
Пэйринг и персонажи
Метки
Описание
Два года отношений с девушкой, совместное жильё, планы на будущее, расписанные вплоть до глубокой старости. Андрей был счастлив по-настоящему, только на долго ли? Может ли знакомство с лучшим другом девушки поменять планы? И сколько Андрей сможет скрывать их тайные встречи с Федей и не сходить с ума?
Примечания
ну, или про то, как два гения в душевных терзаниях, а Лиза где то на фоне мелькает...
советую заглянуть в мой тгк! там интересные интерактивы, спойлеры и вообще, круто там, заходите
https://t.me/dumaylubov
Они всё знают..
02 декабря 2024, 05:59
— Привет, Андрюш, — женский голос, вдруг появившийся эхом в спальне, заставляет отвлечься от раздумий и взглянуть на девушку. Федорович улыбается натянуто. После тех мыслей, которые он в голове гоняет, улыбаться совсем не хочется.
— Не заметил, как ты пришла, — выговаривает он половинчатую правду. На самом деле не заметил, но нельзя сказать, что в последнее время он за этим следит. Брюнетка же подходит к компьютерному креслу, на котором сидел Федорович, и тянется поцеловать в щёку, нежно и мило. Андрей улыбается неловко, вымученно. Девушка хочет довольно отстраниться, но заостряет внимание на компьютере.
— Федя? — она смотрит на чужой аккаунт в ВК с улыбкой и неким подозрением. Взгляд ведёт к своему молодому человеку, который, кажется, не на шутку испугался. Поспешно закрывает вкладку со страницей Логвинова, даже слишком взволнованно перебирая руками. На это брюнетка руками опирается о подлокотники кресла и разворачивает парня к себе, хитро заглядывая в чужие глаза. — Ревнуешь?
— Нет, с чего бы, — сглатывает. Сглатывает ком в горле вместе с тайной, которую рассказать никому нельзя. Она так и продолжит гнить где-то внутри: в лёгких и сердце. Чужая лисья улыбка будто даёт чувство облегчения.
— Не переживай, мы с Федей просто друзья, — на это блондин неуверенно кивает, делая вид, что стыдится своей беспочвенной ревности. По-настоящему он бы сам хотел, чтобы они с Федей тоже были просто друзьями. Кто же знал, что получится наоборот?
Два года. Два года отношений с девушкой, совместное жильё, хоть и съёмное, планы на будущее, расписанные вплоть до глубокой старости. Андрей был счастлив по-настоящему, как не был счастлив никогда. Он любил свою девушку и был готов разделить свою жизнь вплоть до гроба. Лиза, именно так её звали, отвечала взаимностью: никогда не выкидывала странные намёки, не выводила на ревность специально, да и блондина было сложно на неё вывести, не торопила и ценила каждый совместный момент. Федорович задумывался о кольце и свадебной музыке. Федорович был готов поставить точку.
В тот проклятый день девушка попросила забрать её с работы. Андрей ответил что-то кратко и быстро добрался до машины. Припарковался где-то недалеко и стал ждать. Заметил свою возлюбленную с высоким парнем, они о чём-то мило беседовали и вместе направлялись к машине. Федорович вопросительно нахмурил брови.
— Мой хороший друг — Федя, — сказала девушка, и Андрей безразлично пожал ему руку. Ему не было дела до друзей Лизы, как-то заведомо не ладили всегда. Странное ощущение — блондин списал его на редкую для него ревность. После короткого диалога девушка попрощалась с Федей и села на пассажирское сиденье.
Прошла неделя. Имя Феди слишком часто стало появляться в диалогах с Лизой. Приелся, надоел до ужаса, постоянные упоминания начинали раздражать. А брюнетка всё твердила, мол, вам обязательно нужно познакомиться, вы подружитесь, вы очень похожи.
— Хорошо, будешь довольна, если мы с ним выпьем разок? — складывает руки на груди, смотрит саркастично. В ответ получает поцелуй и пожелания удачи, Федорович закатывает глаза шутливо.
Естественно, Логвинову Лиза тоже все мозги промыла, потому на сообщение Андрея отреагировал спокойно, будто так и планировалось. Договорились встретиться в баре, что находился на втором этаже торгового центра неподалёку. Федорович знал, когда следует остановиться, но не с Федей. Федя забалтывать умеет, да ещё и слушает так внимательно, почти на все темы отвечает. Да даже с Лизой они никогда так долго не разговаривали, а с новым знакомым просто рот не затыкался. Под разговоры и выпивка хорошо шла: первый стакан, потом бутылка, потом сбился со счёта. Казалось, будто полбара в себя влили, и Федя был в таком же отвратительном состоянии, как и Андрей. Балкон — хорошее место, чтобы перекурить, сделать перерыв между «первой и второй», продолжить личные разговоры под градусом.
— Я думал, что ты гей, — почему-то вдруг говорит Андрей, убирая никотиновую палочку подальше ото рта. Взгляд кидает такой странный, безумный. «Перепил» — мелькает в блондинистой голове, когда ловит себя на том, что засмотрелся на нового товарища. В оправдание себе, он заметил, что тот тоже смотрел не самым простым взглядом.
— Что, расстроился? — дерзит Федя и улыбается нагло. Сигарета его уже давно полетела куда-то вниз. Щелчок в голове — друг к другу прилипли. Не знает, кто первый сорвался, а кто подхватил, зато знает, как охотно чужой рот вылизывает, руками лапая плечи, шею, затылок. Знает и, чёрт возьми, помнит, как чужие руки охотно оглаживали бока, спину, сжимали задницу, отчего в поцелуе появилось сбитое дыхание. Помнит во всех подробностях, как упал в чужие ноги, хватаясь за пряжку ремня, и в Федины глаза смотрел, такие безумные и желанные. Помнит даже мысль, которая мелькнула в тот момент. «Месть, дабы рот Андреев наконец-то заткнуть». Помнит, насколько эта мысль понравилась.
Эту картину он вспоминал перед сном или в душе, под струёй воды. От этой картины становилось мерзко, а живот компрометирующе скручивало. Смог ведь после всего этого сказать Лизе, что вечер прошёл нормально, и они с Федей «нашли общий язык». Смог даже поцеловать её тогда, но удовольствие получить от этого не смог. Да и после никогда его с ней не ощущал.
Сначала они не общались. Игнорировали друг друга, как могли, даже когда Лиза устраивала их внезапные встречи. Андрей неловко отводил взгляд. Потом впервые сорвался. Напился до головокружения и позвонил «другу», мол, поговорить нужно. Тот не возразил, будто ничего плохого в этом не видел, пригласил к себе обсудить всё. Только в тот вечер разговор у них был касаниями и стонами, максимум приветствие в начале. Федорович проснулся и, не желая смотреть в глаза виновника, ушёл из чужой квартиры, пока обладатель не проснулся. Винил себя, угрызения совести не давали уверенно убеждать Лизу в том, что всю ночь с друзьями гулял, а не предупредил её о попойке лишь потому, что телефон был отключен. И в следующие разы придумывал новые отговорки. Хорошо, что Федя тоже был с головой — засосы не оставлял, заметные отметины тоже. Хоть так заботился об Андрее.
— Лиз, я сегодня уеду до вечера, окей? — получает чужой вопросительный взгляд. Девушка стоит у шкафа и аккуратно расстёгивает пуговицы рубашки. Андрей игнорирует. — Другу помочь нужно.
— Как же много у тебя друзей, которые нуждаются в помощи, — хмыкает игриво, с одного плеча стаскивая свою одежду. Лямка лифчика спадает вниз по плечу, и если раньше это послужило бы аргументом забить на все дела и остаться с девушкой, то сейчас это знак уходить активнее. — Про девушку свою, кажется, совсем забыл.
Блондин подходит к ней на расстоянии пары сантиметров и, игнорируя заворожённый взгляд, целует в лоб. Так невинно и безобидно.
— Я постараюсь не задерживаться, — а после вылетает из комнаты, хлопает входная дверь. Лиза разочарованно вздыхает.
