Тошнотворные сны

      Пенни смотрит во все глаза на струйку крови, текущую длиннющей змеёй по мальчишеской челюсти, и чудится ей, что шаги уже за стеной, стук приклада, и глаза те и пуля снова рядом. У неё, оглушённой, темнеет в глазах, но Пенни всё равно держит веки открытыми, колотящееся сердце орёт не в грудной клетке, а где-то в мозгах: уходить.       Сваливать, уносить ноги, бежать и не оглядываться.       Пенни пялится на кровь, на Талона, держащегося за сломанный нос; интересно, а если бы она не успела, то осталась бы ещё и без глаза? Девушка тянется к коротким волосам, затем щупает оставшийся хвост.       Придется закалывать заколкой. На хвост скорее всего не хватит. А кривой ей не нужен. О двух говорить нечего.       Родись она бетой, смог бы организм всё это выдержать?       Пенни думает, не шевелится, продолжает смотреть как малолетняя мразь смеётся и поднимается с колен.       Скрип переключает внимание, превращая назревающую агрессию в настороженность — что-то здесь не так.       У стены рядом валяется какая-то сумка, в ней хлам.       А может быть оборудование — никогда не знаешь, что выкинет Талон.       Следы борьбы и сильный металлический запах. Возможно присутствие сильных нот горелого мяса.       К горлу подкатывает ком. Склизкий, мерзкий.       Пенни в ступоре пялится на покромсанную человеческую руку, вывалившуюся из не до конца закрытого шкафа — не верит в происходящее.       Это он сотворил? Этим он занимался? Талон хрипло посмеивается, кивает в ту сторону:       — Нравится?       Пенни хочет порвать его на кусочки. Пенни ползёт пятится назад, осторожно тянется к ножу, закрепленному тонкими ремешками на предплечье под курткой, накинутой на кофту.       Если не успеет достать — пустит в ход зубы. У неё добротные клыки и сильная челюсть.       Взгляд цепляется за некрасивый (кому ты врёшь, дура) теперь профиль — Талон поворачивает голову вбок, утирает красное над губой. Сплёвывает.       Пенни засматривается с ожиданием чего-то страшного.       "Девочка, да ты умница" — думается ей.       Там видно хрящ и выступ косточки, мясо...       Она определённо горда тем, что въебала так сильно. Руки скользкие от пота, шея тоже мокрая — ужасно противно, но зато это не кровь. Её.       Нет, правда это маленькая победа. Ещё одна. Пенни хочет улыбнуться, но закусывает щёку с нескрываемым злорадством, написанным на лице. Пусть подумает дважды, прежде чем снова вытворять такое.       Выкуси, тварь.       Девушка отвлекает себя от только что увиденного мелочными мыслями, и всё-таки не может сдержать победной ухмылки. Пусть только попробует подойти, она ещё что-нибудь сломает.              Талон тем временем отряхивает руки, ставит их на пояс:       — Ну, давай поговорим сначала? А то, знаешь ли, некрасиво вышло. Шмыгает, снова вытирает кровь над губами.       Он выглядит опасно. Говорить теперь не особо хочется.       — Что ты собирался сделать? — она старается держать голос ровно. Но не получается. Выходит слишком странно: самонадеянность на фоне шока выглядит глупо.       Контроль ситуации явно не в её руках, а забрать сейчас не выйдет.       — Какая разница? — он странно улыбается.       У Пенни по спине ползёт самый настоящий ужас. Как ему не больно? Почему стоит так, как будто ничего не произошло?       Значит ей не показалось. Он действительно накурился. Или как там употребляет — она не знает.       — Ладно, — девушка щурится, медленно встаёт, положив руку на ушибленное место, — что ты хочешь рассказать?       — Я? Что рассказать?       Твою мать, да он же под чем-то! Пенни делает неутешительный вывод, присматриваясь к его лицу и мимике.       Значит, нужно просто подождать и не проявлять агрессию…       — Пока не страдаю амнезией. Это ты попросила встретится, насильно сюда я тебя не тащил, — он наклоняет голову, — мешаться под ногами пришла?              — Ты ахуевший со своими делами! — Пенни вскакивает, пошатываясь, царапая подушечки пальцев об бетонную колонну.       Талон вскидывает брови, злобно скалится, подходит ближе:       — Может тебе тоже язык отрезать?       Пенни щерится, напрягается. Если кинется ещё раз, живым уйдёт только один из них — она гарантирует.       — Мне из-за твоих дел отстрелили волосы, ты блядь, вообще нормальный? Мог предупредить? Мог сказать, что помимо тебя, сволочи обдолбанной, есть ещё кто-то?       Талон резко поворачивает голову в сторону, внезапно напрягается, а потом тихо посмеивается:       — Ага-а-а, а вот и наш блудный сын…       Пенни тоже чувствует что-то. Очередной странный запах, сладковатый и похожий на ягодный. Немного приторный.И шум этажом ниже. Девушка сосредотачивается, пытается уловить чужие эмоции.       У неё от напряжения начинает болеть голова. Плохо дело, очень плохо.       Как хорошо что ей не хватило сил на крик… Гаджет сглатывает, прижимается к колонне.       Что делать, что делать?       — Лезь к тому счастливчику в шкаф. Быстро. Если не хочешь, конечно, чтобы стрелок тебе ещё и дыру во лбу оставил, — Талон поднимает с пола свой нож, нехорошо ухмыляется.       Пенни плохеет окончательно, и она не двигается.       Что он собрался делать?       — А ты чего боишься? Мёртвые не кусаются, — он прокручивает чехол на пальце, о чём-то недолго думает, засовывает оружие обратно.       — Ну, может быть.       Талон смеётся и вздыхает, как будто ему предстоит заняться невыполнимой задачей.       Соберись, дура. Дура-дура-дура, лучше бы отдохнула за эти две недели!       За что ей всё это?       Пенни прикрывает рот рукой и кидает злобный взгляд на другого альфу, который больше напоминает истеричную девицу с кривым еблом.       Буквально.       Талон отвечает ей тем же и разминает плечи.       Он с грацией тощей помойной кошки забирается на балку, умело орудуя хлыстом на минимальном напряжении, подтягивается, как будто специально для неё тянет ноги, делает колесо и на Пенни смотрит свысока, как на канализационные помои.       У неё снова начинает подкипать. Как же любит показать то, что она не сделает. Пенни слишком крупная, у неё не такие тонкие руки, талии без утягивающего белья тоже практически нет. Точнее, если бы Пенни не занималась, её не было бы. Она с таким усердием прячет бёдра и широкие плечи под ветровками, тяжёлыми тёплыми кофтами и куртками, когда этот, ей по подбородок, носит шмотки в облипку и демонстрирует всем свои прекрасные востребованные модельные данные.       Шлюха. Мария, какая же он блядь.       Пенни не богохульствует, она молится. Пока что не проклинает. Она уверена, что он продавал свои фотки какому-нибудь уёбку в даркнете за неплохие деньги. А если нет, то обязательно до этого докатится. Когда-нибудь Пенни обязательно скажет ему всё, всё до единой мысли, и сломает не только нос.       Кло продолжает пристально на неё глядеть, как будто хочет нащупать что-то, а потом вытащить на всеобщее обозрение.       Она хочет опозорить его на весь район, на всю страну.       Это не зависть — убеждает себя Гаджет. Это ненависть. Почему он имеет право унижать и оскорблять, калечить её, приписывать вещи, совершенно несвойственные.       Почему из-за какого-то тощего паршивого пацана у неё проблемы с нервами и гормонами, почему у неё нет нормального сна. Почему вместо него обрывки воспоминаний, искажённые и пугающие, ненастоящие, приправленные самыми худшими исходами событий.       Талон продолжает на неё смотреть, а Пенни всё сильнее загорается идеей помочь ему с открытым переломом.       Может дядюшка пожалеет и даст отгул.       