Нити его привязанности

      Если делить лазареты на типы и подвиды, то квартира Рин — его самый любимый вид лечебницы. Контингент приятный, доктор хорошо знакомый, назойливых медицинских сестёр, которые так и норовят заглянуть под маску, нет, запаха фенола и резины тоже не услышать. По всем параметрам отличное место.       Когда в лечебнице Конохи время приходилось на смену других врачевателей, Какаши лечился исключительно у неё дома. Обычно попросту вваливался в окно и снимал одежду по пути к постели с чистыми, свежими простынями, чтобы разбудить её.       В какой-то момент подобные похождения утомили Нохару до торжественного вручения ему связки ключей от квартиры. Какой смысл тянуть, если он и так проводит здесь больше времени, чем в своей собственной?       Сегодняшний вечер, который он планировал провести в кромешной тишине своего одинокого жилища, обернулся благородным приглашением его любимого медика. Хотя, Какаши предполагал, что дорога и так сама собой свернёт к ней.       Он сидит на полу, расставив ноги в стороны, и спиной подпирает шкаф в гостиной. В квартире Рин пахнет пылью, которую он поднял в воздух плечом, и сахаром — приятным, сладким и каким-то отчасти домашним. Рядом с ним включена лампа, освещая его усталое тулово, а коридор между комнатами погряз в тусклом свете, который включен в ванной комнате. Ему особенно нравится, когда тёмная квартира утопает в лужах искусственного, желтого света, а тихое шуршание Рин где-то поодаль успокаивает расшатанные нервы.       Он заигрался, а поводок от ошейника вьючного щенка давно лежит в выдвижном ящике прикроватной тумбочки строгого врачевателя клана Нохара.       С недавних пор Какаши заметил за собой существенные изменения во взглядах и порывах души, а ещё стал реже думать о тщетном обещании, которое он то ли сдерживает, то ли совершенно варварским образом нарушает. Направление его мыслей приобрело новую скорость, а потому сошло с привычной тропинки. Решение о принадлежности сердца Рин должна делать она сама, и будь Обито жив, ему пришлось бы подчиниться любому исходу. А что Какаши?       Не мучила ли его ответственность за то, что он занимает тёплое место под фиолетовым солнцем? А почему должна мучить?       — Ты знаешь, я ведь на днях прочитала ту главу книги, о которой ты мне говорил, — заметила Рин, появившись в комнате с бинтом в руке. — Бумажной работы было не так много, а лечебница последнее время без лишних беспокойств. Было время посидеть с книгой. И теперь, — Нохара сделала паузу, присев на пол рядом с Какаши, — я готова обсудить главу с тобой.       Да, Какаши поделился с ней своим самым горячо любимым хобби и ценнейшим произведением литературы в своём жанре. Когда разговоры не были заняты осуждением его безрассудства и её нездорового трудоголизма, которым и он был грешен, они обсуждали главы.       На дебаты могли уходить дни. Хатаке нравилось, что Рин редко прогибалась под его мнением и отстаивала те поступки персонажей, которые он считал сомнительными по иерархии своего мировоззрения, но иногда ей удавалось доказать ему обратное. Он не знал, что является таким большим любителем длительных разговоров ни о чём, но, кажется, нужно было просто найти человека, который всегда хотел услышать длинную версию любой его истории.       Сначала, правда, пришлось этого человека хорошенько потерять и довести до желания содрать добрую часть кожи с его пальцев на ногах.       — Я думал, что тебе потребуется ещё месяц, чтобы закончить главу. Она всё-таки самая длинная из всех, что там есть.       — И самая острая. Сиди смирно, — заметила Рин, положив его руку на колени, и смочила ватку обеззараживающим средством. — Не знаю, есть ли у тебя такое, но бывают моменты, после которых хочется захлопнуть книгу и немного успокоить возбудившуюся нервную систему. Сделать паузу, расслабить лицевые мышцы и остановить тремор в руках.       — Когда хочется смеяться и плакать одновременно, — добавил Какаши, кивнув головой с улыбкой.       Рин посмотрела на него и согласно щёлкнула пальцами, тоже кивая.       — Когда одна и та же фраза проигрывается в голове десятки раз, и хочется распробовать её на языке, словно…       — Хорошее саке, — предположил Какаши.       — Или клубничный лимонад, — усмехнулась Рин. — У каждого, значит, свой вкус.       — Так вот, что повлияло на твою скорость чтения в этот раз? — риторически спросил Хатаке, откинувшись на полки шкафа позади, что впивались в спину. — Ты остановки делала, потому что моменты слишком обжигали сознание?       — Не осуждай, — усмехнулась Нохара, бросив пропитанную кровью ватку на пол, и приложила к руке бинт, зафиксировав повязку. — Я же дочитала. И потому готова не согласиться с тобой, что главный герой абсолютно не обладает честью. Он спас девушку от работорговцев.       — Купив её, — с привычным скептицизмом ответил Какаши, вздёрнув бровью.       — Предоставил кров, воду, продовольствие, — продолжила Рин, обматывая бинт вокруг поражённого участка кожи. — Излечил, проводил рядом с ней бессонные ночи.       — Никто не мешал ему спать, — возразил Хатаке, кончиками пальцев играя с волосами Нохары, пока бинт уверенно наматывал круги вокруг его раны. — Зачем сидеть с ней, если она без сознания?       — Он заботился.       — И при этом бережно хранил свидетельство о покупке девушки в тумбочке у кровати. Маа, кто-то романтизирует любое проявление добра, — неодобрительно покачал головой Какаши, дёрнувшись от резкого спазма, когда повязка сильнее сжала рану. — Что в поступках главного героя благородного? Он далеко не святой, и рано или поздно соблазн возьмёт верх над бренным разумом. Он ведь человек, Рин. Ещё и мужчина, к тому же. Нам не чужды животные инстинкты.       Рин закрепила края бинта, удостоверившись в качестве перевязки, и подняла окровавленные куски ваты с пола, сложив их в руку.       — Главный герой не собирался использовать это против неё. И саму её использовать тоже не собирался, если помнишь, — заметила Рин, поднявшись с пола, и выбросила вату в мусорное ведро, босыми ногами шлёпая к холодильнику. — Она ведь почти голая перед ним ходила, а он и носом не повёл на такую провокацию. Думаешь, что это в нём отсутствие чести играло? — Нохара покачала головой, слегка причмокнув, и достала из холодильника бутылку с лимонадом. — Нет, как раз-таки её присутствие. Герой попросту благороден. А благородство совсем не порок.       Она снова села на пол, расставив ноги в сторону, и Какаши не мог не наслаждаться выбранным положением. Тускло освещённая комната, ночь, тёплый пол её кухни и они — не обременённые обещаниями и давлением чужих чувств, за которые переживать приходилось только Какаши.       — Что же тогда о поцелуе скажешь?       Вопрос заставляет Рин задуматься и сделать паузу перед открытием бутылки. Она опускает взгляд на пол, немного теряясь в просторах её захламлённого чулана под названием «сознание», и пытается найти достойное объяснение поступку главного героя.       Какаши знал, что тему поцелуя Рин не станет особо осмыслять. В момент прочтения её куда больше будет волновать то, как именно главные герои книги будут целоваться. Будет ли персонаж груб и страстен со своей дамой или же, наоборот, — поцелуй будет похож на робкое касание подушечек губ. Хатаке почти уверен, что её волновало положение рук героя и крепость хватки; впивались ли пальцы в мягкую плоть бёдер героини; скользил ли язык внутрь и стонала ли девушка, получая от этого удовольствие.       Вероятно, это те самые моменты, которые заставляли Рин захлопывать книгу на половине сцены, побуждая бороться с алым окрасом щёк и влагой между ног. Он знал, что Рин возбуждают строчки куда больше откровенных картинок. Рин возбуждают слова, интонация, положение рук и сила сжатой на коже ладони.       