drinking with cupid

С тех пор, как ты ушёл, я отдаю свои лёгкие сигаретам. Последний месяц деньги то и дело уходят на пачки дешевых Лаки Страйк или стакан спиртного в ближайшем к дому заблёванном пабе с убитыми игровыми автоматами и непонятно зачем нужной стриптизёршей за тридцать пять – но дальше идти просто в падлу. Мне не привыкать к сомнительной компании очередного пьяницы. В родном Мотт Хэйвен с уродами на квадратный метр тесновато. Тесновато настолько, что, в каком-то роде, я и сам один из них. И лучше уж безобидный пьяница, которому не угодила жена дома и теперь ему просто нужны свободные уши, чем тёмный переулок и чел, угрожающий пистолетом. За несколько лет жизни здесь со мной бывало уже подобное. Хорошо бойцовский дух я не растерял и не спился ещё настолько, чтобы забыть навыки владения перочинным ножиком, припасённом в высоких армейских ботах. Привык, одним словом, – постоянная самооборона и побег от торчков быстро вошли в норму. Конечно, я не ты. Для тебя подобная жизнь всегда была дикостью. Для тебя и жизнь среднестатистического рабочего – за гранью разумного. Ты у нас мальчик из избалованного общества. Брендовая косметика, дизайнерская одежда и водитель, услужливо придерживающий дверь личного автомобиля у ворот престижного колледжа. Мальчик-совершенство. Настолько красиво насколько смешно. Даже Афродита по печальной случайности работает официанткой в кафешке недалеко от моего дома. А ты – божество мести и ненависти – входишь в элиту Манхэттена вместе с заносчивыми сёстрами. Но почему-то в своей жизни, в Забытом мире, я выбрал молиться именно тебе. В мире, где наша жизнь стала мифом, где было принято избрать себе религию и следовать ей – я выбрал «одну из сестёр эриний». Забавно. Я тоже когда-то верил в тебя, как в богиню. Черты лица, походка, взгляд, в котором мешались все отрицательные эмоции мира – ты был женственнее самой прекрасной богини во всей Греции… Афродита, к слову, всё ещё работала в замызганной кафешке на окраине Бронкса. И однажды я стал одним из тех бродяг на твоей аудиенции. Сейчас ты не вспомнишь жалкую пташку в толпе отбросов общества, пришедших за милостыней. Мне удалось подобраться поближе – и я увидел в тебе то самое неземное, о чём говорили скитальцы, описывающие красоту божеств. Белые кудри, хитон по щиколотку с золотым поясом и длинными рукавами. Кожа едва ли темнее мрамора, словно статуя в храме Артемиды. И меня нисколько не напугало понимание того, что богиня Алекто на самом деле не вторая сестра, а брат. Я поклонялся тебе в тайне от докучливых родственников, всех, как один, превозносившим на Олимпе Ареса. Я не был уверен, слышишь ли ты мольбы несчастного птенца стимфалийской птицы. Слышат ли божества тысячи просящих голосов вообще? Оказалось, он слышал. Слышал, когда я просил его защиты для братьев и сестёр. Слышал каждый раз перед сном. Слышал меня даже когда мы случайно познакомились в такси, которое он словил, в слезах убегая от сволочи бывшего, на его глазах обжимающегося с тощей блондинкой у туалета. Я узнал его сразу. Знал, что боги разбрелись по миру и большинство из них, почему-то, притёрлось к Нью-Йорку, но встреча в традиционном жёлтом такси, которое я взял как подработку на пару месяцев, показалась благословлением, которым он до меня снизошёл. Он словил меня у обочины ночного клуба и запрыгнул в машину, когда его почти догнал неудавшийся Ромео, громко хлопнул дверью под грозное: «Поехали, живо». Протараторил мне адрес и тихо шмыгал носом на переднем сидении. Мы долго стояли в пробке, поэтому я рискнул поинтересоваться случившимся, а бедняга со сбившимися светлыми локонами и потёкшей тушью словно этого и ждал – вывалил на меня ушат мата и всхлипов о том, как его нисколько не ценят как личность, а только пользуются за слащавое личико и красивые глазки. Захотелось вернуться к клубу, выудить этого парня из толпы и въебать. Я долго успокаивал его. Хреново, конечно, но как умел. Не успел опомниться, как мы оказались у симпатичного дома из белой кладки, и Алекто, просунув голову в водительское окошко, диктовал мне свой номер телефона. Сначала меня это смутило – не думал я, что можно так запросто познакомиться с кем-то вроде него. Но, как оказалось со временем, он сыграл о том, что первый раз видит меня, и на самом деле прекрасно помнил мои молитвы. Моя жизнь никогда не походила на красивую сказку. В наше время даже бессмертие уже не кажется даром свыше. Иногда хочется специально нарваться на того самого чела из подворотни и выпросить пулю в лоб. Но сраный инстинкт самосохранения со временем стал невыносимо давящим на голову. А вот желание повеситься от этого не поубавилось. До определённого дня. Мы встречались уже несколько месяцев. Сначала он из чистого интереса переписывался со мной, в один момент решив, что я теперь могу изредка быть его личным водителем. Потом как-то позвал меня в кино. Как оказалось, развлечениям в его жизни место было – не только на роскошных вечерах. Он любил подкармливать уток в парках, торчать на дешёвых ярмарках и пил самый сладкий кофе из Старбакс. И это только заставило влюбиться ещё больше. Ради него хотелось