Пальчики Пак Чимина

Пак Чимин знавал людей, которым бывшие знатно попортили жизнь. Пак Чимин не ожидал, что станет одним из них. С Хёнсу всё как-то сразу удачно сложилось. Они познакомились на студенческой вечеринке и в тот же вечер поехали к Чимину. А наутро, сидя на кухне голышом и распивая кофе, решили, что уезжать Хёнсу вовсе не обязательно. За пару недель он перевёз к Чимину вещи, и они официально стали жить вместе: готовить завтраки и ужины, кидать друг другу сообщениями списки покупок, спорить о том, кто в этот раз моет ванну. Было просто, уютно и как-то понятно — что происходит, чего ждать. То удивительное состояние в отношениях, когда пропадает всякая неловкость, исчезает сама возможность неожиданностей — точно знаешь, кто перед тобой, и себя настоящего не скрываешь. По крайней мере Чимин не скрывал. Для альфы в привычном смысле слова он был мягким и довольно чувствительным. Не бросался почём зря с кулаками отстаивать своё мнение и ситуации, в которых его задели или отнеслись несправедливо, помнил долго. В плохие дни Чимин так погружался в прокручивание тяжёлых мыслей, что менялся в лице: его нежные черты грубели, меж бровей пролегала глубокая складка. Хёнсу по первости старался альфу растормошить, куда-нибудь вытащить, заставить улыбаться. Но быстро понял, что в таком состоянии Чимина лучше оставить в покое. За терпение своего омеги альфа платил сполна: был внимательным и заботливым, никогда не обижал, купал в комплиментах, признаниях и нежных прозвищах. Они смотрелись вместе отлично. Чимин был ниже практически всех своих знакомых альф, но с омегой его отродясь никто не путал из-за крепкого телосложения. У альфы было тело танцора: мускулистое, но в то же время изящное. Особого внимания омег всегда удостаивались бёдра Чимина, на которые многие глядели не моргая, позабыв о всяких приличиях. «Он так на твои ляжки пялился, это кошмар просто! Я думал, сейчас подойдёт, отодвинет меня в сторонку и попросит, чтоб ты его на своих бедрах прокатил», — посмеивался Хёнсу, разыгрывая ревность. Чимин в ответ только улыбался. Хёнсу был эффектным омегой. Ростом с Чимина, но худым, с невероятной кошачьей грацией. Пухлые губы, глаза с поволокой, светящаяся изнутри кожа — от Хёнсу взгляда было не оторвать. И когда они с Чимином шли по улице, люди подвисали и даже автомобили как будто притормаживали — так сильно их водителям хотелось разглядеть красивую пару. Спустя полгода после первой совместной ночи красивая пара красиво разошлась. Ну по крайней мере, так было вначале. Чимин заподозрил неладное, когда заметил, что омега засыпал всё дальше и дальше от него. Первые месяцы они не отлипали друг от друга: оба потели, оба ныли, что жарко, но всё равно спали в обнимку. И вдруг — между ними десять сантиметров, а вот уже и двадцать, и даже полметра, заваленные подушками. Альфа чувствовал, что омега от него отдаляется, и самое паршивое — ему было всё равно. Однажды вечером Хёнсу лежал на животе головой к изножью кровати, закинув ступни на подушку, и безостановочно что-то печатал в телефоне. Чимин с книжкой сидел на другой стороне кровати. Вдруг омега тихонько засмеялся, ещё что-то напечатал, минуту попялился в экран в бездействии, а потом снова засмеялся, но уже громче. — Что-то смешное нашёл? — поинтересовался Чимин. — А? — удивился Хёнсу. Он будто бы забыл, что альфа сидел на той же кровати. — А, да. Видео забавное. — Ты ж не видео смотришь, а переписываешься с кем-то. В ответ Хёнсу промолчал. — Кто тебе пишет? Альфа? — спокойно спросил Чимин. — Озвереешь, если правду скажу? — Я когда-нибудь зверел с тобой? — Нет, — коротко ответил омега. — И начинать не планирую. Хёнсу недолго помолчал и сказал: — Да, альфа. Чимин закрыл книгу, оглядел так и не развернувшегося к нему лицом омегу с пяток до макушки. Странное чувство: вроде и свой, и нет; близкий — на расстоянии вытянутой руки, но как-то неуловимо незнакомый. — Если он на свидание зовёт, ты соглашайся. Нечего терпеть, раз понравился, — всё так же спокойно говорил Чимин. — Тебе ведь скучно со мной? — Неимоверно, — протянул Хёнсу, разворачиваясь на спину и укладывая запястье на лоб. — Пора расходиться, — констатировал Чимин, поднялся и пошёл на кухню. — И всё? — крикнул омега в открытую дверь спальни. — Даже не попытаешься переубедить? Чимин вернулся из кухни с чашкой чая, опёрся плечом о дверной косяк. — Хёнсу, я тебе в первую встречу сказал: я омег не добиваюсь, — размеренно заговорил Чимин, поочередно погружая и вынимая из чашки чайный пакетик, — не выпрашиваю внимания, не преследую, к стенкам не жму и поцелуи не краду. Господи, кто хоть придумал эту фразу? «Украсть поцелуй», — с отвращением сказал альфа. — Это унизительно для обеих сторон. Я хочу только тех, кто хочет меня. Ты не хочешь, да и я, признаться, давно ничего не хочу с тобой. — То есть я лежал в нашей постели, переписывался с другим альфой, а ты даже не ревнуешь? — возмутился Хёнсу. — Ревную? Да я ему благодарен! Скажи адрес, цветы пошлю, — усмехнулся Чимин. — Если бы не он, мы бы так и лежали как две спиленные сосны рядышком, и ни один бы не решался указать другому на выход. А ведь давно пора было. — Квартира твоя. Получается, на дверь ты мне указываешь, — словно переняв интонацию у альфы, бесстрастно проговорил Хёнсу. — Тебя никто не выгоняет, на улицу не вышвыривает. Будь здесь, сколько нужно. Если нужна помощь с поиском квартиры или переездом, помогу. За пять минут мы чужими не станем. — Джентльмен уступил бы омеге свою съёмную квартиру и сам бы переехал, — с лукавой улыбкой сказал Хенсу. — Джентльмен, может, и уступил бы, — невозмутимо отозвался Чимин. Они посмеялись, тепло глядя друг другу в глаза. Через десять минут омега собрал сумку с частью своих вещей и уехал, по его словам, к одному из омег-хёнов — друзей у Хёнсу всегда было навалом. Через два дня он приехал, забрал оставшийся скарб из брендовых шмоток, отдал Чимину ключ, приобнял напоследок и окончательно съехал. Альфа даже удивился, как быстро и достойно они закончили эту связь, и был тому крайне рад.

***

Радость Чимина была недолгой. Вообще он и раньше знал, что спать со студентами того же универа — чревато. Это сродни служебному роману: очень хорошо, пока вместе, крайне неудобно, когда разошлись. Хорошо, если удаётся отделаться малой кровью — просто сталкиваться в коридорах и изредка видеть, как твой бывший сидит на чьих-то чужих коленках. А вот если расставание оборачивается ураганом из сточных вод, то территориальная близость с источником этого самого урагана только вредит. Вселенная была добра к альфе, когда дала крепкие ноги, в которых, по разумению его куратора, у Чимина хранилась мощь аккумуляторов. Иначе объяснить способность Пака по пять часов танцевать почти без передышек куратор не мог. Бывшего омегу всё та же вселенная, похоже, подогнала Чимину прямиком из преисподней. Это стало понятно спустя две недели после их расставания. «Чимин-а, я бы очень хотел, чтобы ты никогда об этом не узнал, но всё равно узнаешь. Поэтому лучше я тебе это покажу, чем кто-то другой», — написал как-то вечером Намджун, выпускник факультета Чимина, который остался работать на кафедре. «Хён, ты меня пугаешь», — со смайликом ответил Чимин, но сам напрягся. Намджун скинул пост. Чимин открыл, прочёл, посмотрел на фото и тихо протянул «Сууука». Хёнсу, что был с Чимином одного роста, оказался самым низким из омег, с которыми когда-либо спал альфа. Обычно Пак выбирал омег выше себя, ему такие нравились. Даже короткие связи после случайной встречи в клубе всегда были с парнями выше Чимина. Единственным минусом было то, что у омег повыше ладони были побольше. Побольше, чем у Пака. Да что уж греха таить, у большинства шестиклашек ладони были побольше, чем у него. Он сам не знал, как так вышло — у родителей конечности были совершенно прозаических размеров, не большими и не маленькими. Чимину же досталось не только округлых щёк и округлых бёдер, но и рук тоже каких-то кругленьких, пухленьких, коротеньких. До средней школы эта особенность Чимина никак себя не выдавала — в конце концов, в детстве такие ручки у всех. Поэтому Чимин узнал о том, что у него есть «изъян» только в восьмом классе, когда его бесчеловечно отшил первый омега, в которого Пак влюбился. Конечно, высокий, конечно, красивый, он размазал альфу по асфальту прямолинейным: «С такими уродливыми руками я не то, что к омегам бы не клеился, вообще из дома не выходил». Чувствительного альфу задело так, что он и правда с трудом выходил из дома несколько месяцев. А потом наступил девятый класс и в их школу перевёлся он — идеальный омега Ким Тэхён. Высокий, немыслимо красивый, с чёрными вьющимися волосами и таким загадочным прищуром, что даже учителя-альфы перед ним плыли как пубертатные школьники. Тэхён в свои шестнадцать был каким-то изысканным, породистым. Чимин старался не пересекаться с ним взглядом и прятал руки в рукавах худи на пару размеров больше, чем нужно. Один прекрасный омега уже проехал по нему бульдозером, не хватало второго. Всё быстро переменилось после одной случайной встречи в библиотеке, после которой Тэхён и Чимин практически не расставались. У Тэхёна были великолепные руки: тонкие кисти, длинные пальцы пианиста, хотя играть он не умел. Но именно Тэхён убедил альфу, что всё с его руками нормально. Он брал Чимина за руку на людях, настойчиво переплетал их пальцы по время секса, а когда альфу в очередной раз накрыло воспоминаниями о жестоком отказе, потащил его в ювелирный. «Ты не можешь избавиться от своих рук, Чимин-и, это было бы неразумно. Бесконечно прятать их тоже не получится. Если у тебя есть недостаток, с которым ты ничего не можешь сделать — это, кстати, твои слова о недостатке, не мои, меня всё в твоих руках устраивает — так вот, если никак это не убрать и не спрятать, остаётся только выпячивать это изо всех сил и наслаждаться негодованием окружающих. И тогда уже не они тебе «указывают на твой недостаток», это ты в лицо им своим изъяном тычешь и посмеиваешься, потому что тебе на их мнение плевать. Ты главный, не они», — сказал Тэхён и купил сразу десять серебряных колец. Они с Тэхёном слишком рано начали, обоим не было ещё семнадцати лет. Они выросли вместе и вместе переросли свои отношения. С каждым днём всё явственнее видели, что люди они разные, что им двоим не по пути. Расставались в слезах, потому что прикипели друг к другу крепко, и Чимин отходил от разрыва долго. Но с того самого дня в ювелирном магазине колец с пальцев не снимал и почти избавился от комплекса. Но вот комплекс вернулся. Пост, что скинул Намджун, был со страницы в соцсети, которая называлась так: «Пак Чимин, альфа-коротышка, чьи пальцы такие маленькие, что ни разу не достали до моей простаты». «Хорошее название для аниме, — подумал Чимин, — длинное, запоминающееся». Пост состоял из фотографии ладони Чимина, наполовину закрытой рукавом, отчего она казалась совсем крошечной. Подпись гласила: «Мощная лапа моего бывшего. Помню, отлично он меня ею шлёпал. А нет, не помню — она ж такая маленькая, что я хрен что почувствовал». И комментарии: «Боже, ты серьёзно? Да не может быть у альфы таких рук! Это точно омежка, да ещё и ребёнок!!» «Фу, мерзкие, как такие вообще трогать? Похожи на сосиски». «Где ты видел такие сосиски? Слишком короткие». «Да такими не то, что до простаты, до собственного члена не дотянешься». «Ещё и кольца нацепил! Нет, ну видишь же, что у тебя уродство, зачем напоказ его выставлять?» «Жесть, зачем ты вообще с таким уродом встречался». Одна, вторая, третья страница — десятки людей из их универа гнобили его. И фотки, фотки, фотки. Чимину стало жарко, Чимина тошнило, давило где-то между горлом и желудком. Зона, где скапливалась обида, у него, видимо, была в районе пищевода. Это происходило снова, только в этот раз не один омега, а пара десятков людей обливали его дерьмом. И за что? Просто так. Чимин хотел позвонить Тэхёну. Тэхён бы поддержал, успокоил. Зная его, он бы вообще зашёл на страницу и под каждым комментарием оставил бы такой ответ, что все буллеры пожалели бы, что на свет родились. Тэхён не был милым маленьким омегой. Альфа всегда поражался той ярости, с которой он боролся за справедливость, его эмоциональной непробиваемости. Тэхён и бога бы послал ко всем чертям, если бы тот перед ним проштрафился. Но Чимин не стал звонить. Во-первых, такие омеги как Тэхён одни не бывают, у него наверняка есть фантастический альфа. Нельзя же просто брать и звонить чужому омеге, так? Во-вторых, Тэхён уважает сильных людей. Один раз он уже объяснил Чимину, куда стоит засунуть его комплексы и послать всяких критиков, второй раз объяснять не станет. Чимин решил, что справится сам. Поржут и отстанут, не вечно его руки будут интересной темой для обсуждения. Надо просто подождать, потерпеть. Самое сложное — прийти в универ завтра и оттанцевать на концерте по случаю Лунного нового года. А дальше станет легче.

