Потребность в тепле

Тепло, хранящееся в людях, всегда манило Тэхёна. Оно ощущалось под кончиками пальцев, когда он касался леденеющей щеки. Чувствовалось в последнем горячем вздохе. Запечатывалось с последним ударом сердца. И в новом человеке, который стал частью его зимнего сада, тепла было словно больше обычного. Обжигающий до самых костей жар так и рвался наружу, стремясь поглотить всё на своём пути. — Удивительно, — Тэхён смотрит в распахнутые от удивления круглые глаза человека и касается подушечкой пальца кончика славного носа, — как много в тебе тепла. Тэхен всегда задавался вопросом, почему демонов мороза так сильно тянет к теплу, так как они ведь никогда не могли почувствовать его по-настоящему. Лишь уколом жара, словно в насмешку. Ему не бывает холодно. Падающие с неба снежинки, оседающие на голой коже плеч, не причиняют боли. Босые ступни легко опускаются на пушистый снег, не чувствуя отталкивающего озноба. Тэхёну комфортно, но почему-то… Неистово хочется согреться. Он в последний раз смотрит на новую статую и, развернувшись на носочках, уходит. Этого ему хватит на день, может, два, пока скованная льдом душа не потребует нового притока горячего, до приятных мурашек обжигающего огня. Тэхён привык. Привык к вечному ожиданию; привык растирать пальцы, чтобы увидеть как вместо искорок в стороны расходятся льдистые иголочки; привык возвращаться в свою спальню и ложиться на промерзшую без него постель. Шёлковые простыни всегда отдают приятным холодком, а голое тело, не способное впитывать тепло от кого-то кроме человека, нежно рассыпается на кровати. Обычно Тэхён не засыпает сразу после появления новой статуи в саду, однако в этот раз сон словно утягивает его в свои объятья. Без привычного шума в голове, без проскальзывающих по телу маленьких мурашек, без пробегающего по коже прохладного ветерка. Просто и уютно, так, как давно уже не бывало — без укутывающей в плотное одеяло стужи. Просыпается Тэхён так же резко, как и заснул – из-за ощущения, что что-то тает. Это больше похоже на зудящее чувство, скользнувшее вдоль кожи, чем звук. Взволнованный, он вскакивает с постели, накидывает на голые плечи халат и торопливо двигается в сад. Кто-то проник в его дом, в его сад, к его статуям? Хмурясь, Тэхён взмахом руки принуждает промозглый ветер проверить все помещения и найти виновника, но тот возвращается ни с чем. И тем сильнее удивление, когда Тэхён видит, что новая статуя просто… тает. Лёд ленивыми каплями скатывается по румяным щекам и оседает на покрытом снегом полу. В глазах человека появляется проблеск жизни, а сердце делает первый удар, пугая так, что Тэхён отшатывается. Такого, что статуи просто начинали таять, в его долгой жизни ещё не было. — Видимо я вчера слишком устал и не сделал всё, как следует, — Тэхён бормочет себе под нос, подыскивая удобное оправдание, потому что он уверен, что всё сделал правильно. И всё же статуя таяла. Взмахом руки он пытается заморозить её обратно, но хрупкое человеческое тело словно сопротивляется, вспыхивая опасным жаром. — Странно. Куда страннее, чем тот случай, когда он случайно, расстроившись, спустил на мир людей ледяную зиму. Эмоции Тэхён всегда контролировал не лучшим образом. Но человек? Обычный смертный, который совершенно не хочет отдавать своё сердце льду. Тэхён прикладывает чуть больше сил, чем обычно, чем для любой другой статуи, побеждая сопротивление. И сковывая человека вновь. Надолго ли? Тэхён не торопится уходить, удерживаемый на месте любопытством. Будет ли человек таять опять? Он внимательней осматривает стоящую перед ним фигуру: высокий, подкачанный, но с приятной тонкой талией и большими, невероятно завораживающими, оленьими глазками. Люди бы назвали его очаровательным? Милым? Тэхён задумчиво склоняет голову набок, подбирая своё слово. Для него он разве что тёплый. — Не тай, — Тэхён грозит пальцем статуе, а потом вальяжно обходит оставшиеся, проверяя. Может быть тут есть и другие такие же своевольные изваяния? Но нет. Его сад тих и холоден. Как обычно. Возможно, это была лишь одна маленькая случайность, которая больше не повторится.

