Падшие

       Петля за петлей, поворот на повороте. Казалось, что из этого пути совершенно нет выхода, благо настоящий солнечный луч освещал промозглую пещерную дорожку. Кратос уже долгое время петлял по коридорам тайного прохода, вдыхая влажный воздух и вслушиваясь в тьму. Мертвецы-воины остались позади, однако военное чутье спартанца предупреждало о скрытых опасностях. Они не заставили себя ждать — новые мертвяки вылезли из-под земли. «Еще бы освободившиеся души из Аида перехватили и приказали защищать Олимп» — после очередного боя подумал про себя призрак Спарты, досадно пиная и без того помятый шлем. Вскоре тьма постепенно рассеялась, открывая вид на колоссальную цепь. Наконец выйдя из коридора, Кратос направился к цепи, пока его не отвлек голос:        — Кратос… Приближается!        Сбоку от него находилась статуя Пандоры, откуда и исходили слова. На небольших золотых ладошках горело нежно-голубое пламя, в котором можно было различить фигуру юной девушки. Спартанец украдкой взглянул на неё, полураздраженным тоном отвечая:        — Я сказал — не могу помочь.        — Нет, ты можешь! Я знаю. — Жалостно проговорила девочка, пытаясь побудить его добрые чувства. — Я верю в тебя.        — Не стоило. — Жестко отрезал её Кратос, продолжая свой путь к цели.        Дорога к цепи не была так сложна, как полет к вершине вдоль неё. Падающие конструкции и камни, тесно сжавшиеся друг к другу балки, огромный титан, едва не прибивший его к стене — все эти препятствия чуть не сгубили его, лишь благодаря крыльям, которые не цеплялись за них, он смог достигнуть до просторного подземелья с огромными кубами. Приземлившись на один из них, он внимательней присмотрелся к пещере: одна половина состояла из камней, другая — буквально, — была из механизмов. Смотря на последние, Кратос вспомнил о Гефесте, благодаря которому практически весь Олимп держится. Благодаря которому призрак Спарты задерживается.        Удивительно, что олимпийцы забыли про эти заслуги бога-кузнеца, наказав того вечным одиночеством. В глубине души Кратос чувствовал родство с Гефестом, хоть между ними довольно напряженная атмосфера. Но отчужденность от Олимпа и несправедливость к ним — то, что объединяло их, — вытесняли её. И было еще одно, что сближало их и создавало непроходимую пропасть: они потеряли дочерей.        Дочь… Кратос, всё ещё стоящий и осматривающийся, будто услышал в порыве ветра кроткую мелодию флейты Каллиопы. Однако в память проникли картины той ночи, когда она пала к его ногам. Не давая себе впасть в уныние, призрак Спарты вытащил клинки Хаоса, намереваясь добраться до своей главной цели.

***

       Гермес соскочил с цепи Баланса, подскакивая к решетке. Кратоса не было видно — тот до сих пор так и не преодолел, с большей вероятностью, и начало цепи. Юношу рассмешило то, что хватило всего пару слов, и Кратос тут же сорвался на него. Почти: он успел отбежать, продолжая дразнить спартанца. Последний ходил вокруг да около, словно дикий кот у гнезда с птенцами. Похихикав с такого сравнения, посланник отошел к центру зала, не доходя до конца — в центре и так располагалось само Пламя Олимпа. Посланник богов рассматривал бушующее пламя, с трепетным ужасом думая о том, что лишь одно прикосновение может уничтожить всё, что и кого угодно — даже его. Неладное юный бог заметил, а именно что помещение практически освещается благодаря пламени, и с витрин не падает золотой луч. Снаружи хлестал дождь, наводя и без того тоскливую, тяжелую атмосферу, которая, однако, не убивала настроение веселого юноши. И всё же гневные мысли посещали его: «Я надеюсь, что рано или поздно Кратос падет в Тартар!».        Тем временем за его спиной кто-то появился, отчего Гермес готовился бежать в любую секунду, пока на плечи не легли вполне знакомые ему ладони. Посланник развернулся, внутренне расслабившись, и улыбнулся Зевсу. Отец смягченным холодным взглядом смотрел на любимого сына, погладив того по волосам.        — Здравствуй, отец.        — И тебе привет, сын мой. — Зевс убрал руки, скрещивая оные. — Что тебя так развеселило в этот мрачный день для всех нас?        — Этот день действительно мрачен, отец. Но действия и амбиции Кратоса меня смешат. — Гермес хихикнул, наклонив голову набок и смотря на цепь. — Странно, что с таким бездумным напором он смог добраться до лабиринта.        — Он уже в лабиринте? — С подавленной злобой пророкотал Зевс, пронзая взором посланника.        — Так и есть, мой лорд. — Более серьезным тоном заговорил юноша. — И в настоящее время стремится сюда.        