***

Легче не стало. На следующий день Чимин отсидел четыре пары, разогрелся перед концертом, исполнил танец и уже почти ушёл домой с облегчением, что никто не заметил этой хейтерской страницы, когда в коридоре кто-то его окликнул. «Пак Чимин, да? Это ж ты? Ты — альфа с крошечными руками! Вот это прикол, парень! У тебя реально пальцы такие короткие, что ими омегу не растянуть?». И отвратный, визгливый хохот. Чимин не обернулся, ускорил шаг. В полутёмном коридоре были ещё фигуры, кто-то сидел на подоконнике. Альфа шёл быстро, не разбирая лиц. Вот кто-то приблизился справа и затараторил: «Чимин-сонбэним, ты так классно танцевал!» — Пак Чимин, да! Отъебись! — рявкнул альфа, не особо разобрав, что ему вообще сказали. Он пулей вылетел из универа, почти бегом добрался до парковки, рухнул в свой старенький, доставшийся от деда Вольво и прижался лбом к рулю. Его трясло, на глаза наворачивались слёзы. «Теперь это не только в сети, это в реальности», — думал Чимин, испытывая невероятно сильный импульс сбежать куда подальше; туда, где бывший не пытался разрушить его жизнь.

***

Ещё хуже стало через месяц. Если за день Чимин не слышал ни одной колкости в свой адрес, это означало, что в этот день он просто не пошёл в универ. Страница, созданная Хёнсу, жила активной жизнью. Чимин старался заставить себя не смотреть, не читать, но не мог — заходил по пять раз в день. Когда все фотографии Пака опубликовали по три раза, а самые «одарённые» даже поделились своими карикатурными артами, паблик начал перерастать во что-то большее. Теперь в нём обсуждали не только Чимина, теперь каждый желающий постил в нём фотографии своего бывшего и обсуждал его слишком худые ноги, слишком кривой нос, слишком жиденькие волосы. Снимки неказистых членов не публиковали, но обсуждали активно. И вроде как всё — тема с Чимином почти закрыта, но страница всё ещё звалась его именем, и время от времени кто-то да и писал: «Да, коленки у твоего бывшего страшные, но хоть руки не как у Пак Чимина» или «Ой, такие пальцы называют короткими те, кто пальцы Пак Чимина не видел». Стоило, наверное, поговорить с Хёнсу, но Чимин не хотел. Они виделись несколько раз в коридорах и столовой, но альфа на бывшего даже не смотрел. Сам себя Чимин уверял, что не вызывал омегу на разговор, потому что не в его принципах выяснять отношения. На самом деле, он просто не мог подойти и показать, как сильно всё это его задевало. Первые дни он очень хотел схватить омегу и спросить, зачем он всё это сделал, но и в этом не было смысла — Чимин и так догадывался. В конце концов, это он инициировал разрыв. Сразу Хёнсу не осознал, что произошло, а потом понял и озлобился, ведь он не привык, чтобы его бросали. А, может, кто-нибудь из омег из его круга науськал, что за расставание нужно обязательно отомстить.

***

Март выдался солнечным. Альфа шёл по парковке, глаза слепило от бликов лобовых стёкол и зеркал. Он не сразу заметил высокого парня, что шёл с другой стороны и махал ему рукой. — Эй, Чимин-сси! «Да можно хоть денёк без этого дерьма?!», — подумал альфа и разозлился пуще прежнего — последнее время Пак только и чувствовал, что жуткую злобу. — Что надо?! — прорычал он, развернувшись на каблуках. — Воу, ты чё кидаешься? — обомлел альфа с вытянутым лицом и исключительно добрым взглядом. — А, ну да. В твоей ситуации немудрено, — продолжил он, глядя на явно не узнающего его Чимина. — Чон Хосок. Помнишь, мы на конференцию по культурному слиянию ездили? — Да, Хосок, помню. Извини, — опомнился Пак. Конечно, он помнил Хосока, просто не ожидал увидеть. Чон учился на факультете медиакоммуникаций, они почти не пересекались. Но когда ездили на конференцию ещё на первом курсе как подающие надежды студенты, жили в отеле через стенку и часто вместе зависали. Хосок был весёлым, компанейским. Чимин нердко сетовал про себя, что не подружился с ним нормально. У него с друзьями вообще всё не складывалось — пока остальные их заводили, у Чимина был Тэхён, единственный и самый близкий друг. Когда Тэхён ушёл из его жизни, альфа остался без друга и без навыка делать из знакомых друзей. — Да всё нормально, — улыбнулся Хосок, — Чимин-сси, помоги мне с мелким, а? — У тебя есть сын, о существовании которого никто не знает? — Во-первых, упаси господь! — замахал руками Хосок, — Во-вторых, не сын, а брат двоюродный. Он учится на хореографии на втором курсе, современный танец. Ты, может, и знаешь его, Чон Чонгуком зовут. — Нет, не знаю. Я перестал за младшими приглядывать, когда сам ещё на третьем учился, — ответил Чимин. — А вот он тебя знает и всю бошку мне тобой проговорил. А когда я вспомнил, что мы вообще-то знакомы, чуть не придушил меня, что я раньше не сказал, — засмеялся Хосок. — Он говорит, что ты лучший танцор универа, и мечтает, чтобы ты увидел его экзаменационный танец и сказал своё авторитетное мнение. Ты можешь? Сразу говорю — с меня бутылка! Ой, а ты ж не пьёшь, да? Хотя, после всего этого говна, что на тебя вылилось, любой бы запил! Что они доебались до твоих рук? Нормальные руки. Хосок всё не мог заткнуться, Чимину плохело с каждым словом. На самом деле, многие говорили также, поддерживали. Они хотели как лучше, но только делали хуже — из-за них Чимину казалось, что об этой странице в сети знает весь грёбанный мир! Альфа был благодарен тем, кто молчал, кто не знал и кому хватало такта делать вид, что знает. — Что-то рано он начал с экзаменационным танцем — до сессии ещё жить и жить, — удивился Чимин. — Да уж, он всегда так. Такой, знаешь, прорывной омега: надо везде быть раньше всех и лучше всех. Я так подозреваю, что он затеял эту встречу с тобой, чтобы выяснить, чем ты так хорош, научиться и подвинуть тебя на пьедестале лучшего танцора универа, — подмигнул Хосок. — Коварный какой, — усмехнулся Чимин. — Хорошо, мне не сложно. Да и младшим надо помогать. Приводи его завтра в зал на пятом этаже. Я там будут часов с трех и до самой ночи. — Пак Чимин, ты во такой мужик! — Хосок поднял большие пальцы кверху. — Только поосторожнее с Гуком, ладно? — Ты чего, Хосок? Я омег не обижаю. «Только они меня обижают», — подумал Чимин. — Да я не о том беспокоюсь. А хотя, ладно, сами разберетесь, — выпалил альфа и устремился в сторону корпуса своего факультета.

