. Вероятно, дело было не в ней. Кто б её слушал, верно? Здесь - она никто, а в его руках одна из немногочисленных шлюх с которыми он спал.       — Больно? — с удовольствием спрашивает зеленоглазый, видя как она корчится от неприятных ощущений.       — Очень, — тихо ответила та, прикусывая собственную губу. — Пожалуйста, отпусти, я буду хорошо себя вести, пожалуйста.       Тот внезапно зажал её рот рукой, и сделал это с настолько сильной злобой что она ударилась затылком об навесной шкафчик. Было слышно как внутри загремела посуда. Слёзы потекли по лицу, обжигая ресницы и щёки, а череп будто раскололся на две части.       — Хватит провоцировать, — глухо сказал мужчина, глядя прямо в чужие глаза. — Ты же сама виновата. Ты шлюха, и ничего более. Сейчас мы сыграем свадьбу, а для тебя ничего нового не будет. Я не буду дарить тебе кольца, цветы. В этом ведь нет смысла, да? Я подарю тебе свою любовь, касания, член, и мы будем счастливой парой. Тебе необязательно постоянно косячить, чтобы я разбивал тебе каждый раз лицо, рвал изнутри когда трахаю, и ломал кости.       Шея заныла, и Молли была готова в этот же момент зареветь что есть силы. В замочной скважине входной двери повернулся ключ, как только Спир это услышал то отлип от неё, и сразу же развернулся в другую сторону, выглянув из-за стены.       Ричард Спир, увидев сына, протянул ему пакет с продуктами. В руках Кассандры была маленькая сумка с бытовыми принадлежностями.       — Вы быстрее, чем я ожидал. — его грубый голос разорвал оглушающую уши звоном тишину.

***

      Эндрю стоял, опираясь на металлические перила балкона. Ветер поднимал кончики его светлых волос, обнажая обрезанные, словно вырезанные скальпелем эмоции. Он смотрел в ночную пустоту, но слышал каждое слово. Андо говорил тихо, спокойно, но каждое его слово резало слух, оставляя за собой следы куда глубже, чем могли нанести осколки упавшей чашки.       Когда альбинос закончил, тишина стала почти невыносимой. Миньярд оставался неподвижным, лишь сигарета медленно догорела в его пальцах, пока пепел осыпался вниз. В его взгляде не было ничего, что выдавало бы, как тяжело ударили в него эти слова. Но напряжение в его плечах, тихий, еле заметный вздох — всё это выдавало больше, чем он позволил бы кому-либо увидеть.       Он затушил сигарету о металлический край, не торопясь отвечать. Молчание натянулось между ними, как струна, готовая порваться. Наконец, он повернулся к Андо, взгляд его карих глаз был тяжёлым, но совершенно пустым.              — Это всё, что ты хочешь знать? — уточнил альбинос, но Эндрю не ответил сразу.       Он скрестил руки на груди, словно пытаясь удержать себя от чего-то. Его лицо оставалось неизменно спокойным, почти холодным, но пальцы его впивались в локти так, что ногти оставляли красные следы.       — Да.       Его голос был тихим, без намёка на гнев или обвинение, но от этого становилось только хуже. Эндрю отвернулся снова, позволяя себе смотреть на городские огни вместо лица Акихико.       — Спасибо, что уделил своё время, — ответил тот после паузы, фиолетовые глаза были мягкими, но полными понимания. — Думаю, она не будет против поговорить если узнает что ты тоже был с ним связан.       Эндрю не двинулся с места, но его дыхание стало чуть глубже. Тихий, почти незаметный выдох вырвался из его лёгких, словно он изо всех сил сдерживал бурю, которая поднималась где-то внутри.       — А что насчёт тебя? — его голос прозвучал резко, почти отчаянно.       Андо не ответил сразу, и блондин, наконец, повернулся к нему, пытаясь уловить что-то в его лице. Альбинос встретил его взгляд, его лицо оставалось спокойным, но не безучастным.       — Что? — поинтересовался мужчина.       