измениться. Быть ему под стать. Я устроился на работу, стал меньше выпивать. Конечно, мой гардероб не изменился в один момент с чёрных курток, джинс и свитшотов на эксклюзивные коктейльные костюмы, пахнущие духами от Гуччи – я бы вряд ли себе такое позволил даже из желания выглядеть рядом с Алекто не как кот, которого он пять минут назад взял из коробки на улице. Но если раньше я забывал каждый свой день, стоило начаться новому – сейчас впервые в ублюдской жизни грязного огрызка с преступных улиц Бронкса захотелось жить по-настоящему. И слышать его голос. – Га-а-арели-и-инн! – прохрипели над самым ухом прокуренным голосом. Я обернулся – Эрн сидит рядом за барной стойкой, оперев подбородок на ладонь. Да, мой собеседник и в половину не похож на бога. А ведь купидон. Патлатый, с двухнедельной щетиной и висящим пузиком. Ухаживал бы он за собой чаще душа раз в день – так может был бы похож на смесь солиста Литтл Биг и Джонни Деппа в сорок. – Сколько можно сидеть? Твой ход, крошка. Смотрю на мою таблицу и его. Тут и думать нечего – я проигрываю. Мы с Эрном часто проводили здесь время за игрой в яцзы. Что-то вроде покера, но на игральных костях. В таких забегаловках люди, вроде нас, непринуждённо сидящие за барной стойкой или в углу за одиноким столиком и занятые своим делом – не редкость. Передо мной лежат выпавшие до этого три двойки, тройка и четвёрка. Осталось две попытки и два раунда. Энтузиазма от игры поубавилось. Даже если выпадет яцзы – пять одинаковых костей – и мне начислится пятьдесят очков – это вряд ли спасёт. Как минимум потому, что у Эрна, помимо кривых чисел в таблице, превышающих мои, уже есть пятьдесят. Оставляю все двойки и перебрасываю последние две кости – двойка и единица. Оставляю двойку и перебрасываю – ничего нужного. «Каре» на одиннадцать очков. Слабо. – Ты меня слушал? – Бля… Сорян, я туплю. Эрн цокнул языком. – Не то слово. Даже для тебя странно. Дорогая, – он мягко словил за локоть Афродиту, проходящую мимо от столиков к стойке, – может, нашей пташке чего покрепче? – Хорош его спаивать. – она подошла ближе, вырывая стакан из рук Эрна с какой-то мутью и прошипела: – И тебе уже хватит. Эрн в недоумении покосился на Афродиту и свистяще втянул затхлый прокуренный воздух носом. Проследив за тем, как девушка в жёлтой рубашке и джинсовом комбинезоне сразу упорхнула к парочке с ребёнком, вслед ей цыкнул: – Где её золотые годы… – Ты же их и просрал. Купидон не ответил: виновато пожал плечами и схватил кости со стойки. Эрна вполне можно было назвать нянькой Афродиты. Приглядывал, чтобы с ней не распускали руки, следил за её знакомствами и просто старался скрасить ей время. Он заезжал сюда в обед, а по пятницам прохлаждался в кафешке весь день, даже если у Афродиты не было смены. Тогда уже я составлял ему компанию. Нас нельзя было назвать хорошими друзьями. Мы работали на станции техобслуги и пили вместе. Иногда разговаривали по душам. Бывало, кто-то подсядет к нам и предложит сыграть на деньги, а мы не отказываемся: когда в тебя залетает уже не первый шот дешёвого барного виски – азарта прибавляется. Сегодня мы с Эрном в своей собственной компании, обсуждаем его новую пассию, с которой он встретился, когда та пригнала к нам тачку на техосмотр. – Ну короче, приехали мы с её родственниками знакомиться. – кидает кубики, но я за ним не слежу – он обычно не мухлюет, засранцу просто охренеть как везёт. – Папаша – пиздец. Чёто сидел, косился на меня, про доход всё спрашивал, чем занимаюсь, – перекинул кости три раза – малый стрит. – Походу проверяет, чтобы я за их деньгами не увиливал. Я усмехнулся, допивая остатки джин-тоника. Эти проверки мне знакомы. Тизифона – старшая сестра Алекто – тоже считает, что я охочусь за прибылью их семьи и происхождением. – Что? – Ты у нас, конечно, первый парень на районе, но доверия вызываешь не больше подростка, у которого вчера был первый раз. – Ой, хорош, – он со стуком кладёт кости передо мной. – Невинный. Я снова кидаю кубики. Две двойки, пятёрки и тройка. Оставляю тройку и перебрасываю остальные – четыре пятёрки. Издевательство. И это сразу после скудного «каре». Перебрасываю снова и нехотя записываю себе шесть очков после выпавшей тройки. – Так чего смурной? – Эрн достал пачку Ротманс и вытянул сигарету зубами. –Случилось что? – у его губ приятно щёлкнула новенькая Зиппо. Бармен недовольно покосился на нас, но без лишних слов поставил Эрну пепельницу. – А тебе не всё равно? – Дела сердешные? – мужчина жадно сделал затяжку и кинул кубики. – Не смеши. Не забывай, с кем разговариваешь. Эрну выпало четыре шестёрки. Не собираюсь даже считать – он победил. Я недовольно цокаю и почти рычу – не умею я проигрывать с достоинством. – Ой, иди нахуй. – Не сегодня, сладкий, – он улыбнулся с сигаретой в зубах и сгрёб кости рукой, подкинув их в воздухе и ловко перехватил. – Поделиться со мной не хочешь? Не знаю, с чего вдруг в Эрне проснулось желание побыть моей мамочкой и выслушать тираду о личных проблемах. Я не привык валить свои трудности на посторонних: всё образовывалось и решалось само собой. Беда в том, что Эрн совсем не производил впечатление