Эгоисты

Глаза — зеркало души. В них плескалась бесконечная бездна, совсем как воды в токийском порту, под толщей которых располагается кладбище скелетов. Ран смотрел в зеркало — уже обыкновенное, — и не узнавал себя. Как будто было там что-то другое, что-то жуткое, что-то подглядывающее за ним из фантомного пространства. Там было светло, и комната казалась такой же, какая была за его спиной. Такой, да и не такой. Хайтани уже сомневался, что отражение соответствует действительности. Что-то в нем было для него лживым и даже неправильным. Черные стыки кафельных плит напоминали каменную паутину. Казалось, откуда-то сверху вот-вот выползет огромный пауки удушит. Мигающая время от времени лампочка нагоняла детский страх призраков и ёкаев. Но куда более жутким для Рана было его отражение — другой Ран откуда-то из зазеркалья, злой, растрепанный, пугающий. Он, кажется, был недоволен им. Хайтани даже понимал, чем. С момента его возвращения из Йокогамы прошло десять дней. За это время не произошло ничего глобального, страшного, серьезного. Были обычные рабочие дни в Безумном пределе, были бесконечные поездки по городу, были крики боли и беспокойные вечера а своей комнате, когда Ран, не включая свет, залезал под одеяло и долго-долго глядел через стекло на темный сияющий огнями город, будто за окном должен был кто-то показаться, своим силуэтом закрыть обзор. Была рутина, было гнетущее чувство стремительной завершенности и очень быстро утекающего времени. В целом казалось, Ран в свои шестнадцать познал экзистенциальный кризис. Хайтани думал, что подстраховался достаточно и трос закрепил крепко. Свой отъезд он попросил Акико согласовать с главой. Вроде бы выше тянуться было некуда. Оказалось, лидерство — не есть акмэ группировки. По крайней мере, Предела. То, что дополнительных проблем он нажил, Ран понял уже с первого шага на перрон в Токио. Фриц поджидал путешественников на вокзале, буравя поезд такими глазами, словно из них должны были стрельнуть лазеры. Хайтани бы с большей радостью прыгнул под колеса, но как назло в тот момент началась стоянка. Потерять голову буквально не получилось. Но всегда есть и фигуральная сторона: «Как же быстро ты бежишь к ноге!» — неудачно пошутил тогда Ран, решив начать с нападения, чтобы не получить его же. Не помогло. «Как же ты не боишься сдохнуть», — заметил в ответ Карстен, опасно погладив пальцами кобуру пистолета под мышкой. И было до ужаса, до кошмара ясно: он может воспользоваться этим даже в людном месте, даже при Уме, даже не поведя бровью. Немец большим пальцем указал себе за спину в сторону парковки. И все трое поняли: либо в машину, либо на тот свет. В целом, даже тогда не стряслось ничего такого, что бы могло затем приходить на больную голову в ночных кошмарах. Просто Фриц пояснил Рану, почему не стоит покидать пределы города и что обычно случается с предателями. Все было просто, ясно и наглядно. Когда вышел на улицу, на свободу, на свежий воздух, Хайтани казалось, у него стоят волосы на затылке, а одежда липнет к телу из-за холодного пота. Если то была раздражающая и сводящая с ума пытка каплями воды на макушку, то в тот момент на него упала последняя. И Ран решился испортить себе карму окончательно, нарушить еще одну статью, обеспечивающую огромный срок в тюрьме. Ран пошел к Миясите и попросил новое табельное. И именно новенький глок он теперь вертел в руках, рассматривая со всех сторон. Отчего-то занимался он этим стабильно каждый день — когда пару минут, когда целый вечер. Было в этом что-то нервозное, тревожное и успокаивающее. Особый ритуал, без которого теперь не получалось уснуть, ведь перед тем, как устроиться на кровати, нужно было под подушку положить ствол — защиту от страшных снов, Фрица и будущего, но в то же время и источник страха. В ванной было светло и бело, все это комбинировалось и превращалось в некую смотровую камеру, в которой черный резной глок выглядел неуместным диковинным пятном. В отражении он казался еще чернее, тяжелее, опаснее. Тонкое дуло вовсе напоминало бездонную нору, где пряталось чудовище, призванное как ему на помощь, так и на погибель. Рану почему-то было жутко направлять его на себя в зеркале. В какой-то момент терялось осознание своей стороны и казалось, будто откуда-то оттуда прилетит пуля в лоб. Мысль об этом отзывалась в теле неощутимым тремором и слабостью, все тянущей к полу. И все же Хайтани был бы не прочь пристрелить свою зеркальную версию. Она ему не нравилась, была совершенно не такой, как он ожидал. С каких пор Ран начал кого-то бояться? Носить везде с собой пистолет? Когда сама жизнь угодила в какую-то дробилку, на выходе превратившись в сплошное сумасшествие? Хайтани смотрела на себя в зеркало и не узнавал. Там были те же миндалевидные глаза, только с некоторых пор ввалившиеся глубже в череп, потемневшие в складках нахмуренных бровей. Были длинные блондинистые косы, правда, уже давно выцветшие, пожелтевшие, отросшие у корней. Был высокий стройный силуэт — ссутулившийся, сгорбленный, будто под невыносимой тяжестью в плечах. Кажется, Ран, но в то же время словно чужой человек, совсем ничего о нем не знающий. Это было почему-то странно и жутко — как бродить в кромешной тьме после просмотра ужастика. Парню казалось, что кишки скручивает точно так же, а острое ощущение взгляда в затылок мучает на физическом уровне. В последнее время он привык к постоянному неврозу и напряжению, списывая это состояние на издержки своего дела, на неподготовленность и малый опыт. Вот только дни, недели шли, а разум все не спешил привыкать