if we survive the great war

Дыра, которая служит входом в пещеру, широкая и скрыта разве что обилием деревьев перед собой, поэтому рассветное солнце беспрепятственно заливает пол и стены, как только появляется на горизонте. Воздух по-прежнему холодный, с утра даже леденящий, однако в пещере нет ветра, и, если развести огонь, согреться представится возможным. Голова Эндрю начинает шевелиться прежде, чем сознание начинает работать. Он нехотя открывает глаза, бессознательно разминая спину, затекшую ото сна на каменном полу пещеры. Сколько он спал? Десять часов? Двенадцать? Удивительно, что их не нашли. Компания профи, должно быть, обозлилась на Нила Джостена за убийство их союзника и последовавшее за ним объявление о возможной победе двоих. Альянсы были удобны профи в начале, на самом же деле никто не желал делить между собой славу, приходящую с победой в Играх. Эндрю смотрит на Нила, спящего в незастегнутом спальном мешке. Солнечный свет снова падает на рыжую копну волос. Миньярд думает о том, что замаскироваться с такой шевелюрой, должно быть, непросто. Чуть отодвигает спальный мешок, чтобы осмотреть раненую ногу Нила. Он уже изучил ее, пока обрабатывал, но средств для достойной дезинфекции под рукой не было, поэтому за время сна могли произойти значительные изменения. Эндрю приходится призрачно коснуться руки союзника, чтобы перевернуть его и иметь возможность увидеть рану целиком. "Глубоко его порезали". Странно, что Нил спал тихо и будто не чувствовал боли, которая, как казалось, должна была его замучить. Если бы Джостен кричал или завывал во сне, Эндрю бы точно услышал. Несколько раз он, просыпаясь, выходил из пещеры с надеждой не увидеть приближающийся зажженный факел и не услышать шаги и, ложась обратно, подставлял руку к лицу Нила, дабы убедиться, что новоиспеченный союзник дышит и сможет быть хоть чем-то полезен. Хотя дело разве действительно было в полезности? Порез был достаточно серьезным, но, к счастью трибутов из Дистрикта-12, не загноившимся и уже не кровоточащим. Эндрю решил не будить Нила сразу и не трогать рану, чтобы не тревожить сон рыжего. Сон должен быть целительным, должен помочь ему восстановиться. Эндрю ловит себя на мысли, наполненной надеждой на то, что Нил поправится, выкарабкается, сможет пережить то, что произошло сутками ранее, "спастись от тьмы". Смотря на утреннее солнце, играющее и переливающееся в рыжих волосах и делающее их огненно золотыми, Эндрю не понимал, о какой тьме говорил Джостен. Он бы и не осмыслил этого, ведь он спасенный, защищенный, убереженный. На мысли о том, что Нил, отчаянно боровшийся за жизнь, искавший пищу среди отходов более обеспеченных жителей Дистрикта-12, Нил, привыкший отвечать лишь за себя самого, диковатый одиночка, вдруг затевает рисковать жизнью ради полузнакомого парня, на тот момент даже не союзника, решается сражаться с тем, кто сильнее, опытнее, техничнее, бросается в руки смерти, словно добровольно решая покинуть мир живых, словно ему эти игры уже давно наскучили и пора их заканчивать. Вопросы крутятся в голове Миньярда волчком, неуемной юлой, закрученной самим Эндрю, пока солнце не начинает светить слишком ярко, неизбежно привлекая внимание. Эндрю выбрасывает на берег из круговорота мыслей, и он осознает, что все это время не отрываясь смотрел на Нила, теперь жмурящегося в полусне и пытающегося восстановить свою связь с внешним миром. Спустя пару минут Эндрю решается помочь его и, слегка прикасаясь, трясет руку рыжего. —Эй, просыпайся,—Эндрю сам поражается тому, насколько робко и неуверенно звучит его собственный голос, и продолжает тверже.