N.O.A.

Тучи сгустились, небо прорезают вспышки молний, и воздух дрожит от ударов грома. Ветер гоняет листья и мусор по улице, завывая в проводах. — Помнишь, как в детстве ты боялся гроз? — ехидно спрашивает Венти, получше кутаясь в плед. Взгляд слегка насмешливый, но в голосе больше тепла, чем насмешки. — Конечно, помню, — отвечает Сяо, качая головой. Он хмурится, но его губы дрожат, словно готовясь улыбнуться. — Не понимаю, зачем ты вообще это вспоминаешь. — Потому что это было смешно. Ты прятался под одеяло, словно оно могло тебя защитить от молний. — Тогда это казалось логичным, — возражает. — Ты же знаешь, как мне тогда страшно было. Каждый раскат грома — и всё, я думал, что крыша дома сейчас просто рухнет, небо на землю упадет и всё такое. — А я ещё специально рассказывал всякие жуткие истории, — Венти смеётся. — Прости за это, я был маленьким идиотом. — Маленьким идиотом? Ты чуть не довёл меня до паники пару раз. Помнишь ту ночь, когда ты рассказал мне, что молния может ударить прямо через окно, если оно открыто? Я потом целую неделю спал с закрытыми окнами, даже когда было душно. А твои истории про шаровую молнию? До сих пор жуть берет. — Да, помню, — смеётся, прикрывая рот рукой. — Но это же сработало! Ты хотя бы перестал спать с открытым окном и болеть, — Венти склоняет голову ему на плечо. — Сработало? Нет, это только сделало хуже. Я всю ночь лежал и слушал, как дождь барабанит по стеклу, представляя, как оно вот-вот разобьётся. — Знаешь, мне тогда казалось, что я делаю хорошее дело, — задумчиво произносит Барбатос. Его голос становится чуть мягче. — Хотел, чтобы ты был сильнее, что ли. Но, наверное, это был не лучший способ. — Как ни странно, сейчас я грозы не боюсь. Кто знает, может, это «закалка» из детства сработала. — Правда? — Венти удивлённо поднимает брови. — Ну да. В какой-то момент я просто понял, что бояться бессмысленно. Гроза — это всего лишь природа, её нельзя контролировать. Я решил, что лучше просто смотреть на молнии и наслаждаться зрелищем. Сейчас иногда даже чувствую себя спокойнее, когда всё вокруг грохочет. — Значит, из моего издевательства всё-таки вышло что-то хорошее? — Не льсти себе. Сяо стоит у самого края, облокотившись на холодные металлические перила. Его взгляд прикован к пустынной улице, где в хаосе дождя и ветра мелькает фигура. Низкого роста парень с трудом пробирается сквозь порывы ветра, прижимая к себе небольшую картонную коробку. Его лицо напряжено, шаги торопливы, будто он пытается успеть куда-то, несмотря на непогоду. — Что он там делает? — тихо спрашивает Алатус скорее риторически. Он продолжает следить за парнем, пока молния не рассекает небо, ослепляя на секунду. Гром гремит почти сразу, и тут же дерево у края дороги с треском ломается. Ветка обрушивается прямо на парня. Коробка выпадает из его рук, а сам он падает на тротуар. — Чёрт! — выдыхает Сяо, отталкиваясь от перил. Он быстро разворачивается, спрыгивает через порог балкона и исчезает в квартире. На улице дождь хлещет без остановки. Сяо выбегает из дома, отчего в ту же секунду промокает до нитки. Он подбегает к пострадавшему, который уже пытается подняться, держась за руку. — Ты в порядке? — спрашивает Алатус, опускаясь