и смиряться. Что-то в Ране отчаянно сопротивлялось, боролось и каждый раз терпело поражение. Прямо как сейчас — от зеркала он не отвернулся и все еще не завесил его полотенцем. Что-то его гипнотизировало в этом жалком зрелище, будто напоминало, почему эта игра стоит свеч. «Заигрался», — слово крутилось в голове не один день и не желало стихать. Шалости давно закончились, а это означало, что останавливаться Рану никак нельзя. Ставки выше, риск острее, лучи манящей славы ярче. Если расслабиться сейчас, то падение будет больнее, рана глубже, а свет может выжечь роговицы. Пистолет ложился в ладонь легко и четко, словно ее отсеченная часть. Хайтани бы хотел держать в ней Роппонги. Иногда, сжимая кулак, он вспоминал свою июньскую версию, стоящую на берегу канала и грызущую губы от желания вернуть то, что она считала своей собственностью. За последние несколько месяцев этот запал никуда не делся. Просто сместился на периферию, вытесненный теперь уже другими желаниями и заботами. Выжить, найти точку баланса, успокоиться и без пробуждений проспать до утра — выяснилось, что настолько простые вещи могут быть важнее всего в момент. Ран денно и нощно грезил своим кварталом, только теперь осознавая все ничтожности и величия своего желания. Парень ощущал, что ужасно повзрослел за это время и в чем-то даже образумился. Юношеская спесь больше не затмевала разум, не мешала его шестеренкам крутиться с необходимой скоростью. Просто Хайтани наконец заполучил карту всех подводных камней, на которых поскользнулся в прошлый раз. Но отражение в зеркале так не считало. Оно было сонным и измученным, напуганным и сердитым. Состояние собственного здоровья, вне сомнений, беспокоило Рана. Еще месяц тому назад он зарекся начать нормально питаться и пить снотворное, когда в работе станет полегче и поспокойнее. Дни сменялись днями, а не менялось ничего, кроме цифр в календаре. Хайтани понемногу смирился со своим новым естеством, нервным, голодным, больным, подавленным. Ему даже порой казалось, что такое положение дел стимулирует его шустрее работать руками, пока он на остатках сил плывет против течения. И, ох, треклятые камни… «Разрушать-то я умею, — говорил про себя Ран, время от времени понимая, что ничему, в сущности, новому Предел его не научил. Но это было недостаточно. Тонкие костлявые пальцы ловко крутили оружие, точно умели это всегда. Но этого было мало. — Дайте только возможность строить». Отражение отозвалось на мелькнувшую мысль короткой одобрительной улыбкой, от которой у Рана на душе стало совсем погано. Когда это он стал таким терпилой? Когда это его будущее и настоящее взяли на себя другие люди? Когда это он стал бездумно радоваться едва оформившейся, еще пока фантомной надежде? Это уже был не тот Ран, который всегда знал, что делать. И не тот, который, ничего не зная, делал. Получился какой-то нелепый синтез. У нынешнего Рана были мысли, но едва хватало сил на воплощение. Просто он столкнулся с главной проблемой амбициозов: ради лакомого кусочка иногда приходится забывать о гордости и плясать на задних лапках. Хайтани видел цель, но теперь она скрывалась от него ранее игнорируемыми препятствиями. В прошлый раз это сыграло с братьями злую шутку. Отражение не улыбалось. Хмуро смотрело в глаза Рана своими. В какой-то момент к ним добавился третий — черное бездонное дуло. И только теперь многое стало на свои места: босые ступни вновь ощутили холод голой плитки, ослепительный свет сузил зрачки, по ушам оглушительно ударил звук все это время текущей воды. Хайтани был все еще не своей стороне реальности. И это осознание вдруг навалилось на него во всей своей тяжести. Ран воспринял его с таким удивлением, будто делирия была его постоянным диагнозом. Но все было взаправду: он просто стоял в ванной родительской квартиры и таращился в зеркало, с каким-то маниакальным удовольствием перебирая в руках глок. Импульс опередил все мысли, мышцы двинулись по собственной бездумной воле, надавливая на курок. Несильно, но этого оказалось достаточно, чтобы выстрел произошел. Пуля с оглушительным хлопком пронзила лоб. Черное входное отверстие вмиг расширилось до немыслимого размера и посыпалось вниз крупными осколками стекла, падающими в раковину и на пол. Ран инстинктивно отступил назад на негнущихся ногах. Уши слегка заложило, руки дрожали отдачей, знакомый запах пороха маслянисто осел в ноздрях. Немая сцена могла бы продолжаться еще долго, если бы ее тишину не прервали быстрые звучные шаги к коридоре. Риндо показался в дверях стремительно, хорошенько так ударившись о косяк плечом. Его ошалевший взгляд застыл на пистолете в руках брата. — Мне оно никогда не нравилось, — с трудом выйдя из оцепенения, оправдался Ран, на всякий случай убирая глок под резинку штанов. — Ран? — эти слова совсем не успокоили младшего Хайтани. Наоборот, его округлившиеся глаза стали совсем как два колеса. — Но это ведь обычное зеркало… — А я и говорю. Бесит. — осколки опасно рассыпались по плитке. Парню пришлось на носочках обходить опасную зону. И все равно на полу остались несколько красных разводов, хоть Ран еще не успел почувствовать, что и насколько глубоко он повредил. Риндо отшатнулся от прохода, выпуская брата и при этом не отводя взгляда, будто боясь на секунду потерять из виду. — Чего ты так всполошился? Действительно, чего! — Откуда это у тебя? — не своим голосом спросил младший. Парень неуверенно поднял руки, будто уже забыв, что держит в них, отчего Рин пошатнулся на месте: в нем соперничали ступор и желание отскочить подальше. Ран опасно крутанул