Отступники.

просыпаться и осознавать, что всё твоё тело, все мышцы и кости болят – это самое худшее, что могло быть за те месяца, которые Бён Ыйджу провёл на судне. головная боль не давала ни одной мысли протиснуться вовнутрь, заставляя мученика лишь укрыться с головой тонким одеялом и мечтать о том, что он вновь уснёт. и когда проснётся, всё будет хорошо. но он не мог найти себе место, удобной позы, и попросту каждый раз крутился в попытке удобно лечь. ни один вариант не показался ему победным. пришлось встать. Ыйджу не знал, который сейчас час и спит ли Николас на самом деле, потому что он не оставил привычку долго размышлять о своём, рассматривая стену и изредка царапая что-то ногтём. впринципе Николас всегда, большую часть времени, был погружён в свои раздумья. как и Ыйджу. в этом они были безумно похожи. спускаясь с верхней полки Ыйджу ощущает, как идёт кругом голова. как сохнет в его горле и как становится жарко, безумно жарко впервые за последний месяц. душно. он садится на табуретку около стола, потому что чувствует, что ему нужно привыкнуть, прежде чем пойти на кухню. от шороха, который издавал Ыйджу своими неловкими движениями, по всей видимости, просыпается Николас, наконец обращая на него внимание. Ыйджу был взлохмоченным, уставшим и выглядящим ужасно плохо. голова всё также болела. Николас ничего не спрашивал, он лишь зевнул, приподнялся и уселся на кровати, наблюдая за тем, как Ыйджу, в попытке встать, опирается на стенку от нового головокружения. и он наконец решает помочь, подходя к Бёну и придерживая его за талию. – голова кружится, – хриплым после сна голосом произносит Ыйджу, без слов понимая, что хочет спросить Ван. тот лишь отводит его к своей кровати, а сам уходит. и теперь уже, ко всем прочим отвратительным симптомам, Ыйджу складывается в сильном кашле, что лезвием проходится по горлу. ещё никогда не было так плохо. возвращается Николас. в его руках чашка с водой, которую он любезно передает в горячие руки. они соприкасаются пальцами, и Бён чувствует, как контрастно холодны руки Исяна. Ыйджу практически залпом выпивает воду, и ему хотя-бы на секунду становится легче от прохладной воды, растекающейся по раздражённому кашлем горлу. – ляг, – почти приказом говорит Ван. Ыйджу сначала мнётся, но всё-таки ложится на теплую постель Исяна. Николас подходит к нему, укладывает холодную руку на лоб, а после, чтобы закрепить свою догадку, наклоняется к чужому лицу и губами припадает к разгорячённому лбу. а после уходит, оставляя Ыйджу одного. Бён шмыгает носом и укладывается на бок, терроризируя взглядом закрытую железную дверь. неизвестно, что вызвало такую реакцию организма. неизвестно, почему ему настолько плохо. неизвестно, что пошло не так. почему теперь плохо абсолютно всем. смерть, принесённая на их судно, сказалась на всех по разному. и дошла до Ыйджу. каждый скорбит по-разному. каждый по-своему. дверь наконец отворяется, и в каюту вновь входит Николас. он возвращается, держа в руках неизвестную тряпку. подходя к Бёну, он кладёт мокрое полотенце ему на лоб. холод сразу обволакивает его голову и в моменте хочется ощущать его постоянно. становится так легко и хорошо, что по телу пробегают мурашки. Николас садится на стул рядом с кроватью и наблюдает за лежащим неподвижно Ыйджу. – болит что-нибудь? – интересуется Николас. Ыйджу пару секунд думает. – горло только и немного недомогание, – Бён, возможно, врал сейчас. потому что жар заполонил его тело, заглушая боль мышц. они сидели в тишине ещё то время, которое Ыйджу провёл с холодной тряпкой на голове. он почувствовал спокойствие, потому