человека, которому хочется открыться. Поэтому я круто напрягся, когда внутри появилось необъяснимое чувство поговорить по душам – и он единственный во всём мире, кто реально заинтересован в помощи мне. – Я мудак. – Ну, этого у тебя не отнять. А кто хоть украл твоё сердечко? – Эринии. – Нихуя себе, – присвистнул он. – Смело. И вот же бля, не поспоришь. Страшные красотки, а всё по старому – дуры. – Не угадал. – Так сам же сказал. Или… – он выпрямился и всем телом развернулся ко мне. Взял за щёки и заглянул в глаза, повертев голову, словно это рождественский подарок. Потом отпрял и оторопело опустился спиной на невысокую спинку барного стула, округлив глаза. – Пиздец, ты у нас… – Эрн сделал пару невнятных жестов головой. – У-у-у-у-у… – Как купидон может не знать, что я гей? – Пф. Так я уже не первый год купидон. В моём возрасте хоть бы отличить девушку от парня. А ты со мной о делах на личном не говоришь. Эрн проследил за тем, как я раздражённо закатил глаза, и широко усмехнулся, глядя на тлеющую между пальцев сигарету. – Значит, у нас в сердечке «Непрощающий»? – он мечтательно уставился на измазанную в чём-то жёлтом лампу над барной стойкой. – Угораздило же тебя… Да… – Эрн быстро перевёл взгляд на меня. – Ты за его денюжкой или как? – Блять, пошёл ты. Я разозлился, с силой пихнув того в бок, а он только заржал. – Да ладно. И так вижу, что серьёзно. Так что случилось? – он кивком подозвал бармена и покачал пустым шотом в руке. Тот быстро сориентировался и вытащил начатую бутылку второсортного коньяка. И я рассказал. Началось всё с безобидного приглашения на ужин от организации, где Алекто работает моделью. Типичный вечер с его коллегами, парочкой влиятельных людей, крутыми дизайнерами и его сёстрами вдобавок. Мы никогда сильно не тратились на свидания, поэтому в моём «злодейском», как называл мой внешний вид Алекто, гардеробе солидной одежды для таких вечеров не водилось. Что-то обычное, повседневное, в чём не стыдно выехать в Центральный парк, но вот на подобное мероприятие стоило купить что-то поприличнее. И так уж вышло, что из-за проблем на работе, даже на сносный пиджак сумма вышла для меня неподъёмной. Тогда Алекто предложил мне деньги. Жест с его стороны, которого я остерегался как стрел Геркулеса. Как будто стоит Алекто лишний раз на меня потратиться – это сразу разрушит наши отношения. Смотреть на то, как Алекто искренне недоумевает, почему я так настойчиво отказываюсь от денег было невыносимо. Но объяснить, почему я считаю, что лучше уж потратиться на что-то полезное, чем на дорогое шмотьё для меня – оказалось непосильной задачей. И он разозлился. – Значит, позволить мне купить тебе что-то, потому что это моё решение – нет. А тратиться на бухло, от которого ты рано или поздно ослепнешь – за милую душу? – Спасибо, о милостивое божество, за твою снисходительность, – я картинно склонил голову. – Но может ты не будешь считать мои деньги, которые я зарабатываю трудясь, а не светя личиком перед богатыми мужиками? Сам не понял, как это сравнение вырвалось из меня. Осознал только когда глаза Алекто наполнились кристалликами слёз. Он не плакал. По крайней мере старался. – Светя личиком? Вот, как ты это видишь? Продажное ебало для развлечения богатых? Я притих. – Я не это сказал. – Нет, нет, продолжай. Забыл полить грязью моих сестёр. И ещё сказать, какой ты несчастный, и бухаешь не от хорошей жизни, потому что у тебя нет людей, которые могли бы сдувать пылинки и целовать твои следы, когда ты проходишь мимо – так? Я опустил взгляд, не в силах возразить. Мне было страшно снова открыть рот. Неужели я посмел сказать что-то настолько ужасное. – Скажи, а ты бы остался со мной, не будь я мешком с деньгами и миленькой рожей? – вдруг спросил Алекто, глотая слёзы, но не в силах унять предательски дрожащий голос. – Ты знаешь, что я так не считаю. – Да… Хочу в это верить, – Алекто отвёл взгляд, рассматривая машины, стремительно пролетающие мимо нас. Он думал. Думал над тем, какой я мудак, как сильно он жалеет о встрече со мной, потому что если кто-то и недостоин его больше всех в этой жизни – с этим человеком он прямо сейчас сидит в кафешке на набережной Бруклина. – Я поеду один. – А потом он просто молча ушёл. – Да... – только и произнёс Эрн, снова опускаясь на спинку стула и закуривая вторую сигарету. – Даже в замшелом мире боги знают себе цену, – он украдкой кивнул на Афродиту, приветливо улыбающуюся вошедшему дедульке. – Нам с тобой не понять. Эрн какое-то время понаблюдал за тем, как я, горбясь, тереблю в руке тонкое серебряное колечко с миниатюрным пером – давний подарок Ареса. – Ну согласись, ты реально мудак, – он похлопал меня по плечу мозолистой широкой ладонью. – Я бы на его месте заехал тебе по ебалу и проклял. С Эрном невозможно было поспорить. Он, конечно, обветшалый, но всё-таки купидон. Ну и я тоже, вроде как, не дурак. Тоесть, дурак, конечно. Такого ему наговорить – кто я после этого? – Совет дать? – Иди нахуй, – прошу устало. – А я дам, – его губы растягиваются в широченной издевательской улыбке. Он долго молчит, глядя перед собой рассеянным взглядом, как будто нарочно вытягивая