***

Но она повторяется. Тэхён просыпается от знакомого скользкого чувства где-то на загривке и уже знает, что случилось. В этот раз он не проверяет свой замок, не посылает ветер прогуляться по пустым коридорам, а сразу идёт к той самой статуе. И верно — щёки пылают румянцем, распахнутый рот и удивлённые глаза выглядят преступно живыми. Тэхён ёжится, когда замораживает человека обратно, забирая себе его тепло. Оно не греет так, как в первый раз, но даёт достаточно ощущение, чтобы покалывающий кончики пальцев мороз перестал перетягивать на себя внимание. Это странно. Человек странный. Быть может, он не человек? Тэхён слышал о случаях, когда демоны или полукровки прятались в мире людей, чтобы их не настигла небесная кара. Но ведь тогда бы он понял, что это не обычный смертный. Или нет? — Кто же ты? — Тэхён смотрит на вновь пустые глаза, цокая кончиком языка по нёбу. Ему не дано распознавать полукровок, а вот демона в этом парнишке не ощущается. И всё же огонь его души воистину поразительно горяч. С таким стоит считаться. На короткое мгновение Тэхён думает о том, чтобы вернуть человека в мир людей, но отмахивается от идеи. Там он уже для всех давно мёртв. И если тут из него не получится достойной статуи, то придётся просто… пристроить его куда-то? Неприятное назойливое чувство ревности прорастает в ледяном сердце. Всё же Тэхён сам его выследил, сам заманил к себе, сам поставил в сад. И уже второй день упрямо поддерживает лёд, не давая сердцу биться. Создав взмахом руки небольшого аккуратного снеговичка, Тэхён отдаёт короткий приказ следить и не давать растаять, а сам собирается к единственному знакомому демону, который бы мог подсказать, что делать. Юнги предпочитает не высовывать носа из своего тёмного уголка в мире вечной ночи, коротая дни с прытким суккубчиком, поэтому ему действительно надо подготовиться. Не подойдёт явиться в одном лишь халате, накинутом на покатые плечи — суккубчик, верный своей демонической натуре, тут же выпрет угрозу. И будет прав. Тэхён уважает чужое чувство собственничества и не провоцирует лишний раз. Он одевается официально. Плотные штаны, кофта, переливающаяся на свету яркими белыми огоньками, и накинутый поверх плащ. Он собирает волосы в аккуратную прическу, подумывая укоротить их, но вновь отмахивается. Потом. Однажды. Не перед тем, как он явится незваным гостем в чужие владения. Притом некомфортные для его ледяной натуры. Тэхён отчаянно жаждет тепла, но каждый раз оказываясь в пропитанном жаром месте лишь сильнее замерзает. Особенно когда видит, как суккубчик вьётся вокруг лениво дремлющего демона ночи. — И вот ты вновь тут, — Чимин демонстративно устраивается на коленях Юнги вздёргивая свой тонкий и длиннющий хвост с завитушкой на конце, — чего пожаловал? — Уж явно не для того, чтобы смотреть, как ты скручиваешься змейкой вокруг Юнги, — Тэхён хмыкает, наблюдая чужой прищур раскосых, полыхнувших алым, глаз, — у меня человек тает. — Пришёл просить совета? — Чимин даже выпрямляется, седлая одно колено Юнги, и тыкая того кончиком хвоста в бок, пробуждая. — Ну так съешь и дело с концом. — Ему не нужны души, чтобы питаться, прелесть, — широкая ладонь Юнги властно ложится на тонкую талию Чимина, оглаживая изящный изгиб. Так ведь люди и демоны делятся теплом? Тэхён только ёжится, не готовый хоть кому-то дать прикоснуться к своей голой коже. — Он не демон? — Тоже так подумал, но нет, — Тэхён медлит, но всё же создаёт в ладони сферу со слепком души человека, — я бы привёл его к вам, да вот только боюсь кое-кто не умеет сдерживать аппетит. — Эй! — Чимин недовольно возмущается под низкий смешок Юнги. Он ворчит, но с интересом поглядывает на сферу, которая плавно перетекла к ним. — Всё я умею, кто же виноват, что ты находишь таких вкусных людей. Два демона, решившие связать свою судьбу в единый узел, с любопытством взирают на отголосок чужой души, пока Тэхён пытается успокоиться. Ему сложно смотреть на чужие прикосновения, на то, как Чимин ластится к обнаженной шее Юнги, как его ладошки скользят по груди, а ножки обвивают талию. Они бесстыдны