Темное наследие

Нино

      — Как она? — Киара звучала надломленно.       Арианна на протяжении недели не разговаривала ни с кем и держала обиду в себе из-за моего предательства, но она должна будет понять в скором времени такое решение.       Психотерапевт глубоко вздохнул и снял очки.       — Что уж таить, миссис Фальконе, ей тяжело оправиться от такой новости. Нет ничего ценнее для Арианны, как свобода и право на выбор. В этот раз у неё это отобрали, а её реакция вполне естественна.       Я взял Киару за запястье и поставил себе на бедро, ощущая, как её тело еле заметно подрагивало от беспокойства.       — Будет ли она в порядке? — всё спрашивала она, которая злилась на меня, что я выдаю нашу дочь замуж. Это было впервые, когда она дошла до истерики и плакала всю ночь, умоляя меня отменить этот брак, но я был непреклонен. Ни Киара, ни Арианна не знали того, что узнал я. Мне пришлось посвятить в это дело своих сыновей, Римо и Савио, которые поначалу были в недоумении от новости, которую я обрушил им в лицо, подобно волне. — Мы волнуемся за неё.       — Я не могу дать точный ответ, потому что, судя по вашему жизненному опыту, у вас это получилось. Я имею в виду смириться с замужеством и принять тот факт, что вы связаны с мафией, миссис Фальконе. Ваша же дочь ненавидит мир, в котором она родилась. Она не говорит этого в открытую, но и не скрывает, — Кларк загадочно посмотрел на нас, прежде чем продолжить: — Арианна может прожить без друзей, без любимых ей вещей, но без семьи — нет. Она невероятно сильно дорожит каждым членом и любит каждого из вас, но сейчас… вы растоптали её в пыль, морально изнасиловав каждую светлую частичку в ней, и ситуация с Алексом, о которой она мне поведала, довольно сильно отразилась на ней. Эта девушка очень добрая, кто бы что бы не говорил, и я надеюсь, что это в ней останется навсегда…       Он говорил намеками, что затрудняло чтение. Я неотрывно слушал его и наблюдал через окно за дочерью, которая терпеливо сидела на скамье, внимательно рассматривая черного ворона на ветви дерева.       — Вы прекрасно понимаете, что Арианне не стоит вспоминать о её прошлом, — твердо заявила Киара, удивив меня и поставив в небольшой ступор психотерапевта.       — Я понимаю. Все это время я достаточно путал её, чтобы отгородить от воспоминаний, но давайте будем честны друг перед другом: Арианна начинает вспоминать. И больше никто не сможет обманным путем повлиять на её разум, отчасти по той причине, что она возвращается к скрипке. — Он повернулся ко мне и посмотрел с полной серьезностью. — Мистер Фальконе, я не знаю всего о вашем мире, но знаю, что он безжалостен, поэтому хочу сказать, что сейчас Арианне нужна поддержка как никогда прежде. Она скрывает свою внутреннюю боль за маской и показывает внешнему миру только свою «оболочку», а не всю себя.       — Оболочку? — глаза жены расширились.       Кларк слегка кивнул головой и объяснился:       — Именно. Давайте брать в учет, что в Арианне течет кровь двух невероятно сильных семей: Фальконе и Витиелло. И каждая из этих семей славится своей жестокостью, которая может передаваться потомкам. Арианна является их потомком, поэтому неудивительно, что вот эта бессердечность Неры Фальконе и беспощадная сила Бенедитто могли неукоснительно затронуть ее часть ещё в утробе.       Мы все подолгу молчали, каждый думал о своем. Все слова психотерапевта имели смысл.       Арианна не переставала наблюдать за птицей и, словно очнувшись от короткого транса, посмотрела на серое небо, снова теряясь в раздумьях.       — Все мы знаем, что дочери, как правило, идут по стопам своих отцов, и я уповаю на то, что Арианну это не затронет, — Кларк с толикой печали смотрел на неё, затем прочистил горло. — Боюсь, когда она вспомнит, её состояние ухудшится вдвойне. Это большой стресс для мозга. Она сломлена, и я беспокоюсь за неё. Но меня тревожит не только её внутреннее состояние.       — Что ещё? — подтолкнул я.       — Будущее Арианны.