Царь Богов отвел глаза на Пламя. Судя по взгляду отца Гермес предположил, что он не просто разгневан — он напуган. Сам вестник тоже посмотрел на искрящийся огонь, аккуратно подбирая слова:        — Насколько мне известно, Кратос не знает, как добраться до ящика. Механизмы скрыты от его глаз и…        — Ты, сын мой, просто недооцениваешь угрозу. — Зевс развернулся, прохладно оглядывая бога-посланника. — Рано или поздно смертный может догадаться. — Одним движением он оказался перед юным богом, низко к нему наклонившись. — Держись от него подальше. Не вступай с ним в бой.        — Но… Отец, — Вкрадчиво заговорил Гермес, заметив сердитый взгляд Царя богов от его неповиновения. — Я могу не сражаться с ним лицом к лицу, однако могу увести его от Пламени, да так, что больше он не сможет к нему подобраться.        — А если ты не сможешь? — Грозный голос отца дрогнул, став ниже и тише.        — Не волнуйся. — Посланник обворожительно улыбнулся. — Я сделаю все абсолютно точно.        Зевс напряженно выдохнул, выпрямившись и отходя от вестника. Он в последний раз посмотрел на Гермеса, прежде чем отвернуться от него и ответить:        — Я надеюсь на это, мой сын.        Юноша восторженно выпрямился, быстро кивнув отцу. Тот не обернулся, чтобы дождаться ответа от него, и вскоре исчез. Гермес хотел бы остановить его, хоть немного поговорить с ним по душам или просто быть рядом, как это было до нового бога войны. С другой стороны, на это времени нет из-за последнего. Но это проблема сегодняшнего дня — прошлые также были наполнены желанием внимания от отца. Это, конечно, была не только его проблема: Зевс стал холодным к своим любимым детям и жестоким к остальным. И это случилось после того, как Кратос занял место Ареса — а значит, он может быть косвенно виноват.        Стоило только припомнить о нем, как за Пламенем раздался скрежет. Гермес тут же запрыгнул на второй этаж, вслушиваясь в ворчливое рычание Кратоса и тихонько с этого хихикая.        Тем временем Кратос выбрался из цепи, выходя в зал, и ругал бога-посланника, обзывая всякими обидными прозвищами.        — Дитё малое. Паршивец недоросший. — Спартанец раздраженно бурчал под нос, постепенно успокаиваясь.        Услышав доносящиеся смешки от вестника, призрак Спарты оглядывался вокруг, только вот надоеды нигде не было. Но вместо него было Пламя Олимпа, поэтому он забыл о юноше, направляясь к своей первостепенной цели. Внутри Пламени был вложен, на удивление мужчины, ящик Пандоры. Протянув руку к голубым искрам (прикасаться к нему и не было мысли — Пламя смертельно), Кратос будто хотел развеять морок, и тут его остановила чужая прозрачная ладонь.        — И как это понимать? — Возмущено спросил мужчина у призрака женщины.        Она на самом деле была Афиной, погибшей от его же руки, но обрётшей новую сущность. Богиня справедливости пояснила ему размерным голосом:        — Глаза тебя не обманывают, Кратос. Это тот же самый ящик, что был открыт много лет назад. Сила все еще в нем сокрыта.        — Я выпустил эту силу, когда убил Ареса. — Недоверчиво смотря на Палладу, сказал спартанец.        — Нет. — Афина нахмурилась, говоря в том же тоне. — В нем скрыта еще большая сила. Она спрятана от мира…        Гермес, тем временем находящийся на втором этаже, наблюдал за призраком Спарты, и был крайне удивлен появлением сестры. Сердце затрепетало при её виде, у него не было сомнений, что это она. Любимая сестрица, чья смерть стала для него трагедией, жива. Вестник уловил фразы между ними, и что-то внутри заболело. «Афина…как же так?» — юноша глубоко дышал, пытаясь успокоиться от осознания её предательства.        Спрятавшись, посланник вслушивался в рассказ Афины о бедствиях из ящика Пандоры, и о собственно ключе. Раньше он слышал от неё рассказ, и от этого становилось больнее. «А как же отец? А я?» — Гермес сжал ладонями плечи, словно хотел спрятать своё сердце от сжигающей, губительной реальности. Пытаясь расслышать диалог, до его слуха дошёл разговор о Пандоре. Выглянув из укрытия, вестник больше не видел сестру, а Кратос всматривался в фрески о Пламени.        Вестник удобно расположился на перилах, разглядывая спартанца. И вскоре ему это наскучило: юноша спустился на первый этаж, обращаясь к нему:        — Может ты и силён. Но вот скорости тебе, увы, не хватает.        Кратос обернулся к нему. Зрачки сузились, черты лица стали грубее и жестче от гнева, и он тут же направился за хохочущим богом-посланником, намереваясь избавиться от помехи.

