Любовь зацветает в юности

      Солнце припекало траву, и по воздуху тянулся ее теплый сладковатый аромат. В ветвях раскидистого клена перекликались озорные воробьи, шурша листьями. Отброшенная от клена массивная тень стала пристанищем для двух юношей, решивших укрыться в глубинке парка от зноя и посторонних глаз. Время от времени листья трепетали от ветра, раскладывая на клетчатом пледе солнечную мозаику.       — Я не хотел его обижать, — задумчиво сказал Кёджуро и сорвал очередной одуванчик.       — Ты и не виноват, — вызывающим тоном ответил Тенген. — Он сам скинул тебе этот дурацкий тест, а потом потащил глазеть на девчонок.       — Он… — Кёджуро прикусил губу, вертя в руке тонкий стебелек цветка, — он, наверное, ожидал от меня чего-то другого.       — А не пойти ли ему к черту со своими ожиданиями?       — Не говори так про моего друга.       — Ладно.       Тенген вытянулся на животе, подпер голову руками и принялся наблюдать, как Кёджуро плетет венок из одуванчиков. Он и сам пытался сплести нечто подобное, но лишь изуродовал цветы и вскоре оставил свои жалкие потуги. Вот у Кёджуро венок получался просто превосходный — ровный, красивый и пушистый.       — Красиво плетешь, — как бы невзначай сказал Тенген.       — Спасибо, — Кёджуро улыбнулся. — Думаю, мне надо поговорить с Обанаем.       — Что ты ему скажешь?       — Скажу, что я не такой, как все…       — И еще?.. — многозначительно протянул Тенген.       — И еще…       — Что мы…       — Тенген, мне кажется, не стоит сваливать это на него вот так, — Кёджуро опустил венок на колени и отвел взгляд. — Он не готов узнать все сразу. И потом, мы только-только начали встречаться.       — Мы парни уже полчаса! — возмущенно сказал Тенген.       — Да, это серьезный срок, — засмеялся тот. — Нужно дать ему время привыкнуть к этой мысли. Он ведь испытывает стресс из-за Канроджи.       — Все он да он… Он вот о тебе так не парится.       — Ты не можешь знать, о чем он парится, — Кёджуро снова сорвал одуванчик и продолжил плести венок.       — Да у него на лице все написано, — Тенген закатил глаза, — он только и думает, что о своей подружке.       Кёджуро опустил взгляд. Похоже, эти слова задели его. Тенген озабоченно склонил голову, гадая, насколько грубо высказался.       — Эй, ну прости, — мягко сказал он, — конечно, он твой друг и все такое, просто иногда… интересы людей меняются. Вектор, так сказать… смещается.       — Я боюсь, что своей… ориентацией окончательно оттолкну его.       — Чел, ну если ориентация такая проблема, то он такой себе друг, — серьезно сказал Тенген. — Подумай про это как следует.       Кёджуро покачал головой, сплетая края венка. Стебельки одуванчиков бережно ложились друг на друга, роняя белые капли сока и источая яркий аромат. Закончив, Кёджуро осмотрел венок со всех сторон, удовлетворенно улыбнулся и водрузил его на голову Тенгену. Тот растерянно поморгал и вдруг засмеялся.       — Эй, так это было для меня?       — Ну, — Кёджуро чуть покраснел и отвел глаза, — я подумал, на тебе будет хорошо смотреться.       — Спасибо, он просто блестящий!       Тенген ни словом не соврал, восхищенно трогая желтые цветы. Одновременно ему стало жаль, что он не смог сделать аналогичную красоту и одарить ей своего парня. К счастью, решение нашлось быстро.       — Закрой глаза, — заговорчески попросил Тенген.       Кёджуро послушался. Легкий ветер с запахом цветущего лета всколыхнул золотистые волосы, они пощекотали нос, и он чуть-чуть поморщился. Тенген невольно улыбнулся, очарованный до самого сердца. Медленно, стараясь не дышать слишком явно, он приблизился к чужому лицу и коснулся губами вмиг покрасневшей щеки.       Кёджуро ахнул и чуть было не отстранился от неожиданности, но вместо этого замер и зажмурился. Животрепещущее касание прекратилось, Тенген неторопливо отстранился. Запах одуванчиков окутал их сладковатым ореолом, усиливая тонкость и хрупкость атмосферы. Кёджуро медленно провел пальцами по щеке, словно все еще не верил в произошедшее, и растерянно посмотрел на Тенгена.       — Ну что? — с долей смущения спросил тот. — Скажи еще, что не понравилось.       — Понравилось, — тихо признался Кёджуро. — Спасибо.       — Тебе спасибо! Может, уже перекусим? — Тенген торопливо поправил волосы под венком и потянулся за рюкзаком, где лежали сэндвичи.