***
— Уже не предупреждаешь даже? — с неким недовольством в голосе произносит Логвинов, опираясь на стену. Андрей же закрывает за собой дверь, щёлкает замок. — Я не за этим, — уверенно и твёрдо заявляет блондин. Он хочет покончить с этой ошибкой, которая мучает его уже около полугода. Хочет покончить с Федей, таким красивым и притягивающим, которому он всегда проигрывает. Парень скрещивает руки на груди, брови вскидывает. — Слушаю, — кивает он, глядя пронзительно. Ненавидит его взгляд, который прямо в душу смотрит, будто наяву раздевает. Андрей сглатывает, отводя взгляд. Если он будет смотреть больше пяти секунд, то мозг отключится снова. В этот раз он трезвый, не должен терять контроль. — Нужно закончить это, — выдаёт уже не так самодовольно. Эта фраза звучала лучше в его голове по дороге сюда, сейчас же она звучит нелепо, мол, серьёзно, сам-то в это веришь? — Ты сам знаешь. — И ты ехал сюда, чтобы сказать это? — улыбка вырисовывается на чужом лице, такая издевательская, нахальная. Андрей кивает, ощущая себя маленьким ребёнком, пойманным за какой-то пакостью. — Я тебя услышал. Я тебя не держу. Федорович взгляд поднимает растерянно. То есть… всё? Больше ничего не скажет? Даже не остановит или хотя бы своё мнение не расскажет? Федя подходит близко и ждёт чужого ухода, дабы дверь закрыть. Он не рад, но и не печален, простое равнодушие. А может издёвка? Поворачивается лицом к двери. Что ждёт его после того, как он выйдет отсюда? Лиза, которую он не любит уже давно. Свадьба и дети с ней, наверное. Будущее, которого он не хочет. А чего он хочет? Федю, только его и во всех смыслах. А выходя отсюда, он ставит точку в любых их взаимоотношениях. Готов ли он на такие жертвы, ещё и сделанные своими руками? — Мы оба знаем, зачем ты приехал, — вдруг подаёт голос Федя и становится голосом разума. Прав снова, как и всегда был прав до этого. Андрей приехал сюда не для завершения, а для очередной дозы его личного наркотика. Поворачивается к нему, тут же впиваясь в чужие губы. Логвинов будто этого и ждал, до боли стискивает Андреевы бока, в эту же входную дверь спиной вжимает, да так, что не дёрнуться лишний раз. Даже не удосужился куртку снять, да и имеет ли она сейчас значение? Когда поцелуй их похож на ломку, хочется больше, ещё и ещё, ничего не остановит. Вот он, в самом большом своём грехе и слабости. Зависимость, от которой нет лекарств и лечения, только умирать с ней в обнимку. Наркотики, доза, от которой будет неоправданно много проблем, от которой будет ломать, которую потом будет добиваться снова отчаянно, но, сука, какой же ощутимый эффект. Андрея мажет, когда его грубо разворачивают лицом к двери, так же безжалостно вжимая в неё. Федя куртку с него стаскивает, абсолютно с той же ненасытностью и нетерпением. Андрея мажет, когда сзади наваливаются всем телом, заставляя ощущать чужой вставший член бедром, бешеное дыхание шеей, жадные прикосновения по всему телу. Логвинов лишь делает вид, что ему всё равно, но он такой же наркоман, как и Андрей. Его зависимость никем заменить нельзя, даже подавить желание сложно, сколько ролей на себя не вешай. Андрея мажет сильнее, когда поцелуй-укус метит в изгиб шеи, и блондин не стесняется застонать, скорее нарочно. Позлить оппонента, спровоцировать, чтобы Андреев рот заткнул рукой бесцеремонно, а обладатель бы только глаза закатил. Но Федя не идёт на поводу чужим выходкам, а переходит к более важной части — руки перемещаются на чужую ширинку, расправляются с молнией за пару секунд. Джинсы спускает до колен, следом за ними нижнее белье. Шуршание сзади. — Блять, — сквозь зубы говорит Андрей, своё поражение в тоне почувствовать можно. Федя из кармана достает упаковку смазки, откручивает крышку, выдавливает на пальцы, по звукам. А Федорович проигрывает, ведь его прочитали заранее, знали о том, что он останется. И смущённый взгляд, не присущий для их обычных ночей, всё-таки заставляет Логвинова издевательски ухмыльнуться. Утешительно в шею целует невесомо, пока два пальца входят уже наполовину. Андреева дрожь — то, чем он хочет насладиться, оставить в памяти, глядеть вечно. Дрожь беспомощная, заставляющая принимать в организм это горестно-сладкое поражение в виде третьей фаланги. Федя даже пальцами умудряется трахать до сладких стонов, до просьб и криков. Федорович лбом тычется о поверхность двери, дабы меньше демонстрировать свой экстаз от банальных действий. Логвинов второй рукой водит под чужой кофтой, лапать он не стеснялся никогда, причём без зазрения совести. Нельзя оставлять следов, чтобы случайно не приоткрыть завесу тайны, но если бы Феде было можно, блондин уверен, он бы не оставил на коже живого места. Царапать, целовать, кусать — под запретом всё, и иногда Логвинову было сложно себя одёргивать, дабы не сорваться. Андрею было проще: само присутствие старшего дарило незабываемые ощущения. Фаланги выскальзывают, оставляя после себя уже некомфортную пустоту. Федорович не отдаёт себе отчёт, когда разочарованно стонет. Проигрывать так, с треском. Когда входит наполовину разом, блондин выдыхает сквозь зубы болезненно. Феде остаётся руки на бёдрах сжимать, цепляться за них, чтобы младшего в чувства приводить хоть чуть-чуть, а потом входить до основания, не давая ощутимой передышки. Парень не получил от этого особенного упоения, скорее выполнял и чужие хотелки тоже. Трахаются не первый раз и далеко не второй. У Андрея фетиши ебанутые, и знать о них заранее — быть на грани возмущения, мол, как такое нравиться может, и восхищения, ведь ему же, блять, это нравится. Когда-то само у блондина вырвалось «жёстче», и Федя сначала впал в ступор, а потом исполнял, на что получил больше отклика. Вот и сейчас от этой боли, что Федорович получает авансом, ноги дрожат, а стоны ещё более блядские. «Блядские» — это прилагательное мелькало в мыслях брюнета так часто, что пора признать, совсем не просто так. — Тебе ни с кем не будет так хорошо, — шепчет на ухо, ускоряясь, въезжаясь в чувствительную зону ощутимее. Андрей среди собственных стонов слышит чужой шёпот сильно отчётливей, от чего контраст сносит голову сильнее. Особенно то, как голос, низкий, под аккомпанемент сбитого дыхания, продолжает, — как со мной. Напоследок облизывает ушную раковину, кусает мочку. Носом утыкается в загривок, за светлые волосы цепляется второй рукой. Андрею крышу сносит, как чувствует чужое дыхание и бешеное