VANTABLACK

      Том злился дольше, чем предполагалось.       Не то чтобы эта злость шибко беспокоила — в конце концов, он лишь показательно игнорировал существование Эстеры, а когда признавал, что она находилась с ним в одном помещении, смотрел на неё весьма… красноречиво и, само собой, не упускал возможности как-нибудь поязвительнее поддеть.       Эстеру его ребяческое поведение почти не задевало. Она считала, что и он воспринял всё как игру в обиду и мелочные наказания. Ситуация вышла идиотской, оттого вдвойне смешной. А втройне — потому что причастным и «униженным» оказался Том Реддл собственной персоной. В какой-то момент Эстера даже порадовалась, что всё сложилось именно таким образом — его уязвлённое безразмерное самолюбие следовало иногда укалывать в профилактических целях.       Однако довольно скоро эти забавы Эстеру порядком утомили.       Не в последнюю очередь потому, что субботние тренировки превратились в филиал усиленной подготовки авроров-самоубийц. И вроде как Том спускал шкуру со всех своих протеже, но Эстера не могла не догадаться, что столь безжалостным он стал из-за потребности оправданно вымещать злость. Да ещё и с расчётливой пользой.       Весь запас заживляющих отваров и мазей быстро подошёл к концу, и хотя Норбан приобрёл дюжину-другую в Спиральной, всем стало ясно, что подобная интенсивность уже вышла за границы допустимого. Тем не менее Тому свои мысли высказывать никто не решился. Даже Эстера.       За ворохом навалившихся дел и подготовкой к промежуточным экзаменам оказалось крайне проблематично улучить минутку для разговора. Да и подгадать, когда Том будет один и не занят, тоже было сложно. А если Эстера и замечала возможность, он каким-то чудесным образом исчезал из поля зрения.       Наверное, старайся она в «поимке» усерднее, всё разрешилось бы давным-давно, но их очередное не-общение Эстера приняла преимущественно равнодушно, тем более что свободного времени не прибавилось. Да и сам Том тоже всё чаще удалялся в библиотеку, возвращался в гостиную за полночь, что-то постоянно писал и читал в отдалении от остальных.       Неумолимо приближались рождественские каникулы и проклятая вечеринка Слагхорна, на которую Эстеру пока не удосужились пригласить. А ведь жалких года два назад она бы посчитала, что и тень негодования из-за такой нелепости не способна до неё дотянуться…       Пускай никто из однокурсников, помимо Тома, и не пытался к ней подступиться на протяжении семи лет, Эстера знала, что их отпугивали очевидное превосходство и репутация семьи. Вопрос о браках решался родителями с самого юного возраста их отпрысков, если не с рождения. А коли семья была недостаточно обеспеченной или родовитой, то и смысла смотреть в сторону того, кто стоял выше по социальной лестнице, не имелось никакого. Что Тея, что Вальбурга, что любая «приличная» слизеринка не ощутили на себе прелести ухаживаний ровесников и краткосрочных отношений, чего нельзя было сказать о девушках с других факультетов. Кассандра, конечно, пользовалась определённой популярностью ввиду дружелюбия и мягкого характера и ежегодно получала ворох валентинок в День влюблённых, а также с десяток приглашений на школьные мероприятия. Но Эстере уже поздновато изображать добросердечную и приветливую даму и топить сердца мужчин: раз её не позвал ни Аспидис, ни Том, ни Норбан, уже договорившийся с Фриной, то не позовёт никто. Вариант пойти одной не рассматривался вовсе — подобная выходка, напротив, привлекла бы всеобщее внимание, а если не стояла цель экстравагантно (и довольно смехотворно) выделиться, то настала пора брать всё в свои руки…       Однако выловить Тома по-прежнему не удавалось.       Как-то раз поздним вечером Эстера увидела его в дальнем конце тёмного коридора на втором этаже и, преисполненная решительности, отправилась следом. Он был достаточно далеко, чтобы не заметить её, идущую в длинных тенях сводчатых арок. Привлекать его внимание криком на всю школу Эстера не хотела — не настолько пока отчаялась. В секунду, когда Том остановился перед женской уборной и бегло обернулся через плечо, собралась махнуть ему рукой, но не успела — он скрылся за дверью туалета. Можно было подивиться и озадачиться весьма странным обстоятельством, но Эстера не стала. Почему-то подумала, что он узнал о её «слежке» и предпочёл поговорить прямо в дамской уборной. И лишь когда по два раза были перепроверены все кабинки, а Гоменум Ревелио не выявил поблизости ни одной живой души, Эстера не то что растерялась, но и засомневалась в собственной адекватности. Не могли же у неё появиться галлюцинации? Или целебные отвары, которые она пила каждую субботу, таки имели побочные накопительные эффекты?       Спрашивать о подобной чепухе Отана Эстера постыдилась, поэтому не нашла ничего лучше, чем невзначай озвучить мучивший её вопрос Дите.       Они виделись пару раз в месяц на Астрономической башне и болтали о всяких глупостях. Эстере было с ней спокойно. Тет-а-тет, конечно же. На людях она старалась на Диту даже не смотреть, а после столкновения в Хогсмиде вовсе попросила обоюдно делать вид, что они не знакомы. Странная просьба без объяснения причин лично у Эстеры вызвала бы массу уточнений и недовольства, но Дита не стала ни обижаться, ни расспрашивать, ни настаивать на своём. Она была до изумления лёгкой в общении и абсолютно ненавязчивой. А ещё весьма смышлёной в некоторых науках. Её, как выяснилось, приглашал в свой Клуб Слагхорн. Эстера, например, там числилась из-за фамилии и оценок, но никак не из редкостного таланта, коими отличились разве что Том, Отан и, может, Фрина Селвин. Дита собиралась стать целителем — её познания в зельях и травничестве гарантировали возможность стажироваться в Мунго. Поэтому когда она сказала, что от приёма бодрящих и исцеляющих зелий раз в неделю не могут возникнуть помутнения рассудка, а самым распространённым побочным эффектом было бы снижение эффективности и вытекающая оттуда необходимость повышать дозировки, Эстера сразу успокоилась. Не только потому, что и сама хотела в это верить, но и потому, что это было логично… и малость — из-за доверия к познаниям Диты.       Том ведь частенько куда-то пропадал, не объясняя поводов и намерений. Чего стоила одна его загадочная летняя поездка из страны, о которой он до сих пор отмалчивался. Так зачем сомневаться во внезапном исчезновении из женской уборной?..       В день несостоявшегося свидания Отан сказал, что Том умел укрывать собственные тайны, не вызывая ни у кого подозрений. Значит, он намеренно позволил Эстере увидеть то, что она увидела и в этот раз, и во все другие? Но разве в таком случае он не должен был вновь и вновь подкидывать недостающие детали? Или наивно полагал, что она догадается обо всём самостоятельно? Придёт к нему с уже готовой теорией? Со формированным на основе призрачных подсказок знанием? Так или иначе, крупиц информации категорически не хватало, чтобы собрать пазл, а играть в следователя Эстере не прельщало — она достаточно бегала за ним в прошлом, чтобы снова унижаться подобным образом.       Именно по этой причине она и решила действовать без утайки и твёрдо и чётко спросить обо всём, что было ей интересно.       Случай выдался лишь спустя полторы недели, когда слегка занемогший Слагхорн пригласил Эстеру и Тома в свои покои после ужина. Столь мелкие поручения с лёгкостью дождались бы и его полного выздоровления, но, надо полагать, профессору в непродолжительной изоляции захотелось внимания и общения. От лица факультета Норбан передал через старост корзину фруктов и баночку перетёртого с травами и лимоном липового мёда, что определённо пришлось Слагхорну по душе. Скорее всего, именно такой подарок он и ожидал, когда с утренней почтой отправил Тому записку со своей запыхавшейся совой. Уже в профессорских комнатах Эстера заметила прочие свежие гостинцы в красивых обёртках — это сразу навело на мысль, что сова взаправду измучилась летать между замком и домом очередного выпустившегося любимчика хозяина.       