Я курю, а ты конфеты ешь

      В следующую пару дней Марат ещё несколько раз пытается выловить Андрея, но всё так же натыкается на игнор. Тот даже в столовую не выходит во время обеда. И Марат решает подкараулить его там, где парень точно этого не ожидает. В общем, после уроков в четверг он метнулся домой, сменил форму на привычные чёрные джинсы, худи и, позалипав около часа в телефоне, отправился в музыкальную школу к Айгуль.       Занятия уже кончились, и детишки стояли в коридоре, активно что-то рассказывая своим родителям. Айгуль вновь держала младшую сестру Андрея за руку, слушала вполуха, пытаясь в толпе выцепить того, кому бы сдать мелкую. Марат мгновенно подлетел к подруге.       — Привет, — салютует парень.       Когда Айгуль поворачивается, её лицо выражает полное непонимание.       — Ты чего здесь? Сегодня же не воскресенье…       — Ну а что, друзей только по выходным видеть можно? — смешливо фыркает Суворов и наклоняется к мелкой. — Привет, меня Марат зовут, я друг твоего брата.       — А меня Юля, — она ловко отбивает «пять» и улыбается. Видно, что рада новому знакомому.       — А тебя сегодня Андрей забирает?       — Не-а, — девочке не стоится на месте, она то и дело пританцовывает и извивается ужиком, дёргая Айгуль за руку, — он сегодня наказан, меня мама заберёт.       План Марата выловить Андрея тут и поговорить при свидетелях рушится в секунду. Да, Маратик, план был надёжный, как швейцарские часы.       — Это за что ж его так?       — Не знаю, — малышка жмёт плечиками, а через секунду срывается с места. Суворов видит, как егоза подлетает к женщине средних лет с уставшими, но радостными глазами, и они вместе подходят к ребятам.       — Айгуль, прости, что задержала, в продуктовом очередь была страшная.       — Ничего, я вот Юлю с другом познакомила как раз.       — Ой, как хорошо.       — Марат, — парень не упускает шанса познакомиться со всем семейством Васильевых. Вдруг пригодится. — Я друг Андрея.       — Да ты что?! — восклицает женщина. На её лице появляется мягкая улыбка. — Ох, как хорошо. Андрюша редко про друзей рассказывает, я так рада, что вы общаетесь.       Женщина аж слегка засуетилась и приобняла Марата. Он от неожиданности опешил, не зная куда деваться.       — Ой, прости, я просто очень рада, что у Андрея есть друг, — женщина отпускает Суворова и отступает на пару шагов. — Ребятки, а раз вы друзья, приходите в субботу к нему на выступление в филармонию. Там вроде как отчётный концерт у старших классов будет, ну и Андрея позвали, как выпускника.       — Андрей всё ещё играет? — удивлённо спрашивает Айгуль.       — Конечно! Я думала ты знаешь, дорогая, вы же друзья, — мама Андрея в недоумении смотрит на девушку. — Он берёт частные уроки у вашей преподавательницы по фортепиано. Оттачивает технику для поступления в консерваторию, а то за пару лет немного растерял форму.       — А куда он собирается поступать?       — Он не говорил? — Айгуль отрицательно качает головой. — Так в Питер, в консерваторию Римского-Корсакова.       — Прям-таки в Питер? — вклинивается в разговор Марат.       — Да, он года три уже туда мечтает поступить, вот сейчас и работает над этим.       Издалека доносится протяжное «ма-а-м» — это Юля уже оделась, собрала вещи и тоскует у выхода в ожидании матери.       — Ладно, ребятки, мне бежать пора. А вы приходите в субботу, в шесть часов начало.       — Мы не… — начинает Айгуль.       — Обязательно придём, — перебивает её Марат, за что получает тычок под рёбра.       Женщина улыбается и спешит к Юле.       — Мы не можем пойти, — возмущается Айгуль, как только мама Андрея скрывается из поля зрения.       — Это ещё почему?       — День рождения Зимы, опять забыл? Да и чего это тебя на концерт потянуло, ты же классику терпеть не можешь.       