Порочная Красная Шапочка

*Спустя три года*

— До свидания, госпожа Марэль! — Всего доброго, госпожа Чхве! Селена улыбнулась даме в бирюзовом платье, провожая её на выход с красиво упакованной коробкой. Её новая подружка Иветти подсказала, как по последней моде в столице у замка Короля сейчас принято упаковывать дары. Селене понравился этот способ — что-то красиво складывать в коробку, наполненную сеном и цветной мятой бумаги, украшая содержимое блёстками и лентами. И большинство их покупателей приходило в восторг от такой роскошной подачи, чувствуя себя как некая знать, покупающая дорогую посуду. Впрочем, на этом их торговля и процветала в этом магазинчике — на роскошной красивой керамике, которую научился делать Сан, создавая необычную утварь, которую скупали местные обеспеченные дома в этом городе. Они давно перебрались в Вартуф, огромный развивающийся город, ближе к Северу. И торговля пошла хорошо. Не сразу было всё гладко, но Селена умудрилась забрать из своего поселения накопленные деньги за изданные книги, а потом перебраться в город. Думы её прервались, так как раздался звук колокольчиков на двери, оповещающих о прибытии новых клиентов. — Добро пожаловать в мастерскую у Сантьяго! — быстро протараторила она, а затем удивлённо застыла, узнавая в двух крепких вошедших молодцах своих старых знакомых. Лесорубы Чоны, троюродные братья Уён и Юнхо. На них тяжело было не обратить внимание: крепкие и мускулистые, с причудливыми причёсками — выбритыми висками, а длинные волосы на макушке уложены назад в многочисленных мелких косичках. Изменения были — голые торсы были скрыты под какой-то безрукавной накидкой, поверх надет лёгкий плащ, и то на одно плечо, а голые крепкие руки в загадочных браслетах-талисманах все равно представали взору. Не было и белого боевого раскраса на лицах, и Селена впервые видела их лица чистыми. И они были симпатичные, эти Чоны. И оба не без удивления уставились на неё, как и она на них. — Не соврали слухи! Дева с красным чепчиком обитает в лавке посуды, хотя хозяйничает здесь другая! — усмехнулся первым Юнхо, вальяжно подходя к стойке торговца. — Рад видеть живой и не покусанной, — в привычной манере мрачно усмехнулся Уён, подходя следом. — Благо, это давно не актуально! — по-доброму улыбнулась ему Селена, являя взору белые зубы в милой улыбке. И лёгкий румянец сразу проступил на щеках Лесоруба Уёна, но он с невозмутимым видом отвернул голову, делая вид, что увлечённо рассматривает чашку с цветами перед носом. — Не ожидала вас увидеть в городе! Какими судьбами? — быстро продолжала Селена. И не сдержалась, пошутив: — Да и впервые вас вижу столь…кхм… одетыми, без голых торсов. Оба Чона поразительно одновременно закатили глаза и фыркнули. — Отвратительно неудобно носить верх! — пробурчал Уён, дёргая на себе плащ и нателку, будто они были у него из крапивы и чесали кожу. — Раздражает, мешает! — О да! — следом за ним поёжился Юнхо, дёргая завязку на плаще, словно она его душила. — В городах за лесом прям бешеные нравы, ох уж эти ваши устои! Глава заставил приодеться, чтобы так не выделяться и не спорить каждый раз со стражей! Задолбало! — Вы всё равно жутко выделяетесь! — рассмеялась Селена. — Я уверена, половина людей свернула головы, глядя на вас. Особенно дамочки, увидев такие тела на ровном месте! Сколько вы уже за сегодня охмурили невинных дев? — Это что комплимент она нам сделала, да? — Юнхо деловито посмотрел на Уёна, даже не скрывая ехидной улыбки. — Вроде того! — хмыкнул тот. — Жаль, что те бабоньки, которые мне нравятся, на меня не реагируют вовсе! — Если называть женщин бабоньками, то тебе точно ничего не светит! — с лукавой усмешкой подмигнула ему Селена, и младший Лесоруб снова нахохлился. — Ну, с тобой у нас точно нет шансов, раз ты не краснеешь, а ведёшь себя с нами, как с друганами, — притворно вздохнул Юнхо. — Даже обидно. А мы добрые — всех прелестных желающих дев забираем в свой клан, если что. А также помогаем избавиться от надоедливого мужа, если он уже не нравится. — Очень смешно, мой ответ по-прежнему «нет», как и два года назад, — покачав головой, сказала Красная Шапочка, не беря во внимание их постоянные странные шуточки. — Вы ж непросто так пришли? — Да вот, у тёти скоро именины, она мечтала об красивой посуде, как у знати, прям умоляла