из меня нервное: – Ну? – Извинись! – тут же прилетает мне прямо в лицо с выплюнутой дымкой. Недолго думая, я резюмирую: – Пошлёт. Эрн проникновенно вздыхает, втягивая в лёгкие побольше никотина, и мне даже немного завидно. На сердце, конечно, тяжело, но соблазнительно дымящий рядом купидон всё равно не предлог последовать его примеру – если Афродита узнает, что курю, – все перья повыщипывает. – Дурак ты, птенчик. У твоего парнишки было столько долбоёбов. – И что – я один из них? – Ну, в каком-то роде – да. Но вот смотрю на тебя – ты вроде и дебил… – вокруг Эрна образовалась розовато-серая табачная дымка, окутывающая его со всех сторон. И, кажется, его чёрные глаза сверкнули небесно-голубым оттенком, а движения окружающих нас людей стали плавными и сонными, и только Афродита продолжала разгуливать между столиков со стареньким подносом в руках. – А может именно ты ему и нужен. Я заворожённо смотрю на Эрна. Никогда не видел его в таком приятном свете, с запахом свежего граната, бьющего по носу. – Да, наговорил ему всякого. Но всё остальное он уже додумал. Непрощающий не глупый, сам понимает. Но не может же по-другому. Лицо держит. Привык нападать в ответ, если нападают на него. Извини уж, но всего сказать тоже не могу – любовные тайны, даже тяжёлые, они – только его ноша. Сам поделится, когда решит, что это необходимо. – И что мне делать? Та необъяснимая волшебная аура, витающая в воздухе всего секунду назад, растворилась вместе с порывом ветра от входной двери, и Эрн почти бы ударил меня кулаком по голове, если бы уровень наглости позволил. – Достучись до него! Я дёрнулся от голоса, просыпаясь. – Сам посуди. Он по уши влюбился в… – Эрн посмотрел на меня сверху вниз и всё-таки выговорил: – Тебя. – Ну спасибо. – Он мальчик из высшего общества. А любит человека, который по неделе питается в самых дешёвых забегаловках. Конечно, ты его обидел. Но он останется твоим божеством, даже если в один день лишится всего, что имеет. Я задумался над словами Эрна. Не знаю, послушал ли его на моём месте кто-то другой. Купидон никогда не был моногамен в отношениях. Любил экспериментировать, искать. С одними оставался подольше, с другими расставался через пару дней. Но разбирался в чужих отношениях подозрительно хорошо. Наверное, правда не договаривал. – Дошло?! – он пощёлкал пальцами прямо перед моим носом. – И давно ты любовных дел мастер? – Обижаешь, меня, скотина. А я к тебе со всей душой. – Эрн залпом опустошил свой стакан. Я не нашёлся, что ответить ему. Только, кивнул, усмехнувшись и промолвил: – Спасибо. *** Не помню, как очутился возле дома Эриний. Я пытался дозвониться до Алекто, но тот сначала скидывал, а потом вообще не подходил к телефону. Теперь я стою под высокой полупрозрачной дверью с чёрными завитками, вжимая палец в звонок. Я много делал неправильного в жизни. Но это был первый раз, когда я сожалел и боялся. Боялся навсегда остаться за этой дверью. Напор купидона не мог не подбить меня на извинения. Однако даже он не может знать, чем закончится эта встреча. Открывается дверь далеко не сразу. На пороге меня встречает молодая пухлощёкая девушка с редкими светлыми волосами в каскадном чёрном платье с открытыми плечами. Мегера. – О-о-оу… – тянет слащаво. – Не ждала. – Где Алекто? Мегера смотрит на меня мечтательным взглядом, прищурившись. Видно, оценивает целесообразность моего поступка. По лицу вижу, что её это ужасно веселит. Она не видит во мне человека – только одинокого щенка, который пришёл просить прощения у хозяина. За её спиной проходит женщина повыше, такая же светловолосая, в длинном приталенном вечернем платье. Она увидела меня краем глаза, но прежде, чем подойти, положила руку на перилла лестницы на второй этаж и звонким голосом обратилась туда: – Дорогой, опаздываем! Я молча подождал, когда Тизифона, качая бёдрами, подойдёт ближе и криво усмехнётся, глядя на меня: – Снова ты? Чего припёрся? – Пх, – я оглядываю её с головы до пят, оценивая её парадный внешний вид и говорю, выразительно качая головой: – Не к тебе. Тизифона быстро меня одёргивает. – Я знаю, к кому ты. Поэтому советую уйти по-хорошему. – А то что? – усмехаюсь. – «Покараешь меня муками»? – А ты сомневаешься? Тизифона опасно приближается к моему лицу, раздражённо поджав губы. Она смотрит с вызовом в мои глаза, пока её радужки белеют, давая мне понять, что за эти столетия она не растеряла ещё своей силы. Мы стояли так с полминуты. Не знаю, чего я ждал. Может, его ровного нежного голоса со второго этажа. – Девочки, как мне эти… серьги…? Я поднял голову. Там стоит он. Видя меня, Алекто нахмурился: светлые брови съехались к переносице, милый прямой нос слегка поморщился. Его внешний вид было просто не описать словами. Белое струящееся платье-брюки с глубоким вырезом и широким одноцветным поясом. Свободные рукава полностью закрывают плечи до локтей. И треклятые серебристые серьги кисточки, акцентирующие внимание на голых ключицах, так бьющим по лёгким, лишая воздуха. – Мне нравится, – бодро ответила Мегера. – Милый, мы тебя ждём, – Тизифона шагнула в сторону, будто пытаясь скрыть факт моего существования. Но Алекто не