И правда, Айгуль никогда не удавалось затащить Марата на её концерты, даже во времена, когда они встречались. Марат всегда говорил: «Да чё там тренькают, бренькают, я в этом вообще ничего не понимаю. Вот басу навалить там и немного читки и зазвучит сразу песня. Не моё это, короче».       — Праздновать начинаем в семь, это раз. Ключи я всё равно отдам Зиме и Турбо. А уж как и когда там будет готово — не моя зона ответственности.       — Они же всю квартиру тебе разнесут!       — Не, эти двое знают — хоть одна царапинка, и голову открутят не только мне, но и им. Плюс, там всяко будет Вова. Проследит.       — Да ты даже на мой выпускной в музыкалке не пришёл, а на какой-то отчётник к Андрею прёшься. Вот скажи, только честно, тебе зачем это?       Девушка не на шутку начала закипать.       — Повзрослел, осознал, что нужно приобщаться к культуре.       — Марат, — Айгуль стреляет в него взглядом исподлобья.       Марат тяжело вздыхает. Путей отступления уже просто не остаётся. Всё отрицать — заведомо провально, ему уже не верят, а так ещё и обидит ненароком. Так что решает рассказать правду (ну или почти её).       — Ну ты, бля, настырная, — парень смотрит в сторону и цыкает, а затем выпаливает. — Флюра Габдуловна запрягла английским дополнительно заниматься. Дала выбор: либо я Андрея уламываю, либо отца в школу и занятия с ней.       Айгуль не удивлена, а даже, можно сказать, довольна. Она подбоченивается и чуть наклоняет голову набок.       — Вот не зря я чуяла, что ты не просто так за ним хвостиком бегаешь, да всё выведываешь. Я уж думала, он тебе нравится.       Щеки моментом вспыхивают огнем. Он поворачивается к подруге и нарочито округляет глаза.       — Ну а что?! Андрей — жених завидный. Отличник, пианист, маме вон с младшей помогает. Я не удивилась бы, если б так всё и оказалось.       Марату от Айгуль и правда никогда ничего скрыть не удаётся. Все его секретики, тайны и метания она раскалывала на раз-два, зачастую улавливая суть раньше самого Суворова. Так и с «предпочтениями» допетрила сама. Как-то подошла и в лоб: «А тебе ведь не только девочки нравятся, да?». Суворов тогда не то чтобы удивился — охуел. Хотел было в отмаз, мол, че, с ума сошла со своими фантазиями? Да смекнул, что с ней такое не прокатит, вот и признался, что «так и так, было, плавали». А на вопрос: «Откуда», подружка отшутилась, дескать, Маратик не только ни одной юбки не пропустит, но и ни одних штанов в обтяжку.       Несмотря на всё это, он не спешил рассказывать Айгуль о каком-то интересе в сторону Андрея, кроме сугубо шкурно-академического — то бишь подтягивания по английскому.       — Теперь-то убедилась, что это просто в целях делового сотрудничества?       — Деловой партнёр из тебя, конечно, так себе… Ладно, я поняла, что он тебе нужен, чтоб хвосты закрыть. А почему в школе-то не попросишь? — смеётся девушка. Она вполуха слушает друга, пока одевается и собирает сумку.       — Так он от меня шкерится, как партизан. Вот и пытаюсь в других местах выловить.       — Ты же понимаешь, что это почти сталкерство?       — А есть выбор?       — А позвонить?       — Я у тебя для этого его номер и просил, достала?       Айгуль моментально прихлопывает рот рукой и делает виноватое лицо.       — Маратик, ты только не злись… — Ну ясно всё с ней. Парень закатывает глаза и тяжело вздыхает. — Прости-прости, забегалась и забыла.       Марат на это лишь отмахивается и разворачивается в сторону выхода.       — Ладно, забей, сам выкручусь. Всё, пошёл я.       — И меня не проводишь?       — Так не воскресенье, мне ещё к парням надо забежать, — говорит Марат, надевая шапку.       — Ладно, передавай Валере и Вахиту привет.       — Обязательно!       