привезти из города в подарок, — Уён неловко почесал каким-то томагавком свой висок, а Селена скривилась, с трудом сдерживая эмоции на этот жест. Ладно то она, привыкшая к подобному, но местные дамы упадут в обморок при виде этих варварско-кочевых замашек. — Тогда подберём ей самое красивое, а вы после такого подарка станете самыми любимыми родственниками, — улыбнулась она им, выходя из-за стойки. Селена собрала им роскошный комплект новой посуды с белыми лилиями и изящными чашечками с ручкой в виде лепестков, упаковала так красиво в лентах, что самой было жалко отдавать. Впрочем, чуть не рассмеялась в голос, видя скривившиеся лица Лесорубов при виде все этого — им такое было не понять. Как ни странно, она теперь их вообще не боялась и чувствовала себя с ними легко. Впрочем, она уже предвкушала последующие вопли и причитания Сана, когда он узнает, что она встречалась с ними наедине. У него ещё проскальзывали моменты странной ревности, особенно почему-то к этим двоим. Однажды Селена использовала в своей новой книге образ двух горячих братьев-варваров из Южного племени Красных когтей, так Сана чуть удар не хватил, особенно в постельных сценах с героиней. Эта книга, кстати, принесла ей хороший гонорар, хоть в кругу города среди мужчин-критиков возмущённо получила славу «дешёвого разврата для неокрепших женских умов». Но Сан бурчал с того, что уж слишком «это кое-кого напоминает!». Впрочем, серия про перевёртыша Чана была его любимая, как и у других дам. Выпроводив Лесорубов с покупками, и закрывая на обед лавку, Селена распрощалась с парнями, идя в здание напротив. Правда, она несколько смутилась, когда оба братца на прощание бесцеремонно обняли её по-свойски, прижимая к своей мощной груди, что Красная Шапочка аж почувствовала запах их тел — запах леса и каких-то трав. Она неловко улыбнулась, надеясь, что это никто не увидел, и точно не узнает её ревнивый муженёк. Пора его проведать, кстати, узнать, как он там? Селена зашла в маленькую таверну при большой кузнице, и помахала троице, сидящей там. В обед здесь только обычно приходили работяги, поесть вкусненькой свежей похлёбки, и сейчас там было не так много люду. Минги за барной стойкой легко справлялся, помогая другим девушкам, а Сара рядом давала указания. Джеймс отдыхал, попивая слабый эль в кружке. Он поприветствовал Селену, а после загорлопанил, что сейчас с Сарой заберёт детвору и поедет показывать новый сплав, что он изобрел и открыл у города новый источник добычи. У Джеймса уж точно хорошо шли дела, и он изрядно помог всем остальным, практически вытаскивая всех этих «голодранцев на свет божий», как он их всех называл. Да, вначале всё было запутанно. Селена через год объявилась в родном поселении, когда узнала нечаянно весть о том, что её отец нелепо погиб в лесу от нападения дикого кабана. Тот ранил его клыком в живот, рана сильно загноилась, и спасти мужчину не удалось. Она помнила, как на похоронах все шушукались, смотря на неё во все глаза. Ей считали или мёртвой, или соблазнённой ведьмой–бабкой в лесу, и её возвращение в селение вызвало переполох, сплетни и даже праведное возмущение. Ей даже неприкрыто намекнули уходить отсюда и не позорить «честный люд». Красной Шапочке было все равно. Впервые ей было плевать на чужое мнение, оно лишь улыбнуло, ведь она видела гнилые души, что унижали её просто так, и оставаться здесь не было ни причин, ни желания. Она собрала свои деньги из дома и некоторые записи. Благо, её отец так и не нашел её тайник. Её мачеха Сара осталась вдовой. И вечером у них был странный разговор. Та плакала, просила прощение у Селены, и она не сразу поняла, за что извиняется молодая женщина. А Сара призналась, что её детская влюблённость быстро разрушилась, как марево в тумане, когда она вышла-таки замуж за её отца. Она осознала, каким ничтожным человеком он был, каким же жалким, и её детская влюблённость — это лишь образ, который она сама себе возвела в голове. Саре было тяжело с ним жить, у неё случилось два выкидыша, и Питер жестоко гнобил её за отсутствие наследника. Даже мог грубо толкнуть. И когда он нечаянно умер, она… почувствовала облегчение. Ей не страшило было остаться вдовой, она радовалась этой временной свободе. И за это просила прощение у Селены, за свое «грехопадение». На что Красная Шапочка рассмеялась