— Вставай, Нил. Нил все еще не открывает глаза, шевелится более рвано, резко, жмурясь уже не от солнца, а от боли, которая возвращается, когда уходит глубокий, почти лихорадочный сон. Наконец, Джостен медленно размыкает глаза и, пристально смотря на Эндрю, похоже, пытается по крупицам собрать воспоминания, раздробившиеся и рассыпавшиеся. Реальность добивает его окончательно, когда он чувствует боль раненой ноги и слегка корчится, пытаясь привыкнуть. —Где мы, твою мать, находимся? —В пещере посреди леса. Я увидел ее, пока тащил твою раненую задницу, и она показалась мне лучшим временным укрытием, да и альтернативами это место не балует. Нил смотрит на Эндрю, пытаясь пробить взглядом маску безразличия и бесстрастности. —Почему ты не оставил меня здесь одного? —Ты все-таки спас меня. Хотя тебя об этом не просили, чертов ты трагический герой,—Эндрю медлит,— зачем ты вообще полез на профи? —Он хотел на тебя напасть,—Нил слегка пожимает плечами. —Ты забыл, где ты находишься, Джостен? Бегство—это только твоя тактика. Другие здесь, чтобы нападать. Убиства—это их призвание, их тренировали для этого, они специально обучены, еще и вооружены. Чем ты вообще думал?! После того, как Эндрю произносит слово "убийство", взгляд Нила начинает метаться по пещере, рот открывается, мозг пытается облачить слова в форму, однако единственный звук, который ему удается издать — тихий всхлип. Он ведь теперь тоже убийца. Эндрю все так же смотрит на него без капли сожаления и продолжает свою речь. —Твоя жертва не была напрасна. Нил фокусирует взгляд на Эндрю, пытаясь найти в выражении его лица, привычной ухмылке ответ на повисший в воздухе немой вопрос. — Ты самоотверженно и благородно бросился спасать меня, и это не осталось без внимания. Наш «союз», похоже, оказался настолько востребован, что правила Игр были изменены. Нил вспоминает, что слышал объявление, но не определил, не разыгрывало ли его подсознание. —Теперь могут победить двое?—с опаской спрашивает Джостен. —Если они из одного Дистрикта. Откуда ты знаешь? Нил наклоняет голову и тупо смотрит в пол. —Я слышал. Я думал, мне это снится. Эндрю пытается подобрать слова, которые могли бы объяснить Джостену, возможно, еще не осмыслившему корректировку правил, не значение для них. —Я не твой враг. Я больше тебе не соперник,—его лицо по-прежнему не выражает никаких чувств, однако буря, которую он носит с собой, усиливается с каждым словом,— Поодиночке у нас нет шансов, вдвоем— есть. Поэтому я не оставил тебя здесь одного или не добил тебя сам. Нил продолжает пустым взглядом рассматривать пещеру, не зная, как реагировать на желание Миньярда объединиться. —А,— только лишь произносит Джостен,—И какой у нас план? Сидеть здесь и мечтать о том, чтобы профи нас не достали? Это самонадеянно. Эндрю вновь ухмыляется. —План иной. Раз уж наш тандем пользуется таким спросом, мы должны поддерживать заинтересованность в нем. Простое союзничество слишком заезженно и тривиально. Но несчастная любовь на арене более эмоциональна и эффектна. Уверен, от спонсоров отбоя не будет. Глаза Нила расширяются с каждым словом блондина. Интересно, как это безэмоциональный Эндрю Миньярд собирается играть главную роль в "Ромео и Джульетте"? Видя смятение и недоверие Джостена, Эндрю ядовито выплевывает: —Если у тебя есть идеи лучше, то мне не терпится с ними ознакомиться. —Что? Нет… нет. Но… ты уверен, что в это поверят? —Они уже в это верят, иначе правила не были бы изменены вот так легко. Теперь мы одна команда, и , если твоего плана нет, то будем придерживаться моего. Теперь мы безумно влюблены друг в друга, так что, если вдруг захочешь меня поцеловать, не стесняйся. Изо рта Нила вырывается смешок. —Спасибо. Буду иметь в виду. —Отлично. Скоро тебе надо будет подняться и как-нибудь доковылять до следующего укрытия, которое мы сможем найти. А пока… Эндрю достает из рюкзака, который уже успел изучить, пакетик вяленой говядины и наполненную бутылку воды и бросает Нилу. —Где ты нашел воду?—почти вскрикивает Нил, но Эндрю оставляет этот вопрос без ответа. В пещере слышны только шелест деревьев и посвистывание пробуждающихся птиц. Эндрю сидит у самого края, позволяя солнцу хоть немного согреть руки. Пейзаж выглядит идиллическим. Чертовски мирно. Мысли Миньярда крутятся вокруг того, что теперь у него есть союзник, он не один в чертовых играх на выживание и у него есть небольшой, но шанс вернуться в место, которое приходилось называть домом. Но вопросы о собственном чудесном спасении так и не были заданы Нилу, а возможные ответы на них не давали полной свободы насладиться пейзажем. Что-то в случившемся не позволяло рассматривать Нила только как ключ к выживанию и план победы. В груди спотыкалось сердце, а Эндрю ненавидел эту жалкую, ущербную мышцу, которая тыкалась ему в ребра, как недобитая собака.