Как только Марат выходит на улицу, тут же кутается в куртку и натягивает перчатки. Он редко их носит, за что регулярно получает от матери за руки в цыпках, но сейчас ударили декабрьские морозы, так что даже закалённому Марату тяжело.       Бодрой рысцой он пробегается до полуподвальной качалки. Ссыпается по лестнице и отворяет дверь в небольшой зальчик. Внутри тепло и пахнет едким потом. Свет тусклый, на стареньких тренажёрах припозднившиеся посетители «качают мышцу». Марат проходит вглубь, за ринг, и стучит в дверь. Из-за неё слышится возня и негромкое: «Кого ещё нелёгкая принесла?». Замок щёлкает, и дверь распахивается.       — За травмы ответственности не несём, — произносит уставший Валера. — О, какие люди!       Парень, увидев Марата, тут же обхватает его рукой за шею и треплет по волосам. Тот только радостно смеётся.       — Какими судьбами многоуважаемого занятого занесло в наши края? — спрашивает Турбо.       — Пришёл запасной ключик занести, от квартиры, — Марат шарится по карманам, выуживает связку и протягивает другу. — Сам сможешь всё организовать? У меня дела вечером.       — Смотрите, какой деловой. Что за дела-то? Красивые?       — Ага, очень, — с сарказмом отвечает Суворов. — Вот ты вроде взрослый, а всё язвишь.       — Возраст — просто цифры.       — А тюрьма — просто комната, слышали — знаем. Давай лучше договоримся: я вам с Зимой доверяю, а вот вашим дружкам — не очень. Поэтому — сервиз не брать, блевать строго в унитаз, мусор в мусорку, родительская спальня — табу и вообще на замке, а в моей чтоб без траходрома, мне потом там ещё жить. Курить на улице, увижу хоть один окурок, или, не дай бог, что-то прожжёте — герои будут лично с отцом базарить. Вроде всё.       — Ну прям свод правил. Мы что, в детский сад всех зовём на посиделки перед тихим часом? Может, ещё не шуметь и светские беседы вести? — возмущается парень.       — Кстати насчёт шума. Выключить громкую музыку после одиннадцати. Нам ментов не надо.       Турбо вздыхает. Переваривает пару секунд и согласно кивает.       — Ладно. Всё будет в лучшем виде, шеф.       — Всем навтыкаю, кто правила нарушит.       — Воу-воу, понял — не дурак. Не кипишуй, мелкий, всё будет в ажуре. Что-то ещё?       — Нет.       — Ну и шуруй тогда, не мешай дядям работать. У меня там ещё доки для налоговой не читаны.       — Понял, — говорит Марат, уходя. — А, ещё Айгуль привет передавала.       — И ей не хворать, — улыбается Турбо и закрывает дверь подсобки.       Марат разворачивается на пятках и выходит из душного зала.

***

      Суббота наступает быстро. Марат решает забить на уроки. Утром провожает маму, получая от неё кучу ЦУ о том, чего не стоит делать в её отсутствие (знает, что сын всё пропустит мимо ушей, но как ответственный родитель не может удержаться от наставлений). Парень прощается, закрывает дверь и решает немного прибраться, а заодно припрятать всё ценное и манкое, дабы не получить потом по шее за неискоренимые клептоманские порывы братвы. Как сороки, ей-богу! Потом в ход идёт пылесос, и квартира приобретает вполне приличный вид. Не, надо бы помыть ещё, конечно, но… смысл? Всё равно, дойдя до кондиции, кто-нибудь да угваздает пол. В общем, по опыту, всяко лучше попотеть один раз, чем дважды надрываться.       Ближе к четырём приползают взмыленные Турбо с Зимой. Они волокут огромные пакеты, полные разнообразной, одуряюще вкусно пахнущей закуси. Сгружают всё добро в угол и отправляются во второй крестовый поход — за бухлом. Пожелав им удачи, Марат решает наконец заняться собой — принять душ и откопать в груде своего шмотья то, в чём не стыдно заявиться в филармонию. В таких местах он до этого дня ещё не бывал, разве что в театр ходил с классом. По малолетству. В общем, постепенно содержимое полок перекочевывает на кровать. Сам он уже взмок и устал — так долго крутился перед зеркалом, но, увы, всё забраковал. Как назло, из пиджака Марат вырос и сидел тот преотвратно. В школьном же идти не хотелось — ну отстой же! А милый сердцу околоспортивный стиль вряд ли гармонично состыкуется с тем, в чём культурные люди ходят приобщаться к прекрасному. Вздохнув, Марат приступил к разграблению гардероба старшего брата.       