отреагировал. Мы смотрели друг на друга, не отводя взгляд. Я в один момент забылся. Не знал, что сказать ему сейчас – в неловкой тишине под пристальным взглядом обеих сестёр. Я приоткрыл рот, чтобы произнести его имя. Тизифона, посмотрела на него, на меня и нервно отчеканила: – Юноша уже уходит. – Юноша уже уходил. – Алекто медленно спустился по ступенькам, да так изящно ступая, что сердце ушло в пятки. Вот он, стоит прямо напротив. Протяни руку – и ты сможешь его коснуться, тупая ты курица. Ты, блять, сам виноват. Ты его не достоин. Надо было слушать Тизифону и катиться к Аиду, пока была возможность. Но теперь поздно – стой, позорься. Потому что это твой максимум. – Садитесь в машину, я догоню. – Алекто. – Тиз, пожалуйста. Тизифона беспокойно помотала головой, снова кидая взгляды на нас по очереди, всё-таки вышла в коридор за сумочкой, своим пальто и, наверное, Мегеры. Мягко схватила сестру за руку, словно той пять лет, и, грозно стуча толстыми каблуками, повела её за собой к такси, кинув напоследок мне в лицо: – Стервятник. – Сама дура. Сёстры ушли, а я всё так же нерешительно смотрел на вазу на тумбочке за спиной Алекто, краем глаза ловя его напряжённые плечи. Глубоко вдохнув разряжённый воздух, я посмотрел ему в лицо. Смотрит на меня равнодушно из-под подведённых ресниц. Его губы сверкают даже в полумраке лёгкими блёстками прозрачного блеска. Куда, интересно, они собрались? Будут крутиться на очередной встрече с модельерами? Чтобы какой-то дядька, приглядываясь к его фигуре, мечтая надеть на него пышное приталенное платье, ловил взглядом эти губы, эти ключицы, и позволил себе лишние мысли. Я рвано вдохнул, почти задыхаясь от своих же догадок. Поезд ушёл. А может нет? – Привет? – тихо сказал я, а в ответ он только быстро затараторил: – Шанс не дам, рубашку через пару минут скину со второго этажа, мой номер можешь удалить, я не обижусь. Пока, – он собрался прикрыть передо мной дверь, но я ухватился за её край, как за спасительный круг. – Постой. – Протрезвей. – Тогда ты послушаешь? – Разве я не достаточно послушал? – Алекто склонил голову к плечу, всё так же безучастно глядя как будто сквозь меня. – Я хочу извиниться. – Боги сегодня не милостивы. Или тебе не сказали? – он постучал указательным пальцем чуть ниже ложбинки меж ключиц, – «Непрощающий». Убирайся. – Алек… – Пошёл вон. В его тоне не было злобы. И это пугало. Пугало отсутствие эмоций. Получается, я не достоин даже раздражения, омерзения, бешенства. Тизифона хотя бы дала понять – она меня не ждёт. А он? Он закрыл передо мной дверь. Я стоял какое-то время, положив пальцы на круглую дверную ручку. Тупо смотрел на неё, пока она не ускользнула назад – и он вышел из дома, закрывая за собой дверь на ключ. Не удостоил меня взглядом, только задел плечом и пошёл прочь. Я не оборачивался. Что толку? Такси уехало, оставив меня совсем одного под дверью дома Эриний. Мысли в голову не лезли вообще. А о чём думать? Думать, что надо держать язык за зубами. Не надо пить, Гарелинн, не надо. Может, мозг будет на месте. Я сполз по стенке с завитками на крыльцо. Небо темнело. Не столько из-за сумерек, сколько из-за густых серых туч. Рядом со мной упала одна капля, другая. Я прикрыл глаза и запрокинул голову. Подняв руку вверх, я взглянул на кольцо. В замшелом мире боги знают себе цену. Угораздило же тебя. Мы должны поклоняться Аресу – он наш бог. Я всегда слышал твои молитвы. Боги сегодня не милостивы. Убирайся. Он останется твоим божеством, даже если в один день лишится всего, что имеет. *** Я открыл глаза под скрежет шин возле дома. Дождь лил вовсю, и я уже не мог обращать внимание на промокшие джинсы, худос и куртку, которую я зачем-то накинул на голову. Понимаю, что едва ли чувствую ноги, но надо, наверное, уйти с дороги. И снова прикрываю глаза. Минуты две сижу так, а потом слышу раздражённый голос Тизифоны, полный отвращения. – Вот же!... Алекто, разберись уже с этой шавкой. Пять минут – и я вызываю полицию. Женщина вошла в дом, за ней Мегера. Меня окутала тишина, и вдруг стало лить меньше. Я открыл глаза. Алекто стоит надо мной под прозрачным зонтом и выжидающе смотрит. – Ну, – подал голос Алекто. – И долго будешь тут сидеть? – Пять минут. – Ты что, идиот? – Сам вроде мне уже говорил. – Проваливай, – он чуть повысил голос, но я продолжил так же безучастно: – Хорошо. Пять минут. – Гарелинн, не вынуждай–– – Но я тебя не держу, – я искренне растерялся. Оглянулся, подумал, что, может, я ему мешаю, поэтому, неловко ёрзая бёдрами, я отодвинулся в сторону, дав дорогу. – Заходи. – Если ты думаешь, что вид мокрого сиротки меня тронет… – Нет.., – я медленно качнул головой, глядя на него снизу вверх и протянул руку, приглашая войти. – Я уйду, – честно обещаю я. – Если боишься, что меня загребут – я уйду пораньше. Или – вшиу, – я провёл прямой ладонью по диагонали вверх, – улечу. Правда. Не переживай. Алекто сделал несколько неровных вдохов, надувая щёки, и поджал губы. Он потоптался на месте, кидая на меня злые взгляды, затем закрыл зонтик и хлопнул входной дверью. И снова вышел. – Живо внутрь, – скомандовал он дрожащим голосом. – Я же сказал… – Нет, это