что стало немного легче, но после вновь разразился кашлем, сгибаясь в спазме. он шмыгнул носом и вновь лёг по удобнее, а Николас неожиданно поднялся со стула, разворачиваясь и подходя к своей сумке, что валялась где-то у двери. Ыйджу не следил за тем, что он там ищет, поэтому просто лежал и вновь пялил на аккуратные досточки в каркасе кровати выше. наконец Николас появился в его после зрения. подтянул к себе стул и сел по ближе. Ыйджу устало взглянул на него. Исян смерил его взглядом, и Бён почему-то почувствовал его иначе, чем все прошлые. что-то в его глазах было не так. не было того привычного безразличия и усталости, которую всегда можно было прочесть в них. эти эмоции сменило легкое беспокойство. возможно, там даже проскальзывали нотки тоски. он держал что-то в руке, но Бён не мог повернуть голову ниже, чтобы рассмотреть предмет. – у тебя очень бледное лицо, – подметил Ван, и Бён хмыкнул. возможно, это была правда, но если нет, Ыйджу не мог этого подтвердить, поэтому лишь слушал Исяна. наконец, он являет взору Бёна предмет, скрытый от его глаз. то был потрёпанный, мятый рисунок, в каких-то местах с неестественными пятнами и слегка размытыми цветными фломастерами. Ыйджу протянул руку и Николас передал ему эту бумажку. – как мило, кто это нарисовал? – Бён снова тихонько прокашлялся. на рисунке были деревья, цветочки, солнце, облака и два человека. девочка и мальчик, держащиеся за руки. – её уже нет в живых, – произнёс Николас, заставляя взгляд Ыйджу тут же оторваться от рисунка. что-то внутри сильно заболевает, когда Бён смотрит в глаза Исяна. тоскливые. – а она…? – Ыйджу даже не может предположить один вариант, потому что их слишком много. племянница, сестра, может, рисунок его девушки? уже, к сожалению, бывшей. – моя младшая сестра. Лицзин, – незамедлительно отвечает Николас, заставляя Ыйджу замолчать. наверняка, ему никогда не понять того, что значит, потерять родную сестру или брата, потому что у Ыйджу их никогда не было. но это, во всяком случае, намного больнее, чем быть причиной того, почему много невинных людей потеряли жизнь. Ыйджу не знает, должен ли он что-то спрашивать, разговаривать с Николасом по этому поводу. должен ли вообще что-то ему сказать. он вновь кашляет, вновь шмыгает носом и чувствует, как сильно болит его горло. – почему ты решил показать мне это? – наконец спрашивает Ыйджу. ему правда не понятны мотивы Николаса в этот момент. – потому что я не могу смириться, – ответил Исян, – из-за тебя, – добавил он, заставляя Бёна вновь почувствовать ту боль. "из-за тебя" ощущалось для него совершенно иначе. иначе, чем это, наверняка, хотел донести Николас. – из-за меня? – переспросил Ыйджу. жар сошёл на второй план, потому что в Бёне бушевало столько эмоций и так много вопросов, что до, очевидно высокой, температуры просто не было дела. – у тебя глаза как у неё, – наконец произнёс Исян. именно то, что хотел услышать Ыйджу. именно тот ответ, который и правда закрыл все вопросы Бёна, которые были у него когда-то. "глаза, как у неё", и Бён понял, почему Николас так любит смотреть в его глаза. так ищет то родное в чужих глазах. в совершенно чужих. – Николас... – единственное, что смог сказать Ыйджу. он не находил нужных слов, ведь не знал всю историю. но понял, что был лишь двухсторонней монетой. с одной стороны – он из раза в раз делал Николасу больно тем, что так сильно похож. с другой стороны – он был тем, кому Исян доверился, просто потому что чувствовал себя спокойнее рядом с ним. – я не знаю, почему хочу продолжать в них смотреть, – ответил Ван и отвел взгляд, роняя его в пол. Бёну