Там, где умирают бабочки...

Открывать глаза и возвращаться в реальность оказалось тяжело и больно. Тяжело, потому что на меня самым наглым образом уселись, а больно, потому что еще и по щекам начали колотить. Сперва пыталась не обращать внимания, в надежде, что это всего лишь сон и если немножко потерпеть, то он пройдет. Но затем, когда до отключившегося сознания дошел громкий вопль, с рычаще-истеричными нотками: «Приди в себя, блять!», пришлось протестующе замычать. Во-первых, я не блять, а во-вторых… – Слезь с меня, раздавишь, – бить прекратили, замерли, а я медленно открыла глаза, глядя в напряженное, изуродованное лицо Зака. Вздохнула, тяжело и мученически. – Все-таки не сон… Чего орешь? Жить надоело? – Ах ты ж!.. – следующие минуты три я выслушала в свой адрес все лестные и нелестные эпитеты матерного содержания. Слушала и поражалась богатому словарному запасу и бурному воображению. Зак замолчал, тяжело дыша, но с меня все же соизволили слезть, дав легким возможность наполниться долгожданным кислородом. Полежала, помолчала да выдала: – Я таких поз даже не знаю. – Могу научить, – раздался сбоку ехидный голос, а я буквально физически ощутила взгляд, прикованный к моей груди, запахнутой в халат. Стоп, а почему так холодно то? Опустив вниз глаза, едва сама не повторила то, что Фостер вещал минуту назад. Довольно резво подскочив, отвернулась, посильнее запахивая и затягивая пояс. – А что? Опыт уже имеется? – ехидно осведомилась я, стараясь скрыть в голосе проявившееся смущение. – Что-то на мое предложение об изнасилование ты не очень позитивно отреагировал. – Ты женщин насильниц давно встречала? Хотела было отозваться, что я в своей жизни и мужчин-насильников, к своему огромному облегчению, не встречала, но замерла, поскольку мозг после отключки начал работать лишь сейчас. Глупый, совершенно никому не нужный юмор, словесные перепалки из серии «кто кого» – все это так знакомо, особенно когда пытаешься скрыть беспокойство или отвлечь внимание. Хотела повернуться, но видимо моя прямая спина оказалась до того красноречивой, что Фостер уже успел приблизиться. Словно разгадав мои намерения, положив руки на плечи, удерживая на месте. – Не поворачивайся. А я уже и сама вспомнила, почему упала в обморок. Медленно кивнула, изо всех сил, до металлического привкуса, прикусывая губу. – Скажи, они… – сглотнула, собираясь с мыслями. – Они настоящие? Молчание. Долгое, натужное, мучительное. Пальцы сами собой сжались в кулаки. – Я не знаю, насколько качественные бывают подделки… Снова кивок. На этот раз задумчивый. Дернула плечом, скидывая с себя руки Фостера. Набрав в грудь побольше воздуха, медленно выдохнула через рот, мысленно досчитав до десяти и развернулась. Сосуд по-прежнему стоял в тайнике. Не знаю точно, сколько времени прошло, но не думаю, что много, скорее всего просто сыграл эффект неожиданности, из-за чего я и перепугалась до обморочного состояния. Легкого взрыва было достаточно для того, чтобы раскрошить зеркало изнутри и открыть передо мной не самый приглядный вид. Поморщилась, когда в стопу впился один из осколков, однако, не обращая внимания на боль, сделала решительный шаг вперед. Превозмогая приступ рвоты и брезгливость, отвинтила стеклянную крышку тары и, запустив руку с тягучую пахнущую субстанцию, выловила пару плавающих глаз. Зак подошел бесшумно, без особого труда заглядывая мне через плечо, боковым зрением увидела, как скривилось его лицо. – Никогда не расчленял тела? – удивительно, насколько безразлично прозвучал голос, пока я промывала глаза под проточной водой. – Мерзость, – констатировал он, наблюдая за моими действиями. Аккуратно промокнув глазные яблоки, покрутила, стараясь, чтобы взгляд не попадал в расширенные зрачки, которые, казалось, все видели. Вытащив из уха серьгу, вздохнула и… вонзила в шарик. Тихий хлопок протыкаемой оболочки, и мы с Заком замерли. Медленно вынув острие, пристально вгляделась в крошечное отверстие, из которого медленно, неохотно стала вытекать мутная, желтоватого цвета гелеобразная жидкость. Рука дрогнула, а намокшие от вещества пальцы, едва не выронили глазное яблоко. – Настоящие, – вынесла я вердикт. – Черт! – сердце сдавило от боли и я, крепко-крепко зажмурилась, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слезы. – Че-е-е-ерт… – А ты уверена, что это… ну, те самые? – неуверенно произнес за спиной Зак. Я молча ткнула во второй глаз. Такой же светло-зеленый, как и первый, с небольшим коричневым пятнышком возле самого зрачка. – Частичная гетерохромия, – сухо пояснила я. – В любом случае, как бы то ни было, они принадлежат человеку. Отцу ли или кому другому – не важно. Важен сам факт того, что человеку просто-напросто вырвали глаза. Сука! Сколько еще этот ублюдок будет испытывать меня? Сколько еще страданий ты должен получить?.. – последний вопрос я задала чисто механически, не особо надеясь на ответ. Однако ответ последовал ровно после того, как мы вернулись