я сказал! Не смей меня ослушаться! Я нехотя поднимаю взгляд. Губы Алекто дрожат, а красивые карие глаза постепенно краснеют. Я быстро встаю, склонив над ним голову, и болезненно жмурюсь. Больше всего на свете я не хочу снова видеть слёзы на его глазах. Снова видеть слёзы из-за меня. Я пропускаю его вперёд, и мы вместе заходим в дом. – Раздевайся и бегом в ванную. Алекто принялся стервозно расстёгивать пуговицы пальто и стоило только мне дёрнуться в его сторону, чтобы стянуть – тот прошипел: – Даже не думай. Ты грязный. Коснуться. Так хотелось его коснуться. Но сейчас это казалось чем-то запретным. Я послушно стягиваю ботинки и тащусь в небольшую ванную на втором этаже. Слышу, как с кухни доносится недовольный голос Тизифоны, и притормаживаю на середине лестницы. – Ну и что это за акт доброты? – Я сам разберусь. Не лезьте. – Алекто, если он… – Что? Мы, вроде бы, договорились не совать нос в личную жизнь друг друга. Мне твой шкет тоже не нравится, но я молчу. И молчал, когда бывший Мегеры припёрся в семь утра под моё окно и пел кол ми мэйби. Я переодеваться. Я быстро нырнул в дверь ванной. Снял мокрые шмотки и повесил на батарею. Как только включил воду, услышал, открывающуюся в душ дверь – Алекто принёс одежду и полотенце. Продолжает заботиться даже сейчас. Это убивает. Под душем я стоял минут десять. Не осознавал, как сильно продрог, пока кожи не коснулись горячие струи воды. На тумбочке меня ждали мои рубашка, которую грозились скинуть со второго этажа и красные пижамные клетчатые штаны. Я застегнул последнюю пуговицу – и в дверь постучались. – Ты всё? – Ага. Дверь открылась. Алекто стоит на пороге в шёлковом персиковом халате. За то время, что я был в душе, успел умыться и переодеться. – Пойдём, я тебя посушу. Вот так просто? Я молча зашёл в знакомую небольшую комнатку. На улице давно стемнело, поэтому Алекто включил свою гирлянду мягкого оранжевого цвета, которую прикрепил на полки с книгами над кроватью. Он развернул кресло у письменного стола и молча пригласил меня присесть, держа в руках розовый фен. Я не сопротивлялся. Глупо было бы на моём месте. Его фен был не очень громкий, с лёгким потоком тёплого воздуха. Пальцы Алекто блуждали в моих потемневших от влаги волосах, и я невольно расслабился. Ему нравилось сушить мои волосы после душа. Восхищался их мягкостью и безумно любил, когда я пользовался шампунем, который купил для его дома, с шалфеем и мятой. Говорил, что я пахну как травяной чай. Неужели теперь из идеальной пары мы будем двумя незнакомцами, стоящими в одной комнате? Фен затих. – Всё. – Могу идти? – спросил осторожно. Алекто не ответил. Он вынул фен из розетки, смотал шнур, положил в плетёную корзинку за шкафом и развернул меня прямо с креслом. Потом просто стал возле кровати и искал, куда бы приковать свой взгляд. – Ты хотел извиниться, – напомнил он в неловком молчании. Меня как кипятком ошпарило. Я подскочил со стула как щенок, в один шаг преодолев то небольшое расстояние между нами. Мне не хотелось терять единственный шанс. – Алекто, я… Прости, – я резко выдохнул. – То, что я сказал – я так не считаю. Правда. Просто вырвалось, просто так получилось. Я исправлюсь. Всё, что хочешь, – я отвёл взгляд и нервно почесал затылок, не зная, что ещё сказать. – Если тебе так важно – мы можем купить всё, что ты захочешь. И пойдём на ужин. Познакомишь меня с Вероникой, Кэйти и Кристианом, как и хотел. Только, пожалуйста, дай мне шанс. Прости меня. Я замолчал. И комната снова погрузилась в тишину. Ну, почти. В ушах отчётливо отдавался гул собственного сердца. Наверное, вопреки мыслям Алекто, оно у меня всё-таки было. – Ты мне веришь? – переспросил я осторожно, пытаясь заглянуть в его светлые карие глаза. – Знаешь.., – вдруг начал он, и я почувствовал, как сердце вмиг провалилось под землю. Страшно. Что он скажет? Как отреагирует? Наверняка считает мои попытки извиниться смешными. – А я, наверное, правда…. Я… Только не это. Я вижу в этом приятном полумраке комнаты, как его глаза наполняются слезами. Слышу, как он нервно сглатывает. Мне не стоило извиняться. Вообще открывать рот. Я должен был молча уйти и забыть адрес этого дома. – Гар, я так боюсь тебя потерять, – вдруг произнёс он надреснутым голосом. – Никогда так не боялся потерять кого-то. Я эти пару дней места себе не находил. Дышать стало очень трудно. На меня напало оцепенение. Мне не послышалось? Он… Что? – Почему… – Потому что я тоже наговорил всякого. Ты ведь… Ну… – его плечи вздрагивали на каждом вдохе. Мне захотелось обнять его. Прижать очень крепко к себе и не отпускать. – Ты заслуживаешь большего, нежели мелкого капризного божка. Извини. Если хочешь, можешь идти, я не держу. Алекто кивнул на дверь, обняв себя одной рукой. На его лице появилась мокрая дорожка от слёз. Я осторожно опустился перед ним на колени. – Гарелинн! – он обеспокоенно вытянул руки, но я перехватил его ладони своими. – Солнце, я… Хочу снова быть рядом с тобой. Быть для тебя самым первым. Хочу быть верен моему единственному божеству. По щекам потекла вторая дорожка. Алекто высвободил руку, чтобы вытереть их и расплылся в смущённой