Буревестник

      Илья потерял голову, когда Дима утянул его в поцелуй. И что конкретно он делал, не понимал, но стоны Пророка говорили, что всё он делал правильно. И эти звуки, лучшие на планете, заводили только сильнее.       Дима говорил что-то наподобие «блядь, ты как подросток», на что Илья неодобрительно морщился. Потом шептал загнанно «стой» и тянул Илью на себя, чтобы он успокоился и дал мужчине время выдохнуть. А после опять стонал, чуть ли не выгибаясь под его руками и говоря уже что-то совсем неразборчивое. Но пальцы в волосах, цепкие и ласковые, несмотря на силу сжатия, давали знать, что в этих неразборчивых словах были и проклятия, и мольба продолжить.       В темноте, с любимым телом под собой, горячим, крепким, отзывчивым, Илья делал всё, что только видел в редких порнушках. Кусал, лизал, щипал, гладил, целовал. Он даже взял в рот, но быстро бросил эту идею, потому что не умел и рык Димы «блядь, зубы» был довольно красноречив. Придётся учиться, ведь отвращения и стыда от подобного действия он не испытывал и не испытал. Он хотел сделать приятно, и, делая приятно, получал удовольствие сам. И как его доставлять — вопрос, в котором не было даже мысли, что это неприятно или мерзко. Илья бы, может, и до задницы языком с пальцами добрался, но остатками разума решил, что Дима не одобрит такой наглый шаг.       Утром, проснувшись только к обеду, Илья первым делом, как открыл глаза, увидел рядом с собой спящего Пророка, который никуда не сбежал, как сделал это прошлым днём. Он спокойно спал, повернувшись к Илье лицом и перекинув руку через его живот. Умиротворённый, помятый, но красивый и уже ставший непозволительно родным.       Илье хотелось много чего, пока товарищ спал, а он бодрствовал. И, может, он бы это сделал, но не хотел будить мужчину. Обнял бы, подмял ещё ближе, поцеловал и продолжил то, что было ночью. Бизон был как наркоман и не мог остановиться употреблять, не в состоянии даже несколько часов прожить без своей дозы. Вот она — любовь? Главное, чтоб от неё сам Дима не устал.       О его признании ночью Илья тоже не мог прекратить думать. Если бы он мог, парень бы взлетел, но масса тела и тяжёлое от голода сердце прибивали к постели и удерживали рядом с тем, кто приковывал к себе всё его внимание.       Дима начал подавать признаки жизни спустя час. Илья всё то время просто смотрел на него и думал о чём-то совсем отстранённом.       Мужчина причмокнул, приоткрыл сонные глаза и, увидев Илью рядом, тяжело вздохнул. Ни криков, ни страха, ни угроз. Улыбнулся, придвинулся ближе и, ткнувшись носом в его плечо, опять закрыл глаза.       — Доброе утро, — буркнул он и провёл пальцами по забитым шрамами рёбрам парня.       — Доброе, — шепнул Илья, не веря в происходящее. Будто сон. И вроде привыкнуть пора бы, но не мог. Боялся, что исчезнет. И страх почему-то накатил именно сейчас, когда Дима был так близко. — Выспался?       — Угу… А ты?       — Да.       Поднял руку и зарыл пальцы в светлые волосы Пророка на затылке.       — Я сегодня гулять хочу, — сказал Дима и, приподнявшись, улёгся поверх груди парня. Вздохнул, провёл по ней носом и, больно уткнувшись в неё подбородком, посмотрел в его глаза. — Я заебался сидеть дома, Илюх. После той вылазки к Паше тем более.       — Как скажешь. Пойдём гулять, — без каких-либо размышлений сказал он и приложил ладонь к чужой щеке, полностью игнорируя боль от острого подбородка.       — Пиздец ты, — тихо сказал Дима и прикрыл глаза от чужой ладони на щеке.       Илья примерно понял, что имел в виду мужчина, и лишь тихо хмыкнул. Да, он вот такой вот с любимым человеком, и другим быть почему-то не мог. Не умел. Любил по наитию.       После ночи Дима решил сходить в душ и сразу сказал Илье, что идёт один, чтобы не растягивать их банные процедуры на полдня, а то он, видите ли, знает Илью. Бизон, конечно, чуть расстроился, но виду подавать не стал и пошёл делать завтрак. А ещё понимал, что Диме нужно дать пространства. Илья и так был слишком близко в последние два дня. Такому человеку, как Диме, это может быть неприятно. Вот ладно бы парень вдруг в девушку превратился. Тогда бы Дима сам его к себе приклеил.       