Эпитафия для нас

      Зажигалка сработала не сразу. Дернув колесико раз-другой, Триша нетерпеливо встряхнула ее, выругавшись, и попробовала снова. На этот раз кончик сигареты, зажатой между губами, опалила яркая вспышка. Она сделала долгожданную затяжку и, удерживая живительный дым в легких, откинулась на спинку стула, обессиленные руки повисли вдоль тела, пока не пришлось воспротивиться лени и поднять одну из них, чтобы затянуться вновь.       Приоткрыв глаза, сквозь ресницы Триша какое-то время наблюдала за бесцельно мечущемся по кухне юношей, и, когда его мельтешение стало слишком уж раздражающим, огрызнулась:       — Да ты заебал, Стэн! — Подцепив указательным пальцем пепельницу, она подтащила ее к краю стола; пожевав образовавшуюся во рту слюну, склонилась над ней, сплюнула привкус говна, осевший на языке. Вишневые Кисс, что ли? Впрочем, выбирать не приходилось: уж чем богаты карманы штанов Марша. — Лучше бы ты, как обычно, ныл, чем вот это вот... — Ссутулив плечи, как это делал Стэн, Триша покачала ими, изображая ходьбу, и состроила преувеличенно кислую гримасу вдобавок. Довольная собой, усмехнулась.       — Иди на хуй! — рявкнул Стэн, но руки из карманов убрал и в очередной раз глянул на телефон (разблокировал, заблокировал), затем — за окно, откуда открывался вид на неухоженный задний двор и соседский дом за невысоким забором. Так продолжалось со вчера и все утро.       Триша озвучила предположение, что дело в Брофловски, когда Стэн сказал, что ждет звонка: кто бы стал звонить ему, если последнюю пару лет это делали только родители, и уж с ними-то разговоры никогда не были долгожданными. Недовольное выражение лица Стэна стало тому подтверждением. О, ему не нравится, когда тычут лицом в пятно ссанины, оставшееся от его нездоровой привязанности к лучшему другу. Вникать не стала: по-любому какое-то гейство. Что несколько уязвляло, если честно. Триша не ревновала — при желании Стэн мог подкатывать свои яйца к кому угодно (да хоть к своей бывшей), мог трахаться с кем-то еще. В конце концов, секс — это член в вагине, не более. Да вот стоило рыжему хуебесу со смазливым личиком и подтянутой задницей замаячить на горизонте — Марш сделал то, чего не делал с ней. Изменился. В лучшую, сука, сторону! А ведь Триша Такер ничем не хуже, и несколько лет кряду именно она ублажала Стэна как уж точно не стал бы богоподобный Брофловски. Потому-то второе место без маломальской перспективы занять первое несколько огорчает. Слишком грубая, может? Не из интеллигентной семьи и не имеет научных степеней? Или у нее фигура недостаточно складная? Утром она с сожалением обнаружила, что и грудь уменьшилась после начала месячных. Не исключено, что ее настроение испоганили именно они, хлынувшие вовремя, но, как всегда, с яростным напором.       Триша как-то неудачно выдохнула дым — попал в глаз. Она прижала палец к веку, прежде чем вспомнила, что накрасила ресницы. Да блять! Ну хоть не потерла.       — Тошно смотреть, как вроде бы взрослый парень строит из себя героя мелодрамы, наматывая на свой кулак сопли вперемешку со спермой. Позвони же уже Кайлу сам, а!       — Как же бесишь… — проворчал Стэн. Остановился и, осмыслив услышанное, ударил кулаком по обеденному столу — из стоящей перед Тришей кружки выплеснулся кипяток. — Больше не суйся не в свое дело!       Она вдавила недокуренную сигарету в пепельницу с неменьшей экспрессией: все равно никакого удовольствия, а уже полученной дозы никотина хватит дойти до ближайшего магазина.       — А ты охуенно устроился, Стэнли, — сквозь зубы процедила Триша. — Мало того, что мое дело — сосать твой немытый хер, да? Я должна делать вид, будто не замечаю, что у тебя встает на мужика? — Поведя плечами, она взяла кружку, поднесла к губам. C намокшего дна капнуло на джинсы — ну заебись! К счастью, от чая без сахара не должно было остаться следов.       — Если тебя что-то не устраивает, пиздуй отсюда! — указав пальцем на дверь, прикрикнул Стэн. — К своей чокнутой мамаше или братцу-придурку!       — Да пошел ты!       Триша встала, сделала несколько шагов до раковины и выплеснула чай, водрузила чашку поверх пары кастрюль с застарелым налетом и покрытых слоем жира тарелок. Обретающаяся в самом низу посуда, пованивая, намекала, что пора бы ее помыть. Самой некогда, а просить о помощи Стэна Триша не стала: бестолку. Как уже бывало, он выдаст что-нибудь оскорбительное о полезности пребывания девушки в его доме, как будто их проживание здесь — личное достижение младшего Марша, а не попытка его матери выразить любовь.       Еще раз хлопнув ладонью по уже подсыхающему пятну на джинсах, Триша оправила шелковую блузку — одна из немногих приличных вещей в ее гардеробе.       — Сегодня у меня первый рабочий день, — напомнила она, хотя знала, что Стэну эта информация, к слову, уже не раз озвученная ему ранее, ни к чему. За время совместной жизни он научился пропускать мимо ушей все, что может привести к обсуждению его патологического безделья.       — Вот почему ты так вырядилась? — он окинул ее, симпатичную, неприязненным взглядом, будто благополучие в принципе было чем-то глубоко отвратительным ему.       — Не вырядилась, а оделась нормально, — фыркнула Триша, ничуть не обидевшись на очередной высер. — Не на панель собираюсь вообще-то. У меня еще осталась капля самоуважения, но тебе-то и слово такое незнакомо, да? — Выслушав его недовольное сопение в ответ, Триша вышла в гостиную, пересекла ее; присев на тумбу возле входной двери, наклонилась, чтобы обуться. Огненно-рыжие волосы, упав на лицо, скрыли ее от внешнего мира, что помогло сконцентрироваться на проблемах более глобальных, чем лень говнюка с манией величия. Когда она заговорила, голос ее зазвучал мягче: — Слушай, этот твой Брофловски, говорят, хороший психотерапевт — я думаю, он мог бы помочь моей матери. — Зашнуровав ботинок, Триша вскинула голову и посмотрела на вставшего в проходе юношу. — Я, конечно, буду выкладываться по полной, но обещанной зарплаты все равно не хватит на оплату продолжительного лечения. А Крэйг… Сам понимаешь, он развоняется, как тухлятина, если будет тянуть в одиночку, да и хуй знает, согласится ли вообще прибегнуть к врачебной помощи, с этой-то своей «Божьей волей»... — Кинув полный претензий взгляд на потолок, за пределами которого, по мнению брата, обретался пресловутый Бог, распорядившийся, что у младшей Такер не будет денег, а будет только всякое дерьмо, она сокрушенно покачала головой и занялась вторым ботинком. — Может, поговоришь с Кайлом? Мне бы небольшую скидку или рассрочку — что угодно, что сделает его услуги более или менее доступными.       Маршу ее предложение не понравилось. Определенно. Скорчив недовольную гримасу, он запустил руки в карманы и вновь принялся ходить: не то у него зудит в заду при мысли о Брофловски, не то вусмерть прокуренный мозг не работает, если не разгонять кровь.       — У нас с ним все не так гладко, чтобы я мог просить у него хоть что-то.       — Господи, Марш! — Триша всплеснула руками. — Что ж ты за мудак, а?! Я о серьезных вещах говорю, а ты все про... — Она резко встала, размашистым движением руки смахнула с щек попавшие в рот волосы. — Похуй. — Сорвав с крючка в стене кожаную дубленку, влезла в рукава и запахнула. — Сама разберусь.       