сердцебиение, фантомные недавние прикосновения, руку в волосах и на бёдрах, толчки, выбивающие стон сильнее с каждым разом. Не замечает, как от простых стонов переходит почти на выкрик чужого имени. «Федя» — насколько приятно на языке катать эти родные буквы, выкрикивать или выстанывать, заставляя соседей напрячься ещё сильнее, чем прежде. Свою руку опускает вниз, на собственный член и, невпопад чужим толчкам, ведёт вверх-вниз, дабы позорно не кончить без стимуляции. Только рука Феди с бёдер перемещается ниже и Андрееву руку обхватывает, помогает надрачивать в темп. Прошибает током. Всхлипывает, а после на руке ощущается тёплая жидкость. Блядство. Опять проиграл. Федя движется внутри ещё пару минут и, обнимая чужое тело поперёк груди и живота так отчаянно, кончает прямо внутрь. Стоят так, обнявшись, будто Логвинову не всё равно, кого трахать, а Андрей не уедет прямо сейчас и не погрузится в эту бездну лжи опять. Морщится. — Раз такой предусмотрительный, мог бы и резинку с собой взять, — голову не поворачивает на Федю, который уткнулся в чужой плечо и переводил дыхание. Даже не глядя, он знает, что парень улыбнулся, так завораживающе и приятно. — Кто сказал, что это было не продумано? — Андрей недовольно фыркает, на что получает невесомый поцелуй в изгиб плеча. Федя отстраняется, натягивая на себя одежду. Оставляет Андрею право одеться самому — помощь будет слишком заботлива с его стороны. И слишком неподходяще для их взаимоотношений. — Я в душ, а потом… — не договаривает, будто признавать не хочет. Федя будто без интереса кивает, а после скрывается в соседней комнате. «А потом съебу» — не договорил. И не договорит, надеясь, что Логвинов хоть раз позволит остаться. Он правда никогда не запрещал, но и не предлагал. Нужен хоть какой-то знак, хоть одна фраза, обозначающая, что Андрей правда нужен не как удобный вариант, а как любимый и единственный. Только в чужих глазах это никогда не читалось, и блондин старался делать безразличное лицо в момент диалогов. После секса никогда не получалось. «Родной, что-то случилось?» — сказал однажды Федя томно, тыкаясь носом в чужую щёку. Андрей тогда отвернулся от поцелуя, после которого они бы с чистой, или не очень, совестью разбежались по разным углам квартиры. Это самое «родной» внутри будило больное, что схоронилось в глубине души в последствии всех этих игр с совестью. Глаза заслезились, и он не нашёл ничего лучше, чем упасть на колени, послушно склонив голову. Слёзы от тыкающегося в горло члена или от боли, прошивающей насквозь каждую ночь с одной мыслью: «не любит» — какая, к чёрту, разница? Результат одинаковый, значит разницы нет. Стоит под душем минут сорок, кажется. Вот и отходняк. В груди щемит, и Андрей себе признаётся, что по-другому не может. Что Федя прав во всём: блондин приползёт в следующий раз за тем же, не через месяц, так через два. Потому что ни с кем себя так хорошо не чувствует, ни к кому такое не испытывает и никто ещё к нему так не относился. Последнее, скорее, личная трагедия. Федоровичу доставалось всё, что захочет: любых девушек мог затащить в кровать за счёт своего очарования и неотразимости. И до Лизы это не длилось дольше пары ночей, потом заблокированные чаты и пропущенные звонки. Федя — его личная кара, та самая настигающая карма. Стоило почувствовать что-то не членом, а сердцем, Андрея катают на эмоциональных качелях, от прозвища «родной» до жестокого молчания. Наверное, это как никогда справедливо. — Придумал, что сказать Лизе? — спрашивает Федя, провожая младшего в коридоре. К этому времени он уже успел вернуть прежнее хладнокровие. — Разберусь, — отмахивается, дабы лишний раз словами не перекидываться. И так на шее петля с тоннами, тянущими на дно каждую секунду. — Ты какой-то странный, — с подозрением говорит Логвинов, окидывая собеседника взглядом. — Тебя подвезти? Андрей не отвечает. Дёргает ручку двери и шагает через порог навстречу холодной погоде и паршивому подъезду. Позади хлопок и хруст замка — Федя дважды предлагать не будет, как и с чужими загонами в башке разбираться. Проблемы Федоровича. Общих быть не может, они не пара, они друг другу никто. Никто. Стучит пальцами по рулю. Домой ехать не хочется, оставаться у кого-нибудь тем более. Откидывает голову на жёсткую спинку водительского сиденья. Сейчас бы залить в себя спирта и не думать. Всё, что угодно, лишь бы не думать, но, жаль, кнопки «выкл» Андрей сегодня не найдёт. Остаётся по кругу запускать привычные мысли, добивать свою совесть и чувства, тянуться на дно, на которое залез уже давно. Пропущенные от Лизы остаются в истории звонков укором. Два мудака, которым девушка одинаково верит. Рваный вдох.***
— Андрюш, идём спать? — девушка стоит в дверном проходе спальни, беспокойно водит взглядом. — Да, я сейчас доделаю и приду, — говорит он, даже не оборачиваясь на собеседницу. Сидит спиной к двери, ноутбук демонстрирует брюнетке чужую работу, студия для сведения. Классика. Андрей вздрагивает, когда его плеч касаются тёплые руки. Поглаживают, жалея. — Отдыхать же тоже нужно иногда, — целует в макушку, но не получает реакции. Наоборот, Андрей будто назло начинает водить мышкой снова, перетаскивая дорожки звука с одного места в другое. Брюнетка разочарованно вздыхает. — Буду ждать. Сначала она отходит на пару шагов назад, наконец убирая руки с чужой шеи, а потом хлопает дверью спальни, хоть и не громко, но отчётливо обиженно. Жаль, что Андрей снова сделает вид, что не заметил. Жаль для неё, конечно же. Сворачивает студию, которая была больше для прикрытия, и открывает браузер. Там привычный мессенджер «ВК», знакомый аккаунт с фотографиями и репостами на страницу. Да, достаточно старые оба, раз до сих пор развивают эту соц.сеть. Листает фотки тысячный раз, кажется. Без этого и день не проходит, как же. Сукин сын. Открывает переписку. Ничего толком в чате и нет. Они не общались. Не общались, только Андрей стабильно к нему приезжал раз в две недели, иногда чаще. Не общались, только Логвинов в башке поселился, и теперь даже лоботомией его оттуда не вытравить. Не общались, только он — единственное, о чём мечтал сейчас Андрей. Без пошлых контекстов, этого и так хватает. Сводит брови вопросительно, когда замечает статус онлайн, а после надпись «печатает…», появившуюся в чате слишком резко. Фёдор Логвинов Иди спать, тебя Лиза ждётАндрей Федорович
Нахуй сходить не хочешь?