Вернее, жалких остатков былой роскоши. На вешалках сиротливо болтались несколько рубашек, из которых заматеревший «жених» вырос, вполне приличного вида жилет и ещё кое-что по мелочи. На Марата всё село идеально — не зря он «мышцу качал», плечи раздались, да и вообще… Ниче так. А вот брюки пришлось взять свои. Те самые, скучные, классического кроя, что мама купила на случай «парадного выхода» куда-нибудь всей семьёй. Например, на «расширенный» корпоратив к отцу. Следом, едва не из «недр», был добыт бордовый галстук. Кое-как завязал. Снова посмотревшись в зеркало, Марат остался почти доволен тем, что получилось. Завершающим штрихом подогнул рукава и снова покрутился, рассматривая «лук» со всех сторон.       Марату всё казалось, что чего-то не хватает, хотя, скорее всего, дело было в лице. Нервном и бледном. Внутри всё тоже ёкало и дрожало — крайне непривычно видеть себя таким… прилизанным. Марат не то что жилет, галстук-то носил крайне редко и заставить его могла только мама — долгими уговорами, или отец — резким косым взглядом на вечно расстегнутый помятый воротник. Но чего не отнять — преображение ему шло. На секунду Марат даже задумался не отрастить ли волосы, чтобы их можно было как-то уложить, дополнив образ современного денди. Поток шебутных мыслей прервал одобрительный присвист.       — Куда намылился, малой?       У входа в комнату, привалившись к косяку, замер Вова и рассматривал брата с головы до ног.       — На концерт иду.       — Айгуль позвала?       — Не, мама друга.       — Маратик, ты чё… — Вова аж заулыбался гаденько. — В смысле, тебе возрастные, что ли, нравятся? Ты поэтому с ней расстался?       Марат сперва тупит, а потом его прорывает на дикий ржач.       — Я… э-это… Андрей… — задыхаясь от хохота, пытается сказать Суворов-младший. — Это концерт её сына, я не с ней иду. Она просто позвала, вот я и решил сходить, приобщиться к культуре, так сказать.       — М-да, где-то мой братец оболтус… — Вова всё ещё немного посмеивается. — Ладно, давай галстук поправлю, а то криво-косо.       Брат подходит, приподнимает воротник и в пару ловких движений перевязывает как надо. Затем поправляет рубашку, оглаживает плечи и осматривает Марата вновь.       — Жених! — горделиво восклицает Суворов-старший. — Я, кстати, почему от пацанов про вечеринку на хате нашей узнаю, а не от тебя?       — Да… как-то не допёр, если честно. Привык, что мы вместе, и ты всегда знаешь что, где и когда.       Это да, Вова переехал совсем недавно. Они с Наташей решили съехаться ещё летом, но долго выбирали квартиру. То им стены тонкие и всех слышно, то что-то капитально подтекало, то соседи сверху (или снизу) фанатели от ремонта. Ближе к ноябрю ребята наконец нашли идеальный вариант, Вова тут же собрал пожитки и съехал из отчего дома, возвращаясь набегами за вещами, проведать брата или поесть вкусного маминого борща. Сам Марат тоже только привыкал, что больше не делит комнату с братом. Первое время даже оставлял свет на ночь, так как раньше Суворов-старший ложился всегда позже и просил оставлять настольную лампу включённой.       — Не допёр он, — Вова отвесил младшему лёгкий подзатыльник. — А жопу твою кто перед отцом прикрывать будет, если что? Я ведь мог и не прийти сегодня.       Марат пристыженно смотрит на свой дырявый носок и коротко кивает.       — Ладно, вольно, боец, шуруй уже давай на свою культпрограмму.       