в гостевую комнату. Не знаю, что хотелось больше: кричать, плакать или же смеяться, а быть может все разом. На телевизоре, который сто процентов не работал в связи с отсутствием пульта и какой-никакой сети, сияла нахальная надпись: «Будешь страдать до тех пор, пока не станешь моей, любовь моя». Моргнула в надежде, что та исчезнет, однако, стоило открыть глаза вновь, как надпись сменилась на другую, более жуткую и унизительную: «Я не отпущу тебя, даже если от тебя ничего не останется». Огляделась в поисках чего-нибудь тяжелого и увесистого. На глаза попалась керамическая ваза с сухоцветами. Взяв в руки, прикинула по весу, кивнула самой себе, сойдет. Айзек даже не вздрогнул, когда я, размахнувшись, со всей силы швырнула вазу в черный экран. Раздался грохот битого стекла, остатки посуды посыпались вниз, а в телевизоре прямо посередине появилась огромная дыра, покрытая со всех сторон трещинами. Не знаю, в каком электронном магазине покупался этот телек, но он оказался почти таким же живучим и упрямым, как сволочь под фамилией Мортон. «Прими меня и я стану твоим рабом» Мерзкий скрип острой косы по остаткам экрана, телевизор жалобно затрещал, кидаясь маленькими молниями и, крякнув в последний раз, потух, ломаясь окончательно. Зак вытащил косу, оторвав добрую половину экрана, и сплюнул прямо на пол. Я не обратила на это никакого внимания, взглянув на него с благодарностью. – Не знаю, что за херня была написана, но, видимо, не пожелания доброго утра, – флегматично отметил он, опираясь локтем об основание косы и с интересом глядя на меня. – Совсем читать не умеешь? – я повернулась к парню. Хотелось как-то перевести тему, чтобы хоть немного отвлечься. Пальцы судорожно сжали вырванные глазные яблоки. Фостер пожал плечами и фыркнул. – Когда-то давно мамаша учила каким-то буквам и цифрам, а потом стало не до этого. Я понимающе кивнула. – Хочешь научу? На это предложение Зак ничего не ответил, вновь фыркнул и отвернулся. Я же устало плюхнулась на диван, закинув голову на спинку и прикрывая глаза. Глаза… Ладонь уже вдоволь пропиталась стекловидным телом, а я все никак не могла разжать пальцы. – Я всегда думала, что если в моей жизни и появится любящий человек, то наши отношения будут такими же, как и у моих родителей, – прошептала, тупо глядя в светло-зеленые глаза. – Папа настолько любил маму, что после ее смерти не смог больше ни на ком жениться, хотя я и росла без женского внимания. Но никогда не думала, что смогу стать предметом одержимого психа, готового на самые жуткие и мерзкие поступки. Готового уничтожить все, что мне дорого, все, на что я просто обратила внимание… Он готов наслаждаться моими ненавистью и страданиями, лишь бы я постоянно думала о нем. Это ведь тоже, своего рода, одержимость… – повернув голову в сторону молчаливого Зака, усмехнулась. – Не принимай всерьез всю ту чепуху, что тут несу. Просто я уже устала. – Почему бы просто не согласиться? Я хохотнула, откинув с лица светлые волосы. – Чувство самосохранения еще никто не отменял. Если он сейчас вытворяет такую дичь, лишь бы я сама пришла к нему, можешь себе представить, что будет, если мы окажемся женаты? Он убивает из-за ревности, – улыбнулась, поднимаясь и делая шаг к парню. – Все те мужчины, плавающие в формалине – кто-то ухаживал, кто-то пожал руку, кто-то посмотрел не так, как полагается начальнику, кому-то просто улыбнулась. О, ну и, конечно же, мой отец. Разве он может разделить меня с самым дорогим человеком в моей жизни? – улыбка стала еще шире, последний робкий шажочек и пришлось поднять голову, чтобы взглянуть в глаза замершему парню. – Так что ты тоже сейчас находишься под ударом… – я демонстративно завела руки за спину, склонив голову к плечу. – Понимаешь ли, у нас с ним такая игра: если сдамся я, то умру, если сдаться он, то умрет. Но, к сожалению, мы оба настолько упрямы, что готовы побеждать, даже ценой чужих жизней. Он становится убийцей, потому что убивает лично, а я, потому что позволяю продолжать ему убивать. Отдамся ему, смерти либо увеличатся, либо умру сама. Эта игра, где априори все проиграют. Вопрос лишь в том, кто выиграет в большей степени, – вздохнула, отворачиваясь. – И все-таки, как же хочется жить… – Ты хочешь ему просто отомстить или же наказать по закону? Я остановилась, заинтересованно скосив глаза. Выглядел парень необычайно серьезно, хмурился, будто решал в уме какую-то особо сложную задачу. Показалось ли мне, что что-то иное прозвучало за этим, казалось бы, безобидным вопросом? Не знаю, но даже если я поняла подтекст, не стала показывать вида. – Вся жизнь для нас – игра абсурда, правда тонет в крови. Мы верим в фарс, подобно чуду, ибо души пусты. Я все же верю, настанет день, и все мы перестанем страдать. Сильней, чем прежде, во мне надежда в то, что по страданьям мы не будем тосковать, – пропела тихонько отрывок из песни “Carnivalofrust”. – А если серьезно, то я верю в закон кармы. Ибо для каждого она своя.

