ради тебя я живой

Рома, честно, новогодние праздники любил. Даже после того, как начался зомби-апокалипсис и Путин не вещал по всем каналам. Даже когда на площади не было огромной ёлки. Даже когда улицы быстро опустели, и они сидели со Стёпой вдвоём, пили шампанское и поздравляли друг друга с очередным пережитым годом. Со Стёпой он вообще всё любил. И Новый Год, и Рождество, и 23 февраля, и 8 марта, и День Защиты Детей (во время которого Карма всегда шутил, что лучшая защита - это нападение), и вообще все праздники, даже которые их, двух взрослых парней (например, день Матери), не касались. Стёпа всегда готовил что-то вкусное, дарил какой-то очень глупый и ненужный подарок, а потом поздравлял минетом, который плавно перетекал в страстную ночь. А сейчас Рома эти праздники не очень ждет. Грядёт конец декабря, а значит - год, как Стёпу превратили. И два года со смерти ребят из лагеря, который сейчас держит Ваня. Рудбой, кстати, тоже раньше очень любил Новый год. Именно 31 декабря - 1 января значило, что они живы. Что они пережили еще 365 дней. Что они живее почти 8 миллиардов человек. Сейчас это, скорее, устраивают для подростков (Олега с Ромой да Дани с Вовой, которые, хоть и не верили в эту всю хуйню, но были рады ёлке, украшениям и небольшим подаркам) и маленьких детей (для Алины с Лёшей, которых усыновили Игорь и Антон. Для Никиты, сына Замая и Юры (не родного, конечно, его родила Оля, но не суть). И для малышки Сони - дочери Славы, в воспитание которой Машнов ушел с головой после смерти Мирона. Ёлку, которую ещё в конце лета заприметили Замай и Худяков на вылазке, поставили в самом центре лагеря. Оля с Юлей, с помощью Дани и Олега, притащили игрушки к ней и, вручив малышам (а детям, к слову, от двух до четырех лет, - вообще малыши) дождик, наказали вещать на ёлку и не думать брать в рот. Никита, самый младший, был вместе с Юрой, и тот помогал ему, поднимая на руки и ставя обратно, чтобы он взял новый кусок дождика или игрушку. Часа через три двухметровая ёлка была украшена и осталось самое важное - звезда. За Ваней вызвалась идти Топольницкая, а с ней захотела и Алина. В вагон Евстигнеева зашло сначала пузо (Женя говорит, что, возможно, вновь двойня), потом Юля, а только после нее, топая теплыми ботиночками, Алина. Девочка крепко держала в руке золотую звезду и ярко улыбалась. Ваня, который, после ухода Маши в декрет (точнее, когда её, с огромным пузом, почти палками выгоняли), решал с Сашей по поводу новогоднего ужина, улыбается, увидев девочку. Окончив разговор с Тимарцевым и сойдясь на говядине с картошкой, Евстигнеев встает из-за стола и подходит к ребенку и садится перед ней на корточки. - Ну здравствуй, Снегурочка, - улыбается он, легонько касаясь ее холодного носика теплым пальцем. - Я не Снегурочка, - смеется она, прячась за рукой Топольни, которая, наблюдая за тем, как её ребенок (точнее, как ребенок, которого она родила) смеется, тоже улыбается. - Снеговик? - не сдается Рудбой, поднимая взгляд на Юлю, которая кивает в сторону двери. Ваня кивает ей, вновь опуская взгляд. - Ну дядь Вань, - девочка, отодвинув руку от живота Юли, проползает туда и смотрит на мужчину. - Ах, так ты - Дед Мороз? - Не-е-е-ет, - она, наконец, протягивает руку со звездой и обнимает Евстигнеева. - Я - почтовый голубь, - смеется Алина, когда Рудбой встает на ноги, поднимая ее на руках. - Неси меня, олень, в свою страну оленью, - смеется Топольницкая, идя за Ваней и корча рожицы Алине. Евстигнеев ей язык показывает, убегая с девочкой к ёлке, где его все заждались. - Сейчас всё будет! - улыбается Евстигнеев, который сейчас престал перед своим лагерем не как Ванька Рудбой, а как Иван Игоревич, глава лагеря. Все люди, особенно дети, с восхищением смотрят на него, ожидая какого-то чуда от обычного надевания звезды. Конечно, чуда не свершилось, но этот момент был очень... крутым, как