Фёдор Логвинов По-моему, только ты этим маршрутом ходишьАндрей Федорович
Если так за Лизу переживаешь, можешь приезжать и сам её ебать
Я разрешаю
Могу даже ключи от квартиры дать
Закрывает вкладку, пару секунд тупо смотрит на рабочий стол. Сейчас бы по клавиатуре ударить, как во время неудачных игр, но девушка спит и, наверное, слава Богу, не видит эти переписки. Андрей переборщил. Не в первой. Пусть Логвинов позлится, ему полезно. Только больше, кажется, злится здесь только блондин.***
— Родной, что-то случилось? — голос Феди звучал по-другому. Тревожно, без фальши и издёвки в голосе. Пробегается по чужому лицу, что было так близко напротив. Пробегается, не веря. И слова сказать не может. Логвинов сам другой. И смотрит иначе, с какой-то неуловимой мыслью и чувством. Будто впервые смотрит и замечает перед собой Андрея, а не безликую тень. В голове рисуются образы и мелькают киноплёнкой, будто всё хорошо. Будет, и есть, и всегда было. Вся грязь, от которой невозможно отмыться, так далеко, словно никогда и не было. Ненависть, кипящая внутри злоба, жгучие невзаимные чувства и до боли кипящая в груди обида — всё растворилось, как страшный сон. Всё это было страшным сном. Весь этот обман: все эти попытки побыть рядом, хотя бы в момент откровенного использования друг друга, все эти слёзы о том, что «не любит», все эти нервные вздохи, когда Лиза появляется в комнате неожиданно. Ощущение, будто Андрея нужно наказать, только его, ведь виноват только он. «Казнить, нельзя помиловать» — страшный сон. Полгода жизни — кома, в которой мучил его же больной рассудок. А настоящее оно здесь, где Федя с искренними сверкающими глазами, где Андрей, в паре миллиметрах от него, где Лизы нет в их жизни и никогда не было. Где всё так, как должно быть. — Ты чего? — нежный голос бьёт по нервной системе сильнее. Голос и взгляд — с любовью. Впервые за ебанную вечность, кажется. И правда глаза намокают от этого. Как давно он мечтал об этом, как давно хотелось сбросить этот груз ответственности и начать заново. Заново, только вдвоём. Хочет упасть в чужие объятья, но довольно громко всхлипывает, и парень дёргается, снова находя себя в привычной комнате. Его комната, его кровать, а рядом Лиза, смотрящая своему парню в спину. Он чувствует её взгляд. Её тоже разбудил. Сглатывает. Дрожит, оказывается, давно. Еле заснул после всех этих мыслей, но даже тут брюнет доебётся. Андрей не знает, с какой целью, но поворачивается к девушке и молча обнимает её, кладя голову на плечо. Чувствует, как заботливо её руки гладят волосы, перебирают бережно, закрываются в них. Чувствует, как она выдыхает, успокоившись. Чувствует, как же блядски холодно в её объятиях. Будто его сейчас вывернет или сердце назло остановится, лишь бы не быть здесь. «С Федей холоднее» — мелькает в голове, и блондина сильнее мутит, он закрывает глаза, надеясь, что скоро отпустит. Правда, не отпускает уже долго.***
— Федь, прости, что так поздно, — проговаривает Лиза и поправляет причёску. Андрей в этот раз остаётся в дверях, позади девушки, в чужой тени. Сейчас Федя внимания на знакомую фигуру не обращает, будто вчера не общались. Не заметить, что Лиза пьяна, было сложно. — Ого, хорошо отдохнули? — улыбается он и оглядывает девушку с ног до головы. Даже в нетрезвом состоянии она умудрялась оставаться неотразимой. Да, по клишированным романам он должен был в неё влюбиться и сделал бы это непременно, если бы не одно «но», стоящее сейчас позади девушки. — Не против, если мы… останемся у тебя сегодня? — Андрей уводит взгляд побеждённо. Уговаривал долго, что, может быть, не стоит оставаться у друга, его притеснять, да и некомфортно самим. «Что ты так противишься? Не договариваешь что-то?» — фраза Лизы, которая работала неоспоримым аргументом. Как назло, с друзьями собирались в клубе, что был рядом с домом Феди и, как назло, Андрей пил сам, потому за руль никак, трезвые знакомые разъехались раньше них, транспорт не ходил уже как два часа, а такси стоило бешеные бабки. Всё сделано назло, лишь бы встретиться именно сегодня с «другом». — Конечно оставайтесь, как раз давно не виделись, — улыбается Фёдор и взгляд косит на блондина рядом. Насколько горделивый и злорадный этот взгляд, представить сложно. И Андрей хочет взглянуть в ответ злобно и осуждающе, но чужие глаза перестают одаривать вниманием. — Спасибо! С нас еда, правда, Андрей? — девушка оглядывается на парня, поспешно стаскивая с ног обувь. Теперь уже брюнет снова обратил внимание на парня, оно сбивало и заставляло путаться. Федорович надеялся, что щёки позорно не покраснели. — Да, конечно, — кратко отвечает он, а после сам принимается за обувь. Сегодня он не выдохнет, знает точно. Вечер будет потрясающим. — Андрей, что-то не так? — Федя смотрит, сука, с удовольствием. Чужие страдания от того, что скрывать стыд и неловкость нужно, но почти невозможно в их ситуации. Скрывать то, что он и лучший друг его девушки ебутся в дёсна. От этой мысли становится ещё хуже. — Чем ты так напугал мальчика? — она хмыкает задорно, на что Федя вопросительно хмурит брови. Скорее с интересом, с желанием получить ещё один компромат на блондина. Тот пока помогает ей снять пальто, а после и свою куртку устраивает на вешалку рядом. Андрей скептически смотрит на собеседника. — Его силой сюда невозможно затащить. — Боюсь, что Федя будет наливать в три раза больше, чем в прошлую нашу встречу, — отшучивается белобрысый и поправляет кофту на себе. Для Лизы последняя встреча мальчиков была тогда, в том самом баре, после которой всё и началось. Тогда они и вправду сильно напились, только сейчас нежелание появляться в этих стенах было вызвано не этим. — Можно ведь иногда позволить себе отдохнуть, правда? — говорит брюнет очень уж дружелюбно, и девушка поспешно кивает, глядя на парня. Федя провожает их в гостиную, быстро приносит стаканы и тарелки, расставляет на маленьком столике возле дивана. На телевизоре включает недавно вышедшее шоу и сам удаляется в другую комнату. «Не был готов к вашему приходу, уберусь в комнате чуть-чуть» — фраза, с которой уходит Федя. Андрей не хочет лишнюю секунду оставаться наедине с девушкой. Боится, что она раскусит, что видит его насквозь, и все его аргументы не помогут. — Лиз, я в ванную, умоюсь хотя бы, — она целует его в щёку, после чего блондин поспешно сбегает в ванную комнату. Не закрывает дверь даже на замок, оставляет маленькую щель. Включает холодную воду, по лицу проходит отрезвителем. Больше чувств вызывал даже не алкоголь, а сложившаяся ситуация. Пробыть втроём целый вечер, так ещё и ночевать здесь, где они с Федей обычно видятся, не уведомляя об этом Лизу. Сложно умещать это в голове и не выть от всего, что в ней же и рождается. Похоть смешивалась с тревогой. Отвратное чувство. Возвращает в реальность то, как на двери с тихим звуком защёлкивают замок. Он дёргается, почти подпрыгивая на месте. Сегодня вечер, за время которого он ни на секунду не расслабится. И будет прав, ведь прямо на пороге стоит Федя. Стоило ожидать. — Заебёшь, одному побыть нельзя? — выпаливает Андрей, но тут же сбавляет громкость. Вряд ли здесь хорошая звукоизоляция. — Кажется, вчера мы не договорили, — «это карма» — часто мелькало в голове блондина, и сейчас эта фраза хорошо подходила к ситуации. Именно сегодня, спустя день их ссор, перепалки, именно так, как Федя бы хотел. Всегда на его стороне. Мразь везучая. — Разве нам есть, о чём разговаривать? — хочет выключить кран, из которого с характерным шумом лилась вода, но Федя перехватывает его за запястье. Ошарашенно глядит на собеседника. — Согласен, давай сразу к извинениям, — Логвинов говорит это спокойно и размеренно, даже в полушёпоте он слышит интонацию. С такой же он обычно шептал на ухо абсолютно грязные фразочки, снова запускал знакомую ломку. С такой