в пальцах пистолет и, только сейчас опомнившись, поставил его на предохранитель, после чего пояснил очевидное: — Ствол. Лицо Риндо приняло такое выражение, будто самостоятельно опознать объект он не смог. Он не знал: смеяться, плакать или звонить в дурку. И лучшего решения не придумал, кроме как одним резким выпадом выхватить оружие и сжать в своих пальцах. Ран не шелохнулся. Только чуть качнулся, будто случайно задетая рукой кукла на полке. Казалось, он не сразу понял, что именно произошло, и только глянул на еще сжатые в воздухе пальцы, удерживающие невидимый предмет. Риндо чувствовал нагретый металл в ладони. Складывалось ощущение, что им можно обжечься. Хотелось отбросить пистолет подальше, запустить в окно, в печь, в блендер, в жерло вулкана… куда угодно, лишь бы он исчез с глаз. — Зачем он тебе? — нахмурившись, спросил Рин, пытаясь повторить движение брата, чтобы опасное оружие закрутилось на его указательном пальце, как детская юла. — Чтобы спать спокойно, — нехотя буркнул старший и попытался перехватить глок, но его брат вовремя отвел руку в сторону. — Чтобы мы могли ничего не бояться. — В последнее время я боюсь только тебя, — заметил Риндо ни то с сожалением, ни то с некоторым раздражением в голове. — Тебе не кажется, что это уже перебор? Молись всем атеистическим богам, чтобы соседи не вызвали мусоров после этого хлопка. Ты с чего вообще с пушками играешься? Если так не нравится мебель, то просто купим новую, а если надеешься случайно продырявить в себе что-то — это уже клиника. Еще скажи, что спишь с ним в обнимку. Ну реально же, Ран, крипово как-то… Хайтани слушал и не мог вставить ни слова. Одна только первая фраза полностью нивелировала эмоции ото всех последующих. Он не понимал, насколько утрирует брат свои опасения. Действительно боится его? За элементарнейшие попытки сохранить их дом безопасной зоной? Ран понимал, что в словах его младшего есть ускользающая от него логика и здравый (более, чем у него самого) смысл. Но было в этой отчитывающей тираде одно «но». Риндо не учитывал человеческий фактор. А Ран, мать его, пытался — все это время, ради них двоих, не смыкая в спокойствии глаз. Раздирал костяшки, грыз ногти, стачивал свой здравый рассудок, чтобы теперь, как нашкодившего ребенка, отчитывал тот, ради кого он в большей степени и старался. В словах Риндо было что-то правильное. Однако его брата в момент охватили эмоции, выплеснувшиеся за пределы уставшего тела мощным рывком, которого, казалось, не ожидали оба хулигана. Старший, напряженно стиснув зубы, совершил резкий выпад, цапнув брата за руку так, что на коже остались белые полосы от ногтей. Риндо от неожиданности попятился назад, крепко прижимая пистолет к себе и отворачиваясь, чтобы ограничить к нему доступ. Ран действовал на порыве и сдаваться не собирался. Недолгая борьба привела к тому, что он, неслабо тыкнув брата в живот, все же вернул себе желаемое. Риндо держался стойко. И все же, потерпев поражение, согнулся пополам. Лишь потом, прокручивая в голове этот эпизод, Ран вспомнит, как еще недавно умолял несуществующего бога, чтобы живот Риндо был в порядке. — Неужели так сложно просто один раз поблагодарить? Сказать: «Ран, ты хорошо потрудился! Спасибо, что беспокоишься и заботишься о нас!». Сам-то хоть что-нибудь для этого сделал? Стрелять ты не хочешь, Фрицу грубишь, делами не занимаешься. Только ходишь следом за мной и не подозреваешь, насколько это опасно!.. Наверное, Ран хотел сказать что-то еще. Порыва хватило лишь на одно опустошение легких, после чего парень шумно вздохнул, проталкивая в себя воздух с такой силой, что у него кольнуло в груди. Вместе с этим в голове оборвался поток мыслей, и оставалось только жалеть, что это не произошло раньше. Хайтани всегда считал свой тандем с братом идеальным и неразделимым механизмом. Так было всю их сознательную жизнь — когда боролись на улицах с гопниками, когда вместе сидели в зале суда, крепко взявшись за руки, когда отбывали срок и строили планы на будущее. Они оба знали, что могут положиться и надеяться друг на друга. Однако в последнее время Ран уже не был так уверен в сочиненной собой же идиллии. Все началось с того, что Риндо не поддержал его идею возвращения Роппонги через Предел, но тогда старший брат, согласно кивая, закрыл на это глаза. Тогда он понимал и разделал его чувства, но в то же время парня уравновешивала ужасная усталость от поездки и бесплодной борьбы, в которой он не знал, куда махать кулаками. Ран уже не мог выбирать между сложными путями, и потому выбрал самый сложный их всех, когда Риндо крутил пальцем у виска и призывал не сходить с ума. Только уже было поздно. Ран принял это отчаянное решение без него и надеялся на беспрекословную поддержку брата. Но испытал только разочарование. Эгоистичное разочарование добровольной жертвы. — Прости, я не хотел говорить этого прямо. — парень понимал, что не просто попал в сачок. Накололся на булавку, и теперь можно сколько угодно вертеться. Впрочем, это мало чем отличалось от его рутины последних нескольких месяцев. Но только теперь его в этом положении держал тот, кому он больше всего доверял. И вопрос о том, чья это вина, был для них амбивалентен. — Но все же думал, — как будто закончил за него брат и с нескрываемой укоризной кивнул. Ран не нашел в себе нужных слов, чтобы опровергнуть этот жесткий тщеславный тезис. Возможно, будь он своей версией полугодичной давности, то не посмел бы упрекнуть своего младшего, не допустил бы мысли, что тот делает слишком мало. Но тот Ран остался где-то в зеркале, а этот