Арианна

      — Привет, мам, — днем вошла в главную гостиную, где возвышалась невероятно красивая елка к Рождеству. Как всегда, мама начинает украшать сад, основные помещения особняка и наше крыло блестящими гирляндами из маленьких огоньков, которые мерцают мягким светом, безделушками и мишурой.       Она стояла перед полками над камином и выставляла декоративные свечки, а на пол она даже постелила мягкий коврик красного цвета с изображением Санты Клауса, на котором обычно любит устраиваться Франческа и Роман, который приезжает к нам в этот особенный день. Повернувшись ко мне, она мягко улыбнулась и оторвалась от занятия.       — Могу ли я попросить тебя кое о чем?       — С каких пор тебе нужно моё одобрение на то, чтобы что-то спросить, милая? — мама тут же пригласила сесть на диван.       — Да… прозвучало странно, признаю, — скорчила я гримасу и села рядом с ней на мягкий диван. — Попробуй отговорить папу от брака, пожалуйста, — прежде чем она успела бы что-либо сказать, я мигом продолжила: — Это будет довольно трудной задачей, потому что ты имеешь представление о папе, ну знаешь, из ряда крутых и хладнокровных мафиози, но попытайся, прошу? — мои пальцы несильно подрагивали, поэтому быстро спрятала в карман пижамы.       Несчастное выражение отразилось на лице мамы, как будто я своими словами причиняю ей физическую боль.       — Арианна, я пыталась. Мы для него слабое место, и он хочет обезопасить каждого члена семьи, понимаешь? В этот раз стоит довериться ему, — она пригладила мои волосы и коснулась ладонью моей щеки. — Неужели ты сомневаешься в своем отце?       — Я сомневаюсь в нашем мире, мам. Я могу по пальцам пересчитать браки, которые относительно других более-менее, ведь в нашем мире это редкость. Я сейчас утешаю себя тем, что это временно.       — Нино никогда бы не стал выдавать тебя замуж против твоей воли. — Я закатила глаза от иронии, но мама поспешила объясниться. — В этой же ситуации — это необходимость. Чтобы ты была в безопасности. Не злись на него, ведь он хочет как лучше.       — Так ли это? — прошептала я, опустив глаза в пол. — А если я найду того, кого полюблю искренне, как ты папу, то он все равно отдаст меня Ноа? — мы обе с ней знали, что это риторический вопрос. — Похоже, мне стоит смириться со своей жизнью.       — Ари…       — Не стоит, все лишь ждут от меня того, чтобы я выполнила свой долг. Придется импровизировать, но боюсь, что я даже сымитировать улыбку не смогу.       Мама стала серьезной.       — Не смей подстраиваться под них. Ты уникальна и не дай никому из жалких людей погасить свой огонь внутри себя. Если сын Николаса нарушит свое обещание, данное Нино, осмелившись прикоснуться к тебе, им не нужно бояться твоего отца, дядей или братьев, потому что я сама убью Ноа.       — Материнские инстинкты дают о себе знать? — поддела я её, ткнув пальцем в её живот, вызвав щекотку. Она коротко засмеялась, подарив мне самую красивую и родную улыбку. — Я знала, что ты любишь меня сильнее, чем своих собственных сыновей, которые, я уверена, не слышали последних слов при твоей им оказанной поддержке.       — Ты такая негодяйка, — усмехнулась она и обняла меня.       — И все же, тебе следовало давно сознаться, что я твой самый любимый ребенок. Ты просто не хочешь обидеть Массимо и Алессио.       — Обидеть нас в чем?       Я сглотнула, когда услышала голос брата со спины, а мама слегка дернулась от такого неожиданного появления, но ее лицо следом озарилось широкой улыбкой, чему послужил папа, стоявший между Массимо и Алессио, который испепелял меня своим взглядом, требующим ответ на его вопрос.       Эти трое вообще не вписываются в эту милую атмосферу, на которых первоклассные классические костюмы и итальянские туфли. Их татуировки выглядывали из-под манжеты безупречной рубашки. Если ранее я могла озадачиться такому внешнему виду, то со временем привыкла к этому. Они всегда выглядели безупречно, что не скажешь обо мне, которая по дому ходит в пижаме. В свою защиту скажу, что не успела переодеться в более подходящую одежду, ибо проспала до обеда.       Папа подошел к маме и поцеловал ту в макушку.       Господибожемой.       Я хочу такого же мужчину, как папа. Сколько себя помню, он всегда обращался к ней как к самой прекрасной женщине; как к королеве.       Мама и вправду самая лучшая, не спорьте — она же все-таки любит меня больше всех.       Сколько работы было проделано в их отношениях, чтобы прийти к такому результату.       