в своём тесном контакте, но Тэхён тут гость. И он не может просить их остановиться. — Мне кажется, что он полукровка, — всё же говорит Юнги, — его сердце слишком огненное. Ты бы… Юнги осекается, переглядываясь с Чимином, но Тэхён не провоцирует продолжить. Он боится услышать то, с чем не сможет совладать. Потому что ему могут предложить отдать человека в этот уютный для него пламенный мир — демоническая часть тут только шире раскрылась бы под управлением двух демонов. Могут предложить вернуть к людям или заморозить навек. Тэхён умеет, но это требует больше, чем обычно сил. — Ты бы сделал из него батарейку, — но Юнги предлагает неожиданное, — жара в этом сердце достаточно, чтобы ты мог просто время от времени превращать его в лёд. И подпитываться теплом. Тогда в твоём саду станет меньше статуй. Меньше? Тэхён озадаченно склоняет голову набок. Но ведь его статуи — это не только поиски тепла, но и прекрасный декор для сада. Как он может отказаться от того, чтобы пополнить его новыми живыми фигурами. Взмахом руки он подманивает к себе сферу, уничтожая щелчком пальцев. Меньше… — Спасибо, — Тэхён коротко кивает, бросая последний нечитаемый взгляд на проказливо двигающийся хвостик Чимина, и уходит. Он лишь получил подтверждение тому, о чем и так подозревал. Но вот что делать с этой информацией? Тэхён пока не готов решать.

***

Но вынужден. По возвращению домой он встречает паникующего снеговика и пустое место, где раньше стояла статуя человека. Озадаченно посылая ветер на поиски, Тэхён с удивлением обнаруживает пропажу на самой верхушке своего дома. И как только забрался? Используя магию, он добирается до смертного, но не успевает даже взмахнуть рукой, чтобы вернуть статуе её первозданный вид. Человек оборачивается к нему со своим наивно-сияющим взглядом и восторженно спрашивает: — Ты тоже потерялся? Потерялся?.. Тэхён никогда не теряется. Да и как он может потеряться в собственном доме. Что за нелепость. Разозлившись и совершенно не желая что-то обсуждать с ничего не понимающим в этом мире человеком, Тэхён превращает его в статую. Может, ему действительно стоит задуматься о том, чтобы обратить смертного в вечный лёд. Но потом. Сейчас, уставший и раздраженный, он возвращает человека в сад. На прежнее место. И старается не смотреть в застывшие в изумлении глаза. Он и должен был удивиться. Верно? Очнувшись в незнакомом месте — что думают люди? Что их похитили, например. Или… или… Тэхён не знает. Он очень плох в человеческом мире, да и неожиданный вопрос вместо страха и ужаса на миловидном личике, честно сказать, сбил с толку. Разве он не должен был отшатнуться? Попытаться сбежать? Почему… почему же Тэхён нашёл человека на верхушке своего дома. И сейчас не может уйти. Не может перестать смотреть в глаза, покрытые тонкой пеленой льда. Такой невинный. Тэхён знает, что это обманчивое ощущение, потому что человек… Чонгук. Не был невинным. Он прозябал жизнь, развлекаясь и подаваясь порывам. Хотел гулять всю ночь с друзьями? Гулял. Хотел взять и улететь в другую страну, просто для того, чтобы посмотреть, как цветёт дерево? Улетал. В нём было так много свободы и искренности, что Тэхёну хотелось его запереть. Лишить всего, что делало Чонгука человеком, отобрать самые яркие искорки тепла, а после — наслаждаться тем, как они медленно угасают в его ледяной душе. Согревая. Тэхён вскидывает руку нервно прикасаясь тыльной стороной пальцев к ледяной щеке. Он не раз видел, как такое проделывал Чимин с Юнги. Значит — это приемлемый жест? Щека Чонгука ощущается как камень. Лёд. То, чем она и является по своей сути. Простая оболочка, скрывающая под собой нечто большее. Тэхён не сможет держать его в таком состоянии вечно, если только не хочет полноценно уничтожить, поглотить. Сможет ли его морозное тело выдержать жар полукровки? Пропитанный огнём, рождённый от огня — Чонгук вполне способен его уничтожить. Ощутив вспышку не то злости, не то отчаянья, Тэхён опускает ладонь ниже, пока не замирает напротив сердца. Ведь всё дело в нём, верно? В пылающем, в бьющемся даже сквозь заклинание