Вывалившись на улицу, Триша позволила себе психануть и с силой захлопнула входную дверь, после чего обернулась — ее взгляд упал на стоящую возле соседского почтового ящика девушку. Непривычное зрелище: дом Брофловски много лет пустовал, да и обычно для Триши вид на него открывался не раньше, чем после полудня. Венди была одета в розовый махровый халат ниже колен, поверх которого — наспех наброшенная куртка, а на голых ногах — изящные сапожки. Одухотворенное выражение на ее лице резко контрастировало с угрюмой атмосферой утренней хандры, в которой утопала улица. Что ж, в прошлом у Марша было какое-то помутнение рассудка, походу: любит поразвратнее, с огоньком, а имел прямо-таки ангела во плоти.       Тришу, однако, не привела в замешательство случайная встреча — о, напротив.       — Привет, соседка! — с преувеличенной радостностью крикнула она и, улыбаясь во все зубы, поспешила к ней.       Венди в первую секунду растерялась, а затем приветливо улыбнулась тоже:       — Привет, Триша. С утра пораньше разбираюсь с подпиской на местные газеты и журналы, — объяснила она. И с притворным недовольством покосилась на дом, добавив: — Муж сказал, что это очень важно.       Попытка быть саркастичной не увенчалась успехом — Триша, конечно, усмехнулась, но только потому, что красочно представила, как далеко закатились бы глаза Стэна от этого помпезного «муж».       Впрочем, упоминание Кайла пришлось кстати. Триша коснулась локтя Венди и, наклонившись к уху, заговорщически зашептала:       — Послушай, подруга. Это парни выпендриваются друг перед другом, соперничают почем зря и все такое — сама знаешь. Но мы-то, девочки, понимаем, как оно бывает: вроде бы любишь человека или просто привыкаешь — неважно, вкладываешься в какие бы то ни было отношения с ним, а потом вдруг что-то щелкает — и вот тебя тянет к другому. И этот другой зачастую его полная противоположность.       — Рада, что ты воспринимаешь это так, — деликатно отметила Венди. Триша Такер вполне могла бы, не разбираясь, назвать ее шлюхой, и на первый взгляд она была бы права.       — Я все это к тому, что мальчикам пора бы помириться, поэтому, если Кайл дома, то будь добра — попроси его связаться со Стэном. Бедняга весь извелся: не ест, не пьет и не спит даже в ожидании чуда.       Венди вскинула брови:       — А чего именно он ждет? — искренне удивилась она.       — Звонка, смс-ки, в гости… — Триша пожала плечами. — Я точно не знаю, но кажется, на днях они увиделись где-то и договорились о встрече. — Оценив достаточность паузы, она решила, не затягивая, подытожить и по-дружески хлопнула Венди по лопаткам: — В общем, заметано?       — Да… — в задумчивости пролепетала Венди. — Да, конечно! — повторила более участливо, сделав вывод, что услышанное все же хорошая новость. — Ты очень милая девочка, Триша.       — Ага. — Что-что, а переубеждать вот в этом подругу прямо сейчас Триша не намеревалась, поэтому с чувством выполненного долга направилась к тротуару. — Бывай, — отсалютовала она.       Наскоро закончив с делами, Венди вернулась домой.       Утро было на редкость суетным. Еще до свадьбы Венди успела привыкнуть, что по утрам Кайл пребывает в некоторой прострации, пока мысленно не распланирует весь свой день, а с переездом вопросов, требующих от него решения, значительно прибавилось. Поэтому, пытаясь успевать отпивать кофе, Кайл метался по гостиной в поисках всего необходимого для начала успешного рабочего дня.       — Вэн, а где ключи от машины? — он встретил ее вопросом и тут же скрылся в кухне, вспомнив, что должен перекусить приготовленными ею сэндвичами: запах поджаренного хлеба был довольно навязчивым.       Венди то ли не расслышала его, то ли ненамеренно проигнорировала, отвлекшись на собственные размышления.       — Я только что виделась с Тришей, — поделилась она, снимая куртку. — Она сказала, что вы со Стэном договорились встретиться или что-то вроде того. Это так?       Вернувшись в гостиную, Кайл замер. Некоторое время он, глядя перед собой, дожевывал кусок, который успел откусить, а затем как бы случайно отвернулся, занявшись разбором документов в кожаном портфеле.       — Да.       — Почему не сказал мне? — повесив куртку, Венди опустилась на пятки и так и осталась стоять на придверном коврике, пристально наблюдая за подозрительно притихшим супругом.       Снова непродолжительное молчание.       — Не хотел волновать тебя, — вздохнул Кайл. — Стэн предложил мне поохотиться вместе. После последнего нашего разговора это было довольно смело с его стороны. Признаться, я… впечатлен, — он издал нервный смешок и все-таки обернулся. Заметив, что Венди не торопится разуваться, оставил портфель на диване, подошел к ней, взял под руку, чтобы помочь, но остался исключительно отстраненным. — Я не уверен, что это хорошая идея: провести время наедине с алкоголиком, в руках у которого ружье.       Выбравшись из сапог, Венди подняла посуровевший взгляд.       — Стэн не такой, — она решительно опровергла еще не сказанные Кайлом страшные слова. — И ты о нем так не думаешь, Кайл.       Ее тон ему не понравился.       — Я не знаю, что я о нем думаю, — бросил с возмущением и, отойдя, продолжил собираться, не разобравшись, что именно его злит. — Так где ключи?       — На комоде, — подсказала Венди, последовав за ним. Этот разговор требовал большего внимания, и она не желала заканчивать его вот так, хоть на какое-то время и задумалась над тем, что же сказать. — Кайл, здесь у нас все по-новому, и начинать с тотального недоверия— неверная стратегия. Деструктивная. Ты же не хочешь все время отводить глаза и демонстративно молчать, пересекаясь с ним? А вы будете пересекаться. Неизбежно. Теперь мы и Марш — соседи, поэтому избегание не тот тип поведения, которым получится злоупотребить.       Чувствуя на себе ее настойчивый взгляд, Кайл не нашелся с ответом и, на короткую секунду растерявшийся, очутился в плену рук супруги, когда обернулся.       — Помоги ему. — Обняв, Венди отрезала пути к отступлению. — Помоги не как профессионал… — произнесла тихо-тихо. В ее погладившие его грудь ладони скользнули края не завязанного галстука, взметнулись под ловкими пальцами. — Я верю, что ты способен увидеть в Стэне не только человека с проблемами, но и просто друга. И это пойдет на пользу вам обоим.       Кайл не всегда справлялся с неприязнью к ее увещеваниям; под прямым взглядом голубых глаз он аж на физическом уровне ощущал дискомфорт из-за усиливающегося давления, но всегда находил разумное объяснение реакциям тела и психики. Вот и сейчас он знал, что Венди права, но пока не мог принять это.       — Ладно, — все же согласился он, и Венди ответила ему теплой улыбкой, затягивая аккуратный узел. — Я позвоню ему с работы. А теперь мне пора. — Высвободившись из ее рук, Кайл поправил галстук и, подобравшийся, вернулся к обсуждению дел: — В девять сеанс со Стотчем, затем — побеседую с его родителями, проведу пару первичных консультаций в городе и после обеда отправлюсь подыскать подходящее место для кабинета. Меня не все устраивает в прежнем офисе твоей мамы, но арендовать его было бы символично, не так ли?       — Баттерс… — прервав, проговорила Венди. — Как он себя чувствует? — И поспешила добавить, заметив настороженность во взгляде Кайла: — Он же был нашим одноклассником — так жалко…       Озадаченный ее заинтересованностью конфиденциальной информацией, Кайл сделал вывод, что Венди чуточку рассеянна из-за беременности, да и впечатлительнее стала, поэтому спросила не о том, что казалось важнее ему, и пояснил:       — Ты же знаешь, что я не могу говорить о пациентах. Работы предостаточно — на этом все.