Эндрю смотрел на него, и на мгновение в его глазах отразилась боль, которую он так отчаянно скрывал. Он отвернулся, снова глядя на город, и закурил новую сигарету, прикрывая огонёк от ветра ладонью.       — Что было в твоей жизни? — тихо уточнил кареглазый. — Тебе двадцать семь лет, ты связан с Мориямами. Я уверен, тебе есть что рассказать.       Андо стоял неподвижно, глядя куда-то вдаль, за пределы балкона. Его фигура казалась вырезанной из камня, неподвластной ни ветру, ни словам, которые прозвучали от Эндрю. Вопрос блондина повис в воздухе, как ещё один слой ночной тишины, готовый разорваться на куски.       — В моей жизни было много всего, — произнёс Акихико наконец, и его голос звучал почти отрешённо. — Но тебе это не поможет. Не облегчит жизнь, не удивит. Не научит чему-либо.       Эндрю медленно повернулся, его карие глаза прищурились, цепляясь за черты лица альбиноса. В этом взгляде не было осуждения, но было то, что заставило Андо на мгновение отвернуться.       — Ты можешь не прикидываться, — тихо сказал Эндрю. — Мы оба знаем, что с тобой что-то было.       Андо посмотрел на него, улыбка сошла с его лица, оставив за собой тень чего-то невыразимо тяжёлого.       — Думаешь, мне нужно рассказать тебе, чтобы ты почувствовал себя лучше? — спросил он, его голос был мягким, но в нём угадывалось острое, как лезвие, напряжение.       Эндрю сделал затяжку, дым на мгновение спрятал его лицо в сером облаке.       — Нет, — ответил он ровно. — Просто не люблю, когда люди говорят загадками.       — Иногда загадки — всё, что у нас остаётся, — сказал Андо, облокачиваясь на перила и снова отводя взгляд. — Расскажи слишком много — и это уже не твоя история. Это оружие, которое кто-то другой сможет использовать против тебя.       Эндрю долго смотрел на него, а затем выдохнул дым в сторону ночного города.       — Звучит так, будто ты сам испытал это. — бросил он холодно.       Андо лишь слегка пожал плечами, но его взгляд фиолетовых глаз потемнел.       — Я не герой этой истории, — спокойно ответил он. — И никогда им не был.       Эндрю усмехнулся, коротко и безрадостно.       — Никто из нас не герой, — сказал он. — Но иногда проще поверить, что кто-то может быть.       Андо не ответил, но его пальцы чуть крепче обхватили холодный металл перил. Несколько мгновений прошло в молчании, пока блондин снова не нарушил тишину.       — Всё же, — сказал он, снова переводя взгляд на альбиноса, — Ты ведь знаешь, что если это останется загадкой, кто-нибудь всё равно доберётся до правды.       Андо долго молчал, прежде чем чуть слышно ответить:       — Возможно. Но пока что это только моя загадка.       Эндрю не стал давить. Да и если бы стал, Андо не раскололся. Странный человек со своими тараканами в голове, натягивающий нити чужих судеб на свои пальцы. И знающий, когда их стоит разорвать. С таким человеком, возможно, врагов не надо. Лёгкие шаги, и силуэта возле него больше не было. Он слышал как за толстым стеклом двери балкона звучит голос Мо Ванлина, с которым Акихико попрощался, пожелал спокойной ночи и... Вероятно обнял. Миньярд слышал что Ванлин любит обниматься. И видел это сам.       А затем он услышал шум. Небольшой фургон остановился на парковке отеля, занимая собой последнее свободное место, прямо возле автобуса «Лисов». Он расслабил пальцы, наблюдая как всё ещё тлеющая сигарета падает с пятого этажа. Едва видный огонёк окончательно потух, когда на него наступил парень, с интересом что-то рассказывающий своей матери, держа её за руку.       — «Слепой?» — прикинул он, и убедился в своих догадках, когда женщина поправила чёрные очки на его лице. Эта пара показалась ему знакомой, будто он где-то видел их прежде.