***

Чимин, по обыкновению, пришёл раньше — без четверти три, но его уже ждали. Хосок стоял, подперев собой стену и неотрывно глядя в экран смартфона. Альфа не двигался в отличие от омеги рядом. Тот шагал из стороны в сторону, дергано мотал головой, оглядываясь по сторонам, теребил брелок на лямке сумки. Они с Чимином столкнулись взглядом — омега вздрогнул, резко стал ещё прямее в и без того прямой спине, большие глаза стали ещё круглее. Он пнул Хосока ногой сильнее, чем планировал, из-за чего альфа зашипел. — О, Чимин-сси, привет! Знакомься, эта дылда глазастая — мой братишка Чон Чонгук. Пожалуйста, позаботься о нём, — сказал Хосок, пожимая руку Чимина. Для омеги Чонгук и правда был высоким, выше Чимина, ростом почти с Хосока. Омега отвесил глубокий поклон. «Широкие плечи», — как-то мимолётом пронеслось в голове Пака. Когда Чонгук выпрямился, Чимин подумал: «Мордашка наивная». Омега был каким-то милым, с этими выпученными глазищами напоминал сильно удивлённого кролика. Альфа улыбнулся и хотел было протянуть руку, но опешил от реакции Чонгука. Младший рывками втягивал воздух носом и словно даже тянулся к Чимину — он совершенно бесстыдно принюхивался к альфе. — Мелкий, ты чё творишь?! — возмутился Хосок и толкнул Чонгука локтем, так что омега отпрянул. — Нельзя так альф обнюхивать! Может, у него пара есть! Так ведь и на проблемы нарваться недолго! Ты что из леса вышел? — отчитывал Хосок, а омега всё ниже опускал голову. — Ну-ка извинись перед сонбэ! — Извини, сонбэ! — молниеносно проговорил Чонгук и ещё раз глубоко поклонился. Чимин в ответ лишь усмехнулся, выудил из кармана ключи от студии и обернулся к Хосоку: — Ты с нами? — Не, я плясать не мастак. Я потрындеть мастер! — ответил Хосок и засмеялся. — Да вас только таких на медиакоммуникациях и держат, — пошутил Чимин. Хосок напутствовал Чонгука слушаться Чимина и вести себя хорошо, попрощался и убежал по лестнице, перескакивая через три ступеньки за раз. Альфа с омегой вошли в пустую прохладную студию. — Ты разогрет? — спросил Чимин. Чонгук отрицательно замотал головой. — Ладно, давай вместе тогда. Минут через десять разминки перед зеркалом Чонгук остановился и стал глядеть на Чимина с выражением лица «Я всё закончил». — Нечего смотреть на меня, прыгай дальше, — скомандовал альфа. — Никогда не пренебрегай разминкой, Чонгук-а. Сейчас поторопишься — в больничке с травмой потом подольше полежишь. Омега кивнул и молча продолжил разогреваться. Ещё через десять минут Чимин, ощутив тепло в самых глубоких мышцах, решил, что и с него, и с Чонгука разминки достаточно. — Ну показывай, что подготовил, — сказал Чимин и уселся прямо на пол, поставил локти на согнутые колени, уложил подбородок на скрещенные пальцы. Чонгук подключил смартфон к колонке. Зазвучали мощные удары барабанов и гипнотические переливы инструмента, названия которого Чимин не знал. Омега начал двигаться: быстро, страстно. Даже слишком страстно — казалось, что толкни он воздух от себя ногой ещё сильнее, коленный сустав вылетит к чертям. Весь танец Чонгука, при всей пластичности и даже некоторой соблазнительности, больше напоминал драку с невидимым противником — такими резкими, сокрушительными были движения омеги. О технике, а точнее о её нехватке, Чимин сделал выводы в первую минуту, а дальше просто смотрел на Чонгука. Во время разминки он не слишком-то вглядывался в танцора рядом, концентрируясь на себе и своих ощущениях. Теперь же он мог рассмотреть омегу напротив. Чонгук был симпатичным: длинные стройные ноги, крепкий торс, приятное лицо с круглыми щеками, из-за чего он и правда чем-то напоминал кролика. Прямо сейчас — красного, со сбитым дыханием и мокрыми от пота волосами. Чимин даже не сразу понял, что музыка кончилась, а Чонгук, тяжело дыша, глядел на него в упор, ожидая реакции. — Ты молодец, — коротко начал Чимин. За годы учёбы он хорошо понял: что бы не хотел сказать о работе другого человека, начинай непременно с похвалы. — Постановка хорошая, музыка очень подходит. На самом деле, если бы ты перед публикой сейчас выступал, народ бы кипятком ссал с такого танца. Люди любят страсть и чрезмерность. Они не понимают техники исполнения, поэтому ориентируются на эмоции, а у тебя их хоть отчёрпывай. Но это танец на экзамен. В комиссии будут сидеть преподы, которым вот эта вся твоя буря как шла, так и ехала. Они хотят чёткого академического исполнения, а ты вооон там, — Чимин указал направо, — чуть в зеркало не врубился. И связку между этим и этим, — Чимин схематично показал движения руками, — откровенно просрал. Чонгук стоял с опущенной головой, плотно сжатыми губами, которые, похоже, кусал изнутри. Он так нарочито не смотрел на Чимина, что альфа понял — старается не разрыдаться. Пак сделал паузу и сменил тон. — Когда я учился на первом курсе, на четвёртом была девушка, очень талантливая, — мягко начал Чимин. — Моя сонбэ. Мы на неё всем потоком чуть не молились — она нам казалась идеальной танцовщицей. К экзамену она придумала такое мощное выступление, до мурашек просто. На концерте решила на максимум выдать эмоции и в какой-то момент не просто неудачно приземлилась — она рухнула лицом в пол и ещё проехала полметра по инерции, как будто носом хотела грядку в сцене пропахать. Она в кровище, сцена в кровище, зрители в ужасе. Ты ж понимаешь, что такое зрительный зал на отчётнике: родители, бабули, дедули, братишки, сестрёнки. Старушки причитали, дети плакали — офигенно в общем выступила. Но беда не в том, что она запорола концерт, а в том, что она как единица для преподов после того случая просто перестала существовать. Они её танцовщицей не считали даже после выпуска. Потому что эмоции должны украшать технику, не превалировать над ней. Омега как будто немного успокоился. Он всё ещё кусал губы, но уже поглядывал на Чимина из-под ресниц и не выглядел таким расстроенным. — Ты правда молодец. Придумал хороший танец, в нём чувствуется сюжет — это важно. Видно, что много работал. Но тебе нужно тренировать контроль. Мой куратор говорит, что танцор должен чувствовать каждую молекулу своего тела. Бредово звучит, понимаю, но это факт. Ты должен полностью осознавать своё тело в пространстве, каждую его часть. Ты обязательно научишься, и я очень надеюсь, что это произойдёт не раньше моего выпуска. — Чонгук удивлённо посмотрел на него, Чимин продолжил с улыбкой. — Если к таким природным данным и внешности, как у тебя, ещё и прибавится техника, то мне точно не продержаться долго в звании лучшего танцора универа. Чонгук прыснул, сверкающими глазами посмотрел на Чимина, стараясь изо всех сил сдержать улыбку. Конечно, ничегошеньки у него вышло — омега стоял и давил лыбу от уха до уха, отчего выглядел ещё милее, чем прежде. — Спасибо, сонбэ, — выпалил Чонгук, поклонился и с нескрываемым энтузиазмом продолжил, — я буду тренироваться! «Что за чудо такое?», — подумалось Чимину. — Спасибо, — уже тише повторил Чонгук, схватил сумку и смартфон и, кланяясь, двинулся спиной к выходу. — Ты куда собрался-то? — поинтересовался Чимин. — А? — глуповато таращась, спросил озадаченный омега. — Говоришь, что будешь тренироваться, а сам пошёл куда-то, — усмехнулся альфа. — Нет, если у тебя планы, иди, конечно. Но если свободен, то давай тренироваться. — А ты как же? Я тебе не помешаю? — Да чем ты мне помешаешь? Я свой дипломник ещё на третьем курсе придумал и уже так отточил, что станцую, где угодно. Хоть с закрытыми глазами под седативами на краю кратера действующего вулкана. Последнее время так, для себя танцую, чтобы время занять и отвлечься от... — Чимин замолчал на секунду. «Интересно, Чонгук знает?», — подумал он. — … от всякого дерьма, — завершил свою мысль альфа. — Так что давай ставить тебе технику. Надо ж и мне сделать вклад в молодёжь. А то так и уйду из универа без преемника. Ошарашенный Чонгук ничего не сказал, только кивнул и стал рядом с Чимином напротив зеркала во всю стену. — К первым десяти секундам у меня вопросов нет. Давай начнём с этого, — альфа стал в позицию с широко расставленными ногами и отведённой в сторону левой рукой, — во-первых, я бы тебе предложил здесь немножко связку поменять, потому что… И тут он заметил. Этот взгляд — прямой, невероятно довольный, какой-то даже ликующий — взгляд на его руку. Чонгук смотрел в упор на его пальцы, его плечи пару раз коротко вздрогнули — он тихонько посмеивался. Этого Чимин и боялся. Ему сразу показалось странным, что незнакомый парень хочет показать ему свой танец. Да, он старше и опытнее, в универе его действительно знали как одного из лучших студентов, но всё равно, с чего бы вдруг такой интерес и именно сейчас? Вечером ему не давала покоя мысль, что всё это розыгрыш, жестокая шутка участников этого ужасного паблика. Ночью Чимину снилось что-то тревожное, сомнения одолевали весь путь до универа. Но потом он увидел Хосока и этого омежку с глазами-блюдцами. Разве можно было, глядя в это прелестное лицо, вообразить, что Чонгук способен на подлость? — Тебе ведь на хрен не нужна моя помощь, да? Ты поржать пришёл, — отчеканил Пак, его верхняя губа мелко дрожала от злобы и презрения. Чонгук перестал улыбаться, оторопел, а когда Чимин двинулся навстречу, инстинктивно сделал маленький шаг назад от сердитого альфы. — Что? — непонимающе спросил омега. — На, любуйся! — зарычал Чимин, выставив кисти перед лицом. — Вот они, знаменитые руки Пак Чимина. Насмотрелся? Весело было? А теперь вали на хрен из студии! — он и сам не ожидал, что перейдёт на крик. Чонгук стоял с открытым ртом. То, как до него медленно доходила природа происходящего, было заметно по меняющему выражению лица. Глаза вдруг вспыхнули, омега всё понял и отчаянно замотал руками и головой одновременно. — Нет, нет, нет, сонбэ! Я не поэтому. Я просто… у тебя кольцо, как у меня. Вот, видишь? Чонгук показал свою правую руку. И правда, на указательном пальце был перстень из серебра с квадратной металлической плоскостью, в которую был инкрустирован красный камень. Чимин носил такое же — или как минимум, очень похожее — на большом пальце. — Я не смеялся над тобой! Просто подумал… — замялся Чонгук, — это глупость такая, но я подумал, что могу и правда быть твоим преемником, раз у нас кольца одинаковые. Как у королевских династий, знаешь? Когда украшения передают от отца к сыну и… — омега как-то совсем потерялся, вжал голову в плечи и ссутулился. — Прости, пожалуйста, сонбэ, я не хотел пялиться. Если неприятно, я больше не буду на тебя смотреть, правда, — уже почти прошептал Чонгук и отвернулся от Чимина. Альфа, глядя в одну точку, как стоял, так и сел на пол со звучным «Господи, блять». «Докатился. На ровном месте кидаюсь на ни в чём неповинных кроликов», — подумал Пак, а вслух сказал: — Чонгук-а, извини. Я последнее время сам не свой. Ты ничего плохого не сделал, а я на тебя накричал. Омега так и стоял поодаль, не глядя на Чимина. Всё в его теле как будто зажалось, свернулось в комочек. — Напугал? — взволнованно спросил Чимин. — Да, — тихо ответил Чонгук. — Прости. Пожалуйста, будь уверен, что ты в безопасности со мной. Я на омег не нападаю никогда, — вкрадчиво сказал Чимин, надеясь успокоить. — Пффх, — усмехнулся Чонгук, его настроение быстро переменилось. — Сонбэ, ты извини, конечно, но я тебя на лопатки уложу, даже не стараясь. Я с трёх лет занимался борьбой. Альфе покрупнее тебя надо сильно напрячься, чтобы успешно на меня напасть, — уверенно заявил омега. — Но ты меня правда напугал. Я подумал, что обидел тебя, — договорил Чонгук и потупил взор. — Ладно, — выдохнул Чимин, поднимаясь. — Никто ни на кого не в обиде, всё хорошо. Только мне надо таблеточек попить, а то буйно помешанным скоро стану. Голос повысил на омегу, это ж надо? — еле слышно пробурчал Пак. — Это ничего, Хосок-хён на меня вечно орёт. Всё в порядке, не волнуйся, сонбэ. — Хёном зови, — отозвался Чимин. — А? — Хёном, говорю, зови. Раз и я, и Хосок на тебя орём, значит и звать нас можно одинаково. — Правда? — Чонгук выглядел совершенно обезоруженным. Глаза в очередной раз увеличились и особенно просияли. — Спасибо, хён, — добавил омега со смущенной улыбкой. — Давай тренироваться. Ты говорил, после десятой секунды, да? «Ну хён, так хён, что ж так радоваться-то?» — удивился реакции омеги Чимин. Но ничего не сказал, только кивнул, и они продолжили тренировку.

***

Внезапно для самого себя Чимин нашёл приятеля в лице Чонгука. Сначала они виделись только по средам, в студии на пятом этаже, где Чимин помогал омеге с экзаменационным танцем. Потом альфа начал сталкиваться с Чонгуком в коридорах и у аудиторий. Младший обязательно останавливался и заводил разговор на любую тему: «Хён, а у тебя на втором курсе был такой факультатив?», «Хён, у нас профессор Мин на замене сегодня. Он как вообще?». А если вовсе нечего было спросить, то: «Хён, скажи погода отличная? Ещё даже март не кончился, а уже так тепло! Скоро можно будет на улице тренироваться». Сверхъестественным образом синхронизировались и походы в столовую и университетское кафе. Когда бы Чимин ни решил перекусить, Чонгук вечно оказывался рядом. В семье альфы было принято много работать, всем вместе удавалось собраться и обсудить события дня только за ужином. Поэтому Чимину было комфортно подолгу болтать за едой, не уходить из кафе часами. С Чонгуком они говорили обо всём на свете: от дорам до новых моделей автомобилей. Чимин, как положено старшему, требовал, чтобы Чонгук шёл уже на пары, а не сидел с ним в столовой, на что омега придумывал сотню отмазок: «Староста сказала, что пары не будет» или «Да там преподу вообще всё равно, кто пришёл, а кто нет — он посещаемость не оценивает», а иногда и совсем честно: «Не хочу уходить, мне с тобой интереснее». Младший омега, который ходит хвостиком за старшим альфой, — не новинка для университета с развитой системой наставничества. Однако Чонгук хвостиком не был. Чимину он напоминал скорее спутник — вечно кружился вокруг него непонятно зачем, не мешал, но и из поля зрения не выпадал. Если бы омега хоть раз перешёл черту, был слишком навязчивым, требовал внимания, Пак бы точно напомнил ему о важности личного пространства. Но Чонгук филигранно держался на грани и ни грамма не раздражал. Единственное, что смущало Чимина, — непосредственность, с которой Чонгук обрушивал не него ливень из комплиментов. Делай он это с флиртом, с недвусмысленными намёками, альфа сразу бы пресёк, но не тут-то было — Чонгук говорил исключительно приятные вещи с совершенно невозмутимой мордахой, из-за чего альфа даже толком не мог сделать ему замечание. «Хён, ты в этой рубашке такой красивый, на айдола похож», «Если бы у меня были такие шикарные губы, как у тебя, Чимин-хён, я бы уже давно в модели пошёл, а не в универе учился», «Хён, тебе нельзя узкие джинсы носить. У всех омег сердечки остановятся от такого вида». И всё это с безобидным выражением, как будто вообще не понимал, как это звучит. Сказал, сделал хлоп-хлоп наивными глазками и побежал дальше. Чимин прекрасно знал, что всё это значило. Симпатия юного омеги была очевидна. В другой ситуации он наверняка нашёл бы в себе силы серьёзно поговорить с Чонгуком, объяснить, что похвалы, что называется, не в кассу и никаких взаимных чувств нет. Но сейчас он просто не мог. Хейтерская страница пошатнула его уверенность в себе, заставила часами вглядываться в зеркало: не выскочил ли прыщ, не криво ли уложены волосы — не появился ли у злых людей в сети новый повод посмеяться над ним. Цунами из восторженных взглядов и неумелых, но всё равно приятных комплиментов по имени Чонгук как рукой снимало сомнения. Чонгук просто смотрел на него с этим блеском в глазах, и Чимин словно восставал из пепла. И отказывать себе в этом удовольствии он не хотел, хотя и знал, что должен.