***

      Крэйг часто видел сны в детстве. Они были яркими и почти всегда — о космосе, потому что ни что не занимало его пытливый ум перед сном больше: предстоящие контрольные или школьные мероприятия, встречи с друзьями — все это меркло на фоне бескрайней вселенной над головой, для которой незначительна жизнь обычного ребенка и все, что его окружает. Благодаря пониманию этой простой истины маленький Крэйг был не по годам рассудительным и оставался спокойным в любых ситуациях, кажущихся сверстникам волнующими.       Чуть позже мыслей о том, как достичь недосягаемого, не осталось; когда звездное небо затмил мужской силуэт, целую галактику растерзала сверхмассивная черная дыра в самом ее центре — и сны прекратились.       Он не помнил ни одного до сегодняшнего дня, поэтому, пробуждаясь, испытывал что-то среднее вроде замешательства. Трепет.       В сгущающемся мраке, горячем настолько, что трудно дышать, он видел чужие изящные пальцы движущиеся вдоль строк, спутанных, словно непроходимый лабиринт, в который незнакомца завела непокорность. Страница за страницей… Недостижимые ни для кого и не прочитанные никем, они раскрывались перед парой отражающих дрожь пламени глаз, будто тяжелые створки врат в чужую жизнь, толкаемые слабыми руками.       Узкие зрачки без устали и с животной жадностью искали свободный от росчерков участок на пергаменте, призывно расширяясь, когда рокот жгучего желания распирал узкую грудь до боли.       Шорох, вдруг нарушивший тишину, заставил сердце незнакомца экстатически заколотиться, как будто тяжелое дыхание Дьявола скользнуло по шее. Ужас, подобный молнии, пронзил тело, затмил разум, вызвав в нем пульсацию, близкую к безумию. И эта игра на грани таила в себе извращенное удовольствие — безрассудное стремление к острию между наслаждением и страхом, между опасностью и искушением.       Дрожащий кулак сжался над книгой. Капля крови, упавшая на слова, слагаемые из витиеватых символов, разбилась о них, и в этот миг что-то раскололо мир, обнажив величие своей зловещей силой.       Пронзенная ногтями ладонь стремительно опустилась на страницу, заскользила по ней, как растаявшее пламя, обагряя текст. В груди зашевелились острые электрические импульсы: запредельно опасно, но именно в этом крылось истинная прелесть — возможность обмануть судьбу в короткое мгновение, когда желания и страхи переплетаются в единую симфонию запретного, порождая хаос, которому никому не под силу противостоять: ни Аду, ни Небесам. Энергия, безжалостно разрывающая границы реальности в самой сердцевине тьмы…       Эта заразная, как болезнь, энергия планомерно наполняла тело Крэйга, пока его сознание оставалось на границе между сном и бодрствованием.       Он не сразу пришел в себя; его веки разлеплялись медленно, с нежным сопротивлением, и, как только окружающий мир начинал обретать привычные очертания, он проваливался в бездну снова. И снова. Зажмурившись, он погружался в волшебство момента, позволяя вдохновению, стекающему с каждого вздоха удовольствия, унести его в мир, лишенный правил и запретов, извечно сопутствующих им сомнений. Вместо этого — свобода и пленительное ощущение наполненности жизнью.       Секунды затянулись, и страх начал теснить восторг.       А затем вдруг застало врасплох осознание: эти чувства, прежде кажущиеся лишь далекими иллюзиями, слишком реальны. Каждое прикосновение и каждое напряжение в ответ слились в настораживающую ассоциацию. Мурашки, с потрясающей скоростью бегущие вдоль позвоночника, возникли не впервые: что-то подобное, нечто такое же странное и неправильное, уже случалось с ним прежде... Воспоминания смешались с настоящим.       В полудреме оторвав затылок от подушки, Крэйг успел различить белобрысую макушку и как следует прочувствовал погружение своего члена в глубокую глотку Твика, по самое основание; расслышал приглушенный хрип. Истомленность обернулась против него: ошарашенный, он увидел, как тот приподнимает голову, продолжая вести мокрым языком вдоль взбухшей венки сбоку, оставляя на коже и редких волосках блестящие капли.       Остановившееся на несколько мучительных мгновений сердце Крэйга забилось быстро-быстро, когда он встретил взгляд Твика; самодовольная ухмылка на раскрасневшихся от трения губах показалась невыносимо искушающей.       — Ты охренел?! — голос Крэйга прогрохотал, как гром, — аж заложило уши. Он резко дернулся, сбрасывая с себя юношу. — Что за херня?! — еще один выкрик скривил губы до боли в лицевых мышцах.       Ощущение чужой липкой слюны на паху больше не приносило удовольствия — оно оскверняло его тело, каждый мускул в котором напрягся, будто Крэйг очутился на самом краю бездны, из которой не будет возврата. От ужаса охватила дрожь, сотрясшая всего его настолько сильно, что он не смог совладать с собственными конечностями — пришлось опустить взгляд и стерпеть клеймящий стыд, чтобы скрыть стремительно сходящую на нет эрекцию под нагло приспущенным чужими руками нижним бельем.       Сжав зубы, Крэйг наконец взглянул на Твика. Ожидая увидеть нахальное выражение, преждевременно взбесился, однако тот, свалившись с кровати, отступил на пару шагов, стуча коленями по полу, дернулся и замер чуть поодаль в каком-то преувеличенно нелепом положении: ссутулился, как просящий милостыню, свел бедра, над которыми еще стоял торчком его член, обвернул хвост вокруг него, словно бы пытаясь скрыть (а толку, если в последнюю пару дней Крэйг видел его чуть ли не чаще, чем свой?!). В одном лишь корсете — он прямо-таки издевался: якобы послушался и не стал снимать его, чтобы походить на человека, а на деле — просто понравилось, просто захотел оставить, да?! Ведь так сексуальнее!       — Что-то не так? — чуть слышное звучание исполненного вины голоса Твика на короткое мгновение отрезвило Крэйга, но осознание того, что унижение уже случилось, причинило физическую боль.       — Блять! — выругался он, оторвав взгляд, по какой-то мерзкой причине прилипший к демону. И еще раз: — Блять!       Каждый возглас, врывающийся из его уст, — плевок во все, во что верит. Это было не просто выражение гнева — это было предательство. Крэйг прикусил язык с такой силой, что привкус крови заполнил его рот, и едва не взвыл.       — Я буду стараться лучше… — покорно опустив голову, объявил Твик. Без хотя бы толики сожаления, как будто говорить эти слова нормально и уже вошло в привычку.       Крэйга передернуло. В животе поднялась горячая, как лава, волна гнева и отчаяния. Путаясь в простыне, он метнулся к краю кровати, вскочил, и его ледяная ладонь передавила вены на запястье Твика — тот инстинктивно зажмурился, когда Крэйг одним рывком поднял его с колен.       — Ты это нарочно?! — проорал он, тряхнув подлую тварь так, что клацнули разомкнутые челюсти. — Решил, что будет прикольно?! — Крэйг стиснул чужое запястье сильнее, прежде чем с омерзением, будто бы взялся за него не сам, отшвырнул.       — Вовсе нет, Крэйг… — Лицо Твика выразило что-то лишь отдаленно похожее на недоумение. — Я просто увидел, что у тебя встал, и захотел. Почему нет? — Он еще и бесстыдно посмотрел вниз — на то, что дало ему повод решить, что взять член пастора в рот будет хорошей идеей! Захотелось убрать от себя его наивный взгляд хлесткой пощечиной, но, чудом сдержавшись, Крэйг рассек ладонью лишь воздух между ними, махнув свободной рукой.       — Это обычная физиологическая реакция! Случается по утрам! И это вовсе не означает, что я… — он осекся, припомнив, что не объяснял себе какие-либо богомерзкие проявления тела научно с тех пор, как принял сан. В прошлом было так легко оправдывать учащенное сердцебиение и капли спермы на простыне, в которую вжимало мужское тело, физиологией, словно виновата какая-то неподвластная юному Такеру сила, а не его собственная порочность. Уверовав, он сполна наказал себя, приняв и осудив то, что поддавался искушению, однако, видимо, настало время напомнить себе: — Я священник, Твик! Мне не положено!       — Он всплеснул руками, смиряясь с угнетающим бессилием. Изнуренный полным отсутствием контроля над своим состоянием, Крэйг схватил с полки подготовленную с вечера одежду — насмешка над всеми его тщетными потугами подчинить себе свою жизнь. Что толку от стремления к порядку в настигающем снова и снова хаосе?!       Не желая находиться в проклятой присутствием демона комнате, он зашагал к двери.       — Крэйг… — Твик подался следом.       — Ни шагу за мной! — резко обернувшись, рявкнул тот — успевший догнать его юноша, отшатнулся, перепуганно дернувшись.       Крэйг хотел было поскорее отвернуться, чтобы сдержать всплеск ярости и поскорее позабыть о делающей его уязвимым глубочайшей обиде на существо, по всем законам не заслуживающее прощения, однако по еще влажным губам Твика вдруг скользнула улыбка, в которой таилось больше, чем простое озорство, — вызов. Призывно взвился его хвост.       И все внутри вскипело.       — Значит, лететь за тобой я могу? — спросил он с непринужденностью, изрядно повеселев.       Смотря в улыбающиеся глаза напротив, Крэйг столкнулся с непроглядной чернотой зрачков демона, и обретающиеся в этой бездне тени словно бы проникли под кожу, расползлись по телу и, переполнив, вырвались наружу вместе с нарастающим безумием:       — Нет, не можешь! — Собственный голос показался чужим, способным проклясть целую Вселенную и обречь все живое на вечные страдания. Взбешенный, Крэйг сделал шаг вперед и схватил Твика за его мечущийся хвост. Бог свидетель: он хотел это сделать с тех самых пор, как впервые увидел этот противоестественный неугомонный вырост… Пальцы его сжались, как стальные тиски. — Ты будешь молить Бога о прощении за смысл своего существования, пока я не решу, что с тебя хватит! Ясно тебе?! — Дернул на себя, поддавшись темному порыву, и, не замечая, пусть и инстинктивного, сопротивления шагнувшего вперед Твика, обмотал его запястья его же хвостом — увенчанные длинными пальцами ладони демона сомкнулись, как при молитве. Согнувшись, чтобы совладать с болью, он тихо заскулил. — Открой свое сердце для спасения!       В ответ помещение наполнилось глухим эхом.       Под звук удара коленей о пол Крэйг вышел из комнаты.       — Чтоб тебя! — грохот захлопнувшейся двери ванной заглушил всю последующую брань.       Оставшись один на один со своими терзаниями, Крэйг спрятал лицо в тени ладоней. Правда, темнота не принесла успокоения — сердце так и стучало, вдоль шейных позвонков ползли, медленно вспарывая кожу, капельки ледяного пота. Воздух, показалось, потяжелел — пришлось проталкивать в грудь каждый подобный сгустку жара вдох.       В черепной коробке не осталось места для светлых идей — только мрак и невыносимая тоска. В отчаянии он попытался мыслить логически, но хваленая логика Такера оказалась бесполезной в противостоянии с действительностью. На него посягнул демон! Особь мужского пола, к тому же! Мерзости хуже не придумаешь!       Отвращение к самому себе стало настолько нестерпимым, настолько распирающим, что, едва убрав руки от лица, Крэйг рванул вперед, упал на колени перед унитазом, с каким отчаянием не падал пред распятием, и с чувством выблевал желтоватую кашу: желудочный сок вперемешку со слюной. Легче не стало: внутренности обожглись о пару позывов повторить и остались тлеть.       Крэйг Такер верил, что его предназначение — служить Богу, что его душа принадлежит Ему. Но сейчас эту самую душу кромсали воспоминания, от которых немела поруганная чужими прикосновениями кожа: о грехах, совершенных им и с ним — в прошлом и настоящем, словно бы иначе и быть не может, сколько ни старайся.       У Крэйга не было нечестивых желаний ни в юности, ни в зрелом возрасте. Он всего себя посвятил церкви, и среди высоких идеалов простые человеческие потребности утратили всякую значимость. Но, несмотря на это, бренная оболочка все еще подводила его — в редкие моменты уязвимости он точно знал, как справиться...       Сосредоточившись на порядке действий, Крэйг мало-помалу успокоился. Отпустив края унитаза, в которые вцепился, как в спасательный круг, упал на ягодицы. Распластав ноги по холодному полу, он без натуги сделал вдох, легко выдохнул. Благодарю, Господи! Христианская жизнь учит, что идеальная любовь к Богу, которая превыше всего, а к другим — как к самому себе, не дается от природы. Необходимо личное участие, борьба.       Не вставая, Крэйг протянул руки под занавешенную старой шторкой ванну, и со знакомым до предощущения боли глухим скрипом металлический ящик сдвинулся с места. Из темноты — на свет.       Его пробрала дрожь: не то от не до конца отступившей тошноты, не то от страха перед предостережением о тяжести его любви к Богу. Но в этом заключалось начало его наказания, поэтому Крэйг предпочел сконцентрироваться на возникших ощущениях и лишь нахмурился. Он откинул крышку, с мучительной меланхоличностью перебрал содержимое ящика, в ржавчину впитавшее его кровь, пот и страдание, и обнаружил искомое на самом дне. Сбивая костяшки о металл, он вывалил на пол старые вериги — многофунтовые цепи, найденные им много лет назад в кладовой церкви. С ними Крэйг Такер впервые почувствовал, каково это — нести тяжесть своих поступков на себе.       Глядя на грубо высеченный из куска железа внушительных размеров крест, обвитый тяжелыми цепями, он все же помедлил, а в стянутой холодом стылой крови груди раздался жалобный писк.       — Во имя Отца и Сына… — Крэйг запнулся, вспомнив о том самом своем грехе, за который любое наказание было бы недостаточным. Повел голыми коленями, будто бы в попытке убраться подальше от чужих рук, встал на них, как при покаянии. — Во имя Отца и Сына и Святого Духа, — все же выговорил он, прежде чем поднял вериги — загремели металлические кольца, зашевелившись, словно сочленения какой-то химерической сущности, и этот зловещий звон отозвался в душе пастора острым осознанием ненависти к собственным слабостям и отчаянной жажды искупления.       Крэйг продел руки в кольца из цепей, как в рукава, и сколы на них, подобные когтям хищника, царапнули кожу на взбугрившихся, напрягшись, мышцах. Он не стал искать поводов избежать неизбежное и, задержав дыхание, решительно опустил их на плечи. Едва не скальпируя, металл надавил на кости и сухожилия, оставил ощутимый след у основания шеи — Крэйг не дернулся, хоть и возникло вскоре ставшее необходимостью желание, пошевелившись, сменить положение, но от боли поморщился.       Он водрузил крест на свою вздымающуюся грудь, распираемую рваными вдохами, и повисшие вдоль тела цепи ударили о ребра. И еще раз, подчеркивая каждое малейшее телодвижение.       — Впрочем никто не отягощай меня, ибо я ношу язвы Господа Иисуса на теле моем, — вытолкнул сквозь потяжелевшее дыхание и заковал торс в цепи, защелкнув пару креплений чудовищной конструкции. Что ж, давно было пора...       Оперевшись ладонями на колени, Крэйг начал подниматься. Согнул одну ногу. Вторую. И из горла вырвался протяжный стон, когда холодный, как его отчаяние, металл помешал сделать очередной вдох, передавив грудину.       Медленно свыкаясь с тяжестью, которая будет с ним денно и нощно, покуда наказание не свершится, Крэйг кое-как выпрямился и, сутулясь с непривычки, потянулся за одеждой, малодушно избегая лишних шагов. Его тело было достаточно крепким, а вериги не были неподъемными, но их конструкция предполагала причинение колоссального дискомфорта: цепи путались, мешая каждому движению, пока Крэйг с осторожностью надевал рубашку; когда он наклонился за брюками и выпрямился, чтобы натянуть их, тяжелый крест саданул по области диафрагмы. Звенья прижимались к коже, и уже образовавшиеся на ней мозоли грозили стать сочащимися сукровицей язвами.       