сказал бы Лёша, сын Антона и Игоря. Весь лагерь стал аплодировать, будто бы Ваня не просто звезду надел, а придумал лекарство от зомби-вируса, не меньше. Евстигнеев улыбается. С этой же улыбкой выходит из круга и ищет Рому, который стоит не так и далеко. Ваня почти одним прыжком преодолевает расстояние между ними и крепко обнимает Худякова, пытаясь отдышаться. - Эй, всё хорошо, - Рома улыбается, Ваню по плечам и спине гладит. - Ты молодец, Вань, - Худяков целует его в мочку уха, смотря на то, как от ёлки все разбредаются дальше заниматся своими делами, и там остаются только дети и подростки, которые, вообще-то, были рады пережитому году и просто любовались лесной красавицей. - Ром, бля... Я чувствую, что не справляюсь, - Евстигнеев почти шепчет, и Роме приходится напрячь слух, чтобы слышать, о чем говорит мужчина. - Я будто бы не достоин этого... На этом месте должен был быть Мирон, не я, - Рудбой поднимает голову с плеча и крутит головой. - Бля, не я, Ром, ты понимаешь? - Перестань, эй, Вань, слушай меня, - Худякову даже приходится встряхнуть его за плечи, чтобы тот перестал как в бреду шептать, что не достоин и лучше бы умер он, а не Мирон. - Евстигнеев! - гаркает Рома и Ваня, наконец-то, переводит взгляд на него. - Пойдем в вагон. Не устраивай спектаклей перед детьми, - Евстигнеев смотрит на малышей и более взрослых, которые прячут взгляды, смотря на ёлку. Кивает Роме, и идет вслед за ним. В вагоне Худяков заваривает зеленый чай и укутывает Ваню в плед, начиная говорить, что он справляется. Что не изменить прошлое. И что, если бы Ваня умер два года назад, то никто бы не нашел его, и сейчас было бы на одного зомби больше. Рома говорит, как сильно любит Ваньку, а тот слушает чуть ли не со слезами на глазах. Ему говорили уже, не раз говорили, что он нормально справляется, но вот так... Так никто не говорил. И Ваня верит - Роме просто нельзя не верить. Рома не может врать. - А теперь, милый, готовься, - Худяков встает с кресла и целует Ваню в лоб. - Через два часа обращение презедента и, юху, Новый год! И Ваня, после ухода Ромы, действительно готовится. Придумывает текст (это вам не Путин, который каждый год обещает одно и тоже и говорит, что всё в стране (хотя, смотря в какой стране) хорошо), что-то чиркает в листе, переписывает, зачитывает перед зеркалом, вновь исправляет. На это у него уходит почти все два часа. Только за десять минут приходит Дарио с Замаем и просят прогнать текст перед ними. И в том году они так же делали. Чтобы не так бояться толпы на самом празднике. Евстигнеев пересказывает им выученный текст о том, что, пусть год и прошел хуёво, но он все же прошел и впереди, дай Бог, их ждет только самое лучшее. Андрей и Дар кивают, а потом, накинув на Рудбоя теплую куртку, вытаскивают его из вагона, напонимая, что на следующие 20 минут он - Иван Игоревич, а не какой-то там хуй с горы, Ванька или Рудбой. Евстигнеев их отправляет помогать со столом, пока время не пришло, а сам подходит к ёлке, где Даня приносит ему шампанское. Время проходит слишком быстро. Вроде, вот только что вышел из вагона, а уже Денис начинает играть на гитаре, подзывая всех к ёлке, к Ване, к Новому году. Евстигнеев осматривает всех стоящих и замечает в окружении детей Рому. Тот одними лишь губами говорит, что Ваня достоин всего, что он имеет. Ваня кивает и, как только Денис перестает играть на гитаре, начинает говорить. - В этом году произошло... Много всего. Мы радовались, мы грустили, мы болели и лечились все вместе. Не могу утверждать, что этот год прошел отлично для всех нас, но хочу заметить - этот год прошел, а значит, впереди нас ждет что-то новое, лучше того, через что мы перешли, - Ваня смотрит на всех с легкой улыбкой, а у самого - флешбеки. Как Мирон точно так же стоял и говорил, что все будет хорошо. А через 11 месяцев умер. - Мы заслужили этого, ребят. Мы были сильные