и обняла плачущую женщину. Она так и сказала, что не винит её в «плохих мыслях» об отце, и понимает её как никто. Он был не самым прекрасным человеком, отвратительным мужем и отцом, так нечего и плакать да ним! Кузнец Джеймс так вообще разрыдался, как щенок бросаясь ей на шею. Когда он вернулся год назад и узнал, что Селена пропала, он впал в ужас и единственный отправился её искать. Нашёл в домике старой ведьмы, а когда узнал обо всем произошедшем, аж расплакался от эмоций. Селена заверяла его, что все будет хорошо, и ей больше ничего не угрожает. После этого они не виделись практически год, и она писала ему письма. А сейчас они наконец-то снова встретились, и стареющий кузнец плакал у неё на плече. А затем он и предложил после одного события окончательно изменить жизнь. У Селены было немного средств, у Сары остались остатки от торговли Питера, да Джеймс накопил немало за жизнь. Они все переехали в дальний город, разрастающийся и процветающий, когда узнали, что там не хватает лавки кузнеца. Джеймс и открыл там эту самую кузницу. Он был талантлив и трудолюбив, его работы были хороши, и дела быстро пошли в гору. При кузнице они открыли лавку с посудой, которой занимался Сан, ведь у него открылся неожиданный талант к стеклодуйству, керамике, глиняному мастерству. Этим ранее занимался его отец, но жестокий дед всячески пресекал подобные увлечения, да вот только внук продолжил дело отца. Да и открыли они небольшую таверну, где за главных поставили вдову Сару и Минги над остальными рабочими. Минги познавал жизнь, как мог. Получив в дар навсегда человеческое тело, не привязанное к магии Лихолесья, первый год он счастливо отправился в путешествия — познавать мир и получать новые знания. Он действительно был счастлив первые полгода, пока обыденность не прижала его жестоко. Ведь человеку, чтобы жить хорошо и сытно, надо работать, иметь дом и как-то влиться в общество, чтобы прокормить себя. Будучи один, Минги это плохо умел, и потом признался Сану, что его несколько раз ограбили, ещё наивного такого, и два раза побили. Сан с Селеной только диву дались, как он один такой выжил. В какой-то момент Минги пристроился к ним, помогая с таверной. Его болтливость, чуть странноватое для других поведение и вместе с тем обманчиво устрашающий вид многим показались колоритным, и как «хозяин» таверны он стал достаточно знаменит, легко завлекая гостей. Минги мечтал заняться торговлей, и они с Саном даже думали привозить редкие ткани в город, где особенно шли женские платья, ведь входили в моду странные фасоны. А сейчас Селена обнаружила, что Сара испекла ореховый пирог и оставила для угощения бывшему ворону. Красная Шапочка с трудом сдержала улыбку — ведь это было любимое лакомство Минги. Он был чуть туговат на первые шаги, а Сара слишком традиционна, чтобы проявлять инициативу. У них как-то хорошо заладилось. Её не смущала чудаковатость молодца, а он не нервничал в её присутствии. Сару смущало, что она постарше, а Минги — что он не знает, как «быть настоящим мужчиной до конца». Что Селена, что Сан намекали им тайком, что это глупости. Ведь Сара расцветала рядом с добродушным и спокойным Минги. Нежность и учтивость в общении ей была неведома после спорного мужа. Она была ещё молодой женщиной — младше Джулии, но старше своей падчерицы на десять лет. Раньше Селена относилась очень негативно, что после смерти матери отец женился на такой молодой деве, а сейчас эту же вдову уговаривала не ставить на себе крест, как на молодой симпатичной женщине. И сейчас они шли в домик позади кузни, где жила с семьей Селена. Сара обещала забрать детей на обед, прогуляться с Джеймсом по делам. Они застали внутри умилительную картину. Сан дрых на огромной длинной скамье на одеялах и подушках, вытянув вперёд стройные ноги. А на его коленях с обоих сторон мило спали мальчик и девочка, свернувшиеся клубком, положив ладошки на бёдра отца. Селена не смогла сдержать улыбки, рассматривая спящих черноволосых двойнят. Зелёный цвет раскосых глаз — единственное, что досталось им от неё, остальное — всё в отца. Даже очаровательные ямочки оказались на их лицах, как у Сана, что было нереальным совпадением. Иногда она вспоминала, какой странный, но одновременно чудный был их первый год с Саном. Они обосновались в домике Сильвии, где их женил