слишком устал от бесплодного неблагодарного труда, чтобы быть добрым даже мысленно. Он смог раздробить свою гордость во имя общей (!) цели. Так почему же младший братец не может вложить хотя бы столько же? Будто заглянув в его голову — а может, прочитав вопрос в говорящем без слов взгляде, — Риндо театрально развел руками, с особым усилием сохраняя зрительный контакт: — Ран! Прежде чем требовать благодарность, может, вспомнишь, из-за кого началась вся эта хуйня? Ты все это затеял, пока я лежал в больничке с дырой в кишках. Ты ведь не зря меня не спросил, ты знал, что я буду против! Так чему же удивляешься теперь? Не был бы мне братом, давно бы на хер послал через пинок. Ты же знаешь, что я всегда на твоей стороне, но… это все действительно какая-то херь. Стрелять из пистолета? Наблюдать за пытками этого шизанутого немца? Плясать под дудку ублюдка, который нас однажды отправил за решетку? Почему я должен это делать? — Потому что я тоже делаю это?! Может, поэтому? — голос Хайтани-младшего под конец тирады перешел на повышенные тона, и теперь Ран ответил ему тем же. — Думаешь, я мечтал об этом все годы заключения? Да нахуй! Но я пошел на это ради нас. Нас, понимаешь?! Тебя и меня! Когда разговор превращается в крик, в нем мигом заканчиваются все слова. Хайтани казалось, что легкие опустели, слиплись, и теперь могут наполняться лишь мелкими порциями воздуха, обеспечивая дыхание быстрое, затрудненное, от которого вскоре начнет кружиться голова. Риндо уже не смотрел ему в глаза. Его взгляд скосился куда-то на левое плечо брата, и оставалось только гадать, какого дьяволенка он там рассмотрел. — Я не просил тебя об этом, — после недолгого молчания выдал младший уже спокойным, но чуть охрипшим голосом. — Я думал, мы братья Хайтани из Роппонги, которым не нужна группировка. Теперь же у нас нет ни Роппонги, ни братства, но зато заимелась банда. Надеюсь… — было очевидно, что Риндо хочет продолжить, однако он лишь поморщился и качнул головой, точно стряхивая с себя собравшуюся мысль. Стало уж слишком ясно, куда это перепалка может завести. — Забей. Прекратим это. Иронично, но именно это стало последней каплей. То, что, казалось бы, должно было утихомирить их обоих, только сильнее взбудоражило расшатанные нервы. На первый взгляд складывалось впечатление, что в словах младшего Хайтани не было ничего предосудительного… однако Рана уже было не остановить. — Почему же? Давай! Скажи уже, что это из-за меня мы потеряли Роппонги, оказались в тюрьме и ссоримся сейчас! — как только Риндо, махнув на него рукой, развернулся и двинулся к своей комнате, старший попытался остановить его. Парень на мгновение замер, развернулся, готовый словесно парировать любой выпад. Однако тут же, точно ошпаренный, вырвал плечо из хватки брата так резко, что его тело по инерции врезалось в дверь. — У меня хватило дури озвучить, что я думаю. А где твои яица? — Братец… — Рин нервно улыбнулся, уже нащупывая за спиной ручку. — Убери это от меня… Рану потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем тот говорит. Этого младшему Хайтани хватило, чтобы беспрепятственно юркнуть за дверь и скрыться в своей комнате, оставив брата в задумчивости и еще не стихшей злости. Теперь уже и до него начало доходить, что неожиданный конфликт готов достигнуть наивысшей точки. Только вот ни он, ни Рин не были в состоянии продолжать. Пребывая в растерянных чувствах, Ран от нечего делать поплелся в свою спальню. И только тогда, когда парень, точно тяжелый мешок, опустился на край кровати, многое встало на свои места и одновременно их потеряло. В правой руке Хайтани все еще был пистолет. Той самой, которой он по привычке схватил брата, даже каким-то образом не почувствовав мешающий предмет. Теперь же вдруг показалось: он жжется, колется, отравляет. Ран, не контролируя собственных действий, отправил глок на пол таким замахом, что ему почудилось, будто оружие с отвратительным лязгом разломилось на две части в темном углу под столом. Неужели Риндо подумал, что он сможет ранить его им? От самой мысли стало тошно на физическом уровне. Ран знал, каково смотреть в самое дуло и жать на курок — в ванной до сих пор валялись остатки зеркала. Хайтани вдруг почувствовал горькое разочарование, сам не зная, что именно поспособствовало этому — за последний час произошло слишком много всего. А первым звеном этой цепи стал звонок от контакта «Симамото». — Привет. — Ну привет. Не ожидал, что ты снова позвонишь. А Ран, в самом деле, не ожидал услышать ее голос так скоро. В том, что им с этой девчонкой предстоит еще не раз пересечься, он отчего-то не сомневался. Вопрос был лишь в одном: кто из них поддастся первым? Казалось, все точки над «I» наскоро расставлены, их отношения исчерпаны, не успев заиметь начала. Чтобы не ломать над этим голову, Хайтани изменил обстановку, окружение, дела. Но только мысли остались те же. В Йокогаме, чужом для них обоих городе, он то и дело думал о Симамото даже в моменты, когда мозг в целом отказывал в работе. Ран видел ее женственных формах Акико, хотя та не была даже близко похожа на Сачи, в белоснежных паклях Изаны, в шагающем рядом брате, ради которого они в свое время совершили далекую поездку вдвоем. Ему казалось: времени в запасе больше. Однако теперь, когда ее голос вновь прозвучал в его ушах, Ран понял, что окончательно запутался. Почему-то попытка Сачи затянуть его в отношения уже не казалась ему такой глупой, а вот собственный уход — если не сказать, побег, — теперь представлялся верхом тупизма. Отрицать то, что он желает Сачи, уже