на корточки рядом. Лицо юноши ему показалось знакомым: светлые волосы, голубые глаза, россыпь веснушек на щеках. В голове сразу всплывает воспоминание, как этот парень в панике и страхе стоял на дорожке в парке, куда Сяо и Сайно ездили на место преступления. Блондин мотает головой, задыхаясь от боли. Сяо замечает кровоточащую ссадину на предплечье. — Вставай, — говорит он, поддерживая его под локоть. — Пойдём ко мне, нельзя здесь оставаться. Тот не сразу соглашается, но, видимо, боль и шок побеждают сомнения. Алатус помогает ему подняться, берёт коробку и ведёт его в квартиру. Внутри тепло и сухо, хотя звуки грозы всё ещё гремят за окнами. Сяо усаживает гостя на угловой диван в кухне, а сам достаёт аптечку. — Дай посмотреть руку, — говорит он, осторожно поднимая мокрый рукав. На предплечье виднеется длинная ссадина, краснеющая от дождевой воды. — Эм, что случилось? — Венти заглянул в кухню, прижимая к себе плед. — Ты-то куда вышел, — Алатус вздыхает, занимаясь обработкой чужой раны. — Забыл, что тебе лучше не показываться перед чужими людьми? — Может, он меня и не знает вовсе, — ворчит. — Привет, — Барбатос протягивает руку юноше. — Меня зовут Венти. А ты? — Фремине… — завороженно отвечает тот. Его щеки сразу краснеют, и в смущении он опускает взгляд. — Видимо, он тебя всё же знает, — Алатус завязывает бинт. — Фремине, будет лучше, если ты никому не скажешь, что видел тут Венти, хорошо? — Хорошо… — юноша потирает плечи. — А, это, эм… спасибо за помощь. Я тогда пойду. — Куда? — Сяо отходит к плите и включает чайник. — В такую погоду. — У меня ещё дело есть… эм… важное. Я не могу задерживаться. И стеснять вас тоже не хочу. — Оставайся, — Венти набросил на него плед. — Заболеешь же. — А? Но… мне нужно доставить посылку, — неловко отвечает тот. — Доставишь после дождя. — Она с пометкой «срочно». — И далеко нужно идти? — Сяо закрывает аптечку. — Я не знаю этот район, так что немного тут заблудился. Кхм, — Фремине одергивает рукав и прикрывает забинтованную руку. — Спасибо за Вашу помощь, — поднимается. — Эм, не подскажете, как мне пройти по этому адресу? Юноша указывает на этикетку на коробке. Первым, что подумал Сяо, было предложение показать ему, как выстроить маршрут через Ноа, но эта мысль улетучилась в тот же момент, как он опустил взгляд на «посылку». Алатус сухо кашляет, а затем немного хмурится. Его голос звучит спокойно и ровно: — Это мой адрес. И Алатус это я. — Ой! — Фремине пятится назад. — П-прошу прощения за неудобства! Вот, Ваш заказ. — А, это цветок, что ли? — Венти выглядывает из-за Сяо. — Быстро так. — Ну, выходит, Вам больше никуда не нужно? — Сяо отмечает через браслет получение доставки. — Оставайтесь, пока буря не закончится. — Неудобно немного… — Не переживай, — Венти широко улыбнулся. — Мы с Сяо не кусаемся. Идём лучше на молнию смотреть? На балкон. Фремине опускает взгляд — Барбатос уже держит его за руку. Юноша немного нервно улыбнулся, но всё же принял предложение: — А… х-хорошо, идём. — Сяо, ты с нами? — Венти уже утягивает Фремине за собой. — Чай приготовлю и приду. Холодно же. Замерзнете оба. «Как дети, — Алатус вздыхает. — Дождь или нет, какая разница? Не вижу повода для такой радости».