***

Спала я до отвратительного хреново. Ворочалась постоянно с бока на бок, пытаясь устроиться поудобнее. Но то подушка оказывалась слишком жесткой, то одеяло слишком колючим. Пару раз за ночь я вскакивала, хватаясь за пистолет и судорожно озираясь по сторонам. Камер, как нас предупреждали, но видимо была прослушка, иначе как бы Мортон дал ответ через экран телевизора? Но дело было даже не в этом. Мне то и дело чудилось, что на меня кто-то смотрит. Жадно так, испытующе, с насмешкой, упоением… Не зря еще в восемнадцатом веке говорили: дай человеку власть и ты увидишь, кто он. А Адам упивался своей властью и вседозволенностью. Поджав ноги к груди, обхватила колени руками, напряженно вглядываясь к темноту. Эта комната, эта кровать… Все здесь дико бесило. А бесило, потому что давило. Угнетало, что где-то недалеко в соседних комнатах плавают в формалине расчлененные трупы людей, где-то на верхнем этаже остались трупы детей, где-то внутри этого проклятого здания был мой отец, возможно ослепленный, не понимающий, за что заслужил такое обращение. И за всей этой анархией наблюдал один ублюдок. Красивый, умный, хитрый с властью и деньгами, который решил, что он Царь-Бог, раз может управлять людьми, как пешками на шахматной доске. А кто на других этажах? Знала ли я их? Какие у них счеты ко мне? Что им пообещал Мортон? Мортон… Помню, как изначально мы долго с этого смеялись. Адам и Ева – имя первых людей на Земле, согласно Библии. Мортон – от французского «mort» означает «смерть», и Блэк – черный, темный. Жизнь и смерть в одних лишь именах, но до чего символично звучит. Уже, наверное, никто и не помнит, что мое настоящее имя Романа Дэннисон, никто не назовет им, так как оно мне не подходит… Смертоносный Адам и Темная Ева – у судьбы определенно есть чувство юмора, такое же черное. Затем появились сомнения: может реально пойти Адаму навстречу, и все это безумие закончится? Но почти сразу же откидывала от себя эти мысли. Пойти навстречу человеку, убившему столько людей? Да ни за что на свете! Вот интересно, люди вокруг реально не замечали, насколько он отбитый? Или они, так же, как и отец, были ослеплены тем идеалом, который Адам создавал все эти годы? Ведь я тоже сперва была им очарована… Юношеский максимализм и романтизм никуда не денешь, увы. Голова болела от этих размышлений. Почему вообще я? Потому что отец обещал? Нет. Значит, желание обладать, приручить? Уже более вероятно. Сталкеры вообще люди страшные, а скрытые маньяки – еще страшней. Хотя бы потому что, что они умны и не палятся. Как Ганнибал Лектер. Кто мог заподозрить в законопослушном, интеллигентном враче маньяка? Увы, но Лектер – лишь персонаж книги, а Мортон – реальность. Я не боюсь его, нет, но я боюсь того, насколько он может зайти в своих желаниях, и насколько страшны могут быть последствия от принятых решений. Естественно, уснуть мне не удалось. Я не знала, что сейчас утро, день или же поздний вечер, но судя по внутренним часам, с момента попадания на этаж-отель, прошло где-то пятнадцать часов. Нас никто никуда не торопил, давая время для исцеления. Жаль, конечно, что это не виртуальная игра; выпил специальное зелье и вуаля, энергия и здоровье восстановлены. Опять же, это жестокая реальность, которая день ото дня продолжает бить по голове, преподнося неприятные сюрпризы. Хотелось бы верить, что она не моя, что существует где-то кнопка «сброс», хотелось верить, что жизнь состоит не только из триллера, экшена и драмы. Отпихнув ногой одеяло, встала с кровати, зябко ежась и потирая плечи. Окон не было, дуть было не откуда, но дико холодно. Вышла в гостиную, где дрых без задних ног Зак, прошлась по мягкому ковру, чувствуя, как постепенно ослабевает мышечная боль. Ей-богу, будто в спортзале без продыху часа три пахала. Словно дикий зверь в клетке я металась по комнате, не зная, что делать. Нужно было действовать, но прекрасно понимала, что ни к чему хорошему спешка не приведет. Чтобы сделать хоть что-то требовались силы. Нужно быть терпеливой и ждать, когда заживут раны. – Не спится? – раздался хриплый голос со стороны дивана. Я обернулась, глядя на заспанную физиономию Фостера, пытающего продрать глаза. Улыбнулась. Почему-то глядя на него я