Не зря Слагхорн неоднократно шутил, что бывших Слизней не бывает — членство в его Клубе пожизненное. Он и теперь не преминул завести разговор о почётных гостях, которым в первую очередь намеревался представить именно Тома. Планы на Эстеру он не озвучивал или, вероятнее всего, в принципе не имел. Зачем знакомить её с кем-то и проталкивать наверх, если влияния семьи достаточно для создания каких угодно связей? Но это была вторая причина, по которой Слагхорн не прикладывал усилий. Первая заключалась в очевидном — или ожидаемом — для всех факте, что Эстера попросту выйдет замуж, а уважаемым благородным жёнам ни к чему заводить знакомства. Раньше такое отношение задевало, а сейчас даже радовало. Не придётся делать вид, что главные редакторы очередного журнала и капитаны именитых сборных вызывали интерес. Вот пусть Том и играет алчущего блестящей карьеры клерка — ему это по плечу, а со стороны будто бы в радость.       Быть может, и на пользу?..       Эстера не имела представления, чем конкретно он планирует заняться после окончания школы. Аспидис, Норбан, Отан и Юлиан вне всяких сомнений поступят на службу в министерство. А что же Том? На собраниях Клуба Слагхорн неоднократно рассуждал вслух о наиболее подходящем для столь редкостного таланта департаменте, но в ответ получал извечную благочестивую улыбку и слова в духе «я недостаточно амбициозен для такой работы, сэр, а моё скромное происхождение…». Слагхорн из раза в раз принимался мягко его журить и заверять в исключительности и излишней кротости, а парни едва сдерживали смешки. Смеялись ли они над тем, как блестяще прибеднялся Том, прослывший на факультете наследником самого Слизерина? Или смеялись над собой, чистокровными и благородными, но без борьбы уступившими главенство сироте из магловского приюта?       Эстеру ничего из этого не забавляло. Напротив, неизменно селило в душе странное, отдающее горечью чувство то ли от собственной никчёмности, то ли от изредка пробивающегося презрения к Тому. Во многом именно по этой причине она и не любила посещать собрания Клуба. Находиться с ним один на один и видеть его в окружении людей — две совершенно разные вещи, и она не знала, какая не нравилась ей больше.       Да и личные предпочтения ничего не значили. Они были непостоянны и изменчивы, а ещё… их связь, о которой говорил Том, существовала на самом деле. Он пафосно называл это судьбой, но Эстера в неё не верила. Не верила и словам о мире для них двоих, который якобы строил Том. А говорил он красиво. Так складно, что, закрывая глаза, без труда можно было представить живую и яркую картину. Однако она неизбежно разбилась бы о реальность, как-то уже случалось прежде.       Что оставалось делать? Простить и забыть всё произошедшее? Невозможно. Сбежать? Тоже. Именно эту неотвратимость Эстера и называла связью. Должно быть, её и ощущал Том, пусть и уверял себя в какой-то судьбоносности их первой встречи в парке.       Пожалуй, для мальчика, не видевшего ничего за пределами приюта, это и впрямь могло показаться знаком свыше. Эстера тоже ценила их знакомство. Ценила как возможность избавиться от одиночества, но никак не побег в иной мир, в который при их встречах погружался Том. Для неё это были игры, для него — единственная соединяющая с магией нить. А ничего важнее магии для него и не существовало. В этом заключалось их различие. И именно поэтому он так обозлился, когда Эстера пропала.       Понимал ли Том в чём дело? Осознавал ли, что всё и проще, и сложнее одновременно? Проще — поскольку свела их вместе не судьба, но банальная случайность, а сложнее — потому как Том никогда не откажется от собственных убеждений и никогда не повернёт вспять всё то, что сотворил под влиянием слепой веры в нечто большее.       Эстера не сомневалась, что Том и впрямь верил в себя и своё предназначение. Не сомневалась, что в его будущем он отыскал место и для неё. Но по-прежнему не обольщалась. Расцвела бы от счастья на первых курсах, убедила бы себя в искренности его чувств, надумала бы любовь, которую он всячески отрицал и о которой презрительно отзывался, и добровольно и безвозвратно пала бы к его ногам. А теперь могла лишь жалеть, что не способна этого сделать. Ведь знала: что бы ни случилось, в его любви к ней она себя не убедит, но пасть к его ногам однажды всё-таки придётся. Причём не только ей.       Связь. Это и была связь. Незримая, но ощутимая. Закрой Тома в Азкабане, а она никуда не денется. Слишком многое произошло. Следовало смириться и учиться жить дальше. Жить. Пока они в школе, пока, как сказал Отан, его сдерживает Хогвартс. Пока и они могут позволить себе играть в нормальность. Переживать о всяких глупостях вроде балов и домашних заданий. Пока способны находить утешение в алкоголе и посиделках до утра, потому что это закончится, а сожалеть о непрожитом и неопробованном будет слишком поздно.       Наверное, не стоило раньше времени задавать вопросы. Том обещал, что когда-нибудь Эстера обо всём узнает. Но она не была уверена, хочет ли знать. Едва ли это что-то приятное.       Однажды ведь уже соблазнилась желанием сблизиться. Как итог над ней безжалостно надругались и вовлекли в различные преступления. Что хорошего она получила от своего необузданного любопытства? Если уж возвращаться совсем в прошлое, то и спонтанное намерение поговорить с мальчиком-змееустом вылилось в попытку того её придушить. Так чего ради что-то вынюхивать, выпытывать правду? Из очередной потешной и жалкой потребности почувствовать свою значимость? А если эту тайну узнает лишь она… или хотя бы окажется в числе первых посвящённых, то впору бы и пир закатывать? Утопать в пленительном осознании собственной исключительности? Это слишком низко. И по-прежнему невероятно смешно. Ведь Эстера не одна такая. Не она единственная обольстилась бы от подобного отношения.       Вспомнить только, как от распирающей их гордости надуто расхаживали Яксли, Макнейр и Розье незадолго до расправы над Гэмп. Аспидис таким проходил все шесть лет, Отан — до пыток в лесу. Норбан виду никогда не подавал, он не сомневался ни в себе, ни в Томе, ни в его идеях, мыслях и планах. Но все они бесспорно хотели одного — знать, что будет дальше. Кто из предвкушения, кто из страха, кто из банального желания морально подготовиться. Норбан подходил под первое, Макнейр под второе, Отан — под третье, а сама Эстера под всё сразу. Ей было страшно узнать правду, но и не знать тоже страшно. Как ни странно, успокаивало предсказуемое недоверие Тома и к ней, и ко всем прочим вместе взятым.       Она спросит, а он, как и всегда, не даст однозначного ответа. Получалась забавная игра в дуру и дурака. Зато вроде как наступало облегчение — раз она попыталась, значит, не сидела сложа руки и сделала что могла, ну а прочее ей и неподвластно.       Ни к чему менять устоявшиеся традиции. Пока возможно, пусть всё остаётся как прежде. Пусть Том хранит тайны, интерес к которым уже поугас, но никогда не пройдёт полностью, и пусть Эстера продолжит гадать, правду он скажет на сей раз или снова солжёт. А потому…       — Том.       Он шёл рядом, спускался по лестнице и неторопливо сворачивал переданные Слагхорном пергаменты с расписанием, и имел такое выражение лица, словно находился если не в одиночестве, то в обществе наискучнейшего флоббер-червя.       — М?..       Ну, спасибо, что не притворился глухим.       — Знаешь, я недавно кое-что видела…       Том ничего не ответил и даже на неё не посмотрел — миновал ступеньку за ступенькой и с увлечённостью перебирал свитки.       — И это показалось мне весьма занимательным…       Он молчал.       — Я видела, как ты заходил в женскую уборную…       Эстера с трудом удержала улыбку, когда на долю секунды Том напряг рот.       — Что за глупости? — фыркнул он, но соизволил одарить её хоть сколько-нибудь заинтересованным взглядом. — Мне не до твоих нелепых шуток, Эстера.       — Разумеется, — важно кивнула она, приблизившись до того, что теперь они шли, едва не касаясь друг друга плечами. — Я знаю, как ты занят в преддверии экзаменов. Между прочим, я очень рада, что добрую часть поручений профессора Слагхорна взяла на себя. Уверена, такой человек, как ты, освободившемуся времени нашёл куда лучшее и благородное применение, нежели сумела бы я… Так что не сочти за грубость, но я бы хотела… м-м, удостовериться, что это время потрачено на нужное и важное. Не уличаю тебя в извращённом пристрастии, и всё-таки весьма любопытно, какие срочные дела привели тебя в туалет для девочек на втором этаже в поздний вечер пятницы?       От волнующегося на сквозняке пламени факелов, расставленных вдоль каменных стен замка, отбрасываемые тени удлинялись и приобретали причудливые формы.       Том остановился, и Эстера последовала его примеру. Они как раз миновали арку, ведущую в коридор с Одноглазой ведьмой; до уродливой статуи оставалось ещё футов двадцать.       — Ты снова пила? — не утаивая раздражения, осведомился Том и оглядел Эстеру так, точно сомневался в её вменяемости.       — Да, пила те зелья, которыми ты любезно меня снабжал после плановых избиений. Хочешь сказать, с ними что-то не так?       — С ними всё в порядке. А вот насчёт тебя я уже не уверен. Чего ты ждёшь, задавая мне идиотские вопросы? Тебе настолько скучно? Вот, держи, — он сунул ей те самые пергаменты, которые пару секунд назад заботливо сворачивал в трубочки, — составь расписание для весенних тренировок, раз нечем заняться.       — Я. Тебя. Видела.       Том медленно прикрыл веки, глубоко вздохнул и, будто борясь с самим собой, поднял руку и приложил прохладную ладонь к её лбу.       — Температуры нет. В чём же дело, Эстера? Ежемесячные дамские заскоки?       Она даже скидывать его руку не стала. Подождала, пока он сам её уберёт, и, сунув свитки в свою сумку, упрямо посмотрела ему в глаза.       — Полагаю, Том, тебе лучше знать. Не зря же ты проводишь инспекции в дамских заведениях. Теперь-то всё становится яснее…       — Неужели? — Приподнявшиеся уголки губ подчеркнули его недовольство лишь пуще. — Ну, давай рассуждать логически. Понимаю, тебе это несвойственно, но будь добра, хотя бы попытайся. Итак: ты утверждаешь, что видела меня заходящим в туалет для девочек. Верно?       — Да, — в той же жёлчной манере ответила она, со скрипом пропустив издёвки мимо ушей.       — Что же ты сделала после этого? Зашла следом за мной?       — Да.       — И ты меня там нашла?       — Нет… — с неохотой пробормотала Эстера.       — Хорошо искала?       — Да…       — Использовала Ревелио?..       — Да.       Том поощрительно похлопал её по плечу.       — Гляди, совсем не сложно. Теперь давай подойдём к главному. Скажи, пожалуйста, если бы я зашёл в любое помещение Хогвартса, на территории которого, как ты наверняка — во всяком случае, я на это надеюсь — знаешь, невозможно аппарировать, куда и как я, по-твоему, мог испариться? Или ты видела, как я оттуда выходил?       — Не видела. Не знаю, Том, — процедила она. — Но я смотрю на твоё лицо каждый день, могу за версту определить, что идёшь именно ты, а не кто-то другой, лишь по походке. Я не могла тебя ни с кем спутать.       Том одарил её снисходительным, отчасти сочувствующим взглядом.       — Что ж, как ни прискорбно, а я не могу заставить тебя воззвать к здравому смыслу. Если хочешь верить в свои весьма… необычные фантазии, валяй. Но я бы попросил не доказывать мне, что я был где-то или делал что-то, где я быть не мог и что определённо не стал бы делать. Более мне нечего тебе сказать.       Эстера раздосадованно прикусила губу.       Не похоже, чтобы Том врал, однако и в собственные галлюцинации поверить было сложно. Дита ведь всё ей объяснила. А что касалось прочего… нет, его ни с кем нельзя спутать даже со спины. Рост, осанка, кудри… да сожри её дракон, но Эстера видела и его профиль! Да, в полумраке, но какая разница?       — Не печалься, — на удивление миролюбиво произнёс Том и посмотрел на неё сверху вниз без избыточной в последнее время надменности. — Ошиблась, с кем не бывает? Тем более я вижу, как ты стараешься для Слагхорна. Да и для Торфинна тоже. К слову… тебе не кажется, что ты его балуешь? Он привыкнет во всём полагаться на сестру, а как справится в следующем году, когда тебя не будет?       У него так резко изменился настрой и интонации, что возвращаться к былой теме Эстера уже не решилась — тем более он сам как нельзя кстати сгладил обстановку.       — Ему непросто, Том. Он слишком долго болел и не всегда был в состоянии принимать учителей. Не удивительно, что отстал. Сейчас ему уже лучше. Уверена, летом он сумеет нагнать сверстников, а до тех пор… Да и мне это в радость.       — Ну, как знаешь. Не буду лезть в семейные отношения… — Он поудобнее ухватил лямку своей школьной сумки и выжидательно покосился на Эстеру. — У тебя какие-то дела? Уже довольно поздно. Не собираешься возвращаться в спальню?       — Да, надо бы… Нет, стой. Есть ещё кое-что…       — Я весь внимание.       Эстера почувствовала, как к щекам прилило тепло. Самой начинать подобный разговор было… некомфортно. И отчасти вопросительный, отчасти терпеливый и доброжелательный взгляд Тома делал ситуацию сложнее. Но случай более чем подходящий, и упустить его из-за смущения значило совершить глупость.       — Насчёт ужина Слагхорна…       — Что с ним?       — Я хотела уточнить один момент…       — Мы можем вернуться к нему в кабинет, — беспечно предложил Том. — Задашь свой вопрос напрямую профессору. Как ты и сама любезно отметила, благодаря твоей рачительности я оказался почти свободным от нелёгкого бремени организаторства, поэтому и несведущ в тонкостях…       — Нет. Я не об этом… Это касается тебя.       — Теряюсь в догадках, Эстера. Просвети же меня.       Она не ждала, что это будет просто, однако Том, видимо, как и все парни, совершенно не понимал очевиднейших намёков.       — Ты… ты пойдёшь на ужин?       — Разумеется, пойду, — с лёгким замешательством произнёс он. — Что за вопрос?       — Но ты меня не пригласил.       Том вскинул брови то ли от ничем не прикрытого и наглого упрёка, то ли от самих слов. Затем на его лбу на долю секунды пролегла морщинка, а потом он выразительно кашлянул.       — Я знаю.       — И всё? — выпалила Эстера, не веря, что его ответ содержал только два слова, одно из которых было местоимением.       — А что ещё я должен сказать?       — Ты не собираешься меня приглашать?       — Ах, вот оно что… — Том якобы неловко улыбнулся; Эстера точно знала, что никакой неловкости в данный момент он не испытывал. — Я, понимаешь ли, уже пригласил другую девушку.       Том стойко встретил её тяжёлый взгляд. Даже моргать не стал.       Прелестно.       Так он, значит, не врал.       — И кто же, позволь узнать, эта счастливица?       — Оливия.       — Какая Оливия?       — В нашей школе учится одна Оливия, — мягко заметил Том. — Та, что Хорнби.       Эстера не сдержала смешка.       — Ты, верно, шутишь?       — Отнюдь. Можешь спросить Норбана — он стал свидетелем моего приглашения ещё пару недель назад.       — Почему она? — Тон Эстеры был почти спокойным. «Почти» — потому что чем дольше она смотрела на бесстрастную морду Тома, тем больше утверждалась, что всё это всерьёз. — Ты мог позвать кого угодно, но позвал эту невзрачную зазнайку?       — Она приятна и внешне, и в общении, Эстера. Ты просто слишком предвзята.       — Нет, я не предвзята, Том, — гордо отчеканила она. — Из всех по-настоящему приятных девушек ты выбрал эту дуру специально назло мне. Ты ведь прекрасно знаешь, что она мне не нравится.       — Тебе много кто не нравится, что ж теперь? — вздохнул Том. — А ещё ты много выдумываешь, но мир не вертится вокруг тебя одной. Я пригласил её, потому что она здорово помогла мне с расписанием тренировок в сентябре. Если помнишь, нашей славной команде были неудобны предложенные капитаном Рейвенкло дни, меня попросили разобраться, а я договорился с Оливией — её слушаются игроки. Всего лишь жест благодарности, который к тому же продемонстрирует сплочённость факультетов. Слизерин по какой-то неведомой для меня причине в последние годы особой популярностью не пользуется, представляешь?       — Более чем, — поморщилась Эстера. — Пока на нашем факультете учишься ты, приязни к Слизерину не прибавится сколько ни пытайся.       — Неужто? — В его глазах мелькнуло мрачное веселье. — Готов поспорить, обо мне в этой школе преобладает преимущественно положительное мнение. Но вот ты и твоя репутация…       — О, значит, дело в ней? Да, у Хорнби репутация получше, я не спорю. Но это исправимо. Пригласи её к нам в подземелья, приблизь к себе, устрой парочку показательных шоу, тогда и её репутация перестанет тебя удовлетворять.       Том на её преисполненную язвительности речь и бровью не повёл.       — Не сыпь всё в один котёл, Эстера. Никто не заставлял тебя вести себя так.       — Как «так»? Два раза выпить в Хогсмиде?       — Ты в бессознательности валялась в самых злачных дырах, какие только можно представить. Их обходит стороной даже последнее рваньё, гоблины и упыри. Интересно, сколько глаз успело это увидеть? А потом ты удивляешься кишащим вокруг тебя сплетням. Думаешь, смазливая мордашка и хорошие оценки обманут людей?       — Даже не знаю, Том, — съехидничала Эстера. — Твои хорошие оценки и милая улыбочка вроде как успешно всех обманывают вот уже седьмой год. Так что я не у Нотта учусь лицемерию, а у тебя.       Том склонил голову набок.       — Уверен, твоего дорогого папочку эти ничтожные заверения тоже убедят, когда и до него дойдут слухи. Он наглядно продемонстрировал свою напрочь отсутствующую склонность тобой гордиться или признавать. Любопытно, не находишь? То, что даже твой неотёсанный братец куда сильнее волнует и радует твоего отца, чем родная дочь. Видать, нелегко Аспидису приходится угождать и своим, и твоим родителям. А уж после побитых тобою рекордов в пьянстве место фаворита определится бесповоротно и окончательно, не сомневайся.       — Да что ты вообще знаешь о моём отце! — взбеленилась Эстера. — Или тебя, Том, задело, что, в отличие от Слагхорна, он не побежал тебя нахваливать?! Ты и поэтому обозлился? Говори что хочешь, но я это знаю наверняка. Знаю и то, что Оливию, эту заносчивую девку, ты позвал назло мне. Не преврати ты Гэмп в ходячее чучело, то пригласил бы сразу её — я не сомневаюсь. И всё почему? Я посмела забыть про наше свидание! Ну надо же, какой ты ранимый, оказывается. Я наивно думала, ты в кои-то веки поймёшь меня. Осознаешь, как неприятно, когда тобой пренебрегают и вспоминают по одной личной прихоти. Я честно сделала всё ненамеренно, а потом сдуру решила, что это тебя научит лучше понимать и прощать ошибки других людей.       Пронёсшийся по коридору сквозняк взволновал пламя факелов: оно померкло на долю мгновения, а затем взметнулось с новой силой. Во всполохе света Эстера увидела, как потемнели глаза Тома, приготовилась к угрозам, но нет, он остался по-прежнему насмешливым.       — Ну… — вздохнул он. — Поскольку сегодня ты особенно невменяемая, я позволю тебе и дальше верить, что ты способна кого-то чему-то научить. Хотя… ах, сдаюсь. Ведь я солгу, если скажу, что не собирался тебя приглашать. Благо ты вовремя и доходчиво преподнесла мне важный урок. Поэтому могу за него сердечно поблагодарить. Весьма ценное знание. Оливия, бесспорно, не сможет дать мне и толики тех мудростей, коими блещешь ты, но я, пожалуй, и впредь останусь невеждой — уж больно хочется хорошо провести время за ужином с человеком, который не забывает о договорённостях, и мисс Хорнби со мной солидарна. — Том покосился в сторону, откуда послышались приближающиеся шаги. — Жду тебя на занятия в субботу, если, конечно, у чрезвычайно деловой мисс Роули не возникнет дел поважнее в очередном прокуренном кабаке, — на порядок тише произнёс он, затем до скрежета сухо улыбнулся и свернул направо, к Одноглазой старухе и лестницам, ведущим в гостиную.       Прежде чем Эстера успела бросить какую-нибудь гадость ему в спину, слева больно уж энергично, словно горная козочка, поднялась Фрина.       — Роули! — радостно воскликнула та.       Намеревавшаяся уйти Эстера вынужденно застыла. Зря понадеялась, что выскочка пройдёт мимо.       — Ой, что это у тебя с лицом?       — О чём ты? — холодно осведомилась Эстера, неприязненно оглядев Фрину с головы до пят.       — Ты какая-то недовольная. Могу предположить почему… Я тут случайно услышала фамилию Хорнби. Что, неужто ты оказалась недостаточно занудной для Реддла, раз он пригласил её? А я поначалу не поверила, что они идут вместе, представляешь?       Эстера сама не поняла, как сохранила самообладание и не достала палочку, чтобы проучить эту рыжую дрянь.       — Думаю, если бы Том отдавал предпочтение занудству, то ты, Селвин, со своими неуместными комментариями очутилась бы первой в списке.       — Ну, ты чего? — проворковала Фрина, якобы ненавязчиво преградив Эстере путь. — Это шутка… В Хогвартсе развлечений маловато, знаешь ли. Кто-то проводит досуг в закрытых кружках для избранных, ведёт бурную, полную разнообразных событий жизнь и создаёт неприятности всем назло, а кто-то, как я, за этим беспристрастно издалека наблюдает…       Фрина собственнически прильнула к плечу Эстеры и взяла её под локоть; медленно и властно оплела, точно змея, и довольно сощурилась, когда увлекла за собой в коридор. В его темноте большие чёрные глаза почудились совсем бездонными и до омерзения пустыми.       Эстера поморщилась.       — Я не сомневалась, что ты любишь сплетни, Селвин. Не теряй тут времени попусту, иди собирай новые. Я тебе в этом деле не помощник.       Мягкие «объятия» Фрины стали чуть крепче, шаг — ещё медленнее. Она уверенно скользнула вдоль предплечья Эстеры бледной рукой и каким-то образом умудрилась игриво и слишком уж по-дружески (Тея и Кэсси никогда подобное не вытворяли) сплести их пальцы.       — Да, я знаю, что увлечения нашей красавицы Кассандры ты не разделяешь с той же страстью, что и я. Однако… — Она сделала такой акцент на слове, что Эстера против воли скосила на Фрину взгляд. — Я этого и не жду. Наоборот, сама хотела порадовать забавнейшим известием. Раз уж тебе так пришлась по вкусу новость о Реддле и Хорнби, то понравится и кое о ком другом… Я просто заметила, что в последнее время ты особенно необщительна. Рискуешь многое пропустить.       Какая несносная сука. Возомнила из себя невесть кого. Ждала, что Эстера запляшет под её дудку? Нет, благодаря выходке Тома она вообще не могла ни о чём прочем думать, да не слишком-то хотела. Дел хватало и без этой жужжащей под ухом дуры.       Эстера нетерпеливо сбросила с себя чужую руку и, оставив статую уродливой старухи позади, пошла дальше. Однокурснице, к сожалению, было с ней по пути.       — Мне неинтересно, Селвин, — отозвалась Эстера. — Иди и порадуй сплетнями Булстроуд, раз так неймётся.       Фрина заговорщицки хихикнула. Следовало отдать ей должное — утомила ещё до того, как они преодолели первый лестничный пролёт. Это, несомненно, особый дар. Ни Норбан, ни Юлиан не сумели бы так и при большом желании.       — Как прикажешь… Но если вдруг надумаешь, дай знать. До ужина у Слагги пока есть время…       Эстера на неё даже не поглядела и, проигнорировав поворот к подземельям, продолжила спуск. До комендантского часа оставалось совсем немного, а неожиданно возникшие дела требовали скорейшего решения.       