улыбке. – Какой же ты повёрнутый. – Знаю. Но ты не представляешь, сколько у тебя надо мной власти. – Ты стоишь тут на коленях и думаешь, что я не знаю? – моей макушки коснулись его тонкие пальцы, и он легонько погладил меня по волосам. – Глупая птичка. Я улыбнулся ему в ответ, предательски шмыгнув носом. Он продолжал гладить меня по голове. Я закрыл глаза на пару секунд, собираясь с мыслями, чтобы спросить снова: – Алекто. Ты меня простишь? Он сдержанно закивал, неловко улыбаясь. А затем усмехнулся и сказал: – Дарую тебе свою милость. Несмотря на то, что ты жутко повёрнутый. Я погладил его ладонь большим пальцем, затем преподнёс к губам и легонько поцеловал. – Разве плохо? – поднял на него взгляд. – Разве плохо, что я места себе не нахожу в твоём присутствии? Разве плохо просто любить? Алекто выдернул руку и театрально ахнул. – Гарелинн! Признавайся, тебя этот твой научил? Я перепугано округлил глаза. Знал, что у него резко меняется настроение, но чтобы настолько. – Кто?.. – Купидон! Дашь мне номер, – наигранно строго сказал он мне. – Эрна?... – я скривился. – Зачем… – Афродиты! Будет следить за тобой. Во рту пересохло. Этого мне не хватало. – Она и так за мной следит. – Ох, вот как? Отстранившись от меня, Алекто грациозно сел на кровать, поставив руки по бокам. – Я думал, у тебя один покровитель, – его нога аккуратно спустилась к моему колену и провокационно поползла выше. Я сглотнул, произнеся его имя. – Шучу, – губы Алекто тронула почти невесомая улыбка, и он поставил ногу на пол. – Шутишь? – хрипло переспросил я. – Потому что я готов молиться прямо сейчас. Я пододвинулся ближе, аккуратно поднимая его голую ногу к себе на плечо. – Гарелинн. Девочки услышат. Наверное, надо было расценить это как протест. Наверное, надо было кому-то больше неприязни вкладывать в свой тон. – Я не адресовываю им свои молитвы. Провожу губами по икрам, задерживаясь каждые пару сантиметров, и выбиваю из Алекто возмущённый вздох. Смотрю на него снизу вверх, прижавшись к гладкой голени щекой. Взгляд Алекто почти снисходительный, властный, изучает мои движения. Я тянусь к нему рукой и уточняю: – Можно? – Теперь ты решил спрашивать? Усмехаюсь его недовольному тону и тяну на себя пояс бархатистого халата. Быстро оказываюсь между ног любимого, и привстаю на коленях, опираясь руками на его пока ещё прикрытые тканью бёдра. Касаюсь его губ своими. Поцелуй выходит ленивый, но до боли мне нужный. Я наконец-то чувствую знакомый вкус его виноградного бальзама. Не позволяю Алекто отстраниться. Нежно стягиваю халат с плеч, оголяя мраморную кожу. Он отрывисто вдыхает, когда я перехожу на его шею, нежно покусывая, чтобы на теле моей модели не осталось следов чужого участия в его постельной жизни. Мои губы касаются его ключиц, и он вдруг заливается звонким смехом. Поднимаю на него взгляд – неужели так щекотно? – Мой подопечный, конечно, вообще не выглядит презентабельно. Алекто смотрит на мой пижамно-повседневный внешний вид и жмурится в усмешке. – Что мне, раздеться? – А что, у тебя были другие планы? – ехидно уточняет он, видно, не стесняясь больше пытливых ушей своих сестёр на первом этаже. Я нехотя отстраняюсь от него, подарив ещё один быстрый поцелуй, словно на тот недолгий миг, что мы расстаёмся. Встав на ноги, я тянусь к первой пуговице на рубашке, пока Алекто переворачивается и с видом самой наглой кошки ползёт к изголовью кровати. Картина открывается невероятно соблазнительная, но я стараюсь держать себя в руках до последнего. Он садится у стенки, выжидающе глядя на меня блестящими глазами. Я расстёгиваю пуговицу и вижу, как Алекто притягательно ведёт по линии приспущенного халата к груди. Нет. Нет-нет-нет. Он же не собирается… Уверенно ведёт ладонью вниз к груди и прячет пальцы за тканью халата. Кажется, в этот момент я забываю дышать. Расстёгиваю пуговицы дальше непослушными пальцами, а он продолжает акт издевательства над моим взвинченным мозгом. Я сглатываю непозволительно громко, когда мне открывается вид на его аккуратный привставший член. Алекто медленно спускается к нему рукой, осторожно касаясь чувствительной кожи. Ведёт средним и безымянным пальцем от основания к головке и останавливается. Я отрываю взгляд и пытливо смотрю в его глаза. Он улыбнулся краешком губ, кинув быстрый взгляд на мои штаны. Кажется, я так был увлечён видом, что совсем забыл, чего он от меня хотел. Моя рубашка по предплечьям соскальзывает на пол и туда же отправляются штаны. Я неприлично долго стою вот так, глядя на то, как Алекто нежно поглаживает член, другой рукой теребя ворот халата. Я не жду позволения – опускаюсь на пушистые подушки перед ним, почти стоя на четвереньках, глядя в глаза тянусь вниз, просящим взглядом выбивая из него хоть какой-то ответ на мой немой вопрос. – Нет, малыш, – произносит он бархатистым голосом, одёргивая мои неприличные мысли. – Нельзя. Я был слаб, когда он брал контроль на себя. Заставь он меня ползать за ним по дому с шипастым ошейником, играя в послушную собачку – я бы не раздумывая согласился. Как сейчас – вынуждает меня молча наблюдать за его плавными движениями вверх-вниз по нежной плоти. Ласкает, указательным