сердце. Таком невыносимо живом даже в этом холодном, близком к мёртвому, мире. Скребя пальцами по тонкой корке льда, которая покрывает тело Чонгука, Тэхён собирает в центре ладони силы. Не сказать, что их много — он питается так, чтобы едва хватало на существование, да и после посещения дома Юнги он почти истощён, но… Чонгук угроза, которую следует убрать. Плевать, что это будет первое убийство Тэхёна. Плевать, что ему надо будет восстанавливаться несколько дней, зато ему не придётся ловить по всему дому нагло бегающего человека. «Ты тоже потерялся?» Тэхён не теряется. Он, наконец-то, нашёл себя, нашёл комфорт в своей бренной жизни, и никакой человек ему не помешает существовать так и дальше. Сила клубится в ладони, выискивая уязвимое место, чтобы нанести всего один единственный ледяной, приравненный к вечности укол. Но пламенное сердце неожиданно даёт грубый отпор. Оно беснуется, распаляется, разбрызгивает в разные стороны колючие искорки. И не поддаётся. Не умертвляется. Ошеломлённый сопротивлением, Тэхён продолжает напирать, невольно задевая не только сердце, но и то, что делает полукровку человеком — его смертную душу. Не способный забрать всё, он зацепляет ударом хотя бы, тратя последние силы. Лишь бы избавиться… Тэхён пошатывается, делая шаг назад и, теряя сознание, считает, что блеснувшие жизнью глаза Чонгука — это лишь игра воображения уставшего разума. Как и крепкие руки, подхватившие под талию. И судорожный, испуганный вздох. Иллюзия. Не более. Ведь человек не может выжить после такого?

***

Оказывается, может. Потому что Чонгук больше не человек. — Так, значит, я демон? — Чонгук назойливый. И шумный. Он совершенно не боится, воспринимая всё случившееся как игру. Развлечение. Некое испытание для его души, которой больше нет. Тэхён чувствует, как она растворяется в нём — он впервые поступил так, как не раз предлагал Чимин и поглотил то, что испокон веков есть только у людей. Какой стыд. Тэхён веками убеждал себя, да и всех, что ему не нужны человеческие души, чтобы существовать и вот одна единственная, случайно поглощённая частичка всё изменила. Затопила собой всю суть Тэхёна, проникла под кожу и дала то, в чём он нуждался. Тепло. — И мне теперь не надо есть, пить и спать? — Чонгук заперт в его доме и это нормально, что он, следуя своей человеческой натуре, донимает его вопросами. Кого ещё? Только Тэхён может дать ему хоть какой-то ответ, объяснить, что же случилось. Просто он не хочет. — И ты меня выкрал, да? Почему? — Потому что ты беспечен, — на это Тэхёну не сложно дать ответ, — общался не с теми людьми, развлекался в опасных местах. Ты ходил по тонкой грани и когда оступился — я тебя подобрал. — Любопытно, — Чонгук склоняет голову набок, всем своим видом выражая действительно то, что чувствует — назойливый интерес. Это чувство пылает не меньше громко бьющегося сердца. — Жалеешь небось? Кто же знал, что во мне сидит такой пламенный подарочек. Чонгук смеётся довольный своей незамысловатой шуткой, а Тэхён мрачнеет. В чём-то человек определённо прав: такого выверта своей охоты он действительно не ожидал. — И что мне делать? — Чонгук не умеет сидеть на месте ровно. У него словно есть заводной моторчик пониже поясницы, который подталкивает вечно двигаться. — Что ты обычно делаешь? Пошуршим по миру людей? Похитим несколько душ? Запытаем кого-то до… они мертвы, так что до криков? Обычно Тэхён ничего не делает. Он прогуливается по саду, наслаждаясь холодной тишиной. Проверяет свои статуи. Смотрит на мир людей и спит. Вероятно, для человека, чья жизнь состоит из порывов — это скучно. Но Тэхёну не надо иного. Внутри его холодного состояния время давно замедлило свой ход, перестало волновать. Он может часами стоять и любоваться тем, как падают снежинки и ровно столько же, спокойно, без внутреннего ощущения нервозности, спать. — Может у вас есть какой-то демонический город? — Чонгук не унимается. Он подскакивает с насиженного стула и принимается ходить по небольшому залу, где они с Тэхёном находятся. Перебирает миниатюрные ледяные сувениры, что-то постоянно