Заправив прилипшую к вспотевшему телу рубашку в брюки, Крэйг позволил себе передышку, повозясь с пуговицами дольше, чем следовало бы, за что наказал себя болью, облачившись в подрясник: плотная ткань, скрывшая очертания цепей, нещадно терлась о ссадины, и каждое движением приносило новые муки.       Взглянув на свое отражение в зеркале, чтобы привести в порядок растрепанные после сна волосы, Крэйг мысленно согласился с умозаключением, что вериги не просто пытка — это надежда на искупление, на восстановление его связи с Богом, хотя внутри шевелился страх, что после всего случившегося молитвы могут остаться без ответа, пусть Он и слышит каждую.       Выстуженный болью разум обрел критичность, и секундную вспышку сильнейшего чувства вины затмила всепоглощающая, как густой туман, тревога. Невзирая на неудобства, вынудившие прижать новообретенную ношу к груди, Крэйг бросился прочь из ванной. Чуть ли не бегом... В спальню! Туда, где позволил себе чувство, которое, казалось, не умел испытывать, — злость.       Он настежь распахнул дверь и замер. При взгляде на кровать накаленные эмоции ошпарило еще свежее воспоминание о тепле чужого рта, но Крэйг не успел укорить себя за недальновидность (не должен был засыпать в кровати, облюбованной демоном) — ужас сжал сердце, когда в одном из углов комнаты обнаружил стоящего на коленях юношу. Абсолютно все в открывшемся ему зрелище было неправильным…       Молитва священна и, непременно, прекрасна при любых обстоятельствах, но сия сцена выглядела абсурдно и… пугающе. Крэйг не мог быть уверен, что демону не причиняет физическую или душевную боль общение с Богом: он видел только его затылок, сгорбленную над сложенными руками спину, пережатую черным корсетом, два полукруга ягодиц над розовыми пятками. Поражающая контрастность: греховность и покаяние, слившиеся воедино.       Крэйг перекрестился, пытаясь отогнать мрачные предчувствия, нарастающие в груди, в животе.       — Господи, прости, — произнес он тихо-тихо. — Твик! — позвал громче, сделав робкий шаг, но, вопреки законам физики, не приблизился, будто само пространство воспротивилось его намерению. Впрочем, волнение могло сказаться на восприятии и сильнее.       Демон говорил ему, что исполнение чужой воли не всенепременно, но смог ли он интерпретировать слова пастора не буквально и не подчиниться? Между тем, благочестивый Крэйг Такер приказал порождению преисподней вознести молитву Господу… Сейчас это попросту не укладывалось в голове!       — Твик, что бы ты ни делал, прекрати это! — его голос зарубцевался на грани решимости и страха.       Очередное повеление повисло в воздухе. Беспокойство все усиливалось, и Крэйг уже не мог прислушиваться к тишине, ожидая ответа.       Твик шевельнулся. Дернулись его лопатки, укрупненные плечевыми костями крыльев, прижатых к спине, под бледной кожей перекатились шейные позвонки, напряглись мышцы шеи под всклокоченными волосами. Он поднял голову. Что-то в нем неискоренимо изменилось: все его движения, преобразующие его изгибы в другие изгибы, сделались ирреальнее, словно под кожей задвигалось иное существо.       Кажется, каждая пылинка в комнате ожидала решения — и именно этот груз осознанной ответственности заставил Крэйга действовать, невзирая на пульсацию страха в висках. Он должен был помочь нуждающемуся в помощи, даже если это демон, даже если приближаться к нему сейчас — самоубийственный шаг.       Сдернув покрывало с кровати, чтобы прикрыть постыдную наготу Твика, он пересек комнату и опустился на корточки чуть позади него.       — Пожалуйста, больше не подчиняйся мне, не исполняй мои приказы — ни единый, — заговорил быстро-быстро, в очередной раз за сегодня не скрывая эмоций, — и даже голос сделался звонче, без характерной ленцы. — Ты можешь и должен принимать решения самостоятельно, и никакие условия и обязательства не отнимут этого у тебя, ты понял? Твоя воля — только твоя.       С оскала Твика капнула слюна, и его лицевые мышцы начали расслабляться, словно с каждой каплей спадало напряжение. Задрожали руки, предусмотрительно прижатые к груди, чтобы в подходящий момент впиться в нее и проучить спесивого святошу: пусть бы он воочию узрел силу своих слов. Открой сердце — да, это было бы страшно мучительно, пролилось бы много крови: Твик рвал бы и рвал кожу, истончал волокна мышц, скреб грудину, пока Крэйг, обезумев от чувства вины, искал бы способ вернуть все как было. Кто же знал, что он… Черт! Черт! Черт! Что за вычурное благородство, Крэйг?! И почему оно, сука, так… приятно?       Не то чтобы Твика как-то ограничивала имеющаяся условность — это даже стало игрой и было весело, но теперь-то он мог делать вообще все, что заблагорассудится. Мог сказать, что вздумается. Мог вовсе уйти, предварительно от всей души (пора бы прекратить присваивать себе наличие души) набедокурив. Но обилие внезапно настигнувшей свободы, ошеломляющей колоссальностью и доступностью, привело в смятение, и возникло лишь странное чувство в области груди — может, это ныли оставленные когтями раны. Твик опустил взгляд на свои руки, которым нарочно придал более хищную форму, и ощутил, что помыслы о жестокости отступили. Дело же в том, что хитростью добился неплохого результата, да? И это не сложившиеся обстоятельства подсобили, а он все сделал сам?       Ожидаемого ликования не было совсем.       Твик продолжал медленно моргать, отупело пялясь в стену, пока не почувствовал прикосновение чужих рук к своим обнаженным плечам и последующее тепло. Опять. Пастор Крэйг, ведомый каким-то необыкновенным замыслом, что ли, уже дважды проявил заботу. Легко исполнять или не исполнять приказы — Твик привык к этому, но, что делать с источаемой кем-то нежностью, он не знал. В Аду все как-то по-другому… Ласковость — инстинктивна.       Крэйг с осторожностью, дабы не проявить бестактность и чрезмерную навязчивость, наклонился и заглянул в потемневшие глаза демона, но Твик дернулся, чтобы, как ему показалось, скрыть произошедшие изменения — непосредственные следы, оставленные внутренним сопротивлением. Ужаснулся: своей несдержанностью он причинил страдание живому существу. Ему невдомек, что неопытность и утрата самоконтроля действительно сказались на внешности демона, и даже зрение обострилось вслед за сужением зрачков, но не более. И Твик попросту поспешил вернуть себе прежний облик: практика не будет лишней, и весьма кстати на Земле, где стены не звенят криками грешников, попроще.       Крэйг отвернулся: он священнослужитель и должен вести за собой к Богу, но для Твика попытка спасения обернулась мучительным саморазрушением и борьбой против самой своей сущности? Как тогда быть?       — Мой отец очень требователен, — вдруг сказал Твик. — Ты даже не представляешь, насколько! Посему я должен беспрекословно повиноваться ему. А я не хочу быть тем, кем не являюсь! — Крэйг замер, хотя ноги начали затекать, а поясницу свело от тяжести цепей под одеждой. То, что он слышит, — это… исповедь? В протестантских конфессиях покаяние — первый шаг к Богу, к духовному возрождению и спасению. Но он ведь сказал остановиться...       Крэйг не нашелся с ответом — промолчал, чего обыкновенно не позволял себе в церкви, выслушивая горожан. Однако равнодушным не остался — отнюдь. Задумавшись, он сделал вывод, что ему попросту не достает знаний о многих аспектах демонологии для того, чтобы подобрать правильные слова. Разница между демонами и людьми очень велика — очевидно, да и случившееся чуть ранее недопонимание тому весомое доказательство. Но это не повод сдаться и не дать ответ позже, ибо каждая жизнь и каждая душа бесценна.       Оперевшись на ладонь, Крэйг неторопливо сместил вес тела и, вытянув ноги, сел на ягодицы. Невольно ощутил, как прохлада пола проникает сквозь тонкую ткань одежды и решил, что задерживаться тут им не стоит. И все же не нарушил тишину.

