Dum spiro spero

Доран & Арианна

      — Когда вы решили лишить меня наследства? Что я такого сделала, чтобы заслужить вашу ненависть, Отец?       — Я никогда не ненавидел тебя, — ответил он, поглощенный печалью и сожалением за невысказанные вещи и непрошеные вопросы. Если бы она только пришла к нему, когда нашла его письмо Квентину.       — Что это значит, отец? Зачем Квентину править Дорном после вас, а не мне?       — Я люблю тебя, Арианна, как и всегда любил. Для тебя у меня другой план.       И все же, даже тогда, он мог сказать ей правду? Арианна в десять-и-четыре была более безрассудной, чем теперь. И ее безрассудство в двадцать-и-три почти привело к смерти Мирцеллы Баратеон, не говоря уже о том, что, возможно, она привела Дорн к войне.       — Хорошо, но я отчасти виновата.       Девочка, которая бежала к отцу, когда сдирала кожу на коленках, будучи уверенной, что ее любят, что о ней заботятся, она провела последние девять лет, веря в противоположное.       — Ты разочаровала меня, Арианна, — сказал он ей гневно.       — Вы разочаровывали меня в течение многих лет, отец, — возразила она в ответ.       Было ли это слишком поздно для них сейчас? Время было не на их стороне, он это знал лучше, чем кто-либо.

Бейлон & Аша

      Они украли его сыновей. Не только Родрика и Марона, но и Теона тоже. Они не украли его жену, она была сейчас не лучше, чем живой труп. Они заплатят, они оба – Нед Старк и Роберт Баратеон; Бейлон поклялся в тот день, когда он преклонил колено и смотрел, как они забирают его последнего живого сына. Воспитанник, сказал Нед Старк. Заложник, знал правду Бейлон.       — Ни один человек никогда не умирал от того, что преклонил колено, — сказал он позже Аше. Его дочь. Сейчас его единственный ребенок. — Мы преклонили колена, чтобы воскреснуть с лезвием в руке. Перерезать горла Неда Старка и Роберта Баратеона. — Эту мысль смаковал Бейлон. Это была мысль, что держала его день за днем, как шептали голоса, что кракены были запуганы, и Бейлон Грейджой просто задумчивый на его Морском Троне.       Но он не запуган, и он не просто задумчивый. Бейлон Грейджой выжидал. Выжидал и обучал свою дочь.       Подготавливал ее к неизбежному. Она была всем и многим другим, на что он мог надеяться. Столь же жесткая и сильная, как и ее мертвые братья. И умнее, она была мудрее и умнее; Родрик и Марон никогда не были – Бейлона, время от времени, посещали подобные справедливые мысли.       Сын, который вернулся из Винтерфелла, не был его сыном вообще. Он был его наследником? Этот мягкий «зеленый юнец», в нем не было упорства Железных островов вообще. Бейлон был потрясен.       Тебе было десять лет, когда ты ушел, неужели ты все забыл так легко?       Этот мужчина, нет, этот мальчик, не будет действовать. Этот мальчик не будет сидеть на Морском Троне, поклялся Бейлон. Это было предназначено для Аши, ребенок, которого он воспитал и сформировал по своему подобию.       — Возможно, мы были слишком строги с Теоном, — сказала Аша в один прекрасный день к великому отвращению Бейлона.       — Не разочаровывай меня, Аша! — его тон говорил ей, что она должна следить за своими словами. — Ты мой единственный ребенок.       Моя последняя надежда.       Холодная тишина Аши вызвала в нем подозрение, что разочарование было взаимным.

Станнис & Ширен

      — Я надеюсь, вы не слишком разочарованы, мой лорд-муж, — написала Селиса после рождения Ширен. — Я уверенна, что в следующий раз это будет мальчик.       Не было мальчика или другой девочки. Селиса была полна решимости продолжать пытаться, Станнис в основном был безразличен к самому акту. «Я выполнил свой долг», — настаивал он.       Решимость Селисы сделать сына не удерживала ее от проявления внимания к их дочери. Он наблюдал за их отношениями друг с другом, матерью и дочерью, и недоумевал. Застенчивый, меланхоличный ребенок и ее гордая, надменная мать. И все же в компании друг друга они обе казались... сущностью, если таковое вообще возможно в таком месте, как обреченный и злополучный Драконий Камень.       Он не нашел свою дочь разочарованием, больше озадачивающей головоломкой. Он держал ее в своих объятиях в первые месяцы после ее рождения, и только после того, как она чуть не умерла, он задавался вопросом, как кто-то настолько крошечный и настолько хрупкий может издавать так много шума. Ее первое слово, ее первый шаг – он пропустил это все, получив известие о них только из писем Селисы, на которые он не всегда отвечал.       Он был потрясен, узнав, что она научилась читать и писать, когда он получил первое письмо от Ширен. Слова были большими и кропотливо выведены. Он смотрел на них в течение длительного времени, пытаясь представить Ширен за своим столом, усердно работающую, сосредотачивающуюся, чтобы тщательно написать каждое слово. Но он не мог себе представить, для него ее лицо было потеряно. С тех пор, как он видел свою дочь, прошло шесть лун, нет, семь лун.       Она пришла к нему после Черноводной, застенчивая, испуганная и нервничающая. Из-за своего собственного отца.       — Мне жаль, что вы проиграли битву, Отец, — сказала она, глядя на ноги отца вместо лица.       Сперва он ничего не сказал.       — Ты разочарована, Ширен? — наконец спросил он.       Она нахмурилась, не понимая, о чем он спрашивал.       — Разочарована, что вы проиграли битву?       Что я твой отец.       — Что я проиграл битву? — сказал он вместо этого.       Она улыбнулась.       — Конечно, нет. Мать сказала, что вы собираетесь выиграть войну, — с искренним убеждением сказала она, что если бы он был один, его сердце было бы разбито.