Нет, по правде, можно было дождаться утра, однако разговор с Томом подпортил настроение — так и подмывало совершить какую-нибудь гнусность. И хотя никакой гнусностью в текущем замысле и не пахло, Эстере срочно понадобилось занять себя неким делом — не спать же ложиться, в конце-то концов.       Оливия Хорнби.       Настолько несуразно, что смешно. Кто в здравом уме станет ревновать к такой идиотке? Спасибо Гэмп — она закалила достаточно, чтобы Эстера не расстроилась решением Тома. Да, разозлилась, но злость бодрила, придавала жизненных сил и призывала к действию. Всё ощущалось иначе, чем после разговора с Эрионом. Оно и понятно — в отличие от него, Том не способен был всерьёз никого полюбить и ни о ком не заботился. Держался от девушек на почтительном расстоянии и не доверял и толики того, что открыл одной единственной Эстере. И пусть её сперва променяли на бордельную шлюху, затем на полоумную Гэмп, а теперь и на придиру-Хорнби, которая даже ненависти не вызывала — так, лёгкое раздражение, — глубоко в душе она оставалась спокойна.       Очередной спектакль Тома, не более. Не зря он напомнил про субботнюю тренировку: хоть и строил из себя оскорблённую невинность и изображал равнодушие, а всерьёз взбесится и придёт читать нотации, если Эстера вздумает пропустить занятие. Поэтому она и не волновалась и не страдала.       Но весь месяц, вопреки плотной загруженности, испытывала гнетущую скуку и никуда не могла деться от внутренней пустоты. Круговорот домашних заданий и повседневных забот помогал занять руки и мысли, но порой Эстере мерещилось, что она следила за своей жизнью как бы со стороны — до такой степени ей было безразлично происходящее. Наверное, без тренировок по субботам дни стали бы неотличимой друг от друга серой массой.       После своего компрометирующего марш-броска в Хогсмиде Эстера не то что в сторону гриффиндорского стола не смотрела, а в принципе не поворачивалась к людям, если те с ней не заговаривали первыми. Как бы то ни было, волнение насчёт Эриона порядком улеглись: раз он не рассказал Дамблдору или Диппету обо всём сейчас, то не расскажет и в будущем. Главное не давать никаких лишних поводов для подозрения, и именно это Эстера и старалась делать, всячески его избегая.       Благодаря исключению всех провоцирующих людей из окружения зажилось гораздо легче. Возобновлённое — и вновь сведённое до минимума — общение с Томом мало влияло на душевное равновесие. Львиную часть времени Эстеру окутывало тупое безразличие. Тренировки помогали выплеснуть накопившийся стресс, но оставляли после себя кручину, которую хотелось кем-нибудь или чем-нибудь заглушить. И Эстера невольно стала подмечать моменты отсутствия Нотта и Блэка; с завистью воображала, как те весело проводят время и пьют, и понимала, что охотно бы к ним присоединилась… А если и не к ним, то хотя бы самостоятельно вышла разок пусть даже в ту дыру на окраине Лондона, чтобы никакие дотошные Томы Реддлы к ней не сунулись.       Тем не менее Эстера стойко держала себя в руках и не поддавалась навязчивым соблазнам. Рутина, учёба, бесцветная, но насыщенная повседневность, а также по часам расписанный распорядок дня — всё оно работало как слаженный механизм, которому оставалось безропотно подчиняться.       Возможно, это настолько приелось за какие-то пару недель, что, как итог, Эстера намеренно начала заведомо неприятный разговор с Томом и позволила себе разозлиться. Вообще-то, право она имела что ни на есть полное: все тренировки после несостоявшегося свидания он выколачивал из неё душу. Да, время проходило с пользой, даже чувствовался прогресс, но и Эстере разок можно было покапать ему на нервы. Правда, он её и в этом деле затмил, а всё же попытаться стоило…       Она прошла зал приёма и вестибюль, толкнула массивную деревянную дверь и поёжилась от обдавшего её холода.       На то, чтобы найти конкретного человека в огромном замке, порой уходило пять минут, а порой — это касалось времён, когда она в предвкушении ждала встреч с Эрионом — два невыносимо долгих дня. Всё вершила банальная случайность. И самую малость — чутьё.       Курящих студентов в Хогвартсе училось вроде как немного, но те, что были, обычно кучковались по укромным уголкам во внутренних дворах школы. Конкретно этот оказался пуст.       Под сетчатыми сводами колоннады гулял разве что одинокий заунывный ветер, заставляющий снежинки неприятно покалывать лицо.       Нижний уровень двора, где в другое время года благоухали в клумбах цветы, а на лавках отдыхали студенты, был практически погребён под толстым слоем снега. Те редкие ветки и листочки, что сумели выкарабкаться из-под тяжёлых шапок, покрылись инеем и заледенели.       Эстера осторожно спустилась по скользким ступенькам, и лишь когда приблизилась к перилам терассы, откуда открывался самый хороший обзор на аккуратный школьный сад, заметила вдалеке две мужские фигуры. На всякий случай она отступила за высокий куст и только затем, почувствовав себя вне их поля зрения, внимательно прищурилась.       У противоположной от неё стороны моста, бесспорно — Эстера угадала его по характерным жестам и стойке, — курил Отан. Второго, более высокого человека, она признала не сразу, несмотря на подозрительно знакомую светлую макушку. Но, стоило ему на пару секунд развернуться в профиль, поняла, что то был Лаэрт Макмиллан.       Их встреча поздним вечером в пустом дворе школы явно вышла не случайно. Иначе почему они стояли и, судя по их спокойным лицам, друг с другом разговаривали дольше необходимого? Да и какое «необходимое» могло быть у двух парней из враждующих компаний? Обменяться оскорблениями можно за пару секунд и издалека — Эстере не раз доводилось видеть подобные картины. Но ни Нотт, ни Макмиллан не являлись теми самыми «заводилами», провоцирующими конфликты. Может, такое и случалось на первых четырёх курсах, но теперь-то точно свелось на нет.       А вдруг…       Вздор. Определённо, решительно невозможно.       Однако какие бы весомые доводы «против» ни всплывали в голове, сердце Эстеры застучало в груди так быстро, что, невзирая на морозный воздух, ей стало жарко. А вдобавок на ум пришли слова Норбана, сказанные этим летом. Вредитель, крыса, что ещё? Поймает, избавится, уничтожит. Адресовались ли они Отану? В тот момент Эстера решила, что речь о ней…       Вот же, пространство для радостного облегчения — о её деяниях ни Тому, ни кому другому не известно, но облегчение не наступало. Если Отан расскажет всё Макмиллану, это дойдёт и до Эриона, и до Дамблдора, и до Диппета с Попечительским советом. И совсем неважно, что предателем окажется не Эстера, ведь обещанная Норбаном расправа над крысой ни в каком виде не сравнится с тем, что сделает отец.       Мерлин.       Когда же он возник — иррациональный страх разочаровать своими поступками отца? Это было нелогично, ведь, как правильно подметил Том, Эстерой никогда и не гордились. И всю жизнь она, искавшая внимания и любви матери, ожидавшая её одобрения, казалось, задвинула на дальний план отца.       Он сидел за письменным столом в своём кабинете, выслушивал жалобы гувернанток, изредка — преподавателей, а однажды и учительницы по танцам и затем молча смотрел на Эстеру, пока она не сознавалась в прегрешениях и не просила прощения. Да, её душил стыд, самую капельку обида, но в сущности ей будто бы было всё равно. Точно от его безмолвного осуждения её укрывала толстая стена, необъяснимым образом растворившаяся после смерти матери.       