***

В апреле куратор Чимина предложил ему подработку. Школа поблизости от универа в спешке искала замену учителю танцев у семиклашек — омеге, который неожиданно ушёл в декрет, никого ни о чём не предупредив заранее. Обычно студентов на такие позиции не брали, но Чимин был на выпускном курсе и с исключительно хорошей репутацией, поэтому школа была не против. У альфы же было только одно условие — с тренировкой школьников ему будет помогать ещё один студент. Так у Чимина и Чонгука появилась общая работа. Платили, правда, только Чимину, но он старался тратить часть этих денег на омегу. В основном, на обеды в кафе на противоположной от школы стороне улицы. В один из таких обедов Чонгук вдруг сказал: — Ким Манте в тебя влюблён. — Кто? — спросил Пак. Он не знал в универе ни одного Ким Манте. — Омега из группы Б в школе. Он в тебя влюблён, — объяснил Чонгук. — Ты откуда знаешь? — Он у меня спросил, встречаешься ли ты с кем-нибудь. — А ты что? — Я сказал, что не знаю. И тогда он спросил, нравятся ли тебе омеги помоложе. Тебе нравятся? — Чонгук поднял глаза от своей чашки и уставился на Чимина. Его голос звучал странно, как будто он говорил непринужденно и даже слегка вызывающе, чтобы скрыть смущение. — Чонгук-а, им всем по тринадцать. Это не «помоложе», это уголовщина, — отозвался альфа. — Да я не про Манте же спрашиваю, хён, с ним понятно всё, — возмутился Чонгук. — Я вообще спрашиваю, нравятся тебе моложе или нет. Не тринадцать, а, например, девятнадцать, как мне. Ты встречался когда-нибудь с омегами моего возраста? — Конечно, — непринужденно ответил Чимин. — Когда сам был в твоём возрасте. — Ясно, — недовольно отозвался омега. — Не обязательно подшучивать, я же просто спросил. Чимин прекрасно знал, что он не «просто спросил», но продолжать тему не стал. Они допили кофе в молчании, которое уже не напрягало — они достаточно часто общались, что паузы перестали быть неловкими. Чимин поднялся и со словами «Я сейчас. Если официант подойдёт, попроси счёт» ушёл в уборную. А когда вышел из неё, застал неожиданную картину: на его месте напротив Чонгука сидел какой-то парень. Чимин увидел, как альфа — Пак был уверен, что это именно альфа — попытался взять Чонгука за руку, как тот ловко откинул его кисть. Чимин ускорил шаг и услышал часть фразы: — Хорошенький и строптивый. Всегда такие нравились. Как тебя зовут, зайка? Неприятный голос, неприятное лицо, неприятная манера не понимать слова «нет». Как же Чимин ненавидел таких, как этот альфа! — Я уже сказал, меня зовут «иди своей дорогой, я не заинтересован», — смело ответил омега, а увидев Чимина, вскочил из-за стола и схватил свою сумку. — Хён, официант не подходил. Пойдём к бару, там расплатимся. Незнакомец тоже поднялся, оценивающе оглядел Чимина с головы до ног и спросил: — Это твой альфа? — Не важно, его я альфа или нет, тебе доходчиво объяснили, что твоё внимание нежелательно, — в своей привычной спокойной манере ответил Чимин. — Значит, нет, — сделал вывод альфа и продолжил, — я намерен с омежкой познакомиться, так что ты уж на пути не стой. Альфа сделал шаг навстречу, поравнялся с Чимином и попытался отодвинуть его локтем. Но Пак танцевал как безумный по семь-восемь часов каждый день. Он не был горой мышц, так — небольшим холмиком, но просто взять и сдвинуть его с места было нелегко. Альфа удивленно глянул на неподвижного Чимина, преграждавшего путь к Чонгуку, недовольно кинул «Ну ладно, блять» и в этот раз уже с силой толкнул Пака в плечо. Чимин отшатнулся, схватился за плечо, которое тут же бешено заныло. И тут произошло что-то странное. Какая-то неведомая сила со спины налетела на Чимина и сделала то, что незнакомому альфе не удалось — сдвинула Чимина в сторону, да так, что он проехал немного на каблуках по скользкой плитке на полу и влетел бедром в соседний столик. Когда Чимин опомнился, увидел, как альфа сидел на корточках, прижимая руки к лицу. Из-под его ладоней тонкой струйкой текла кровь, он скулил от боли. Над ним стоял Чонгук с занесённым кулаком и кровью на костяшках. Больше всего Чимина удивило его лицо. Он не был взбешён, не выражал презрения. На его лице читалось лишь любопытство, словно он безмолвно спрашивал своего противника «Ты встаёшь или что? Мне тебе ещё разок вдарить или я домой пойду?» — Чонгук-а, — тихо позвал Чимин, — пойдём, наверное? — А? — огромные глаза, открытый рот — то самое глуповатое выражение, из-за которого омега казался ещё милее. — А, да. Пойдём, — сообразил Чонгук. Они расплатились, Чимин извинился перед администратором кафе. Вышли на улицу, но пошли не к университету — Чонгук схватил Чимина за полу кофты и потащил в противоположную сторону. Пак не стал задавать вопросов. Они прошли метров триста, свернули и оказались в довольно узкой подворотне, где стояли мусорные контейнеры. Рядом валялся крупный строительный мусор и корпус старой микроволновки, стояло потрёпанное кресло. Чонгук осмотрел кресло, тихо сказал «Пойдёт», обернулся к Чимину, аккуратно взял его за плечи и пододвинул к противоположной от свалки стене. — Постой тут, ладно, хён? — спросил омега с непривычной нежностью в голосе, как будто говорил с ребёнком. — Мне просто надо успокоиться. Я с этим альфой не закончил, а когда я не закончил, быть беде. Я быстренько, ты только не волнуйся. Чимин не понимал, о чём речь, но почему-то кивнул. Омега отошёл от него и вдруг с разворота ногой ударил по спинке кресла. А потом подскочил ближе и стал колотить несчастную мебель кулаками, пинать, цепляться пальцами и выдёргивать куски обивки и поролона. Минута за минутой Чимин наблюдал за тем, как Чонгук разносил кресло в щепки, рыча и матерясь. И только когда от очередного удара ногой от кресла отвалилась и спинка, и один из подлокотников, омега остановился. Он отдышался, обернулся к Чимину и обыденно спросил: — В универ? Чимин опять только кивнул. Он старался сделать невозмутимое лицо, но был уверен, что ни черта из этого не вышло. Альфа был в шоке. Они дошли до университета молча. На ступеньках у входа Чонгук сказал: — У меня сейчас пара. Я тогда после неё в студию поднимусь. — Нет, мы поднимемся сейчас, — отозвался Чимин. — Почему? — У тебя руки в крови. Омега, видимо, не заметил, что костяшки и кончики пальцев были покрыты ссадинами и кровоподтёками. Физиономия альфы из кафе тут повлияла мало, а вот кресло оказалось крепкого десятка. Чонгук травмировал себя сам, но даже не обратил на это внимания. На вахте Чимину без вопросов дали ключ. Лифт в универе практически всегда был сломан, студентам было лень подниматься в студию на пятом этаже пешком, поэтому её и облюбовал Пак. Она практически была его личной студией, поэтому вахтёры уже не удивлялись просьбе студента. Особенно их радовало, что Чимин всегда оставлял студию после себя проветренной и чистой. Ну как такому старшекурснику и не дать ключи? У студии была маленькая кладовка, она же раздевалка. Здесь в узком шкафчике на верхней полке лежала аптечка. Не бог весть что, конечно, но заживляющая мазь, эластичный бинт и пластыри там были всегда. Собственно, потому что Чимин их сам туда и положил. Чонгук сел на низкий подоконник, Чимин встал напротив, взял руку омеги в свою и начал бережно покрывать ссадины мазью на ватной палочке. Молчать уже было невозможно. — Чонгук-а, зачем ты ударил того альфу? — размеренно начал Чимин. — Да, он тот ещё выродок. Из-за таких, как он, мне бывает стыдно, что я альфа. Но он на тебя не нападал. Ты вполне мог отделаться от него словами. Зачем бить? — Он тебя толкнул, — глухо ответил омега. Он сидел с понурым видом и разглядывал пол. — Ну и что? — То, что ты бы поступил, как всегда делаешь. Ты бы величественно прошёл мимо и этот мудак решил бы, что он лучше тебя. А он не лучше тебя. Никто не лучше тебя, хён. Они встретились взглядами. Чонгук был расстроен и зол, казалось, вот-вот заплачет. — Ты сказал, что с трёх лет занимался борьбой. Почему перестал? — продолжил Чимин. — А то ты не видел, почему, — проговорил омега. — Тебе сложно контролировать гнев? — Я вообще не могу его контролировать. И не только гнев. Ничего не могу. Когда что-то чувствую сильное, то чувствую всем телом. Не могу справиться и перестать, — признался Чонгук. — В спаррингах меня от противников оттаскивали, потому что они стучали по мату ладошкой, а я не мог остановиться, всё бил и бил. В какую бы секцию меня не отдавали, через неделю звонили папе и просили забрать его «неуравновешенного омегу». Только когда на танцы пошёл, стало полегче. Тут можно выплёскивать эмоции и никого не бить. — Ясно, — сказал Чимин. Он заметил огненный темперамент Чонгука ещё в первую встречу, но даже не подозревал, что всё было настолько серьёзно. Пак закончил с левой рукой, взял правую. Чонгук корпусом заслонял ему свет из окна. Чимин подвинулся ближе, стал почти между ног Чонгука. И заметил это. Заметил снова. — Чонгук-а, я сейчас задам тебе очень личный вопрос. Ты не обязан на него отвечать, но всё же, — Чимин сделал паузу, внимательно посмотрел на омегу и дождавшись, когда тот посмотрит на него в ответ, спросил, — у тебя был альфа? — В смысле… — начал Чонгук. — В смысле секса, да, — перебил его Чимин. — А что? — напрягся Чонгук, злобно поглядывая исподлобья. — Думаешь, кто позарится на такого неправильного омегу? — Не выпускай иголки, Чонгук-а, я не об этом. И вообще, не мне тебя осуждать. Я вот неправильный альфа. Правильный альфа бы первый на этого мудака кинулся с кулаками, а я — как ты там сказал? — величественно прошёл мимо. Думаю, только ты считаешь, что это величественно. Все нормальные люди сказали бы, что это трусливо. Так ты ответишь мне? — Да, был один раз, — еле слышно сказал Чонгук. — Один альфа? — Один раз с альфой. Мы не встречались. — Угу, — кивнул Чимин, заканчивая с обработкой руки. — И вы с ним не обнюхивали друг друга, да? — Нет. Ситуация была неподходящая, — уточнил Чонгук, а на вопросительный взгляд Пака продолжил. — Мы с одногруппниками праздновали моё девятнадцатилетие в клубе. Было весело, мы немало выпили. Там был альфа. Он предложил, я не отказался. Почему ты спросил? — Потому что, Чонгук-а, хоть ты и думаешь, что это незаметно, но я вижу, что ты пытаешься обнюхать меня. Чимин и правда видел. Каждый раз, когда он почему-то оказывался ближе, чем на шаг к Чонгуку, тот замирал, выглядел очень сосредоточенным и глубоко вдыхал. — Ты бы себя видел сейчас, — сказал Чимин, — у тебя ноздри так расширены, что в них сливу можно засунуть. В каждую по сливе, Чонгук-а. Омега смущённо улыбнулся. Альфа закончил с его рукой, отложил мазь в аптечку и присел на подоконник рядом с Чонгуком. — Ты ещё достаточно юный, поэтому не понимаешь, что означает этот процесс, когда альфа с омегой обнюхивают друг друга. Может быть, не мне нужно говорить тебе об этом, но раз уж так сложилось, то пусть буду я. Понимаешь, запах — это очень личная штука. Как сексуальные предпочтения, например. Это не то, что ты даёшь узнать о себе каждому. И да, обнюхивание — это не секс, но серьёзный шаг к близости. Очень интимный шаг, — Чимин немного помолчал, а потом продолжил с улыбкой. — Мы с моим первым омегой начали в школе встречаться, до выпускного почти не прикасались друг к другу. И вот май, до выпуска совсем немного, и он вдруг просит меня обнюхать его. У меня так сердце колотилось, ты не представляешь, — усмехнулся своим воспоминаниям альфа. — Мы так всю ночь провели — просто впитывая запахи друг друга. Называй как хочешь, но это магия между альфой и омегой. Ты заслужил узнать, какое это прекрасное ощущение. И не вот так — урывками и воровато, как сейчас, а по-настоящему, с любимым человеком. Чонгук ничего не говорил. Он сидел, сгорбившись, и еле слышно всхлипывал. Чимин тяжело вздохнул, положил руку на плечо омеги и осторожно похлопал. — Прости за этот наставнический тон, но ты должен понимать. Хосок был прав, когда сказал, что так можно на неприятности нарваться. Со мной тебе ничего не грозит, но не все альфы такие, мы с тобой сегодня в этом ещё раз убедились. Когда ты так принюхиваешься, ты по факту говоришь, что заинтересован в близости. Да, ты можешь уложить альфу на лопатки, я помню, но это в драке. А если он будет действовать иначе? Ты юный, у тебя почти нет опыта. Взрослому альфе подавить тебя феромонами труда не составит. Не думаю, что ты хочешь очухаться от дурмана под человеком, которого почти не знаешь. Такие случаи, к сожалению, не редки. Чимин не знал, что ещё сказать. Он соскочил с подоконника, взял аптечку и уже почти сделал шаг, как в его запястье вцепились ногтями. Пак зажмурился от боли, но не проронил ни звука. — Я не принюхиваюсь к другим альфам. Ни к кому, кроме тебя, хён. Я не хочу других, — тихо, но очень твёрдо сказал омега. Чимин почувствовал мелкую дрожь в его пальцах, но выбора у альфы не было: надо рубить с плеча, а не резать долго тупым ножом по живому — так омеге будет только больнее. — Чонгук-а, ты сообразительный парень. Если бы были ответные чувства, уже бы что-нибудь произошло между нами. Но ничего не произошло. Я сильно виноват перед тобой — видел, что ты не равнодушен, но позволил приблизиться. Мне с тобой становилось хорошо, весело, как раньше. И я не смог себе в этом отказать. Похоже, я не меньший мудак, чем те, кого сам же называю мудаками, — горько усмехнулся Чимин. — Пожалуйста, не трать на меня время. Ты большой молодец, уже многому научился. Прекрасно справишься с тренировками без меня. Да и в школе я тоже один справлюсь, поэтому… Чонгук вскочил с подоконника. Огромными, полными слёз глазами он глядел на Чимина, не отпуская его руки. Только сейчас он понял, что именно говорил ему Пак. — Нет, хён, не надо, — прошептал омега. — Я больше не буду, обещаю. Не буду принюхиваться. Ничего не буду делать, ничего не буду говорить. Только не надо так, пожалуйста, хён! Его голос дрожал. Он моргнул, из глаз по круглым щекам градом покатились слёзы. «Маленький грустный кролик… С которого я сдираю шкурку», — подумал Чимин. Альфа не без труда отнял руку омеги от своего запястья и сказал: — Не получится. Ты мне сам пять минут назад сказал, что когда у тебя сильное чувство, то остановиться не можешь. Я старший, поэтому я остановлю тебя, — Пак собрался с силами и громко и чётко сказал, — Чонгук, я ценю твои чувства, но я не могу на них ответить. Я не заинтересован. Пожалуйста, не ищи больше встреч со мной. Скоро ты поймёшь, что так для всех будет лучше. А теперь уходи, мне нужно студию закрыть. Просить второй раз не потребовалось: Чонгук двумя резкими движениями рук стёр слёзы со щёк, схватил сумку и вышел быстрым шагом. — Даа, — протянул альфа, глядя на своё отражение в огромном зеркале. — Молодец, Пак Чимин. Демоны в аду будут разбирать тебя на атомы ржавыми булавками за его разбитое сердце.