Ей хочется вцепиться ему в волосы, бросить вызов, подраться до кровавых соплей и крошек зубов — как же он её бесит, как же выводит из себя. Пенни с удовольствием расцарапает его идеальное, ой простите! Теперь нет, не идеальное, личико с хорошей и не сухой кожей, без мешков под глазами и веснушек, родинок, за которые её он называет больной и уродливой. Пенни с удовольствием посадит его на цепь, как собаку. Совсем немного потерпеть осталось. Она своё обязательно получит.       На самом деле девушка только храбрится, ей очень плохо; но неслышные шаги приближаются, запах Пенни чувствует всё отчётливее и лучше. Он не просто странный, от него хочется убежать или спрятаться: так пахнут убийцы и наёмники, те, с которыми лучше никогда не сталкиваться и дел не иметь.       Она поднимает голову выше, чтобы посмотреть на реакцию Талона.       И понимает, что возможно, бояться ей стоит только его.       В темноте практически уже неразличим, слился с граффити и проводами, с серостью холодных стен и ржавчиной железных балок.       Он сосредоточен, сгорблен, и хищная улыбка с губ не сходит. Она знает, что ни одной здравой мысли в этой голове нет.       Она знает, что этот некто пришёл сюда зря.       Пенни решает послушать совет, выполнить приказ или просьбу, что бы то ни было: тихо крадётся к железному шкафу, и сдерживая рвотные позывы, залезает в него, уже прощаясь со своей одеждой — будет отлично, если её всё-таки удастся спасти, и запах не въестся в ткань до основания. Пенни как будто в тумане прислоняется к стенке, задерживая дыхание. На самом деле ей нужно дышать ртом, чтобы не схватить панику или не задохнуться в этой вони.       Она старается не касаться тела, не смотреть на него.       Поэтому сосредотачивает своё внимание на происходящем снаружи.       Но время идёт, и ничего не происходит. Наоборот, наступает странная зловещая тишина. Мёртвая. И пахнет сладким всё сильнее — Пенни зажимает нос рукой, прислоняется лбом к щёлочке, через которую видно хоть что-то.       Гаджет сглатывает, когда в проёме неожиданно возникает высокая крепкая фигура.       Она, не чувствуя рук и ног, вжимает голову в плечи, чуть подаётся назад, чтобы не было видно кусочка кожи.       Человек проходит дальше, к центру. Он осматривается, бесшумно идёт к центру.       Ещё чуть-чуть и…       Бам.       Талон резко спрыгивает, точно мужчине на плечи.       Тот начинает хрипеть, резко взмахивает руками.       Талон смеётся, начинает душить.       Бёдрами до жгучей боли в мышцах сжимает мужскую голову, опасно проворачивает шею; точнее пытается, но не выходит. Жертва сопротивляется, Талону приходится вывернуться, опасно наклонится вбок, чтоб лезвие прошлось аккурат параллельно к его щеке: мальчишка хватает противника за запястье, выбивает нож, который на вид дороже, чем собственные сапоги.       Талон, присвистнув, с силой пинает мужчину по рёбрам, и надеется чудесным образом попасть по желчному пузырю. Чем меньше свидетелей, тем лучше.       Он вырубает человека точным ударом в голову, и снова кувыркается, ловит мужчину, прежде чем он свалится на пол.       Грохот ниже кажется игрой воображения.       Пенни была бы рада, будь это так.       Но Талон тоже это слышит.       И начинает шевелиться быстрее.       — Твою мать, откуда здесь второй? — он шипит, затаскивая бессознательного мужчину за лестницу, предварительно нацепив на него спизженные у Пенни наручники.       Сама Пенни молчит, обдумывая ситуацию. Слишком много внимания у этого места и слишком много событий за какие-то два часа.       Очень, очень странно. Ей страшно, но это ведь значения не имеет.       Пенни ощущает ещё большую сладость. Но она как будто фальшивая, ненастоящая, напускная. Ладан. Пенни чувствует ладан за пеленой приторного аромата.       Надо запомнить этот запах. И очень хорошо. Неспроста всё это.       Сердце колотится бешено.       Талон моментально преодолевает большое расстояние от лестницы до шкафа, и забирается к ней. Она чувствует, как он тоже занервничал.       Как же плохо и тесно.       