запускает и сейчас, ведь в глазах только искры и желание, как в прошлые разы. — Не делай вид, что ты удивлён, в ванную сам зачем шёл? — отводит глаза. И правда, умыться было не таким важным пунктом для него. Убежать от Лизы или подсознательная попытка нарваться на Федю лишний раз? — Сукин сын, — фыркает Андрей, наконец отдёргивая руку. Хочется найти себе какую-нибудь отговорку, мол, «мы ведь не выйдем отсюда, если я этого не сделаю» или «если ты по-другому проблемы решать не умеешь, то как скажешь», может быть что-то в этом роде, но звучать это будет жалко. Особенно после того, как Андрей охотно падает к чужим ногам, как затравленно смотрит в лицо сверху, как нервно сглатывает перед тем, как расстегнуть ремень. В горло бьёт собственное сердцебиение. За дверью, на которую спиной опирается Федя, может стоять его девушка, которая даже представить такой исход себе не может. Насколько легко это может вскрыться, насколько быстро они могут спалиться. Неверный вздох или стон, нелепое движение или лишняя минута — сгорели оба. Андрей судорожнее водил руками по чужой одежде, но дрожь вызывал не только страх, и сознаваться в этом себе не хотелось совсем. Проводит языком вверх-вниз, замечая, как Логвинов ртом в собственную ладонь впечатывается. Дыхание бешеное, ещё чуть-чуть и задыхаться начнёт от переполняющих ощущений. Первый грубый толчок, и Андрей давится, сдерживая рвотный рефлекс. От Феди не стоит ждать милосердия, он хочет захлебнуться своей властью, хоть и делал это не часто. Может быть именно поэтому блондин не сопротивляется, а когда чужая рука вплетается в волосы, вообще расслабляется. «Заслужил» — сказал бы Федя, если бы он мог говорить достаточно громко. Мстить за вчера, насаживать ртом до основания, дрожать от удовольствия. Андрею неловко — сквозь шум воды слышатся влажные звуки его рта и разносятся они намного отчётливее, чем в прошлые разы, ведь стоны не заглушают и не отвлекают. Краем глаза видит, как Логвинов запрокидывает голову, жмурит глаза. Под всё это действие правда не хватает звуков, будто смотришь кино без звука, лишь субтитры. Правда тем лучше, даже рваное дыхание и цепкая хватка в волосах уже заставляли ухмыльнуться. Ручка двери дёргается нервно, из-за чего Федорович глаза поднимает панически. Федя тоже дёргается, переводя внимание на чужое присутствие по ту сторону двери. Застывают в тех же позах, что было ужасно нелогично, ведь сейчас будет лучше отлететь друг от друга в секунду, хотя бы сделать вид, что «это не то, о чём ты подумала». Но дверь не поддаётся, естественно. Логвинов не глупый, про замок не забыл, и сейчас он становится спасителем. Андрей сглатывает нервно, возвращая глаза к «другу». Хочет отстраниться, но чужая рука надавливает на затылок, и блондин, хоть и с осуждающим и удивлённым взглядом, поддаётся. Пару толчков, и тёплая жидкость обжигает горло. Встаёт с пола и сплёвывает в раковину. — Ебать ты извращенец, — фыркает Андрей, снова выплёвывая уже воду, которой только что полоскал рот. Колени ныли, но о них он вспоминал в последнюю очередь. — Не один я, правда? — хмыкает он, на расстоянии в пару миллиметров от Федоровича. Прав, ведь возбуждение накрывало их обоих с самого начала диалога, только Логвинов от него избавился, а младшему мучаться с ним целый вечер. Андрей не подаёт виду, что его снова прочитали. — Что будем делать? Лиза не зря в ванную начала рваться, поняла что-то, — переводит взгляд на дверь. А вдруг девушка стоит прямо там и ждёт, хочет сама поймать парней на обмане? — Давно таким ссыклом стал? — Андрей на это фыркает, наконец выключая воду. «Действительно, между прочим иногда стоит потревожиться об этом, а не класть хуй, в прямом смысле». — Прекращай краснеть позорно, может и не спалимся. Оставляет Федоровича с неловко раскрытым ртом и виноватым чувством. — Вот же ты сука, — шёпотом говорит он, зная, что Федя его не услышит. Хотя, вряд ли ему нужно об этом говорить, сам знает, наверное.***
— А помнишь ту шлюху с института? — спрашивает Лиза, опираясь спиной на Андрееву грудь. Девушка лезла в его объятия, а у Федоровича не было аргумента, чтобы отказать. Обнимал, стараясь на Федю не смотреть. Он никогда не позволял подобные переглядки при девушке, но даже в его спокойном взгляде, обращённом на подругу, можно было разглядеть этот цинизм. Девушка была пьяна, потому не заметила долгое отсутствие парней, их подозрительно одновременный приход в комнату. Она поправляла волосы, жалась к своему парню, периодически отпивала из своего стакана колу с виски. Андрей делал это чаще, быть почти трезвым сложно. — Которая ко мне лезла? — усмехается Федя. Слишком хорошо он справлялся со своей ролью: был в абсолютно расслабленной позе, вёл диалог заинтересовано и без подтекстов, даже переглядки лишние себе не позволял. Сидит здесь так, будто он не стонал в соседней комнате пару десятков минут назад. — Не напоминай, я недавно избавился от кошмаров. — Да ладно, не так всё плохо было… Наверное, — последнее произносит неуверенно, а после звонко смеётся. Андрей правда хотел влиться в диалог, но сказать нечего, потому он послушно слушал. — У меня парни хуже были. — О да, я помню, — хмыкает Логвинов. Федорович не думал, что знакомы они прямо с института. Может быть даже со времён школы, просто не упоминают это? Тогда действия Феди становятся более непонятными. Зачем рушить такую крепкую дружбу? — Один хуже другого, хоть в ряд выстраивай. — Хоть сейчас повезло, да? — довольно улыбается девушка, кладёт голову на плечо Андрея и смотрит влюблённо. Улыбается почти искренне. — Да, идеальный вариант, — говорит Федя, едва не подключая в реплику сарказм. Издевается снова. Когда-нибудь Федорович въебёт ему по лицу за язвительные фразочки в такое неподходящее время. — Тоже мне, нашли идеальный вариант, — усмехается, закатывает глаза. Получается правдоподобно, с таким же успехом целует девушку в нос мельком. На секунду во взгляде Феди что-то загорается, а после возвращается в норму. Андрей не успевает понять, что это было. — Ну а скажи хоть один аргумент, почему нет? — хитро глядит на возлюбленного, прикрывает глаза. Логвинов, кажется, ломается под такой комедией. Отводит глаза почти трагично и улыбается, едва сдерживая смех. Да, один аргумент они точно знают. «Пока ты сидела здесь, твой идеальный парень отсасывал мне в туалете», — читает Андрей в чужих глазах, хотя, возможно, это лишь его собственные мысли. Комичность ситуации передать сложно. В дверь звонят, и Федорович вскакивает с места, отпрянув от девушки. — Я открою, — принесли еду и вместе с тем возможность лишний раз вдохнуть без присмотра Логвинова. Уходит в коридор, пока за его спиной рождается новая тема для разговора.***
— Даже здесь не дашь расслабиться? — недовольно фыркает Андрей, оборачиваясь на стук двери. Лизу они уложили спать — после стольких напитков вырубило её слишком быстро. Только покурить отошёл, брюнет снова тут. Затягивается дымом нервно. — Угостишь? — говорит Федя и становится рядом, тоже высовывается в окно. Блондин вздыхает раздражённо, но всё-таки протягивает вторую сигарету из пачки. Логвинов уже сам достает зажигалку и щёлкает ей. Сам курит, только пачку оставил чёрт знает где. Морщится на первой затяжке, но привыкает быстро. В сигаретах у них вкусы разные. — Тебе помочь? — опускает взгляд на чужие штаны, а точнее на сильно заметное возбуждение. Может быть помучать Андрея хочется, но он не совсем бездушный. — Иди нахуй, — брюнет отводит взгляд в окно снова. Как знает. Они не в тех взаимоотношениях, где будут уговаривать друг друга или делать назло. Это вообще не Федино дело, да ведь? Проблемы Андрея — только его проблемы, на них ему всё равно. Как минимум Федя пытался выстраивать такие отношения между ними. — Знаешь, я пытался отрефлексировать, что я мудак, — начинает блондин, пытаясь лишний раз не придавать интонацию голосу или отражать эмоции мимикой. Наигранное безразличие. Выдыхает дым, следит за ним взглядом. — И по моему поведению видно, что у меня не получается. Почему ты так уверен в себе? Вы же друзья, вроде как. — Не было меня, ты бы изменил с кем-нибудь другим, — Андрей нервно улыбается, оскаливается. Неправда, никогда такого в голову не приходило, никогда на других не заглядывался даже. Не изменил бы, не существовало бы Феди. — Я просто попался под руку. Так могу хотя бы контролировать, чтобы ты не заигрывался и ей больно не было. — Не много на себя берёшь? — с раздражением произносит блондин, на что Федя не отвечает. Их разговоры всегда либо наполнены злостью, либо разочарованием. Каждая из эмоций сжирает полностью, бьёт по голове молотом. — Тебе же самому удобно, разве нет? — Ну, приятное с полезным, — в груди щемит. Бросает сигарету вниз, сам разворачивается, хлопает дверью напоследок. Оставляет Федю одного. Завтра перед уходом они с Андреем даже друг на друга не посмотрят.***