***

Чимин пожалел сразу же, буквально на следующий день. Он, как обычно, начал утро с просмотра хейтерского паблика, увидел очередное обновление, почувствовал укол обиды и отчаянья. А когда приехал в университет, портативная аптечка с лекарством от тоски — Чон Чонгук — не ждала его на парковке, не подловила в коридоре, не ввалилась в студию с криком «Хён, я выучил новое движение». За день Чимин ни разу не увидел омегу, что подтвердило его предположение: их расписания не пересекались, Чонгук сам инициировал все эти «случайные» встречи. Пак был подавлен, причём больше не отсутствием Чонгука, а пониманием того, как бессовестно пользовался им всё это время. Нравился ли ему сам Чонгук? Или нравилось видеть постоянный восхищённый взгляд на себе? Чимину вспомнилась притча о Нарциссе и ручейке. Она говорила о прекрасном юноше, который так залюбовался своей красотой в отражении, что упал в воду и захлебнулся. Нимфы леса заметили, что после смерти Нарцисса ручеёк стал солёным. Он оплакивал друга горькими слезами, и нимфы сопереживали ему: «Бедный ручеёк, — стенали они, — он страдает больше всех нас, ведь только он видел красоту Нарцисса вблизи». «Разве он был красив?», — спросил у нимф ручеёк. «Как ты мог не заметить? — поразились нимфы. — Он целыми днями любовался собой, склонившись над твоими водами! Разве не потому ты горюешь, что погибла такая красота?» Ручеёк подумал и ответил: «Я плачу по Нарциссу, потому что всякий раз, когда он смотрел в мои воды, в глубине его глаз отражалась моя красота». Чимин залюбовался своим отражением во влюблённых глазах и не заметил красоты самого Чонгука. И, кажется, многое упустил.

***

Через неделю после болезненного расставания Чимин сидел на подоконнике в студии и зашивал дыру в футболке. В последние дни он танцевал так агрессивно, тянул и дергал одежду на себе, что та не выдерживала напора и расходилась по швам. — Рукодельничаешь? — вдруг раздался голос Хосока. Чимин не слышал, как он вошёл. Хосок выглядел сердитым, поглядывал на Чимина исподлобья, но всё равно мялся у входа, не решаясь подойти ближе. — Ты же пришёл мне лицо подправить, так? — спросил Чимин, откладывая футболку в сторону. — А сам стоишь, как не родной. Проходи, Хосок. Сразу приступишь или чаем тебя угостить? Хосок усмехнулся. По всему его виду было ясно, что никакой драки альфа не хотел. Но и оставить всё как было не мог. — Что ж ты натворил, Чимин-сси? — спросил Хосок, прошёл в студию и сел на подоконник подальше от Чимина. — Я ж тебя просил быть осторожнее с Чонгуком, а ты? Ты же видел, какой он. Пацан как оголённый провод, как будто на нём кожи совсем нет. Понятно, что раз он тебе не нужен, то и тянуть нечего, но разве можно так? Чимин непонимающе взглянул на Хосока. Тот тяжело вздохнул и продолжил: — Он мне не так много рассказал. Это когда о глупостях говорить, то его не заткнёшь, а о чувствах молчит, как рыба. Ну я на него насел, он выдал, что отхреначил какого-то альфу на твоих глазах. Ты понимаешь, Чимин-сси, как ему прилетало за то, какой он? В школе ни дня без драки, потому что кто-нибудь обязательно бы доебался до него, что он слишком высокий, слишком большой, слишком дикий. Его классный руководитель — та ещё сука — звал его «наш, с позволения сказать, омега». Ты понимаешь, что это такое для четырнадцатилетнего парня? Блять, вот тебе ли не знать, какими люди бывают! — повысил голос Хосок. — И он тебе себя вот такого показывает, а ты в тот же день его на хер шлёшь. Ты мог голову включить и хоть чуть-чуть ещё подождать? — Мог. И должен был. И вообще не надо было его отталкивать. Я пожалел, Хосок, сразу пожалел. Но теперь уже ничего не поделать, — отозвался Чимин. — Ты серьёзно? — негодующе спросил Хосок. — Так он тебе понравился?! — Не думаю, что нам с тобой стоит это обсуж… — Блять, Чимин, я сейчас реально по роже въеду тебе! Говори нормально! — прикрикнул Хосок. Чимину было стыдно, неловко и тяжело на сердце одновременно. Как выразить эти странные чувства? Как облечь их в слова, если даже в мыслях сплошная сумятица? — Он сидел вот тут, на этом на самом месте, — Чимин похлопал рукой по футболке на подоконнике, — и я не чувствовал к нему ничего, кроме того, что положено чувствовать к донсену. А потом за ним закрылась дверь и, — он не смог договорить. Хосок недолго помолчал. — Помнишь, я сказал тебе, что ты во такой мужик? — альфа поднял большой палец вверх. — Я соврал. Ты гондон, Пак Чимин! Штопанный, как эта твоя футболка! — высказывал Хосок, не выбирая выражений, но Чимина они нисколько не задевали. Сам себя он называл значительно грубее. — Ты его кинул, а теперь понял, что влюбился? Раньше додуматься не мог?! Он ведь рыдает из-за тебя по ночам, зараза ты этакая. Он такого не заслужил. А ты не заслужил его. — Согласен, — признал Чимин. — Вот только попробуй теперь клинья к нему подбить! На метр к брату не подходи, понял? — Хосок уже стоял и тыкал пальцем в воздух напротив Чимина. — Да, Хосок-сси, я понял, — смиренно отозвался Чимин. Он и сам об этом думал. Много думал, что мог позвонить Чонгуку, попросить встретиться. И тот бы не отказал, Пак точно знал. Потому и не звонил. «Хватит, — думал он, — хватит пользоваться чувствами другого», — уповая на безграничное самообладание, которым его наградила природа, убеждал себя Чимин. Хосок двинулся в сторону выхода. Обул один кед, второй взял в руку и как-то завис. — У них первый прогон отчётника послезавтра в одиннадцать в актовом, — не глядя на Чимина, сказал альфа. — Облажаешься ещё раз, на хрен прибью! — прорычал Хосок и замахнулся на Пака кедом. Потом быстро обулся и вышел, оставив Чимина размышлять, как ему распорядиться этим новым знанием.

***

Конечно, Чимин пришёл. И любовался танцем Чонгука, отмечая, насколько тот улучшил своё выступление всего за пару месяцев. Когда все танцоры вышли на сцену, и до конца репетиции оставалась пара минут, Чимин поднялся со своего места в почти пустом актовом зале — неподалёку от него сидели только кураторы и несколько студентов — и быстрым шагом ушёл за сцену. Он хотел перехватить Чонгука за кулисами. И вот альфа стоял посреди декораций, смотрел со спины на кланяющегося Чонгука и только тогда понял, что не знал, что сказать. Поклон завершён, танцоры направлялись в его сторону. Его узнавали, ему кланялись. «Сонбэним», «Чимин-сонбэним», — звучало тут и там, а Чонгук был всё ближе. Омега остановился напротив и молча смотрел на Пака, ждал. Чимин молчал. Сердце колотилось, руки подрагивали, в голове был полный штиль — ни одной захудалой мысли. Даже просто «Привет» застряло где-то в горле и не выходило. Чонгуку надоело ждать. Он резко выдохнул, сердито взглянул на Чимина. Потом покивал каким-то своим мыслям с выражением лица «Всё с тобой ясно» и стремительно ушёл прочь, теряясь в полутьме закулисья. А Чимин хватал ртом воздух как выброшенная на берег рыба, понимая, что если шанс и был, то теперь точно всё.