было невозможно. Эта эгоистичная плотская хотелка уже перекрывала его опасения, связанные с этой девушкой и ее неподходящим ему характером. Все уже казалось незначимой ерундой на фоне дразнящей потребности касаться, целовать, кусать, сжимать и наслаждаться. А может, даже выйти за рамки телесности и попытаться лучше понять Симамото, примириться с ее сутью. Однако Ран не девал этим размышлениям развития. Они разбивались о препятствие установившегося между ними молчания. Но теперь Сачи, опередив его, сама разбила эту стену. — Это спонтанное решение, — честно ответил голос из шуршащего посторонними звуками динамика. Должно быть, Сачи находилась на улице в момент звонка. — Но мне простительно! У меня сегодня день рождения. И снова происходило что-то необъяснимое, непонятное, в истинном стиле Сачи. Неожиданная новость отчего-то удивила Рана сверх меры, будто дни рождения бывают не у всех людей. Удивила и напрягла уже в тот момент. — Подумала, было бы здорово, если бы ты немного отпраздновал со мной. У меня в списке желаний было еще одно дело. Хайтани взглянул на часы. Время давно перевалило за восемь вечера, город давно опустился в раннюю осеннюю темноту. Парень нахмурился, предчувствуя что-то неладное. — Что значит «немного отпраздновать»? И какое дело? — То и значит! День почти кончился, разгуляться на полную уже не получится, но кое-что мы точно успеем. Первый подвох нарисовался сам собой. У Симамото уже были на него определенные планы, о которых она, конечно же, раньше срока не скажет. Ран даже не пробовал гадать. В голове вырисовывалась какая-то сомнительная авантюра. И возможность продолжить несостоявшийся телесный разговор на словах. Мысль об этом так сильно прельстила ему, что парень даже не запомнил, как именно ответил согласием. Зато прощание Симамото вытатуировалось в памяти четко — звонкий короткий смешок и сигнал окончания звонка. Быстро и скоро, будто ничего и не было. И только принятый вызов в журнале напоминал, что этот разговор состоялся. Теперь даже казалось: полторы минуты — слишком долго для них. Ран переосмысливал их гораздо дольше. А потом принялся собираться — сборы вылились в вопрос о (не)обходимости брать с собой глок — вопрос о глоке привел к ссоре с братом — ссора с братом отбила желание идти куда-либо. Образовавшая цепочка грозилась приковать Рана к постели на ближайшие сутки, однако он не хотел упускать возможность, буквально свалившуюся с неба. Пришлось брать себя в руки и спешно принаряжаться. К моменту, когда юноша был готов к выходу, на его телефон уже пришло место встречи. Пистолет все же остался дома — сегодня от него и без того много проблем. Стекло в ванной осталось на Риндо, которому об уходе брата сообщил лишь хлопок входной двери. На душе у Рана было погано, однако адрес, присланный Симамото, внушал некоторую надежду на улучшение настроения. Конечно, это был ночной клуб. Хайтани даже не сомневался в Симамото, которая после некоторых событий ассоциировалась у него исключительно с манящим неоновым светом и алкогольными коктейлями. Уж свой день рождения она бы не стала отмечать иначе, чем на шумной вечеринке с танцевальной музыкой и обилием пьяных молодых людей. В этой атмосфере легко потеряться и забыться, чего Рану в момент и захотелось. Предчувствие горечи на языке и благословенной пустоты в голове вмиг нивелировало все переживания минутной давности. Однако… то, что план Симамото на этот вечер заключался в другом, парень понял сразу. Ран уже рассчитывал искать ее внутри — на танцполе среди развеселых красавиц или у стойки бармена, в туалете или вип-зоне одной за большим столиком. Минутное промедление и СМС с резонным вопросом лишили его возможности что-либо решать весь оставшийся вечер. Не успел он даже отправить сообщение, как Сачи сама ввалилась в салон машины, будто давно стояла на парковке в ожидании. И будто бы что-то встало на свои места, как и в прошлый раз. Хайтани сидел за рулем и заворожено смотрел на свою спутницу, боясь повернуться и раскрыть свой интерес. — Поехали на пляж. Но только туда, где не будет людей. — это было единственное, что она сказала, встретившись с ним впервые за много дней разлуки. Ран настолько не ожидал чего-то подобного, что ему потребовалось несколько секунд на мысленный разбор понятий. Впрочем, и на то, что Симамото будет вести себя хорошо, он тоже не строил надежд. Она была в своем репертуаре и… как всегда, великолепна. На ней был неизменный бежевый тренч, в распахе которого виднелось что-то напоминающее голубой сатин и довольно короткое, едва доходящее девушке до середины бедра. Хайтани почудилось: сейчас у нее застучат зубы от холода из-за одного взгляда в ее сторону. Однако Сачи сидела расслаблено, особо не торопясь хотя бы завязать плащ, в то время как фантомный холод, вдруг возникший в прогретом салоне, заставил парня судорожно тряхнуть плечами. Наверняка со стороны они выглядели так, будто случайно отбились от своих компаний и пересеклись — одетый во все темное и мрачный Ран был совсем не парой белой, как снежное альбедо, Сачи, которая, по всем внешним признакам, отлично провела время в клубе. Это не вызывало ни вопросов, ни сомнений. Конечно, она не ждала вечера, не работала сегодня, а вовсю праздновала какой-то там по счету день рождения. Как? где? с кем? — Хайтани не должен был спрашивать, потому что следить за ней вроде не обязан. Размышлять об этом времени не было — направление было задано вполне определенно. И все же какое-то разочарование, так и ноющее в мышцах рук, заставляло Рана то и дело дергаться на поворотах и