потом Чонхо перед магией Лихолесья. И даже душный гундосящий Туманник пришёл их поздравить с подарком, хоть и в панике удрал обратно в своё ущелье. Селена до сих пор краснела, вспоминая их деньки в домике бабушки. Молодые,впервые познавшие сильную страсть и первую настоящую любовь, они не отлипали друг от друга ни на миг. Не было ни одного уголка в доме, ни одного камня у реки, пня в лесу, на которых они бы не предались любви. Иногда Селене думалось, что она грязное похотливое животное, отдаваясь так отчаянно и сладострастно, отзываясь на каждую ласку. Да и Сану всё было мало, а между этим он чуть не топил её в своей нежности, так удивительно граничащей со страстью. И, соответственно, постоянные соития быстро принесли свои плоды — Селена понесла. Но многое изменилось, когда родились на свет двойнята. Помощь Чонхо оказалась очень кстати, в детстве он насмотрелся на частые роды Ягишны, к сожалению. Но на следующее утро, когда родились дети, случилось чудо: Сан проснулся без волчьих ушей и хвоста. И без способности к обращению. Они были в шоке, но потом осознали, что слова духов оказались правдой: «За отнятую жизнь ребёнка Халазии подари ей новую жизнь, взросшую в любви». Когда один охотник Чхве убил одну из дочерей Халазии, его потомок потом подарил другую дочь крови Халазии, и сделано это было в любви и согласии. Сан был счастлив и наконец-то свободен. Хотя Селена любила шутить, что очень скучает по его милому пушистому хвосту, который обожала гладить, свернувшись калачиком на ногах Сана. Он смеялся и предлагал в ответ лишь свой оставшийся копчик для нежных ласк. И так, как бывший Волк стал человеком, то они смогли спокойно вскоре перебраться в город, где никто косо бы не посмотрел на странного парня, не обвинив его в нечестивости. Сан занимался лавкой, помогал Джеймсу, а Селена с торговлей и учётом, умевшая хорошо считать и вести денежные дела по хозяйству. А ещё она продолжала тайком писать свои любовные романы и продавать их под псевдонимом, не без улыбки слушая, как дамы в округе шушукаются, обсуждая новые похождения героев от любимого автора. По правде говоря, это стало приносить столько прибыли, что Селена могла в целом прокормить сама свою семью, но, разумеется, её мужу об этом знать не стоило. — Эй, Сан! Подъём! — прогорлопанила Сара, когда они с Красной Шапочкой вошли в дом и обнаружили эту спящую идиллию. Сан вздрогнул и резко очнулся, подрываясь с места. Сонный, он сделал это бездумно, и двое детей на его коленях тут же с воплем свалились вниз на пол, скинутые от его движения. — Прошу прощения, виноват! — рассмеялся он, видя кряхтящих и скулящих детей на полу. Но потом пришлось замаливать прощение перед разбурчавшейся Селеной, проверяющих головы их детей. Сара быстро забрала двойнят, и те счастливо побежали к «дедушке» Джеймсу, повисая на его огромных плечах. Когда закрылась дверь, Селена повернулась на плюхающийся звук — это Сан упал обратно на длинную скамью в подушках, раскинув ноги и положив голову на скрещённые руки, и сделал вид, что дрыхнет дальше. — Вот же соня! — притворно вздохнула Селена, глянув на него и скривившись. — Так и будешь дальше валяться, коль работу всю сделал? Она подошла к нему вплотную, чуть склоняясь, чтобы игриво ткнуть в живот кулаком. — Ну, Сан! Я думала, мы чем-то займёмся, пока детей забрали, а ты спать, ну же… ой! — она лишь ойкнула, когда её резко схватили за плечи, а затем одним махом развернули в воздухе. И вот Селена уже лежит спиной на скамье, а Сан перемахивает ногой и оказывается сверху на ней, пригвождая её тело к подушкам. — Ну вот, пока детей забрали, и мы остались наедине, так займёмся наконец-то полезным, а не работой, — деловито сказал он, и его руки бесцеремонно скользнули ей под юбки, медленно задирая их и скользя горячим ладонями по женским ножкам. — Тебе снова невмоготу? — Селена закатила глаза, но не смогла сдержать улыбки. Как бы наигранно она не урчала, но эти игривые, нарочито абсурдные приставания от него ей в глубине души очень нравились. — Ах, Сан, средь бела дня? Не дождёшься ночи? — В самом начале тебя не останавливало ничего, а теперь сплошные отговорки, иногда думаю, а точно ли надо было уезжать из лесу, — хмыкнул он, но его губы уже бродили по её шее, нежа и выцеловывая подрагивающую жилку. Тогда как одна рука