Всё кажется ненастоящим. Нереальным. Сюрреалистичным. Картонные красочные декорации, расписанные... Кровью. Пенни вздрагивает: изуродованный труп смотрит на неё закатившимися глазами. Или это галлюцинации. Может ей только так в сумраке кажется. Она очень некстати вспоминает, что у Талона рука по локоть бордовая.       Альфа закусывает губы, вжимается в стену.       Её тошнит.       Неровные царапины от его перчатки длинные, глубокие, резаные раны выглядят свежо и отвратно. Из кармана мужчины торчит бюллетень — пропаганда церкви, крестик на шее согнут и тоже заляпан в красное. Тристан Талон дышит в плечо бесшумно — они оба слышат шаги.       Топ-топ. Топ-топ. Топ-топ.       Человек с винтовкой добрался. Она уверена, что это именно тот, который стрелял в неё. Внутренности уходят вниз, в пятки, Талон продолжает держать почти остывшего человека рядом с мерзким выражением лица. Никому не нужен хвост и лишний шум. Стемнело достаточно, а лужа крови (наверное) подсохла и стала менее заметной. Наверное. Если у стрелка плохо с нюхом, скорее всего огромное пятно он не заметит. Мало ли кто здесь шлялся и что разбил. Слишком глупая надежда, конечно. До абсурда наивная.       Пенни зажимает нос рукой. Талон давит на ногу— кофта шуршит. А вокруг очень тихо. Железный шкаф итак ржавый, старый, ужасно пахнущий внутри; на мозги ей давит усиленное обоняние, воющее в истерике.       Пенни случайно касается второй, целой руки мужчины, и чувствует что-то странное. Нет, нет подождите. Такого быть не может.       Ведь правда?       Она нащупывает примерное местоположение пульса, и выжидает слабое… Хоть что-то.       И она чувствует, твою мать! Есть пульс! Есть! Есть надежда!       Пенни готова разрыдаться от… От всех чувств, которые она сейчас испытывает. На неё накатило облегчение, радость, усталость и одновременно страх: нужно ведь его отсюда вытащить, он ведь не протянет, потеря крови огромна! Пенни не знает уже ничего, она ни в чём не уверена.       Парень подаётся вперёд буквально на пару миллиметров — слабая затухающая полоса света падает ровно на глаза.       Но Пенни обращает внимание на его нос. Тошнота подкатывает снова, и она пытается подавить рвущееся наружу содержимое желудка.       Всё ещё непонятно, как он не устроил ей матч-реванш. Обычно Талон незамедлительно пытается восстановить собственную репутацию в глазах если не окружающих, то собственных. И подлатать уязвлённое эго — его побила девчонка! Да ладно альфа, это неважно! Женщина надрала зад, это же вершина унижения! Да ещё такая несуразная, недалёкая, тупая. Она же ему не ровня. Корабли не строит, в точных науках степеней не получала, только копается в машинках и возилась давно в металлоломе, собрала роботов по подобию дяди, подумаешь!       В коридоре слышны шаги. Снова.       В проходе снова появляется человек.       Становится жутко. Пенни опознаёт стрелка.       Не дышит, не шевелится, как будто на несколько ужасно долго тянущихся минут умирает. Талон же мрачнеет, сжимает кулаки — видимо, он его знает. А если нет, то она не совсем понимает реакцию.       Пенни, если честно, уже вообще ничегошеньки не понимает.       Её бросает то в жар, то в холод. Желудок продолжает крутить.       Она молится, чтобы этот несчастный человек продержался.       Она обязательно его вытащит.       Она же обещала защищать и спасать людей. Кем же она будет, если не попытается, если не справится?       Не выходит. Пенни жмурится. *       Проходит около получаса с момента появления стрелка. Пенни доверяет своим внутренним часам, и не может больше находится в этом шкафу. Талону, кажется, это тоже надоело, поэтому он, подозрительно прислушавшись, а затем открыв дверцу, выбирается из душной металлической коробки.       — Выходи. Я всё проверю. Если хочешь, можешь этих двух притащить Стильштейну в качестве подопытных. Я думаю, он оценит, — Талон осторожно подходит к окну, говорит негромко.             