постоянно менять полосы. Он успел внушить себе мысль, что Сачи хотела праздновать с ним одним, что он, вроде как, основное блюдо, а не закуска. Хайтани не понимал, действительно ли Симамото пыталась его задеть, но у нее определенно получилось. В салоне их было только двое. И Ран ощущал себя лишним. Понимал, что оказался в тупике, погнавшись за сладким призом. Сачи молчала и, казалось, совсем не шевелилась, безотрывно глядя на переливающуюся фарами дорогу перед собой. И все равно ситуацией рулила она. Это осознание в момент так разозлило Рана, что ему захотелось вырулить в неопределенную сторону, прокатиться дворами, заставить ее понервничать. Пожалуй, остановило его понимание, что над Симамото нельзя шутить, не продумав шутку до конца. Исполнить указание Сачи оказалось легче легкого — в это время года (не говоря уже о позднем времени суток) любой пляж был пустым. Въезжать на них на автомобиле, конечно, было запрещено. Рана ничуть не останавливал правовой аспект собственных действий, а значит, какая-то ржавая цепь на вечно сломанных воротах тоже не стала преградой. Откуда он знал, где найти подобный вход и почему им никто не занимается, спрашивать не стоит. Об этом расскажет только закрытая пристань неподалеку пристань, морская пучина под ней и парочка членов Предела. Рассказывать Сачи подобные истории не стоило, особенно в день рождения, поэтому он — не столько из практических соображений, сколько из собственных гадких ассоциаций — отъехал подальше. Если кто-то обнаружит следы протекторов утром, Хайтани это уже не коснется. В данный момент его волновало совсем другое. Заглушив двигатель, он первым делом спросил: — Сколько тебе исполняется? — этот вечер явно не походил на нормальное празднование. Со стороны Сачи не было ни достойного приглашения, ни стола, ни музыки, ни развлечений. Со стороны Рана не было ни подарка, ни поздравления, ни понимания, зачем он здесь. — Разве это имеет значения? — тут же отозвалась она, точно пытаясь его перебить, но не успев. Впрочем, в голосе именинницы не было нежелания отвечать, только понятный лишь ей задор. Хайтани с самого начала заметил, что она немного, но все же пьяна — что называется, с блеском в глазах. — Женщине неприлично задавать такой вопрос! «А ты и не женщина, — решил не грубить вслух Ран, — ты черти что такое. Я не знаю, как тебя описать, обозначить, даже как правильно о тебе думать. Ты беда, проклятие, ты… называть тебя я тоже не умею. Но при всем при этом не могу перестать пытаться». — Я сама иногда теряюсь в числах, — смягчилась Симамото, видимо, приняв его задумчивость за обиду. — Ну оно и ясно, среднюю школу не окончила! Я не знаю, насколько ощущаю себя: определенно, молодо, но это состояние будто не меняется во мне лет с тринадцати, не растет и не развивается. Кажется, я каждый день буду такой же взбалмошной, как сегодня. А исполняется мне восемнадцать. Хайтани не удивился. Он знал, что она старше. Ему самому через полгода должно стукнуть только семнадцать. Сачи, кажется, всерьез свой праздник не воспринимала и рассматривала лишь как повод покуролесить. — Не хочешь войти? — вдруг спросила девушка и в одно движение плеч скинула с себя плащ. Под ним, действительно, оказалось короткое платье. Короткое и маленькое платье, держащееся на тонюсеньких бретелях. — Куда? — быстрее, чем успел подумать, спросил Ран, быстро переведя взгляд за лобовое стекло, где в свете фар спокойно поблескивали мелкие волны. — В море. — и она указала пальцем вперед. В самое черное марево ледяной воды. Ран посмотрел на ее лицо, затем на вытянутый палец. Казалось, указывал он в никуда, в место, где, как в видеоигре, заканчивается карта и не прогружаются структуры. В это время года, конечно, не купался уже никто, пляжи пустовали. Октябрь все же брал свое остывшим воздухом и холодным ветром с моря. Засмотревшись на гипнотизирующую рябь на воде, парень не сразу заметил, что ее палец из поля зрения исчез. Симамото, откинув плащ на заднее сидение и громко хлопнув после дверью, выскочила на улицу — как и была: в маленьком коротеньком платье. Ран последовал за ней. Просто понял вдруг, что она, скорее всего, не прикалывается. В конце концов, это была Сачи, а этим можно многое оправдать. Даже купание ночью в ледяной воде. Ночь встретила его сразу же поползшим под одежду холодом. Глаза Хайтани привыкли к свету фар, и теперь ему чудилось, будто ничего другого вокруг нет, только бесконечная темень. И в этом маленьком мире оставалась с ним только Сачи, такая же ослепительно белая, блестящая и бесстрашная. Ее руки заметно покрылись гусиной кожей, девушка какое-то время мялась, будто сомневаясь и борясь. Только вот здравый рассудок в ней никогда не побеждал, поэтому уже в следующий момент Симамото оставила на песке свои туфли. С платьем поступила более деликатно — не стесняясь, повесила на боковое зеркало. Ран наблюдал молча. Холод кусал открытую кожу и каким-то образом нарушал сообщение между нервами, между головой и телом. У него все никак не получать осознать, что Сачи перед ним снова обнаженная, стройная, красивая, с блестящей сережкой в пупке и только лишь в комплекте белья. Все мысли кружились вокруг ее безумной задумки. — Теперь твоя очередь, — вдруг проговорила она, обходя бампер машина и на ходу подтягивая лифчик, каким-то магическим образом держащийся на ее груди без бретелек. — Мне его… снять? — без особой надежды, но с ухмылкой попытался перевести стрелки Ран, прекрасно понимая, чего на самом деле она от него хочет. Даже от мысли об этом что-то ниже пояса заранее сжималось. Симамото