Ушла, оставив меня одного

      

Казань 13 февраля 1989 год.

      Вторая неделя февраля выдалась невыносимой. И не только из-за обрушившейся на Казань непогоды. Пушистый снег за считанные дни превратился в месиво из грязи и льда. Промозглый ветер неприятно щекотал кости сквозь расстегнутый голубой пуховик юноши, окутывая того холодом.       Он шёл по раскисшей обочине, склонив голову вниз, считая собственные шаги, в надежде отвлечься от съедающего его нутро чувства вины. Признавал ведь, что сам причастен к произошедшему. Не приведи её туда, может его девчонка осталась бы в живых. Он мог бы отстоять её честь, доказав всем, что голубоглазая чистая. Юноша был готов отшиться от Универсамовских ради неё, да не успел — послушал брата старшего, что вторил — нормальные пацаны с такими не водятся и стыдно ему будет с младшим чушпаном иметь дела какие-то.       Пиная грязные кусочки льда, так удачно попавшиеся под ноги, парень и не заметил, как практически подошел к точке назначения. Черные витиеватые ворота, кое-где заледеневшие от нескончаемых перепадов температур, с самого начала нагоняли жуть на подошедшего к ним гостя.       Закурить сейчас хотелось как никогда, заставляя до побеления сжать челюсти и ещё не до конца зажившие костяшки рук, пряча их в карманах безразмерной куртки. Но юноша нарочито оставил полупустую пачку сигарет в зазоре между кроватью и стеной, ведь знал — Айгуль бы не одобрила. Она много чего не признавала в его уличной жизни, всегда говорила, что тот в один момент доиграется и оставит её ни с чем — одну в этом нынешнем жестоком мире. Парень на это лишь отмахивался, переводя тему или воспроизводя смешные сценки из просмотренных фильмов и мультиков, за которыми так любила наблюдать девчонка, заливаясь громким смехом, да так, что на них в недоумении оборачивались проходящие мимо люди.       И вот теперь он стоит напротив железных ворот. По правую сторону расположилась церквушка, прежде имевшая бледно-голубой цвет. Казалось, она переняла настроение новоприбывшего, окрашиваясь в безутешный сероватый оттенок. Лишь позолоченный купол, едва блестевший в столь пасмурную погоду, давал мнимую надежду на хорошее будущее, но уже без неё.       Постояв около входа несколько минут, парень все же потянулся к скрипучей калитке «Арского кладбища» Казани, проходя через неё и ныряя в пучину тягучего липкого страха, ударяющего точно в солнечное сплетение. Дышать стало тяжело, воздух пропитался скорбью и тихим плачем женщин где-то в глубине кладбища. Парень неспешно следовал к источнику звука окольными путями, скрываясь за высокими памятниками и поредевшими деревьями.       Он остановился метров за десять до сие события, запрятавшись за высокий дуб, чтобы никто не смог завидеть его. Гроб с телом четырнадцатилетней юницы уже подносили к месту захоронения, аккуратно ставя на сырую землю. Издалека парень смог разглядеть лишь красный пионерский галстук на шее девочки и бледное личико. На её губах до сих пор остался отпечаток той лучезарной улыбки, которую Айгуль всегда ему дарила при встрече.       Крышка гроба с резким стуком закрылась, разрезая образовавшуюся на кладбище тишину, нарушаемую лишь сдавленными всхлипами парочки женщин — мать и бабушка. Матушка, несмотря на свое отношение в последние дни к своей уже почившей дочери, рыдала навзрыд, прикрывая рот рукой и вытирая мокрые дорожки слез черным кружевным платочком. Она тоже винила себя за равнодушие в сторону девочки после случившегося. Тоже думала, что могла бы помочь и всё исправить, не подначивая к такому исходу. И парень, державший руки в карманах распахнутой куртки, размышлял так же.       Он стоял, словно не живой — словно умер в тот день вместе с ней, держась за хрупкую девичью ладошку. А она шагнула в пропасть из которой не выбраться уже.       Юноша смотрел, как она уходит, и не мог пошевелиться. Лишь одинокая слеза скатилась по напряженному лицу, в дань ушедшей подростковой любви — первой и единственной.