***

       Погоня продолжалась. Гермес ловко увернулся от рук Кратоса, рядом с которым он оказался. Вестник, хохоча, обратился к преследователю:        — А ты забавный, спартанец! Давай еще поиграем.        Оказавшись на вершине здания, юноша тут же запрыгнул на закрепленную веревку, ведущая к незавершенной статуе Афины. Засев на голове монумента, он с детским любопытством ожидал, что же на этот раз сделает призрак Спарты, чтобы достать его.        Порядком раздраженный этой игрой Кратос добрался до катапульты. Быстро рассчитав в голове полет, он зарядил оружие, попутно думая: «Ну сейчас посмотрим, кто из нас будет смеяться!»        «Хм, оригинально» — Гермес посмотрел на катапульту, с которой спартанец возился: «Он бы еще дальше, в землю впечатал бы, чтобы точно промахнуться». Однако вопреки подсчетам бога-посланника заряд полетел к статуе, а не над её головой. А причина проста — к камню прикрепился Кратос. Несмотря на опасную ситуацию, вестник фыркнул и разбежался с целью перепрыгнуть на другое здание. Ему это почти удалось: сильный удар чуть не выбил его из равновесия, и Гермес почти что прыгнул, но…поскользнулся.        Он полетел вниз, но успел ухватиться за выступ монумента. Вестник ругал эту нелепую случайность, над который он бы посмеялся в привычной обстановке. Также юноша с ужасом про себя отметил, что спартанец совсем рядом и что статуя падает. Гермес подтянулся, чтобы перейти в более безопасное место, однако руки как назло скользили. Вдруг Кратос, который успел ненамного подняться, схватил за лодыжку юного бога и дернул вниз. Только вот вестник тут же ударил его в плечо несхваченной ногой, из-за чего призрак Спарты потерял равновесие, и после очередного толчка разрушающееся статуи упал. Юноша полетел вниз за ним, сталкиваясь с обломками, и вскоре жестко приземлился, тут же сжимаясь в защитную позу.        Шокированный Гермес огляделся назад, где Кратос уже начал вставать, и единственная мысль, пульсирующее бившая по голове, приказывала бежать. Что бог-посланник и сделал: подскочил и наугад побежал по коридору, пока не остановился и не откашлялся ихором. Видно, отойдя от первого шока, к нему вернулась способность чувствовать тело, которое было пронизано сильнейшей болью. Особо это ощущалось, когда юноша пытался вдохнуть. «Перелом ребер, ушиб внутренних органов» — холодно рассуждал Гермес, пытаясь тем самым себя успокоить. Подействовало это ненадолго, ведь спартанец все еще преследовал его. Разбежавшись и разрушив преграду, юноша оказался в том же месте, где и упал. Вот и всё. Выхода нет. Логично, что первым делом ему нужно где-то спрятаться, чтобы тело смогло регенерировать и он продолжал отвлекать спартанца. Пока вестник затуманенным взглядом продумывал путь, его тут же скосило от боли в ребрах. С неприятным чувством откашливая ихор, юный бог попытался выпрямиться, и заметил фигуру, выходящую из прохода.        Мысли судорожно сменяли друг друга, и лишь одна осталась неизменной: «Я умру». Она казалась невозможной, но с каждым шагом, сделанным спартанцем, этот внутренний страх нарастал. «Смертный не может одолеть меня» — это больше звучало как жалкое оправдание, нежели утверждение, и Кратос никак не отреагировал, а стал приближаться к Гермесу.        Даже ослабленный вестник не стал сдаваться: если он и не сможет сбежать, то сопротивляться у него еще есть силы. Уклоны от клинков и успешные атаки на спартанца придавали сил и надежды на более благополучный исход. Однако они все еще были неравны — из-за ран, полученных от падения и клинков Изгнанника, выносливость подводила юношу, и вскоре вовсе покинула его. Тяжело оперевшись и, в конце концов, привалившись о деревянную конструкцию, Гермес обиженно заговорил:        — Я думал, спартанцы сражаются честно. А ты хочешь убить меня, когда я не могу защитить себя! Нечестно! — Юноша опустил взгляд, проглатывая комок в горле, прежде чем направить полный злости взгляд. — Но у тебя свои понятия о чести, правда, Кратос? И что принесла тебе — твоя честь?! — На