стало стыдно. – я не она, Николас, прости, – шепотом ответил Ыйджу. – я знаю, но... всё равно не могу перестать. возможно, я действительно до сих пор скучаю, – Николас растрепал свои волосы и вновь поднял взгляд. его глаза блестели, но он сопротивлялся собственным эмоциям. Бён впервые, правда впервые, уловил момент, когда Николас был максимально уязвим. был максимально самим собой, а не тем, кем его сделало то, что уже не обратить. – может мне стоит закрыть глаза...? не пойми не правильно, просто… – Ыйджу перебили. – нет. что угодно, только... ни за что не закрывай глаза, – Николас опередил его, заставляя Бёна вновь замолчать. они снова столкнулись взглядами, и теперь Бён наконец понимал, насколько сильно важен этот зрительный контакт. насколько сильно он ему нужен. вскоре Николас вздохнул и забрал рисунок сестры, вновь убирая его в сумку. кажется, это единственное, что осталось от неё. Ыйджу всё ещё неизвестно, что с ней случилось. но ему известно лишь то, что это не та тема, которую Николас согласится с ним обсудить. они ещё слишком мало знают друг друга. – у меня в сумке вроде... таблетки были. подай пожалуйста, – Бён постарался аккуратно перевести тему. Николас кивнул и порылся в чужой сумке, находя несколько пластин и передавая их Ыйджу. тот лишь кивнул. Исян забрал с чужого лба тряпку, вновь взглянул на Бёна, а после с трудом отвернулся, уходя. по всей видимости – на кухню. а Ыйджу лишь выпил таблетки, в надежде, что ему полегчает, и вновь улёгся на кровать. когда Николас вернулся, Бён уже был в полудрёме. и спустя пару минут всё-таки окончательно уснул.                             ☆☆☆ сидеть и выслушивать всё дерьмо, которое льётся с родных уст, было... немного неприятно. – не понимаю, в чём я не прав. разве Юма дотягивает до уровня Фумы? да и вся эта ситуация настолько мутная, что я сомневаюсь, что Фума умер по своей воле, – Кей звучал отвратительно, даже для Таки. впервые Такаяма задумался над его словами. и ему не понравилось. – Кей, – окликнул его парень, складывая руки на груди. он не знал, что ему предстоит высказать Юдаю, но определённо знал, что не должен молчать. – ну что? разве я не прав? – он встал в позу, а Рики лишь тяжело вздохнул. – нет, не прав. это звучит отвратительно, Кей, правда, – он облизнул губы. – ты обвиняешь Юму в том, в чём он не виноват. когда ты стал... таким? – Таки хмурится. Кей вскидывает брови, в недоумении смотря на парня. – каким таким? я думал, ты меня поддерживаешь! – Юдай всплеснул руками, недовольно проговоря. – таким... злым. Кей, я поддерживаю тебя, но... сейчас это правда перешло черту, – Такаяма пожал плечами. Кога нахмурился, а после усмехнулся. – хорошо, классно. Таки, с каких пор ты на его стороне? – Юдай выглядел ещё более злым и недовольным, чем до того, как Таки соизволил открыть рот. возможно, легче во всей этой ситуации попросту поддакивать каждому слову Кея, но Такаяма всё-таки отдельная личность со своей головой на плечах. и если он чувствует, что ему не нравится – он скажет, что ему не нравится. – я не принимал ничью сторону, тем более не отказывался от тебя. просто... это неправильно! я думал, что ты взрослый человек, что ты умный, образованный и несмотря ни на что станешь поддерживать человека. но ты… ты уже показал, кто ты такой, Кей. и мне правда обидно и стыдно за тебя и за твои слова. я любил и люблю тебя, но я полюбил явно не того, кем ты являешься сейчас, – Таки вздохнул. Кей опустил руки, смотрел на Такаяму так долго, что Рики показалось, что он прямо сейчас придушит его здесь. – я понял, ненавидь меня сколько хочешь, – он раздражённо