чувствовала какой-то бытовой уют, будто действительно находилась в каком-то дорогущем отеле на отдыхе, а не в заключение у маньяка. Простой он, над некоторыми вещами не задумывается, мало думает и действует так, как считает правильным для себя. Возможно, так действительно проще жить, даже завидую в какой-то степени, я так никогда не умела. Хоть никогда вида и не показываю, очень переживаю за каждое сказанное кому-то или мне самой слово. – Ага, мысли не дают покоя, – произнесла, вновь отворачиваясь. – Все думаю, что нас ждет на следующих этажах. Зак громко зевнул, обнажив ряд, на удивление, ровных и белых зубов с чуть выпирающими острыми клыками. – Чё бы там не было, прорвемся, – парень потянулся, и по его рукам прокатились мышцы. Я с большим интересом внимательно разглядела его торс, и мой взгляд не остался незамеченным. – Чё-ё? – буркнул он, стушевавшись и как-то резко поубавившись в росте. – Боишься, что кинуться могу? – хмыкнула, скрещивая руки на груди. Такая забавная реакция, и настроение резко пошло в гору. – Чего мне бояться? – фыркнул Фостер, бахвалясь, но при этом упорно не глядя мне в глаза. – Я ничего не боюсь! Не выдержав, я все-таки расхохоталась. Ой, не могу я с него! Вроде взрослый, а ведет себя, как лялька пятилетняя. Хохотала долго, до слез и боли в животе. – Прости-прости, но ты так на шутки забавно реагируешь, что трудно удержаться. Взгляд парня стал более скептическим. Поднявшись и хрустнув шеей, приблизился к все еще угарающей мне. – Ты вообще помнишь, что я убиваю людей, когда они счастливы? – Вот как? – улыбка стала еще шире, я сделала шаг навстречу. – Ну давай, рискни здоровьем, – и разведя руки в сторону, склонила голову к плечу, мол, давай, подходи. Фостер приблизился почти вплотную, в полумраке комнаты было видно, как сверкнул янтарного цвета глаз. Его пальцы, длинные и шершавые, сомкнулись на моей шее. Не сильно, лишь слегка сдавливая, но не перекрывая сонную артерию. Я замерла, внимательно следя за его мимикой и отмечая малейшие изменения в его лице. Пальцы Фостер чуть шевельнулись, двинулись под самый подбородок, вынуждая поднять голову. Уже больно, но продолжаю улыбаться и почти сразу же вздрагиваю от щекотки, когда кончики пальцы задели кожу за мочкой уха. Зак чуть сжал пальцы, наклонился к самому уху, тихо прошептал: – Играй да не заигрывайся. А я… – парень хмыкнул, – я не воспринимаю твои шутки. Я вопросительно изогнула одну бровь. – Флиртуешь? – Соблазняешь? – в тон мне ответил Зак, отпуская руки. Поморщившись, потерла шею. – Не знала, что ты такими понятиями владеешь. К слову, если бы я пыталась тебя соблазнить, ты бы уже не спрашивал, – зевнув, кулаком растерла глаза. – Ладно, я пойду прогуляюсь. Может сон нагоню. – Ага, – парень потер шею, отворачиваясь. Хмыкнула в последний раз и пошла одеваться. Надев еще влажное, но чистое белье, довольно покрутилась возле зеркала, рассматривая синяки и ссадины. Все не так плохо, как я думала. Все-таки мои способности, знания медицины и годы на войне дают возможность страдать по минимуму и не получать серьезных увечий. Хотя тело и против таких нагрузок и экзекуций. – Слушай, я чё думаю, может, если такая херня творится, не стоит шарахаться… – Зак замер на пороге, ошарашенно вытаращив глаза и просканировав меня взглядом с ног до головы. – Одной? – Ась? Чё? – парень вздрогнул, сфокусировавшись на моем лице. – Ну, ты начал говорить, что не стоит шарахаться, если такая херня творится? Вот и я спрашиваю: ты мне компанию хочешь составить? Или так, мысли вслух? – А, да, – моргнув, Фостер все-таки нашел точку где-то поверх моей головы и уставился туда. Я пожала плечами и, отвернувшись, принялась натягивать юбку и майку. Почувствовала, как краснеют кончики ушей, когда ощутила пристальный взгляд, который прошел по моим голым ногам, задержался на пятой точке, обтянутой кружевом, скользнул по линии позвоночника, через застежку бюстгальтера и к свисающему светлому локону, обрамляющему шею. Когда взвизгнула молния на юбке, я стянула волосы в тугой пучок и повернулась к парню. – Я быстро, обещаю. Нужно кое-что проверить. Отдыхай. Засунув за пояс пистолет, стремительным шагом покинула комнату, не слушая возмущенного возгласа Айзека.