ничего не ответила. Почему-то в последнее время, как он понял, эта девчонка предпочитала действия словам. Она попыталась сама скинуть с него пальто, и благодаря неожиданности выпада и каверзы с размерами ей это удалось. Чуть великоватые ему плечики съехали до локтей, но Сачи на этом не останавливалась. Между молодыми людьми завязалась небольшая потасовка. Ран, поначалу крепко запихнувший руки в карманы и решивший таким образом защититься, быстро понял, что буквально открыл ей доступ к пуговицам рубашки. Невеликая потеря, конечно. Однако в какой-то момент ему все же пришлось применить руки, буквально отбиваясь от ее шустрых пальцев. Слабенько, конечно, — Хайтани не изменил своих принципов касательно драк с девушками, однако Сачи все еще казалась ему слабым, неспособным на ответ соперником. Быстро поняв, что сверху ей ничего не светит, девушка, нырнула вниз и одним выверенным движением расстегнула его ремень. Тут-то Ран и понял, что бороться бессмысленно. С каким-то усталым раздражением он пустил руки по швам и поднял голову к усеянному звездами небу, пока Сачи обрабатывала его ширинку и спускала брюки, все продолжая приговаривать: — С себя все сними!.. Да ну что ты, как будто целочка… Ой, ну чего я здесь такого увижу?!.. Не ломайся!.. Это мое желание, так что будь добр его исполнить! Рана как молнией ударило. — Желание? — усмехнулся он, опуская глаза на уже поднявшуюся Сачи. — Помнится мне, твой лимит исчерпан. Почему я должен что-то снова делать для тебя, а, Симамото? — Появилась квота, — невинно хлопнула ресницами девушка и вдруг улыбнулась. — У меня сегодня день рождения! Хайтани смотрел на нее и не понимал в очередной раз. Одна часть него радовалась возможности наладить контакт (да еще и при этом не быть его явным инициатором!), в то время как другая еще помнила, как они расстались в прошлый раз, сколько дней не разговаривали после этого, и находила странным неожиданную тягу Сачи в обратную сторону. Казалось, это была именно судьба, второй шанс, свалившийся на Хайтани в момент, когда его одолевали сомнения. Тут бы только хлопнуть в ладоши и плясать победный танец, однако Ран, в последнее время особо остро уяснивший, что в жизни ничего просто не бывает, ждал, когда карты вскроются и острыми гранями оцарапают пальцы. Тянуть руку он спешил. Только стянул с себя остальную одежду, постепенно привыкая к холоду. Вариантов у него, на самом деле, не было — отступать уже как-то позорно и вообще не по-пацански. Они молча взялись за руки и пошли к воде. Сачи довольно улыбалась, ее пальцы подрагивали ни то от детского восторга, ни то банально от холода. Ран совсем не разделял ее состояния. Холодный песок был каким-то твердым и совсем не лип к ногам, будто стопы утопали в несуществующем месиве, какое ощущается при судорогах. Море, действительно, оказалось ледяным: Ран шумно выдохнул сквозь зубы, когда его пальцы намокли, а идущая рядом Сачи даже на мгновение замерла. По ее лицу было видно, что температуру воды она представляла иначе. Хайтани даже чувствовал через прикосновение, как девушка пытается сжаться всем телом, дрожит, но все равно не останавливается, намереваясь довести дело до конца. Волны постепенно начинали плескаться все выше и выше по ногам. Это ощущалось, будто несколько тысяч микроскопических лезвий разом вонзались в кожу. Такие были ассоциации. По мере того, как входили в море, Ран и Сачи все плотнее прижимались друг к другу, делясь и принимая тепло. К моменту, когда вода начала доходить девушке до груди, они уже крепко обнимались, боясь разлепиться. Симамото обхватила руками его плечи и жалась к нему так плотно, пластом, что парень чувствовал ее прикосновения даже ступнями. Сам же он, пользуясь возможностью, сцепил ладони на ее спине. И будто не было между ними больше расстояния в сорок минут на поезде, не было несколько сотен часов молчания, не было миллиарда разных микрочастиц и противоречий. Они касались друг друга так же горячо, как и в последний раз, так же желанно и самозабвенно. Как заведенные. Как статуи, выточенные из одного камня. Хайтани казалось, в этот момент он был готов на все — вновь поцеловать ее и, когда Сачи вновь озвучит свой вопрос, ответить согласием. Один краткий момент поставил точку в его бесконечно долгих размышлениях. Он вдруг понял, что оказавшись на суше, все равно будет чувствовать этот промозглый холод. И спастись от него захочет в объятиях Сачи. — Я прямо русалка! Всегда мечтала так сделать… — Симамото едва оттягивала голос, ее зубы стучали, но при этом девушка выглядела вполне счастливой. Если можно быть таковой с синими губами. Хайтани придержал ее за руку, пока она, зажав нос пальцами, окуналась с головой. Со стороны это, должно быть, выглядело не самой умной идеей, однако, стоя рядом, парень чувствовал, что под водой ему теплее. Во второй раз погружались уже вместе, все никак не расцепляя хватку. Ран нырнул просто так и, конечно же, хватил воды. Черное марево вокруг них было плотным и цепким, как чудовище. В его толще ни увидеть друг друга, ни пощупать. Воздух в один момент показался блажью, а уже в следующую — нещадно резанул легкие. Высунув на поверхность только головы, Ран и Сачи, посовещавшись одними взглядами, договорились покончить с экстримом на сегодня. Парадоксально, но вылезать из воды не хотелось. Мокрое тело на воздухе просто превращалось в лед — немели суставы, холодела кровь, белела кожа. Однако в таком состоянии нельзя было возвращаться в салон. Хайтани выключил фары, чтобы они оба смогли снять и выжать белье. Только краем сознания он