***

На кухне царит мягкий полумрак, нарушаемый вспышками молний за окном. Ливень шумит по стеклам, и где-то вдалеке грохочет гром. Плоская лампа над столом моргает, отбрасывая слабый, теплый свет. Скарамучча и Кадзуха сидят рядом, чуть склоняясь друг к другу. Между ними — негромкий разговор, то и дело переходящий в тихий шепот. Они обмениваются взглядами, в которых читается абсолютное понимание друг друга. Их руки, почти не касаясь, лежат рядом на столе. Хэйдзо сидит напротив, чуть в стороне, словно невидимая стена отгораживает его. Его лицо напряжено, взгляд сосредоточен на кружке с остывающим чаем, но видно, что он внимательно слушает каждое слово. Его плечи напряжены, а пальцы сжимают чашку сильнее, чем нужно. Тишина между ним и остальными кажется тяжелее грозы за окном. Молния озаряет комнату на мгновение, выхватывая из полумрака их лица: расслабленные и спокойные у первых двоих, и напряженное, чуть упрямое — у Сиканоина. «Не понимаю… я совсем не понимаю, что происходит», — Хэйдзо нервно стучит пальцем по чашке. — Казу, он меня раздражает, — Скарамучча закатил глаза. — Эй, чего это ты? — Каэдэхара улыбается. — Нас сама судьба свела, Хэй. — Нас свел Сяо. — Выходит, Сяо — наша судьба, — пожал плечами. — Пригласим его в нашу секту? — Кого? Сяо? Пф, этот идиот будет до последнего стоять на защите своей «родины», «правопорядка» и прочее. — М, ну и ладно, — Кадзуха ведёт плечами. Разговор между ними — непринужденный и ровный — продолжается так, словно Хэйдзо и вовсе нет. Сиканоин слышит каждое слово, но абсолютно не понимает, о чем идёт речь. Каэдэхара, один из любимых айдолов, кажется детективу более спокойным и дружелюбным. Скарамучча же, человек, которого рекомендовал Сяо, — агрессивным и раздраженным. При этом, они оба как будто оторваны от мира, в котором жил и вырос Хэйдзо. — Ну, так и что скажешь, детектив? — Кадзуха наконец обратился к нему. — А что я могу сказать? У меня же нет выбора, — вздыхает. — Скар, ты его напугал. Вздохнув, Каэдэхара выходит из-за стола. Мягкие и тёплые объятия опустились на плечи Хэйдзо, а сам Кадзуха просто повис на нём, обняв со спины. Он уложил голову детективу на плечо и осторожно улыбнулся. — Конечно, у тебя есть выбор, Хэй. Не слушай этого засранца. Он только то и делает, что гадости говорит. — Чего?! — Скарамучча скрестил руки на груди. — Я говорю людям правду. Если они нытики, значит нытики. Меня не ебет, что их это оскорбляет. Я не нанимался им сопли вытирать. — Нанимался вообще-то, — усмехнулся Кадзуха. — Ты же психолог. Разве психологи не этим занимаются? — Да пошел ты, Казу. — Бу-бу-бу, — надул щеки, кривляясь. — Ладно, покончим с прелюдиями, — Кадзуха уселся на колени к Хэйдзо. — Детектив, ты с нами или нет? — Я не уверен, что понял всё, что вы мне рассказали по дороге домой… — тихо отвечает тот. — Сложно осознавать, что ты чувствуешь себя чужим не просто так? — Кадзуха улыбается. Он обнял парня за плечи, уселся поудобнее, оторвав ноги от пола, и принялся болтать ногами. — Ты не одинок в этом, Хэй. — Но… если всё, что вы сказали, это правда, — он немного нервно сжимает мягкую ткань худи на спине Кадзухи, — то где… где «я»? — Вот этого, увы, не знаю, — Каэдэхара опустил голову ему на плечо. — Но разве это имеет значение? Мы с тобой похожи. В некотором роде я бы назвал нас троих «братьями». — Фе, не говори так, — Скарамучча морщит нос. — Я бы не спал со своим братом! — Это единственное, что тебя сейчас беспокоит? — Ну, да. — Иногда ты ведешь себя, как придурок, Скар. — Иногда? — усмехнулся. — Знаешь, я просто пытаюсь разговаривать с тобой на твоем «родном» языке, Казу. — Почему у вас такие странные отношения? — Хэйдзо бегает взглядом от Каэдэхары к Скарамучче и обратно. — Это всё прелюдия, не обращай