Черный кот

      — Если заноешь, то покажешь свою слабость, Сонхун, — захлопнув ногой дверь, Сохен входит в комнату с двумя стаканчиками кофе из автомата на первом этаже общежития.       — Ты видишь, что я ною? — отчасти; его глаза красные — натерты ладонями в попытках стереть набегающие слезы. — Спасибо, — Сонхун забирает стаканчик и прикладывает к щеке, выдыхая от теплоты, окутывающей его.       — Тебе нужно с ним поговорить, расставить все точки над «и». Иначе он так и будет приходить к тебе под утро, затраханный кем-то, и укладываться под бок. Мерзость. Сука… — она шипит, кусая губы. — Хочется разукрасить ему лицо… Сонхун, ты мой брат, я не могу такое терпеть.       В женской комната находится спокойнее, нет угнетающих вещей, нет напоминаний о разрушающихся отношениях, и нет зачатков мыслей о прощении. У Сонхуна нет силы воли, он с детства привык зависеть от тех, кто сильнее его прежде всего духом, а дальше, — может быть, и телом. В подростковые годы он серой мышкой бегал за сестрой-двойняшкой и прятался за женскими плечами. А Сохен против никогда не была, она любит Сонхуна.        Их родственные отношения крепки, мать хорошо воспитала. Втирала то, что без друг друга они в будущем никто. В их роду двойня — постоянность. У отца также есть брат-близнец. Сонхун благодарен им за сестру, за его полную противоположность во всем.       — Слушай… на вечеринку придут первогодки… — тон Сохен мало простой. Она играючи ведет густой бровью, подсаживаясь к брату.              — И сдались мне эти первогодки? — жалобно стонет Сонхун, не уловив мысль сестры. Он падает головой на мягкую подушку и прикрывает глаза.       У них осталось несколько часов, чтобы подготовится к вечеринке в честь празднования Хэллоуина. В этом году все собираются в доме одного из выпускников — однокурсника Хисына, по совместительству его лучшего друга, Джея Пака. Сонхун пару раз был у него с парнем, зависали в выходные с бутылочкой пива и закусками перед телевизором. С ним, Джеем, и Сохен знакома — имела интрижку с младшей сестренкой, второгодкой.       У сиблингов есть традиция на Хэллоуин: с момента, как они переехали в Америку добрые пятнадцать лет назад, они на праздник наряжаются парно — он вампир, она — вампирша-сестра. Таким занимаются многие двойняшки, и Сохен с Сонхуном не исключение. Но в этом году выбор пал на персонажей «Скуби-ду» — Фреда и Дафну.       Пока Сонхун, стоя напротив зеркала, баллончиком со смываемой краской выбеливает каштановые волосы, Сохен выглаживает фиолетовое платье, помявшееся после покупки. За время сборов Сонхун приходит в себя, медленно успокаивается и больше не думает о Ли Хисыне. Подготовка к вечеринке занимает каждый потаенный уголок мыслей. Ему сладко на душе, а благодаря кофе — и на языке. Последним штрихом Сохен завязывает на шее брата оранжевую скаутскую ленточку.       Большинство студентов выезжают из общежития на машинах с желтой табличкой сверху «Taxi». Сохен всю дорогу держит брата за дрожащую руку и рассказывает о всяком, шепча на ухо, чтобы услышали только она и Сонхун. Возле коттеджа Джея Пака съезд разных авто: от дорогих, как его собственная, до дешевых иномарок. И среди них Сонхун боковым зрением замечает машину Хисына, подаренную ему отцом за отличную успеваемость. Но Сохен, заметив метания брата, крепче обхватывает за руку и тащит ко входу, где, на удивление, в костюме ведьмочки стоит та самая младшая сестра.       — Сладость или гадость, Чэвон? — усмехнувшись, спрашивает Сохен, встав перед девушкой.              — А что если гадость, Сохён? — та с ответной усмешкой спрашивает.       — Тогда на, — Сохен вытягивает из кармана леденец в виде глаза и отдает девушке. — А могла бы и сладость выбрать, — она целует свою ладошку, осторожно приложив ее к щеке Чэвон, показав, что та беспечно потеряла.       Мимо них с кивками проходят и другие студенты, Сонхун боязливо оглядывается, каждый раз слыша скрип половиц. Они то усиливаются, то приглушаются, отчего парню дурно. Еще немного постояв в волнении, Сонхун спиной ощущает чужое присутствие, его предательски штормит и он боится оглянутся, но за него оборачивается Сохен и охает.             — Первогодка? — она больше спрашивает у Чэвон, нежели у самого парня.       — Э… Нет, — сестрица Джея дружелюбно машет пришедшему парню. — Ники, привет, заблудился?        — Нет, жду свое брата, он должен был выйти, — Сонхун оборачивается на низкий тембр и замирает, встретившись взглядами с парнем.       На вид он точно не может сказать, сколько ему лет, но явно тот не старше, хоть и выглядит чересчур вызывающе переодетый и перекрашенный в скелета. К нему, как по божьему снисхождению, выходит парень, и они скрываются на заднем дворе. Сонхун расслабленно выдыхает и поворачивается к сестре, положив руку на ее плечо.       — Ебать, он секс, — Сохен впечатлено охает и созывает тем недовольное фырканье девушки.              — Обломись, он старшеклассник, — Чэвон на прощание гадко улыбается, впихнув в рот врученный Сохен леденец.