Обычно меня тошнит от любого проявления ванильности у пар, но мои родители исключение. Эти двое самые важные люди в моей жизни.       Папа сел рядом с мамой, которую притянул ближе к себе, и коротко поцеловал в губы. Мама покраснела и смущенно посмотрела на нас.       Мне пора уходить?       — Мы всё ещё здесь, если вы забыли, — предупредил Массимо и небрежно занял одно кресло напротив нас.       Я встала с места и собиралась оставить их одних, но Алессио предвидел это и усадил меня обратно за плечи, а сам продолжил стоять подле меня, чтобы наверняка.       Я не была рада такому раскладу событий, тем более после того конфликта, и ещё больше нахмурилась такой перспективе.       — Так что может нас обидеть?       Я закатила глаза, но не удержалась от злобной ухмылки. Мама заметила это и покачала головой, призывая не делать того, что я задумала. Но когда представится возможность поиздеваться над братьями? Папа с вопросом уставился на нас с мамой.       — Мама признала, что любит меня больше, чем тебя и Массимо.       — Я этого не говорила, Ари, — запротестовала мама, сверкая радужной улыбкой.       — Но и не отрицала. Молчание — знак согласия.       — По-мне, так наоборот, — вставил свои ненужные комментарии Алессио.       — Мнения тех, кто считает иначе, не рассматриваются, — отчеканила я и сложила руки на груди, вздернув нос.       Мама поспешила развеять обстановку, потому что понимала, что дальше станет только хуже.       — Я собиралась устроить семейный вечер в ресторане на днях, потому что мы так давно не проводили время вместе. А Массимо с Алессио я почти не вижу.       — Не драматизируй, мама. Ты видишь этого богоподобного ребенка каждое утро, — Алессио указал большим пальцем на себя.       — Видать поэтому мама по утрам выглядит так, будто увидела черта из табакерки, — пробубнила я. — Мама, не понимаю, зачем тебе такая головная боль в виде семейной трапезы, если наши лица видишь каждый день.       — Головной болью служишь здесь только ты, маленький боец, и у нас с Массимо вполне симпатичные лица, на которые то и дело хочется смотреть.       Я со злостью посмотрела на него.       — Раз ты красивый, может тебе следует исчезнуть из этой комнаты, оставив нас одних?       — Прости, прослушал всё после «ты красивый».       Массимо, папа и мама наблюдали за всем молча, не вмешиваясь.       — Теперь я поняла, почему тебя избегает Изабелла. С таким нарциссизмом всю жизнь будешь один. Прибавьте к этому списку грубость — и гарантия стопроцентная.       — Женщинам нравится моя грубость.       — Алессио, — вмешался папа, потому что дома действует негласное правило, что я не должна слышать плохие слова и всякую пошлость.       Извини, папа, но ты как-то упустил ту часть, что у меня есть братья, от которых я волей-неволей слышала и похуже.       — Понял, папа, — он поднял руки и вернул в карманы. — Мы отошли от темы. Серьезно, мам, как ты можешь любить дочь с синдромом «Спящей красавицы», а не самого невероятного ребенка с высоким IQ и внешностью как у самого божества, он же я, и этого сопляка? — Алессио пальцем указал на Массимо, который выгнул бровь.       Мои глаза чуть не вылезли из орбит.       — Эй, я не сплю так много.       — Поднимите руки, кто считает, что Арианна спит до обеда, — все они подняли руки, даже папа. — Видишь, маленький боец? Это серьезная проблема.       — Вы все сговорились против меня.       — Есть такое понятие, как коллективный разум, — подключился Массимо, изучая меня.       — Тогда все здесь неразумные, раз считают так, — я могла бы не спать днем, но что делать, если я боюсь спать по ночам, когда мучают кошмары? Они должны знать, что день — единственное время, когда я отсыпаюсь за ночь.       Я не хочу называть себя вампиром, как это делают тетя Серафина и дядя Савио, но в последнее время двигаюсь в этом направлении с колоссальной честью.       Мама шумно вздохнула и встала вместе с папой. Наверное, они устали от нашего спора и поспешили ретироваться.       — Арианна, — меня остановил Алессио в моей попытке покинуть гостиную. — Сядь. Нужно поговорить.       Я нахмурила брови и коснулась рукой дверной ручки.       — Если ты хочешь попросить прощения, чего ты никогда не делаешь, то всё в порядке, — сказала я, чуть замедлившись.       — Не в порядке, Арианна, — грубый голос заполнил комнату.       — И все же, я устала от всего, поэтому сделай одолжение и избавь нас от ненужных слов, — устало покачала головой и вернулась в свою комнату, не в силах сделать что-либо.