внимания, — отмахнулся Кадзуха. — После любого спора мы жарко миримся. — Пф. — Погодите… Вы двое сказали, что мир устроен не так, как я думаю. Точнее, «мой мир». А что насчет остальных? Ну, кроме меня и Вас двоих… есть ещё? — Есть, — Кадзуха улыбнулся, явно вспоминая что-то тёплое. — Тем, кто раскрыл мне правду, был «ребенок Ноа». Мы называем его так. Именно он помог мне увидеть истину мироздания. — Погодите, — Хэйдзо нахмурился, — так вы что, верующие какие-то? Ну, то есть, приспешники какой-то секты? — Казу, я же говорил, что с такими формулировками он примет нас за религиозных фанатиков, — ворчит Скарамучча. — Слушай сюда, детектив. Лично я никакого «ребенка Ноа» не видел и не слышал, а тем, кто открыл мне правду, стал похожий на меня «человек». Мы называем его Ин. Сокращено от «инженер». Он — подобие местного врача. Делает протезы, лечит и всё такое. Навязчивый немного, но обычный. Никакой религии и фанатизма. А он, как «существо медицинское», вообще отвергает существование каких-то богов и тому подобное. — «Существо медицинское»? — Кадзуха приподнимает одну бровь. — Да. Не знаю, как иначе его можно назвать. — Да просто «неверующий», зачем эти странные выражения. Вдруг ему было бы обидно? — Казу, если ты ему не настучишь, он и не узнает. И обидно ему не будет. Ну, это так, к слову, — хмыкнул. — Погодите… а что с воспоминаниями? — Хэйдзо мотнул головой. — Я ведь помню свое детство, помню школу, помню всё… — Верно, — Кадзуха заправляет малиновую прядь за ухо детектива и склоняется к его уху. Музыкант понижает голос до шепота: — Помнишь. Но это не твои воспоминания, Хэй. Вся твоя жизнь — это ложь.

***

Лунный свет едва пробивается через щели в тёмных плотных шторах, но этого достаточно, чтобы всё вокруг казалось ещё более жутким. Пол холодный, каменный, и босые ноги замирают на мгновение, прежде чем подросток спешно отступает в угол комнаты. «Страшно…» Его тело дрожит, руки прижаты к груди, тонкие пальцы сжаты в кулаки. Волосы, длинные и светлые, падают на лицо, прилипают к влажной от пота коже. Он почти не дышит, боится, что его затруднённое дыхание привлечёт того, кто уже ищет его. — Альбедо, я дома! — откуда-то с первого этажа доносится до него молодой мужской голос. Блуза слишком тесная, ткань натирает плечи и сковывает движения. Юбка путается в ногах, раздражает, но он не смеет пошевелиться. Ему кажется, что этот проклятый наряд уже давно заменил всю иную одежду. Он ненавидит это. Ненавидит всё. Шаги. Они раздаются где-то внизу, громкие и тяжёлые, как удары молота по пустому дому. Сердце бьётся в груди с такой силой, что кажется, вот-вот разорвётся. Голубые глаза мечутся по комнате в поисках укрытия. Он скользит к шкафу, медленно, почти незаметно, стараясь не издать ни единого звука. Дверь шкафа едва приоткрыта. Он вжимается внутрь, прячется среди старой одежды, запах которой вызывает тошноту, но это не имеет значения. Он слышит, как шаги приближаются. Слишком близко. Дверь в комнату скрипит. Он замирает. Всё его тело напрягается, как струна, готовая лопнуть от малейшего прикосновения. Он чувствует, как холодный пот стекает вдоль позвоночника, как одежда липнет к коже, и как что-то в нём кричит, что это конец. В комнате что-то падает, раздаётся глухой стук. Ему кажется, что этот звук заполняет весь дом, каждый угол, каждую щель. Кто-то шепчет его имя. Тихо, протяжно, с насмешкой. — Альбедо, котёнок, ты решил поиграть в прятки? Он закрывает глаза, старается не дышать, но паника накрывает его волной. Кажется, будто сердце предаёт его — стучит так громко, что «он» должен услышать. Должен найти. Ручка шкафа медленно поворачивается. Легкое касание к плечу заставило судмедэксперта подпрыгнуть на месте. Как оказалось, он уснул в своем кабинете, пока ждал результаты из