мычит, хмыкает, как-то привычно, по-человечески, продолжает вздыхать. Ему не нужен воздух, но Чонгуку, видимо, нужен шум. От этого болит голова. Раскалывается так, как обычно трещинки покрывают ледяную корочку на его любимых статуях. Тэхён, когда замечает подобное, то сразу же тянется, чтобы убрать дефект. Но как починить себя? Раздраженно фыркнув — чужой пример некстати заразителен — он поднимается с места, планируя скрыться. Где-то, может быть в пещерах или без шанса заблудиться в лесу. Подальше от Чонгука. — Ты куда! — Чонгук проворно подскакивает, до опасного близко, а потом делает то, что Тэхён ненавидит больше всего на свете — хватает его за руку. Прикосновение моментально растекается горячей лавой под кожей, соприкасаясь с частичкой человеческой души. Обжигает так, что Тэхён отшатывается, свободно выскальзывая из чужой ладони. Пальцы Чонгука даже не сжимались на его руке. — Не трогай меня! — место чуть выше локтя горит. Тэхёну не больно, просто неприятно. Он словно чувствует прикосновение до сих пор, и невыносимо сильно хочет от него избавиться. Морщась, он растирает кожу, но, кажется, делает только хуже, потому что тепло волнами расходится по всему телу. — Тц, недотрога, — Чонгук не выглядит задетым, скорее — заинтригованным, — сам меня, значит, касался, а мне — нельзя? — Я тебя не касался. — Касался, — Чонгук тянет уголок губ вверх, делая улыбку неприятно ехидной, — и смотрел. Когда я был во льду, как одна из твоих статуй — я все осознавал. Или мне казалось, что я осознавал? Сложно сказать. Но я чувствовал, как ты гладил мою щеку, как твой взгляд блуждал по телу. — Ложь. — Зачем мне врать? — Чонгук напирает на Тэхёна, вынуждая пятиться назад. — Конечно, когда тебя не было рядом, то я словно спал? Думаю, подходящее слово, но когда ты возвращался… Я тянулся к тебе. И сейчас тянусь. Так почему мне нельзя сделать вот так?.. Чонгук вскидывает руку в попытке прижаться тыльной стороной ладони к щеке Тэхёна. Нельзя. Маленькие волоски на загривке поднимаются только от одной мысли, что его коснётся кто-то настолько обжигающий, как Чонгук. Это будет больно и неприятно. Его холодное, морозное тело не растает, но словно получит ожог. Тэхён не может этого допустить, поэтому перехватывает Чонгука за запястье, сжимая. — Потому что нет, Чонгук, — Тэхён сдавливает руку, замечая, что, если касается он — это ощущается иначе, не так… обжигающе. — Ты — моя ошибка и я пока не решил, что с тобой сделать, но чем больше ты меня раздражаешь, тем ближе… — Что? — Чонгук бесстрашно вскидывает подбородок вверх, перебивая. Они почти одного роста, и даже сейчас, когда они стоят так близко друг к другу, Тэхён не может сказать, что кто-то из них готов подчиниться чужой воле. — Выгонишь меня? Отдашь другому демону на попечение? Так давай, я не буду сопротивляться. Лишь бы не сидеть и не скучать в этом пропитанном одиночеством доме. У Тэхёна в голове что-то щёлкает. — Вот как, — он отпускает руку Чонгука, с интересом наблюдая, как на чужом запястье тает ледяной узор, оставляя после себя красноватые следы, — ты хочешь свободы. — А ты — тишины, — Чонгук пожимает плечами, — мне кажется тут есть одно простое решение. — Есть, — Тэхён кивает, чувствуя, как в груди зарождается незнакомый огонёк. Он не горит, как пламя человеческого сердца. Не обжигает, как прикосновения Чонгука. Не причиняет боли одним своим присутствием. Этот огонёк приятно пульсирует, разгоняя по телу то тепло, которое, кажется, Тэхён искал. — Но ты моя собственность, моя статуя, пусть и… неприятно живая. Я не могу тебя отпустить, да и ты не сможешь уйти. — Почему? — Потому что твоя душа — вот тут, — Тэхён указывает на свою грудь, — и пока ты слишком человечен, для демона, то не сможешь разорвать с ней связь. Смирись, ты навечно заперт в моём, пропитанном одиночеством, доме. И если не хочешь, чтобы я нашёл способ всё же превратить тебя в лёд — учись манерам. И не трогай меня. Чонгук ничего не отвечает, но огонёк в его глазах разгорается подозрительно похожим на тот, что уже пылает внутри Тэхёна. Это должно бы пугать, но не пугает.

