Падшие

      Тишина в лесу была на этот раз давящей и неуютной. Прохладный весенний ветер блуждал между деревьями, теряясь в безлистной кроне. Одна из берез дернулась, затем еще раз, и потом свалилась. Виновник падения дерева подошел к нему и остановился, когда бинт медленно сполз с предплечья, открывая вид на шрамы от цепей.       Кратос наскоро подправил перевязку и укрепил ее. Убедившись в надежности, он убрал руку от повязки, прежде чем замереть, неотрывно смотря на неё. Сероватая, местами даже грязноватая ткань с едва заметными зазорами по какой-то причине гипнотизировала внимание бледного воина. Он все же опускает руку и отводит взгляд на поваленное дерево, на котором аккуратным контуром вырисовывался золотой отпечаток ладони. Мужчина тяжело вздохнул, а перед его глазами — картины вчерашнего вечера, причем такие смазанные, разорванные: но самая яркая, самая ужасная — Фэй…       Спартанец оторвал взор от бревна, устремляя его в лес. Последний рябил деревьями, создавая ощущение бескрайности. С шумом мертвой листвы и шепотом голых ветвей раздались легкие шажки, которые прекратились, как только их обладатель оказался за спиной Кратоса.       — Я нашел… — Робкий мальчишеский голос негромко раздался в лесной тишине.       Затем шаги прошелестели сбоку от бледного воина, который краем глаза взглянул на источник шума, прежде чем отвернуться. Мальчишка, на вид десяти-одиннадцати лет, с серыми кругами на глазах и бледным — именно с человеческой бледностью, — лицом; на нем, еще совсем юном, лежала тень скорби, а во взгляде нетипичная для ребенка печаль. В ручонке он то сжимал, то беспокойно теребил траву, смотрел на взрослого, ожидая его слова. Взор тяжелым грузом ложился на плечи спартанца, поэтому, не глядя на мальчика, он приказал:       — Иди к лодке.       Мальчишка, немного опасливо смотря на него, направился в ту сторону леса, откуда исходили плески воды. Кратос украдкой глянул на малыша, исчезающего за деревьями, затем перевел взгляд на повязку и подправил ее, дабы оставленные шрамы не были видимы. Взвалив на плечо срубленное дерево, он направился вслед за мальчиком: добравшись до реки, бледный воин подошел к лодке, куда его маленький спутник запрыгнул. Они быстро привязали березу к заднему концу лодки, прежде чем спартанец сбросил ее в воду. После чего они, наконец, отплыли.       Небыстрое течение реки мягко подталкивало лодку, которая была под жестким контролем призрака Спарты. Тот греб четко и сосредоточено, загоняя их в небольшую пещеру. Мальчик же сидел неподвижно, иногда поднимая взгляд на деревья, пока те были видимы: оказавшись под куполом природного грота, он неожиданно, задумчиво проговорил:       — Отец…       — Что? — Небрежно спросил Кратос.       — Все изменилось, и лес стал каким-то…другим?       — Все изменилось, мальчик. — Низким, таким же задумчивым тоном ответил он, однако тут же вернул строгий. — Ты поменьше об этом думай.          Мальчишка опустил взгляд на свои ладони, сказав простое «ладно». Тем временем они выплыли из пещеры и продвигались к ближайшему берегу, на котором был обустроен небольшой пирс. Там отец и сын остановились: сошли с лодки, бледный воин вытащил бревно, закинул себе и взглядом приказал идти дальше. Шли они по дорожке молча, и никто не решался разрушить давящую тишину — даже живое окружение решило остаться мертвым. Наконец, они вышли на поляну, где стоял дом, а поодаль от него — сложенные бревна для большого костра. Погребального костра.       Срубленная береза была последней — и это означало, что скоро должно свершится последнее прощание. Мальчик, сын Кратоса — Атрей, — оживился и быстрее любой стрелы добежал до двери, перед которой замер. Он тут же открыл её, наперекор желанию отойти куда подальше: она с отвратительной легкостью поддалась, впуская его в мрачную комнату. Свет также пробрался в жилище, подсвечивая нечто, завернутое в холщовую ткань. Атрей набрал в грудь воздуха, прежде чем тяжело и протяжно выдохнуть, и тяжелыми шагами зайти в некогда уютный дом. Зажгя свечу, малыш подошел к некому покойнику и начал передавать огонь другим свечам на столе, в процессе, как мантру, проговаривая:       — Вон там я вижу маму…Вон там отца я вижу…Вон они зовут меня…       Пламя от свечей более ярко осветило покойника, точнее покойницу. Ароматные цветы, оторванные от своих корней, но продолжающие благоухать после смерти, печально лежали на прикрытом теле, никак не сглаживая скорбь в маленьком сердце. Атрей, будто не своими руками, достал ту самую траву, разбирая ее по частям в руках, и аккуратно рассыпал на недышащую грудь.       — Вон они зовут меня…       Атрей припадает к телу покойницы, пытаясь ощутить хоть малейшее знакомое тепло, но даже огонь не был способен разбудить его. И это же пламя скоро растворит тело.       — Вон они зовут меня…       Голос надламывается, слезы сами по себе начинают бежать по щекам. Разум все еще не хотел верить в происходящее, но реальность слишком сурово диктовала свои условия.       — Вон они зовут меня…вон они зовут меня…       Мантра была прекращена глухими тяжелыми шагами. Мальчик отошел от покойницы, быстро вытирая слезы и пытаясь совладать эмоциями. Отец дошел до тела — казалось, что ему тоже тяжело дойти до нее, — и склонился над ним, что-то говоря, но малыш не слышал: он оказался на улице, освежаясь от пряных ароматов. Затем бледный воин вышел за ним, аккуратно положив покойницу — некогда верную жену, любящую мать, — на складно сложенные друг на друга дрова. Неизбежное было сделано слишком быстро: искры въелись в хворост, преобразовываясь в огонь. Костер скоро охватил не только дрова, но и тело.       Отец и сын посмотрели друг на друга, но ненадолго: Атрей вновь посмотрел на спокойное пламя, всматриваясь. В одно мгновение он приблизился к костру и выдернул нож, покоившийся на теле. От огня небольшое оружие раскалилось до красна, тут же сжигая нежную детскую кожу на ладони. Зашипев, мальчишка разжал пальцы от боли, затем виновато посмотрел на отца и пролепетал:       — Прости…       Кратос, выдохнув, опустился на одно колено и зачерпнул немного снега, кладя его на обожженную ладошку, сказав:       — Зажми. — Снег быстро растаял, теплой водой стекаясь на землю; спартанец оторвал часть ткани с повязки на предплечье и обвязал ладонь. Он поднял остывший нож, передавая сыну. — Этот нож был её. Теперь он твой.       Атрей взял нож, оглядывая его и проглатывая комок в горле. Он вновь взглянул на погребальный костер, смотря, как постепенно растворяется все в огне. Мальчик сжал нож в руке — единственное, что осталось от матери, — но впасть в свои переживания не дал ему суровый голос отца:       — Охоте учила?       Атрей снова посмотрел на нож и, не глядя на спартанца, тихо проговорил:       — Чему умела.       — Покажи.       Мальчик оживился и в шоке поднял взгляд на бледного воина:       — Сейчас?       — Да.       Делать было нечего — он не может спорить с отцом. Последний отвел от него взгляд и теперь смотрел на сгорающий костер. Мальчишка, собравшись силами, вернулся в дом.       Кратос смотрел на огонь, чувствуя смутную тревогу. Он знает, почему она возникала: то же пламя, и вновь переживает смерть той, которую любил. Фэй могла понять его. Фэй спасла его из той тьмы, в которой он пребывал. Теперь и ее не стало. Однако не было времени копаться в этом: остался их ребенок, о котором придется заботиться.       Он поднял взгляд на лес. Да, он изменился. Все изменилось.

***

      Яркое солнце мягким светом раскрашивала величественные колонны, но, несмотря на это, все равно они были давящими, неуютными. Минерва стремительно проходила по коридору, пытаясь как можно скорее оказаться в тронном зале. Хоть она и понимала, что даже там не будет спокойствия — нужно было держаться, нужно сохранять лицо, как любила говорить мама. «Чего мне бояться? Я не совершила ошибок, все прошло идеально. Даже Марс не мешал» — девушка выдохнула, остановившись перед входом: «Сообщить и все. Может, Он даже обрадуется…».       Минерва вошла в тронный зал, пройдя вперед к напольному зеркалу, в котором показывалась жизнь смертных, совершающих какой-то обряд. Над ним, оперевшись об позолоченные края, стоял мужчина, завернутый в тогу. Золотистые волосы падали на лицо, скрывая его: вскоре он заправил прядь, открывая напряженный взгляд зеленых глаз. Мужчина даже не посмотрел на неё, с безразличием в голосе спросил:       — Как все прошло?       Девушка выпрямилась и четко проговорила:       — Ахейская армия разбита, Коринф уничтожен. Пелопоннес полностью под контролем. — После удовлетворительного «угу» она, сжав кулаки за спиной и подавив эмоции, сказала. — Римская армия почти обошлась без потерь.       — «Почти»? — Мужчина поднял взгляд на неё, выпрямившись.       Минерва напряглась, заговорив:       — Из одной тысячи воинов погибло только двое. Думаю, это незначительная вещь, которую можно не учитывать.       