Эстера осталась почти что голой, а оттого вдвойне уязвимой. Возможно, именно это и послужило причиной, побудившей её усердно учиться? Она считала, всё началось с Тома, заразившего своей тягой к знаниям и соревновательным духом. Наверное, отчасти так и было. Но ведь на тот момент мать уже стремительно угасала, и чем слабее она становилась, тем явственнее принимал участие в жизни отец. Тем чаще Эстера избегала его общества, а после научилась делать это чуть ли не в совершенстве: не давала лишних поводов вызывать себя в кабинет; отсылала с совами промежуточные табели успеваемости, всегда безукоризненные; не оспаривала его решения отправить её к Краучам на очередные каникулы, пусть и не хотела; не создавала неприятности, а если и создавала, то делала всё, чтобы он об этом не узнал.       Или нет?       Ведь, как бы парадоксально это ни было, Эстера всё время рисковала. Общение с сиротой из магловского приюта в детстве, отношения с Эрионом, хотя ей давно выбрали жениха, связи и секс с разными мужчинами, изувеченный и убитый кентавр, драка, алкоголь, а с недавних пор и кое-что серьёзнее — глаза разбегались от обилия способов отвратить от себя отца. Уже одного проступка из списка хватило бы, но всё и сразу…       А стоит общественности узнать про то, что они сделали с Гэмп, как на поверхность всплывёт и, как выразилась Фрина, их закрытый кружок для избранных, и то, где и с кем они все ошиваются. Пускай никого из них не отправят в Азкабан, пускай большинство отделается лёгким испугом, пускай в итоге единственных наследников помилуют и защитят родители, но ничего из этого — наверное, кроме тюрьмы — не относилось к Эстере.       По правде, она понятия не имела, как поступит отец. Но не сомневалась: он не простит. Он от неё откажется и, вероятно, вышлет из страны. И не бедность с нищетой пугали Эстеру, но сам унизительный факт изгнания, точно она раз и навсегда получит клеймо прокажённой и забудется всеми безвозвратно.       Да, угрозы Норбана — пустой звук. Не громче жалкого писка пикси, мешающего уснуть. Эстере ни на секунду не пришло бы в голову, что его можно воспринимать всерьёз или бояться. Не имело значения, как они все поступили с Гэмп. Хоть то и было грязно и мерзко, но лишение и изгнание из семьи куда бессердечнее. И ни Норбану, ни Тому не подвластно отсечь Эстеру от её фамилии. Это мог сделать только отец.       Это мог сделать Отан своей необузданной болтовнёй.       Следовало ли рассказать о подсмотренном другим? Пока не поздно, пока не улетучилась возможность поймать Макмиллана и стереть ему память. Они ведь её даже не заметили. Эстера могла подкрасться исподтишка и обоих оглушить, разве нет?       Глупо. Это было бы очень глупо. Макмиллан сражался не так хорошо, как Эрион, но ему не занимать уверенности и самообладания. А Нотт… с виду безобидный и тихий, но на тренировках всегда показывал лучшие результаты, даже несмотря на пассивность и порой ощутимое нежелание там находиться. Эстера бы смогла справиться с одним, но оба сразу… Кто-нибудь из них наверняка обнаружит её присутствие раньше нужного и рефлекторно атакует. Увы, Дезиллюминационные чары — вещь ненадёжная, когда собирался нападать в лоб. А эти двое — не Макнейр с Яксли, которых Эстера вне всякого сомнения сумела бы и обезвредить, и припугнуть.       Нет, в конце концов, затевать драку, не имея никаких доказательств, значило добровольно наворотить проблем Тому на радость. Но если Отан всё же их выдал…       Что же делать?       Спросить напрямую? Верх наивности — он так легко не признается, если виноват, а если не виноват и честно об этом скажет, Эстера не поверит. В неожиданный момент применить Легилименцию? Опрометчиво и чревато последствиями. Ментальная магия тесно соседствовала с умением концентрироваться — то, что требовалось для постановки щитов. Они у Отана получались крепче и надёжнее. Да, с последними тренировками Эстера начала делать успехи и защищалась всё лучше, следовательно, и способности к Окклюменции возросли. Она это ощущала. Однако риски были высоки, ведь и Отан, чьи мысли в прошлом году явственно отпечатывались на лице, что он и сам признал в «Мёртвой сирене», не стоял на месте. Эстера уже не могла понять, о чём он думал и чего хотел. И сомневалась, что окажется более сильным легилиментом. Вдруг повторится ситуация с Эрионом и Отану непредвиденно откроется то, что видеть и знать он ни в коем случае не должен? Тогда саму Эстеру сдадут Тому, и вторая «крыса» выберется сухой из воды. Что ещё? Какие варианты оставались? Втереться в доверие? А сколько времени это займёт? Если Макмиллану уже всё известно, он не станет ждать ни день, ни неделю, ни тем более целые месяцы.       — Думай… думай! — шептала Эстера себе под нос, заламывая беспокойные и озябшие пальцы.       Лаэрт и Отан по-прежнему стояли у моста и разговаривали, но в любой момент могли разойтись. Сколько уже прошло? Не больше двадцати секунд, хоть и возникло ощущение, что целая вечность.       Выяснить… следовало выяснить, в опасности ли она, нет, они все. Том, конечно, заслуживал тюрьмы — что уж! сама Эстера ранее хотела его туда посадить, — но не так, не подобным путём, когда с ним потонут и остальные. Аспидис в их числе. Эгоистичный и проблемный, но он был её братом, и пусть сам признался, что решил проучить Гэмп лишь ради чести его семьи, Эстера понимала — во всяком случае, надеялась и верила, — что и о ней он переживал, и не желала ему проблем, а тётушке Цецилии — повод огорчаться.       Только бы услышать их разговор… хотя бы часть… Но как?..       Драконьи потроха!       — Идиотка… — злостно прошипела она и так сильно прикусила язык, что чуть не вскрикнула.       Надо было догадаться раньше!       Эстера молниеносно выхватила палочку и приложила остриё к правому уху.       — Аурис акута.       От мочки и внутрь ушного канала прокатилась неприятная, вызывающая вдоль всего позвоночника вибрация. И в следующее мгновение Эстера опустила веки от моментально усилившегося шума. Мозги зазвенели от пронзительно засвистевшего вокруге ветра, скрипучего «шелеста» деревьев и непонятно откуда доносившегося писка.       От головной боли Эстеру замутило, и она, опасаясь рухнуть прямо так, вынужденно присела на корточки и прикрыла обеими руками ухо. Не помогло. Пришлось выждать какое-то время, слегка привыкнуть, и лишь затем попытаться сконцентрироваться на одном конкретном направлении.       Да, Эстера узнала их голоса, но разобрать слова было проблематично. Слишком большое расстояние, слишком сильные порывы ветра, слишком много постороннего, резко перекрывающего всё шума. Она зажмурилась до белых пятен. Как могла абстрагировалась от собственных ощущений в теле, от тряски в голове и всего, что не являлось человеческой речью.       — …не обмен, — слегка искажённый голос Лаэрта донёсся рвано, едва различимо. — …не требую ничего. И это я прошу твоей помощи. Если в тебе ещё осталось…       — Что? Совесть, память о былых… связи? Не взывай к прошлому, — затаившаяся где-то недалеко сова протяжно ухнула, лишив возможности разобрать дальнейшие слова Отана. — …погребено где-то позади и в данном случае не влияет на настоящее.       — Ясно. Значит, это твой честный ответ? Ты ничего не видел, ничего не слышал и ничего не делал?       Повисшую тишину нарушил тяжёлый вздох Отана. О фамильный перстень звонко щёлкнула чёрная монетка и исчезла меж его пальцев. Её место заняла очередная сигарета.       — Ничего и не было, Лаэрт. Понимаю вашу неприязнь, однако она затуманивает представление о реальности. И порой что-то происходит без всяких причин… это не то, что ты хотел услышать. И явно не то, что ты готов принять.       — Да, я никогда не приму такое за истину. Хочу верить, что и ты не принимаешь, хоть и доказываешь обратное. У подобных вещей имеются причины. Всегда есть, кто за этим стоит… получает выгоду, кто этого хочет. Но хочешь ли этого лично ты, Отан? Если нет, то ты знаешь, где меня найти. А если да… что же, это прискорбно. Но последствия виновных не минуют.       Отан усмехнулся, прикурил себе от палочки и произнёс на удивление не ироничное:       — Будем надеяться.       