полностью задрала юбку и бесстыдно принялась ласкать кое-кого между ног. — М-м-м... — простонала Селена, прикрывая глаза. Она попыталась говорить дальше, делая вид, что ничего не происходит. — Ты не придуривайся, ты больше всех был рад, что наконец-то обрёл свободу, занялся работой и живёшь в городе, да ещё так свободно. А когда есть дела, то минуты уединения кажутся ещё более сладкими после всей суматохи. — Не скрою, что-то в этом есть, — проворковал Сан, и его пальцы совсем осмелели, и неприлично лаская, и массажируя, и заходя так глубоко. — Всё складывается так хорошо, что иногда мне страшно. Мне кажется, что если мы таки сведём Сару и Минги, то совсем некуда будет двигаться дальше. — Ох, найдётся миллион занятий! Ещё есть Джеймс. Потом будешь отгонять любых мужиков в километре от любимой дочери и плакать на свадьбе сына. Я уже даже представляю эту картину, именно так тебя и вижу… ах, ну что ты делаешь! — взмолилась Селена, когда рука Сана потеряла окончательную скромность под её юбками. — Ты же помнишь, что я тебя очень люблю, ценю и никогда не обижу? — вдруг спросил он. — Помнишь, моя милая рыжуха? — Конечно, помню, мой милый волчара, — улыбнулась она, тяжко открывая подрагивающие веки. — Это хорошо, сладкая моя. Я напомнил, потому что сейчас будет казаться, что я тебя совсем не жалею, — он клонился к ней с самой ехидной улыбкой, бесцеремонно раздвигая её ноги в сторону. — Сан! — только и смогла со смехом проскулить Селена, пока её не сгребли в охапку. Её ноги закинули себе на плечи, и Селена задышала часто и сбивчиво, стиснула в пальцах край каких-то подушек под ней, глаза у неё закатились от первого глубокого вхождения, и она бездумно сдалась, отдаваясь как всегда на ласки своего Волка. Сан вжимал её в себя, обхватывал за шею и плечи, и входил с оттяжкой, глубоко, ощущая, как узко и горячо там внутри, как хорошо и приятно. Это было восхитительно как в первый раз, и он сам удивлялся, как им не надоедает до сих пор, а только каждый раз становится так хорошо, так приятно, что хочется продолжать это всю жизнь. Сан толкался и толкался в любимое тело, и бешено ускорялся он лишь перед самым концом, когда Селена уже содрогалась в его руках, отчаянно выстанывая и закатывая глаза. Тогда Сан отпускал себя и догонялся так, как жаждал и любил, казалось, всегда, — он вбивал покорное девичье тело в подушки, самозабвенно прикусывал губу и стискивал в руках мягкие бёдра, столь любимые им. Селена будто и себя не помнила в такие моменты, так как в голове плавал сплошной туман, а в груди и животе всё подрагивало, и она с наслаждением купалась в этих волнах удовольствия, содрогаясь от возбуждения. А потом наступал не менее любимый момент — они просто лежали в обнимку, лениво поглаживая друг друга, и отдышавшись, начинали болтать обо всём на свете, не прекращая обниматься и нежиться в объятиях. — Ты не жалеешь, что отреклась от магии в крови и потеряла связь с лесом? — вдруг спросил Сан, перебирая пальцами её сбившиеся пряди из косы. — Нет, — честно ответила она. — Я не успела познать этот вкус силы, и не хочу. Ведь обрела то, что всегда хотела — свободу и настоящего друга и любовь в одном лице. Сан не сдержался и широко улыбнулся ей в макушку, пребывая сейчас в каком-то слишком хорошем и игривом настроении. Но всё же он не удержался. — Но ты так редко говоришь мне «то самое», — пробубнил он. — Я тебя люблю и не жадничаю лаской как физически, так и на слова. А от тебя так тяжело вытащить такие приятные мне слова. Ну, хоть сейчас скажешь, а? Селена не сдержалась, закатывая глаза. Любой бы другой подумал, что он хочет от неё слова «я люблю тебя», но это он и так знал, и безоговорочно в это верил. Но одно он всё время спрашивал у неё, как обиженное дитя вот уже три года, всё не унимаясь. Она вздохнула и с трудом сдерживая усмешку сказала: — Да, Сан. Ты у меня очень. Очень. Очень красивый! Самый красивый! — Уха-ха-ха! — гортанно хмыкнул он, расплываясь в счастливой улыбке, схватил Селену чуть ли не до хруста и затрясся с ней из стороны в сторону в объятиях. — Я красивый! Моя жена сказала, что я красивый! Уха-ха-ха! Жизнь удалась! Селене оставалось закатить глаза, потом рассмеяться, а затем и взвизгнуть, когда её от переизбытка эмоций начали довольно кусать и щекотать, чтобы она взывала в его объятиях.