вздохнул и махнул рукой. – да я вообще не об этом хотел сказать, ты меня вообще не слышишь... – Рики встаёт с постели и аккуратно берёт парня за запястье, но его руку тут же отталкивают грубым движением, заставляя Такаяму отшатнуться. – отстань уже, – выплюнул Кей, заставляя Рики поджать губы. Юдай уходит, оставляя Такаяму одного. и, наверно, это было его самое необдуманное решение. после пары секунд наступившего в каюте молчания, Таки чувствует, как дрожит его нижняя губа в преддверии потока слёз. всё навалилось слишком быстро, слишком много. сначала Фума, теперь Кей, который совершенно не слышит его. никому, теперь уже наверняка никому, он не будет нужен. Юма его не замечает, как и Николас с Ыйджу. Харуа впринципе не считает его другом. как и, наверняка, Джо. Кей теперь, вполне возможно, презирает его. Фума мёртв. а Маки, наверняка, не испытывает эмпатии. он единственный, кто не осуждает его, но он тот из многих, кто не понимает. теперь его никто не понимает. он отворяет дверь каюты, а в голове шумит, заглушая все остальные звуки. Кея здесь нет, наверняка, он ушел на палубу, чтобы позлиться и поненавидить мир именно там, где нет Таки. но, будет ли ему легче, если Таки... вообще не будет? нигде. ни на судне, ни в каюте. ни в его сердце. Такаяма открывает деревянный шкафчик, грубо стаскивая с полки пластиковый контейнер. и он берёт первую попавшуюся пластину, даже не смотря на то, что это за таблетки. он выбирает по названиям, возможно иногда фантомно знакомым, и откидывает что-то вроде глицина или других таблеток, что по его скудному мнению, ему не помогут. он не делает этого импульсивно, потому что поругался с Кеем. он считает, что это должно было случиться. ещё тогда, на заброшке, практически шесть месяцев назад, если не больше. он считает, что та попытка была неудачной, лишь потому что он долго не мог решиться. но теперь он знает, что так будет легче. что Фуме наверняка уже легче там. и что Таки будет легче так. и что остальным будет легче так. и он выдавливает беспорядочное неизвестное количество бесчисленных таблеток, найденных в проклятом ящике и закидывает в рот, тут же запивая водой, стоящей в стакане. он проглатывает их с большим трудом и держится за столешницу рукой. эффект не заставил себя ждать. спустя лишь жалкие минуты три его начало мутить. в глазах картина расплывалась, руки пробивала дрожь, как и всё тело. с каждой секундой становилось всё хуже. сердце билось кажется под сотню в минуту, и Такаяма наконец почувствовал, как земля уходит из под ног. последнее, что он услышал, был неразборчивый голос, который позвал его по имени. он упал, кажется, ударившись головой об пол... …его трясли, били по щекам, заставляя очнуться. кто-то сильно брал его за грудки, тряс до тошноты, заставляя Такаяму и правда разразиться рвотой прям на пол кухни. он моргал, пытаясь рассмотреть человека перед ним. его силой взяли за щёки, заставляя организм наконец почувствовать боль. это был Харуа. – разговаривай со мной, сейчас же. отвечай, что ты чувствуешь? как быстро бьётся сердце? и не смей закрывать глаза! – он повышает голос и по прежнему бьёт Таки по щекам и шее. Такаяма давится воздухом или вновь подступающей рвотой. – не бей меня, – наконец отвечает парень, но Харуа кажется не собирается останавливаться. – отвечай на вопрос. как быстро бьётся сердце? ты меня видишь? – но Такаяма не спешит отвечать, его снова рвёт на пол, и Таки видит непереварившиеся таблетки вперемешку, с кажется, бывшим завтраком. или это был ужин? Харуа встаёт и командует всё это время стоящему рядом Джо, чтобы он убрал это, а сам оттягивает