все эти года, мы не сломались, когда на наш дом напали... Мы заслужили хорошого в этой жизни, - Евстигнеев старается улыбаться и быстро смахивает слезу, что скатывается по щеке. - Мы теряли родных, любимых, близких. Но, в тоже время, мы нашли друг друга. У каждого из нас кто-то умер из-за вируса, но, не смотря на эту утрату, мы здесь, мы любим друг друга и дорожим. Если следующий год повернется к нам задницей, обещаю, я отдам пост главы лагеря Никитосу, - все смеются и Ваня улыбается. Евстигнеев поднимает взгляд на ночное небо. - Эй, ты, там, наверху, слышал? Никите два, он наведет тут порядок, - мальчишка выбегает на импровизированную сцену и тоже поднимает взгляд наверх, грозя туда кулаком. Все вновь смеются, и Евстигнеев берет мальчишку на руки. - Давайте просто хорошо проведем эту ночь и выиграем эту жизнь. Ваня поднимает бокал с шампанским и улыбается, глядя на то, как весь лагерь делает тоже самое, в полголоса проговаривает "выиграем эту жизнь", а после выпивает содержимое. Праздник начинается. Алкоголь кончается слишком быстро, но оно и ясно - Ваня разрешил только по бокалу на человека и в итоге вышло бутылок 10 или 11. Короче, никто в хламину не напился, и это было хорошо. Евстигнеев даже радовался, что все так плавно идет - люди радуются, едят, танцуют под песни Дениса и Саши. Иногда к этим двоим присоединяются Олег и Рома, и они, в четыре горла, поют какие-то популярные песни, которые Ваня ни тогда, ни сейчас не хотел слушать. Он просто стоял рядом с Худяковым и радовался, что тогда умер не он. Иначе, вместе с ним, умер бы и такой ахуенный мужик, как Рома. Евстигнеев утягивает Рому в танец, держа в руках всё ещё полный бокал с шампанским. Они улыбаются и Рома прикрывает глаза. - Вань, а давай ребенка заведем? - Худяков один глаз открывает и смотрит на Рудбоя, который кивает. - Это звучит так, будто бы мы котенка заводим, но, как только родят, поговорим, - Ваня кивает и целует младшего под крики людей. Только под конец поцелуя Евстигнеев понимает, что крики-то нихуя не радостные. Люди боятся и люди бегут. Ваня поворачивается к воротам и видит то, от чего все бежали - толпа зомби. И она стремительно двигается в самый центр лагеря, к ёлке, к стоящим рядом с этой ёлкой Роме и Ване. - Беги, - кричит Евстигнеев, поворачиваясь к Роме. - Блять, нет, Вань, я не пойду, - Худяков хмурится и Ваню за руку хватает. - Без тебя не пойду. - Хорошо, - Рудбой кивает и готовится бежать. - Отпусти, мне не удобно. Рома верит. Рома отпускает и начинает бежать. Только около вагончиков поворачивается и кричит - Ваня остался. - Ваня! - его подростки хватают и утаскивают, пока он сопротивляется и рвется обратно. - Рома, блять! - злой Марк бьет его по лицу и Худяков медленно приходит в себя. - Ты там будешь мешать, пойми, - говорит Маркул, садясь рядом с упавшим на пол Ромой. - Ваня справится, тем более, он не один - с ним Федя, Витя, Саша, Дэн, и много кого, - объясняет он, как ребенку. - Если ты будешь там - Евстигнеев не сможет думать ни о чем, кроме как твоей защиты. Не дай Бог ты там сдохнешь - он же будет следующим, кого убьют. Понимаешь? - Маркул держит Худякова за руки, и тот кивает. Понимает, не дурак. Правда, пользоваться этим не будет. Как только Марк убирает руки с его запястий, Рома с места срывается и летит обратно, в толпу людей, стоящих напротив зомби. Худяков вырывает пестолет из рук рядом стоящего Вити и тот, опешив, даже не вырывает его обратно - лишь достает другой и начинает обстреливать мертвецов. Через 7 минут, когда зомби осталось совсем немного, и те, кажется, самые дохлые - дунь и умрут, - Ваня заставил всех бежать, но теперь побежал и сам, схватив Худякова за руку. - Ты долбоеб?! - кричит Рудбой, стоя напротив Ромы. - Ром, не надо, пожалуйста. Не лезь туда, я тебя прошу, - Евстигнеев уже даже не собирается останавливать слезы. - Блять, да если бы с тобой