…

Небо сегодня было такое светлое, день такой солнечный, а птицы радостно щебетали в округе, поэтому людская толпа единогласно решила, что это прекрасный знак, знаменующий доброе и величественное событие — королевскую свадьбу! Многочисленный люд собрался на площади у ворот замка, всматриваясь в идущую в церковь процессию. Все приветствовали принца Хонджуна, молодого и такого красивого с сияющей улыбкой. Для большинства он сыскал хорошую славу среди народа: приветливый, не задирает нос надменно, как другие принцы при виде простолюдинов, занимается мирскими делами и участвует в строительстве нового гарнизона, приносящего Королевству отличную прибыль. И хотя некоторые всё ещё опасались странных дел, происходящих в последнее время, например, неожиданную кончину нескольких старших братьев принца Хонджуна, что делало его несколько ближе к престолу, как говорили злые языки, но сегодняшняя свадьба отвлекла многих от странных тёмных дум. В целом, у Короля Чен Ына в последнее время многие сыновья женились на принцессах других королевств, но каждый раз королевская свадьба будоражила умы народа, ведь это было такое развлечение и новые сплетни. Молодой принц, облаченный в блестящие доспехи, стоял у ворот, ожидая свою невесту. Хонджуна народ считал очень красивым — у него было прекрасное лицо, живые глаза и невероятная улыбка с ровными зубами, признаком здорового богатого человека. Шрам на правой стороне лица мог бы считаться уродством для человека королевской крови, но неведомыми судьбами народ воспринял это как мужественную метку, придав статусу принца даже больше уважения. Ведь этот шрам он получил в бою с нечистью, защищая Королевство от тёмных сил! И сегодня многие дамы чуть ли не плакали, понимая, что он перестает быть свободным. Плакали так, будто у них когда-то был шанс на его сердце. — Красивый же он, молодой принц! — вздохнула Герцогиня Хван в толпе вдоль церемониальной дорожки, рассматривая Хонджуна в профиль. — Но вкусы странные, — буркнула рядом другая молодая Герцогиня Ян. — Столько невест было на выбор, а он предпочёл отправить письмо с предложением руки самой диковинной. Дамы уставились на походящую к алтарю принцессу Мирэ с дальнего Королевства за Сияющим Морем. Невеста, одетая в кроваво-красное платье, украшенное драгоценными камнями, медленно шла к ожидающему принцу Хонджуну. Внешность её значительно отличалась от привычных стандартов красы, особенно волосы — вместо чёрных шелковистых и прямых, считающихся эталоном красы в Северном Королевстве, у неё были пористые рыжеватые волосы, что было очень необычно. — Я слышала один слух, — шепнула третья герцогиня Лим. — Что юный принц Хонджун безразлично отнёсся к женитьбе, сказав отцу, чтобы тот выбрал самую выгодную невесту для дел Королевства! Но из всех предложенных вариантов он выбрал именно эту, потому что ему понравился рыжий оттенок её волос. — Как странно! — хохотнула герцогиня Хван, прикрывая лицо веером. — Какой вульгарный цвет! Ещё слышала, что принц обожает дам в красном одеянии, это его любимый цвет! Поэтому он заставил портного сшить невесте именно красное свадебное платье и такие же для бала! — Глупости! — герцогиня Ян закатила глаза. — Нелепые сплетни! Меня больше удивляет, что принц не побоялся жениться на женщине из-за Сверкающего моря! Слухи говорят, что местные там женщины очень самостоятельны, со скверным вздорным характером, склонные к спорам! Немыслимо! Но принц не побоялся тяжёлой жизни в браке, и ради выгода Королевства заключил выгодный экономический союз! — Говорят, что принцу нравятся строптивые! — снова хохотнула герцогиня Хван. — Он любит языкатых дам, которые не сразу ему даются. Может, правда? Поэтому такую жёнушку и выбрал, чтобы не скучно было? — Не говорите глупостей, ваше благородие. Принц просто женится на выгодной партии, негоже сплетничать прям на церемонии, это легко услышат злые языки, — раздался рядом тихий голос. Дамы вздрогнули, одновременно разворачиваясь и со стыдом увидели возле себя молодого священник Кан Ёсана, одного из приближённых самого принца Кима, ныне входящего в высший круг власти при Инквизиции. — Ваше Преосвященство! — женщины нервно закивали головами, а госпожа Ян так вообще чего-то отвела взгляд. — Простите, мы действительно