***

      Медпункт «Шакалов» тонул в вязком, тягучем молчании, которое глушило словно ватой. Кику стояла, привалившись плечом к холодной стене, едва уловимо напрягая пальцы, пока взгляд рассеянно скользил по её ладоням. На потрескавшейся коже, испещрённой шрамами, виднелись потускневшие татуировки — больше не такие яркие, как прежде, но всё ещё способные оживить в памяти буйство ушедших лет.       — Принцесса, — раздался знакомый голос, вырвав её из раздумий. Мидори медленно подняла глаза, встречаясь с усталым взглядом Бритни. Её нос выглядел пугающе: синюшная переносица переходила в болезненные оттенки фиолетового, а кровь, хоть и лениво, продолжала капать на испачканную одежду.       — Зачем ты меня ждала? — тихо повис в воздухе вопрос, её голос прозвучал странно мягко, почти неуместно в этой стерильной тишине.       — Просто так, — ответила Кику, и её пальцы уже потянулись к чужой руке. Тонкие, но крепкие, бледнее её собственной. Кожа шершавее, шрамы глубже. Кровавые полоски под ногтями, ободранные костяшки пальцев — все эти мелочи казались болезненно интимными. — Пойдём в душ?       Пар тяжёлой пеленой обволакивал небольшую комнату, пропитывая всё вокруг запахом дешёвого шампуня. Горячая вода обжигала кожу, оставляя после себя покрасневшие следы. Бритни стояла под струями, время от времени морщась от остатков пены, которые никак не удавалось смыть с длинных, отросших волос.       Японка, закрыв за собой дверь, повернула замок, заставляя тот щелкнуть. Ловкое движение руки, и створки со скрипом замкнулись вновь. Она приблизилась к девушке медленно, как кошка, вынуждая девушку отступить до тех пор, пока спина не упёрлась в прохладные, мокрые плитки стены.       — Ты даже не хочешь обнять меня? — голос Мидори прозвучал неожиданно мягко, с лёгкой насмешкой. Та прикусила губу, но не ответила, лишь вздрогнула, когда тонкие пальцы скользнули по её коже, оставляя за собой едва заметный, влажный след.       — Знаешь, — голос Коллинз прозвучал приглушённо, как будто она говорила не вслух, а самому воздуху. Её взгляд скользнул в сторону, избегая прямого контакта. — Это скорее похоже на назревающий секс.       — Возможно, так и есть. — прозвучал спокойный ответ, тонулый ниже, чем раньше, проникновенный и чуть шершавый. Она ощутила, как дрожь пробежала по телу, не оставив шансов скрыть внезапный, рваный вдох.       — Мне... — её голос дрогнул, и она судорожно прикусила губу, чтобы сдержать слабый стон. Вместо этого она начала нетерпеливо переступать с ноги на ногу, словно это могло отвлечь её от происходящего. — Мне стоит закрыть глаза?       — Угу. — японка не колебалась. Её руки, лёгкие и тёплые, медленно потянулись к лицу, обрамляя его, словно он был самым хрупким творением. Бархатные линии татуировок коснулись кожи, оставляя за собой холодные мурашки. Её пальцы скользнули вниз, а затем губы накрыли чужие, требовательно и нежно одновременно, как будто требуя чего-то большего.       Горячий язык, небрежно пробившийся за барьер плотно сжатых губ, заставил Бритни инстинктивно выгнуться навстречу, но разница в их росте сыграла свою роль. Позиция была неудобной, но это казалось неважным, когда руки Кику, точно исследователи, прокладывали путь дальше, глубже. Тёплая, прозрачная и вязкая субстанция стекала по пальцам. Все остатки здравого смысла растворились, едва пальцы проникли в запретные пределы, оставляя её совершенно бессильной перед захлестнувшей бурей ощущений. Слишком хорошо.       Она на мгновение нахмурилась, чувствуя, как слабая, тянущая боль прокатилась от переносицы к вискам, напоминая о повреждённом носе. Ощущение было странным — едва заметным, но настойчивым, словно лёгкий укол, который не причиняет реального вреда, но мешает сосредоточиться.       Брюнетка попыталась вдохнуть глубже, но нос заложило, и воздух с глухим свистом прошёл через едва приоткрытые губы. Боль усилилась на мгновение, отозвавшись лёгкой дрожью в голове, но та быстро отмахнулась от этого чувства. Не сейчас.       