И абсолютно точно врачеватель Конохи упустила бы нравственность поступка главного героя из виду, чтобы поддаться этому сладкому, ноющему чувству внизу.       — Вполне себе приятный был у них поцелуй, — пожимает плечами Рин, а аргументированность ответа заставляет Какаши прикрыть глаза и усмехнуться. — А что такого?       — Ему следовало её оттолкнуть, Рин.       Нохара скинула брови в кучу, сморщив кожу посередине, и приоткрыла рот, но решила не торопиться с возражением. Ох, Какаши любил эту застывшую в янтаре стрекозу. В такие моменты она сгоряча хотела сказать ему своё яростное «Ты не прав», но остатки здравого анализа мешали словам упасть с губ.       — Почему же?       Какаши пожал плечами, забрав бутылку из её рук, и щёлкнул крышкой.       — Потому что героиня прошла через отвратительные, ломающие человека события, а поэтому её виденье достаточно искажено, — объяснил Какаши, сделав глоток лимонада. — Она бросается ему на шею, соблазняет, а он не находит в себе силы противостоять. Хочет ли она этого на самом деле? Или просто делает то, к чему привыкло больное сознание? Вот тебе и вопросы.       Какаши видел, как она задумалась. Впервые посмотрела на поцелуй из книги холодным взглядом, а он понял, что так мечтал раскрыть её глаза на природу сцены, которая возбудила её до одури.       Его рука протянулась к женскому колену, проведя по коже подушечками пальцев, которые несколько раз невесомо постучали, привлекая внимание.       — Маа, задумалась, что ли? — спросил Какаши, склонив голову чуть в сторону, и округлил глаза, когда увидел её сладкую улыбку. Она удивительно резво подскочила со своего места и пересела ближе к нему.       — Рин…       Уткнулась головой в плечо, носом зарывшись в привычную водолазку, и задышала так часто, но в то же время тяжело, что говорить ему больше не захотелось. Теперь желание молчать превысило всевозможные пределы, а затем сменилось на невыносимую чесотку по всему телу и необходимость промурчать что-нибудь нежное.       — Тогда он не благородный, а порочный мужчина.       Какаши рассмеялся, положив ладонь на её спину, и пару раз провёл рукой вверх и вниз, создавая трение.       — Несколько минут назад кто-то доказывал мне, что главный герой — оплот благородства и чести, а теперь этот кто-то скрыл от меня свои бездонные глаза и утверждает, что герой — порочный мужчина? — задаёт вопрос Хатаке с привычной усмешкой и пытается заглянуть под копну густых каштановых волос. — Что, если я тоже?       Рин подняла голову, встретив его взгляд, который был так невероятно близко, и приоткрыла губы, когда его пальцы крепко сжали её подбородок.       — Что, если от этих губ, — продолжил Какаши, на секунду взглянув на её губы, — меня отделяет то мнимое благородство, о котором ты мне вторила? А что, если я эти губы поцелую? — Рин моргнула, выдохнув горячий воздух на его руку. — Тогда моё благородство — это порок или благодетель?       — Если ты поддашься соблазну…       — Всё в тебе — чистый соблазн, — прервал её Хатаке, приподняв подбородок выше. — Значит ли это, что твой поцелуй есть порок?       — Нет, — прошептала Нохара, сглотнув ком слюны, что собрался в глотке. Какаши усмехнулся. До чего легко заставить её потеряться, лишь пальцами коснувшись кожи.       — Тогда твоя система взглядов требует шлифовки.       — Я слишком пьяна для таких глубоких бесед. Если бы не было во мне бутылки саке, я с удовольствием доказала бы тебе обратное.       Ох, он верит, что доказала бы. Охотно верит. Она держит сурового шиноби гибко обёрнутым вокруг её тонкого мизинца, и он только рад выказать своё безоговорочное подчинение. Над головой белый флаг, а он сдался и готов преклонить колено в любых спорах, лишь бы её холодный нос уткнулся в шею.       — А я слишком ранен, — тихо отвечает Какаши, опуская глаза на пол.       Ему, наконец, тихо. За спиной на полке шкафа лежат его книга и протектор, а в её спальне он может найти домашнюю одежду и сменное бельё.       В холодильнике — купленные им овощи: баклажаны, латук, томаты и цуккини. Несколько пучков зелени, лимон и свиная вырезка. Пара бутылок приторного, химического лимонада с привкусом клубники, который она так любит, и молоко.       В ванной висит его полотенце, а в тумбочке под раковиной — бритвенное лезвие, ополаскиватель для рта и пена для бритья. И щётки. Ровно две и не щёткой более.       — Останешься на ночь?       Ему хочется ответить, что нет, но он никогда не любил лгать. Приходилось лукавить в ситуациях, но никогда это не делалось от особого желания.       И он солжёт, если скажет, что не питал надежду на её просьбу; что не хотел услышать желанности его компании в голосе строгого медика. Какаши ждал, что она его остановит заранее, не дожидаясь момента, когда он встанет и поплетётся к двери. А если и дошло бы до такого, то она остановила бы и не отпустила.       Ему хотелось уснуть в её мягкой постели, нежно сжимая хрупкий стан в руках, как продолговатую подушку, что лежала у него дома. Ему хотелось заснуть здесь, рядом с ней, как прибившийся к дому осиротевший щенок, который ищет тепла.       — Если позволишь.       И посмотрите-ка, он нашёл.

***

      Потом была миссия.       Достаточно затяжная, чтобы забыть о том, как выглядит его квартира, но не настолько долгая, чтобы забыть о том, как выглядит её.       Ему удалось вернуться здоровым. Не зацепило ни лезвие куная, что проносилось рядом почти каждый день его отсутствия, ни остриё катаны, ни взрывная печать. Целый, невредимый и, что самое главное, — живой.       В кармане брякнула связка ключей, и Какаши обхватил содержимое, чуть сжимая его в кулаке. Незаметно прошел по улицам Конохи, избегая света, и тихонько проскользнул в знакомое окно.       Луна этой ночью полная и яркая — освещает комнату, доходя практически до шкафа, и даже слегка задевает кровать, на которой лежит его медик.       С каких пор она стала его медиком? С тех пор, когда он стал считать её квартиру своим домом.       Лунный свет назойливо падал на босые ноги, которые Рин всегда доставала из-под одеяла, и освещал икры. Густые волосы шоколадного цвета были разбросаны по подушке, а сама Рин тихо сопела, уткнувшись в его подушку на стороне кровати, где обычно спал Какаши.       Жилет полетел на пол вместе с протектором, на пластине которого до сих пор виднелись следы чьей-то крови. Затем Какаши избавился от водолазки, проведя ладонью по синякам на груди и рёбрах, а после стянул и штаны, нырнув под одеяло.       Ками, приятнее чувства он не испытывал никогда. Чистое постельное и тёплое, мягкое тело, по объятиям с которым он так соскучился.       Какаши лёг позади, аккуратно притянув её поближе, чтобы ненароком не разбудить, и смахнул с плеча шёлковую прядь волос Рин. Прикоснулся губами к её горячей коже, аккуратно целуя по миллиметру кожного покрова. Ладонь правой руки погладила предплечье и спустилась на живот, проследив вверх по ложбинке к груди и проскользнув под белый топ. Подушечка указательного пальца нащупала небольшую родинку под левой грудью, и Какаши сильнее уткнулся в шею Рин, согревая нос.       Тело ломило от усталости, а кости внутри болели так, словно от начала до основания были покрыты трещинами. Любое движение суставов вызывало в нём тягучую, расходящуюся по телу белым шумом боль. Однако никакая миссия не могла остановить его от необходимости пощупать тело, которого ему так не хватало промозглыми, хмурыми ночами под небом дикого леса, далеко от родной деревни.       