заболтались! — лучезарно и фальшиво улыбнулась ему герцогиня Хван, — мы женщины, так греховны, тяжело не обсудить даже принца. Прошу простить, у нас нет и не было злых намерений! — Верю, — нечитаемым тоном отозвался инквизитор Кан, кивнул им на прощание и пошёл дальше сквозь толпу. Женщины проводили его пытливым, заинтересованным взглядом. — Как жаль, что такая красота посвятила себя Церкви, а не простым человеческим радостям, — вдохнула герцогиня Лим. — Такой молодой и такой красивый! Поговаривают, что сильного демона года три назад он убил, и сам еле выжил, но божье слово помогло исцелиться! Ах, как жаль, такой красавчик! — Полно вам, вы про святого отца говорите! — хихикнула герцогиня Хван. — Какие бы сплетни не ходили про него и принца Хонджуна, мол, спорят так, что все дар речи теряют, но факт остается фактом — принц Ким держит его подле себя. Поговаривают, что он специально пробивает человека из Церкви в королевский совет. Инквизиции выгодно иметь там своих людей и наращивать влияние, а принцу выгодно, чтобы такая сила была на его стороне! — Ну всё равно! — вздохнула герцогиня Хван. — Такой воспитанный милашка! Кстати, — она повернулась к подруге, герцогине Ян. — Ты же плакалась, что пойдёшь на исповедание к святому отцу Кану! — она снова захихикала. — Всё покаялась, что муж тебя игнорирует, не трогает и пальцем столько времени, а ты ещё молода и хочешь любви. Рыдала, что скоро до греха измены дойдёшь. Так что, говорят, видели, как ты в Церкви попросила святого отца Ёсана исповедаться! И как? Рассказала ему о своём воображаемом грехе неудовлетворения? Герцогиня Ян, которая отчего показалась им побледневшей, сейчас почему-то порозовела, рассматривая зачем-то штору впереди. — Да… исповедалась… он мне очень помог, — неразборчиво промямлила она. — Направил на путь истинный… язык у него подвешен… простите, хорошо говорит, нужные слова сказал, мне полегчало после…кхм… беседы с ним. — Что ты так мямлишь? И почему так покраснела? — скривилась старшая герцогиня Лим, пытаясь вслушиваться в то, что она бормотала. — Тебе что плохо? — Да! Нехорошо! — герцогиня Ян поспешила снова отвести взгляд. — Здесь так душно, что мне в этом корсете уже плохо. Наверное, мне надо отойти, чтобы я вас не опозорила и не упала при вас в обморок! — Ой, конечно, милочка, идите! Тем временем, Кан Ёсан со скучающим видом уже сидел за столом, слушая болтовню знати рядом. Церемония бракосочетания закончилась, и всех гостей рассадили в богато украшенном зале для праздничного пира. Гремела музыка, пары танцевали по средине зала, наполненного гулом и смехом. Слуги подносили угощения. Замок гудел, празднуя союз двух королевств и начало новой эры возможного процветания в новом союзе. Инквизитор лениво скользнул взглядом по главному столу, смотря на новобрачных. Принц Хонджун учтиво улыбался, что-то отвечая рядом сидящему барону. Он выглядел дружелюбно, но Ёсан знал, что это притворная маска, и не сдалась ему та дева, сидящая рядом, вовек бы он её не видел. Ни для кого не секрет, что политические браки — обычное дело, построенное на выгоде, а не на любви. Но как прозаично, что молодой принц так и не избавился от старой страсти, на образе, на котором он помешался. Вряд ли он любил по-настоящему, но вон даже невесту себе выбрал принципиально рыжую. Глупец, ещё намучается. И жёнушку юную намучает. Впрочем, судя по насупившемуся виду и злобно стреляющему взгляду его новоиспечённой круглолицей жёнушки, она ещё принесёт в его жизнь перчинки и склок. Мысли Ёсана резко прервались страшной волной головной боли. Он не сдержался и скривился, а затем почувствовал металлический вкус на языке и жуткую тошноту. — Прошу простить, мне надо уединиться в уборной, — он кивнул гостю возле себя, прерывая их глупый разговор ни о чём, и быстро встал из-за стола. Молодой инквизитор шёл размеренно, учтиво кивая здоровающимся людям на пути. Он привычно держал невозмутимое лицо и величаво гордую осанку. И лишь оказавшись в туалетной комнатке, он тяжело вздохнул, закрывая дверь. Подошёл к зеркалу на стене, под которым стоял столик с графином и тазиком для умывания. Ёсан быстро умылся холодной водой, ополоскал взмокшую шею и откинул назад мягкие, но не послушные кудри. Опёрся обеими ладонями о столик, чуть горбясь, а