***

Май для Чимина начался тяжело. В первый день нового месяца он, по обыкновению, открыл чёртов паблик и увидел радостный пост: «Друзья, нас тысяча! С ума сойти, как вас стало много в такой короткий срок! Спасибо, что рассказывали о нас знакомым и приглашали новых участников. Кстати, мы выросли за пределы своего универа — с нами теперь соседи из политеха и даже пара наших чуваков из меда! Я реально в шоке от такого успеха! Спасибо Пак Чимину и его потешным ручкам за то, что объединяет людей». Он ничего не ел, он не помнил даже, умылся ли. Чимин просто встал и пошёл в винный магазин в остановке от дома. У стеллажа взял бутылку красного креплёного. Вдруг взгляд его привлекла реклама алкогольного коктейля в банках. Баннер над стеллажом гласил: «Не живи беспочвенными иллюзиями, сразу бери две…» и какое-то там название. «И правда, кого я обманываю?», — подумал Чимин и поставил в тележку вторую бутылку вина. Выпил обе слишком быстро и на голодный желудок. Отрубился на диване, проснулся, когда стемнело. Вспомнились скомканные сны, что на входе в университет повесили плакат с поздравлениями группы с тысячей подписчиков и благодарностью Чимину. А самому Чимину ректор приказал приготовить танец к этому событию. Он пытался кричать от несправедливости, слёзы душили его во сне, но никто не слушал. И где-то рядом был Чонгук. Он не видел лица, просто знал, что омега рядом, но помощи его он просить не смел даже во сне. «Надо вытанцевать из себя всё это», — подумал Чимин, сел за руль, хотя с похмелья не стоило, и поехал в универ. Как и следовало предположить, никакой плакат на входе Чимина конечно же не ждал. Зато у двери в студию на пятом этаже его ждал Чонгук. Омега сидел на полу, согнув колени и уперевшись в них лбом. Увидев Чимина, он тихо сказал: — Мне не дали ключ. — Сволочи, — бесцветно отозвался Чимин, отмыкая дверь, — я на них поругаюсь. Он включил свет только в кладовке, оставив дверь в неё открытой. Из-за этого студия осталась в полутьме. Чимин стянул джинсовую куртку, бросил у зеркальной стены и уселся на неё. Омега сел чуть поодаль. Чимин обернулся к нему и стал внимательно смотреть в глаза. Он не знал, как долго смотрел не моргая, но Чонгук не отводил взгляда, ждал, когда Чимин начнёт говорить. И Чимин начал: — Тысяча, ты представляешь? Тысяча человек, которые ни хрена обо мне не знают, — Пак был уверен, что Чонгук понимал, о чём он. — И ведь есть люди, которые на курсах учатся, чтобы их соцсети собирали столько подписчиков. А мне даже делать ничего не пришлось, просто родился с уродливыми руками. Ну разве не талант? — с горькой усмешкой вопрошал Чимин. Чонгук приподнялся, на коленках подполз ближе к Чимину и сел на пятки. Он опустил голову, сложил ладони на коленях. — Чимин-хён, я не тысяча, я всего один. И моё мнение тебе, наверное, не важно, но я правда считаю, что лучше тебя никого нет, — признался Чонгук, робко глядя на альфу. Про себя Чимин подметил, что его чёрные глаза ещё никогда не были такими тёплыми. — Ты такой талантливый, ты просто невероятный. Так, как ты, никто не танцует. Ты плевал на физику, плевал на гравитацию, ты просто летаешь! И это не только талант, это работа. Ты тренируешься как машина, хён, я же видел. А ещё ты добрый и умный, и терпеливый. Ты с таким достоинством всё переносишь. Я бы сейчас разнёс эту студию к чертям, а ты… — Чонгук запнулся, а потом продолжил решительным тоном, — они ни хрена не знают тебя. Не верь им. Просто не верь им. «Хосок прав, я не заслужил его», — подумал Чимин. — Ты преувеличиваешь мои достоинства, Чонгук-а. И вообще ты меня всего два месяца знаешь и в худших состояниях не видел. — Знаю два месяца, люблю два года, — смело ответил омега. Сердце дрогнуло. Странно, ведь для Чимина это не было новостью. То, что Чонгук был влюблён сильно и давно, было очевидно с самого начала. Но почему-то сейчас, когда он это услышал, альфа ощутил, как лёгкая вибрация прошла через все органы, как будто мурашки побежали не по коже, а под ней. — Ты танцевал на нашем посвящении в студенты. Я не мог взгляда от тебя отвести, — продолжал признаваться Чонгук, слегка подрагивая и шмыгая носом. — Ты так сильно мне нравишься, Чимин-хён, всё в тебе нравится. Ты словно не настоящий, а это я тебя придумал. И мне очень, очень нравятся твои руки, — по покрытым болезненным румянцем круглым щекам текли слёзы. — Не надо меня жалеть, Чонгук-а, — серьёзно произнёс Чимин. — Это не из жалости, это правда! — протестовал омега. — У тебя такие изящные пальцы. И все эти кольца на них — так красиво. Чонгук кусал губы, собирался с духом: — Когда я увидел тебя, подумал, может, мы истинные? — Ты веришь в истинность? — Не знаю, раньше не верил, но почему-то же ты идеальный для меня. Должно же быть какое-то объяснение. Я поэтому пытался услышать твой запах. Если запахи сходятся, то мы точно истинные, так ведь? Чонгук говорил почти спокойно, но глаза всё ещё были полны слёз. Чимин не понимал, что творилось с омегой. То ли эти слова давались ему сквозь боль, то ли наоборот — выходили половодьем, снимая напряжение многих дней. — Тот альфа в клубе. Он чем-то напомнил тебя. Я подумал, если хорошенько зажмуриться и представить получше, то как будто это не он, а ты меня… то есть… — Господи, Чонгук, — на выдохе сказал Чимин и закрыл глаза ладонью. Он ощущал странную смесь из сожаления и отвращения. Чимина мутило от мысли, что Чонгук отдался какому-то альфе в грязном туалете клуба только потому, что тот был похож на него. — Что мне было делать? Мне так хотелось быть ближе. Тебя хотелось. Но я бы всё равно не смог подойти, не смог бы флиртовать с тобой. Я ведь не умею ничего, не умею альф завлекать. А потом у тебя появился этот, бывший твой. Он же самый красивый омега универа. Куда мне до него? Но я не переставал наблюдать за тобой издалека и, когда возник этот сраный паблик, понял, что ты всё время один. У тебя же друзей совсем нет. Почему у тебя друзей нет, хён? — спросил Чонгук между делом, но ответа ждать не стал. — Я ведь знаю, что это такое, когда на тебя нападают, а ты совсем один. Сто раз хотел написать всем этим тварям в ответ что-нибудь, но это только хуже сделает. Я знаю, как это работает, меня же тоже травили. Ничего нельзя писать и говорить в ответ, от этого срач только сильнее разрастётся. Но и одному оставаться нельзя, а ты был один. И тут выяснилось случайно, что Хосок-хён тебя знает. И я… в общем… воспользовался связями. Чимин усмехнулся: — Зачем Хосока просил? Мог же просто подойти, попросить помощи. Многие второкурсники так делают. — Так я подошёл, но ты послал меня, — ответил Чонгук и забавно надул губы. — Когда это? — удивился Чимин и тут же вспомнил, когда. — Это ты был в коридоре?! — Да. Ты сказал, чтобы я отъебался. Ты так-то дважды меня уже отшил, но я опять здесь. Хосок-хён говорит, я человеческого языка не понимаю. Похоже, так и есть, — с печальной улыбкой сказал Чонгук. Он больше не плакал, но слёзы на лице ещё не до конца высохли, глаза и кончик носа были красными, словно он вошёл в тепло с мороза. — Я и сейчас пришёл, чтобы ты знал, что ты не один. И если захочешь вместе потренироваться или поговорить, или помолчать, то я всегда где-то поблизости. Чимин поражался тому, что видел и слышал. Тому, как Чонгук нёс свою любовь будто службу — самозабвенно и безусловно. И к кому? К нему, к Чимину. А что он, собственно, сделал, чтобы ему так безропотно служили? Ничего. Но Чонгуку от него ничего и не было нужно, он любил не за что-то, он любил просто так. Пак долго молчал, прокручивая эти мысли. Чонгук расценил это по-своему. Он сильнее погрустнел, снова кусал губы и всхлипывал. Склонив голову, он тихо сказал: — Ладно, хён, я пойду. Ты звони, если…, — не договорил омега. Чимин физически ощутил, как пропускал золото сквозь пальцы, упускал что-то прекрасное. Второй раз он допустить этого не мог. Потянулся к Чонгуку и взял за предплечье. — Давай проверим? — Что? — удивился омега. — Давай проверим, сходятся ли запахи. Пока не попробуем, не узнаем, истинные мы или нет. Чимин не верил в истинность, Чимину было плевать на истинность. Он просто хотел, чтобы Чонгуку было хорошо. Чтобы он сделал Чонгуку хорошо. — Вот ты всё говоришь, что не обидишь, а сам только больно и делаешь. Это не смешно, хён, — обиженно проговорил Чонгук и попытался отдёрнуть руку, но Чимин его удержал. — Я и не смеюсь, — честно сказал альфа. — Хочу, чтобы ты обнюхал меня, Чонгук-и. Ты хочешь этого? Омега молчал. Он вцепился ногтями в свои колени, и, если бы не плотные штаны, уже в кровь бы разодрал кожу. — Чонгук? — Чимин слегка встряхнул его за оба предплечья. — Хочу, — прошептал омега с закрытыми глазами. — Тогда иди сюда, — Чимин потянул его на себя. — Иди ко мне, Чонгук-а, сядь сверху. Омега поднялся, подполз ближе к Чимину. Его заметно потряхивало. Чимин кончиками пальцев коснулся его бедра, направляя движение, когда Чонгук перекидывал ногу через его тело. Он стал над Чимином, упёрся ладошками в зеркало за спиной альфы, и замер. Чимину почудилось, что Чонгук вовсе не дышал. — Ну же, садись, — Чимин несильно надавил на плечи. Чонгук медленно опустился на него, судорожно выдохнул и сжал губы. Он выглядел так, словно испытывал дикую боль и сдерживался, чтобы не закричать. Чимин погладил его по щеке, Чонгук распахнул удивлённые глаза. — Мой запах быстро не раскрывается, мне нужно возбудиться, понимаешь? — вкрадчиво спросил Чимин. Чонгук, хоть и смотрел прямо на него, выглядел отсутствующе. — Ты поможешь мне, Чонгук-и? Омеге потребовалось несколько секунд, пока слова Чимина дошли до него. Он пару раз медленно моргнул, потому быстро закивал и схватился дрожащими пальцами за ремень на джинсах альфы. — Нет-нет, не обязательно так, — остановил его Чимин, мягко улыбаясь. В голове пронеслась мысль, что в аптечке нет нашатыря, а омегу так очевидно обуревали желание и тревога, что как бы ему не грохнуться в обморок от переизбытка чувств. Чимин заглянул в напуганные глаза: — Можно прикасаться к тебе? — Да, — резко на выдохе ответил омега. Чимин запустил пальцы в густые каштановые волосы, провёл от шеи к затылку, погладил за ушком. Омега с закрытыми глазами подставлялся под его ладонь. Чимин трогал осторожно, не спеша, спускаясь от шеи к ключицам, плечам, груди, бокам. Губы Чонгука сжались в тонкую линию, он морщил нос, отворачивался от альфы и сутулился. «Что с тобой? — думал Чимин. — Тебе неприятно? Или так сильно приятно, что ты боишься своей реакции?» Чимин притянул его ближе. Он хотел положить ладонь на поясницу, но Чонгук дернулся, рука соскочила и опустилась ниже. Омега вскрикнул, всем корпусом двинулся навстречу Чимину, хватаясь за плечи цепкими пальцами. — Ого, — вырвалось у Чимина. Он спросил, поглаживая омегу по волосам: — У тебя течка что ли? Плотная ткань штанов была мокрой насквозь. — Нет, — проскулил Чонгук. — Это ты. Это из-за тебя так. Чимин почувствовал горячую волну возбуждения, которая прокатилась от паха в две стороны: к щекам и к кончикам пальцев на ногах. Он был уже почти готов, оставалось совсем немного. — Чонгук-а, мне мало. Можно я дотронусь до кожи? Альфа хотел лишь запустить ладони под свободную футболку, но Чонгук с присущей ему несдержанностью отстранился и мигом стянул её с себя. От омеги исходил жар, Чимин ощущал его сквозь свою одежду. Он провел руками от ягодиц по всей спине до загривка. Чонгук сдавленно простонал, снова прижимаясь к альфе. Отзывчивость омеги на каждое прикосновение открыла заслонки в голове альфы, он, наконец, расслабился. Опьяняюще-пряный, сладковатый запах мускатного ореха заставил закрыть глаза, откинуть голову на зеркальную стену. Чимин подставил омеге шею, притянул его к себе, мягко сжимая волосы на затылке. Тот уткнулся носом в его шею, лихорадочно втягивая запах. Он крупно дрожал, постанывал и хныкал, сминал ткань футболки на плечах альфы так, что нитки хрустели. Чонгук толкался носом и губами в шею и ключицы Чимина, как будто хотел нырнуть в его аромат. Чимин и не думал его тормозить. Он наклонил голову вбок, чтобы дать омеге полный доступ к себе. Чонгук заметил, не без труда остановился и вопросительно посмотрел на Чимина. Он не понимал, что именно разрешал ему альфа. — Не сдерживайся, Чонгук-а. Весь мой запах для тебя — бери, сколько хочешь, — ласково сказал Чимин, не прекращая гладить омегу по волосам. — Только не спеши, а то голова закружится. Время шло, но Чимин не замечал его течения. Он ощущал лишь приятную слабость, словно Чонгук забирал его кровь, а не запах. Он наслаждался исступлением, с которым омега поглощал аромат глубокими вдохами. На одном из них Чонгук поперхнулся и сильно закашлялся. — Я же говорю, осторожнее, — сказал Чимин, легонько похлопывая омегу между лопаток. — Прости. Ты так пахнешь! Так приятно, так вкусно, — упоённо прошептал Чонгук. — Хён, я не могу больше терпеть. Сделай тоже, сделай это со мной. Я не хочу отдавать его никому, кроме тебя. Чимин тоже хотел, очень хотел. Тело в его руках трепетало, всё вокруг уходило во влажный горячий туман, марило, как перед грозой. Чонгук не унимался: — Обнюхай меня, хён, пожалуйста, — таким тоном не просят, а требуют, но почему-то Чимину нравилось. — Ты этого раньше не делал, — отозвался альфа, собирая самообладание по крупицам. — Знаешь, как это происходит в первый раз? — Да, — закивал Чонгук. — Ты должен меня укусить, я знаю. — Уверен, что готов? — Чимин и сам не понимал, почему пытался отговорить омегу, хотя желание переполняло его. Он уже подводил Чонгука, но тот всё равно был готов доверить ему себя, не задумываясь и не страшась. А Чимин боялся снова сделать больно, даже если это приятная боль. Чонгук не ответил. Он сел ровнее, опустил плечи и откинул голову назад. — Хорошо, — наконец согласился Чимин. — Я укушу тебя вот здесь, — он провёл пальцем по месту на шее. — Я аккуратно, обещаю, но тебе всё равно будет немного больно. Мне нужно повредить твою кожу, чтобы запах открылся. Омега будто и не слушал его — сидел неподвижно и ждал. Чимин не понимал, что ему нравилось больше: буйство, с которым Чонгук реагировал на самые безобидные ласки, или вот такая его покорность. Наверное, и то и другое в странном, неестественном сочетании. Чимин попытался выровнять дыхание — инстинкты требовали вцепиться в омегу клыками до мяса. Альфа давил импульсы: его во многом можно обвинить, но он никогда не был нетерпеливым любовником. Сдерживая себя, он коснулся шеи Чонгука губами, потом пару раз мягко прикусил зубами, а затем одним клыком надавил сильнее, чтобы совсем немного задеть кожу. Металлический вкус крови послышался лишь на долю секунды, и в рот Чимина водопадом полился кремовый запах. Чонгук пах сливками. Его аромат был таким сильным, Паку показалась, что он вот-вот захлебнётся. Нежный молочный запах будто стекал в его горло, пачкая губы и щёки. Омеги, что были у Чимина прежде, никогда не пахли съедобным. Кто-то благоухал свежестью океана, кто-то — горчил на языке от запаха свежесобранных полевых цветов. Неистовый Чонгук неистово вливался в Чимина сливочным потоком, заставляя альфу вжиматься в шею сильнее, чтобы не упустить ни капли. Чимин терялся в новизне, тонул в молочной дымке, перестав контролировать собственные руки. Пальцы подчинялись инстинктам лучше, чем мозг — когда сознание Чимина помутнело, они стали брать то, что хотели. Альфа настойчиво ласкал Чонгука, сжимал бёдра и ягодицы, впивался пальцами в руки, грудь и шею, трогал лицо, оглаживая распахнутые в громких вдохах губы. Возбуждённый омега