— Алло, Федь? — брюнет глаза трёт уставше, ещё раз отнимает телефон от уха и смотрит на время. Пол-четвёртого ночи. — Больной совсем, время видел? — фыркает, падая обратно на подушку. Сложно было не понять ситуацию, как минимум по в усмерть пьяному голосу Андрея. Снова напился, снова домой нельзя, кому же будет звонить? Конечно, Логвинову, он же всегда тут как тут. — Да ладно, бывало хуже, — по голосу, будто улыбается. Музыка слышна отдалённо, значит из бара уже вышел. Уже неплохо. — Заберёшь меня? — А ты не охерел ли, Федорович? — строго произносит он, на манеру учителя или родителя. Конечно, будет он срываться почти в четыре часа утра за блондином. — Знаешь что, это твоя проблема. Как хочешь, так и разбирайся. Бросает трубку, кладёт телефон на кровать. Зубы стискивает от злости, перед глазами круги. Блондин на чувстве вины играет, манипулирует, а Федя каждый раз слушаться должен, ехать и спасать его. Пьёт не зная с кем и непонятно где, а Федя выручай. Палочка-выручалочка, блять. Нет уж, он на такую роль не нанимался. — Рад тебя видеть, — с глупой улыбкой Андрей садится на переднее сиденье. Да, пьяный — мягко сказано, скорее обдолбанный всеми сортами алкоголя. — Когда ж ты так нажраться успел, — заметная злость не проходила в кровати дома, и в пути до машины, и даже после удара по педали газа. Может быть после удара по чужому надоедливому лицу стало бы легче, но это не лучший вариант. Нельзя заставлять Лизу нервничать. — Я начал часов в десять, — удивлённо складывает брови и смотрит на время недоверчиво. Пять часов подряд бухал? Не похоже на Федоровича. — Ко мне едем? — заводит машину, включая кондиционер на единичку. Андрей откидывается на сиденье и никак не реагирует. Федя принимает это за согласие и трогается с места. Выбирает длинную дорогу. — Вы с Лизой поругались? — Нет, а что, у меня нет других поводов нажраться? — улыбается, даже не глядя на собеседника. Смотрит в окно, потом в лобовое, рассматривает еле видный рассвет. — Например? — Ну знаешь, — в трезвом состоянии Федорович бы нервничал, но сейчас он лишь улыбается сильнее. — Когда кого-то любишь, а он тебя нахуй шлёт. — За Лизой такого не замечал, — хмыкает шутливо, чтобы хоть как-то разбавить. Понимает, о чём идёт речь, давно знал. Надеялся, что не скоро заговорят об этом. — Да ты Лизу только и замечаешь. Тишина. Такая напряжённая, неприятно страдальческая и трагичная. На дороге пусто, на улицах тоже. Нормальные люди спят, а эти… снова здесь, снова вместе почему-то. — Остановишь? — Логвинов смотрит недоверчиво. Буквально трасса, по бокам лес, а впереди только дорога. Что за необходимость? — Пожалуйста. Федя останавливает. Съезжает на обочину и глушит мотор, глядя на собеседника в ожидании. — Это глупо наверное, — кидает разочарованный взгляд в сторону «друга», улыбается, но как-то грустно. — Я могу отсосать тебе прямо здесь, не доезжая до дома, — брюнет хмыкает с глупой ухмылкой. Неприсущая для Андрея срочность. Хотя нет, как раз это на него очень похоже — нетерпеливость, спонтанность, торопливость. Получить новую дозу, лишь бы случайно не задуматься, что всё это неправильно. Лишь бы не уговаривать собственную совесть. — Или мы можем поговорить. Впервые, блять, за всё время. Федорович глаза уводит. Ответ знает заранее. Выбор символический скорее, между «оставить их отношения такими» с постоянными бездумными связями, оставаться зависимыми и грязными после каждого совместного вечера, зато без ответственности и обязательств, и «что-то большее», в котором нужно разбираться, брать ответственность и иметь что-то поинтереснее, чем друг друга. Любить или нет, если вкратце. И блондин знал заранее чужой ответ. Всё решалось тем, что Логвинов не любил, ни разу не показывал волнение или что-то типа этого. Пользовался, потому что удобно, и всегда сам в этом признавался. — Окей, — произносит Федя, и улыбка пропадает с его лица. Брюнет серьёзен, что пугало больше, чем неутешительный ответ. — О чём поговорить хочешь? — Я… Ты серьёзно? — смотрит потерянно и удивлённо. Даже монолог свой не готовил, потому что был уверен, до этого не дойдут. — Я сам хотел предложить уже давно, так что давай я начну, — Андрей всё ещё смотрит с недоумением. Кажется, будто это шутка, будто маленькую искру надежды затушат ледяной водой, безжалостно и жестоко. Только Федя правда думал о том, что скажет дальше. — Я долго думал о нашем разговоре пару недель назад. Ты спрашивал, почему я так уверен в себе. Только я тоже чувствую себя мудаком, даже больше, чем ты, — вопросительно хмурит брови. Страшно, к какому умозаключению ведут его размышления. Страшно, потому что не верится в лучший исход, в голову лезут самые плохие. — Лиза — лучшая подруга, с которой мы росли вместе. И будет очень подло уводить её парня, не находишь? — Но… — уводил взгляд задумчиво, в руках перебирает край своей кофты. — Ты бы хотел? — Федя вздыхает, лбом утыкается в руки, что находились на руле. Смотрит перед собой. — Не представляешь, насколько сильно, — почему-то более низким тоном говорит Логвинов, откашливаясь. У Андрея в груди щемит снова, почти без боли. — Думаешь, не подло трахаться с ним? — сводит брови вопросительно. Андрей не провоцирует, не издевается и не насмехается точно. Он вообще впервые видит Федю таким. Искренним и настоящим. Без наигранного холода и лицемерия. На вес золота. — Подло, поэтому каждый раз надеюсь, что сдержусь. Думаешь, только ты каждый раз проигрываешь? — да, он был в этом уверен. Уверен, что проигрывает Феде каждый раз, что он злорадствует в каждом движении и стоне, что его веселит чужая боль. — Думаешь, я никогда не хотел, чтобы ты остался? — Да, я… я был уверен, — ощущение, будто протрезвел. Глаза бегают туда-сюда: то к Феде возвращаются, то вниз смотрят. В голове мысли, слишком много для их обычных вечеров. Сегодняшняя встреча особенная. — Почему ты молчал? — Потому что надеялся, что будь я гандоном, ты сам решишь от меня отъебаться и остаться с Лизой, — выпрямляется, взглядом провожает машину, что пролетела мимо них вперёд. Кому-то тоже не спится. — Каждая наша встреча — отборный сорт дерьма в твою сторону. И при всём при этом ты идёшь бухать до утра, чтобы оказаться в машине вместе со мной, даже если я выберу отсос на заднем сиденье, вместо постели с девушкой, которая в тебе души не чает. Чем я такое заслужил, скажи мне? — Сам голову ломаю, — усмехается, получая в ответ чистую улыбку. Без злости, сарказма или издевок. Обычная, как и взгляд, абсолютно спокойный. Искренность. Незнакомо и слишком приятно. Лишь бы не привыкнуть. — Нам нельзя… — начинает, будто хочет сказать что-то грубое и серьёзное, но не успевает войти в роль ледяной глыбы. Досадно отводит взгляд. — Я никогда не прощу себе, если вы расстанетесь из-за меня. — Но ты же не виноват, — кладёт руку на плечо Феди, и этого хватает, чтобы закончить акт нежностей. Взгляд безразличный, снова вернулся знакомый ему Логвинов. — Я отвезу тебя домой, Лизу же предупреждал о попойке? — разочарованно убирает руку и кивает едва заметно. Не успел убедить. Да и вряд ли когда-нибудь уже получится. Но этой ночью уснуть не удаётся***