Она неотрывно смотрела на него. На царя богов, на своего отца — Юпитер. Даже сейчас он выглядит величественно, с уставшим и безразличным взглядом; волосы цвета плавленого золота — такие же, как и у нее, — изумрудно-зеленые глаза — такие же, как и у нее, — эталон мужского образа, ответственный и мудрый правитель…строгий и холодный родитель. Минерва едва слышимо выдыхает, готовится к худшему — в лучшее она уже не верит. Юпитер сложил руки на груди и то ли с укором, то ли монотонно заговорил:       — Жизнь — это не «незначительная вещь». Тебе так кажется, потому что она у тебя не прервется в любой момент. А у смертных жизнь мимолётна. То, что тебе кажется пустяком — трагедия для погибших и их близких. — Он вновь взглянул на зеркало, касаясь его и размывая изображение. — Мы должны не допускать хаоса и сохранять баланс: забота и помощь людям — один из элементов этого. Забудем об этом — и мир незаметно скатиться в бездну хаоса. — Верховный бог поднял взгляд на неё. — Ты, как богиня мудрости, должна это понимать.       — Я поняла, Владыка. — Подавив дрожь в голосе, ответила Минерва. Не отрывая взор от него, она продолжила. — Прошу прощения, я оступилась. Впредь подобного не стану допускать.       Она ждала хоть какой-то реакции отца, но тот забыл о ее присутствии и глянул вдаль. Ей даже не нужно было видеть и чувствовать, чтобы узнать, кто появился в тронном зале. «Сохраняй лицо, сохраняй лицо…» — богиня мудрости холодно глянула на юношу, который парил в воздухе. Некий бог спустился на пол, недалеко от девушки, крылья на его сандалиях сложились; он поклонился царю и оживленным голосом сказал:       — Владыка! Мы тщательно исследовали территорию Греции, и других божеств не обнаружили.       — Точно нет? — Юпитер двинулся в сторону юноши, встав перед ним. — Никаких богов или духов природы?       — Так и есть. Даже Аполлон никого не нашел.       Юпитер хмыкнул, развернулся и собирался вернуться к трону, однако его остановил следующая информация:       — Но там боги когда-то обитали. Я нашел гору, где есть разрушенный дворец…       Верховный бог замер, его сердце застучало сильнее (внутри себя молился, чтобы этого не было слышно). Он развернулся к своим детям, один из которых замолчал, явно заметив его странное поведение. Юпитер, собравшись, ответил:       — Хорошо. Я возьму это под свой контроль. — Он вновь развернулся, махнув рукой. — Ты, Минерва, свободна, возвращайся к другим обязанностям. Меркурий, задержись, я дам тебе распоряжение.       Минерва склонила голову в знак повиновения и вышла из зала. Она, отойдя на достаточное расстояние, приложилась к стене и протяжно выдохнула — в какой-то степени хотелось скатиться по ней вниз. Богиня мудрости сняла с себя шлем, рассматривая узоры на нем — бережно сделанные ее еще одним братом, Вулканом, по заказу их матери. И только благодаря ей она хоть немного попадает под надзор отца…и думать об этом невыносимо. Мама говорила, что отцу некогда — он контролирует весь мир, в его руках сосредоточена вся власть, что является огромной ответственностью. Она сглотнула горький комок, но тут же вернула себе самообладание: в конце концов, отец доверял ей правление. Лишние эмоции нельзя допускать.       Легкий ветерок вызвал желание закатить глаза. Минерва взглянула на Меркурия, который парил в воздухе и с каким-то любопытством смотрел на неё. Как только она обратила на него внимание, он спросил:       — А что ты тут стоишь? Разве тебя не ждут дела?       — За пару мгновений ничего не произойдет. И вообще, тебе тоже нужно выполнить задание. — Богиня хмуро посмотрела на брата, который настороженно отлетел подальше, приземлившись.       — Распоряжение не требует быстрого выполнения. — На губах юноши промелькнула легкая улыбка.       — Да? — Она с холодной иронией подняла бровь. — Я думала, что ты сразу выполняешь всё, что скажет отец.       Невысокий паренек опустил взгляд, носком рисуя узоры на мраморном полу. У Минервы возникло чувство, что ему захотелось поговорить с ней о чем-то, хотя она не понимает, почему: сколько раз за сотню лет они общались просто как родные? Ни разу. Да, он умный ребенок, он абсолютно похож на отца — лишь волосы русые, от матери, — может, по этой причине Верховный бог и уделял ему больше внимания. Неохотно она признавала, что это злило её. Её поток мыслей прервал голос Меркурия:       — Мать просила передать, чтобы ты зашла к ней. Я хотел сказать еще у отца, но ты быстро ушла. — Он посмотрел на неё, примирительно поднимая руки. — Это все. А теперь мне надо по делам.       Ответить Минерва не успела: Меркурий мгновенно исчез, а с ним и раздражение. Девушка со спокойной головой составила план — сначала ответить на молитвы, затем сделать визит в Грецию…хотя нет, прежде всего она придет к матери. Ей есть, что сказать.