пальцем размазывая по головке выступивший предэкулят. Я жадно слежу за каждым аккуратным движением. Он ловит мой взгляд и наконец из Алекто вырывается высокий стон. Запрокидывает голову, продолжая водить по члену ладонью, и стонет снова. Моей щеки касаются его дрожащие пальцы. – Тебе нравится вид? – я неровно киваю, глядя ему в глаза. Жалобно скулит, ускоряя темп. В уголке глаз выступают слёзы от пленительного ожидания, которым он сам же себя изводит. Притягивает меня к себе для желанного тягучего поцелуя и нетерпеливо выдыхает: – Гарелинн… Ты можешь… – Да, солнце, – я шепчу ему в губы, сразу отстраняясь к тумбочке у кровати. Открываю полку и нащупываю тюбик смазки. Выдавливаю немного на его трепещущие пальцы и уже просто не могу отвести взгляд, когда он касается прохода, и вставляет два сразу. Мне завидно. Мне до боли в висках хочется принять участие. Но мне нельзя. Он не разрешает. Я очарованно, почти не мигая, слежу за его пальцами и слышу, как он усмехается. Хочу коснуться себя, но он одёргивает меня голосом. – Нет, я не разрешаю. – Верёвки из меня вьёшь. Алекто снова усмехается и продолжает входить в себя, заведя вторую руку за голову, перебирая светлые волосы. Ожидание кажется невыносимо долгим, и я всё равно продолжаю смотреть. Чуть не поперхнулся воздухом, когда он достал пальцы и двумя руками притянул меня за шею к себе, шепча в мои приоткрытые губы: – Можешь войти. Но не двигаться. Я беру тюбик, выдавливая вязкую жидкость прямо на член и размазываю по стволу. Алекто заинтересованно наблюдает, но дотрагиваться не спешит – контролирует без слов – взглядом. Послушно вхожу в него, помогая себе рукой, выдыхая горячий воздух, и уже собираюсь начать двигаться, но Алекто отрывисто напоминает: – Не-а. Я не стону – только рвано дышу ему в шею, прислонившись лбом к плечу – ожидание, которым он меня пытает – оно одновременно и сладостно, и невыносимо. Алекто гладит меня по затылку. Чувствую, ещё немного – и я отключусь. – Алекто… – Хорошо, – позволительно кивнул он. – Тогда будь хорошим мальчиком. Попроси меня. – Вот же.., – недовольно мычу, понимая, что не могу его ослушаться. И я прошу. Выходит жалобно, по-детски. Так, как он хочет. – Алекто, позволь мне двигаться. Пожалуйста. – Какой послушный. Ещё. – Пожалуйста. Я не могу больше. Разреши мне двигаться. Хмыкает в ответ, срывая мой тормоз. Думал, я реально на нём и вырублюсь, если это продолжится. Я начинаю размеренным темпом двигаться в нём, слыша, как Алекто глотает один стон за другим. Игра у него такая. Делать вид, что он стойкий, и у него не едет крыша, когда я подбираю темп, в котором ему захочется сегодня. Голова кружится, я едва ли могу держать глаза открытыми. Оранжевые огоньки гирлянды плывут стайкой блестящих мух где-то над нами. Я зацеловываю его шею, забывшись, задерживаюсь подольше под челюстью, и Алекто капризно взбрыкивает головой. – Нет, стой! Гар, – он отодвигается от меня. – Нельзя. Знаешь же, никаких отметок. Удивительно, как сейчас, плавясь в моих руках от ленивого темпа, с которым я его брал, Алекто всё равно сообразил раньше меня, что я собираюсь делать. – Извини, увлёкся, – виновато приподнимаю брови и рассеянно улыбаюсь. Он смотрит на меня хмуро, поджав губы. Вздыхает, переводя взгляд куда-то вверх в сторону, будто взвешивает в голове какие-то варианты, и наконец говорит: – Ладно, можешь одну как предупреждение. – Предупреждение? Алекто продолжает чуть более раздражённо: – Одному фотографу, который ко мне лезет. Всё предлагает ню фотосессию. – Что, прости? – я привстаю, но спрашиваю без претензии. Наоборот, пусть расскажет подробнее, чтобы я знал, кому должен показать его место. Желание поехать на проклятый ужин только возросло. – Ну… Малыш, не бойся, – Алекто заграбастал мои щёки в свои ладони, смешно дуя губы. – Видеть меня обнажённым может только один человек. Алекто прильнул к моим губам, углубляя влажный поцелуй. Я решил не упускать момент и начал двигаться чуть резче, наконец добиваясь своего. Его стон вышел гортанный, но нежный и почти девчачий. Он отстранился от меня, горячо шепча на ухо: – Ха-а… Гар, я уже… Близко. Я чуть склонил голову, удовлетворённый тем, что мне официально было позволено оставить послание жаждущим бедным душам, которые пускали слюни на мою богиню. Втянул тонкую кожу, впиваясь в неё зубами, чувствуя, как на моём затылке сжимаются чужие пальцы. Ещё пара толчков – и Алекто, захлебнувшись в очередном стоне, кончил на впалый живот, содрогнувшись всем телом в моих руках. Он приятно сжал меня в себе, но я быстро вытащил, чувствуя близкую разрядку. Снова стирать подушки. Я подарил Алекто вялый ласковый поцелуй и отстранился, глядя на него со стороны. Вздымающаяся грудь, совсем съехавший персиковый халат. Алекто заправил прядь за ухо, посмотрел на меня и улыбнулся. – Может, вместе в душ? – Ага… – я еле нашёлся, что ответить. – Курить хочу. Я прикусил язык, когда в меня полетела одна из подушек под грозное: – Ну уж нет! В этом доме ты дымить не будешь! Я засмеялся и подполз к нему чуть ближе, склонившись над моим хмурящимся котиком. – Я тебя люблю. – Знаю. Я тоже тебя люблю.