Травница

Стража привела испуганную золотоволосую девушку в личный дворец Джинши и отдала её под присмотр старушке-служанке. Та не особо понимала, что с ней делать, потому что приказаний от господина на сей счёт вместе с пленной служанкой не передали, поэтому она решила накормить ту и уложить спать. – Как тебя зовут, дитя?  Девушка, кажется, даже не обратила внимания на вопрос старушки. Тогда женщина, решив, что видно, она незнакома с языком, поманила её к себе рукой, так, как обычно зовут собак, и та охотно за ней последовала. Правда, не успели они пройти в замок, как иностранка метнулась на полянку, усаженную целебными травами. Старушка горестно вздохнула и последовала за ней. Она видела, как глаза девушки разбегаются от количества увиденных трав, но вот её взгляд зацепился за цветы аконита, что цвели буйным цветом. Девушка аккуратно подошла к ним, коснулась самой верхушки соцветия, вдохнула аромат и, улыбаясь, произнесла: – Malbenita floro, – девушка взглянула на старушку и решила, что должна объясниться, – Diino, – опомнилась, что её слова не понимают, и задумалась. Поняла, видно, что не сможет объяснить то, что хочет, и решила упростить образ. Открыла рот, показала на него пальцем. – Кушать? Ты голодная? – Спросила старушка. – Кукать, – девушка опять указала на открытый рот. – Кукать. – Продолжай, – старушка начала вращать рукой, надеясь, что девушка распознает этот жест.  Потом иностранка начала сильно качать головой из стороны в сторону.  – Нет, не кушать, нельзя есть это цветок?  – Malpli da vortoj, – девушка болезненно скривилась. Старушка поняла, что она хочет сказать, покачала головой из стороны в сторону и медленно сказала: – Нет, – принялась согласно кивать, – да, – сделала так ещё несколько раз, и девушка, радостно заулыбавшись, указала на цветы и сказала: – Нет кукать.  – Кушшшать, – поправила её старушка. – Кушать, нет кушать. Malbenita floro. Тут, услышав их разговор, во двор вышел Ломень. – Что это за милое дитя? – Поинтересовался старик. – Подарок господину. Не знаю, что с ней делать, она совсем не говорит, – ответила служанка, горестно сокрушаясь навалившейся работе. Девушка же в этот момент, подобно ищейке, принялась подёргивать носом, вдыхая запах пришедшего мужчины. – Odoras kiel morto, – она протянула руку к его рукаву, поднесла к своему носу, вдохнула как следует и продолжила. – Ĉu mi povas preĝi? Forpeli malsanon per kanto? – Я не понимаю тебя, дитя, – сказал Ломень и тогда девушка, видно, решив, что он согласен, побежала в покои, где лежала Маомао. Старики кинулись за ней, но они не могли поспеть за её молодой резвостью. Она успела добежать до покоев Маомао, где та в бреду что-то нашёптывала себе под нос, взглянуть на её плечо, принюхаться и, видно, всем удовлетворившись, усесться рядом с девушкой и начать ласково поглаживать её по голове.   – НЕ ПРИКАСАЙСЯ! – крикнул лекарь, надеясь, что девушка распознает интонацию. – Ne necesas preĝo, – блондинка широко улыбнулась, – la herbo super ŝi jam flustras. Кушать. – Она указала на Маомао, что, кажется, ощутив прикосновение, немного пришла в себя. Девушка будто обняла комнату руками и сказала, – Multe da кушать. – Много? Ломень повторил жест девушки и снова спросил: – Много?  – Много кушать, – иностранка заулыбалась и похлопала себя по груди, – mi. Ломень понял её и сказал, указывая на себя: – Я, – потом указал на девушку, – ты.  Она повторила за ним, показывая на себя. – Ты. Он отрицательно покачал головой. – Я. – Да. – Я, ты много кушать, – она посмотрела вокруг себя и, увидев плошку с рисом, взяла в руки крошечный комочек, аккуратно раскрыла рот Маомао и положила ей еду на язык. – Кушать, ты кушать. Kreaĵo de la ĉielo verŝante larmojn. Ты много кушать, много, – Маомао проглотила рис и приоткрыла глаза, уже, кажется, понимая, что происходит вокруг. – Какие у тебя глаза красивые, – прошептала Травница. Иностранка улыбнулась и положила ещё комочки риса в рот девушки. Маомао, поняв, что та не понимает её слов, аккуратно коснулась божественных глаз и сказала. – Красивые. Блондинка указала на рану на плече и сказала:  – Красивое. – Нет, – сказала травница, подумала немного. – Принесите цветок аконита.  – Милая, – отец метнулся к ней, чтобы проверить её самочувствие, но его дочь всё ещё находилась не совсем в разуме и была полностью поглощена своей собеседницей. – Сейчас принесу. Он быстро вернулся с цветком аконита. Его обломанный стебель был завёрнут в кусочек ткани, чтобы случайно не коснуться ядовитого сока. Иностранка с благоговением приняла цветок и сказала: – Malbenita floro, – указала на свои глаза, – Malbenitaj okuloj, – показала на рану, – vondo.  – Понятно, – проскрипела Маомао. – Проклятие, у вас это проклятие. Как тебя зовут?  Иностранка в непонимании немного склонила голову набок. – Маомао, – Травница указала на себя. – Ломень, – она указала на отца. – Щуйлянь, – показала на старушку.  Блондинка продолжила смотреть с непониманием. – Хм, – Маомао села, лекарь тут же подошёл к ней. – Ты слишком слаба ещё, лежи, – но девушка будто не слышала его, она была поглощена новой загадкой. Иностранка не растерялась и протянула травнице ещё комочек риса. Та охотно его проглотила. – С таким же успехом это могут быть слова «девушка», «старик» и «старуха». Отец, ты можешь принести мне песчаную доску для письма? – Маомао, тебе нужно отдыхать, – блондинка исправно совала в рот собеседнице маленькие комочки риса, Травница в ответ не сопротивлялась, хотя до этого Ломень с трудом мог влить в неё рисовую воду. – Хорошо, мне бы посидеть немного, спина болит.  – Да, сейчас, – старик присел рядом и стал придерживать девушку за здоровое плечо. – Пришлось рану перешивать?  – Да, – холодно ответил старик. Плошка риса кончилась, и блондинка протянула опустевшую посуду старику. – Кушать, нет много кушать, кушать, – в языке девушки явно были другие смысловые конструкции, и она пыталась переложить их на их язык. – Щуйлянь, принесите, пожалуйста, ещё риса и, наверное, кусочек варёного мяса.  – Сейчас, – сказала служанка и ушла на кухню. – Mi estas herba novedzino, – она улыбнулась, показывая, что, похоже, поняла вопрос девушки, - ni ne havas nomojn, – она положила руку себе на грудь. – Я нет, я нет. – У тебя нет имени? – Ломень не понимал, как его дочь, что иногда с трудом распознаёт человеческие эмоции, так спокойно говорит с иностранкой. – Маомао, – блондинка указала на Травницу, она нахмурилась, пытаясь вспомнить слова, что много раз слышала тут, и неуверенно произнесла. – Господин?  – Нет, я служанка, тут нет господина.  Блондинка осмотрела окружение и взяла со стола несколько цветков ромашки. – Ромашка. Это ромашка, – сказала Маомао. После блондинка положила на руку листик ранника. – Ранник или подорожник, – иностранка добавила ещё веточку зверобоя. – Зверобой, – Травница протянула к ней руку и сжала её ладонь с растениями в кулак. – Это все травы. Верно? – блондинка раскрыла руку, и Маомао обвела содержимое пальцем. – Травы. – Ты господин травы, – уверенно произнесла блондинка, – ты господин травы, я Fianĉino травы.  – Fianĉino, – повторила за иностранкой Маомао и указала на свои глаза, – покажи.  Блондинка не растерялась и легко поцеловала Маомао в губы.  Ломень только удивлённо распахнул на это глаза, а Маомао, слегка улыбнувшись, сказала: – Возлюбленная. Ты возлюбленная трав. Но нам нужно дать тебе имя. Как ты тут вообще оказалась? – Это подарок господину Джинши по поводу его назначения главой Долины маков, – ответил на вопрос дочери Ломень. – Главой Долины маков? – Травница устало сдвинула брови. – Мне стоит прилечь.  – Аккуратно, – старик уложил девушку на подушки, и та тут же провалилась в беспамятство. – Ŝi ekdormis, – промурлыкала блондинка, опуская голову на кровать. Вдохнула как-то устало и тоже прикрыла глаза. – Нам не опасно оставлять её спящей рядом с Маомао? – настороженно спросила у Ломеня Щуйлянь. – Не знаю, она немного странная, но Маомао как будто нашла с ней общий язык, хм, – старик напряжённо нахмурил брови. – Травяная возлюбленная, не слышал о таком раньше. Подумаем об этом позже. *** Джинши в итоге вернулся с празднования, только когда день полностью вошёл в свои права, но солнце ещё не успело подняться в зенит. Старик лекарь видел, что на юноше нет лица от усталости, и не стал ему сообщать о состоянии Травницы. – Почему вы молчите, Ломень? – настороженно спросил юноша. – С ней что-то случилось?  – Нет, господин, вчера вечером она пришла в сознание, поела и снова уснула, ваш «подарок» её очень заинтриговал. – Та девчушка, – Джинши, кажется, уже и позабыл о подаренной пленнице, все его мысли снова были обращены на возлюбленную. – Вам не назвали её имени?  – Когда торговец её представлял, я решил, что он говорит о «пшенице», я так про себя её и называю, – пока они говорили, старушка-служанка принялась снимать с него богато украшенный церемониальный костюм. – Пшеница, мне кажется, ей подходит, – Ломень едва заметно улыбнулся, – когда Маомао пыталась вытянуть из неё кто она, Пшеница сказала, что она «трава» и поцеловала мою дочь в губы, у вас нет мыслей, как это можно перевести?  – Что? – Юноша был очень удивлён его словам. – А как Травница отреагировала?  – Никак, её разум ещё затуманен болезнью, но Пшеница стала для неё интересной загадкой, которую предстоит разгадать. Юноша закончил скидывать с себя бесчисленные слои одежды и накинул лёгкий домашний халат. – Я думал отослать девчонку кому-нибудь в жёны, но если Травнице она приглянулась, пускай остаётся, где она сейчас?  – Спит у постели Маомао. – Что? Это же может быть опасно. – Мы с Щуйлянь пытались её оттащить, но наших сил не хватило, а сильного защитника вы во дворце, к сожалению, не оставили. Юноша спокойно принял упрёк в свою сторону и ответил, направившись к Травнице: – Можно вернуть Баошуня ко двору, а Гаошунь скоро вернётся. Он отправился по моему поручению. Когда юноша зашёл в спальню своей возлюбленной, ему открылась картина, как та со слегка открытыми глазами любуется на пленницу, что ласково поглаживает её по голове и мурлычет себе под нос песенку. «Ho, mi ne dormis, mi ne dormetis Juna Juna, mi sidis sub la stupo Mi ŝpinis kudeliĉkan» Певица заметила юношу и улыбнулась ему, продолжая петь. «Ho, mi ne dormis, mi ne dormetis Juna Mi ŝpinis kudeliĉkan kaj liberigis falkon Liberigis falkon el la dekstra maniko» Пшеница встала со своего места и взяла господина за правый рукав, подняла его, будто стараясь выбросить из него что-то, и следующий куплет пропела громче. «Flugu, mia falko, super la arbaro Flugu, mia falko, super la arbaro Vokis mian koron, vokis Mi malliberigis mian amatinon proksime» На слове «falko» она едва ощутимо коснулась его щеки. «Mi marŝis mia karulino al Kalina Mi marŝis mia karulino al Kalina Ho, mi ne dormis, mi ne dormetis Juna» Она сверлила его своими необыкновенными глазами, пожирала, манила за собой в пучину чего-то необъяснимого своей песней. Звала в путь, гнала прочь от дома. У Джинши всё внутри свело от её взгляда. «Young, juna Young, juna Young, juna» Пшеница, удовлетворившись чем-то, что творилось в её голове, отступила и позволила ему пройти к больной. – Любовь моя, – он сел рядом с Маомао на кровать и попытался поймать её взгляд.  – Возлюбленная трав, она была жрицей, я почти в этом уверена, – Травница была всё ещё в омуте болезни, – скажи, когда он придёт, как ты его назвала, Kreaĵo de la ĉielo. – Я тут, – он мягко взял её за руку, и она только в этот миг обратила на него внимание. – Ты стал наследником императора?  – Да, мне пришлось, – юноша поднёс её пальцы к своим губам и, силясь унять все те скорби, что он перенёс за прошедшие дни, прижался к бледной коже. – Поплачь. Станет легче, – мягко сказала Травница. Даже в таком состоянии она силилась утолить его печали, и он взбрыкнул на неё. – Это ты должна плакать, а мне пристало быть сильным, чтобы тебя защитить. – Брось, – она высвободила пальцы из его руки и прижалась ладонью к щеке. Ласково и нежно начала поглаживать его большим пальцем, – брось, ты выдрал мою душу из лап неба, ты можешь, – она начала проваливаться в сон, но силилась договорить, – ты можешь... – Спи, тебе нужно много спать. Тут Пшеница вмешалась в их разговор.  – Много кушать, много спать. – Ага, ты начала осваивать язык, – Маомао снова уснула, и Джинши позволил себе, наконец, заплакать, но то был не поток слёз, как обычно, а одна скупая слеза. Пока она не видит, пока никто не видит его слабости. Ему больше нельзя быть слабым. Ради неё, ради своей такой маленькой, но такой сильной возлюбленной. – Вода, – Пшеница поймала его слезинку на изгиб пальца, – Nur sankta herbo estas inda je larmoj, – девушка опустила капельку на лоб Маомао и провела по ней пальцем, укусила себя в самый кончик указательного пальца и оставила капельку крови поверх слезинки. – Трава любит ты, – она указала на Травницу, а потом на своё ухо, ожидая, что ей дадут нужное слово. – Слышать, – перевёл Джинши. – Ты слышать трава, – сказала она, указывая на девушку, потом перевела палец на юношу. – Ты слышать любимая. – Ага, понимал бы я ещё, что ты хочешь сказать.