На прогулке Илья чувствовал себя более расслабленно и открыто, чем обычно. И проявлялось это в его излишней болтливости. Конечно, он и раньше болтал, но теперь говорил о других вещах. Например, остановившись у небольшого пруда в парке, он заметил луч солнца, что пробивался сквозь листву и падал на воду, и, не сумев удержать язык за зубами, сказал, как это красиво. Потом рассказал, каким красивым был однажды закат в Непале, как красиво заходит солнце над морем и вообще природа по-своему уникальна и прекрасна. Она всегда его расслабляла, и это немногое, что Илья любил. Бизон был так воодушевлён влюблённостью, что даже не замечал своих слов. Просто говорил, что на душе было и что ему всегда нравилось, но что держал при себе.       — Никогда бы не подумал, что ты такой романтик, — произнёс Дима с ехидной улыбкой и ткнул Илью локтем в бок.       Илья сразу растерялся и решил, что он сболтнул лишнего. Поджал губы, прикусил язык и отвёл смущённый взгляд в сторону, больше не собираясь обсуждать подобное.       — Это не плохо, Илюх, — опять ткнул его локтем в бок и, схватив за рукав рубахи, потянул на лавочку. — Просто неожиданно, — сел и потянулся, пока Илья стоял напротив и смотрел на мужчину сверхувниз. — Я даже рад, что тебя радуют такие вещи и ты дрочишь не только на оружие и трупы, — хмыкнул и полез за пачкой сигарет.       — Пошёл ты, — почти обиженно буркнул Бизон и плюхнулся рядом, сразу щерясь от боли в пояснице. Она уже начала утомлять. А ещё пугала всё сильнее, потому что в один день он не сможет надеть полный комплект брони и ещё взять пулемёт в придачу. Позвоночник не просто в трусы посыпется — он превратится в прах.       Дима на ворчание друга тихо рассмеялся.       — Я вообще знаешь о чём подумал? — заговорил вновь, затягиваясь сигаретным дымом. Выдохнул, повторил затяжку и передал сигарету товарищу. — Помнишь, ты говорил, что это типа твой родной дом и ты не знаешь ничего о себе прошлом, зато знает Женя?       — Предположим, — напряжённо протянул Илья и сложил руки на груди. Не нравилась ему эта тема. Он уже почти отпустил её, зато вечно любопытный Дима, кажется, не собирался ничего забывать.       — Я хочу прижать сегодня этого Женю, чтобы он всё рассказал.       — Нет, — сразу сказал Бизон и посмотрел на мужчину рядом. — Я уже не думаю, что хочу… Это… — вздохнул и запустил пальцы в отросшие волосы, пока пальцами другой руки удерживал сигарету, — это уже прошлое. Всё.       — Твоё прошлое, — не отступал Дима. — Какого чёрта он вообще тебе ни о чём не сказал? И почему ты хочешь оставить это? Разве тебе неинтересно, кто твои родители, почему ты вместо нормального ВУЗа пошёл в ЧВК?       Илья вздохнул, не очень желая думать об этом. Хотелось лечь с Димой на диван, включить бесполезный телек и щёлкать каналы под его болтовню. И ничего больше. Зато Пророк хотел кулаки почесать и правду выбить. Ту правду, которая Илью и пугала, и влекла.       — Я переболел этим.       — Это твой родной город, Илюх…       Бизон опять вздохнул и отвернулся от Димы, бегая взглядом по аллее парка и не узнавая её. Как только парень приехал в город, он сквозил там и тут отголосками прошлого. Улицы, дома, даже голоса будто бы были знакомыми. Как из сна. Но теперь не осталось ничего, кроме мыслей об этом самом прошлом. Что оно окружало его везде. Каждый миллиметр города — его. И стоило сказать себе «да пошло оно на хуй», как Дима решил разобраться в том, что касалось дорогого ему человека.       — Тебе это важно? — сказал Илья дереву рядом и только потом посмотрел на Диму, что пристально смотрел в ответ.       — Я хочу, чтобы это тебе было важно, Иль… Это твоё прошлое, а без прошлого мы никто. Мне вот неприятно понимать, что ты из-за какой-то забытой ошибки себе жизнь войной поломал.       — Ничего я не ломал.       — Говоришь так, потому что другого не знаешь. И не спорь! — гаркнул он, когда Илья открыл рот, чтобы возникать.       Бизон вообще отвернулся после этого и уставился на девушку с коляской, что мирно гуляла по парку. И всматриваясь в неё, невольно вспоминал таких людей мёртвыми. Покорёженные коляски, мёртвые дети под завалами, матери рядом. Давно такого с ним не было. И что вызывало подобные мысли, он не знал. Будто бы так мозг от чего-то более неприятного пытался отвлечься. Например, от разговоров о прошлом. А ещё он подумал о том, что так когда-то катали и его. Когда он был совсем маленьким. В этом парке, в большой коляске. Мать или отец. По одному или парой. А через секунду внутри что-то неприятно потянуло. Конечно, он знал, что был никому не нужен, это сидело в нём как факт, но хотелось бы, чтобы было иначе.       — Иль… — раздался будто издали голос Димы, а потом его рука осторожно коснулась плеча парня. — Ты со мной?       — Я боюсь своего прошлого. Типа, — провёл ладонью по лицу и посмотрел на товарища, — я угодил к нам… Вся моя жизнь — это война. Думаешь, я хочу знать, по какой ошибке это случилось? Я никому был не нужен. Что с этим поделаешь?       — Навестить родителей не хочешь? — всё гнул своё Пророк, и это утомляло Бизона. — Лично у них узнать, какого хуя их сын теперь мерк до мозга костей? Сегодня, в один день всё решим, время ещё есть, — и посмотрел на наручные часы, чтобы точно в этом убедиться. — Жека, потом твои предки. Я рядом буду.       — Ты давишь на меня, — скривился Бизон, но долго строить гримасу не смог, больше хотелось улыбаться из-за заботы Димы, который вряд ли желал товарищу зла. Скорее наоборот. — Ладно, — сдался он, когда не хотел больше думать и что-то решать. Ему прошлой ночи хватило и тех принятых решений. И вроде бы они были верными. Дима теперь рядом, в любви вот признался.       Всё ещё как сон.       — Пошли к Жене, если он дома.       — Дома. Я его отпрыска слышал, — улыбнулся мужчина и сразу поднялся со скамьи.       Илья не знал, что от этого ждать, но с готовностью пошёл следом. Зато как только они с Пророком вошли в дом и начали подниматься на этаж Жени, вся готовность Ильи отступила и воцарилось нервозное состояние и мысли: а нужно ли это? А когда Дима постучал в дверь с изображением знакомого самолёта, Илья чуть ли не спасовал и не ушёл к себе, потому что на хер ему нужно прошлое.       — А если он не скажет ничего? — шепнул Илья Диме, ненавидя самого себя из-за поведения. Чего он боялся, от чего нервничал? Прошлое узнать? Оно в прошлом и больно не сделает. Повторно такую ошибку Илья совершить всё равно не сможет.       — Мне? — удивился Дима и посмотрел на друга. — Иль, мне кажется, что мы полтора года назад выяснили, что это я мастер допросов среди всех, а не кто-то другой, — и довольно широко улыбнулся.       — Давай только без крови, — попросил Илья и отвернулся, слабея духом от одной только улыбки мужчины. — Батя будет недоволен смертью гражданских.       — Я не хочу никого убивать, но больно могу сделать, — хмыкнул и постучал ещё раз. — Мы, кстати, пока тоже гражданские, если ты ещё не понял…       Илья услышал за дверью детский крик.       Жене вообще не хотелось даже больно делать. Он простой мужик. Помогал Бизону не сойти с ума все те дни, пока рядом не было Пророка, общался с Ильёй, как с обычным человеком, и не шарахался от него, если он вёл себя более или менее спокойно. Он сам тянулся за общением с парнем, чем всё ещё удивлял Илью. Он не понимал его. И не сказать, что не хотел понять. Что-то внутри, несмотря на друга рядом, всё равно потягивалось в сторону парня с золотистыми глазами.       — Чего? — спросил Женя, как только приоткрыл дверь. Недовольный голос, недовольное лицо, когда дверь открылась шире. Видел гостей в глазок и точно был недоволен нарушением его покоя.       — Привет, Жек, — шмыгнул носом Дима и отошёл на шаг назад. — Выйди на минутку, разговор есть.       — Какой?       — Да выйди ты, не при детях, — и кивнул на мальца, что стоял сзади и смотрел заворожённо на двух мужчин в простой камуфляжной одежде.       Парень посмотрел на своего сына, но всё-таки вышел и закрыл за собой дверь, перед этим сказав Игорю, что скоро будет. Встал напротив Димы, посмотрел почти затравленно на Илью и сложил руки на груди.       — Что за разговор? Я сказал, что у меня потерялись контакты новых хозяев.       — Да мы не про кота, — отмахнулся Пророк. Хотя Илья бы поговорил и спросил, какого хуя он его отдал. Но рот почему-то открывать не хотелось. Он помнил их последнюю встречу, помнил свои слёзы, как Домино швырнул. Неудивительно, что Жека испуган и смотрит на Илью волком. — Ты ведь знаешь Илюху, да?       — Ну да, — пожал он плечами, явно не уловив сути вопроса.       — Чё произошло?       Женя прищурился, кидая подозрительные взгляды то на Диму, то на Илью.       — В смысле, что произошло?       — Кто такой Демид? — резко вспомнил Илья и встал рядом с другом, что кинул на товарища быстрый довольный взгляд.       Жека тяжело сглотнул и сделал шаг ближе к двери.       — Демид, — повторил Илья. — Кто это такой? Почему ты каждый раз выглядишь как придурок, когда я задеваю тему прошлого? Ты сказал, что мы виделись у него на вечеринке. Что там произошло?       — Да ничего. Вечеринка как вечеринка, — нервно улыбнулся Женя и посмотрел опять на Диму. Быстро. Одним глазком, чтобы следом опять уставиться на Илью.       Парень задышал чаще, вновь улавливая вспышки того вечера. Будто кто-то рандомно жал на кнопку с названием «воспоминания». И вот опять нажал, и теперь Илья вспоминал чужие глаза прямо напротив своих. Близко. И дыхание, что чувствовалось собственным ртом.       Бизона передёрнуло. Может, у него всё же была девушка? Там, на вечеринке.       — Тебе вопрос задали, — встрял Дима.       — Какой? — воскликнул испуганный Женя. — Демид — наш старый приятель! А на вечеринке была вечеринка!       То, как быстро и резко Дима сократил расстояние и прижал Женю к стене рядом с дверью, удивило даже Илью, что привык к такому поведению товарища, если он на взводе рядом с чужими людьми. Буквально секунда, а Женя уже испуганно глотал воздух и цеплялся пальцами за татуированное предплечье мужчины, которое он прижимал к чужому горлу.       — Я в воздухе чую, когда человек пиздит, — шепнул он в лицо Жене и сильнее надавил на гортань, заставляя парня кашлять. — Ты знаешь, скольких я запытал? Я из тебя, сука, имя твоей прабабки из десятого поколения вытащу…       — Да что вам надо, блядь… — прохрипел Женя, вытягивая шею, чтобы нормально дышать, без боли, и цеплялся за предплечье Димы, почему-то не предпринимая попыток бороться. Будто боялся или заранее сдался. — Илья…       Бизон промолчал, думая, а правильно ли они поступают, задавая вопросы вот так! Женя не был врагом. Он был будто бы своим. Помогал Илье. И не потому что что-то преследовал, а потому что хотел. Доказал парню, что тут может быть безопасно. Спокойно. Он заставлял о себе думать, а это многого стоило.       — Илья…       — Отвечай, блядь! — рявкнул Дима, пока Илья почти ничего не слышал и думал. Думал над тем, не стоило ли им уйти и оставить Женю в покое? Потому что почему-то было страшно копаться в своём старом грязном белье. Всё произошло не просто так. Илья не хотел переживать и думать о забытом. Не хотел вспоминать.       — Дим, я не хочу нич… — хотел было сказать Илья, чтобы остановить друга и оставить Жеку, но Женя решил выложить всё как есть, чтобы его оставили в покое. И почему-то Илья подумал про то, что он больше боялся за ребёнка, а не за себя.       — Демьян нас сдал тогда, — сказал он и сразу жадно вдохнул, когда Пророк ослабил давление, позволяя говорить. Илья напрягся, услышав часть забытого. — Растрепал всей школе, что видел нас…       — Вы по вене долбились что ли? — усмехнулся Дима. Ему это явно доставляло удовольствие. А Илья начал паниковать, потому что что-то внутри подсказывало ему, что делали они там нечто другое.       Поймав взгляд янтарных глаз, Илья онемел.             — Нет, — шепнул Женя и отпустил предплечье Димы. — Я отсасывал Илье… — и уронил взгляд в сторону, не выдерживая зрительного контакта.       Парня будто раскалённым утюгом к груди прижгли, а Дима рассмеялся.       — Ты что?       — Отсасывал Артёму, если так угоднее, — плюнул и с вызовом посмотрел на Диму, что смеяться сразу перестал.       Илья вообще не дышал, вспоминая басы от музыки и чужое дыхание. А ещё взгляд. Тёмный и томный. Янтарный взгляд. Вот как сейчас.       — Илья нажрался, сказал мне, что я ему нравлюсь, я тоже нажратый был, сказал, что это взаимно, и мы ушли наверх, в комнату какую-то. Дальше я мало чего помню…       Дима потерянно усмехнулся и отступил, убрав от парня руку. Обернулся к Илье и не смог поймать его взгляда, потому что Бизон смотрел только на Женю, вспоминая тот ебучий вечер и лицо Демьяна. Несколько слов, что напомнили о том дне, будто бы начали рождать другие детали пазлов, образуя наконец-то полноценную картину. Голова начала болеть, ладони потеть, а сердце разгоняться до какого-то непозволительно бешеного ритма. Будто первый наступ в мясорубку.       Они целовались с Жекой. Закрылись в комнате и сосались на диване, пока Женя внаглую не полез в его штаны.       — Об этом узнала вся школа, тебя травить начали, меня почему-то не трогали, я тоже никого не трогал и был в стороне. Потом узнали твои родители, возненавидели тебя, а потом ты резко пропал. Это всё, что я знаю, блядь, довольны? Это хотели услышать? Что я сосался с Ильёй? Отсасывал ему? А тебе как, Артём? — выгнул губы в злобной улыбке. — Нравится твоё прошлое? Что ты, оказывается, гей и я тебе нравился, а ты мне? Всё ещё, блядь, нравишься… Что тебя твои родители наравне со школьниками травили, тоже нравится? И что теперь? Ты же весь теперь такой крутой солдат! Убьёшь меня?       — Я не солдат, я наёмник, — почему-то сказал Илья, резко цепляясь за резанувшую слух фразу.       Храбрости Жене было не занимать, но Илья пока не мог оценить этого до конца. Стоял и не хотел больше слушать его. И себя не хотел слушать.       — Илья? — донёсся до парня голос Димы, и Илья перевёл взгляд на него. И что теперь Пророк про него подумает?       — Хуевая была затея, — сдавленно произнёс Илья и опять посмотрел на Женю. — Я ухожу, — сказал тише и, развернувшись, пошёл на нижний этаж. Он больше ничего не хотел знать о своём прошлом и о себе.       Ему нравился Женя, он нравился Жене. Всё ещё. Это не укладывалось в голове.       Дима пошёл следом. Илья как знал, что ничего хорошего он не услышит и не узнает. В его жизни в целом не было ничего хорошего. И Дима, что зашёл следом за парнем в квартиру, тоже не был чем-то хорошим. Перестал. Он был тем, из-за кого Илья теперь точно знал, кто он. А он хотел бы этого не знать. Бесполезная информация, что лишь гадила в душу сильнее.       — Илья? — сказал он осторожно и закрыл дверь, пока Бизон безэмоционально смотрел перед собой то в комнату, то на кухню, стоя в прихожей. Сжимал, разжимал челюсти и не знал, что теперь делать с тем прошлым, что он вспомнил и продолжал вспоминать. Молодого Женю, себя, семью, школу и Демьяна, что растрепал всем, что Артём, как оказалось, грязный пидорас. — Всё нормально? Ты как?       Парень хмыкнул. Не хотелось говорить. Хотелось одному побыть и желательно забыть о том, что он услышал. Но вряд ли это произойдёт снова. Только если ему в голову не прилетит что-то тяжёлое или острое, или пуля, или он не упадёт и не пришибёт себя, ударившись головой. Ещё и вспоминать это было почему-то больно. Физически. Будто мозг разом решил расшириться или резко выстроить новые нейронные связи, жертвуя прошлыми.       Не было у Ильи девушек, не было у него нормальных отношений. Была только симпатия к Жене, что сейчас жил этажом выше, и поцелуй с ним тем вечером на вечеринке. И всё. Ну и отсос в исполнении парня, который Илья не очень-то и помнил. К счастью или к сожалению. И что теперь делать дальше? Было мерзко от своего бесполезного, никчёмного прошлого в виде отброса из-за не той ориентации, что привела его на войну. И что было наиболее противным, Илья не знал. Всё его прошлое или какие-то детали, которых было слишком много, чтобы выбирать.       — Иль… — опять подал голос Дима и коснулся плеча парня. Бизон сразу дёрнул плечом, отстраняясь от касания, и склонил голову к Пророку позади себя, чтобы видеть его хотя бы краем глаза. Пока ни о какой любви и влюблённости он не мог говорить. Не те мысли внутри. И не тот поступок сделал Дима, чтобы быть в глазах парня тем единственным.       — Ну что, — фыркнул Илья, — сам-то рад? А то я всё должен был узнать с твоего мнения… Узнал вот!       — А я-то что, рад должен быть… — непонимающе проговорил Дима.       — Ну как что, вы все были правы, ваш Бизон пидорас. Я-то думал, это ты такой уникальный для меня, а нет. И что сделаешь теперь? Кастрируешь меня?       — Ты… — выдохнул Дима и покачал головой, — ты чё ваще за херь несёшь, твою мать?       — Ну как какую…       — Блядь, — выдохнул Дима и коснулся пальцами закрытых век. — Илья, если ты думаешь, что твоё прошлое как-то повлияет на наше общение сейчас, то ты ошибаешься. Этого не произойдёт. Никогда и никак.       Открыв было рот, Илья его опять закрыл.       — Давай меня пацана ещё сравни со мной настоящим и посмотрим, как ты сможешь запеть. Ты ахуенный боец и друг, и твоё прошлое этого не изменит. Мы тут все не без греха!       — Как не изменит. Я же по хуям, — всё равно огрызнулся Илья и опять уставился вперёд, глядя то в комнату, то на кухню.       — Я теперь тоже, как ты мог заметить, — твёрдо сказал Дима, и Илья уронил растерянный взгляд в пол. Кажется, он сам не до конца понимал, какую цель преследовал этими разговорами. Или растерянность вместе с раздражением выплеснуть хотелось, или Диму от себя оттолкнуть просто тем, что он не сможет поверить в его хорошее отношение к себе.       — Ну да, ну да, — кивнул парень, не ведясь на эти слова. — А кто не так давно яйца отрезал? Как там мужика звали… И, блядь, почему, напомни мне?       Дима тяжело вздохнул.       — Я не удивлюсь, если и это всё какой-то твой план.       