Пенни трёт глаза, вываливается наружу и почти падает на колени. Какой ужас. Что ж. Надо пользоваться, пока есть шанс. Она вообще не понимает, как ей сейчас всё это пережить и со всем справится. Но она должна.       Девушка оборачивается на изуродованного мужчину и собирает всю свою волю в кулак.       Она заранее открывает джи-портал и снимает с себя куртку для того, чтобы замотать в неё руку.       Дышать. Главное дышать. Дыши Пенни, дыши, ни о чём не думай. Всё решится, просто позже. *       — Роб! Помоги ему! Я вернусь и всё объясню! — Пенни с отчаянным криком ссаживает с себя человека на пол под немой и многовыразительный ахуй Профессора, написанного у того на лице. Прежде чем он успевает открыть рот, девушка, с максимально виноватым выражением лица, шагает обратно в портал. Пенни показывает жест, который подразумевает снесённую голову, и окончательно теряется в пространстве голубого неона.       Если не вернётся, Талон устроит невероятное шоу. Возможно закатит истерику, возможно снова попытается дотянуться до глаз.       Ей нужно забрать ещё одного.       Вперёд дорогуша. Пусть лучше хорёк разбирается со снайпером. *       Пенни морщится, обнимает себя за плечи.       Талон предлагает прогуляться и убедиться в том, что больше здесь никого нет. Девушка конечно же сомневается, думает о том, что так-то это идея неплохая. Но просто с ним оставаться опасно. Сейчас. У Пенни всё болит, ноет, ей хочется сжаться и лечь в кровать. Они идут наверх. Единственное, что ей остаётся делать — идти за ним.       — Итак, ты всё-таки взломал базу?       — Да. Там интересного ровно нихуя, всё о военных наработках. Нас не касается, — показательно махнул рукой, — но кое-что выцепил. Почему-то все беспокоились о неком Альянсе. И о том, что его нужно разобрать, или не дать собрать, или наоборот, использовать его как транспортный путь. Тупо обрывки протоколов. Здесь, на этом заводе, создали пару деталей этой херовины. Мы должны порыться как следует и найти документы. Ну, начинай, псинка, фас! Так хорошо уебала с ноги, что меня до сих пор звенит в ушах. Какие предположения?       Альфа хочет ёбнуть ему по голове. Так, чтоб звенело ещё дольше.       Пенни хмурит светлые брови, кусает щёку изнутри — кинуться на него хочется ужасно, до одури! Если ещё хоть что-то скажет…       — Давай, сучка, ищи! Или тебе тогда перцовкой весь нюх отбило? — он издевается, пинает пустую бутылку из-под какой-то газировки. Гнида. Пенни за сегодня итак досталось немало. Спорить c Талоном она не хочет. Намеренно пропускает мимо ушей фразу.       — Я не знаю. Тут твои дела. Меня ты даже не слушал.       — А у тебя что, было время на разговоры?       Девушка отчаянно пытается забыть голоса и картинки, всплывающие в голове.       Замолчи, ради всего святого.       Альянс… Какое-то невероятное случайное удачное совпадение. Если это действительно оно.       В памяти однако что-то шевелится, и альфа просто не даёт себе закончить логическую цепочку. Потом, всё потом. Сейчас важнее найти бумаги и не попасться на глаза человеку с винтовкой. Даже если Талон слышал, как уезжала машина, даже если кто-то отсюда действительно уехал… Всё может быть. Никто не гарантировал отсутствие ловушек.       Хотя… Тут пострадать можно просто из-за собственной невнимательности.       Они идут по бетонной обвалившейся лестнице, но достаточно целой, чтобы нога не застревала в каждой дыре.       Талон что-то тыкает на своём браслете, перелистывает странички соцсетей и какие-то подозрительные форумы.       — И как сдала?— спрашивает как бы между делом.       — Ты же всё знаешь. Зачем спрашиваешь?       Он поворачивает голову, и делает такое ублюдское невинное личико, что у Пенни чешутся кулаки. Снова.       — С чего ты взяла, м?       — Это же ты. Всегда докопаешься. Только не пойму, зачем тебе эта информация, — она пожимает плечами, — неужели делать нечего? Парень хмыкает, скрывает голограмму:       — Да просто интересно было смотреть за тем, как ты позоришься. Если берёшь максимальный балл, уровень,то нужно как минимум соответствовать внешне, лицо держать например. Шмотки свои видела? Это же просто пиздец, кто тебя в таких обносках вообще допустил.Смотрел все выступления, признаюсь, со скуки. Ну, ты явно не дотягиваешь до претендента на должность не то, что Старшего, даже просто агента. Ты же посредственная, даже у Кайлы движения выработанные, точные. А она обыкновенная. Ты когда видела, чтобы бета, которая не занималась, показывала лучший результат нежели альфа, с уже заложенными природой данными? И если быть ещё честнее…       Пенни дальше не слушает. Ей окончательно сносит крышу. Но ноги и руки ватные, а в голове ужасная каша. Драку затевать бессмысленно. Пенни неслышно вздыхает. Пусть и дальше поливает её дерьмом. Ей всё равно.       Девушка гасит злость как будто задувает свечку на день рождения. Или просто свечку. С лёгкостью и сожалением. Огонёк горел красиво.       Он пиздит ещё какое-то время, но не получает реакции, и уже было разворачивается, чтобы вплотную подойти к Гаджет, как резко, ему приходит какое-то уведомление. Пенни сглатывает и благодарит высшие силы.       — Нам нужно спустится в комнату этажом ниже. Через дыру в полу. Какие же долбаёбы, а. С какого хуя они решили, что бумажки под землёй?       На самом деле он такой же. Просто удачно подсмотрел кое-что и решил проверить в другом месте, чтобы сэкономить время.       По факту, если бы они реально искали под цехом, то ничего бы не нашли. Вся документация в кабинете секретаря.       Интересные вещи, которые Талон выпытал у людей Стальнога, он проверит позже. Не хватало, чтобы Пенни тоже заимела козырь в рукаве.       Гаджет осматривается, с опаской держится рядом с Талоном, уверенно идущим по старым кускам мусора. Она старается смотреть под ноги, чтобы не упасть и не напороться на гвоздь, например, или другую гадость. Стекла в этой части здания, даже битого, почему-то нет. Тоже подозрительно. Она хмурится, создаёт голограммное окошко, освещающее пространство лучше, чем слабенький дохлый фонарик.       Ох, как же Пенни устала.       Девушка осторожно обходит остатки стены, и наконец-то рассматривает что-то, отдалённо напоминающее углубление, и идёт быстрее. Кло сзади снова копается в сети, и изредка поглядывает вперёд.       Откуда об этом всём узнал Талон она знать не желает. Она понятия не имеет, как можно разведать такое.       Что ж. Если начнёшь смотреть в бездну, она начнёт смотреть на тебя в ответ. Вдох-выдох. Девушка опускается на колени и размышляет. Как бы аккуратненько спуститься без помощи этого обмудка…       Да никак.       — Есть хочется, — он наконец-то её догоняет, наклоняется ближе, оценивая дыру. Пенни сейчас хочет разве что приземлится без проблем на свои две, и не сломать ничего, а ещё не разодрать одежду о штыри и арматуру, торчащие в разные стороны со всех, собственно, сторон. Но у Талона другие планы: он кажется, настолько уверен в себе, что даже не смотрит вниз и без сомнений прыгает, не волнуясь о том, что может остаться без куска кожи.              Господи, Пресвятая Мария, когда же он уже блять убьётся. Пенни не будет рыдать. Она плюнет прямо в могилу, подарочек на прощанье в самый раз.       Он хватает её за рукав, и Пенни как будто в замедленной съёмке опасно наклоняется вперёд, но успевает упереться руками в края; Талон же так же быстро её отпускает, и, хохоча, исчезает в темноте.       Гаджет, поперхнувшись воздухом и сдавленным криком, резко подаётся назад. Она почти не осознаёт, что происходит.       Руки ужасно болят, чёрт бы его побрал!       Пенни шипит, закусывает губу, отползает назад и с обидой, со слезящимися глазами прижимает ладони с кровоточащими полосами к губам.       