***

      — Да пребудет с вами Господь, — сказал и увяз в размышлениях.       В тишине и умиротворяющем полумраке исповедальни его мысли были до неприличия громкими — Крэйг никак не мог отделаться от навязчивого эха непрошеной рефлексии, выслушивая покаяния, а в одиночестве вовсе утратил способность сопротивляться.       Он все думал о Твике и оправдывал его так старательно, что аж вспотел: демону невдомек, что священнослужители обременены обязательствами и строгими ограничениями, демон воспринимает любую из форм близости как естественную потребностью, требующую незамедлительного удовлетворения: захотел — сделал; в конце концов, природа демонов влечет их к грехопадению. Откуда бы тебе знать наверняка, Такер?       Он слушал сердце, жаждущее найти объяснение утреннего недоразумения — такое, при котором обвинения излишни: злость уступила неискоренимому стремлению к заботе. В распоряжении пастора была возможность помочь демону научиться понимать людей — нужно только получше разобраться, что же он из себя представляет. Любопытство, движимое благими намерениями, не порок. Правда, внутренний голос подстрекал поразмышлять и над тем, почему Твику захотелось сделать то, что он сделал. Но предположение, что его соблазнило обнаруженное в трусах Такера, неизбежно толкнуло в болезненное воспоминание, и Крэйг остановил себя на подступе. Помимо прочего, в мыслях о преступлении отца таился пугающий до мурашек вопрос, на который не было правильного или неправильного ответа: а так ли уж Крэйг Такер отличался от него, когда помыкал тем, кто не может ослушаться?       Тихий скрип соседней створки отвлек от ощущения тяжести за грудиной. Поерзав, Крэйг расположился на скамье несколько удобнее и опустил глаза, как только заметил движение за резной перегородкой.       — Однажды я наделал глупостей, поверив, что особеннее других, — зазвучавший голос Такер узнал бы из тысяч и тысяч; собеседник цокнул языком, и он отчетливо представил, как дернулся уголок его губ. — Не всегда я был таким классным парнем, как сейчас, — как бы мне покаяться за это, святой отец?       — Ты выбрал не то место и время для шуток, Кен, — обратился к нему Крэйг и, подняв голову, встретился с озорным взглядом голубых глаз. Смотреть за решетку не по правилам, но так уж вышло, что по обе ее стороны неисправимые грешники.       Испещренное тенями от витиеватых узоров лицо Кенни сделалось настороженнее.       — Что-то случилось? — поинтересовался он. И поделился наблюдением, окинув внимательным взглядом: — Ты весь на взводе. Уж здесь-то можешь рассказать мне.       — Кен, пожалуйста…       Закатив глаза, Крэйг приподнялся со скамьи, толкнул дверцу и вышел на свет. Полуденное солнце словно бы замерло на пике своего восхождения, пронизывая чертоги Бога сквозь витражные окна; взгляд пастора ловко подхватил пару колышущихся теней фигур посетителей, мирно беседующих в дальнем ряду. Радующее глаз зрелище, если забыть, что один из них благочестивый прихожанин, а второй — демон. Твик выглядел исключительно располагающе: прямой взгляд, выражающий исключительную вовлеченность, радушная полуулыбка на губах; он участливо кивал, слушая собеседника, и держал сомкнутые руки у диафрагмы — эдакий смиренный жест.       Все это, безусловно, было игрой — игрой безупречной! Сбитый с толку, Крэйг усомнился в правдивости хоть одной эмоции Твика, хоть одного его слова, раз уж он настолько хороший актер.       Собственно, демонам полагается быть выдающимися обманщиками, да? Вопреки ожиданиям, сие умозаключение не разозлило, а… расстроило, совсем запутало в клубке и без того противоречивых чувств по отношению к одному из них.       Заприметив пастора, Рэнди Марш прервал покорно выслушиваемый Твиком монолог и поспешил к нему, напоследок поблагодарив наклонившего голову в знак прощания юношу. Суровые брови Крэйга сдвинулись к переносице, но, когда их с Твиком взгляды пересеклись, он отвел глаза и переключил все свое внимание на подошедшего.       — Рад видеть вас, мистер Марш, — поздоровался он.       Рэнди почти не изменился с тех пор, когда Крэйг знал его как не слишком хорошего отца своего одноклассника. Тогда перспективы склонного к алкоголизму мужчины средних лет выглядели весьма мрачно, однако его увлеченность фермерством, которую отчаянно осуждает Стэн, пошла ему на пользу. Появление на свет внуков — тоже. Перед Крэйгом предстал действительно достойный зваться христианином человек, доброжелательный, внешне ухоженный, но с глубоко несчастными глазами — опечаливающий контраст.       — У вас ну просто замечательный помощник, святой отец! — искренне улыбнулся Рэнди. — Отзывчивый и очень чуткий парнишка. — Крэйг нервно сглотнул, вдруг вспомнив, как этот парнишка с упоением обсасывал его член, и, получив пощечину от собственной порядочности, незаметно надавил на вериги под одеждой, обхватив руками локти. — Я пришел побеседовать с вами о… — Рэнди нетерпеливым кивком указал на исповедальню. — В общем-то, о многом.       Крэйг согласился не столь охотно, как должно. Замялся, задержав тяжелый взгляд на Твике, продолжающем словно бы в насмешку выглядеть совершенно невинно. Он отлично справлялся с ролью кроткого послушника, но в любой момент мог сделать какую-нибудь глупость (что-то вроде вытворенного им утром), и ныне у Крэйга не было власти повлиять на это.       Как назло, церковь не пустовала.       — Иди, — подсказал Кенни, тронув за плечо. Задержался подле, нащупав что-то инородное под одеждой, но вида не подал. — Я пока поболтаю с твоим ну просто замечательным помощником.       Еще лучше! Крэйг сжал кулаки — непроизвольная реакция на бессилие. Ему придется оставить без присмотра двух самых неукротимых блондинов, известных ему.       Расслышав слова Кенни, Твик встрепенулся, переполошился, на мгновение его лицо выразило граничащее с паникой удивление, но он быстро взял себя в руки и с уверенной непринужденностью юного церковника направился к ним, как на зов.       — Не волнуйся, Крэйг, — спокойно сказал он, подойдя. — Храм Божий в моих надежных руках.       Такера едва не передернуло от услышанного: куда уж надежнее! Однако его сомнения не могли стать причиной отказать нуждающемуся в помощи, поэтому, в назидание смерив обоих парней перед собой требовательным взглядом, транслирующим обещание расправы в случае чего, он последовал за уже забирающимся в исповедальню Рэнди Маршем.       Встав плечом к плечу, Твик и Кенни смотрели ему вслед, блаженно улыбаясь. Извечно непримиримые ангел и демон в сию секунду могли прийти к согласию, сойдясь во мнении, что строгие одеяния священнослужителя смотрятся на высокой фигуре Такера потрясающе.       — Твик… — не спеша произнес Кенни, обернулся к нему и посмотрел в упор, чем заставил съежиться, невпопад моргнуть с испугу. — Поговорим в кабинете. — Раскрытой ладонью он указал на дверь в конце зала, но в вежливом жесте не было доброжелательности — сухой расчет.       Невольно задержав дыхание, тот закивал и, вынужденный смотреть под ноги, поплелся за ним. Прежняя уверенность стремительно иссякала. Дверь, к которой приближались, показалась ведущей к эшафоту.       — Расскажешь мне, как ты принял Бога? — тепло улыбаясь, спросил Кенни, когда они поравнялись с одним из горожан, молящимся у распятия.       — Д-да… — Несмотря на обстоятельства, отыгрывать свою роль Твик не перестал: — Я уверовал в отрочестве, когда стал свидетелем вмешательства высших сил: мой друг избежал смерти под колесами автомобиля, когда выбирался из своего. Он чудом не задержался на одно единственное мгновение, которого хватило, чтобы… — слова лжи шли легко.       Вполуха слушая эти выдумки, Кенни открыл дверь, пригласил Твика войти и, прежде чем закрыл ее за собой, бросил преисполненный тоски взгляд на исповедальню. Тот, кто ему бесконечно дорог, не должен был нести ответственность за других, но делал это — вполне буквально, как оказалось. Вериги — символ покаяния Крэйга Такера, но грешник здесь не он. Кто угодно в Аду, на Земле и на Небесах, но не он.       Тихий щелчок замочной скважины, а следом — звук удара и грохот. Схватив за горло, Кенни пригвоздил лопатки Твика к ближайшей стене — тот зацепил плечом стоящую у двери вешалку, локтем толкнул полку, с которой попадали на пол книги. Чужие ногти впились в запястье, но Кенни не среагировал на боль. Переступив через бардак под ногами, он приблизился к Твику почти вплотную, и хватка его стала еще жестче — воздух, и без того кое-как просачивающийся в легкие, перестал поступать вовсе.       — Отпрыск высшего демона, — догадался Кенни, с извращенной пристальностью разглядывая пунцовеющее лицо бьющегося в его руке юноши. — Полагаю, ты понимаешь, что у меня есть некоторые вопросы, и я даже не стану утруждать себя, задавая их. — Он надавил на пульсирующее горло сильнее. — Говори. — Дождавшись хрипа, по его меркам, соответствующего согласию, разжал пальцы и отступил на шаг.       Шумно вдохнув, Твик согнулся, словно сломанный пополам. В мире людей его тело значительно ослабело, трансформировавшись, но противопоставить свою силу любому человеку он мог бы запросто, да вот загвоздка: перед ним отнюдь не человек.       Дотронувшись до горячей кожи шеи, он невольно сморщился. Впрочем, терпимо: дома доставалось покрепче, и не было прохлады в воздухе, чтобы остудить боль.       — Я… я был призван, — выговорил, откашлявшись.       — Думаешь, я поверю лживой твари вроде тебя?       Тряхнув головой, Твик зажмурился, как бы задумавшись, а в следующую секунду решительно поднял взгляд. Может играть в эту игру тоже: по замыслу природы крылатое существо перед ним не выносит его точно так же.       — Раз я лживая тварь, мои ответы теряют всякий смысл, — самодовольно ухмыльнулся он. Подловил! Ткнул носом в противоречие не абы кого, а ангела! Пресловутое воплощение мудрости Всевышнего и его снобизма.       — Не забывай, с кем говоришь, — сказал Кенни без толики надменности и стремления унизить — лишь констатируя. Наклонившись, он поднял упавшие книги.       А вот это разозлило! Разумеется, у Маккормика повода робеть подле демона не было ни единого, но несоблюдение субординации, принятой в Аду (а с чего бы представителю Небес соблюдать ее, Твик?), уязвляло.       — Ты тоже! — из уст Твика брызнул яд.       Кенни с чинным равнодушием проигнорировал его выпад, поднял вешалку, повесил обратно упавшее с нее пальто Крэйга, бережно расправил.       — Прихвостень Дэмиена, да? — невозмутимо уточнил он. Впрочем, в ответе не нуждался: кто бы из молодых демонов стал так отчаянно кичиться своим положением перед ним, если не пресловутая правая рука Дьявола? В Аду не существовало места почетнее, и занять его — все равно что надругаться над десницей Господа, покуда на Небесах значимость сего почетного звания безвременно утрачена.       Как бы то ни было, Кенни уже не волновали распри между творениями Создателя, их жалкие попытки уязвить друг друга, бестолковое соперничество — точно школьники, меряющиеся пенисами. Он хотел всего лишь одного — жить, как живут люди, наслаждаясь простотой бытия, но почему-то получалось из рук вон плохо. Очередное доказательство того возмущенно сопело, прислонившись к стене.       Любовно проведя ладонью по бархатному пальто Такера, Кенни без энтузиазма обратился к Твику, наскоро окинув взглядом:       — Ты слаб — так почему бы мне самолично не отправить тебя в преисподнюю самым коротким путем?       — Ты не убьешь меня, — расплывшись в язвительной улыбке, Твик покачал пальцем. — Хоть и изгнанный, ты а-а-ангел, — протянул он. Его взгляд, преисполненный плотоядной жадности, заскользил по скрытым от людских глаз исполинским крыльям, покоящимся за спиной Маккормика. Недостаточность их силы, накрепко приковавшая его к Земле, не была очевидна, а вот неизменное великолепие завораживало. Белоснежные, перо к перу… Прежде Твик только слышал о умопомрачительной красоте ангелов — и вот ему посчастливилось воочию узреть самого древнего, самого легендарного из них! Дьявольское везение! Захотелось непременно поведать об этом Дэмиену, но первая же мысль о нем вышибла дух, как резкий удар плетью по спине, отозвалась подкосившим ноги страхом — пришлось зашевелиться, чтобы унять дрожь в коленях. Твику не привыкать испытывать это, но, выкарабкиваясь из Ада, он наворотил такого, с чем предстояло разобраться, пока ублаженный им принц преисподней не пробудился ото сна. А время шло… В Аду — совсем не так, как на Земле, поэтому Твик мог лишь предполагать о прошедших минутах и надеяться, что чутье не подводит.       К черту! Что сделано, то сделано. Демон ты или нет, Твик? Правда, на деле все куда прозаичнее, и подстрекательство сына Дьявола к непокорности вполне могло обернуться крайне мучительной смертью от его же рук.       Кенни непринужденно кивнул, мысленно согласившись: при всем своем наплевательском отношении к Божьим законам и Богу в принципе, он не стал бы пренебрегать моральными устоями и собственными сформировавшимися соотвественно им взглядами и совершать страшнейший из грехов. Что ж, Крэйг мог бы им гордиться...       — В городе обретается один из ваших… — проведя ладонью по лицу, сказал он. Все эти загробные дела с непривычки навевали скуку и приводили в уныние. — Посланник Сатаны. Можешь обратиться к ней, чтобы вернуться, если не способен сам, а, насколько я могу судить, это именно так.       — Я… — прервал Твик. Поймав взгляд ангела, опустил голову и заломил пальцы рук, занервничав. — Боюсь, вы именно тот, кому я должен рассказать кое-что важное.       — Мне кажется, я какой-то неправильный отец…       Крэйгу пришлось приложить усилия для того, чтобы отнестись к этим словам беспристрастно. Десяток с лишним лет ушло на обретение подобия спокойствия в душе, примирения — и вот одно единственное утро всколыхнуло былые переживания, будто и не было никакого искупления, прощения, чудесного спасения.       — Шерон постоянно вспоминает о нем и даже Шелли изъявила желание увидеться. А я… я боюсь Стэна, святой отец. — Рэнди нервно хихикнул, но веселым не сделался — отнюдь. — Если честно, с самого его рождения меня не покидает предощущение, что он способен сделать и обязательно сделает что-то очень плохое. Оно все усиливалось, а, когда Шерон предложила пригласить его на празднование дня рождения маленькой Келли, достигло апогея. Не знаю, как назвать это: отцовское чутье или предвидение…       Эти доводы требовали скорейшего опровержения, поскольку протестанты из евангельских церквей относятся ко всему околоокультному с обоснованной настороженностью; но имели место и личные соображения Крэйга: если принять тот факт, что Рэнди Марш хоть отчасти прав и Стэн опасен, ему следует рвануть прочь из церкви, силой выволочь Тришу из дома того, усадить в первое попавшееся такси и спровадить из города. Однако Крэйг Такер не был суеверным, ибо те, кто держится суеверия, грешат против первой заповеди Божией.       — Суетная вера — вера искаженная — недостойна истинных христиан, — с толком и расстановкой заключил он. — Суеверия ослепляют ум и сердце, смешивают высокие истины и правила христианской жизни с человеческими вымыслами. Первое средство к устранению суеверий — просвещение с правильным разграничением естественного и сверхъестественного, ознакомление с подлинными свойствами и явлениями того и другого мира. — Крэйг вдохнул, чтобы продолжить, но не смог. Смел ли он, приютивший демона, рассуждать о сверхъестественном? Или же только он и смел?       — Отец Такер? — позвал Рэнди Марш, когда молчание затянулось.       Крэйг отозвался, тихо кашлянув:       — Одного этого недостаточно. Необходима бескорыстная любовь к Богу и преданность Его святому промыслу. — Он медленно поднял руку, коснулся креста.       — Я бы очень хотел привнести любовь к Богу в жизнь сына, — с тоской признался Рэнди. Крэйг же подумал, что Стэну не хватало любви как чувства в принципе. — Святой отец, могу ли я предложить вам присутствовать на нашем празднике тоже? Кенни придет к племянникам. Можете привести и своего помощника. Чем больше молодежи, тем веселее, и, быть может, Стэн увидит, что затворничество не лучший из выборов.       Воспользовавшись уединением, Крэйг позволил себе вскинуть брови и приоткрыть рот. Вот так испытание для его выдержки: пропащий алкоголик, который по совместительству еще и худший из бойфрендов его сестры, лучший друг, богохульничающий напропалую, и демон в человеческом обличии, некоторые из выходок которого можно счесть преступлениями. Продуктивность встречи прямо-таки несомненна.       — Господи, дай мне сил…       — Святой отец?       — Согласен, что это неплохая идея, мистер Марш. Благодарю за приглашение.       Все последующие слова Крэйг произнес безотчетно. Он покинул исповедальню, пребывая в смешанных чувствах, и собственный кабинет не обещал стать оплотом спокойствия тоже. Когда скучная, как он любит, жизнь пастора перестала быть таковой?       