***

Коридор ослепил ярким светом люстр, и я, часто-часто заморгав, прищурилась, сложив руки козырьком. После мрака комнаты, свет буквально выжигал глаза, и требовалось время, чтоб привыкнуть. Голова немного закружилась от столько резкого перепада, и мне пришлось прислониться спиной к закрытой двери, чтобы хоть немного прийти в себя. Раз… Два… Три… Четыре… Пять… – Я иду тебя искать, – шепнула, открывая глаза. Мир, как всегда, перед глазами стал более четким и ярким. Настолько, что я могла различить каждую крупинку пыли, летающую в воздухе. Зрение, что в тысячи раз острее, чем у самого зоркого орла, не раз спасало меня в самых сложных ситуациях. И сейчас я надеялась, что не попадусь в очередную ловушку. – Если сразу не найду, просто лягу и умру. Медленно бредя по длинному коридору и слушая стук собственных каблуков, провела ногтями по стене. Вперед-вперед, все дальше и дальше. Стук-стук-стук… Костяшки пальцев начинают отбивать дробь по дорогим бархатным обоям. Стук-стук-стук… Стены смазываются в единое пятно, когда ускоряю шаг, фактически сбивая все на своем пути. Шесть… Семь… Восемь… Девять… Сто… Улыбнулась, останавливаясь напротив огромного, в полный человеческий рост, зеркала. Прислонилась к прохладной поверхности и пару раз стукнула согнутыми пальцами. Дум-дум… Тихий смешок и ноготь подцепляет уголок зеркальной бумаги, обнажая огромный черный экран. – Я нашла тебя давно. А кто не понял, тот дурак. Ты – теперь мой злейший враг, – сделала шаг назад, с интересом разглядывая себя в темной глади. – Ну вот я здесь, Мортон. Поговорим? От раздавшегося бархатистого смеха свело зубы так, как не может свести после лимонного сока. Я шевельнула челюстью, а пальцы изо всех сил сжали кожу рук, ногти впились в бицепс, оставляя кровавые полумесяцы. – Привет, детка, уже соскучилась? – Адам выступил вперед, облокотившись о ту сторону экрана, белозубо улыбнулся. – Не особо, – раздраженно передернула плечами, зло сверкнув глазами. Ни капли не изменился за эти полгода. Высокий, с точеными чертами лица, белоснежной, почти что мраморной кожей, уложенными по последней моде темными волосами и ярко-синими глазами. Черных крыльев за спиной только не хватает, для полного комплекта. Бесит его идеальность! Словно каменная статуя, высеченная под умелыми руками скульптора. Скулы высокие, полные, чувственные губы, миндалевидный разрез глаз, обрамленные длинными черными ресницами. Сильные руки с рисунком вздувшихся вен, так сильно контрастируют с темным шелком рубашки. Ни единого волоска ни на груди, ни на щеках. И я до сих пор помню холодность этой кожи, похожей на чешую пресмыкающихся. И помню ту жуткую улыбку, когда он резал мой палец бриллиантом помолвочного кольца. Я скривилась: – И не называй меня «деткой». Бесит. – Как скажешь, дорогая. А я вот соскучился по тебе, – томно прошептал он, прислонившись лбом к зеркалу. – Понравился подарок? И сказано таким обыденным тоном, что захотелось взвыть и вцепиться в шею этого подонка, и не отпускать до тех пор, пока не испустит последний вдох. А взгляд при этом какой безумный и злой, словно его терзают точно такие же мысли и желания. – Что ты подразумеваешь под подарком? – улыбка, походу, так и прилипла к моему лицу, поэтому осталось лишь наивно хлопнуть глазами. – Законсервированные тела? Глаза отца? Или же… Айзека? – желваки вздулись на его висках, стоило мне только упомянуть имя парня. – Ой, ну только не надо так бурно реагировать, – хихикнула, прикрывая рот ладошкой, и тут же делая стремительный шаг вперед, фактически припадая к экрану. – Что с моим отцом? – Жив. Пока что, – его тон тоже изменился, взгляд из шального стал серьезным. – Еще не передумала? – Зачем ты это делаешь? – я проигнорировала вопрос. – Зачем я тебе нужна на самом деле? Сколько еще должно погибнуть прежде, чем ты успокоишься? – Как много вопросов, – усмехнулся он, обводя кончиком пальцев черты моего лица. – Нет особой причины, мне просто нравится наблюдать за тобой. Ну и… Я хочу тебя всю. Разве этого не достаточно? Скрипнула зубами, стирая эмаль в порошок. Не-на-ви-жу! Всеми фибрами души! Каждой частичкой своего существования. – Ты не ответил на последний вопрос, – мрачно напомнила я. – Я готов убить всех, кто мешает нам быть вместе. Даже тебя саму. – У меня есть другой вариант событий, – прищурилась. – Сдохни сам, пока я тебя не убила. Адам вновь расхохотался. – Прости, дорогая, но это в мои планы не входило. Однако, сама знаешь, чем больше ты будешь сопротивляться мне, тем больше ты убьешь своим упрямством. – А если я убью себя? – полюбопытствовала я. Молодой человек лишь развел руками. – Попробуй, если кишка не тонка. Но ты же не хочешь умирать, верно? Поверь мне, умереть ты всегда успеешь. Посмотрим, насколько крепок твой дух, чтобы дойти до меня и спасти своего отца. Только в любом случае тебе придется отдаться мне. – В таком случае, почему бы ты тебе просто не изнасиловать меня, м? Ты же можешь, так что мешает? Адам скривился, но пояснил: – Твои способности ограничивают кое-какие действия. Тем более, гораздо приятнее наблюдать за твоей ломкой. Хочется посмотреть, как ты выкупаешь чужую жизнь своим телом. А твои метания, как бальзам на душу. – Ненавижу тебя! – А я люблю тебя, – просто произнес он, пожав плечами. – До смерти люблю. – Ну и подыхай от своей любви, – прошипела я, получилось не хуже, чем у настоящей змеи. – Я узнала все, что хотела. Надеюсь, ты поведешь себя, как истинный джентльмен и сдохнешь прежде, чем мне придется замарать руки. Резко развернувшись на каблуках, бодро пошагала прочь, пока не услышала в спину веселое: – Тебя ожидает еще много сюрпризов впереди… Я ничего не стала говорить, даже головы не повернула. Лишь сильнее прикусила губу и решительно пошла обратно в комнату, слушая за своей спиной звонкий, заливистый, но такой жуткий смех своего жениха.