***

      — Я не хотел его обижать, — тоскливо сказал Обанай, не поднимая головы. Качели уже привычно скрипнули, когда он оттолкнулся от земли ногой.       — Эй, не стоит так волноваться, — озабоченно посоветовала Мицури, сидящая на соседней качели. — Он же твой друг, наверняка он все понимает.       — Что мне теперь делать…       — С чем?       — Со всем! — Обанай невольно повысил голос. — Его точка в гомосексуальном квадрате, понимаешь! Как мне с этим быть?       — Но, Обанай, а как ему с этим быть? — Мицури огляделась и в полголоса продолжила: — Он ведь не стал хуже, он просто не такой, как ты. И он всегда таким был.       — Неправда.       — А я читала, что ориентация — это врожденное явление.       Обанай опустил голову еще ниже. Все это было слишком тяжело для осмысления и еще тяжелее для принятия. Кёджуро нравятся парни, и так было всегда. Есть ли в мире хоть что-то более странное? Мицури молчала, то ли давая ему время на размышления, то ли не зная, что сказать.       — Попробуй посмотреть на это… — начала было она, но Обанай не дал ей договорить.       — А вдруг ему понравлюсь я? Я же не могу… То есть… У меня есть ты, и… Ой…       Он болезненно застонал и закрыл лицо ладонями. Мицури грустно улыбнулась и встала с качели. Обанай услышал, как ее босоножки тихо шуршат по земле. Потом мягкие руки обняли его голову.       — Я с тобой, — ласково сказала она. — Дай себе время все осмыслить и обязательно поговори с Кёджуро. Мне кажется, все будет хорошо, надо просто быть благоразумнее.       Обанай поднял взгляд и встретился с ее нефритовыми глазами.       — Ты со мной? — спросил он более жалостливым тоном, чем планировал.       — Конечно, — улыбнулась Мицури, — хочешь, я побуду рядом, когда вы будете разговаривать?       — Н-нет… Нет, я должен справиться сам.       Обанай вдруг ощутил внутри вакуумную легкость. Слова Мицури придали ему неведомую ранее решимость, сломали внутренние замки и распахнули тяжелые двери. Он ощутил себя готовым не просто свернуть гору Фудзияма, но и действительно поговорить с лучшим другом. Слова придут сами, надо просто начать. Вместе со стальной решимостью пришло чувство тоски. Обанаю вдруг показалось, что он не видел Кёджуро много недель и действительно готов закрыть глаза на все нюансы, которые только что казались ему неприступными преградами.       Поток чувств оборвался одним легким прикосновением — Мицури наклонилась и невесомо поцеловала его в щеку. Сердце Обаная оборвалось, рухнуло в преисподнюю, а потом воспарило в облака. Резкий перепад едва не выбил его из колеи и качели. Мицури захихикала, прикрыла губы ладошкой.       — Идем, перекусим где-нибудь и назначим Кёджуро встречу, — предложила она.       — Да, — Обанай сжал кулаки. После такого поцелуя он готов был сделать что угодно.