что-то случилось!... - Ваня на колени падает, и Рома рядом с ним, и тоже плачет. - Вань, милый, я умею пользоваться пистолетом, и я не хочу, чтобы ты был один, тем более, там, - Худяков мужчину за руки берет и заставляет в свои глаза смотреть. - Я же умру без тебя, ты забыл? Кто, если не ты, спасет меня? Мирон? Я ему нахуй не нужен еще с самого начала моей работы на него. Лишь обуза, которая нихуя не умеет. И выгнать жалко - человек все же, - Рома тянется к чужим губам и целует Ваню. - Или мы вместе идем, или вместе не идем. Для Евстигнеева этот выбор просто невозможен. Если умрет Рома - Ваня сам выстрелит себе в голову. Но и сидеть в своем вагончике, пока все остальные рискуют жизнями, Рудбой не мог. - Блять, - он кивает. - Идем вместе, - соглашается Ваня, понимая, что еще один фокус с "я бегу рядом" не пройдет - Рома доверчивый, но не глупый. - Пожалуйста, только выживи, - просит он, вставая на ноги. Второй заход, нужно идти. - Будь живее живых, - просит в ответ Рома, беря автомат из рук Феди в руки. Мужчины выходят на площадь, начиная стрелять по зомби, убивая всех. Первый, второй, третий выстрел - три дважды-трупа от рук Худякова. Так бы и продолжалось дальше, если бы не крик сзади. Кричал Слава. И кричал не своим голосом. - Иди, - кивает Евстигнеев Роме, но тот смотрит недоверчиво. Но почти сразу откидывает свои подозрения - хуй знает, что там могло произойти в такой момент. Рома быстро убегает и спрашивает у стоящих подростков, отткуда кричали. Узнав, что Слава находится в своем вагоне, Рома летит туда, держа автомат наготове. - Мирон, пожалуйста, не надо, - плачет Машнов, сидя на коленях в центре комнаты. На руках зомби-Федорова - малышка Соня, дочь Славы. И тут Рома понимает. Мирон зачал её. Это его дочь. Только не понятно, что он хочет сделать с плачущей малышкой. От этого и страшнее. - Миро, это наша дочь, - просит Слава, боясь сделать хоть какое-то движение. Кто знает, что взбредет в голову зомби. - Федоров, - зовет Рома, выходя из своего укрытия за дверью. Мирон поднимает взгляд на него и скалится. - Отпусти девочку, послушай Славу, - Худяков боится. За свою жизнь, за жизнь Сони и Славы. Особенно Сони. Девочка же не виновата. Но, как оказалось, это было легко. Мирон отпускает дочь на пол и та рвется к отцу, но Федоров не отпускает ее, держа гнилой рукой за плечо. - Мирон, отпусти, - рычит Худяков. - Это твоя дочь, не пугай её, - Рома уже не знает, что говорить, чтобы сохранить аж три жизни в этой комнате. Федоров отпускает и Слава уже готов обнять ее и бежать, как Мирон хватает ее за волосы и плечо, наклоняется и кусает, убивая. Машнов вновь кричит, когда на пол падает бездыханное тело малышки, его дочери. Рома, без зазрения совести, стреляет бывшему начальнику в лоб и тот летит на пол. Слава на коленях подползает к телу ребенка и обнимает ее, качая в руках. - Прости, прости, малыш, прости, я не хотел, бля, прости, милая, прости, - плачет Слава, качая девочку, которая уже никогда не скажет, как сильно она его любит. - Слав, надо идти, - говорит Рома, вытирая слезы в уголках глаз. - Слав, пожалуйста, пойдем... - Её надо похоронить, - вдруг говорит он, смотря на Худякова. - Её тело надо предать земле, Ром, помоги мне, - Машнов подхватывает дочь на руки и выходит из вагона, но его на лестнице ловит Рома. - Слава, мы обязательно похороним Соню, но сейчас надо бежать. - Надо, Ром, прямо сейчас надо, - мужчина спускается по лестнице, и там его уже ловит Даня. - Эй, Слав, - он берет его за плечо и разворачивает к себе лицом, взвизгивая. И Рома бы засмеялся, не будь все так ужасно. - Рома, иди, я разберусь, - кивает парень, и Худяков бежит обратно в толпу, продолжая обстреливать зомби. А перед глазами - тело Сони и ревущий Слава. Ничего больше. - Пойдем, - Рому хватают за плечи и уводят куда-то. Даже не понятно, кто именно и куда. Его садят на стул и говорят