***

Гостиная встретила меня мраком и храпом спящего Зака. Его даже не потревожил грохот захлопывающейся двери. Медленно выдохнув через рот, сползла вниз, полностью расслабляясь и запуская пальцы в спутавшиеся волосы. – Что же мне делать?.. – прошептала в пустоту, положив голову на согнутое колено. Посидев так немного, прикрыла глаза. – Как же я устала от этого дерьма… Даже не знала, что у меня может быть столько врагов, готовых на все, лишь бы убить. Есть ли хоть кто-нибудь, кто остался на моей стороне? Разве я не заслуживаю хотя бы немного человеческого счастья в этой жизни? – раздраженно смахнув со щеки слезу, хмыкнула. – Не переживай, Адам, сюрпризы ожидают лишь тебя одного, ведь на каждого волка найдется свой волкодав. Кажется бурчала что-то еще, но Морфей был слишком настойчив, когда я без задних ног провалилась в его царство. Проснувшись, обнаружила, что не сижу возле двери, а лежу на кровати в комнате. Пару секунд хлопала глазами, пытаясь осознать, был ли то сон, или я действительно встретилась с Мортоном. Судя по одежде и обуви, то второе. Значит, Айзек все-таки решил проявить учтивость и не дал девушке замерзнуть на полу в неудобной позе. Живот предательски заурчал, когда носа коснулся щекотливый запах еды. Будь мы в мультике, я бы просто пролетела с закрытыми глазами к источнику потрясающего запаха, а так… – Бля-я-я-я, – простонала, хватаясь за ноющую поясницу и с трудом сползая с кровати. – Сука, как же болит все. А живот издал еще один вопль умирающего кита и, кряхтя, пришлось как-то подниматься. Пальцы машинально зацепили одеяло, в которое я автоматически закуталась по самый нос. – Откуда явства такие заморские? – не удержалась от иронии, видя, как Фостер уплетает стейк за обе щеки. – Проснулась, значит, – констатировал он, покосившись на меня и вытирая рукавом, стекающий по подбородку сок. Я хищно облизнулась. – Здесь еще есть! – поспешил отодвинуться он, открывая обзор на серебристый поднос с крышкой. – Боюсь, ты слишком костлявый для моего аппетита, боюсь несварение заработать. Стейк, салат «Цезарь», брускетты с красной рыбой, бутылка красного вина и графин с холодной водой. Выглядит слишком хорошо, чтобы быть правдой. Несмотря на то, что рот уже наполнился слюной, пришлось взять себя в руки и придирчиво изучить содержимое каждого блюда. – Откуда это? – полюбопытствовала, вертя в руках вилку с нанизанным на нее кусочком, истекающего соком, мясом. – Перед дверью тележка стояла, – Зак пожал плечами. – Какая неслыханная щедрость, – хмыкнула, подцепляя половинку помидора черри и принюхиваясь. Выглядит, как помидор, и пахнет соответствующе. Закупоренную бутылку изучала с особой тщательностью, ища место, через которое могли ввести запрещенный препарат. Фостер фыркнул. – У тебя паранойя. Я покачала головой. – Паранойя – это когда тебе кажется, что тебя преследуют. А мы прекрасно знаем, что это так. А учитывая, что Мортон хочет от меня избавиться весьма изощренным путем, не удивлюсь уже ничему. Парень подавился, зашелся в приступе удушающего кашля и застучал себе кулаком по груди. Вздохнула и решила чуть-чуть помочь, слегка похлопав по спине. Правда совсем забыла, что мое «чуть-чуть» и «слегка» немного отличаются от девичьей силы. Треснула так, что у Зака глаза выпучились. – Сдурела? – Ой, – я хлопнула ресницами, прикрывая ладошкой приоткрывшийся рот, хотя губы сами собой растянулись в предательской улыбке. – Прости, не рассчитала, – видя перекошенное лицо парня, все-таки хихикнула и все же решительно запустила в рот сухарик из салата. Вроде не отравлено, хм. Фостер прошипел нечто нечленораздельное, потирая грудную клетку. Заметив, что к мясу я даже не притронулась, спросил: – Чё такое? – Не ем мясо, – растянув губы в самой очаровательной улыбке, отодвинула от себя тарелку. – А вот винишко выпью, – электрический штопор без особых проблем вытащил пробку и ароматно пахнущий терпким виноградом напиток полился в бокал. – Ты пьешь? – я протянула ему бутылку. Зак пожал плечами. – Никогда не пробовал. – Серьезно? – вполне искренне удивилась я. – Тогда не предлагаю, а то еще буянить начнешь, – отобрав бутылку, отставила ее подальше. Сама же сделала большой глоток, прокатала вино по небу, щекам, немного подержала во рту и сглотнула, довольно зажмурившись. Если и отравлено, то я точно умру счастливой. – Неужели помогает? – От чего? – От стресса, истерик. Или чем вы там женщины страдаете? Я даже не обиделась, не получилось. – Чтобы опьянеть, мне требуется куда больше. А это, – я подняла бокал, – просто привычка, от которой теперь стало очень тяжело избавиться. «Три года войны никого не щадят, даже самых стойких. А у Мортона вон, крышу совсем снесло, раз развел все это болото», – мрачно подумала я, покрутив пальцах бокал и наблюдая, как красиво