Тело и разум были заняты другим: каждой скользящей рукой, каждым прикосновением, каждой вспышкой тепла, разливавшейся по коже. Боль, как нежелательная гостья, стучалась изнутри, но перед ней оказалась закрытая дверь. Она проигнорировала её, сосредотачиваясь на мягком касании чужих рук, на прерывистом дыхании и тихих, едва слышных звуках, которые заполняли пространство между ними.       Боль осталась в стороне, затерявшись в густом тумане удовольствия, и казалась всего лишь отголоском мира, который на этот момент перестал существовать.       Кику двигалась уверенно, её прикосновения были одновременно нежными и настойчивыми, словно она знала каждую грань, каждый уголок, который откликнется. Бритни тяжело выдохнула, её дыхание разрывалось на короткие, неровные вдохи, каждый из которых отдавался внутри неё, как удар затухающих барабанов.       Влажные струи воды стекали по их телам, оставляя за собой прохладные дорожки, которые резко контрастировали с горячими прикосновениями. Британка ощущала, как её мышцы слегка напряглись, пальцы вцепились в гладкую поверхность стены, словно ища опоры в этом вихре чувств.       — Расслабься. — прошептала нападающая, её голос был мягким, почти успокаивающим, но с подспудной ноткой командности, от которой Бритни стало ещё сложнее сопротивляться или думать о чём-то постороннем.       Её руки снова скользнули вниз, дразня, исследуя, пока не почувствовала, как мир вокруг размывается окончательно. Влажная плитка под ногами, гулкий звук капающей воды, всё это исчезло, уступив место только горячему трепету внутри, который захлёстывал её с каждым новым движением.       Она слегка выгнулась навстречу, словно инстинктивно отвечая на каждое прикосновение. Губы разомкнулись, чтобы втянуть больше недостающего воздуха, но вырвавшийся из них звук был скорее слабым стоном, чем вдохом. Секунды растягивались в вечность, оставляя лишь пар от их разгоряченных тел и тихого, рваного дыхания, которое, казалось, эхом отлетало от стен душевой.       — Сука, — с хрустом, Бритни выпрямилась, откидывая голову, с тихим и глухим стуком ударившись затылком об мокрый кафель, в попытках отдышаться. — Нас уже заждались.       — Какая тебе разница? — обхватив рукой нижнюю часть спины, послышалось снизу, а голос Кику оказался приглушен, потому что она уткнулась лицом в кожу между грудей. Одной ладонью она прикоснулась к ней, сжимая, а затем оставила лёгкий поцелуй чуть выше. — Мы одни сейчас, почему бы не воспользоваться моментом?       Скрип двери заставил обеих замереть на долю секунды, а затем послышались лёгкие шаги, гулко отдающиеся в тишине душевой.       — Девочки? — усталый голос Дэн прозвучал где-то у входа в раздевалку. Интонация явно выдавалась раздражением, смешанным с привычной усталостью. — Вы скоро?       — Чёрт. — прошептала Кику, едва успев ойкнуть, когда Бритни наградила её неожиданным подзатыльником, и вполне заслуженным. — Извини, — Мидори вскинула руки и небрежно почесала мокрый затылок, а затем, сменив тон на максимально спокойный, громко ответила: — Мы почти закончили!       — Ваймак вас ищет, — голос Дэн прозвучал ближе, сопровождаясь звуком молнии спортивной сумки. Очевидно, она вернулась за забытыми вещами после душа. — Говорит, если не выйдете через пять минут, уедет без вас.       — Ха, кишка тонка, нет? — закатив глаза, проворчала Бритни, всё ещё бросая быстрые взгляды на Кику, которая сделала вид, что слишком увлечена своими мыслями, чтобы ответить.       — Вроде тонка, — негромко хохотнула Дэн, чуть больше оживившись. Затем, не замолкая, добавила: — Так что, давайте побыстрее.       Ответить те не успели — Дэн уже закрывала за собой дверь раздевалки, оставив после себя только тишину. Слабый запах шампуня всё ещё витал в помещении.       Кику медленно подняла взгляд, её губы тронула едва заметная улыбка. В этот же момент Коллинз прикрыла глаза, ощущая на шее чужие руки. Послышался голос японки. Тихий, нежный и вызывающий.       — Дай я тебя поцелую.

