Я курю, а ты конфеты ешь

      «У тебя все дома, Маратик?»       Это первое, что видит Марат, когда разлепляет глаза и проверяет телефон. Парень и сам не уверен «все ли у него дома», иначе на хера он вчера писал всё это про Андрея?       «Нет, мама на работу ушла, отец — в командировке, Вова — сама знаешь».       «Сейчас допаясничаешь! Я ведь знаю, где ты живёшь, не забывай. Что ты к этому Андрею прилип?»       Марат цокает. Он уже начинает жалеть, что написал подруге.       «Нужен и всё». И следом кидает ещё одно: «Не твоего ума дело».       «Ну да, моим оно станет, когда меня вызовут на педсовет по вопросу: «Почему Суворов опять набил кому-то лицо?»       «Да было это один раз, тот пацан сам нарвался!»       «Сам — не сам, а к Андрею не лезь!»       Парень корчит моську телефону, будто это может видеть Айгуль через их переписку.       «Не буду я его бить, слово пацана».       «Точно «слово пацана»?»       Айгуль знала, что «слово пацана» было крайней мерой обещания в их тусовке, ведь если дал «слово пацана» — будь добр, хоть из штанов выпрыгнуть, а выполнить, что обещано. Именно поэтому просто так этим не разбрасывались. И хоть Айгуль считала такой подход пережитком времени, но сейчас это было гарантией, что с Андреем ничего не случится.       «Точно».       «Что я творю?» — промелькнуло в голове у парня в этот самый момент. Давать слово пацана непонятно из-за кого — последнее, что стоило делать, мало ли кем окажется этот Андрей. Но что-то его заставило без раздумий согласиться на такие условия.       «Хорошо. Что конкретно тебе надо от меня?»       — Есть, — с радостной улыбкой говорит Марат.       «А ты вообще про него много знаешь?»       «Не особо. Мы общались класса до седьмого. Он в музыкалку тогда на фортепиано ходил, и мы с ним иногда пересекались».       «И ТЫ МОЛЧАЛА?»       «Я тебе говорю — это давно было. Он в какой-то момент резко перестал ходить на занятия. Не знаю уж, что случилось, но многие говорили, что он со всеми связи оборвал. Потом я его увидела уже, когда он стал сестру приводить в школу. Он первое время даже не здоровался, кивал только и тут же уходил. Я пыталась спрашивать у него, что случилось тогда, но он молчит как партизан. Сейчас хоть «привет» говорить стал, и на том спасибо».       «Странно это всё». Отстукивает Марат и отправляет второе: «Сможешь его номер достать или страничку в соцсетях? Мне не принципиально».       «И всё?»       Да, за слово пацана надо явно брать больше.       «Ну, узнай, чё ему там нравится. Какие фильмы смотрит, что слушает. В общем, всего и побольше».       «Суворов, проверь, у тебя, может, жар… Плохо там?.. Ты что такое пишешь?»       «Ты сама спросила: всё или не всё, я и написал».       «Тебя явно кто-то головой приложил». И вдогонку: «Ладно, всё узнаю у него, как выловлю в музыкалке, или у знакомых поспрашиваю и доложу тебе».       «Спасибо!!! Ты самая лучшая;)»       «Знаю».       Марат закрывает чат, откидывает одеяло и идёт собираться в школу.