Он так давно не позволял себе простую, на вид, роскошь, когда в тёмной спальне ты слышишь, как дышит другой человек, доверяющий тебе свой сон в эпоху суровой жизни шиноби. Какаши приложил ладони на грудь Рин, ощущая то, как та вздымается и опускается в спокойном ритме, и сам почувствовал, как былые тревога и напряжение покидают голову и кости.       Объект его защиты абсолютно несносен и красив, а Хатаке убедился, что с обещанием всё не так плохо, раз Рин дышит и на её коже нет ни одного синяка. Не считая те, получение которых сопровождалось приятными стонами, разумеется.       Он не мог отказать себе в соблазне и сейчас, когда ещё у окна заметил, как её бледные плечи выглядывали из-под одеяла, приманивая к себе. Какаши слегка прикусил кожу Рин и сразу же сгладил укус поцелуем, прошипев что-то под нос. Пальцы нащупали соски, водя по кончикам, чтобы возбудить самую чувствительную область тела Нохары, а затем по-хозяйски обхватили грудь в ладонь, чуть сжимая.       Неконтролируемый скулёж сорвался с губ и заставил уткнуться в её спину, продолжая оставлять на ней быстрые, влажные поцелуи.       — Как же я по тебе соскучился, — шепчет он с небывалой для себя смелостью, зная, что девушка в любом случае не услышит внезапный выброс честности.       Губы переходят к шее, целуя более настойчиво, а рука покидает грудную клетку, скользя вниз. Сначала он обхватывает бедро, прижимая её ягодицы к постепенно твердеющему члену, чтобы подразнить самого себя. Поза Нохары не позволит ему стянуть с неё трусики с той лёгкостью, на которую он рассчитывал в подобном состоянии, а потому длинные пальцы спешат к ластовице белья, проводя по ней.       Мягкая плоть под тканью источает жар, и ему хочется зарыть пальцы между тёплых складок, чтобы окончательно убедиться в том, что он наконец вернулся к той, кем были заняты все мысли. Какаши аккуратно отодвигает ластовицу в сторону, опуская средний палец на половые губы, и чувствует влагу на горячей коже.       Выходит, что Рин легла спать относительно недавно, потому что помимо естественной смазки он может ощутить и искусственную.       — Ты играла с собой, пока скучала здесь без меня, да? — спрашивает шепотом Какаши, облизывая мочку уха Рин. — Бедная моя девочка.       Годы чтения отплатили ценной монетой и сразу же накидали картинок, как Рин ублажала себя в их постели, которая когда-то была только её. Как её тонкие пальцы утопали внутри неё, а мышцы лица сокращались в оргазме от одной только мысли, что Какаши снова рядом и трахает её там, где захочет.       Хатаке стиснул зубы и толкнул палец во влагалище, изрядно удивившись тому, с какой лёгкостью получилось это сделать. Внутри неё было горячо и безумно влажно. Вытяни он палец — за ним потянулась бы тонкая ниточка из смазки, потому что госпожа врачеватель была дико мокрая. Стало быть, её собственные пальцы не так хороши?       Рин что-то промычала, инстинктивно выгибая спину и выпячивая ягодицы ему навстречу, что заставило член дёрнуться в предвкушении. Девочка возбуждена и хочет трахаться настолько сильно, что даже во сне готова подставить свою нуждающуюся в твёрдом члене промежность.       — К-Каши…       Сладкая мольба с её сонных губ вознесла его до небес. Красивейшая женщина течёт и думает о нём. Такое любого мужчину сведёт с доброго ума.       — Да, да, мхм, — смазано бормочет Какаши, водя носом по её шее, пока палец с хлюпающим звуком входит и выходит из припухшего от возбуждения влагалища. — Это я. Я здесь.       Хатаке тихо выругался, прикусив губу, и запустил руку под её шею, бережно поворачивая лицо Рин к себе. Поцеловал скулы и уголок губ, а пальцы покинули влагалище, нащупывая клитор.       — Какаши? — промурчала девушка, приоткрывая заспанные глаза, и накрыла его щёку ладонью. — Это ты?       — Я, — шепчет в ответ Какаши, смежив брови. — Это я, Рин. Я здесь, рядом.       — Ты вернулся? Ранен? — сонный голос с когда-то привычным ей волнением заставляет его сердце покрыться чем-то тёплым и вязким. — Давай посмотрю.       — Здоров, я здоров, Рин, я здоров, — наспех выплёвывает слова Хатаке, накрывая член рукой.       На ткани остаются влажные следы от смазки, и он стягивает её вниз, позволяя твёрдому, возбуждённому органу выпасть на простыни. Какаши обхватывает головку, аккуратно поглаживая, и придвигает Рин вплотную к себе, позволяя кончику уткнуться во влажный клитор.       — Каши, милый, — стонет Нохара до одури сладко, прижимая спину к его груди.       — Тут, я здесь, — в тысячный, по ощущению, раз повторяет он, заглотнув воздуха в пересохшую глотку. — Я снова рядом. Больше никаких миссий в ближайшие месяцы, обещаю.       Ему кажется, что за долгие тридцать семь дней, что он отсутствовал в деревне, даже касание её влажных складок может помочь ему кончить. Кончик члена несколько раз надавил на клитор уверенными толчками, и Рин сжала его между ног, наслаждаясь расползающейся по внутренним бёдрам смазкой.       — Я соскучилась, Каши, — шепчет Рин, касаясь его губ своими. — Очень сильно.       — Я тоже соскучился, — шепчет он в ответ, обжигая её своим дыханием. — Я чувствую, как сильно ты скучала. Сейчас я позабочусь о Вас, госпожа медик.       Губы продолжили прокладывать дорожку из поцелуев по области челюсти, а взгляд на мгновение упал на прикроватную тумбочку с двумя пустыми блистерами от противозачаточных.       Если больная голова всё правильно сообразила, то Рин закончила курс и снова на семидневном перерыве, когда им стоит пользоваться презервативами. Значит, сегодня они играют в игру на скорость.       Однако сказать, что Какаши не завела одна лишь мысль о том, что сейчас его член упирается в клитор женщины, которую он может сделать беременной, стоит ему лишь спустить всё внутрь, нельзя никак. Завела настолько, что в глазах полопались капилляры, а член налился кровью, отвердев окончательно.       Какаши не прервал поцелуи, пытаясь отвести взгляд от пустых блистеров, и поймал стон Рин ртом. Он целовал с такой страстью, с которой он даже не знал, что умеет целовать. Дикое, животное, примитивное желание трахнуть так, чтобы у неё тряслись ноги, а после кончить внутрь, заполняя всё густой спермой.       — Рин, — прорычал Хатаке, обхватив член, и приставил кончик ко входу во влагалище. — Хочу в тебя, сладкая.       — Мхм, — проскулила Нохара, активно закивав головой с приспущенными на глаза веками. — Очень хочу.       Какаши издал рваный, гортанный стон, когда член с лёгкостью проскользнул во влагалище девушки, а его бёдра упёрлись в её ягодицы.       — Ни о чём другом не мог думать, — признался Какаши, двигаясь внутри Рин. — Всю миссию лишь о тебе одной мечтал. О том, как вернусь домой к тебе в постель, и обниму настолько крепко, что ты проснешься. А ты лежишь на моей стороне, уткнувшись в подушку. Ками, такая сладкая девочка.       Рин улыбнулась между стонами, поцеловав его подбородок и то, куда смогла достать в позе, в которой он брал её этой ночью.       — Я правда думал идти к себе домой, но большая часть моих вещей здесь, — шепчет он, наращивая темп, и руками сжимает бёдра, чтобы держать её на месте. — Я даже не смогу переодеться в домашнее после душа, потому что всё давно лежит в твоём шкафу. Даже кусок мыла — и тот у тебя в ванной.       Рин улыбается сонно, выдыхая горячий воздух, и нежно прикусывает его челюсть.       — Я им пользовалась сегодня.       — Я знаю, — шипит Какаши, практически вдалбливаясь в неё. — Я чувствую, как ты пахнешь. Мной. Ты пахнешь мной. Потому что ты моя. Моя, — руки покидают бёдра девушки, завлекая её в объятия, и сходятся на груди, сжимая в ладонях. — Все твои стоны мои. Каждая капля смазки тоже моя.       