Не злодей в моей истории

      Аларик читал уже четвёртую сказку и почти убаюкал сам себя, а вот девочки держались стойко, ни одна из них засыпать и не думала. Если Джози хотя бы пыталась слушать, то Лиззи не проявляла никого интереса к тексту сказок, и она только и делала, что всячески задевала сестру, отвлекая и её. В итоге Рику приходилось прерываться, дабы разнять дерущихся сестёр, и он терял всякую суть прочитанного, и приходилось начинать сначала.       В какой-то момент нервы у мужчины совсем сдали нервы, и, дабы не сорваться на детях, он поспешил покинуть детскую. Пообещав, что скоро вернётся и прочтёт ещё одну сказку, он попросил дочерей лежать в кроватках тихо, хотя заранее знал, что просьбу они не выполнят.       Мужчина спустился вниз налил себе воды. Из детской уже доносились крики, но он не двигался с места, ему нужен был покой. Удивительно, но он был вымотан отцовством куда сильнее, чем в своё время охотой на вампиров. Их матери не было дома всего несколько дней, а он уже выжат, как лимон. А ведь когда-то он был уверен, что справится с детьми один…       Уверенности не хватило и на неделю, и вот Зальцман уже набирает номер, чтобы в сотый раз уточнить, когда она будет дома. Однако и через пять минут, и через десять, и через пятнадцать ответом ему были лишь длинные гудки с равным интервалом.       — Она не возьмёт трубку, — раздался вдруг мужской голос и, что удивительно, откуда-то со стороны, а не из трубки, которую Рик продолжал держать возле уха. — Она не возьмёт трубку, — повторил голос и добавил: — Сегодня она не появится дома.       Зальцман медленно обернулся на звук, параллельно ища свободной рукой что-нибудь потяжелее на случай, если нужно будет отбиваться, но перед ним стоял всего лишь Деймон Сальваторе. Мужчина выдохнул и отключил телефон.       — Как ты вошёл?       — Через дверь, — ответил Деймон, а его брови плясали фирменный танец.       — Всё время забываю, что ты больше не вампир и приглашение тебе не нужно, — всё ещё тяжело дыша, Аларик рухнул на диван, закрыв лицо детской книжкой, которую он вынес из комнаты дочерей.       — Я, конечно, больше не вампир, — Деймон присел в кресло напротив, — но оставлять дверь дома открытой, учитывая, что вблизи школа, полная сверхъестественных существ — весьма опрометчиво, хоть ты и директор.       — Кэролайн тебе звонила? — поинтересовался Рик, проигнорировав замечание Сальваторе о его растерянности.       — Видишь ли, благодаря подарку, который оставил мне младший братик, прежде чем сгореть в пламени ада, я теперь человек, и век мой короток, как и твой. Пробуждения Елены я могу попросту не дождаться. Как знать, может, ведьма проживёт дольше меня, — он закинул ногу на ногу, — и, видимо, поэтому наша блондиночка решила, что, даже если ты мне отрубишь голову, как гонцу, принёсшему недобрую весть, потеря будет не так уж и велика.       — Она всё ещё в Новом Орлеане? — спросил Зальцман, поглядывая в сторону кухни. Вряд ли ему захотелось сэндвич — он пытался вспомнить, куда запрятал бутылку спиртного.       — Нет, из города они выехали пару часов назад. Учитывая, что уже почти десять, и в пути ещё не меньше пяти часов, здесь они будут к трём и заночуют в доме её матери.       — Они? — Из всего многообразия слов, только что сказанных Деймоном, Рик, похоже, услышал только одно.       — Они с Клаусом, — уточнил Сальваторе и, усмехнувшись, добавил: — А здесь ты, похоже, можешь отрубить мне голову.       — С Майклсоном? — осторожно переспросил Рик, словно надеясь, что у Деймона есть другие варианты, но их, конечно, не было.       — Да, с ним. Он должен ей рассказать ей какую-то увлекательную историю о леди Ди. Как оказалось, семья первородных была участником происходящих с ней событий, — пояснил Сальваторе с некоторой завистью в голосе.       — О ком? — нахмурился Зальцман.       — О Диане, принцессе Уэльской.       — А-а, — растерянно произнёс мужчина, поднимаясь с дивана. Он напряжённо пытался вспомнить, что это за женщина, и попутно радовался тому, что вспомнил, где припрятал бутылку виски.       — Очень мудрая была женщина и красивая, — заговорил Сальваторе, словно пытаясь разнообразить молчание, — одна из немногих, кто действительно заслуживал называться человеком. И это говорю тебе я, бывший вампир, который в лучшие свои годы воспринимал людей только как еду, низшую ступень пищевой цепи, и лишь немногих я звал людьми, а не сосудами с кровью. Диана была одной из них.       — Да, быть может, принцесса Уэльская была потрясающей женщиной, — Аларик всё же смог вспомнить, кто это, — но неужели история её жизни, рассказанная первородным вампиром, стоит того, чтобы не быть со своими детьми?       — Это история стоит того, чтобы провести это время с ним.       Деймон Сальваторе говорил серьёзным тоном, и этот факт Рика особенно напугал — слишком к немногим вещам он относился серьёзно, и если в его голосе нет насмешки, то стоит признать, что закрывать глаза на странную связь вампирши и первородного гибрида уже невозможно. Жидкость начала булькать в стаканах, а Деймон продолжил говорить.       — Я могу умереть раньше, чем Елена проснётся. Нет, есть, конечно, способ попроще — просто убить Бонни, но, я думаю, убийство лучшей подруги она мне не простит, — усмехнулся Сальваторе, пригубив. — Так вот, я её понимаю в стремлении побыть с ним, а с детьми ты и сам управишься, ты же их отец.       Аларик слушал Деймона и не понимал, чего ему хочется больше — зарядить ему по роже, выгнать его из дома или с ним на пару напиться.       Его злил даже не Деймон, а ситуация, в которую он попал по собственной воле. Видя в Кэролайн заботливую мать, прекрасную хозяйку, соратника и друга, он позволил себе её полюбить, проигнорировав даже тот факт, что однажды он умрёт старым и дряхлым, а ей по-прежнему будет семнадцать. Но главное — он забыл о том, что это вовсе не означает взаимность. Он знал, что она никогда не предпочтёт Клауса, но не из любви к нему, а из-за боязни лишиться девочек. Сейчас он злился даже не на то, что она где-то с Клаусом и нарушила обещание, а на то, что забыл, что она ему вовсе ничего не обещала.       — Ты ведь знал, что так будет, — то ли спрашивал, то ли утверждал Деймон. — Ты человек, а она вампир. Затея с вашим браком изначально была провальной. Девочки вырастут, ты состаришься, а она останется прежней.       Ничего не ответив, Рик молча осушил второй стакан с виски.       — В отличие от Майклсонов, я не был участником жизни принцессы Дианы. Я был всего лишь сторонним наблюдателем и видел её всего раз, в толпе, во время её визита в Нью-Йорк, но её историю потом ещё долго пересказывали друг другу люди. У принца Чарльза ещё до Дианы была другая женщина, их отношения продолжались и все годы брака Дианы и принца, а после её смерти…       — Когда она умерла? — зачем-то спросил Зальцман.       — Тридцать первого августа восемьдесят седьмого, — произнёс Деймон и продолжил свою мысль: — Диана умерла, а Чарльз женился на Камилле, хотя та была в разводе, а в те времена церковь ещё запрещала браки разведённых, но наследнику Короны было на это совершенно наплевать. Он всё-таки женился на ней, поправ все законы и так или иначе принеся в жертву жизнь Дианы. Их, двух слабых людей, ничто не смогло разлучить, поэтому ты совершенно точно не сможешь разлучить двух бессмертных существ.       Аларик, по всей видимости, решив наплевать на похмелье, снова наполнил стакан и, выпив залпом, произнес:       — Как думаешь, она существует?       — Что — вечная любовь? — спросил Деймон, и брови его загадочно поползли вверх. — Да, чёрт побери, она существует. И уж она-то действительно вечна! Даже бессмертие вампиризма хрупко. Вампира может убить солнечный свет, укус оборотня; первородного вампира может убить белый дуб и яд Марселя Жерара, но вечную любовь ничто не уничтожит. Я не знаю, существует ли покой, но она точно есть во всех мирах.       — И когда это ты, циник, которому было на всё плевать и который, как ты сам сказал, воспринимал людей не иначе как еду, стал таким романтиком? — Рик поморщился то ли от выпитого, то ли от приторных речей бывшего вампира.       — Когда осознал, что моя жизнь конечна. Даже принцессы погибают в автомобильных авариях — что уж обо мне говорить? — философски заметил Деймон. — Эту короткую жизнь нужно наполнять смыслом вечной любви.       Всё сказанное Деймоном сейчас было вне понимания для Рика. Он осознавал лишь то, что он проведёт эту ночь в компании Деймона Сальваторе, который обязательно с ним напьётся, наутро будет мучиться похмельем, которым не страдал сотню лет, а его жена проведёт ночь в объятиях Клауса.       