ждать. Рома ждет, а чего - хуй его знает. У моря погоды, наверно. Дверь за спиной открывается и кто-то заходит в вагон. Тихо так. А может, вышел. Слышится тихий голос Вани, который зовет его. - Ром, солнце, вставай и иди сюда, - Евстигнеев явно чего-то боится, но Рома не понимает - чего. Будь у Ваньки, как у Славы, ребенок, тогда было бы ясно - чего. А тут? - Худяков, вставай и двигай сюда, пожалуйста, - Рома поднимает взгляд, наконец-то, фокусируясь на стоящем в дверях Рудбое. Он только встает с кресла, как чувствует холодные руки на своей шее. Так вот, что такое смерть. И вот, как понять "смерть дышит в спину". Правда, смерть не дышит. Тем более, эта. Да это даже и не смерть. Зомбак. Рома не боится смерти, не боится зомби. Он просто понимает - Соне сейчас страшно. Соня одна и ей очень страшно. Девочку жалко. Она не заслужила быть одна в такой момент, и Рома хочет к ней. Помочь, объяснить, что все хорошо - такое бывает с людьми. - Вань, - зовет Рома, улыбаясь. - Спасибо тебе за вс... - Не смей, блять, прощаться! - рычыт со слезами на глазах Рудбой. - Ты не умрешь, я тебе обещаю. Не прощайся со мной. - Я тебя очень сильно люблю, Ванюш, - кивает Худяков, смаргивая слезы. Он, на самом деле, умереть хотел не так. Хотел как-нибудь пафосно - возможно, он бы ехал на машине и разбился бы. Или боролся бы в машине с зомби и так умер. Но точно не со слезами на глазах и перед Ванькой. - Рома, блять! - Евстигнеев на колени падает, смотря Худякову за спину. Головой качает, мол, не трогай его, убей меня. Но стоящему позади нужен только Рома. - Ванечка, - всхлипывает Рудбой и Рома понимает - за спиной тот самый Ваня Светло. - Он тебя очень сильно любил, - говорит Худяков. Все понимает, кому это. Будь у зомби мозг и чувства - этот Ванечка Светло, может, и заплакал бы. - Но, знаешь, такое бывает. У меня тоже был любимый человек. Два года с ним были против всего мира, - Рома шмыгает носом. - А потом... я просто не уследил. И он умер, - Рома, вспоминая это, начинает реветь еще сильнее. - Я понимаю, что чувствовал Ваня. И представляю, что чувствуешь сейчас ты. Но так бывает, Ваня Светло, - Худяков заканчивает и прикрывает глаза, чувствуя, как по щекам льются слезы. - Рудбой, я тебя очень сильно люблю, - говорит Рома. - Будь живее живых, - повторяет он и Евстигнеев успевает подойти к нему до того, как Светло прогрызает ему артерию. - Живее всех вас, - шепчет Ваня, целуя руки младшего парня. Светло становится на всё всё равно, поэтому он так же тихо выходит из вагона, оставляя Рудбоя плакать над телом Худякова. Ваня просит прощения, говорит, что будет любить его вечно, и что они обязательно встретятся - если не тут, то в их личном раю. Обещает спасти лагерь и отомстить за него. А потом берет автомат, который лежал за спиной Ромы и выходит, начиная прямо со ступенек палить по зомби, которые с каждой секундой нападали и убивали все больше. Евстигнеев взгляд переводит и видит около мед.вагона Женю, что горько плачет над телом Маши. Девушка поднимает взгляд на Ваню и тот кивает ей, понимая, что она чувствует. - Как дела? - Рудбой подбегает к Феде, который был ужасно зол. И все всё понимают и не спрашивают - и здесь каждый кого-то потерял. - Наших осталось, кажется, четверо с тобой и мной, - кивает мужчина, готовясь вылезать из укрытия и идти убивать дальше. - Я, ты, Женя, - перечисляет Рудбой. - Кто четвертый? - Тогда трое, - пожимает плечами Игнатьев, вставая и уходя. Женя без оружия и, судя по скоплению зомби около меда, уже мертва. Евстигнеев заряжает пистолет и вылезает из укрытия, начиная палить по зомби. Он поворачивается и видит, как топла мертвецов, штук 10 сразу, нападает на Федю и тот, упав на колени, становится самой легкой добычей. Ваня мысленно прощается с ним, пару раз стреляет и тоже встает на колени, понимая, что этот бой проигран заранее. С самого начала. С создания Земли.