— С тобой сложно договориться, — первое, что говорит Федя, когда запускает Андрея в квартиру. Он выглядит пугающе уверенно и одновременно взволнованно. — Я бы даже сказал, что невозможно, — едва сдерживается, чтобы не поднять указательный палец, умничая. Логвинов злой, а его взгляд едкий, липкий, токсичный. Ещё чуть-чуть, и правда дырку просверлит в коже. Вздыхает уставше. — Ну не делай вид, что ты мне не рад. — Ты зачастил, не кажется? — брови вскидывает от того, как это было грубо. Хотел бы ответить шуткой или съязвить, да лишний раз пререкаться не хочется. Стаскивает обувь, проходит в коридор, пока Федя закрывает дверь. — Мне кажется, что это не очень гостеприимно, — всё-таки язвит, а после скрывается в спальне. Брюнет понимает, что выбор именно на эту комнату падает не случайно. Вздыхает. Разговор был бесполезен. С Андреем вообще разговаривать бесполезно, надеялся, что хоть в этот раз будет по-другому. Который раз в нём ошибается. Заходит в комнату, убеждаясь в своих догадках. Расположился на кровати, вальяжно раскинув ноги по разные стороны, футболка уже лежала позади него. Феде было не совсем понятно, зачем Андрей оголил торс, ведь обычно он во внимание не шёл совсем. Никаких следов, поцелуев, отметин — нельзя выдавать себя. А ещё Федя впервые видит его в такой позе. Раньше так, чтобы лишний раз друг друга не видеть, лицом к стене или кровати. Может быть думает, что это его остановит? Парень замечает чужой осознанный взгляд, и он слегка путает. Впервые не бешеный, не пьяный и не обдолбанный от личной зависимости. Долго не медлит. Встаёт между чужих ног, не получая в ответ ни слова, ловит чужое лицо за подбородок и целует. Целует со всей злостью, что осталась неуслышанной. Целует, но поцелуй этот больше похож на укус, и совсем скоро ощущается металлический привкус. Целует, не получает ни единого сопротивления. Отрывается, в чужие глаза глядя потерянно. Раньше бы оттолкнул или хотя бы дёрнулся, мол, больно, да и следы довольно заметные. Быстро пробегается по торсу глазами, приступает к ремню. Андрей на него смотрит неотрывно, что снова погружает в вопросы. Ложится на спину, наконец давая больше пространства. Федя пытается не смотреть в чужое лицо, которое сегодня было необыкновенно другое, чем в прошлые разы. Более манящее, с другим выражением, эмоциями, мыслями. Будто перед ним не Андрей, а кто-то другой. Федорович ещё умеет делать что-то не назло? Расправляется с джинсами и встаёт на мгновение, чтобы стянуть ненужную одежду на пол. Сейчас она будто с грохотом падает, с каким звуком падает гильотина. Да, блондин был ядом, личным видом казни и мучения для Логвинова. Если ад существует, то он выглядит именно так. Возвращается на прежнее место. Странное ощущение, особенно для Андрея. На нём впервые нет ни единого элемента одежды, а Федя глядит на него оценивающе, пока откручивает крышку от лубриканта. Смущение присуще для подобных ситуаций и, может быть, в другой раз блондин бы увёл глаза стыдливо, но только не сейчас. Он хотел смотреть в чужие глаза, знать, что Федя каждый раз отвлекается от действия просто чтобы поднять взгляд снова, пересечься с его и в ту же секунду отвести. Ради этой секунды он потерпит. Два пальца сразу наполовину. Изгибается, запрокидывая голову. Стонет раскатисто, а после рукой закрывает рот. Пытается реагировать не так ярко, не так громко и заметно. Федя принимает правила игры, поэтому вводит до конца даже без возможности привыкнуть. Болезненный стон режет уши. Обычно Федорович скрывал, что ему больно. Он ведь так любит, да? Получает удовольствие? Раньше такого не было. Начинает двигаться. Шипение и больное мычание. Нервно сглатывает. Каждое движение теперь даётся достаточно трудно. Поднимает взгляд к чужому лицу и замечает влагу, собравшуюся на кончиках ресниц. Блядство. Останавливается на секунду, теряясь абсолютно. На кой чёрт он согласился на эту позу? Не видел бы его лица, закрыл бы рот ладонью, и никаких сомнений. Нет, блять, приехали. Целует, дабы заткнуть. Губы кусает, оттягивает, в рот языком проникает. Только Федорович отвечает не так, как обычно — слишком мягко и нежно. Не выдержит и сорвётся. Проиграет. Блять, кажется, он уже проигрывает. — Ты можешь сдерживаться хотя бы ради приличия? — шепчет Федя прямо в губы и добавляет третий палец. Андрей морщится, мычит так же болезненно. — Федь, я не хочу так, — тоже шепчет в губы, смаргивая подступившую к глазам влагу. Брюнет останавливается совсем, чуть отдаляется от чужого лица. — Я хочу по-настоящему. Хоть раз. — Но… — говорит, но продолжения не придумывает. Потому что столько мыслей в голове нельзя сформулировать в одну фразу. Потому что всё, что копилось загонами столько месяцев, становится бессмысленным, глядя на Андрея. — Федь, пожалуйста, — и это будто правда становится весомым аргументом. Вот-вот перестанет понимать, где реальность, потому что голову кружит уже давно. Парень наклоняется, щекой трётся о его, наклоняется к уху. — Ты же знаешь, что я не остановлюсь, — голос, которым хочется сказать прозвище «родной», от которого хочется это услышать. Федя оттаял снова, понял, к чему был весь этот цирк, и наконец-то сдался. Его тяжелее сломить, чем Андрея. Андрей-то в любую секунду всё бросит ради Феди. В ответ на фразу Федорович лишь кивает, на что получает поцелуй в мочку уха, а потом ниже. Ниже по скуле, шее, плечу. Пальцы снова начинают двигаться, только уже по-новому: аккуратно и мягко. Первый засос на ключицах вырывает неожиданный стон, дальше лишь закатывание глаз и сдавленное дыхание. Чувствует, как багровые пятна расцветают на груди, плечах, шее, как аккуратно язык выводит кадык, как пальцы входят глубже, на манеру ножниц разъезжаются внутри. Федя, наверное, вовсе сошёл с ума, раз больше не контролирует всё это. Федя наверное впервые позволяет себе подобное. А Андрей хочет задохнуться в этом, умереть, остаться здесь навсегда. Остаться там, где Федя в губы шепчет что-то настолько невозможное, что под рёбрами сжимается приятно, а после целует, вытаскивая фаланги с мокрым звуком. — Родной, ты до боли красивый, — шепчет он, будто в бреду, и блондин правда думает, что наверное спит, и всё это происходит не с ним. Звук чужой ширинки бьёт по голове новой порцией бреда. Кажется, он уже готов выть от долгого ожидания, хотя длится оно всего пару секунд. Ломка, похуже, чем в прошлые разы. Нужно прямо сейчас, незамедлительно, иначе в помещении закончится воздух, и он тут же сойдёт с ума. Не сошёл ли уже? Федя смотрит так пристально и внимательно, что Андрей краснеет моментально. Давно пора, удивительно, что только сейчас. Только размышления исчезают напрочь, стоит чувствовать первый аккуратный толчок. Пусть смотрит, если нравится. А ему пиздец как нравится. Голову запрокидывает и губы раскрывает в немом стоне. За чужое плечо цепляется, ткань комкает в пальцах. Федя пользуется: к открытой шее утыкается, выцеловывает, кусает. Когда ускоряет темп, носом ведёт от ключицы до скулы, целует, стонет в губы, одной рукой поглаживая бедро. Стонать чужое имя уже слишком приятно, будто без этого блондин не получит удовольствие никогда. Когда Андрей чувствует, что скоро кончит, по-хозяйски запускает руки под футболку Феди. Он, кажется, даже не смеет отвлекаться от своего занятия, но точно ждал этого столько же, сколько и Федорович. Блондин стонет раскатисто напоследок, вместе с этим проходится по чужой спине ногтями, оставляя на ней красные полосы. Белая жидкость пачкает живот. В этот раз они кончили одновременно, а Андрей даже не коснулся себя… Но это не считается поражением, в этот раз они оба проиграли с треском. Федя валится на кровать рядом, пытаясь отдышаться. На ощупь находит салфетки на прикроватный тумбе, что всегда была спасательным кругом, и кидает блондину в руки. Хотели бы съязвить оба, но кажется, сейчас не до этого. — Расписался значит, — с добрым смешком говорит Федя, на что Андрей закатывает глаза, конечно, саркастично. Да, красные полосы на спине обычно называют росписью, и Федорович правда хочет трактовать это так. — Мало же тебе надо. — Тебя мне надо, и это давно не секрет, — поворачивается лицом к брюнету. Уставшие оба, довольные тоже. — О, как же пошло вы высказываете свои чувства, молодой человек, — приближается к чужому лицу с глупой ухмылкой, а после взгляд на губы опускает. — Кто бы говорил, — а после целует, впервые такой искренний и нужный жест. Федя всегда делал всё так, лишь бы Андрей не захотел остаться. Сегодня он останется в любом случае.***