переливается бордовая жидкость в свете одиноко горящей лампы. Повисла неловкая тишина, которая периодически разряжалась звуком пополняемого бокала. – Я видела Мортона, – произнесла, наконец, не обращая внимания на то, как напрягся Зак. – Поговорили, так сказать, по душам. – Я же вроде говорил тебе не шарахаться одной, – пробормотал он, возвращаясь к своему куску мяса. – Че надо было? – Предупредить, что так просто в покое не оставит. И ты, кстати, тоже под ударом. Кажется, он весьма недоволен тем, что мы нашли компромисс. Фостер задумчиво кивнул, но ничего не сказал, продолжая сосредоточенно прожевывать стейк. Я покосилась на него и непроизвольно закатила глаза. До смешного абсурдная ситуация. Бокал как-то незаметно наполнился снова, а вместе с выпитым алкоголем полились и вопросы. – Ты не мечтал изменить свою жизнь? – Меня устраивает и нынешний образ жизни, – последовал короткий ответ. – Ой, да ладно тебе, – хмыкнула я, пододвигаясь поближе. – Все мечтают о лучшей версии жизни. Неужели не было такого, что перед сном ты прокручиваешь в голове свой день? Не думаешь о том, что будет завтра, что изменится? Вдруг случится переломный момент, и твоя жизнь повернется с ног на голову, а? – на меня покосились, как на сумасшедшую, а я, отмахнувшись, беззаботно продолжила. – Знаешь, мне кажется, что ни тебе, ни мне изначально не дали права выбора. Тебе было суждено оказаться одному и стать маньяком, а мне… – я осеклась, осознав, что едва не упомянула про Афганистан. – Оказаться здесь, выпутываясь из дерьма, из которого не могу выбраться уже три года. – Мне казалось, что тебе легко все дается. Дай алкашку. Возражать не стала, протянула бутылку. Зак сделал несколько глотков, скривился от кислоты, но решительно хлебнул еще. Удивительно, но для человека, пробовавшего алкоголь первый раз в своей жизни, у него даже щеки не покраснели. – Гадость, – вынес он вердикт. – Но пить можно. – Почему ты решил, что мне все легко дается? – склонила голову к плечу, с любопытством глядя на парня. Тот отставил бутылку в сторону и принялся загибать пальцы. – Ты красивая, явно не бедствуешь, те же шмотки и украшения не из дешевых, выглядишь, как типичная папина любимица. Характер, опять же, пробивной. Голова работает, умеешь выкручиваться из ситуаций. Как там говорят? Сливки общества? Наверняка еще и учишься хорошо. На секунду скривилась, услышав слова про учебу, но тут же расплылась в хитрой улыбке, заглядывая ему в лицо. – Ты и в самом деле считаешь меня красивой? Если Зак и смутился, то вида не подал. Смотрел спокойно, даже как-то лениво, лишь напряженные плечи выдавали его истинное состояние. – Слушай, я, конечно, дурак, но не слепой. Уверен, ты слышала это уже тысячу раз, и умело этим пользуешься. – А что? – уцепилась я за фразу. – Получается пользоваться? – придвинулась еще ближе. – Вполне, – голос его опустился на полтона ниже, взгляд, секунду назад скучающий, опустился на мои губы и тут же ушел в сторону, упершись в мочку уха с покачивающейся серьгой. Жест оценила. Хмыкнув, отстранилась и вновь облокотилась о диван, закинув голову на мягкое покрытие и прикрыв глаза. – Богатство и внешность – это не показатель. Этого добра можно как лишиться, так и нажить. Рассеки мне своей косой лицо, и я перестану пользоваться своими преимуществами. А сливки общества… Вон, один уже развлекается за чужой счет, используя свой же круг общения. Все просто зависит от того, насколько богатая фантазия и насколько доступны ресурсы. То, что для другого кажется легким, на деле оказывается непосильной ношей. Ты столкнулся с гнилью этого мира слишком рано, но видел лишь один слой этой мерзости. Не говорю, что твои невзгоды не сравняться с моими, нет. Просто… – задумчиво коснулась мизинцем нижней губы, старательно подбирая слова. – Просто у каждого они свои, непохожие друг на друга, но все же объединенные своей грязью. Вот скажи: тебе есть что терять? – Зак отрицательно мотнул головой и снова припал к бутылке. – А мне есть, – я пожала плечами и слегка улыбнулась. – И чем больше у меня забирают, тем больше начинаю беситься. Хочу вырваться из этого дерьма и отнять во стократ больше, чем потеряла. Фостер глядел на меня внимательно, я бы даже сказала, что изучающе, словно анализируя. Однако, в моих глаза плескалась лишь уверенность в собственных словах. Меня питали ненависть и боль, поддерживаемые яростью и чувством мщения. Я не лгала. Я действительно готова отнять куда больше, чем потеряла. Даже если для этого мне придется потерять саму себя и пойти наперекор своим принципам. Хотя… Я уже давно переступила через грань дозволенного, и не намерена была останавливаться. Если мне удастся причинить Адаму такую боль, какая может быть только в ночных кошмарах, то готова поставить на кон даже собственную жизнь.