На выходе из квартиры, Суворов сталкивается с Турбо и Зимой. Друганы тоже не упускают случая подколоть его за внешний вид, но получают колкий хмурый взгляд, понятливо затыкаются и тихо уползают на кухню раскладывать пакеты с амброзией, добытой в ближайшем алкомаркете.       Марат ускоряет шаг, дабы прийти с запасом. Останавливается на остановке и ждёт, автобус с горем пополам, через вечерние пробки (и куда всех понесло вечером в субботу?) доставляет его к зданию филармонии. Парень делает глубокий вдох и шагает к двери. Внутри уже куча людей, тут и там снуют суетливые родители. Вездесущие мелкие подопечные Айгуль сияют улыбками. Слава богу, Марата никто ни о чём не спрашивает, лишь охрана просит расстегнуть куртку и пройти через рамку.       В красивом полукруглом зале тоже шумно и людно. Марат пытается отыскать глазами маму Андрея или Юлю, но в такой толчее фиг два кого найдёшь и он занимает первое попавшееся место. Оглядывается, тут приятно пахнет деревом и чем-то сладким. Женщина справа негромко разговаривает по телефону, теребя дорогое кольцо на пальце, сзади сидит надутый малыш во фраке. Гадёныш тишком пару раз пнул спинку кресла, но притих после окрика матери. Тут по проходу чинно поплыли ухоженные дамы под ручку с кавалерами, растекаясь волнами по рядам партера. В общем, атмосфера та ещё, и Суворов в неё вписывался мало, отчего чувствовал себя только хуже. Определенно тут не место таким, как он. Ему бы сейчас в падике пиво литрами хлестать, а не на культурное мероприятие. А ещё мнилось, что все поголовно это знают вот и пялятся, прожигая в спине дыру. Жуть, Марат ощущал себя едва не прокажённым. Он съехал пониже и втянул голову в плечи, будто так его никто не увидит. Эх, вот была бы здесь Айгуль!       — Молодой человек, сядьте нормально, — слышится сбоку строгое.       Здрасте приехали. Что и требовалось доказать, сейчас распознают в нём «чужого» и погонят взашей. Доокультуривался, Маратик, ноги в руки и чеши лесом.       — Извините, — тихо бубнит парень, смотря в пол.       — Так чего ж ты извиняешься? Я ж не со зла, милый. Ты вон как одет, а сидишь ссутулившись, вся красота пропадает.       Марат поднимает взгляд, а там вовсе и не озлобленная «элита», а обычная бабушка. Сидит с идеально ровной спиной, волосы замысловато уложены и слегка вьются. Марат невольно отмечает, как же этой женщине идёт седина, совсем не старит, а даже придает некой величественности. И благородства. Марат выпрямляется в кресле, и они обмениваются улыбками.       — У меня внучка на скрипке играть будет. А ты, к брату или к сестре?       — Я к другу.       — Ничего себе, повезло же кому-то с друзьями!       — Ну, он ещё не знает, что я его друг, — Суворов глупо улыбается и вновь смотрит на бабушку.       — Это как так?       — Так он от меня бегает, не хочет общаться. Репутация у меня плохая.       — Как у такого чудесного мальчика может быть плохая репутация?       Марата аж в краску бросает от доброты этой удивительной женщины.       — Двоечник и раздолбай, а ещё дрался пару раз, вот и заработал.       — Ну ничего, я вот скажу тебе по секрету, — она склоняется ближе и понижает голос до шёпота, — я тоже в детстве драчунья была о-го-го и ничего, сейчас вон, кандидат наук, бабушка четырёх внучат и отличная подруга. Так что не отчаивайся. А друг твой, после сегодняшнего-то подвига точно с тобой общаться будет. Я раньше гадать умела, так что, считай, я это тебе предсказываю.       У Марата на душе от этих слов аж полегчало. Не было такого, чтоб о нём кто-то из взрослых так тепло отзывался, вечно «оболтус» и «дурак». Строгая торжественность зала больше не казалась враждебной — благодаря тёплому взгляду понимающих глаз и чуть лукавой улыбке Марат приободрился, а на душе воцарилось спокойствие. Так что когда начал гаснуть свет, а бархатный занавес — приподниматься, Суворов чувствовал себя здесь почти своим.