— Ты чего в такую рань? — голос Феди едва слышен из коридора. Андрей вздыхает, с трудом открывая глаза. — Лиз, что случилось? Отрезвляет сильнее. Ощущение чужих объятий растворяется, из-за чего парень с досадой отводит взгляд. В кровати он один, одетый и почти приведённый в приличный вид, если не считать заметных красных пятен по всему телу. Да, на свежую голову это правда становится проблемой. О чём они вчера думали? Хотя, нетрудно догадаться… — Да прекращай, всё хорошо будет, — чужие всхлипы тоже доносятся до закрытой двери спальни, и Федорович представляет картину: его девушка в печали от очередной «ночной попойки с друзьями» пришла к лучшему другу за утешением, даже не подозревая, что он и есть его ночная попойка. Андрей виновато смотрит на дверь. Вряд ли Федор поведёт её вглубь квартиры, успокоит как-нибудь и выпроводит. Будет хуже, если она увидит его здесь, так ещё и в этом состоянии. — Давай я поговорю с ним? Не замечает, как глупо скалится. Да, Федя-то поговорит и научит уму-разуму… Конечно. — Позвони мне, как поговорите, хорошо? — наконец слышен заплаканный голос. Оба мрази конченные, раз до такого состояния доводят. С другой стороны, для них это не новость, уже все мозги себе отрефлексировали на эту тему. — Конечно, тебя подвезти? — получает на это отказ с отговорками, мол, в магазин ещё нужно забежать и с подружками встретиться. Он понимающе говорит что-то напоследок, по звукам они обнимаются, а после хлопает входная дверь. В комнате появляется Федя. Одетый, собранный и серьёзный. Слишком серьёзный. Первую минуту они просто переглядываются, не находя слова. — Так, тогда начну я, — произносит парень без доли сарказма или шутки. Ложится на вторую половину кровати, глядит на младшего. — Деньги перевёл, чтобы ты купил что-нибудь, чем можно скрыть это, — он показывает на свою шею, и Андрей тут же переводит взгляд на зеркало, что стояло напротив кровати. Да, ситуация прямо-таки плачевная. — Принимаешь душ и съёбываешь из моего дома. Можешь даже без душа, — ни разу голос не дрогнул, даже интонация не поменялась. Его попытка закрыться будет неудачной, особенно после вчерашнего. Блондин уже знает его маски, знает, как с ними бороться. — То есть ты серьёзно думаешь, что после вчерашнего я правда просто уйду, поджав хвост? — сводит брови вопросительно, вот-вот перейдёт на агрессию. — А тебе моральная компенсация нужна? — злорадно улыбается. Андрей фыркает от обиды. — Мне ты нужен, — Федя продолжает улыбаться, только уже скептически, мол, мне от этого ни горячо, ни холодно, — а я нужен тебе. — Что ты предлагаешь делать? Идти к Лизе и всё рассказать? — с явно большими нервами произносит он, глядя в сторону Андрея привычным липким взглядом. — Достаточно поговорить нам, — в голове Логвинова что-то щёлкает. Падает и разбивается на осколки, раздражая мозг сильнее. — Твоя девушка пришла ко мне в слезах после бессонной ночи, потому что ты, мудак, съебал непонятно куда, — Федя кричит, а в глазах его, кажется, разбиваются вазы, и бьётся посуда. Лишь на секунду взгляд просачивает истину, ту огромную ненависть к себе, которую Федя так старательно прячет на протяжении нескольких месяцев. Если бы не брюнет, всего бы этого не было. Он и сам это понимал. Андрей не видел необходимость говорить это. — О чём мы можем говорить? — О том, что я её не люблю, — Федин испуганный взгляд поднимается к чужому лицу, останавливается на нём пару мгновений. Этого и боялся, про это и говорил. — И ты в этом не виноват. Так сложились обстоятельства. — Не вздумай говорить ей об этом, — Андрей уставше вздыхает. Приближается к Логвинову, между лиц пару миллиметров. — И я буду всю жизнь любить тебя, а она будет страдать, ведь понимает даже сейчас, — Федин взгляд безумно пугает. Никогда таким злым не видел, зная, что брюнет почти в любой ситуации умеет совладать с собой. Эта ситуация выбивается из других. — Ты не можешь обрекать нас обоих на эти мучения. И заставить меня тебя разлюбить тоже. Звонкий удар. Андрей машинально руку прикладывает к щеке, по которой только что ударили пощёчиной. Спасибо, что не кулаком, не со всей силы. В груди что-то щемит, и чувство знакомо слишком хорошо — боль. Находит в себе силы глянуть Феде в глаза. Не хочется искать за пеленой холода хоть какие-то эмоции. Надоело. — Похоже на аргумент? — встаёт, опирается на подоконник руками, глядя в окно. Может быть, подбирает позу, в которой бы он не стоял к собеседнику лицом. Мерзость от собственного поступка скрыть сложно. — Ты был прав, — Андрей забирает со стула свою одежду, которую Федя заботливо сложил с утра, — ты мудачьё похуже меня. Вылетает из комнаты, одеваясь в коридоре. Натягивает обувь, с вешалки берёт куртку и даже дёргается, завидя приближающийся чужой образ. Взгляд падает на столик в гостиной, что был так хорошо виден из коридора. На нём валялись книги и какие-то бумаги, но внимание привлекает тарелка, а рядом с ней две кружки. Одна явно пустая и грязная, вторая абсолютно нетронутая, рядом готовая еда. Странно, что Лиза этого не заметила. Андрей взгляд кидает к чужому лицу напоследок, а тот даже не смотрит на него. Скучающе смотрит в сторону, дожидаясь чужого ухода. Разочарованно хлопает дверью, оставляя Федю одного. Сам ведь этого хотел, так?***
— Тебе с утра мало было? — говорит отборный бред, лишь бы Андрей забыл этот номер. Только Андрея так просто не напугаешь. — И тебе привет, — пьяный голос. Кажется, пьянее, чем в прошлый раз. Прошло больше пяти часов и, кажется, Федорович проверяет свою печень на прочность. — Бухать не надоело? — блондин, кажется, смеётся по ту сторону провода. Смеётся скорее нервно и отчаянно. — Мы расстались, — Логвинова бьёт током. Моментально злость и язвительность пропадают. Сердце пропускает удар. — Расстались, потому что я не люблю её, а она меня презирает. Она собирает вещи сейчас, и завтра я уже буду жить в своей квартире один, — брюнет взгляд отводит. Что странно, впервые чувство вины становится чуть легче. Андрей хотя бы не обманывает её, не заставляет ждать его по ночам. Да, ей больно, и в этом виноват Федя, но… Аргументов не находит. — Если из-за чувства вины ты решишь послать меня нахуй, то дай знать, окей? — Подожди, ты… Андрей сбрасывает. Найдёт, где переночевать сегодня, чтобы не возвращаться в свою квартиру и лишний раз не пересекаться уже с бывшей девушкой. Телефон выключает, чтобы Федя звонками не закидывал. Он не знает, позвонит ли Логвинов завтра с печальным известием или же не позвонит вовсе, забудет номер и сделает вид, что ничего этого не было. Он не знает, приедет ли Федя завтра, чтобы извиниться и наконец нормально поговорить. Он знает лишь то, что уснёт сегодня с чистой совестью. Впервые, блять, за пару месяцев.