***

      Мы общались по FaceTime с Изабеллой, и она первый человек в моей жизни, который звонит постоянно, особенно звонки участились после новости о браке. Конечно, я рассказала об этом ей первой, а не Карлотте и Авроре, которые продолжали жить своей жизнью, что меня не могло не радовать. Ну хоть кто-то ведь должен быть счастливым из нашей компании.        Кстати, Иза была в ярости и собиралась приехать ко мне в тот же момент, как я ей всё поведала, но отговорила её еле-еле. Это звучит утрировано, но так и было. Я всегда считала, что у нас конкретно с Изабеллой особая связь, чем с другими девочками. Я с ней могу говорить обо всём, не умалчивая ни о чем. Своего рода мой личный тайник секретов.        Она поправила очки и приблизила телефон к своему лицу.        — Как ты?        — Справляюсь, — я положила корм щенкам, а телефон держала в другой свободной руке перед лицом, чтобы видеть её. — Я больше не сбегаю из дома, потому что Алессио с Массимо полностью поменяли коды безопасности, держа меня запертой в золотой клетке. Не очень-то круто, если честно. Впервые за неделю мне позволили одной выйти за территорию моего заточения и посетить приют.        Ну, я не совсем была одна, потому что практически с утра до девяти вечера с Карлоттой и мной был Диего. Я знала не так много о нем, помимо того, что он лучший друг дяди Савио и чересчур опекающий брат, который не отходил от Карлотты. Возможно из-за её больного сердца он стал таким, без понятия. Но суть в том, что я чувствовала себя не в своей тарелке, когда Диего был поблизости.        И когда они оба ушли на два часа раньше, оставив меня одну в приюте для животных, позволила спокойно вздохнуть и расслабиться.        — Я понимаю твою злость на братьев, но они беспокоятся о твоей безопасности.        — Ты сейчас смеешься надо мной? — сомнительно посмотрела я на неё, которая не была похожа на себя, принимая позицию моих братьев. — Эй, Изабелла!        У неё плохо получилось скрыть улыбку, но в конце концов рассмеялась.        — Прости, ты меня поймала. Но ты знаешь наших отцов и братьев, которые ведут себя слишком… странно, когда речь идет о нас, — она встала со своего рабочего места и запрыгнула на кровать. — И серьезно, Ари, я собираюсь приехать к тебе. Перестань хмуриться! Я просто хочу побыть рядом с тобой и убить Ноа, если шанс предоставится.        — Ты всё равно найдешь способ покончить с его жалкой жизнью, не дожидаясь подходящего момента, — фыркнула я.        — Ты права, — её глаза смягчились. — Мне это не нравится, Арианна. Осталось две недели до твоей свадьбы. Две недели, серьезно? Ещё и на твой день рождения. Как будто Ноа мало той ненависти, что ты испытываешь к нему, и добивает сильнее. Я говорила, что хочу убить его? Так вот, скажу это ещё раз, что убью его, клянусь.        — Верю тебе, но придется повозиться с его телом, — сказав эти слова, удивилась прозвучавшему в голосе спокойствию.        — Не проблема. По ночам меня преследуют кошмары, как он тебя мучает и убивает, а я ничего не могу поделать, словно меня связали и заставили наблюдать за твоей участью. Тебе только-только исполнится девятнадцать, это слишком рано. Я беспокоюсь за тебя, Ари.       — Я управлюсь, — это звучало слишком фальшиво даже для меня. — Папа сказал, что это временный союз, поэтому, буду через месяц обратно в Вегасе, дома.        Изабелла нахмурилась, призадумавшись чему-то.        — Ты уверена, что так и будет?        Я промолчала. Честное мнение? Нет, не уверена. Это был конец. С самого моего рождения было ясно, что моя жизнь сложится таким образом. Но я всегда отрицала этот факт и была уверена в своих родителях, но когда услышала заявление от папы… что-то изменилось.       — Будем мыслить позитивно. Хватит обо мне. Как дела в Нью-Йорке? Как Бейли?        — Он до ужаса активный. Стараюсь чаще выходить с ним гулять, но такая холодная погода отбивает всё желание. Я докончила писать свою книгу и отправила в редактуру. Посмотрим, как всё пройдет.        — Отличная работа, — показала большой палец вверх. — Будет интересно почитать… Надеюсь, там нет больных фетишей у героя-психопата?        — Я люблю темную литературу, так что больной фетиш и герой-психопат — самое меньшее, что ты можешь предложить.        Я начала наконец понимать, почему Изабелла почти не отходила от компьютера, когда создавала сюжет для своей триумфальной книги. Вся дикая и темная атмосфера нравилась ей. Вместе с тем, меня смутило, чем она там интересовалась. Это разве нормально? Ну, романтизировать всяких плохих парней.        — Мне стоит беспокоиться за тебя, Иза?        — Думаю, да, потому что я сейчас где-то между статусом одержимой психопатки и нудного ботаника.       — Учитывая твои своеобразные вкусы, тебе давно следовало откинуть второй вариант.        — Эй, привет-привет? Ты только что назвала меня сумасшедшей?        Я закатила глаза и приступила к кормлению кроликов. Положив им в миску овощи, закрыла дверцу клетки, попутно вспоминая о Грете, которая любила ухаживать за всем, что двигалось. Будь её воля, она, вероятнее всего, скупила бы всех домашних животных.        — Я всё ещё здесь, — наигранно надула свои щеки, как ребенок.        — Знаю, — протянула я и навела камеру на светлого кролика. — Ты знала, что кролики общаются с помощью секретного кода? Ну, на самом деле это не секретный код. Они напрягают лицевые мышцы и меняют положение тела, когда чувствуют беспокойство; знаки, которые мы бы не заметили, если бы не присматривали за ними. Это одна из основных причин, по которой их так часто неправильно понимают и не получают должного ухода.        — Я вроде разговариваю с тобой, а не с National Geographic, — проворчала Изабелла, на что я закатила глаза и перевела камеру на себя. — Я хочу подсадить тебя на свои книги.        Я приостановила свои дела и посмотрела на неё.        — Удачи с этим, потому что я ни за что не открою те книги, в которых девушка влюбляется в своего сталкера. Прости, но это чересчур. И к слову, зачем мне эти книги, если у меня самой разыгрывается третья мировая? — пробормотала я, снимая с себя белый халат и доставая из полки свой синий свитер и шарф.       — Тут мне нечего добавить. Но все же, плохие парни такие привлекательные, что это так раздражает, да?        Я постучала указательным пальцем пальцем по подбородку и пожала плечами.        — Плохой парень есть плохой парень, что в них привлекательного?        — Ты серьезно сейчас? Перестань проводить время со своими братьями, которые ограждают тебя от девичьих сплетен и обсуждений. Скоро у тебя вырастут яйца и начнешь эволюционировать. Именно поэтому я должна срочно приехать к тебе.        — Но разве я не права? Скольких парней я встречала на своем пути, все они запачканы по локоть в крови, и это отталкивает больше.        — Как и привлекает. Каждый человек не устоит перед запретным плодом.        Не зная, что ответить, я распустила свои волосы и позволила своим мыслям блуждать как им вздумается, как они привели к воображаемому Ноа. Изабелла всё-таки права, что плохие парни чертовски красивы, но я не признаюсь в этом вслух никогда.        — Выходит, Алессио все еще привлекает тебя? — хитро улыбнулась я.        — Сейчас? Он раздражает. Особенно после того, что между вами произошло.       — Да, точно. Верю твоим красным щечкам.        — Бога ради, он напоминает мне жиголо.        Я подавилась воздухом и рассмеялась, представляя собственного брата в роли жиголо, который оказывает платные услуги пожилым женщинам.        — Ну раз тебя привлекает жиголо, мне остается только молчать и не комментировать ничего. — Выключив свет везде, я закрыла приют на ключ и включила сигнализацию. Все это время Изабелла рассказывала мне о сходствах жиголо с моим братом, а ещё про то, что она мечет ножами, совсем как её отец.       — Ари, у вас давно стемнело, может позвонишь кому-нибудь из семьи, чтобы забрали тебя? Мне не нравится, что ты одна гуляешь по темным переулкам.       — Итан перед тем как оставить меня с Лоттой и Диего, сказал, что заберет меня на обратном пути, и я уверена, что он уже едет за мной, а с другой стороны это Вегас, и я Фальконе, — спокойно сказала я и продолжила держать телефон в руке, которая вся замерзла. Когда я, наконец, дошла до пункта, помахала перед камерой. — Изабелла, перезвоню позже, хорошо?       — Стой, ты разве не шла домой? — удивилась она и потребовала скинуть мою геолокацию на случай, если меня похитят.       — Я пришла в больницу, — успокоила я ее и направилась к зданию.       — Пожалуйста, не говори, что это из-за Алекса? — голос её дрогнул, но прозвучал четко. Естественно, об этом она тоже знала. — Арианна, ты же знаешь, что он на твоем месте не стал бы каждый день посещать тебя и оставлять любимую плитку шоколада?       — Именно поэтому он Алекс, а я Арианна. Просто… Как я могу оставить его одного? По моей вине он…       — Нет, — перебила она меня. — Не смей винить себя.       — Иза, пока! — я нажала на кнопку «сбросить», не дав докончить ей, и вновь вернулась в бредовое состояние, когда каждую ночь с чувством вины бродила по дому и сожалела о произошедшем. Но было поздно, и я, несмотря на все слова Алекса, должна быть рядом с ним. Возможно он не захочет видеть меня после пробуждения, потому что всякий раз, когда я подкрадывалась в его палату, чтобы никто не заметил, оставляла его любимую шоколадку в знак прощения и сожаления.       Все это время у меня получалось проскользнуть незамеченной, но сейчас, когда я завернула за угол, в поле зрения оказались все трое. От такой неожиданности я замерла. Эндрю обнимал за плечи свою жену и что-то шептал ей, а Хоуп, державшая в руках букет белых роз, — от которого меня передернуло, — для Алекса, выглядела измученной и уставшей. К моей неудаче, она подняла голову и заметила меня.       — Что ты здесь делаешь? — прошипела девушка, и меня ошеломило то, сколько яда было в её словах. Она привлекла внимание двух людей, которые узнали меня, и я впервые увидела всю ненависть, направленную на меня.       Эмили, разбрасываясь вихрем эмоций, подошла ко мне и сжала руки в кулак.       — Моему сыну не следовало заводить дружбу с таким мерзким отродьем. Будь ты проклята, Арианна. — Пока я переварила слова, почувствовала тупую боль в районе сердца. — Чертова убийца.       Я на секунду зависла и перестала дышать после ее последних слов, но, найдя в себе силы и пересиливая себя, со всем холодом, что есть во мне, взглянула прямо в её глаза.       — Не говорите того, чего не знаете.       — Что ещё я должна знать?! — крикнула отчаянно она. — Все вы в мафии такими являетесь! Что мать, что ребенок. Ты дитя, рожденное в грехе. В тебе нет ничего чистого.       Мне было физически больно не заплакать. Сложно сдержаться. Все катилось ко дну.       — Милая, тише, — прежде чем муж увел свою возлюбленную подальше от меня, он успел бросить: — Надеюсь, ты окажешься на его месте, и вся твоя семья испытает самую настоящую боль и будет оплакивать тебя. Больше не появляйся здесь.       Я ощутила, как внутри разразилась чертова буря эмоций, когда от них прозвучали такие ужасные слова. Сердце сжалось, словно в тисках, и в груди возникла пустота, как будто душу вырвали из тела. Слова, которые раньше звучали как забота и любовь, теперь стали отдаваться тяжёлым грузом, давящим на сознание.       Каждое слово, произнесённое с осуждением, точно нож, вонзавшийся в мое сердце. Воспоминания об единых моментах — смехе, радости, доверии — начали распадаться на кусочки, превращаясь в мрачные тени. На что я надеялась? Что они поймут меня и примут после того, что случилось с их сыном? Вместо этого столкнулась лишь с неприязнью в глазах тех, кто был мне дорог.       Слово «убийца», брошенной мамой Алекса, все еще резонировало в моей голове, как эхо, не давая покоя. Внутри по новой росло чувство вины, которое с каждым мгновением становилось всё более невыносимым.       Я изолирована, как если оказаться в клетке из собственных эмоций. Всё это перерастало и смешивалось с яростью от того, что они не понимают меня. Папа ведь предупреждал, что никто меня не поймет из внешнего мира, он предостерегал от такого исхода событий. Надо было прислушаться к нему…       Их взгляд, полон осуждения, заставлял меня чувствовать себя ещё более уязвимой.       Шоколадка в кармане, вероятно, растаяла, и я поняла, что в этот раз она окажется в урне.       Хоуп подошла ко мне и вытащила телефон.       — Хочешь знать, почему они тебя так называют? — измученной улыбкой прошептала она. — Я показала им видео. Тебе стоит взглянуть на это. Может после него ты наконец перестанешь отрицать сей факт. — Она нажала на запись. Я узнала в ней очертания нашего заднего сада и пруда. Меня топит мужчина, которого я пытаюсь откинуть от себя, но вскоре сдаюсь. Я помнила этот момент. Я проживала его из раза в раз, когда закрывала глаза. Но я не помнила и не помню того, как я из видеозаписи вонзаю в его горло кинжал, затем меня окружают несколько неизвестных людей, которые настроены убить меня; ударяют по спине, отчего падаю на землю и теряю сознание; вдруг остальные начинают падать замертво. Хоуп, словно опомнившись, не дает мне увидеть продолжение, и прячет телефон в карман. — Теперь убедилась? Вот ты кто, Арианна. Убийца. Я начинаю сожалеть о том, что тот не утопил тебя.       — Откуда у тебя это видео? — бесстрастно спросила я, собираясь мыслями.       — Тебя волнует только это? Наверное, сами твои родители…       — Осторожнее с тем, как закончишь это предложение, — голос принял стальные нотки. Удивительно, как я могла переместить всю боль и сомнения в самую дальную полку, выдвигая на первое место собственную семью.       — Не то что? Убьешь меня, как сделала с ним? Смелее.       — Почему я должна убивать тебя? То, что я лишила человека жизни, было актом самообороны, а не бездумным убийством. Ты открыто пожелала мне смерти, что делает тебя более жестоким человеком. И если думаешь, что твои слова и мистера с миссис Блэк — это просто горе по сыну и твоему парню, ты глубоко заблуждаешься: вы все трое считали меня убийцей задолго до этого момента, и теперь используете эту трагедию, чтобы выплеснуть свою ненависть на меня, — я посмотрела на родителей Алекса и заявила без эмоций: — Я уверена, что если бы кто-нибудь из вас оказался в подобной ситуации, поступил бы так же, чтобы спасти свою жизнь, — решительно развернулась на каблуках и вышла на улицу, вдыхая холодный воздух.       Замерла на секунду, потому что почувствовала чей-то взгляд на себе. Не увидев никого, я сконфузилась и решила прогуляться по ночному городу, украшенному к Рождеству, но все украшения не вызывали во мне трепета, как бывало раньше. Сейчас я думала. Много думала.       То видео, которое мне показала Хоуп… откуда оно у неё? Она не показала продолжение, словно что-то скрывала. С ней что-то было не так.       Мне следовало направить энергию в другое русло, но каждый раз, как бы не пыталась думать о другом, слова матери Алекса не переставали отдаваться эхом в моей голове.       Я не понимала… Разве можно винить меня в убийстве человека, когда я только защищала себя? А желать мне смерти? Неужели люди могут бросаться такими громкими словами?       