Поздоровавшись с немногочисленными прихожанами, встретившимися на пути, Крэйг открыл дверь и переступил порог. И вот вроде бы Кенни и Твик просто беседовали, устроившись на краю его стола, за что, конечно же, следовало сделать выговор обоим, однако воцарившаяся атмосфера не была хоть сколько-нибудь уютной. Отметив про себя, что при схожести роста и комплекции (разве что Кенни не сутулится) они на каком-то незримом уровне являют собой противоположность друг друга, Крэйг устало проворчал не слишком вежливое:       — Живо слезьте.       Кенни резво спрыгнул со стола, а Твик по понятным причинам помедлил: Такер ему не указ, и вседозволенностью хотелось насладиться сполна. Крэйг не стал заострять внимание на этом, дабы не спровоцировать покоящуюся в том тьму при непричастном человеке.       — Мистер Марш предложил мне посетить день рождения твоей племянницы, — обратился он к Кенни, проходя вглубь кабинета.       Тот среагировал не сразу. С нечитаемым выражением лица смотрел в никуда какое-то время, а затем улыбнулся, как умел только он:       — Здорово! Отдых на ферме пойдет тебе на пользу. — Остановившись напротив, Кенни всмотрелся в лицо пастора со смущающей пристальностью. — У тебя синяки под глазами. Плохо спал?       Крэйг предпочел не вспоминать об увиденной абстракции и уж тем более об остальном (хватит уже про это), и не отвечать, соотвественно.       — Я не намерен развлекаться на ферме Рэнди Марша — продолжу исполнять волю Божью и нести Его слово. — Крэйг попытался обойти Кенни, но тот, оказавшись сбоку, остановил его прикосновением к плечу. Ладонь заскользила вниз: до локтя, по предплечью — к границе между манжетом и самым чувствительным участком запястья. Дыхание перехватило, когда кончики чуть теплых пальцев коснулись беззащитной кожи.       — Тогда, может, сыграем в баскетбол, как позволит погода? Мне жизненно необходимо убедиться, что ты не разучился радоваться мелочам, а тебе вроде как полагается помогать всем страждущим. Сосредоточенный на своем пульсе, толкающемся все энергичнее в подушечки пальцев Кенни, Крэйг не смог посмотреть на него, но его ласковую улыбку почувствовал… душой?       — Я…       Кажется, Кенни не требовался ответ: ни отказ, ни согласие. Еще немного насладившись замешательством святого отца, он отступил и, махнув рукой на прощание, исчез за дверью.       Крэйг тряхнул головой, чтобы смахнуть наваждение.       — Вы, — подходящее слово пришло не сразу, — подружились?       Твик оттолкнулся от края стола ладонями и, заведенный, зашагал по кабинету.       — А он сейчас… — указал на дверь и вернулся обратно. — Это он так…       — Не бери в голову, — бросил Крэйг, и колючая совесть заворочалась под ребрами. Это он так проявляет простую человеческую любовь к человеку, а Крэйг отмахивается от нее, как от чего-то незначительного. Никуда не годится!       — Странный, — заключил Твик. Крэйг усмехнулся: ну не страннее демона — и тот завелся, будто услышал. — И не такой уж он великолепный, знаешь! Совсем ничего особенного! Да, добрый — ну и что?! Подумаешь, какая-то доброта! Можно и без нее! — тараторя на повышенных тонах, он наблюдал за Крэйгом в ожидании хотя бы кивка, но выражение тотального недоумения на лице того тревожило больше и больше. Твик всплеснул руками. — Согласись же! Ну! — Он аж чуть не взвыл.       — Что ты хочешь услышать, Твик? — спокойно поинтересовался Крэйг.       — Что я лучше! — выпалил правду. И проговорил чуть тише, сморщив лоб и нос: — Не хуже…       Вздохнув, Крэйг сел за стол. Снова гордыня — гордыня, воспитанная в нем средой. Снова грех…       Господь милосерден, но не наивен. Крэйг тоже.       — Нет. Не сегодня.

***

      — Тогда до воскресенья?       — Да, до воскресенья, — улыбнулся Кайл. Нажал кнопку сброса вызова и понял, что его трясет — телефон задрожал в похолодевших руках, поэтому он поспешил спрятать его в карман брюк.       Кайл был уверен, что, изучив во время учебы природу эмоций как психического процесса, больше не удивится ни единой, однако испытываемая растерянность стала приятным сюрпризом для его искушенного ума. Кажется, взволнованность никогда не бывала столь поразительной, и даже известие о беременности Венди вызвало восторг, но не ту бурю, что поднялась после разговора со Стэном. В пустом кабинете Кайл рассмеялся: то ли это нервное, то ли ему смешно от того, что так легко попался в старые сети очарования Марша.       Двухэтажное здание, в прошлом принадлежавшее малоизвестной ассоциации, пришлось по вкусу мистеру Брофловски, Оформив все необходимые документы, он поспешил заняться обустройством кабинета внизу и зала для групповых занятий наверху, сделал несколько заказов в интернет-магазине мебели, а затем все-таки нашел момент для того, чтобы позвонить Стэну. Теперь он с особым наслаждением смотрел на жадно поглощаемую сумерками главную улицу Южного Парка — вид, который открывался из панорамного окна в форме полукруга на втором этаже. А когда разнеженность стала смущающей, то вернулся к ноутбуку, оставленному на коробках с необходимым для работы оборудованием у лестницы. Усевшись на одну из них, он расположил компьютер на коленях, и экран осветил белым его улыбку.       Прежнее спокойное настроение вернулось довольно быстро: статья, развернувшаяся перед ним, напомнила о незавершенном деле, и блаженная истома уступила место сосредоточенности.       — Точняк! — щелкнув пальцами, воскликнул он; будто магическое заклинание, которое вернуло его к реальности.       Он прокрутил страницу до нижнего края и, обнаружив контакты автора (имя, телефоны для связи по вопросам сотрудничества и электронные почты), усмехнулся: едва ли тот не заблокировал все старые номера и страницы в социальных сетях после случившегося из-за этой самой статьи скандала. К счастью, в родном для них обоих городе Кайлу не составило труда найти актуальный. Он достал мобильник, пробежался по недавно пополнившемуся списку контактов и позвонил с компьютера.       Из динамиков зазвучали приглушенные гудки, и отнюдь не сразу перед его глазами возникло знакомое лицо.       — Да ладно?! — из полумрака опустившейся на северо-запад Европы ночи воскликнул юноша. — Кайл Брофловски? Какими судьбами?       — У меня к тебе деловое предложение, — без предисловий начал Кайл. — Мне довелось узнать, что у тебя имеются некоторые проблемы с поиском постоянной работы.       — Ты в курсе? — удивился тот. И, погрустнев, согласился: — Что ж, да. Престижные издания не хотят, чтобы читатели видели мою фамилию на страницах их журналов и газет, так что перебиваюсь псевдонимами для желтой прессы и блогами, — он безрадостно усмехнулся. Помолчал немного и вдруг разразился гневной тирадой: — А я не мог не написать о том, что узнал тогда, в Ватикане! Да, не мое направление, но…       Сообразив, что молодой человек по ту сторону экрана охоч до обсуждения все еще болезненной для него темы, хотя прошло немало лет, Кайл вернул разговору деловой тон, деликатно прервав:       — А что если я скажу, что в один из лучших журналов Южного Парка требуется журналист с большим опытом, и Джеймс Волмер, основатель и главный редактор издания, готов предложить штатную должность именно тебе?       — Шутишь?! — в изумлении он приблизился к камере. — Денверский «Скороход»?       — Вовсе не шучу. Так вышло, что с недавних пор мистер Волмер мой клиент, и за обедом мы случайно затронули кадровые вопросы в его издании. В столице много хороших журналистов, но в Южном Парке соответствующих его строгим требованиям специалистов нет — я взял на себя смелость порекомендовать тебя, и Джимми согласился: все же вы были одноклассниками, так что сработаетесь.       — Ух, голова кругом… — на выдохе признался юноша и застенчиво улыбнулся каким-то своим мыслям. Облизнув губы, он поднял взгляд на уверенное лицо Брофловски. — Но почему я, Кайл? В чем подвох?       Вскинув голову, Кайл как бы в задумчивости принялся накручивать локон на указательный палец.       — Меня восхитила твоя страсть к изобличению, и я подумал, что для тебя важно продолжать говорить людям правду. К тому же, я все-таки иудей — меня не волнует, что случилось между тобой и католическим сообществом. — Он предусмотрительно выдержал паузу. — Что скажешь? У Джимми вскоре запланированный отпуск с семьей, так что советую не затягивать с решением. — И контрольный в голову: — Возможность восстановить репутацию, занимаясь любимым делом в родном городе, — как по мне, звучит здорово.       Тот некоторое время тер лоб, опустив голову.       — Я сейчас в Голландии, у родственников. И… я уже смотрю ближайшие рейсы до Америки!       — Тогда на связи.