***

Утомляет. Тэхён никогда не думал, что он будет вынужден прятаться в собственном доме. Чонгук не даёт спать, не даёт наслаждаться тишиной, не оставляет в одиночестве. Его настырные пальцы исследуют каждый открытый участок кожи, поэтому теперь Тэхён ходит застёгнутым на все пуговки. Он надевает перчатки, прикрывает шею, и оставляет доступным только лицо, которое Чонгук старается не трогать. — Ты хочешь довести меня до того, что я вышвырну тебя на улицу? — Тэхён устало прячется за одной из статуй. Сегодня они в саду и все… не так как обычно. Чонгук сменил тактику. Он продолжает болтать обо всяких глупостях, но теперь не стремится залезть под одежду. И просто смотрит. Долго. Внимательно. Изучая так, словно раздевает и оставляет жгучие прикосновения прям так, сквозь слои одежды. Тэхён от этого неприятно ёжится. — Я там был, мне не понравилось, — Чонгук петляет между заледеневшими людьми, выискивая что-то в их лицах, — но мне не нравится и тут. У тебя слишком пусто. Может повесим шторы? — Что за чушь? — Тэхён закатывает глаза, ускользая от Чонгука за мгновения до столкновения. Это похоже на танец. Один шаг, второй, пара вбок, замереть и развернуться. Ловушка собственного дома как никогда ощущается крайне неприятно, но… пока что это та точка, которую он не готов переступать. Не так сразу. Не так быстро. — Почему сразу чушь? — Чонгук лениво обвивает одной рукой статую миниатюрной девушки за плечи. Он выглядит на её фоне особенно большим и широким. — Так обычно делают, когда хотят… привнести жизнь в пустой, умирающий дом. Я уже понял, что ты терпеливый, что я никуда не денусь. Значит нам надо как-то сосуществовать друг с другом? — И шторы помогут? — Тэхён против воли усмехается. Смешно. — Может ещё хочешь сходить со мной в мир людей и подобрать… что там подбирают? Ковры? — Картины, украшения, не из льда, — Чонгук планомерно подбирается всё ближе и ближе, сокращая их дистанцию. И, пожалуй, это работает, потому что Тэхён отступает всё с меньшей охотой. — Можно еще всякую… мигающие лампочки, игрушки, всё что угодно. Всё, что сделает это место живым. Они так кружат несколько дней. То сближаясь, то отдаляясь. Ему всегда было сложно принимать на своей территории чужаков, но Чонгук… Душа в груди мерно пульсирует, грея. Теперь он не совсем чужак. Статуя, которая заявляет свои права, которая пытается найти подход. Тот, с кем необходимо считаться. — Давай же, — Чонгук кружит вокруг подобно птице, — сделай мне шаг навстречу. Прикоснись ко мне. — С чего бы я должен? — Тэхён уворачивается ещё раз. Последний. Прежде, чем замереть напротив Чонгука. У него красивые тёмные глаза. С демоническими огненными искорками. И он пылает. Весь горит так, что вокруг тоже становится теплее. — Мне неприятно, когда ты меня касаешься. — Я это понял, — Чонгук спокойно кивает. В нём ещё слишком много жизни, но… надоедая Тэхёну несколько дней он словно прощупывал его границы. Становился спокойней, осторожней. Приручал к себе. — Поэтому — касайся ты. Давай, это несложно же. Сначала лицо, потом шея, грудь. Хочешь я разденусь? Ты, кажется, предпочитал ходить по своему дому не в десятке одёжек. Тэхён медлит. Он вскидывает руку, но не торопится делать то, чего от него ждут. Ведёт раскрытой ладонью на небольшом расстоянии от тела. Оглаживает воздух рядом с Чонгуком. Изучает новое тепло. Оно не пылает, не обжигает, согревает так же осторожно и мягко, как огонёк, родившийся в его морозном сердце. — Лучше так, — Чонгук обхватывает его запястье и через ткань это… приемлемо, — и лучше без перчаток. Что скажешь? Всё в твоих руках, и ты можешь делать всё, что хочешь. — Всё, что ты хочешь? — Тэхён, тем не менее, стягивает перчатку, пока Чонгук распахивает рубашку, обнажая кожу. Она не покрыта инеем, не белоснежно-синеватая, как у мертвеца. Приятный бронзовый цвет. Даже выглядит тёплым. — Я мог бы запереть тебя в подвале. У меня есть темницы. — Но не