***

Наутро (а быть может и вечер) было решено двигаться к следующему этажу. Несмотря на выпитый алкоголь, чувствовала я себя прекрасно. Адреналин напрочь выжег остатки спирта из организма, и я была готова к труду и обороне. Подкрасив губы и подмигнув напоследок своему отражению, мысленно пожелала нам удачи. На лице Зака вновь сверкал дикий оскал, а коса воспринималась, как нечто надежное, и это вдохновляло. Сердце болезненно сжалось в груди, когда вновь пришлось пройти мимо комнат, где плавали в формалине тела несчастных. Ногти больно впились в ладонь, а в висках запульсировала клокочущая ярость: «Я отомщу за вас. Клянусь! Враг не останется безнаказанным». – С тобой всё ок? – А? Да, порядок. Идем, нужно найти этот чертов лифт, – улыбнулась, звонко зацокав каблуками. Парню пришлось прибавить шаг, чтобы не потерять меня из виду, ибо рванула так, будто вCHANELобразовались скидки в восемьдесят процентов. Лишь только, когда мы покинули злосчастный коридор, немного смогла перевести дух и сосредоточиться на другом. Например на том, как дальше выжить. А когда, наконец, нашли лифт из которого нас выкинуло сюда… – Да какого хрена это долбанная кнопка не работает? – яростно пыхтел Фостер, в тщетной попытке дозваться до лифта вот уже битые полчаса. – Мне кажется, что это бесполезно, – я обреченно огляделась вокруг. – Нужно искать альтернативный вариант. – Например? – разраженный парень резко развернулся ко мне лицом, едва не съездив косой по носу. Скосив глаза к переносице, осторожно отодвинула оружие в сторону, стараясь не порезаться об острый кончик. Отошла в сторону, еще раз внимательно оглядывая коридор нашел отеля. – Ну, например, здесь должен быть еще один лифт, предположительно, в другом конце коридора, либо же какая-то лестница, типа пожарной. Зак сплюнул на пол, развернулся на пятках и зашагал в противоположную сторону. Теперь уже мне пришлось чертыхаться и бежать следом. – Фостер, ждать! – рявкнула я, когда парень скрылся за очередным поворотом. Впереди что-то грохнуло, выругалось, и из-за угла показалось возмущенное лицо парня. – Я тебе не псина! – в тон мне ответил он, возвращаясь обратно. – И не сомневаюсь, – ехидство в голосе было слишком заметно, и потому прежде, чем парень успел разразиться очередной матерной тирадой, подняла вверх палец, призывая помолчать. – Погодь, дай немного отдышаться. Силы для забега еще явно пригодятся. Упершись рукой в черную картину, где змей искуситель оплетает запястье с запретным плодом, я медленно выдохнула, силясь восстановить сбившееся дыхание. И каково было мое удивление, когда ладонь, вдруг потеряв всякую опору перед собой, провалилась вовнутрь, затягивая в пустоту и меня. Я даже ойкнуть не успела, но хорошо запомнила ошарашенный взгляд Айзека, метнувшегося ко мне в попытке ухватить за запястье. Проход закрылся, обрезав яркий свет, и я осталась в кромешной тьме, в которой оказалось не самое мягкое приземление. Зажегся тусклый фонарь светло-пурпурного цвета, а затем второй, третий… десятый. Глаза уже немного привыкли к мраку помещения, и, хмурясь, поднялась во весь рост, пытаясь понять, куда меня закинуло. – Добро пожаловать на этаж, Ева Блэк. Здесь вы встретитесь со своим старым другом. Приятного времяпрепровождения! – раздался из колонок знакомый мелодичный голос. – Старый друг? – удивленно шепнула я, озираясь. Оглядела антураж нового этажа, содрогнулась. Фиолетовое пламя свечей озаряло высокие мраморные статуи, похожие на те, что были в католических церквях. Ангелы с натянутыми на лица капюшонами то складывали руки в немой мольбе, то возносили хвалу Господу, то протягивали длани заблудшим душам. Между ними красивые витражи до самого потолка с библейскими мотивами, вот только иллюстрации напрочь отличались от тех, что мы привыкли. Змей Искуситель не соблазнял Еву запретным плодом, а та, затем, не дает его Адаму. Вместо этого, Ева отдается во власть Змея, принявшего вид человека. Я поморщилась от слишком откровенных сцен, но продолжила рассматривать.

Сцена секса Евы и Змея.

Ева убивает Адама.

Кровь Адама служит удобрением для райских яблок.

Новые райские сады, уже обезображенные смертью.

Сотни змеенышей, которых породила Ева, впрыскивают свой яд в яблоки.

Райский сад погружается в хаос.

– И нигде нет Бога, – шепнула я. – Кто же тогда создал Адама и Еву? И последний витраж, от которого у меня болезненно сводит зубы.

На троне сидит Ева, облаченная в кожу Змея. На ее коленях корзина отравленных яблок. А за ее спиной нечто громадное, с крыльями, прикрывающими женщину, точно плащом, и рогами.

– Ну не-е-е-ет, – скривившись, прохныкала я. – Только не ты, Деймон. Из-за статуи выступил молодой человек, облаченный в одежду священника. Его единственный белесый, полуслепой глаз, уставился точно в мое перекошенное лицо. Второго, скрытого под повязкой, больше подходящей пирату, нежели священнику, не было и в помине, ибо когда-то сама его и выколола. Жаль, что до второго так и не смогла добраться. Я сделала маленький, но решительный шажок назад, ускользая в темноту. Рука метнулась к поясу юбки, и с губ сорвалось единственное емкое слово, описывающего всю сложившуюся ситуацию разом. Пистолета не было, видимо выпал, когда я падала. И почти сразу же больно врезалась бедром во что-то жесткое. Пальцы быстро прошарили поверхность, безошибочно определив мраморный стол. – Приветствую тебя, дитя мое, – чуть ли не пропел он своим низким, чарующим голосом. И белозубо улыбнулся. – Наконец-то ты снизошла до меня. Просвещение! Нас ждет просвещение! Я хихикнула. Сперва тихо, а затем все громче и громче, пока хихиканье не переросло в гомерический хохот. Священник, ага, как же! Самый настоящий сатанист! Однажды мне уже удалось сбежать от бывшего друга, но теперь… – Айзек, надеюсь, что ты очень торопишься, – шепнула я, медленно отступая за стол. – Иначе я приду к тебе первой.