***

      Густой воздух между ними словно сгустился, пропитанный напряжением и болью, которая вырывалась наружу с каждым словом. Рико стоял как вкопанный, чувствуя, как взгляд Жана медленно обжигает его кожу, словно ледяная игла, вонзающаяся в сердце. Глаза Моро пылали невыносимым гневом и одновременно той безнадёжной тоской, которая ломала его изнутри. Он вдруг осознал, что для француза этот разговор давно назревал, а для него самого стал как гром среди ясного неба.       — Ты знаешь, о чём мы сейчас поговорим? — голос Жана был глубоким, резким, как лезвие ножа, и его хватило, чтобы заставить Рико выпрямиться и судорожно вдохнуть носом.       Морияма замешкался, прикоснувшись зубами к своей нижней губе. Ему вдруг стало страшно, будто он заблудился в густом лесу, где каждое дерево шептало об опасности.       — О… о чём? — его голос прозвучал жалко, почти шёпотом, и он сам себя возненавидел за эту слабость.       Ответа не последовало сразу. Только вспышка раздражения, отразившаяся в глазах Жана, как отблеск пламени.       — Ты не знаешь? — спросил француз, его голос наполнился новой волной злости, холодной, как металлическая сталь. — Ты серьёзно не понимаешь, что происходит, Рико?       От этих слов ему стало невыносимо стыдно. Он был прав. Он всегда был прав, даже когда японпц пытался убедить себя в обратном.       — Почему ты такой… — Жан говорил уже шёпотом, словно боялся сорваться, но эмоции начинали просачиваться в его слова, делая их тяжёлыми, как удары. — Эгоистичный?       Эти слова будто свалились на него тяжёлым грузом. К горлу подступила тошнота, а ноги внезапно стали ватными.       — Даже когда ты пытаешься угодить всем, — продолжил Жан, сужая глаза, как будто изучая его насквозь. — Ты забываешь обо мне. Ты никогда меня не ценишь. Постоянно смотришь на Кевина. Постоянно думаешь о Кевине. Верно?       Голос Жана приобрёл истеричные нотки, и Рико понял, что тот находится на грани, но срываться всё ещё не хочет. Он слишком горд, слишком привык держать лицо.       — Почему ты не любишь меня? — вопрос Жана прозвучал, как гром, разрезающий тишину. Он повис в воздухе, заполняя собой каждую трещину, каждую пустоту между ними. — Ты клялся мне в любви, а теперь смотришь на другого. Ты всё ещё любишь его, Рико? Любишь Кевина?       Рико молчал. Он открыл рот, но слова застряли где-то глубоко внутри. Жан не ждал его ответа.       — Когда ты перестанешь быть таким? — тихо продолжил он, но голос его дрожал, а на глазах блестели слёзы, которые тот уже не скрывал. — Таким жестоким. Ты всегда был таким. Я всегда тебя прощал. Но это не прекращается. Ты извиняешься, я тебя прощаю, и всё начинается заново. Почему?       Жан закрыл лицо руками, сжав их в кулаки, а потом резко отвернулся, будто ему нужно было найти в себе силы, чтобы продолжить.       — Давай расстанемся, — сказал он спустя несколько долгих секунд. Его голос прозвучал неожиданно спокойно, почти тихо, но Рико почувствовал, как земля уходит из-под ног. — Ты не хочешь этих отношений.       Рико поднял на него взгляд, полный ужаса и растерянности.       — А как же ты? — выдохнул он, едва понимая, что говорит.       — Как же я? — переспросил Жан, хотя скорее гаркнул. Да так, что ему самому показалось что он чуть не сорвал себе голос. И так неожиданно громко, что Рико вздрогнул. Он подошёл ближе, его фигура нависла над ним, как грозовая туча. — Почему тебе это интересно только сейчас? Ты открываешь глаза только тогда, когда уже ничего нельзя исправить. Я любил тебя, а ты любил Кевина.       Он сделал ещё один шаг вперёд, заставив Рико отступить на полшага назад.       — Мы начали эти отношения из-за разных целей. Я любил тебя. А ты… Ты просто искал в ком-то утешение. Хотел заменить им Кевина. Скажи это вслух, Рико. Признай правду.       Последние слова прозвучали почти как приказ, громко, жёстко, не оставляя места для возражений. Жан стоял, смотрел на него сверху вниз, и в его глазах теперь не было ни капли тепла. Только усталость и разочарование.       Морияма не смог ничего ответить. Он лишь молча смотрел в сторону, чувствуя, как его сердце разрывается на части.       Жан молчал. Он не двигался, только тяжело дышал, стоя напротив. Его пальцы, сжатые в кулаки, слегка дрожали, но в глазах больше не было той вспышки ярости, что рвала воздух между ними. Вместо неё осталась лишь опустошённость, глубокая, холодная, затягивающая.       Рико наконец поднял голову, чувствуя себя так, будто его грудь стянул невидимый обруч. Он хотел что-то сказать, но внутри была пустота. Все мысли, все слова казались жалкими, бессмысленными. Он был прав. Во всём. И знал это, но не мог признаться — ни ему, ни самому себе.       — Ты не скажешь ничего? — наконец раздался голос Жана, хриплый, будто он выговорил слишком много слов, которые рвали его изнутри. — Даже сейчас?       Рико молчал.       — Я думал, что ты хотя бы попытаешься. Хотя бы сейчас, когда я сказал это вслух.       Француз вытер лицо тыльной стороной руки, будто пытался стереть остатки слёз, но они всё ещё блестели на его щеках. Он выглядел усталым, но уже не злым — только разбитым.       — Как долго ты ещё будешь притворяться, Рико? — продолжил Жан, его голос больше не дрожал, но в нём была такая тихая боль, что она буквально обжигала. — Сколько времени тебе нужно, чтобы наконец понять?       Японец хотел ответить, сказать что-то — извиниться, объясниться, оправдаться, но не мог. Слова застревали в горле, как колючий ком, и всё, что он мог сделать, это смотреть на Жана, будто тот был каким-то чужим, незнакомым человеком, которого он не знал и никогда не понимал. — Я устал, — сказал Жан. Его голос был почти шёпотом, но прозвучал оглушительно громко. — Я больше не хочу бороться за тебя.       Он шагнул назад, создавая между ними расстояние, которое казалось непреодолимым. Каждый его шаг отдавался эхом в груди Рико, как удары молота.       — Жан... — наконец пробормотал брюнет, но это было всё, что он мог сказать.       Француз остановился, повернулся к нему, посмотрел прямо в глаза. Его лицо было спокойным, но в этом спокойствии читалось что-то страшное.       — Я больше не твоя проблема, Рико, — сказал он. — И ты больше не моя.       С этими словами он отвернулся и пошёл прочь. Его шаги звучали гулко, отмеряя минуты, которые Рико больше никогда не сможет вернуть.       Он остался стоять посреди комнаты, не в силах пошевелиться, не в силах даже дышать. Слова Жана звучали в его голове эхом, снова и снова, пока не стали просто тихим шёпотом, который тянул его вниз, словно груз.       Когда шаги Жана стихли за дверью, комната погрузилась в такую тишину, что у Рико заложило уши. Он смотрел на пол, чувствуя, как где-то внутри всё обрывается, оставляя пустоту. Воздух был пропитан воспоминаниями, от которых хотелось сбежать, но они держали его на месте.       «Я любил тебя, а ты любил Кевина.»       Ладони дрожали, а мысли путались, переполняя его, но ни одна из них не давала ответа. Вместо этого на него обрушивались обрывки сцен, моменты, когда Моро был рядом: его смеющиеся глаза, раздражённые замечания, французский акцент. Всё это теперь казалось ему чем-то далеким, чужим, недоступным. Будто ему оторвали что-то жизненно важное.       — Почему я всё испортил? — пробормотал он себе под нос, но ответа, конечно, не последовало.