в ответ начал тереться о Чимина пахом, распаляя альфу всё больше. Поддавшись порыву, Чимин стал вылизывать шею омеги, ощущая сливочность на кончике языка. Чонгук застонал в голос: — Даа, альфа, так. Чимина подбросило, отчего он ещё сильнее вжался в пах Чонгука. «Это ещё что?» — удивился он собственной реакции. — Повтори, как ты меня назвал, — хрипло скомандовал Чимин. — Альфа, — выдохнул Чонгук, осоловело глядя на Чимина полуприкрытыми глазами. — Ещё, альфа, сделай так ещё, пожалуйста. Чимина снова подбросило. Никто не называл его альфой во время секса, поэтому Чимин даже не знал, что у него был такой кинк. Теперь знал. — Зови меня так. Пока я ласкаю тебя, зови меня альфой. Я буду звать тебя омегой, хорошо? Чонгук кивал сонно. Он окончательно потерялся в ощущениях, выглядел разморённым, как от сильного пекла. Чимин продолжал лизать и целовать его шею, прижимал к себе сильнее. Омега двигался на нём, водя бёдрами то вперед и назад, то по кругу. Всё вокруг пламенело. Альфа зарычал — тлеть больше не было сил, хотелось огня, хотелось криков. Хотелось, чтобы Чонгук кричал. — Что мне сделать? — еле справляясь с тяжёлым дыханием, спросил Чимин. — Что мне сделать для тебя, омега? Чего ты хочешь? Чонгук взял его руку, с закрытыми глазами стал быстро-быстро покрывать её невесомыми поцелуями. — Твои пальцы, альфа, — страстно проговорил омега. — Хочу твои пальцы. Внутри. — Ты же хочешь видеть, да? Хочешь смотреть, как я это делаю? Омега снова быстро закивал и как будто неосознанно стал облизывать пальцы Чимина. Для альфы это было уже слишком. Он схватил Чонгука за бока, повалил в сторону от себя. Чимин подвинул съехавшую от их движений куртку ближе к зеркалу, стянул с Чонгука штаны вместе с бельём парой резких движений и указал на куртку: — Стань сюда коленками, спиной к зеркалу. Чонгук повиновался. Он явно стеснялся своей наготы, смотрел в пол и закусывал нижнюю губу. Чимин стоял на коленях рядом с Чонгуком, успокаивающе гладил его по груди. — Омега, разведи ноги, — попросил Чимин, а когда тот шире расставил ноги, надавил на его поясницу. Чонгук сел между ступней и сильно прогнулся в спине. Он был полностью раскрыт перед зеркалом, даже в полутьме его ягодицы и ноги блестели от обилия смазки. Чимин не помнил, чтобы хоть один его омега был настолько мокрым, даже в течку. Чимин стал, торопясь, снимать кольца. Омега затараторил осипшим голосом: — Не надо, альфа, не снимай. Оставь, оставь, пожалуйста. Я хочу их тоже, хочу их на тебе. — Это не безопасно, — ответил Чимин, поражаясь свой выдержке. Он сам не хотел их снимать, но понимал, что надо. — Ты слишком влажный, кольца не удержатся. Чонгук захныкал громче, нетерпеливо задвигал бёдрами. Чимин ускорился, но одно кольцо не поддавалось — то самое, с красным камнем, что он носил на большом пальце. — Ладно, одно можно. Оно крепко сидит, — озвучил свои мысли Чимин и услышал, как дыхание Чонгука ускорилось ещё сильнее. Чимин гладил грудь и живот омеги, медленно спускался к паху. Он видел по Чонгуку, что тому хватило бы нескольких тугих движений по возбуждённому члену, чтобы тут же кончить. Чимин не стал сжимать его, осторожно приставил раскрытую ладонь к головке и стал медленно водить по кругу. Чонгук укусил себя за тыльную сторону ладони и долго простонал. Чимин резко отвёл его руку от лица: — Нет, омега, — строго сказал он. — Не бойся, здесь хорошая звукоизоляция. Тебя никто не услышит, кроме меня. А я хочу слышать всё, ясно? Он приблизился и зашептал: — Если хочешь кричать, кричи, маленький. Кричи для меня. Чимин надавил на головку сильнее, Чонгук вскрикнул и схватил альфу за руку, но Чимин не позволил себя остановить. Другой рукой он развернул лицо омеги к зеркалу и тихо сказал: — Смотри. Он гладил рукой по шее, лопаткам, спустился ниже по спине, оглаживал ягодицы. Чонгук то смотрел не моргая, то, стесняясь, отводил взгляд и наклонял голову, но потом снова оборачивался и наблюдал за рукой альфы, методично ласкавшей его тело. Он стонал и покрикивал так, будто альфа уже брал его. Чимин поражался чувствительности омеги. Альфе хотелось большего. Кончиками указательного и среднего пальцев он надавил на колечко мышц и протолкнул их вперед совсем немного, всего на одну фалангу. Чонгук увидел пальцы альфы в себе, громко вскрикнул; ладонь Чимина, которой он осторожно растирал головку, стала мокрой. Дрожащий омега упёрся лбом в пол и пристыженно захныкал. Чимин настолько возбудился от того, что Чонгук кончил почти без прикосновений, что не сразу заметил реакции, продолжая гладить член омеги и водить ладонью по спине, покрытой испариной. А, когда заметил, удивленно спросил: — Чонгук-и, ты чего? Омега молчал. — Что случилось? Тебе неприятно было? — беспокойно расспрашивал Чимин. — Ты серьёзно, хён? — огрызнулся омега, недовольно поглядывая на Чимина. — Неприятно? Я кончил за пять секунд и от стыда сейчас сгорю, а ты спрашиваешь, неприятно ли мне было? — Тебе нечего стыдиться, Чонгук-а, — начал Чимин, не переставая прикасаться к омеге. — У тебя мало опыта и ты давно этого хотел. Так и должно было быть. К тому же, мы только что обнюхали друг друга, и это было невыносимо хорошо. То, что ты не кончил, ещё сидя на мне, — уже большой успех. Ты ведь снова хочешь, правда? Всё в теле омеги говорило, что первый оргазм прошёл по верхам, не пробил насквозь, не ощутился достаточно глубоко, чтобы снять возбуждение. Чонгук ёрзал, облизывал губы, его член быстро твердел. — Да, — подтвердил омега. — Скажи, — коротко велел Чимин. — Я хочу. Хочу ещё, альфа. — Хорошо. Потому что я страшно хочу вставить в тебя пальцы до упора и снова заставить кончить. Ты же кончишь для своего хёна ещё разок, да, маленький? Чонгук закивал и, скуля от неловкости, спрятал лицо в ладонях. — Тогда не прячься от меня, — скомандовал Чимин, поднимая голову Чонгука от пола, заставляя выпрямиться в спине и обернуться, чтобы видеть отражение. — Не прячься и смотри, что я делаю с тобой. Чимин даже не пытался осторожничать, погружая сразу два пальца в омегу. Чонгук был настолько мокрым и возбужденным, что в его готовности принять пальцы альфы можно было не сомневаться. От методичных поступательных движений омега мычал и вскрикивал. Особенно громким он был, когда Пак заменил указательный и средний пальцы на большой, с которого не снял перстень. Эта картина добила не только Чонгука, но и самого Чимина. Альфа наблюдал за отражением и сам стонал и рычал. А омега в какой-то момент просто рухнул вперед, почти лёг, оперевшись на грудь, и стал двигаться навстречу пальцам альфы, в разы увеличивая скорость. Чимин наслаждался всем: видом, звуками, жаром, исходившим от омеги, его узостью и влажностью. В полутьме он не сразу заметил, что одной рукой омега давил себе на загривок. Чимин присмотрелся — Чонгук сжимал заднюю часть шеи ногтями так, что они белели от напряжения. «Да что ж ты не попросишь?» — про себя возмутился Чимин. Альфа перекинул ногу через тело Чонгука и, не вынимая из него пальцев, лёг сверху, придавливая всем телом. Чимин доминировал, омега растекался под ним, а когда почувствовал зубы на загривке, провыл: — Сильнее, альфа. Чимин вцепился в кожу и сильно сжал. Чонгук задрожал и снова кончил, обессиленно падая под тяжестью альфы. Чимину не хотелось двигаться. В паху страшно ныло, но он не мог отказать себе в удовольствии просто лежать с закрытыми глазами на вздрагивающем, влажном от пота теле и вдыхать его запах. Только когда Чонгук медленно задвигался под ним, болезненно кряхтя от того, как затекли руки и ноги, Чимин осторожно скатился с омеги и лёг на спину рядом. Чонгук повернулся на бок, лицом к альфе, и глядел на него с застенчивой улыбкой. Чимин улыбнулся в ответ, посмотрел на красивые губы и вдруг осознал, что каким-то непостижимым образом ни разу их не поцеловал. Альфа даже не стал спрашивать разрешения. Он придвинулся ближе, положил руку на щёку Чонгука и мягко поцеловал сначала нижнюю губу, потом верхнюю, потом уголки рта и снова нижнюю. Он прикасался неторопливо, бережно, не пытаясь заставить омегу раскрыть рот и протолкнуть язык внутрь. Чонгук рвано дышал, а потом и вовсе стал всхлипывать. Чимин отпрянул и увидел, что у омеги снова текли слёзы. — Чего ты плачешь всё время, хороший мой? — ласково спросил он, стирая мокрые дорожки со щёк и носа. — Прости, — извинился Чонгук, пытаясь успокоиться. Это звучало странно даже в мыслях, но Чимину нравилось, что Чонгук плакал. Ему нравилось, как очевидны были все его чувства, как радость сменяла грусть, как желание затмевало смущение. У омеги всё было на лице написано, не было ни одного камня за душой, ни единого тёмного пятнышка на пылком сердце. После двуличия бывшего эта абсолютная откровенность Чонгука была спасением, сливочным мороженым в неимоверно жаркий день. «Чёрт! — подумал Чимин. — Что со мной сегодня?» — Чонгук-а, ты прости, я отвлёкся и не сказал, — начал Пак, приподнимая рукой подбородок омеги, чтобы тот посмотрел на него, — ты восхитительно пахнешь. Очень вкусно, просто великолепно. Будь моя воля, я бы тебя до донышка выпил. Чонгук улыбался. — Ты тоже, хён. Ты очень приятно пахнешь. Это мускатный орех, да? — Да. — Как он сочетается со сливками? — с волнением в голосе спросил Чонгук. — Не знаю, я совсем не разбираюсь в кулинарии, — честно ответил Чимин, — но мне плевать. Как бы они ни сочетались, ничей аромат кроме твоего я отныне слышать не хочу. Чонгук придвинулся вплотную, посмотрел на Чимина игривым взглядом и еле-еле укусил за нижнюю губу. — Альфа, — томно прошептал он, хватаясь пальцами за край футболки, очевидно намереваясь её снять. — Эй-эй, Чонгук-а, — Чимин перехватил его руки, отодвигая от себя. — Не заводись и меня не заводи ещё сильнее, я и так на грани. И вообще пол холодный, нам нужно подняться, и я… «Отвезу тебя домой», — хотел продолжить Чимин. — … возьмёшь меня стоя? — с этой своей убийственной непосредственностью спросил Чонгук. У Чимина первый раз в жизни от возбуждения больно заныло в мошонке. Он сделал глубокий вдох. — Гук, я терпеливый, но не железный, — с трудом проговорил альфа. — И с нашей разницей в росте взять тебя стоя не… хотя… — Чимин задумался. — Ладно, подоконник на самом деле подойдёт, но у меня нет защиты, поэтому я никак не могу тебя взять и давай закроем тему, пожалуйста, я правда сейчас свихнусь. — У меня есть, — легко сказал Чонгук, поднялся сначала на коленки, а потом в полный рост и пошёл в сторону раздевалки, где висела его сумка. Чимин обнаружил себя в крайней степени замешательства. — Чонгук-иии, — протянул он. — А чего это у тебя презервативы с собой? У тебя планы какие-то были на вечер? А если бы я не пришёл? — Ой, хён, глупостей не говори, — цыкнул на него Чонгук, стоя в кладовке и выуживая пачку из глубин сумки. Он отвечал негромко, но в пустой студии всё было слышно прекрасно. — Я тогда ещё купил, в марте, когда мы общаться начали. Вышел из аптеки и сам про себя подумал: «Идиот наивный, на что рассчитываешь?» Но, однако же я вот голый стою, а у тебя член сейчас джинсы разорвёт. Не такой уж и идиот, получается. Чонгук, наконец, откопал презервативы в сумке. — На подоконнике, говоришь? — спросил омега и пошёл прямиком к окну. — А меня видно будет? «Решительный омега решительно требует от меня секса, — думал Чимин, поднимаясь. — Кто я такой, чтобы ему отказать?» — Нет, не будет, — ответил альфа, обнял Чонгука, разглядывавшего соседний корпус университета, и поцеловал в обнажённое плечо. — На окнах отражающее напыление, не волнуйся. — Да я и не волнуюсь. Я бы хотел, чтобы видели. Пусть все знают, что меня хочет такой роскошный альфа. Чимин усмехнулся, зарываясь носом между лопаток омеги. Он поцеловал шею, спустился губами вдоль позвоночника, присел на корточки, чтобы поцеловать красивые круглые ягодицы. Чонгук быстро возбуждался и скоро уже тяжело дышал и постанывал. Он резко обернулся. — Почему ты всё ещё одет? — возмутился омега, тут же стянул с Чимина футболку, расстегнул ремень и ширинку, попытался одним движением стащить с альфы узкие джинсы, но с первого раза потерпел неудачу и дёрнул их так, что Чимин поморщился от боли. — Прости, — робко сказал Чонгук, стоя на коленях у ног Чимина. Большие круглые глаза неотрывно следили за взглядом альфы, пока омега не без труда снимал с него джинсы, а потом и бельё. Чимин закрыл глаза от облегчения — узкие джинсы давили на пах, в разы увеличивая боль возбуждения. Когда альфа открыл глаза, увидел, как Чонгук в упор смотрел на его член и облизывался. Он снова поднял глаза: — Я никогда этого раньше не делал, но постараюсь, хён. — Нет, нет, нет, — взмолился альфа. — Не сегодня, в следующий раз. Скорее всего через пару лет, когда мне перестанет так дико крышу от тебя сносить. У тебя такой сексуальный рот, Чонгук-и, что, если придвинешься ещё на сантиметр, я за себя не ручаюсь. Чонгук довольно улыбнулся и, не поднимаясь с колен, спросил: — Как мне стать, альфа? Как ты хочешь меня? — Хочу глаза твои прекрасные видеть, — ответил Чимин, потянул Чонгука наверх и поцеловал. В этот раз он был настойчивее, водил кончиком языка по губам и языку омеги. Чонгук мычал в поцелуй, пока альфа, не отрываясь от его губ, надевал презерватив и укладывал омегу спиной на подоконник. Бортик у окна был широким и достаточно низким, доходил Чимину до середины бедра. Альфа удерживал ягодицы Чонгука на весу, тот обхватил его ногами и сцепил ступни за его спиной. Чонгук смотрел на него полуприкрытыми глазами, взгляд тяжелел. Чимин видел, что омега хочет, но медлил. Чонгук словно прочёл его мысли: — Не нужно меня готовить, я и так готов. Просто возьми, — шептал омега, глядя Чимину в глаза. — И не жди ничего, сразу двигайся. Сильно, быстро, глубоко — как хочешь, только двигайся. Всё во мне требует ублажить тебя, альфа. Я больше не могу этому сопротивляться. Поэтому, пожалуйста, имей меня, как хочется тебе. Чимин спал с исключительными омегами: красивыми, из обеспеченных семей, с прекрасными карьерными и жизненными перспективами. И у всех исключительных омег был исключительный список требований того, что можно и что категорически не можно с ними делать. Чимин привык, он был не против. Но никто из них ни разу не просил «брать» и «иметь», а уж тем более так, как хотелось ему, Чимину. И сейчас от слов Чонгука альфа внутри просто ревел, вынуждая Чимина не ждать больше ни секунды. Он резко вошёл на всю длину, Чонгук вскрикнул и выгнулся в шее, упираясь в подоконник затылком. Чимин нестерпимо хотел двигаться, но не мог, просто не мог. Ему показалось, что Чонгуку больно, и это парализовало всё его тело. — Ну же! — заскулил омега и толкнулся навстречу. Для Чимина словно загорелся зелёный свет. Он жёстче вцепился пальцами в бедра Чонгука и стал двигаться коротко и быстро, вбивая омегу в подоконник. Альфа то и дело наклонялся к Чонгуку, осыпал поцелуями лицо и шею, вылизывал соски. Омега отвечал на поцелуи, но как будто был не здесь, не совсем в себе, а в каком-то блаженном, экстатическом состоянии. Чимин не стал сдерживать себя: он быстро кончил, вышел из омеги и, пока тот ещё не пришёл в себя, стал на колени и парой движений губами довел Чонгука до третьего оргазма. Омега явно не ожидал таких ласк, поэтому сначала ойкнул, а потом закричал так громко, как ни разу до этого. Чимин рухнул на пол, скрестил ноги и упёрся затылком с мокрыми волосами в стену. Чонгук подтянулся на руках и удобнее устроился на подоконнике. Оба долго не могли перевести дыхание. — Мы точно истинные, хён. — Как скажешь, Чонгук-и.