Собственное сердце колотилось в груди так сильно, что казалось, вот-вот вырвется наружу. Я свернула налево и оказалась в безлюдном и тихом квартале, до которого песня не доходила, а хорошее настроение людей и мимо не пролетало.       Схватившись за сердце, скатилась вниз по кирпичной стене.       Внутренний холод парализовал меня, пробравшись по венам и заставив дрожать каждую клетку моего тела, когда поняла, что не помнила убийства того, кто топил меня. Неужели я убила неосознанно? Почему этой части не помнила от слова совсем?       Все, что казалось ранее ясным, теперь тонуло в мутной пелене сомнений и боли.       Глаза были полны слез, но я не могла их пролить, словно даже это право было у меня грубо отнято. С каждой секундой меня охватывало всё большее ощущение безысходности и непонимания.       Как я оказалась в этом страшном положении? Что такого совершила, чтобы заслужить такое наказание? Эти вопросы жгли сознание, но ответов так и не нашлось.       Хотелось кричать, но голос застрял в горле. Слова не могли выразить всю ту бурю чувств, что бушевала внутри. Оставалось только одно — тишина, наполненная болью.       Я закрыла глаза на пару секунд, чтобы найти баланс. Вдох… выдох…       … вдох… выдох…       Встав на нетвердые ноги, вытащила сотовый, но мои руки стали дрожать, из-за чего обронила его. Я нагнулась, чтобы поднять, но, выпрямившись, на секунду опешила, потому что стояла посреди зимнего темного леса. Вокруг всё стало зловещим: тени деревьев казались длиннее и темнее, а небо, с которого хлопьями падал снег, — тяжелым.       Сквозь одежду проникал холод, и я начала дрожать.       Что происходит?       Я ведь буквально секунду назад стояла в центре Вегаса. Это галлюцинации? Но всё кажется таким… реальным.       Вдалеке, среди величественных елей, покрытых белоснежным покровом, стояла девочка. Её серые глаза, словно два глубоких озера, отражали холодный свет звезд.       На ней было белое платье, легкое и воздушное, которое контрастировало с мрачными оттенками леса. Платье струилось вокруг неё, как снежная пелена, придавая ей вид феи или духа зимы. Ветви деревьев, покрытые инеем, казались темными стражами её хрупкого образа.       Темные волосы девочки спадали на плечи мягкими волнами, словно тени, обнимающие её бледное лицо. Девочка стояла неподвижно, словно выжидая, когда её заметят.       Сквозь морозный воздух она смотрела на меня с легкой улыбкой — одновременно дружелюбной и загадочной. В её взгляде читалось понимание и нежность, как будто она знала обо мне больше, чем я могла себе представить.       Господи. Это я. Семилетняя я.       В этом мгновении лес вокруг замер, создавая атмосферу ожидания и осознания, словно сама природа свидетель этой встречи.       Она молча пригласила следовать за ней вглубь леса, но я не успела сделать и шагу, как раздался звук тиканья часов по всему лесу, и я прижала руки к голове, которая стала разрываться от невыносимой боли. Боль пронизывала меня, как острые иглы, проникая в каждую клеточку мозга. В висках пульсировало, ритмично и неумолимо, будто барабан, который не прекращает своего гремящего звука.       Она была настолько сильной, что казалось, будто в голове бушует ураган. Вокруг всё вращалось, и мир расплывался в тумане — деревья казались наклонными, а небо колебалось. Я упала на колени и сильнее обхватила голову, откидывая шапку, чтобы избавиться от барьера. Сцепив зубы, я сдерживала крик. Слезы хлынули из глаз.       Как же больно.       Дыхание становилось все более затруднённым.       Мир ушел из-под ног, когда почувствовала чей-то знакомый запах и отдаленный голос, пытающийся достучаться до моего разума, но чертова боль всё перекрывала. Перед глазами забегали белые розы, белый снег и белое платье.       — Арианна, не смей закрывать глаза!       Итан. Он сильнее прижал к себе, крепко держа в своих руках. Голоса стали возвращаться медленно, но боль не прекращалась. Я сильнее зажмурилась и уткнулась в его грудь, сжимая ледяными пальцами его пальто, и, не в силах более терпеть, закричала — пронзительный звук, полный отчаяния и страха. Этот крик был не только выражением физической боли, но и криком души, которая искала спасение от невыносимого страдания.       От всего.       — Итан, я умираю? — сквозь вопли и крики прошептала я, глотая слезы. — Я не хочу… умирать…       — Я не позволю этому случиться, — поклялся он, и я поверила ему. Я услышала, как он говорит по телефону с моим отцом, и я почти расслабилась, когда всё утихло, но это продлилось всего две секунды, как началось в том же ритме отдаваться в голове.       Каждая волна головокружения накатывала на меня, а горло болело от бесконечных криков, которые не прекращались.       Перед глазами оказались девочка с мальчиком.       Вспышка.       И меня захлестнуло в водоворот событий.       Девочка лежала вся бледная, её глаза были полны страха и слёз. Она сжимала руку мальчика, как будто эта простая связь могла защитить её от всего страшного, что происходило вокруг. Её пальчики, тонкие и нежные, обвились вокруг его руки, и в этом жесте скрывалась вся её надежда и отчаяние.       