Большой и указательный пальцы ущипнули сосок Рин, заставив её прогнуться в спине и поёрзать в его руках, как крохотная змейка.       — Нет, не уходи, — большая ладонь снова прижимает к себе, не позволяя отодвинуться и покинуть член. — Ты мне нужна тут. Я привык заботиться о своей девочке.       По дрожащему голосу Нохары и её хриплым стонам Какаши понимает, что Рин настолько на пределе, что еле сдерживается, растягивая удовольствие и продлевая процессию, потому что до такого предела соскучилась по нему внутри, что не хочет заканчивать. Он знает, что она страдает, и ей тяжело держать всё внутри, а потому она кажется ему ещё прекраснее, чем до этого. Какое самопожертвование!       — Так хочу кончить внутрь, Рин, — неожиданно для себя вслух признаётся Какаши, реагируя на слова несколькими сильными толчками. Пальцами касается точки соприкосновения члена и влагалища, надавливая посередине, чтобы проникнуть внутрь. — Заполнить тут всё до краёв, чтобы ты видела, как сильно я соскучился.       Рин пищит что-то невнятное, смятое о подушку и поджимает пальцы на ногах.       — Тогда кончи в меня, — на выдохе произносит она, сжимая край кровати в руке, и вытирает пот со лба о подушку.       Услышанное сбивает с ног настолько, что Какаши едва не прерывается в своих движениях внутри девушки. Смотрит на пустые блистеры на тумбочке, а затем опускает взгляд вниз, наблюдая за исчезающим внутри неё членом, и не может понять, насколько осознанным является её согласие. Возбуждение пеленает глаза, это он знает, но Рин никогда не была одной из тех, кто поддаётся подобному забвению.       — Рин, что ты… — начинает Какаши, но прерывается, чувствуя, как сжимаются мышцы её влагалища вокруг члена, создавая фрикцию при движении. — Ты уверена?       В какой-то момент становится всё равно и ему. Какой толк играть в недотрог и незаинтересованных личностей, когда он давно не видит никого, кроме неё одной? А Рин? Она вообще призналась ему ещё в глубоком детстве.       Какой смысл играть в секс по дружбе, если мимолётные встречи давно переросли в долгие, совместные ночи? Его квартира едва выглядит так, как прежде. Там ведь почти совсем не осталось его вещей — всё здесь. А холодильник и вовсе выключен из питания.       Осознание того, что он кончит внутрь и сделает Рин беременной, не укладывается в сознании. Раньше он бы открестился от подобного исхода, схватив презерватив, но сейчас мысль о продолжении проклятого рода не так свербит.       Ками, как возбуждает его одна лишь мысль о Рин в положении. До чего болен его до этих пор здоровый разум.       Рин стонет настолько громко, что по его грудной клетке проходит дрожь. Какаши не может сдержать себя; не в силах более. Несколько толчков внутрь, и грудь сжимается изнутри, вынуждая его на удовлетворённый стон. Бёдра пару раз стукаются о её ягодицы, и Хатаке выдыхает, заполняя влагалище Рин густой, тёплой спермой.       Какаши хрипло рычит, медленно выходя, и с наслаждением наблюдает за выступившей из неё белой каплей семенной жидкости.       Секундное помутнение стоило дорого, и он не уверен, что они оба ясно понимали, что делали, но лгать не станет — это выглядит до безобразия горячо.       — Ммм, прости, — протянул он, целуя влажную спину Рин. — Не думал, что до этого дойдёт.       — До секса? — устало усмехается Нохара, перекатываясь на спину, чтобы лучше видеть его лицо. — Я, наоборот, удивлена, что всё было относительно нежно. Не было уверенности в том, что я смогу ходить после того, как ты вернёшься ко мне в постель после столь долгой миссии, — её губы коснулись щеки Какаши в едва ощущаемом прикосновении, и Какаши прильнул ближе.       — Я не про секс. Про это, — кивает он в сторону стекающей на её бедро и простынь спермы.       