лаборатории, а из этого кошмарного сна его вывела коллега. Фурина лишь сочувствующе покачала головой, но ничего не спросила. Девушка пришла сюда, потому что знала, что друг ещё не ушел. Попутно она прихватила два стаканчика сладкого горячего шоколада. — Домой не собираешься? — Жду, пока Дотторе уйдет, — Альбедо поднимает голову и протяжно зевает. Девушка усаживается на столешницу и придвигает один стаканчик другу: — Снова тебе кошмары снились? Сходил бы к врачу. — Я и есть врач. Спасибо. — Очень остроумно. И как ты собираешься сам себе помочь? Вскрыть себя? — Звучит, конечно, как план, но у меня дома кошки. — Вот и шел бы домой, пока погода не испортилась. Ноа прислала штормовое предупреждение. — Док ещё не ушел? — Нет, стоял на крыльце, когда я видела его в последний раз. Вам бы сесть да поговорить. Ни к чему эти ссоры постоянные. — Мы на работе не ссоримся, — Альбедо встаёт и снимает форменный халат. — Значит, не о чем переживать. — Зато вне работы вы как кошка с собакой, — она скрестила руки на груди. — Спасибо за кофе. Пойду всё-таки домой. Плевать на Дока. Не хочу, чтобы кошки в бурю оставались сами. — Пожалуйста. И это был горячий шоколад, а не кофе. — Да, и за него тоже спасибо. «Странный он сегодня», — Фурина молчаливо провожает друга взглядом. Небо сейчас выглядит мрачным и тревожным. Оно покрывается тяжёлыми, низко нависающими облаками тёмно-серого, почти чёрного цвета. Местами мелькают зловещие проблески синеватого или зеленоватого оттенка, предвещая мощный шторм. Воздух кажется густым и неподвижным, наполняясь гнетущим ожиданием. Иногда на горизонте являются быстрые вспышки молний, а приглушённый гром раскатывается, словно далёкий рёв. Ветер усиливается, его порывы становятся резкими и порывистыми, поднимая пыль и качая деревья. Небо будто предупреждает о надвигающейся стихии. «И правда будет буря…» — сунув руки в карманы, Альбедо направляется к машине. — Спешите домой, доктор? — с ехидной ухмылкой Дотторе уже вьется за ним. «Если он такой же, как и его брат, мне нужно просто игнорировать. Ему ведь неинтересно «играть с куклами». Он точно такой же. Я уверен». — Да, Ноа прислала предупреждение, что будет гроза, — спокойно отвечает Альбедо. — Ужас, а я снова пешком. Может, подвезешь меня? — Хорошо. Его лицо остаётся непроницаемым, будто высеченным из камня, без единого намёка на дрожь или беспокойство. Голубые лаза смотрят прямо, спокойно и бесстрастно, словно ничто вокруг не способно его потревожить. Но в напряжении сжатых пальцев и чуть более глубоком вдохе проскальзывает то, что он тщательно скрывает. Внутри бушует вихрь тревоги, каждая мысль словно громкий удар, но он удерживает это за непробиваемой стеной. — Садись в машину, — голос Альбедо звучит ровно, холодно, с идеальной отстранённостью, а движения остаются чёткими и размеренными. — Ого, малыш осмелел? — Дотторе усаживается на место рядом с водителем. — Заткнись, иначе пойдёшь пешком. — Альбедо, ты случайно головой не бился? — Я сказал тебе заткнуться. Ты глухой или тупой? — холодно говорит тот. — Ноа, отвези нас домой к Дотторе. Автомобиль тут же тронулся с места. Он поднимается на воздушную трассу, а автопилот уже выстроил маршрут. «До начала бури осталось двадцать минут», — сообщает бортовой компьютер. — Ой, кажется, тебе придется переждать бурю у меня дома, — Дотторе улыбается. — Как же так? — Ноа, перестрой маршрут. Едем домой. «Маршрут перестроен». — Значит, пригласишь меня к себе домой переждать бурю? — Посидишь в машине, — холодно отвечает тот. — Я еду домой, потому что у меня животные. Буря может их напугать. Это всё. — Оставишь меня на улице? Мерзнуть? Как жестоко. — Ладно. Побудешь в прихожей, — хмыкнул Альбедо. — На коврике. — Мог бы хотя бы в память о моем брате, между прочим