***

Чимин больше не проверял хейтерский паблик каждое утро. Теперь по утрам он был занят. По утрам он целовал своего омегу, ласкал своего омегу, завтракал со своим омегой, спасал телевизор от своего разъярённого омеги, когда его любимчиков прогоняли из танцевального шоу. Он даже не успевал подумать о том, что где-то кто-то его ненавидел. У него была другая забота — выжить во время порывов нежности Чонгука, которые напоминали смертельные тиски. К счастью, в случае с Чимином омега хорошо понимал команду «брысь». — Гук, больно, — коротко говорил альфа, и Чонгук размыкал объятья и пристыженно отходил на несколько шагов назад. И это тот самый Чонгук, который не мог остановиться в спаррингах, чуть не прибил какого-то альфу средь бела дня на глазах у посетителей кафе и с самого Чимина срывал джинсы так, что оставил синяки на лодыжках. Омега слушался альфу беспрекословно, за что тот делал поблажки, периодически позволяя обнять себя от всей души. На языке любви Чонгука это означало до хруста рёбер. К слову, о любви. Чонгук постоянно говорил, что любит Чимина. Альфа же почему-то никак не решался ответить. С первого же дня они стали практически жить вместе в квартире Чимина, потому что после событий в студии мысль о том, чтобы расстаться даже ненадолго, казалась до абсурда чудовищной. И вот альфа видел своего омегу каждый день, почти каждый день слушал стоны и крики, любовался нескрываемым удовольствием и счастьем в чёрных глазах. Но выдавить из себя слов не мог. Нежданно-негаданно помогла жуткая простуда. В конце мая Чимин слёг с высокой температурой и кашлем столь необузданной силы, что Паку казалось, что он вот-вот выкашляет в раковину свои лёгкие прям целиком. Чонгук носился с ним, как безумный, пичкая лекарствами и забавно причитая, что не надо было, мол, сидеть на сквозняке. Когда Чимин сидел на сквозняке, он сам не знал, но Чонгуку было виднее. Проблемой было то, что в пятницу на той неделе, когда Пак заболел, у Чонгука был отчётный концерт. К среде стало ясно, что Чимин самостоятельно куда-то пойти без вызова неотложки точно не мог. Альфа был безутешен. Он не мог даже в мыслях допустить, что пропустит выступление Чонгука, над которым тот так трудился и с которого у них всё началось. Омега увещевал: — Чимин-хён, котик, ну не волнуйся. Тебе только хуже будет от нервов. А мне, если честно, будет лучше, если ты не придёшь. Если бы я знал, что ты в зале, я бы как осиновый лист трясся. Все же знают, что я твой омега. Представляешь, если я упаду, как та сонбэ, и всё кровищей залью? Это такой позор для тебя! Нет, мне будет спокойнее, если ты будешь ждать меня дома. — Чонгук-и, даже если ты все движения забудешь и со сцены упадёшь, ты ни за что не станешь позором для меня, — хрипел альфа в ответ. В день отчётника Чимин проснулся поздно. Он не застал ошалелые сборы омеги, который со злости сломал две расчёски, пока делал укладку, и выкинул в окно один чёрный карандаш для глаз. Чонгук неистовствовал, но делал это тихо, чтобы не разбудить альфу. Поэтому, когда Чимин проснулся, его омега был уже при полном параде. И Пак знатно охренел. Он говорил Чонгуку, что тот красив, чуть ли не каждый день, но в концертном костюме, с укладкой и подведёнными глазами, омега был каким-то сногсшибательным. Удивительным образом это развязало Паку язык. Когда Чонгук подбежал к нему, чтобы чмокнуть в щёку на прощание, Чимин ухватил его за руку, остановил и сказал: — Чонгук-и, я люблю тебя. Омега опешил, стоял несколько секунд с открытым ртом и выпученными глазами. — Хён, ты бредишь, наверное. Подожди, я сейчас градусник принесу. — Не брежу я, — настаивал Чимин, не выпуская руки омеги. — Я люблю тебя. Очень люблю, давно, просто сказать никак не мог. Сейчас увидел тебя, а ты какой-то совсем другой. И вот, получилось произнести вслух. Чонгук-а, я безумно тебя люблю. Знаешь, я даже верю в истинность теперь. А если и нет никакой истинности, и все, кто думают, что они истинные — на самом деле не такие, то вот мы, мы точно истинные. Истинности нет, но мы истинные, Чонгук. Омега тут же заплакал, как будто у него в глазах был отдельный полный резервуар слёз, который ждал своего случая прохудиться. — Хён, ну что ж ты творишь-то? Макияж весь поплыл, я его еле сделал. Чонгук лёг на кровать возле альфы и вцепился в его руку со всей силы. — Я тоже тебя люблю, Чимин, — вот так по имени омега называл его только тогда, когда говорил о своей любви. Примерно пять-шесть раз в день.

***

Спустя три недели Чимин не только успел восстановиться от болезни, но уже сдал парочку экзаменов и представил свой танец на предварительном смотре, вызвав овации зала. Ну настолько, насколько могли создать овации один Чонгук, один Хосок, куратор Чимина и пара преподов. Лето вступило в свои права, дни были длинные, теплые, солнечные. На душе Чимина было легко, и потому, когда в один день у входа в универ он увидел Хёнсу, почему-то не захотелось резко развернуться и пойти в другую сторону. Даже молча мимо пройти не захотелось. — Привет, Хёнсу, — с улыбкой сказал альфа. — Привет, — отозвался омега, поглядывая по сторонам. Как это вышло, Чимин не знал, но весь универ был в курсе его отношений с Чонгуком. А ещё того, что Чонгук — омега-зверь, который мог зарядить любому без разбора. Стоит ли говорить, что в лицо Пака больше никто не оскорблял. Вот и сейчас Хёнсу оглядывался в беспокойстве, не прилетит ли ему невзначай от опасного Чонгука. Но омеги поблизости не было. — Как твои дела? Как экзамены? — справился Чимин, продолжая дружелюбно улыбаться. — Неплохо. А у тебя? — Хорошо. Даже замечательно, если честно, — от души сказал Пак. — Ну ладно, до встречи. Чимин уже хотел уйти, но Хёнсу неожиданно схватил его руку. — И всё? Ничего больше не скажешь? — возмутился омега. — Да, надо, наверное, сказать, — признал Чимин. — Ты прости меня, Хёнсу. Омега таращился на него в удивлении. Пак продолжал: — Стоило позволить тебе себя бросить, не торопить события, не делать этого самому. Ты бы изменил, я бы казался всем альфой с разбитым сердцем, и всё — волки сыты, овцы целы. Я поспешил, ты обозлился и из порядочного парня превратился в мусорную крысу, которая разносит грязь. Ты ведь по-прежнему один, да? Это понятно, кто теперь к тебе подойдёт? Одни побоятся, что их ждёт та же участь, что и меня, а другие побрезгуют иметь дело с омегой, способным на такую низость. И во всём этом виновато моё нетерпение. Мне очень жаль, правда. Шокированный Хёнсу ещё какое-то время продолжал держать руку Чимина, а потом вдруг резко отбросил и отошёл на пару шагов назад. Альфа улыбнулся: ему даже оборачиваться не надо было, чтобы понять, кого Хёнсу увидел на горизонте. Чонгук быстро возник рядом. Челюсти были плотно сжаты, желваки ходили, глаза горели огнём, разве что пар из ноздрей не шёл. — Хён, одно твоё слово, я ему шею сверну, — процедил омега. Хёнсу в ужасе посмотрел на Чимина, взглядом требуя у альфы осадить его цепного пса. Пак напуганным не выглядел. Он с умилением наблюдал за своим омегой, подмечая, что ничего чудеснее в жизни не видел и не слышал. — Не надо, Чонгук-и, — спокойно сказал Чимин, взял омегу за руку и повёл к университетской лестнице. — Почему ты мне не разрешаешь? — недовольно спросил Чонгук. — Потому что тебя за него посадят. Надолго. Я буду скучать, пока ты будешь в тюрьме. — Я к тебе сбегу, — решительно проговорил Чонгук. — Тогда меня посчитают сообщником и тоже посадят. А омег с альфами в одни камеры на помещают, и в итоге вообще с тобой не увидимся. — Чимин-хён, я к тебе дорогу зубами прогрызу через все решётки. — Ну зачем же так казённое имущество портить? Это ведь деньги налогоплательщиков, Чонгук-и. Пусть себе живёт этот несчастный Хёнсу, он нам не мешает. Чимин всегда был склонен к философскому взгляду на жизнь. — Пусть нам только кто-нибудь попробует помешать! А вот Чонгук был скорее человеком действия. — Кролик мой отважный, — мягко сказал Чимин, притянул руку омеги и коснулся губами костяшек. Чонгук посмотрел на него влюблёнными глазами. Чимину теперь всё равно, кто и что о нём пишет. Пусть испишут весь интернет о том, какой он уродливый, неказистый, неправильный, не такой. Им не обмануть его больше, он видит правду в глазах Чонгука. В этих глазах никого красивее его нет. А в его глазах Чонгуку нет равных ни в чём.