Зачем эта тварь так делает?       Злость кипит невероятно, девушка сжимает кулаки:       — Чтоб тебя дядюшка окунул в чан с кислотой, конченый.       Она надеется, что он услышал.       Пенни ждёт, пока боль чу-чуть утихнет, собирается с духом и включает фонарик на Кодексе.       Нужно спускаться. *       В полуразваленном кабинете тёмно-зелёные облезлые обои, пыльные тумбы, два шкафа, старый чайник и примитивно спрятанный за картиной сейф. Он тут успел всё разворотить и перерыть. Удивительно. Мда. Безопасность здесь явно на высшем уровне. Пенни суёт руки в карманы и тащится К Талону, вскрывающему пол. Она не задаёт вопросов и просто смотрит.       Он отдирает паркет и достаёт из старого потёртого картонного коробка грязную папку. Толстую. И флешки. Много флешек. На дне образовавшейся дыры видны тубусы, такие же по качеству.       Пенни молчаливо протягивает руку, и Талон с каким-то огромным снисхождением отсыпает ей штук пять.       Она краем глаза замечает дату на титульном листе.                   09.09.2004.       Статья всплывает в памяти. Вопросы начинают буквально мелькать перед глазами.       Нет, нет, нет. Всё потом.       — Часть забираю я, часть забираешь ты,—Талон отряхивает руки, ставит один из тубусов рядом с ней. Свой он сканирует и отправляет в цифровое подпространство. У Пенни же такого нет. Ей придётся снова тащить всё на себе.       Погодите, а где её сумка…       — Я думала тебя отблагодарить, но видимо обойдёшься,—она нарочно делает поникший голос.       — Если ты про выпивку, которую оставила на третьем этаже, спешу тебя огорчить. Я давно её забрал.       Тва-а-а-арь.       — Пошли. Пора возвращаться.       — Мне нужно в Управление. К Стильштейну.       Талон на удивление не строит из себя непонятно что. Он просто протягивает руку, даже смотрит без какой-то насмешки.       Наверное тоже устал. *       Роберт хочет их засунуть в клетку, предварительно отобрав все игрушки.       Эти идиоты притащили разыскиваемого рецидивиста, умирающего раненого человека, практически мёртвого. Ему, химику, на стол. Он блять не врач.       Хорошо, что Стильштейн не боится крови и таких вещей. Хорошо, что он смог быстро оказать срочную помощь.       И так же срочно вызвать скорую — с таким в медпункте Штаба не разбираются. Возможно хорошо, что Пенни суёт свой нос куда не надо. Но это совершенно другой разговор.       Роберт набирает шефа, готовится выплеснуть гневную тираду.       Пенни стоит понурив голову, как провинившийся щенок. Её дружок больше напоминает в край обнаглевшего... Роберт воздержится от комментариев.       — Роджер, да-да, извините, Куимби, у нас тут проблема. Знаете, не могу оценить серьёзность, но могу сказать, что наша Пенни имеет нюх на всяких б… Опасных преступников! Она прямо-таки восходящая звезда нашего маленького учреждения. Вы представляете, она на собственной спине приволо… Она привела в наручниках Вацлава!Да, я сам в шоке! Обязательно приходите, очень ждём вас! И отправьте информацию ФБР, они тоже будут рады поимке такого опасного злодея! —Профессор говорит таким противным заговорщическим голосом, так противно меняет интонацию. Он очевидно насмехается над ней.       Талон стоит с довольным лицом, и чуть ли не умирает со смеху.       — Ну и как, нравится тебе ловить,—он кивает головой на бессознательного Скленаржа,— таких вот? Знаешь, ты действительно большая молодец. Может быть, меня тоже засадишь. Когда научишься острить например. А пока тебе предстоит о-о-очень много работы.       Кло привстаёт на носки и одобрительно хлопает её по голове.       Пенни пока что держит руки при себе. И терпит.       Роб будет не очень рад, если она разнесёт ему лабораторию.       К ним заходит дядя. И Талон резко испаряется. Словно его тут и не было.       Впрочем, как обычно.