запер, — Чонгук терпеливо ждёт, пока Тэхён сократит небольшое расстояние между ними и коснётся. Не с грубостью, не с желанием остановить или подчинить. А чтобы познакомиться. Между ними есть тяга, как всегда бывает, когда демон поглощает частичку человеческой души полукровки. Тэхён об этом знал слишком мало, но в полной мере осознал на собственном примере. Чонгука хочется касаться, хочется подчинить, заставить слушаться. Но тот слишком своевольный, чтобы делать это под принуждением. И тоже чувствует тягу. Поэтому дразнит. Поэтому провоцирует. Поэтому сейчас ждёт, когда Тэхён наконец-то решится. Что он теряет? Они связаны. Может и не навсегда, но на ближайшие столетия точно, пока человеческая душа не будет поглощена, а её поглощение замедляется, так как рядом есть бывший сосуд. Это тоже ловушка. — У демонов явно есть проблемы со временем, да? — Чонгук хмыкает, подмечая, что они стоят так слишком долго. И, да, Тэхёну плевать. Он может стоять там часами, в то время, как огненному Чонгуку очевидно становится скучно. — Мы можем попробовать в другой раз… ох. Тэхён касается. Опускает ладонь на голую грудь, наблюдая, как бронзовая кожа покрывается узорчатым ледяным рисунком. Красиво. Хочется покрыть рисунком всё тело. — Не так и страшно, да? — Чонгук гулко сглатывает, когда Тэхён начинает двигать рукой. Опускается вниз, распахивая рубашку до конца. Проводит пальцами над поясом штанов, совершенно спокойно проникая под них. Убирает лишнюю одежду, обнажая Чонгука, но не себя. — Да ты явно извращенец. — Это человеческое понятие, — Тэхён стягивает перчатку с другой руки, и принимается прямо тут, среди незрячих статуй свидетелей, обласкивать тело Чонгука, — у нас нет стыда, нет смущения, нет… совести? Это то, что делает течение времени утомительным. Ты должен это понять, Чонгук, если действительно хочешь стать демоном. — Демонам не скучно? — Чонгук, так по-человечески, часто и сорвано дышит, когда Тэхён надавливает двумя ладонями на изящную талию. Она не давала ему покоя с самого начала, привлекала к себе. Чонгук красивый, как сладкая фарфоровая куколка и именно по этой причине Тэхён выбрал его для своего сада. Среди других, таких же красивых людей, он вписался идеально. И так же идеально сейчас шумно вдыхает. Впервые этот звук не бесит, потому что причина в Тэхёне. В его пальцах, которые обласкивают гиперчувствительную, из-за разницы температур их тел, кожу. В его губах, потому что интересно, как отреагирует Чонгук, если Тэхён сожмёт губы на вставшем соске. В них, стоящих в саду. — Демоны трахаются? — Чонгук переступает с ноги на ногу, потому что он откровенно возбуждается. Тэхён смотрит, как наливается кровью чужой член, как увеличивается, как с бархатной головки стекает густая белёсая капля. Её вкус тоже обжигает? — Потому что сейчас я бы не отказался потрахаться. — Прикоснись ко мне, — Тэхён всё ещё сомневается, но расстёгивает пуговицу за пуговицей, обнажаясь. Он всегда был морозно белым, но из-за души, которая теперь греет изнутри, кожа становится такой же бронзовой, как у Чонгука. Человеческой. — Осторожно, Чонгук, потому что я всё ещё могу превратить тебя в лёд. — Но не превратишь, — Чонгук самоуверенно улыбается, и эту улыбку нужно стереть с чужого лица, — я могу касаться так, как захочу? — Попробуй. Чонгук целует. В первый момент Тэхён напрягается, готовый отстраниться, оттолкнуть или сбежать, но в итоге легко распахивает губы, позволяя короткое мгновение вести. Привыкнуть. Потому что, когда они окажутся на постели — это Тэхён будет нависать сверху. Он будет прижимать собой, сдавливать и вынуждать Чонгука выгибаться от холодных прикосновений. Так, как он делал когда-то давно. Настолько давно, что уже успел позабыть насколько приятно может быть… Делить тепло с кем-то ещё. — Почему мы всё ещё в саду? — Чонгук отстраняется, оставляя ладонь лежать на шее Тэхёна. И, пожалуй, это действительно хороший вопрос. — У демонов