***

      Расстояние между Новым Орлеаном и Мистик-Фоллс — около семисот километров, а значит, им предстояло провести в пути не менее семи часов, и это не могло не радовать. Да, конечно, Кэролайн безумно соскучилась по дочерям, а те, в свою очередь, успели позвонить ей около пятидесяти раз, но семь часов наедине с Клаусом — это награда, от которой Форбс ни за что бы не отказалась.       Они выдвинулись на закате (примерно тогда же она позвонила Деймону), и солнце клонилось к горизонту где-то там, за окнами автомобиля, что плавно двигался по серпантиновой ленте дорог, ни в коем случае не превышая скорость. Нет, Клаус вовсе не был добропорядочным автомобилистом — он просто растягивал минуты, которые сможет провести рядом с ней. Как знать, может, это в последний раз?       И вот позади уже осталась табличка с надписью: «Вы покидаете Новый Орлеан». Они пересекли черту города на закате, и Кэролайн могла поклясться, что по пути их следования простиралось много чего живописного и достойного внимания — деревья, люди и какие-то пейзажи, но ей совершенно не хотелось смотреть в окно. Вместо видов природы она любовалась им, его мужественным профилем, маленькой родинкой на шее. Взгляд первородного гибрида был устремлён на дорогу, одной рукой он держал руль, другой сжимал ладонь вампирши, и их пальцы крепко сплелись в замок, не разорвать. Счётчик наматывал километры пути, вместе с ними уменьшая отпущенное им время, и, чтобы не думать об этом, Форбс наконец спросила:       — Так что там с принцессой Уэльской?       — Видишь ли, дело в том, — улыбнулся Майклсон, — что наш Элайджа, истязаемый давно скрытыми постыдными тайнами, помимо благородства, обладает ещё одной чертой: при любых обстоятельствах он всегда пытается починить сломанное, а Диана была сломана беспощадной системой Короны…       — Но как они вообще познакомились?       — Мы все чем-то отличаемся. Элайджу истязают его же демоны, которых он надёжно прячет за элегантными костюмами. Кол — лукавый смутьян, волнующийся лишь о себе. Финн был преданным слугой, чья любовь легко искажалась ненавистью матери. Я — внебрачный сын, величайший позор своей матери, — говоря это, первородный почувствовал, как Кэролайн крепче сжимает его руку. — Ну и, конечно, Ребекка, единственная девочка средь четырёх братьев, — теперь он снова улыбнулся, глаза заблестели дьявольскими искрами. — Неудержимая, готовая рискнуть всем ради надежды, что однажды она обретет счастье, которого лишило её проклятие вампиризма. Мы баловали её как могли и то и дело повторяли: «Если встретишь симпатичного дурачка, не забывай о слабостях» — это был единственный совет старших братьев, к которому она часто прибегала. — Майклсон усмехнулся. — Одним из таких дурачков однажды оказался средний сын Елизаветы II…       — Эдвард?       — Эндрю, — поправил её Клаус. — Вопреки расхожему мнению мне не довелось знать, что вытворяет в постели моя сестра, — он подмигнул, — но принцу явно нравилось.       Кэролайн хихикнула и почесала тыльной стороной ладони нос, а Клаус продолжил говорить:       — Ребекка изо всех сил пыталась обрести счастье. Она искала его, кажется, в каждом уголке этого мира, и эти поиски нередко приводили её в самые неожиданные места. Так однажды она оказалась в постели принца Эндрю, младшего брата принца Чарльза, и, таким образом, мы все оказались на какое-то время приближены к королевской семье. И если Ребекка, увлечённая молодым принцем, ни о чём не думала, остальные занимались тем, чтобы венценосные особы никогда не узнали, что за чудовище вхоже в спальню одного из наследников, — прокручивая в голове следующую мысль, гибрид брезгливо поморщился. — Впрочем, справедливости ради стоит заметить, что Камилла Паркер-Боулз была чудовищем куда худшим, чем моя прекрасная сестра, однако её связь с наследником мало кого смущала.       — Может, то, что они любили друг друга, всё оправдывает? — несмело предположила вампирша, которая, в отличие от первородных членов семьи, что, оказывается, были участниками событий, застала лишь отголоски громких скандалов.       — Я так же стар, как и этот мир, — он оторвался от дороги и посмотрел на неё; так обычно смотрят на ребёнка, наивность которого умиляет. — Я видел все истории любви, о которых теперь написаны книги, сняты фильмы и ходят легенды. Любовь способна на всё, но она не должна приносить в жертву других. — Майклсон тяжело вздохнул — Хотя я и сам грешен этим. Именно любовь к Хоуп заставила меня принести жертву… Своего сына.       — Знаешь, в чём плюс вечности? — спросила она и тут же сама ответила: — Они вырастут, я стану им не нужна, и тогда…       «И тогда нам не придётся приносить их в жертву», — подумал Клаус, а вслух произнёс: — Я уже сказал тебе однажды и готов повторить: я буду ждать тебя, через год или даже век…       — Какие они? Королевы и короли? — спросила она, осторожно переводя тему, но во взгляде явственно читалось: она всё понимает, и однажды она придёт.       — Могу сказать одно: все члены королевской семьи могли бы с лёгкостью потягаться с нами в кровожадности и жестокости, и только Диана, принцесса, покорившая сотни сердец и в том числе сердце моего брата, была совсем другой. Она была живой. Если все остальные члены королевской семьи давно превратились в безжизненные статуи, которые зачем-то нужно содержать налогоплательщикам, то Диана была истинно живой. Ещё никогда за тысячелетнюю жизнь никто из нас не видел такого контраста между живыми и мёртвыми — это при том, что мы мертвы, а все остальные живы. Тысячу лет назад мать сделала из нас чудовищ, и мы проживали бессмысленную вечность, прячась от людей, сбегая с места на место. Кажется, что за это время не осталось ни одного клочка земли, куда бы ещё не ступала наша нога. Мы скитались в поисках покоя и пристанища. Но потом мы привыкли, научились жить среди людей, создавая иллюзию, что мы такие же, как они. И мы не могли представить, что однажды мы встретим чудовищ худших, чем мы сами, но они, в отличие от нас, даже не пытались быть похожими на людей.       С каждым новым словом Клауса Кэролайн хмурилась всё сильнее. Каждая девочка с детства мечтает стать сказочной принцессой, думая, что это мир, в котором не существует печалей, а когда иллюзии рушатся, это всегда неприятно.       — Тысячу лет назад мать сделала из нас чудовищ, но клялась, что любит своих детей, даже когда пыталась нас уничтожить. Позже мы поняли, что они делают то же самое. Медленно убивая Диану, члены королевской семьи клялись ей, что всё делают ей на благо. Что она слишком юна, чтобы всё понять, хотя она и вправду была очень юной. Элайджа впервые увидел её на балете, что давали в честь дня рождения принца Уэльского; ему исполнялось тридцать пять. И, конечно, на сие мероприятие были приглашены все члены семьи. Среднего сына Елизаветы, Эндрю, сопровождала Ребекка. Впрочем, давай по порядку…       Иллюзии вампирши рушились; так волна смывает с берега песочный замок, накатывает снова и снова, и так до тех пор, пока от него ничего не остаётся, а Клаус начинал рассказывать историю, что навсегда останется скрыта от человечества.       — Это было четырнадцатого ноября тысяча девятьсот семьдесят третьего года…