Резкий рывок на себя, что заставил развернуться, и испугал, и разозлил. Но не успел Илья и слова сказать, как его грубо заткнули поцелуем, толкая к стенке, что разделяла комнату и кухню. Парень целоваться не хотел. Он вообще ничего не хотел, только одиночества, поэтому грубо оттолкнул от себя друга.       — Ты ахуенный товарищ, боец, друг и… — отведя на миг взгляд, Дима громко скрипнул зубами. — И любовник. Вновь поймав взгляд друга, Илья нахмурился. — И люблю я тебя, блядь, именно как бойца, друга, товарища и любовника, тебе ясно? — рыкнул и, схватив парня за грудки, хорошенько встряхнул, отбивая ему лопатки о стену. Ещё и не так давно зашитый ворот рубахи опять по швам затрещал. — Как человека, блядь, охуенного! С которым я просто пиздец сколько прошёл! — рявкнул и опять встряхнул. — Поэтому, если ты думаешь сейчас, что после того, как я узнал, что ты и раньше по парням был, я от тебя отвернусь и сдам тебя всем… То иди ты на хуй, Бизон, — и отпустил рубаху парня.       Илья отвёл взгляд от Димы. Пророку хотелось верить больше всего на свете, потому что кому ещё, если не ему? Дима преданный, как пёс, если подумать. Илья такой же, если это касалось товарища. Но вся эта ситуация и отношение остальных мужиков ко всем голубым угнетало. Дима тоже никогда не был толерантным. Он был тем, кто сдавал таких людей и наказывал. И стоило ему теперь верить? После всего, что произошло за последние дни, и слов, которые он слышал прошлой ночью?       Илья хотел и будет верить. Так или иначе, смерть и очередные пытки не так страшны. А после смерти и боль от предательства перестанет быть важной.       — Я просто хочу, чтобы всё было иначе, — выдохнул он в итоге и склонился к Диме, чтобы положить голову на его плечо. — Либо чтобы я так ничего и не помнил, либо… Либо чтобы там была более весомая причина, почему я вдруг стал всем отвратителен и ненужен. Из-за ебучий ориентации для меня выходом стала война, блядь. Не я себе жизнь поломал, а те, кто решил, что если я гей — я ничтожество.       Дима мягко усмехнулся и сразу обнял парня, прижимая его к себе, чтобы поддержать.       — Ты знаешь, как оно всё бывает…       Илья кивнул. Конечно, он знал. Он жил среди таких людей и сам едва сохранял нейтралитет, не желая быть стадом. Пытать и убивать врага или тех, кто из-за своей глупости мог погубить своих — да. А тех, кто решил расслабиться с другим мужчиной, он не трогал. Женщины, мужчины — для Ильи всё ещё одинаково и будет одинаково. И думать об этом всё ещё не хотелось.       — Родителей не хочешь навестить, у них всё вызнать? Или того Деьмяна. Набьём ему ебало, сломаем пару костей, порвём что-нибудь? Пусть знает, какой ты теперь, м? — спросил мягким голосом и провёл пальцами по волосам парня. — Или можем кого из наших попросить. Они всё устроят.       — Вообще ничего не хочу. Особенно не хочу никого видеть. Нахуй это прошлое. Не сейчас, — выдохнул Илья и закрыл глаза. Ты куда теперь после Мексики лучше скажи. У меня ещё месяц отпуска, а твой ожог, я смотрю, тебя не беспокоит, — решил поинтересоваться, окончательно расслабляясь от чужого тепла.       Дима пожал печами и провёл ладонью по крепкой спине.             — Куда направят, не ебу. Мне… Бля… Мне через неделю надо Валеру навестить, я чуть не забыл. Он приедет туда, откуда тебя выперли. Там и узнаю, наверное.       — А я типа тут один дальше буду куковать? — фыркнул Илья, игнорируя укол страха в груди. Что Дима опять уедет, а он тут один останется. Неприятно. Он только приехал, всё только наладилось. Не считая сейчас.       — Слушай, зная Отца, с ним можно будет договориться по этому поводу. Ты у него любимчик. Может, он позволит мне остаться с тобой, чтобы ты тут делов не натворил… А там у меня через месяц тоже контракт истекает. Месяц, может, смогу в лагере продержаться… А там, глядишь, вместе куда рванём опять.       Со слов Димы всё звучало так близко, что сердце в предвкушении забилось быстрее.       Скорее бы опять на передок. Да куда пожарче, чтобы выбить из головы всю эту гражданку.       И только одна проблема была — Дима. С ним в мясорубках станет жить невыносимо, потому что смерть опять будет дышать им прямо в затылок и трогать своими пальцами, то и дело перетягивая бойцов к себе. Но это обсуждать Бизон не мог. Физически не мог — слишком страшно.       