есть навык телепортироваться в нужное место? — Есть, — Тэхён отвечает вместе с использованием этой самой магии, — я тебя научу. Чуть позже. Потому что сейчас он делает то, что действительно хочет. Толкает Чонгука, голого и беззащитного, на постель, а сам устраивается на бёдрах, седлая. И продолжает изучать тело. Ведёт подушечками пальцев по груди, надавливает на мягкие мышцы, слушает приятные вздохи. Не стоны, нет, но… это тёплый и ласковый звук. Как и то, что происходит сейчас между ними. Будь в Тэхёне больше огня, они бы сейчас страстно катались по постели, возможно, боролись бы за власть, но их ведёт спокойный холод. Холод, от которого Чонгука выгибает, стоит коснуться чувствительного местечка под пупком. Холод, который вынуждает его раздвигать ноги и просительно вскидывать бёдра. Холод, оседающий на разгорячённой коже инеем. Славный морозный узор — Тэхён наслаждается ощущением, что он помечает собой ещё совсем не раскрывшегося демона огня. Он не хочет говорить, не хочет обсуждать границы. Ведь Чонгук хотел прикосновений? Он лез, навязывался, и сейчас охотно толкается в сжатый кулак, истекая смазкой. Густые, похожие на снег, капли стекают по ладони тоже помечая. Тэхён не особо обращает внимание на своё возбуждение — оно слишком горячее для его тела, поэтому сосредотачивается на ином. На том, как его длинные пальцы исчезают в раскрывающейся навстречу дырочке Чонгука. — Блядь, — Чонгук всё же стонет, когда пальцы заменяет член, так же непривычно прохладный, в сравнении с горячим телом. Тэхён невольно стонет в ответ. Его сжимает настолько обжигающая узость, что он почти готов сбежать, но всё же замирает, давая себе мгновение привыкнуть. — Мне всегда было интересно поиграть с температурой, но не думал, что мне в задницу вставят буквально кусок льда. — Не скажу, что я в восторге трахать жерло вулкана, — Тэхён судорожно переводит дыхание, пуская через пальцы чуть больше прохлады, чем обычно. Он не превращает Чонгука в ледяную статую, но… остужает его. Помогает им обоим найти равновесие для комфортного соединения двух тел. — Вот так… так лучше? — Да, — Чонгук чуть ёрзает, закидывая ноги Тэхёну на талию, и тянет его на себя, — так… даже больше, чем лучше. Они начинают двигаться одновременно. Тэхён вскидывает бёдра, толкаясь в тугую, уже не обжигающую задницу, а Чонгук ведёт тазом, делая волну и сжимаясь на члене. В этом есть смысл. В сорванном дыхании, в том, как их тела переплетаются, а два рта пытаются найти друг друга для смазанного поцелуя. Тэхён позволяет осколку чужой души вести, дать себе возможность хоть на мгновение побыть не демоном, раствориться в слиянии их тел. Толчки от этого становятся сильнее, хватка на тонкой талии Чонгука — крепче. Они стонут в унисон, когда находят идеальный ритм, а холодное, пронизанное одиночеством пространство спальни наполняется звуками шлепков. Тэхён чувствует, как становится зависимым, как их судьбы сплетаются тонким канатиком, как человеческая душа мечется между двух тел, не зная, где ей осесть, и делится ровно пополам. Соединяя в миг, когда они оба кончают. Расплетаться не хочется, как и, впервые с момента появления тут Чонгука, убегать и прятаться. Тэхён робко тянется для нового поцелуя, чувствуя в ответ улыбку на чужих губах. — Ну, — Чонгук довольно тянется на постели, выгибаясь до хруста, — если мы будем трахаться, то одиночество на двоих уже не так сильно пугает. Но я бы всё же купил шторы. Тэхён ловит себя на том, что по-человечески раздраженно вздыхает, и трёт грудь. С этого момента он будет меняться, но, если это означает, что бесконечная потребность в поиске тепла исчезнет… Звучит не так и плохо. — Ладно, — Тэхён поворачивает голову к Чонгуку, изучая его довольное лицо, — раз это теперь не только мой дом, то ты можешь тут что-то менять. — Вот и чудно, — Чонгук ловко седлает его бёдра, и с искристой улыбкой спрашивает: — У демонов бесконечная выносливость?