подумал о том, что полиция могла бы арестовать их за эксгибиционизм, въезд на охраняемую территорию и вождение без прав разом. Привычный адреналин разом завел замедлившееся сердце. Мокрая одежда отвратительно липла к телу, даже когда ее сверху накрыла сухая. Ран включил печку и, чем мог, поделился с Сачи, у которой с собой были только легкие вещи. Опять же без разговоров решили поехать домой к ней. — С тебя тоже будет желание, — пошутил Хайтани. — На день рождения разве что, — хохотнула Симамото, но тут же серьезно добавила: — Если не разбежимся к тому моменту. Непрогретая квартира стала их следующем испытанием, а тепловентилятор — спасением. Но и этого оказалось недостаточно. Сачи на правах хозяйки отправила парня первым в душ, только под которым он вновь почувствовал себя человеком. Оказалось, для счастья нужно не так уж много. Достаточно просто горячей воды, мягкого полотенца и удивительно тихого фена. Пока Ран сушил волосы, его совершенно разморило — голова сонно опустела, глаза пощипывали (возможно, из-за попавшей недавно в них соленой воды) и слипались. Ни о чем уже не думалось, ничего уже не хотелось… Симамото застряла в ванной надолго. Не дождавшись, Хайтани в уже полусонном состоянии пристроился в ее кровати, руководствуясь тем, что в прошлый раз она вроде как пыталась затащить его сюда, а значит, против быть не должна. И даже когда он лег, когда наконец согрелся, плеск воды еще долго раздавался в соседней комнате. Именно под него Ран и задремал, свернувшись калачиком и будто ради приличия старясь занимать меньше места. Захочет ли Сачи прилечь с ним — этот вопрос его не настиг. Но зато пришел сон, мягкий, теплый, нежный. В нем Сачи все же присоединилась к нему. Тихо устроилась рядом, боясь побеспокоить, и долго баюкала звуком размеренного теплого дыхания. Оно сохранялось где-то на одном уровне, но в какой-то момент поднялось выше, ко лбу, которого тут же легко коснулись теплые губы. Однако Сачи было того мало. Она оставляла медленные мягкие поцелуи на щеках, кончике носа, опущенных веках и подбородке, при этом никак не касаясь парня, а под конец шепнула что-то вроде: — Мне кажется, ты передумал. — Да я… — только и смог выдать Ран, — да… перемудал… И никто бы не смог ему сказать, произносил ли он это в действительности. Когда Хайтани проснулся, ему сном уже казался весь вчерашний вечер — и ссора с братом, и купание в море, и его желание вступить с Сачи в отношения. Вот только нахождение в ее кровати и дерущая боль в горле опускали на землю. Ран сам не понял, как позволил себе проворочаться с одного бока на другой еще час, прежде чем выйти к Сачи. Которой, к слову, дома не обнаружилось. Хайтани прошелся по комнатам, однако из полезных находок ему попались только упаковка пирожных и свои же просохшие вещи, которым он был рад как никогда. Сон в одних брюках он не оценил. Запертая дверь не стала для него особым сюрпризом. А вот отсутствие записки или СМС — да. Это вселяло слабенькую надежду на скорое возвращение Симамото. Парень, решив скоротать время, спокойно оделся, заплел косы и позавтракал найденными сладостями. Если Симамото и пожадничает, всегда можно купить такие же. Однако ей было явно не до пирожных. Как Хайтани и предположил, она вернулась домой вскоре — довольная, вполне здоровая после вчерашнего и с фирменным пакетом дорогого магазина одежды, который парень не раз видел на сгибе локтя матери. Наметив своего гостя за столом на кухне, Симамото улыбнулась. Ран, в этот момент пытающийся управиться с сухим коржом, беспомощно кивнул, продолжив работать челюстями. Как оказалось, ему это было необходимо, чтобы в следующую секунду одна из них не отвисла. Сачи загадочно пошелестела пакетом, как фокусник, и вывалила его содержимое прямо на стол… Рана тревожно дернуло от вида такого количества — настоящей или нет, — налички. С трудом проглотив кусок, он вперился взглядом в Сачи, сам даже не представляя, какое у него выражение лица. Девушка лишь отмахнулась: — Мое вчерашнее платье — мамин подарок. Она прислала его с чеком на случай, если мне оно не понравится. Ну, и может, для того, чтобы я видела, как много денег она может на меня потратить. — И не понравилось? — Оно просто офигенное! Но слишком легкое для нынешней погоды, я не хочу полгода его хранить в шкафу, — без особой грусти пояснила Сачи и, подхватив со стола десяток купюр, сложила их в руках наподобие букета. Однако в следующий миг, будто передумав, подбросила над их головами. Денежного дождя не получилось, однако все равно вышло эффектно. Если не считать того, что одна бумажка угадила в коробку сладкого. — На всякий случай перестирала его руками вчера и сдала. Думаю, на такие средства я могла бы приобрести себе подарок получше. Например, мы с тобой бы съездили в Саппоро еще раз… Симамото опустилась за стол напротив него и поставила подбородок на сцепленные пальцы, чарующе вопросительно глядя на Хайтани. Ран за последнее время уже устал удивляться. Однако осознание того, что он тут же подумал, как будет просить у Мияситы отпуск, щелкнуло в мозгу звонко. Как и мысль о том, что побег — это, пожалуй, единственное, что ему сейчас нужно. Туда, где не будет Мияситы, Фрица, Предела, брата… а вот Сачи он готов взять с собой, в очередной раз его спасает. Она сидела перед ним, красивая, задумчивая, прямо светящая возле окна, как под нимбом. Ран молча смотрел на нее и прожевывал вместе со следующим пирожным странную и неожиданную мысль, все мучающую его с их расставания и будто оформившуюся лишь сейчас: что, если он совсем немного… влюбился в нее?