***

      Первые два урока проходят абсолютно уныло. Марат ничего не слушает, только чертит непонятные завитки в тетради и периодически проверяет телефон на наличие уведомлений от Айгуль. Но там тотальная тишина. Оно и понятно — не у одного Суворова учебный день в самом разгаре.       В столовой, как всегда, куча малышни, которых привели на обед классные руководители. Ребята постарше стоят в очереди и ждут, пока поварихи наконец обратят внимание на них и начнут накладывать суп и второе, кто-то расплачивается на кассе. Марат расталкивает толпу ребят из средней школы под предлогом: «Старших нужно уважать, так-то», просит налить борща и встаёт в очередь на оплату ровно за белобрысой макушкой.       — Слушай, можно я первым оплачу? Училка загрызёт, если опоздаю, — говорит Суворов парню впереди.       Тот оборачивается. Вот те на, хотел Андрея? Получите — распишитесь, возврат не принимаем.       — А, привет! — говорит Суворов и лыбится, как дурак.       — Привет, — отвечает Андрей, хмуря брови.       Они проходят чуть дальше и ставят подносы на небольшой выступ перед раздачей, чтоб не держать их в руках.       — Мы виделись вчера в музыкалке.       — Помню, не глупый, — Андрей явно не рад сейчас разговаривать с Маратом. Отвечает коротко, да и выглядит достаточно отстранённо.       — Меня Марат зовут, — парень тянет руку.       — Андрей.       Марат руку всё так и не опустил, кивнув в её сторону, стал ждать, пока парень её пожмёт.       — Прости, я только руки помыл, — в доказательство Андрей поднимает их, показывая ладони, и отворачивается.       — Понял, — тихо шепчет Суворов и делает вид, будто на самом деле хотел этой рукой по голове провести, шевелюру уложить, так сказать. — Часто в музыкалке бываешь?       — Сестру вожу и…       Их прерывает злой голос поварихи:       — Вы лясы сюда точить пришли или есть? Оплачивать будем?       Андрей тут же отворачивается, достаёт из кармана деньги и кладёт на стол.       — А сколько вот эти эклеры стоят? — спрашивает парень, указав на раздачу рядом.       — По пятьдесят.       Андрей открывает ладонь, пересчитывает деньги и тихо что-то говорит под нос.       — Молодой человек, брать будете?       — Нет, спасибо, — он робко улыбается и уходит со своим подносом вглубь столовой.       — Следующий, — кричит недовольная женщина.       — Держи.       Марат ставит тарелку с эклером на стол, а сам садится напротив Андрея.       — Не надо, — парень исподлобья смотрит на новоприбывшего соседа по столу и утыкается в свою тарелку.       — Как «не надо»? Я же видел, что ты его хотел.       — Подачки из жалости не принимаю.       — А я и не жалел, — Марат жмёт плечами. Правда не жалел, жалость — она только для дураков и слабаков. Андрей на слабака не похож.— Просто захотелось сделать хорошее для хорошего человека.       — С чего ты взял, что я «хороший»?       Марат только тихо смеётся.       — Себя в зеркале давно видел? Ты ж выглядишь как пай-мальчик, — это правда было так. Рубашка выглажена и чуть ли не накрахмалена. Галстук подобран ровно в цвет пиджака. Волосы уложены, у зеркала, наверное, долго простоял ради такой причёски. Ну прямо мамина гордость. Марату аж тошно стало от того, какой он идеальный снаружи, будто робот какой-то. Ненастоящий, в общем говоря. — А вот хороший ты или плохой, сам мне и расскажи.       Андрей вновь отрывается от тарелки, смотрит как на дурака, покачивает головой и возвращается к еде.       — Чего один сидишь? Друзей нет?       Да, вот чем-чем, а тактичностью Марат никогда не отличался. Всё смело сразу в лоб. «А чё кота за яйца тянуть?» — всегда говорит Суворов.       — А сам-то? Со мной сел, потому что друзей нет?       — В этой школе — нет. А за её пределами — полно. Меня всё устраивает.       — Вот и меня устраивало сидеть одному, — Андрей зло зыркает.       Суворова забавляет дерзость от такого «идеального» внешне мальчика. Андрей как ощетинившийся кот — сидит, ждёт подвоха или выпада в свою сторону, готовый от всего защищаться. Это поведение слегка не вяжется со светлым мальчиком, который днём ранее пришёл забрать сестру из музыкальной школы.       «Интересный ты, Андрей», — думает парень.       Марат уже доел свой борщ и теперь просто смотрел, как парень напротив пытается разрезать твёрдую столовскую котлету.       — Давай помогу.       Марат перехватывает вилку и нож и спокойно нарезает злосчастный кусок жареного фарша, чтоб его.       — Я и сам мог, не маленький.       Марат только хмыкает и встаёт.       — Ладно, приятного аппетита, не маленький.       И разворачивается, чтоб уйти.       — Эклер, — слышится сзади.       — Говорю же — это твой.       — Я его выкину.       Марат сводит брови от раздражения.       Что ж ты такой упёртый?       Он делает тяжёлый вздох и поворачивается к Андрею.       — Тебя в детстве не учили, что еду нельзя выкидывать? — парень делает паузу, придумывая, чем бы пригрозить — бить Андрея точно нельзя. Избить человека — вообще будто бы худший путь к тому, чтоб вызвать симпатию.— Только попробуй так сделать. Узнаю — в портфель тебе десять таких напихаю.       С этими словами Марат улыбается, салютует и удаляется из столовой, оставляя Андрея один на один с этим несчастным эклером, который он всё равно съест.