Рин чуть хмурится с явным смятением и приподнимается на локтях, чтобы посмотреть на себя внизу. Какаши не может точно сказать, что его удивляет больше — её реакция или то, как спокойно он переносит произошедшее.       — И что тебя так смущает? — спрашивает Рин, пожимая плечами. — Пятна на постельном? Могу поменять, если критично.       — Да какие пятна? — поднимается с кровати Какаши, садясь на край. — Мне нет никакого дела до пятен. Я безответственен, хотя в моём возрасте такого должно быть как можно меньше.       Он зарывается лицом в собственные ладони, потирая его, и откидывает волосы со лба, уперев локти в колени.       — Не понимаю тогда, что тебя так расстроило.       — Я кончил внутрь, Рин.       — И что?       И что?       Не ей ли, как врачевателю, быть в курсе последствий, когда мужчина кончает внутрь женщины?       — Я не должен был этого делать. Не тогда, когда ты не на противозачаточных. Не должен был делать этот выбор за тебя.       — Какаши, о чём ты говоришь? — спросила Рин, поглаживая его спину. — Я на противозачаточных, ничего не поменялось. Неужели ты думаешь, что я бы тебя не предупредила, если бы была на перерыве?       Он готов был поклясться, что его тело загорелось так, словно от лихорадки. Какаши резко развернулся к девушке, из-за чего руки Рин снова легли на кровать, покинув его спину.       — А пустые блистеры? — спросил Хатаке, указывая на тумбочку.       — Да они старые, — беззаботно ответила Рин, плюхнувшись на подушку. — Я их в тумбочке нашла, а выбросить забыла. Кто-то просчитался и накрутил себя.       Какаши выдохнул, заставив мышцы живота сократиться, но поймал себя на мысли, что не чувствует того облегчения, которое ожидал ощутить. Нутро давило так, что он на секунду пожалел о том, чего не произошло? Как мог?       — Подожди-ка, — голос Рин выдернул из плена рефлексии, и копирующий ниндзя взглянул на неё. — Ты что же это, кончил в меня с осознанием того, что я не на таблетках?       Хатаке округлил глаза в ответ на обвинение, которое было, стоит сказать, вполне обоснованным, и почувствовал, как от стыда загорелись кончики ушей.       — Нет, я не… — заикнулся он, бегая зрачками по её лицу, а ухмылка Нохары не делала ситуацию легче. — Я не был уверен.       — Маа, как мы заволновались, — засмеялась Рин, а Какаши отвернулся снова, скрывая от неё багровые щёки. — Я знаю эту реакцию, господин Хатаке, — промурчала Рин, поднимаясь на колени, и опёрлась на его спину, обнимая шею руками. — Тебя возбуждает это, да? Тебе нравится думать о результатах подобного, не так ли?       — Нет! — выплюнул слово Какаши, пытаясь спасти лицо, но тёплые объятия Нохары были слишком приятными. — Прекращай дразнить.       — Да, да, тебя это возбуждает. Делает его твёрдым, — она провела рукой по члену под тканью белья, заставив Какаши дернуться в ответ на ласку.       — Сказал же, что нет.       — Да, — прошептала Рин, целуя щёку, и прижалась так крепко, как только могла, что все позорные признания отступили на задний план.       В одно мгновение Какаши понял, что обещание он выполняет вполне успешно. Рин — единственная, кто должен делать выбор о принадлежности собственного сердца, а ему остаётся только считаться с этим. Обито, которого Какаши считал поистине настоящим другом, принял бы решение девушки, которую считал своим солнцем, потому что для Хатаке она была воздухом, без которого только задохнуться.       А сам Какаши — он давно принял её любовь и не готов был делиться. Он — полноправный владелец её чувств. И никому другому они никогда не принадлежали. Пора в этом себе признаться.       — Останешься… навсегда? — спрашивает Рин шепотом, водя губами по его щеке.       Посмотрите на хвост вьючного щенка с чужим глазом — он ведь виляет им так, словно наконец нашёл своего потерянного хозяина.       — Если позволишь.       И он, поглядите-ка, остался.