***

      Мыслями Сонхун не на вечеринке, он не отдыхает и не расслабляется, его морозит и кидает в дрожь, а к горлу подступает мерзкая тошнота. Пунш и пиво внутри смешиваются — гадость. Хорошо хоть Сохён далеко не отходит, борется за благополучие брата и плюет на свое — совсем рядом под музыку танцует Чэвон. Сонхун уже несколько раз видел Хисына, тот назло ни разу не подошел и не поздоровался, видать, считает, что «э» с утра — в порядке вещей.       На танцполе полно людей, и все вдребезги пьяные, Сонхун чем-то похож на них, только пьет, пьет и пьет, заливая горе спиртом. Ему, честно, хочется посидеть в одиночестве, и он ищет момента, чтобы дать Сохен отлучиться. Девушка блещет желанием пойти потанцевать, но и брата отпускать не хочет — боится непредвиденных событий, хотя из всех возможных, самое неожиданное — Хисын подойдет с извинениями.       — Иди давай, — Сонхун подпирает щеку ладонью и улыбается, как маленький ребенок; его знатно развезло на пиве. — Повеселись, я побуду здесь.       — Уверен? — девушка переспрашивает, взволнованно оглядевшись. — Хорошо, но если что ищи меня в толпе и кричи в ухо! — с подбадривающим смехом вопит Сохен, поцеловав брата в щеку.       В одиночестве у бара легче, Сонхун лежит щекою на прохладном столе и играется с красным пустым стаканчиком. Наверное, он больше не пьет, а то пунш стоит на общем столе, а пиво — за ним идти на другой конец стойки. Парень едва засыпает, отдавшись мыслям разорвать ненормальные отношения сегодня, ближе к ночи, когда сможет отыскать Хисына, курящим на крыльце.        Но долго в молчании посидеть не удается, он краем уха слышит, как один из высоких стульев рядом — непонятно: то ли справа, то ли слева, — отодвигается. Зато перед носом появляется полный стаканчик с пивом. Сонхун вынужденно поднимает голову и видит того же парня, что стоял с ними у входа, кажется, Ники.       — Привет? Почему один? — почти у уха шепчет парень, чтобы Сонхун расслышал, и мелко улыбается.        — Не один, сестра отошла, — Сонхун находит смелость, повернувшись лицом к лицу к Ники. Ему подвернулась возможность почетче разглядеть симпатичную мордашку в свете разноцветной гирлянды. — Как сюда пустили школьника?       — Эу… Звучит обидно, — но Ники смеется, похоже на Сонхуна, облокотившись на свою ладонь. — Мне девятнадцать.        — Ах какая жалость, мне двадцать два, — Сонхун не может не смеяться в ответ, увидев, как лицо парня искажается в наигранном недовольстве. — Решил попытать удачу и закадрить старика?       — Вроде я хотел просто познакомиться, — он неловко чешет подбородок. — Но ты выглядишь красиво. У меня есть возможность закадрить тебя? — совсем не вовремя Сонхун видит за спиной Ники быстро приближающийся знакомый силуэт.       — Нет, у меня есть… — подошедший Хисын недобро оглядывает их, протиснувшись между двумя телами и протянув руку к бутылке за баром. — Парень… Какого черта, мудак! — стакан, который стоял на краю, рядом с Сонхуном, падает ему на колени, фруктовое пиво впитывается в ткань синих джинсов.       Сонхун соскакивает с высокого стула, оттянув джинсовые ткани, чтобы влага не просочилась до нижнего белья. Ему стыдно — рядом сидит Ники и разборки с Хисыном не миновать. Парень упрямо смотрит ему в глаза с разозленным оскалом. Сонхун знает того наизусть: Хисын мечется между двух огней — утащить поговорить или сбежать, как трус. Но Сонхун, уставший от всего, берет все в свои руки.       За ними наблюдает Ники, который, на самом деле, не должен был ничего видеть. Метнув взгляд на танцпол, где замедлила танец заметившая все Сохен, Сонхун кивает ей, говоря «не нужно», и девушка понимающе и грустно улыбается. И вправду, пора разобраться со всем и перестать терпеть.       За прошедшее время на вечеринке Сонхун несколько раз видел, как Хисын мерзко лип к каждой женской заднице и к каждым пухлым, пропитанным спиртом губам. Разве так поступают люди в отношениях? Он изменяет прямо на глазах, пока Сонхун не позволял себе такого ни разу за полтора года. Честно, он не понимает, что случилось, раз Хисын, будучи с ним в отношениях, начал сторониться его же, и выбирать кого-то другого, банально, первого встречного. И когда Сонхун почувствовал свободу действия, то Хисын нахально все испортил своим недовольством.       — Пошли, — прижавшись губами к уху, шепчет Хисын, схватив за руку.       Хисын волочит сквозь толпу, сталкивается взглядом с Джеем и получает одобрительный кивок, чтобы уединиться на втором этаже. У Сонхуна учащается сердцебиение, он не понимает собственных чувств: то ли это влюбленность, то ли это настоящее отвращение, накопившееся в нем за последнее время.       Дверь одной из комнат захлопывается, по обстановке, видно, обитель хозяина. Сонхун отстраняется от парня, прижавшись к стене. Ему нужно думать, что делать дальше. В голове, кроме пьяных бредней — ни-че-го. Хисын молчит, разглядывая все, кроме самого Сонхуна. И парень не видит ничего лучше, чем подойти вплотную и схватить за развязавшийся черный галстук.        — Хисын, я… — он недоговаривает, его обрывают на полуслове, впившись в губы, как в спасение.       Сонхун поддается не долго, перехватывает инициативу и толкает Хисына к кровати, забираясь сверху. Он устраивается бедрами прямо на паху и ерзает, как раньше, когда они занимались сексом в общажной комнате. Но Сонхун не получает никакой реакции, тело Хисына окаменело. Поцелуй углубляется, языки спутываются, словно отвлекая Сонхуна от жалкой истерики. Ему больно: в Хисыне изменилось все. Прежней страсти нет даже в поцелуях, в которых оба хороши. Сонхун проталкивает руку под ширинку, обхватив обмякшую плоть, и ведет, вводя, хотя бы так, член в состояние эрекции.       — Сонхун, стой… стой, — Хисына переклинивает, но Сонхун не выполняет просьбы — к нему же никогда не прислушивались.       Черные брюки слетают с бедер вместе с кожаным ремнем, Сонхун раздвигает длинные ноги, усевшись между. Он надрачивает длинный член, размазывая густую слюну, пока Хисын, сдавшись, прикрывает лицо рукой. Сквозь тихие вдохи, Сонхун слышит, как скрипит не закрытая на защелку дверь, и видит, как через небольшую щель на них смотрит Ники.       — Уебок, — Сонхуна разрывает под натиском чужого взгляда, он чувствует свою слабость, ведь насильно трогает Хисына, принуждает к сексу.       С ним никогда не случалось подобного, руки никогда никого не касались насильно, из-за обиженного желания. Но Сонхун не контролирует себя, жажда, хотя бы, маленькой мести вырывается наружу.        — Почему, блять… — слезы горько текут по щекам, падая на бледную кожу хисыновых бедер. — Почему ты так ужасно поступил со мной, Сонхун! У тебя, блять, даже не встает на меня!       Он знает, что каждое его слово слышит и Ники, затаившийся за дверью. Но каковы его мотивы, желания… Чего он добивается, прячась за преградой. Сонхун от незнакомого человека ощущает больше нежности и заботы, чем от того, кого безвозмездно любил все полтора года. Он верит, что чувства были взаимны, но когда испарились, когда дали трещину, и в чем вина Сонхуна?        — Ты оторвешь мне член, хватит, Сонхун… — хрипит Хисын, постанывая от боли, но никак не от удовольствия. Ему мало нравятся грубые сжимания, и не привлекают больше родные слезы. — Прости…       — Прости? Серьезно? — Сонхун истерически смеется, наклонившись вперед. — Ты уверен, что хочешь сказать мне только это, после того, как трахался со всеми у меня на глазах? — его разрывает, слезы ошпаривают кожу щек, глаза запредельно красные. — Ненавижу тебя, ебаный ублюдок, — он замахивается коленкой, желая пнуть прямо по оголенным яйцам, но понимает, что насилием над нетрезвым человеком ничего не решить. — Сука, видеть тебя не хочу, — последнее, что выкрикивает Сонхун перед тем, как вскочить с крепкого тела и вылететь из комнаты.       Спуститься со второго этажа ему не дает Ники, схватившись за обе руки и прижавшись крепко-накрепко к груди. Сонхун впервые за последнее время отдается громким рыданиям, крикам и воплям. Его трясет, пока Ники, будучи едва ли незнакомцем, поглаживает по макушке. Бережные касания переходят на распухшие бледные щеки, парень вытирает влагу подушечками пальцев, вжавшись своим лбом в лоб Сонхуна.       — Тише, тише… — шепчет, коснувшись губами меж бровями. — Все закончилось.