***

      Урок у Марата и правда вела учительница, которая его недолюбливала, а всё потому, что он не занимался на нём от слова «совсем».       — Суворов, ну вот ты как этот год закрывать будешь? — говорит Флюра Габдуловна. — Ты ж не знаешь ничего.       Марат лишь закатывает глаза и тяжело вздыхает. Ему бы хотелось сейчас выбежать покурить за школой, пока перемена, а не оставаться после урока, глазеть на училку.       — Да мне ваш предмет… нах не упёрся, в общем. Я профильную матешу сдаю, будь моя воля — на английский вообще бы не ходил.       — Так у тебя и по математике такая ситуация, — учительницу начинает выводить подобное отношение к её предмету. — Ты вообще чем занимаешься целыми днями? Мне что, опять родителей вызывать?       — Да всё не так плохо, как вы говорите.       Парень ковыряет парту, пытаясь отскрести кусок старого рисунка кота, который оставил кто-то из учеников. Ему хочется зевнуть, но Флюра Габдуловна знает номер телефона его отца и за любой неуместный жест спокойно может им воспользоваться. Получать очередной нагоняй от отца Марату не хотелось. Хотелось бы вообще с ним не видеться без повода, честно говоря.       — Суворов, тут не то что плохо, тут хуже некуда. Ты же даже основ не знаешь.       — Че это, «не знаю»?       — How was your day? — вопрос застаёт Марата врасплох и всё же… Ну он ж не совсем дурак, на такую легкотню не ответить?       — У-у-у, London?       Учительница только цыкает и говорит:       — Я же сказала! Приставить бы к тебе отличника… — Флюра Габдуловна открывает какую-то записную книжку. — Вот, Васильева можно, он у меня умничка, говорит почти как на родном.       — Да не надо мне этих зубрил ставить, я всё равно заниматься не буду.       — Я тебе дам — «не буду»! — преподавательница грозит кулаком и снова смотрит в свои записи. — Хотя нет, знаешь, мне Андрюшу жалко, он мальчик хороший, на золотую медаль идёт, в Санкт-Петербург поступать собирается.       — Андрей? Это который? — моментально задаёт вопрос Марат.       — У нас только один Андрей, который из 10-го «Б». Нет уж, ему точно не до тебя, кого бы ещё…       Суворов не даёт ей закончить предложение, реагирует мгновенно:       — Знаете, а вот с Андреем я согласен заниматься. Что-то я подумал — и правда ведь проблемы с английским.       — Переобуваешься прямо в воздухе, Суворов, — женщина хмурится, не зная, как ещё реагировать на такой явный энтузиазм ученика, который никогда, ни за какие коврижки, к английскому не рвался.       — Ну так Андрей пацан хороший.       — Вот именно, что Васильев — парень хороший, ты мне его попортишь только. Всё, другого назначаю. Вот Остапенко, например.       Кто такой или такая «Остапенко» Марат не знал, да и знать не особо хотел. Сейчас на горизонте маячила неплохая такая возможность под предлогом учёбы узнать, что за «зверь» этот Андрей.       — Да давайте с Андреем, мы как раз знакомы. А с этим Остапенко мы ещё характерами небось не сойдёмся.       — Суворов, ты мне тут не указывай, кого и куда тебе назначать. Скажи «спасибо», что отца не вызвала.       — Спасибо, — кивает парень. — Но Андрея попросите позаниматься.       Флюра Габдуловна хмурится. Заметно, что её начинает выводить этот разговор.       — Надоел ты мне со своим Андреем. — «Ещё пока не моим», — думает Марат. — Вот сам и проси заниматься. Если не согласится до конца следующей недели — отца вызову, и будешь со мной лично после уроков оставаться, понял? И я буду очень зла, что во внеучебное время приходится тебя тянуть. Вот если бы не отец твой, давно бы отчислили. Мировой мужчина всё же.       Перспектива занятий с учительницей его не прельщала. Лучше уж тогда бы этого Остапенко поставили, если Андрей не согласится. Но делать нечего.       — Понял. Могу идти?       — Ой, скройся быстрее с моих глаз, пока я не пересекла черту закона и не треснула тебя чем потяжелее.       Марат встаёт и перед выходом улыбается Флюре Габдуловне.       — Ариведерчи.       И уходит.