безразличный взгляд призрака Спарты он издал полу истеричный смешок. — Ничего, кроме ужаса перед поражением! Сегодня ты одержишь надо мной победу, но потом, Кратос, окажется что ты предал лишь самого себя, убив того, кто знает, как добраться до пламени обратно…        Последние слова вышли непроизвольно, отчего Гермес не на шутку испугался. С одной стороны это может спасти ему жизнь, — или хотя бы отсрочить смерть, — но с другой он помогает главному врагу Олимпа. «Хотя обязательно ли мне ему помогать?» — вестник внимательно следил за спартанцем: тот, услышав последнее предложение, оторвал взгляд от ног и теперь смотрел ему в глаза.        — Я сам могу добраться. — Ответил Кратос, жестко хватая юношу за плечо и вжимая его в конструкцию.        Увидев сквозь пелену боли, как призрак Спарты достает один из клинков, Гермес отчаянно затараторил:        — Но ты не знаешь о тайном проходе!        — Что еще за тайный проход? — Кратос остановился, держа клинок рядом с бедром вестника как угрозу.        — Этот проход ведет к Пламени Олимпа и является кратчайшим путем к нему. А так ты будешь добираться невесть сколько. — Юноша безуспешно отталкивал руку с оружием, продолжая говорить. — Без меня тебе его не найти.        — Где он? — Спартанец сильнее вдавил его в стену.        — Недалеко отсюда. Я…я могу показать дорогу. — Бог-посланник болезненно шипел от горящих ран на спине.        Наконец его отпустили, и Гермес облегченно выдохнул, свалившись вниз. Неожиданно перед ним возникла голова, отчего юный бог отпрянул к стене — та голова была бога солнца Гелиоса.        — Это предупреждение, если попытаешься солгать. — Низким угрожающим голосом сказал Кратос.        — Очень мило с твоей стороны. — Скривился юноша, смотря на агонию, застывшую на лице Гелиоса.        Вскоре призрак Спарты убрал голову бога солнца и, наперекор возражениям бога-посланника, снял с того крылатые сандалии. Затем, оторвав один из поясков, он крепко связал руки своего пленника.        — А это обязательно было?.. — С возмущением спросил Гермес, и он не успел окончить его, так как спартанец схватил его за горло, сдавив до боли.        — Прикуси язык. — Процедил Кратос, потом кинул вестника на бок, держа коленом связанные запястья, и достал клинок. — Если ты рассердишь меня… — Он медленно ввел лезвие в одну из ран на спине, вырывая болезненный крик юноши. — Я буду пытать тебя. Пока ты не будешь умолять меня о смерти.        Кратос вырвал клинок из раны, отпуская Гермеса, который сжался, пытаясь умалить боль. Больше предстоящих мучений его напугала мысль о том, что спартанец не сразу убьёт. «Ну надо же тебе было так впутаться в эту ситуацию, Гермес!» — раздраженно корило сознание: «Что тебе спокойно не сиделось-то?! Сказал же тебе отец — нет, не надо, не связывайся с этим чудовищем! А сейчас предаешь Зевса, чтобы спасти свою жизнь и оправдать свою ошибку и непослушание!» — Последние слова были обидными и несправедливыми. Нет, он не предает отца: лишь загоняет спартанца в ловушку. Этот проход не приводил к самому Пламени, а к коридору, который объединял зал и форум. «Только бы он не догадался, только бы не догадался…» — бессознательно молился в мыслях вестник.        Закончив одевать таларии, Кратос перекинул юношу на плечо, спрашивая:        — Куда?        — Тебе нужно выйти из этого зала. — Хриплым от крика голосом заговорил Гермес. — Надо выйти на этот балкон, вот там, справа наверху. Только не спрашивай меня, как добраться до него: у тебя мои сандалии, а не у меня!        Проигнорив замечание, призрак Спарты добрался до балкона. К счастью, Гермес на плече особо не дергался, только легким грузом лежал и молчал. Сначала спартанец не желал оставлять надоедливого посланника в живых: выпытать про короткий путь и убить. Но просто умертвить сына Зевса — тем более любимого! — показалось неинтересным. Поглумиться над пленником, а после убить на глазах отца — это уже приносило садистское удовлетворение. К тому же Гермес явно мог знать больше, чем про тайный проход.