Такаяму дальше от всей рвоты, чтобы положить его на бок. – посмотри на меня. ты меня видишь? слышишь? – Шигета не отстаёт от него с вопросами. – вижу... и слышу… – отвечает Таки практически сразу, но его голос звучит сонно и уставше. он на секунду закрывает глаза. – я сказал тебе нельзя закрывать! Таки, – он вновь бьёт его по щеке, но не сильно. но Такаяма реагирует на раздражитель, приводящий его в чувства. – я на секунду... – с недовольством ответил он, и Харуа лишь фыркнул. неожиданно в кухню залетел Кей. по его лицу можно было прочитать волну недоумения, беспокойства и страха. – катись отсюда, – рявкнул Харуа, закрывая Таки своим телом. – какого чёрта?! что произошло? – Юдай попытался оттолкнуть Шигету, но лишь получил нехилый шлепок по руке. – я сказал: "катись отсюда", ты не слышал? или у тебя совсем мозги отшибло? ты позволил ему свалить и нажраться таблеток, а теперь спохватился, когда он был на грани сдохнуть? я не понимаю, почему Николас всё ещё не сломал тебе что-нибудь, – он говорил с такой ненавистью, которую Таки никогда раньше не слышал. он защищал Такаяму, будто мама тигрица своих детей. Кей не ответил, Такаяма лишь слышал, как он сделал пару шагов. Харуа вновь развернулся к Таки. – тебе легче? дышать не трудно? – он надавливает на шею пальцами, выискивая чужой пульс. – нет… уже легче, – Такаяма пару раз моргает. Харуа вздыхает и, найдя опору ногами, поднимает Таки с пола, придерживая за подмышки, помогая тому встать на ватные ноги. Такаяма через плечо видел тот страх, читающийся субтитрами на лице Юдая. и Шигета, невзирая на трудность, потащил Такаяму, практически неспособного ходить, в его каюту, даже проигнорировав факт того, что им с Кеем всё равно придётся встретиться. Кей плёлся за ними, как заворожённый, по приказу, и они втроём завалились в каюту. Харуа уложил Таки на бок и сел у кровати, продолжая заваливать различными бессмысленными разговорами. и каждую секунду Такаяма бросал взгляд на Кея. и с каждым новым взглядом он всё больше видел, как Кей впадает в немую истерику и как он, прикрывая рот кулаком, стоял у двери и плакал, наблюдая за тем, как совершенно слабый Таки в буквальном смысле боролся за жизнь, оставаясь в сознании лишь благодаря Шигете. спустя полчаса Харуа всё-таки ушёл, оставляя их наедине. Таки приподнялся, взъерошил свои волосы и проморгался, наконец чувствуя себя более менее в адеквате. его еще мутило, но по крайней мере, наверняка таблетки, которые он проглотил, либо все вышли с рвотой, либо уже переварились. в один миг перед Таки появилась высокая фигура Кея. он в ту же секунду упал на колени, взяв чужую руку в свою, и снова заплакал. – прости... прости пожалуйста, – он повторял одну и ту же фразу, рыдая навзрыд, сжимая чужую руку в своей. Таки поджал губы, наблюдая за тем, как Кей плакал, выл и продолжал сжимать его руку, стоя на коленях. Такаяма спустил ноги на пол и второй рукой поглаживал Кея по голове. вскоре чужая голова переместилась на колени Рики. он продолжал плакать, а Таки гладил его по голове. – я сделаю всё, что захочешь, но не бросай меня, пожалуйста, не бросай, я ужасен, я… пожалуйста, Таки, не оставляй меня, – Такаяма продолжал гладить его по голове и не отвечать. обещаний слишком мало. может, он и осознал. может, он всё понял. но слов недостаточно, чтобы Таки поверил. нужны поступки и действия, которые Такаяма будет видеть. пока что, ему просто больно слышать, как Кей плачет. больно разделять с ним эту любовь и тоже плакать в приступе эмпатии. больно осознавать, что Таки не меняется. и больно осознавать, что у него снова ничего не вышло.