На ней была смешная пижама с большой блестящей звездочкой по всему туловищу, которая всегда забавляла мальчика.       В глазах девочки светились искорки паники, а губы дрожали, словно она готовилась к рыданию.       — Я умираю, Итан?       Она смотрела на мальчика с такой надеждой, словно он был её единственным спасением. Каждый раз, когда он пытался отвлечь её или успокоить, она крепче сжимала его руку, как будто в этом жесте заключалась вся её сила.       — Тебе всего семь, мелкая. Я не позволю этому случиться. — Пообещал он, а потом покачал головой, закатив глаза. — И ты всего лишь упала с дерева, сломав руку. Перестань паниковать, идиотка.       Меня словно крутило из одного вихря воспоминаний к другому. Из-за такого сильного переворота мой череп раскалывался, но передо мной возникли воспоминания уже прошлого нападения.       «— Прошу, позволь себе впустить меня в свое подсознание…»       Этот Голос в голове… хотевший спасти меня.       Он так манил, приятно обволакивая мой разум, как бальзам. Хотелось забыться вместе с ним и закончить всю обжигающую агонию внутри себя.       И чтобы избавиться от такой боли, нужно было лишь расслабиться. Нужно лишь отделить разум. Нужно лишь скрыть.       Хочется жить… Очень сильно хочется жить.       «— Позволь мне…»       И я позволила…       Небольшая вспышка головной боли пронзила меня, и вдруг…        … темный сгусток гнева — такой непривычный мне, но ужасно приятный, — вспыхнул во мне и начал течь по моим венам.        Кровь начала бурлить по всему телу.        Глаза начинали темнеть.        Я с яростью и решимостью молниеносно выхватила его кинжал, нащупав пальцами. Глаза встретились с глазами мужчины, в которых читался шок и страх. С криком, в котором смешались боль и гнев, я нанесла удар. Клинок вошел в его горло с пугающей легкостью, прорезая плоть и освобождая поток темной крови.       Вода в пруду мгновенно окрасилась в красный, а тот схватился за рану, из которой струилась жизнь, и отпустил меня. Я выбралась из воды, хватая ртом воздух. Схватив стрелу, которую сжала в руке, поднялась на ноги. Не успев опомниться, вокруг меня стал сгущаться круг людей в масках.       Я никогда не считала себя жестокой и подумать не могла о таком, но теперь, украдкой бросая взгляд на трупа, которого убила я, и на врагов, вдруг захотелось, чтобы то чувство, когда я вонзила лезвие в человека, — повторилось. То, насколько сильным было это желание, напугало меня.       Стрела была моим последним шансом, который я могла бы использовать для защиты. Конечно, при всем моем желании, благодаря наставничеству папы и братьев, я смогла бы перебить их, но не тогда, когда некоторые из них направляли на меня свои оружия.       Я медленно вращалась, стараясь не упускать никого из виду, мой взгляд искал выход из этой безвыходной ситуации. Стоп. Выход есть всегда и везде, как учил тебя папа.       Но внезапно я почувствовала резкую, пронзительную боль в спине. Удар был мощным, почти раздирающим, и я едва успела осознать, что кто-то подошел ко мне сзади. Я вскрикнула и упала, стрела выпала из дрожащих пальцев. Силы покидали меня.       Послышались выстрелы и глухие удары о землю. Мой мозг соображал слишком долго, и только тогда, когда передо моим лицом оказался труп, я осознала. Их всех убили. Папа? Неужели он успел?       Но это был не папа.       Сознание постепенно ускользало от меня. Боль в спине была невыносимой, но она медленно отступала, уступая место холодной пустоте.       Вдруг я увидела, как кто-то приближается ко мне. Сквозь туман перед глазами увидела высокую фигуру человека в белой маске. Маска скрывала лицо, оставляя только безмолвные серые глаза, которые смотрели прямо на меня.       Он опустился на колени рядом со мной, его рука, холодная и уверенная, коснулась моих волос. В этот момент мир вокруг словно замер.       Я не понимала, кто он?       Человек в белой маске начал шептать мне слова. Его голос был тихим, почти убаюкивающим, но в нем звучала скрытая сила. Я не могла понять, что он говорит, слова сливались в один непрерывный поток, но чувствовала, как его шёпот проникает глубоко в сознание, окутывая теплом и странным спокойствием.       — … ты даже представить себе не можешь, какой мощью ты обладаешь, — смогла я различить слова сквозь боль. — Долго же тебе пришлось ждать меня, Госпожа.       Я не понимала, почему он назвал меня Госпожой, но силы окончательно иссякли. Веки отяжелели, и я позволила себе погрузиться в темноту, унося с собой слова незнакомца.       — Арианна, держись, — омут воспоминаний погрузился в бездну, из которой я вынырнула и тяжело дышала, держась за голову. Итан ругался и ехал на большой скорости, который ещё не знал, что я увидела и чему стала свидетелем.       Я обессилено закрыла глаза и прежде чем без сопротивления позволить тьме поглотить меня, я наконец-то осознала, что продолжение того видео от Хоуп мне больше не требовалось. Я вспомнила.