затем поднял голову к зеркалу, уставившись на своё отражение. Там на него смотрело его красивое, хоть и уставшее лицо. — Снова пытаешься вылезти? — тихо произнёс он. — Не старайся. Моя воля непоколебима. Я никогда не дам тебе завладеть этим телом. Отражение в зеркале вдруг изменилось. Точнее, изменились только его глаза — на миг голубые глаза стали огненно-красными, как разгорающийся огонь. — Твой контроль великолепен, — промурчал голос демона Сонхва в его голове. — Я с трудом спасся, умудрившись сгорая вселить часть своей проклятой души в тебя через твои раны. Я так долго спал, набираясь сил. Но ты — внезапное стихийное дитя одной из Халазии, и твоя кровь пробудила меня. Сопротивляйся или не сопротивляйся, но наступит тот день, когда я стану сильнее и смогу захватить твоё тело. — Даже если этот день настанет, тебе достанется только погибшее тело, — мрачно улыбнулся Ёсан сам себе в зеркало. — Но этот день никогда не настанет. Я ещё найду миллион способов, как выкорчевать эту скверну из своей души, и ты сгниёшь навсегда, проклятая погонь. — Какой ты злой, мой мальчик, — улыбнулся Сонхва в его голове. — Но как же прозаична и коварна судьба, что дала демону укрепиться в сердце священника, особенно того, кто ненавидел меня всей душою. Твоя вера жестока, дорогой Ёсан, — рассмеялся Сонхва и его слова гулом раздавались в сознании инквизитора. — Ты силён, но не всесилен. Я выживал столетиями и сейчас выживу. Рано или поздно, твоё тело станет моим, и я снова стану свободным. Так даже лучше. А пока я буду сладострастно осквернять тебе жизнь. Рано или поздно — ты оступишься. — Надежда — это только и остаётся у тебя, демон, — холодно отозвался Ёсан. — Ты недооцениваешь мою волю и желание уничтожить тебя. Поверь, осквернять тебе жизнь буду я, и отнюдь не сладострастно. Инквизитор мотнул головой, отгоняя в себе морок. И демон внутри затих, уснул в тюрьме его сознания. Контролировать его становилось тяжелее, но Ёсан силён духом и никогда не уступит скверне. Он найдет способ избавиться от частицы проклятья в себе, пусть и тайком. Святой отец снова обмылся, в холоде приводя себя в чувства. Металлический вкус исчез во рту, и он вышел из уборной. Но тут же наткнулся на своего юного аколита Феликса. — Я искал вас, Ваше Преосвященство! — тихо сказал он ему. — Вас просит к себе принц Хонджун на аудиенцию! Я подождал вас. Вы один были или сами с собой разговаривали? — бесцеремонно выпалил он, почесав белокурую голову. — Молитву читал, и тебе советую это делать почаще, — безэмоциональным голосом ответил Ёсан, развернулся и спокойно пошёл дальше. — Пошли. Идём на встречу к нашему капризному принцу. — Подождите! Не так быстро! — Феликс кинулся за ним, с трудом поспевая в неудобной праздничной рясе — она была тяжёлой и многослойной, в отличие от походной-боевой. Молодой аколит нахмурился, смотря в спину Ёсана. Он никак не мог понять, что в нём изменилось. Иногда Феликс просыпался от странного шёпота, когда они ночевали вместе в походах. Его магический слух порой играл с аколитом, ему казались странные вещи. Например, что во сне от Ёсана исходит чужой шёпот, будто в нём что-то сидит. А сейчас ему вообще показалось, что в голубых глазах инквизитора мелькнул красный отблеск. Феликс особо не верил в совпадения. Ему нравился Кан Ёсан своим непоколебимым духом и беззлобностью, но он всё равно решил за ним присматривать. Ведь у его священника было столько тайн и не самых добрых тайн. Феликс не хотел наговаривать, но ему казалось странным, что дочка герцога Со так часто похаживала на исповедь именно к Ёсану. А сейчас у неё с мужем родился прелестный мальчик. Только глаза у него были подозрительно знакомыми, такого чистого небесного цвета, столь редкого при таком разрезе глаз. Нет, Феликс ни в чём не упрекал, но решил присматривать за свои инквизитором. Так, на всякий случай. — Тебе нужно убить мальчишку, — шепнул Сонхва в голове Ёсана. — Он раскусит рано или поздно. Умрёшь ты, твоё тело, то умру и я. — Вот и славно, — отмахнулся про себя Ёсан, внешне оставаясь невозмутимым. — Пожалуйста, отстань хоть сегодня. Или сам будешь час слушать проповеди в Церкви, от которых скучаешь. Он усмехнулся, чувствуя, как замолк внутри демон, Толкнул двери и вошёл наконец-то в покои принца Хонджуна.