некогда твоем любимом человеке, позаботиться обо мне и проявить уважение. — Я презираю и тебя, и твоего брата. Будь благодарен, что я вообще пустил тебя в машину и собираюсь пустить в дом, чтобы твоя задница не замёрзла на улице. К слову, я делаю это только из-за того, что если ты заболеешь, твою работу скинут на меня. — И всё же. За что ты так возненавидел моего брата, Альбедо? — Он был последней мразью, Зандик. Но если ты пытаешься выбить из меня признание в его убийстве, то этого не будет. И второе — умей я обманывать браслет, ко мне не высылали бы патрули постоянно из-за того, что я забываю его зарядить. — Может, ты таким образом пытаешься отвести подозрения? — Очень надо. Это дело лежало мертвым грузом несколько лет. И лежало бы и дальше, если бы не объявились террористы, умеющие обманывать Ноа. И если бы твой рот не раскрывал налево и направо. — Ты сегодня необычайно смелый. Тебе Фурина что-то в какао подмешала? «Скорее, меня накрыли старые воспоминания, и я вспомнил, как ненавижу всю вашу ненормальную семейку». — Тебя это не касается. — Эй, Альбедо, я даже сюда слышу, с какой скоростью бьется твое сердце. Ты боишься. Несмотря на свои речи, ты меня боишься, — улыбается. — Правильно делаешь. И даже так везешь меня к себе домой? Проявление великодушия даже к врагам. — Ещё одно слово из твоего рта, и я просто высажу тебя посреди улицы. — Мы ведь уже приехали. — Выходи, — Альбедо отстегнул ремень безопасности. Автомобиль удобно остановился на стоянке около дома. С неба срываются первые капли дождя. Быстрым шагом Альбедо мчится к двери, а Дотторе вьется за ним. — Ты очень странный, Альбедо, — мужчина рассматривает светлые пряди на макушке, что подскакивают при ходьбе. — Закрой рот. В последний раз тебя предупреждаю. — Пф, невозможно сдерживаться, когда рядом ходит нечто «эдакое». — Понятно. С абсолютным равнодушием и холодом он открывает тяжёлую подъездную дверь, проходит внутрь и, не оборачиваясь, закрывает её. Щелчок замка звучит окончательным, отрезая внешний мир и оставляя Дотторе снаружи. Лестничная клетка встречает его тишиной, прерываемой лишь глухим эхом его шагов. Он поднимается наверх с ленивой размеренностью, как будто никуда не спешит, как будто за дверью не осталось ничего важного. «Как же он достал меня». В квартире его движения спокойны, отточены: он складывает одежду, надевает мягкий домашний костюм, не глядя, привычно выключает свет в прихожей. За окном слышны первые удары дождя, тихие вначале, но вскоре превращающиеся в настойчивый, ритмичный стук. Он бросает взгляд на окно — за стеклом блестят капли, струящиеся вниз, будто маленькие ручьи. На полу мелькают кошки, мягкие, пушистые, они вьются у его ног, выпрашивая внимание или еду. Он наклоняется, чтобы их погладить, но в движении больше машинальности, чем тепла. Его лицо остаётся всё таким же бесстрастным, ни единой эмоции, ни единой тени размышлений, хотя внутри ему всё ещё страшно. «Успокойся. «Он» мертв. А Док, хоть и достает меня, ненавидит, но он совсем не такой, как его брат. Кроме того, мы с ним не отношениях. Да и в доме безопасно. Если не учитывать, что он меня морально изводит, его ещё можно терпеть». Шаркая комнатными тапочками по полу и обнимая рыжую кошку, он всё же подходит к окну. Глаза лениво скользят по улице, как будто он вовсе не ждёт увидеть что-то важное. Однако там, в тусклом свете фонарей, Дотторе стоит посреди ливня. Вода струится по его лицу, одежда облеплена, и он кажется частью этой дождливой ночи — непривычно потерянным, уязвимым, обнажённым под гнетом стихии. Его взгляд, устремлённый вверх, полон молчаливого укора. Альбедо задерживается у окна на секунду дольше, чем планировал, затем отворачивается, оставляя всё это — дождь, Дотторе, ожидание — за стеклом.