Лаэрт ничего не ответил и, не озираясь, проскользнул мимо Отана к двери. Прежде чем та с лязганьем закрылась, Эстера торопливо отменила заклинание и с облегчением вздохнула. Хоть в ухе до сих будто бы шумела вода под толстым слоем накалившейся ваты, это было всяко лучше, чем содрогаться от любого звука.       «Никогда, — думала Эстера, — больше никогда не использую это заклинание».       Но по крайней мере один плюс нашёлся: тупая боль в затылке моментально накинула лишние фунты к усталости. Захотелось добраться до спальни и скорее уснуть, но это после…       Отан на ходу флегматично докуривал сигарету; неторопливо прошёл сперва мост, затем и почти весь небольшой сад. Оставалось всего ничего — он вскоре дойдёт до заметённой лестницы и увидит Эстеру, но она и не подумала спрятаться.       Скрип снега под ногами всё приближался. Одна ступень, вторая… пятая, и Отан, наконец, вскинул голову. Замер меньше чем на миг, слегка сузил глаза и продолжил подниматься.       — Ты подслушивала? — тихо спросил он, когда встал напротив; выдохнул в последний раз едкий дым и затушил докуренную сигарету.       — Да, — без малейшего стеснения призналась Эстера.       — Понятно. И что ты думаешь?       Она поглядела на него с лёгким недоумением. Разве это было важно?..       — Если бы я решила, что ты поступил неправильно, ты бы меня здесь не застал.       Отан усмехнулся.       — Не сомневаюсь. Это было бы разумно.       Он кивнул в сторону, откуда она пришла, и они неспешно направились к холлу.       — А ты бы как поступил?.. — спустя непродолжительное молчание поинтересовалась Эстера. Снег падал так медленно, что и их шаги, ровно как и слова, невольно замедлились. — Если бы услышал такое…       — Не знаю. Теперь уже не знаю.       — И всё же?..       — Наверное, как и в последнее время, я предпочёл бы не предпринимать ничего.       Мантии легко трепетали от притихшего ветра, а большие снежинки настойчиво облепляли не укрытые капюшонами головы. Весь запал энергии, вынудивший Эстеру проделать путь до сюда, сошёл на нет — сдулся, как боггарт от правильного заклятья.       Но каким бы несрочным ни было это дело, стало совершенно ясно одно: пришла она не зря. Что-то — она сама пока не понимала, что конкретно — изменилось. И в ней самой, и в её отношении к Нотту.       — Так зачем ты меня искала?..

***

Знай Эстера, чем обернётся следующая тренировка, то не просто бы не затеяла тот дурацкий разговор с Томом, но и вовсе не спустилась бы в подземелье. Он и после ссоры у Кабаньей головы не церемонился и не смягчал атаки на занятиях, однако в этот раз настолько разошёлся, что Эстера трижды отлетела в стену, а потом (всему виной скручивающее заклинание Подножки) так сильно упала, что разодрала ладони и локти в кровь и лишь чудом не разбила лицо — отделалась гигантской шишкой на лбу. А Том и не шелохнулся, чтобы помочь. Прищёлкнул языком и хладнокровно пялился на распластавшуюся Эстеру сверху вниз, демонстративно ожидая, пока она соизволит подняться. А она не поторопилась бы, даже имейся у неё желание снова быть избитой. У Тома вот наверняка оно присутствовало в избытке. Он хотел продолжить, не собирался отпускать её и потому весьма неодобрительно воззрился на подошедшего к ним Отана.       Если честно, она до того вымоталась, что прослушала добрую часть разговора, но суть оказалась незамысловатой: по словам Отана, Эстера была в шаге от обморока, с чем Том категорически не хотел соглашаться и утверждал, что в ней полно сил, а её безвольное положение на полу — всего-то очередная и жалкая попытка привлечь внимание. И всё-таки ему пришлось уступить.       Эстера поняла это, когда в следующий раз открыла глаза уже у подножия лестницы из подземелья. Там было всяко прохладнее тренировочного зала, а ещё тихо и не так дурно пахло. Отан влил в неё порядка пяти настоев, ни один из которых она не опознала ни по запаху, ни по вкусу. Даже пытаться не стала. Хоть он Напиток живой смерти ей предложи — и его бы выпила не раздумывая, ведь и думать особо не могла. А двигаться и подавно.       Отан сидел рядом, а у его ног покоился небольшой с виду, но вместительный сундучок с обилием различных зелий и пучками засушенных трав. В пустующую на тот момент голову Эстеры пришёл образ крохотного пузырька с ядом, который они втроём когда-то давно сварили в этом же самом зале. Находился ли он в сундуке? Конечно нет. Слишком опрометчиво. Наверное, его где-то спрятал Том. Может, как раз-таки в женском туалете и сделал свой тайник? Он ведь нашёл доступ к этому испещрённого сигилами древнему подземелью, о котором никто прочий не ведал, так почём знать, не хранил ли он и другие секреты Хогвартса? Но даже если она не ошиблась, Том ей ничего не скажет, коли не сочтёт нужным. А если и сочтёт, в любой момент горазд передумать из-за своего дурного нрава. Мелочность и мстительность по-прежнему его верные спутники. Приглашение Оливии Хорнби на ужин служило лишним подтверждением, поэтому Эстера не собиралась более ни о чём спрашивать. Пускай тешится глупостями и надеется, что вызывает ревность — это не имело ни малейшего значения и вреда или беспокойства никакого не приносило.       Чего нельзя было сказать о последствиях изнурительных тренировок. Отан дал ей три склянки с зельями на утро, но тело пылало, кости ломило нещадно, как при горячке, и Эстера, не в силах сносить зуд, нетерпеливо выпила их перед сном.       А на следующий день за это поплатилась. Всё предсказуемо стало хуже, а среди личных запасов не нашлось ничего кроме Бодрящего. Окончательно она очнулась после обеда с дикой слабостью и раскалывающейся головой. По всей видимости, к увеличивающимся нагрузкам невозможно было толком привыкнуть, а степенные успехи и прогресс уже не радовали, в отличие от каникул, после которых, слава Мерлину, тренировок больше не будет…       Однако каникулы приближали и Рождественский ужин Слагхорна, и именно он стал причиной, вынудившей Эстеру крайне неохотно покинуть замок в свой единственный выходной.       Подруги ещё вчера сами сходили на финальную примерку в ателье, поскольку в воскресенье Тею ожидала заветная встреча с Абраксасом. Своеобразная плата с его стороны за то, что не сможет сопровождать невесту на ужине, могла бы сойти за искреннюю заботу, но Эстера знала о его похождениях достаточно и не умилялась демонстративному джентельменству. Тем более ей из-за свидания Теи пришлось отправиться в Хогсмид в одиночку.       Риск напороться на неприятности и встретить ненужных людей, как-то уже однажды вышло, внушал некоторые опасения. Они порядком поутихли, когда совершенно случайно слуха достигла информация о том, что гриффиндорская команда заняла поле для квиддича, но плохое самочувствие не позволяло ни на секунду свободно вздохнуть и расслабиться. Тревога на грани паранойи подгоняла разобраться со всем как можно скорее и вернуться в тёплую спальню.       Эстера шустро и без лишней возни внесла последнюю незначительную корректировку в наряд, зашла в аптеку, потом за сладостями для простывшего Торфинна и в предвкушении маячившего вдали покоя торопливо направлялась по Главной улице в сторону Хогвартса, когда из-за угла выплыла высокая фигура, облачённая в длинную шерстяную мантию небесно-голубого цвета.       — О, мисс Роули. Какая приятная неожиданность.       Обескураженная непредвиденным сюрпризом Эстера остановилась столь резко, что запнулась о собственную ногу и едва не потеряла равновесие.       — П-профессор, — сбивчиво пробормотала она, благодаря небеса за то, что таки не врезалась ни в него, ни в сугроб. — Добрый вечер…       Дамблдор тактично опустил её шатание и длинными худощавыми пальцами слегка сдвинул со лба свою остроконечную, покрытую снегом шляпу.       — Весьма добрый, — с приятной улыбкой согласился он, а затем окинул Эстеру несколько задумчивым взором и сцепил руки за спиной. — Как ваше самочувствие? Бедная мадам Одли вот уже две недели отпаивает всех Бодроперцовым, но Больничное крыло по-прежнему переполнено. Не подхватили ли и вы случайно простуду?       Ясно. Проницательный Дамблдор наверняка подметил синяки под глазами…       Эстера, конечно, перед выходом воспользовалась Косметическими чарами, но, судя по всему, они его не обманули. Она действительно так плохо выглядела?       Да, плохо. Если не отвратительно. Кэсси даже ужаснулась трупной серости лица и любезно поделилась новым кремом от отёков.       И всё это не помогло.       Чёрт бы побрал Тома с его тренировками и Отана с непонятными зельями.       — Нет, сэр, я в порядке, спасибо. — Эстера приподняла уголки губ и сразу же осознала, что улыбка получилась вымученной и некрасивой. — Я просто… — Она запнулась при виде благожелательного выражения лица Дамблдора и вконец растерялась. В как на зло пустой голове ну никак не возникала хоть сколько-нибудь весомая и объясняющая потрёпанность причина. — Я…       — О, понимаю, — Дамблдор вдруг сочувственно и на удивление многозначительно кивнул. — Должно быть, крайняя загруженность. Профессор Слагхорн обмолвился, что вы самоотверженно во всём ему помогаете. Похвально, похвально. А если учесть прочие внеурочные дела старосты, блестящую учёбу и внеклассные занятия, то разве что нашему глубокоуважаемому министру приходится тяжелее с ворохом предпраздничных дел… Тем более седьмой курс обязует готовиться к экзаменам, а цветущая молодость — успевать радоваться прочим не менее важным прелестям жизни. Не так ли?       Эстера сама не поняла, с какого именно момента — вернее, его слова — её бросило сперва в жар, а затем от пробравшегося под слои одежды мороза чуть не застучали зубы…       Внеклассные занятия. Прелести жизни.       Помилуй её душу.       — Вы что-то совсем побледнели, мисс Роули, — в голосе Дамблдора проступило, как показалось, искреннее беспокойство. — Мадам Одли…       — Нет, сэр, я себя хорошо чувствую, — спешно вставила Эстера, мысленно ругаясь на собственную несообразительность. — Я просто забыла пообедать и плохо спала…       — Вот как, — вскинув брови, тихо произнёс профессор, и на короткое время воцарилось неловкая для одной лишь Эстеры тишина. Затем он ободряюще — даже порядком неуместно — улыбнулся, а его глаза, всколыхнувшие смутное чувство дежавю, озорно блеснули из-за очков-половинок. — Вы слышали что-нибудь о Нирмле?       Эстера в замешательстве поглядела на Дамблдора снизу вверх и отрицательно качнула головой.       — Нет, я не уверена… сэр.       — Оно и неудивительно. Когда-то давно его называли Нирмл Недремлющий. Он сам не спал и другим не давал, за что Мерлин — между прочим, он прослыл большим любителем подремать после доброго обеда — заколдовал его в скомканную перину. Все про Нирмла вскоре позабыли, ну а некоторые дотошные биографы и исследователи пришли к выводу, что без хорошего отдыха и сам Мерлин не стал бы Мерлином и точно так же, как его злосчастный недруг, канул бы в лету…       Безмолвие Эстеры, которая никак не могла собраться и найтись с ответом, Дамблдора нисколько не смутило.       Нирмл… Мерлин… это звучало до того нелепо и неубедительно, что ещё сильнее сбивало с толку. Неужели профессор говорил серьёзно? Если да, то зачем? Или таки издевался? Безмятежное лицо не давало и шанса распознать истинные намерения и мысли. Что же было у него на уме?       Может, Том и тут оказался прав со своими неутихающими подозрениями?..       — Понятно… — наконец, выдавила она. — Не знала, что Мерлин много спал… Очень интересно.       — Рад, что вы так считаете, — снова улыбнулся Дамблдор. — Из школьной библиотеки можно почерпнуть не только познания о практической и порой весьма опасной стороне магии, но и, как принято ошибочно полагать, «неважные» и «очевиднейшие» на первый взгляд вещи. Именно они и формируют нас как личностей, а заодно и нашу культуру. Я это к тому, чтобы и вы, мисс Роули, не забывали отдыхать… Понимаю, мистер Реддл заражает своих друзей тягой к знаниям и прочим занимательным активностям, но надо бы и меру знать. Вы ведь не хотите себе навредить?.. — Прежде чем совсем смешавшаяся от мандража Эстера успела возразить, Дамблдор тем же непринуждённым и бодрым тоном продолжил: — Впрочем, не сомневаюсь, ваш глубокоуважаемый декан думает о том же, о чём и я. И именно… вернее, отчасти по этой причине и затеял званый ужин. Подобные мероприятия всегда будоражат умы и сердца молодых людей. Есть в этом что-то романтичное, не находите? — Он так хитро, совершенно по-ребячески сощурился, что на секунду она испытала облегчение — к сожалению, улетучившееся со следующими его словами: — Могу я полюбопытствовать: вы, верно, пойдёте с Томом?..       Горгона-мать.       Дамблдор ведь и заговорил о Томе ровно после того, как Эстера о нём подумала. А затем снова его упомянул.       Это уже не походило на случайность.       А если учесть туманные формулировки о занимательных активностях и библиотеке… Неужто он взаправду все эти годы следил за книгами, которые они брали?.. И знал, что они делают по ночам?       — Ах, прошу прощения! Никоим образом не намеревался вас смутить. Это всё моё старческое легкомыслие. Да, весьма деликатный момент, признаю… Тем более я вижу, что вы пользуетесь популярностью не только на своём факультете, но и на моём кое-что слышно… Мистеру Реддлу определённо есть с кем посоперничать за право вас сопровождать.       — Вы слишком добры, сэр, — задушенным от потрясения голосом проговорила Эстера. — Но это неправда. Я, признаться, ни с кем особо не общаюсь… Мне нелегко это даётся. До такой степени, что самой пришлось искать себе партнёра на вечер. — Невольно проскользнувшая ожесточённая интонация вынудила сгладить произведённый эффект. Эстера на долю секунды кротко потупилась и печальным тоном добавила смущённое: — Ох, зря я это сказала, профессор…       — Ну что вы, мисс Роули, — лучезарно улыбнулся Дамблдор. — Скромность и благородство ещё никого не портили. Будьте уверены, что рано или поздно вас оценят по достоинству. Если позволите дать вам совет: и вы в свою очередь не проглядите драгоценность. Не хочу показаться предвзятым, но иной раз ярче всех сияют стекляшки.       — Я… — Эстера вынужденно посмотрела ему прямо в глаза, молясь всему сущему, что овладела окклюменцией достаточно для сокрытия дикого, холодным пламенем охватившего её душу ужаса. — Я приму ваши слова к сведению. Благодарю. Это весьма… утешает. Постараюсь более не переживать и… э-э, как вы сказали, спать побольше. Пожалуй, прямо сейчас и отправлюсь в спальню. Всего доброго, профессор. Ещё раз спасибо…       — До свидания, мисс Роули, — галантно кивнул Дамблдор. — Берегите себя.       Эстера зашагала прочь. Неспешно и неподозрительно. Пусть и хотелось кинуться бежать со всех ног от его провожающего взгляда в спину.       Он столь отчётливо ощущался, что не приходилось сомневаться — Дамблдор и не стремился его скрыть. Он не сводил с неё глаз и во время беседы, когда она смотрела себе под ноги и тщетно пыталась играть в саму невинность. Мягкий, вежливый, но цепкий — его взор не упускал ничего.       Поэтому… чем дальше Эстера уходила, тем сильнее её душило беспокойство, всё тот же не отступающий страх и гнев.       Гнев на провокаторшу-Гэмп, на Аспидиса, который возомнил из себя судью, на Тома и его кошмарное шоу, на Эриона, всполошившего уже затихшее болото, на Дамблдора, пришедшего, как стервятник, по их головы. И на саму себя, вовремя не сдержавшую язык за зубами.       Какое безрассудство, непробиваемый идиотизм и откровенное безумие — собственными руками создать ситуацию, угрожающую разрушить всё, что было им дорого.       А всё же смешно получится, если неведомые и грандиозные планы Тома порушатся от такой ерунды.       И поделом.