Неделю перед отбытием Димы Бизон провёл как в раю — просто был рядом, даже не думая, что Диме, оказывается, плевать будет на своё личное пространство и на то, что Илья давно не натурал. Спать — вместе. Душ — вместе. Всё вместе. Илья больше не говорил о любви и влюблённости, зато не мог прекратить показывать её. Дима тоже молчал, зато улыбался часто, тепло и был рядом, а это всё, что требовалось Илье. Быть нужным и давать любовь самому близкому в своей жизни человеку. Обнимать его, целовать и получать подобное взамен.       Дима даже позволил у себя в рот опять взять, только на этот раз не рычал, а направлял и говорил, что и как надо. А Илья слушал и не думал возникать, полностью погружаясь в приятный и возбуждающий процесс. Ни тошноты, ни отвращения — сплошной экстаз сосать у Пророка. Трогать товарища — это вообще теперь первая любимая вещь в мире Ильи. И даже война чуть отошла на второе место, как забылось и знание о прошлом.       Рядом с Димой он вообще почти ни о чём не думал. Только о мужчине. Да и сам друг прекрасно от всего отвлекал, становясь не любимым хаосом, а любимым и родным домом. А если Дима рядом, то и дом рядом, а не на войне в блиндажах и окопах, где он тоже проводил большую часть жизни рядом с Бизоном.       Всё в его жизни вообще начало странным образом меняться, отвлекая от привычного и утягивая в мирный быт рядом с любимым человеком. Хотя иногда хотелось проснуться от разрыва не так далеко от себя. Чтобы подобный приятный сон — это из-за контузии.       Дима умел жить на гражданке с натягом, как понял Илья по его рассказам о тяготах и привычках после возвращения с боевых в города, но всё же умел. Больше Ильи. И рядом с ним быть простым человеком, всё ещё расхаживая в привычном своём военном шмотьё, было легче. В магазины ходить, без Пророка выбирать что-то, петляя по лабиринтам супермаркетов, не пугаться остальных людей, что в целом не так часто обращали на Илью внимание. Илья даже сам пообщался с арендодателем, что пришёл в один из дней, чтобы забрать плату за жильё. Адекватно объяснил женщине, что это за человек живёт рядом с ним и что он скоро съедет. Без гонора, без агрессии и оскорблений. А потом, как только женщина с улыбкой ушла, получил мягкий, поощряющий поцелуй в висок и тихое «молодец».       Пророк вообще часто хвалил Илью, как собаку, если тот делал что-то правильно и хорошо. Например, не кричал, где обычно это делал, глотал оскорбления, если они рвались наружу, и вообще вёл себя адекватно в тех случаях, которые до этого проходили в более напряжённых обстановках или вообще с кровью. До идеального гражданина Бизон был очень далёк и не думал, что он им станет, всё же жить привычнее жить и общаться в других условиях, а всё, что было вокруг, это спокойствие мирной жизни — его отталкивало и угнетало, если быть в нём слишком долго. Всё же не хватало адреналина, рисков и шума. И глядя на Диму, что постоянно был рядом, Илья с тоской понимал, что когда-нибудь одного только Пророка рядом будет недостаточно, чтобы удержать его в городе.       Но и проверить это не выйдет. Диме надо было уезжать через неделю, чтобы вернуться к Валерию. И Илья, отказываясь оставаться вновь в одиночестве, решил поехать вместе с Пророком. А обратно как-нибудь на такси доберётся или Отца попросит его обратно отвезти, если он его там не линчует за то, что боец хуй положил на его приказ обследоваться и подлечиться.       — Переживаешь? — спросил Дима, когда они сидели в машине на парковке и готовились пойти к Отцу, чтобы обсудить дальнейшие дела.       — Только если он будет орать на меня, — вздохнул Илья и поправил на голове кепку Димы, которую уже привык носить за эту неделю. А Пророк привык ходить с открытой головой. Только вот арафатку так и не снимал. Только рядом с Ильёй. И только ему, кажется, позволял трогать своё горло и шрам, который так и не рассказал, как и где получил. Уёбок.       — Та не будет, — хмыкнул Дима и открыл дверь в какой раз арендованной машины. — Идём. Хоть развеешься чуток, а то плесенью покрылся совсем. Хоть со своими поболтаешь. На меня ты насмотрелся на жизнь вперёд, — засмеялся Дима и высунул одну ногу из салона авто.       — Я от тебя не устал и вряд ли устану в ближайшее время, — улыбнулся Илья и тоже открыл дверь.       Дима вздохнул и замер, так и не выйдя из машины. Илья тоже притормозил и посмотрел на мужчину, ожидая от него каких-то слов или действий.       — Илюх, я тебя очень ценю и уважаю и уж точно не предам, но тут одно неправильное движение может нам двоим стоить жизни, окей? Мы, конечно, типа братья тут для всех, и нам может многое сойти с рук, но всё же… Будь аккуратнее, ладно? — спросил и обернулся к парню, что сосредоточенно смотрел в ответ. Кивнул Бизон, кивнул и Дима. — Я тебя от толпы точно не спасу.       — Да на меня побояться руку поднять, — улыбнулся Илья. — Но ладно. Я тебя понял, конечно. Я не дурак.       — Тогда идём. Расслабишься хоть. Привёл, мля, ребёнка в парк развлечений.       Илья хлопнул дверью машины, обернулся к Диме и, положив ладонь на почти горячую крышу машины из-за палящего солнца, показал ему язык.       Возвращение в лагерь было настоящим событием для Бизона, потому что он не мог скрыть радостного волнения. Вновь привычные палатки, запахи, вытоптанная трава, голоса, люди, цвета, звуки. Сердце трепетало от пейзажей вокруг, от привычного полевого быта. Где-то музыку было слышно, где-то пацаны стояли, курили, болтали. Знакомые шевроны, флаги, лица. Илья улыбался, как придурок, и ничего не мог с этим поделать. Он впервые так надолго отлучался от дома. И даже Дима, что шёл всё время рядом, был почти незаметным на фоне радости от возвращения к своим.       Говорят, кому война, а кому мать родна. Илья никогда не понимал этой фразы, но если выбирать между чем-то, то он точно согласится, что для него война — это мать. А не та шлюха, которая отказалась от сына просто потому, что ему пацан понравился. Даже Дима этого не сделал, первый на их селе, кто идёт яйца и член резать. Вот это — дом. Вот это — семья. Все эти ребята, что хлопали Илью по спине, обнимали и свистели почти из другого конца лагеря, если видели его или слышали о его возвращении. Кто-то даже сказал, что они с радостью бы залп устроили, если бы артиллерия была под рукой, но увы. Илья со смехом слушал лишь рискованный залп из двух калашей. Ему были рады абсолютно все, кто его знал. И это грело, оказывается, пиздец как. И будучи всегда в стороне, теперь Илья понимал всю ценность такого товарищества и общения. Он скучал. Так скучал, что болтал похлеще Пророка, что стоял рядом и с улыбкой молча курил.       Рассказывал всем, как там у него на гражданке, чего видел, чего делал, когда вернётся. Кто-то свои истории травил, когда сам Илья спрашивал, как дела, что делали, что они видели. И все, кто имел дело с Ильёй, кто сражался с ним бок о бок, говорили, что его тут не хватает. Что это его бизонья башка должна быть на флаге, что это он душа всей кампании. Чёртов символ. Ебучий Бизон.       — Ну ты звезда, — рассмеялся Пророк, подойдя к палатке Отца, где он должен был сидеть, если верить словам остальных бойцов и командиров. — Никогда бы не подумал, что ты такой болтун.       — Ой, да иди ты, — отмахнулся Илья и нагло выхватил из пальцев Пророка сигарету, чтобы одной затяжкой дотянуть её и выкинуть в мусорный пакет возле соседней палатки.       Пророк тихо засмеялся, Илья, выдыхая дым в голубое небо, смотрел на флаг кампании, слушал его хлопки на ветру и просто не верил, что он здесь снова после всего, что произошло. Словно всё, что было, это жалкая секунда. Или сон. Вдруг он упал в тот раз возле палатки Отца из-за своей больной головы?       — Ну что, идём? Думаю, он будет рад тебя видеть. Ты ж не насовсем вернулся, а так, меня проводить.       Опустив взгляд с флага на Диму, Илья понял, что нет. Это не сон, он на самом деле был в отпуске на гражданке, там нахуевертил много чего, общался с Женей, с которым его связывало большее, чем просто школа, влюбился в Диму, признался ему в этой любви и получил взаимность.       — Пиздец, а не отпуск, — выдохнул он, глядя в глаза Диме. — Расскажу кому, не поверит.       — Не надо про него рассказывать. Как минимум про последнюю неделю, ладно? — тихо попросил Дима с ехидной улыбкой и, положив ладонь на плечо Ильи, подтолкнул в сторону палатки.       — Не люблю самоубиваться в таких условиях…       Дима неодобрительно покачал головой и вошёл в палатку к главному. Илья, чуть погодя, вдохнув и выдохнув, зашёл следом, сменяя летнюю жару улицы на приятную прохладу палатки Отца. И вновь перед глазами знакомый стол, лицо и зелёный брезент позади.       — Илья! — сразу воскликнул Валерий и встал со стула. — Ты что тут делаешь?!       — Да вот, — заговорил тихо, опуская взгляд на стол. — Диму проводил, — кивнул в сторону и прочистил горло. Почему-то ждал беды.       — Напугал, я уж думал, что ты решил мне мозги ебать, что ты устал и обратно возвращаешься, — выдохнул мужчина и плюхнулся обратно на стул. — Ну как твой отпуск? Смотрю, жив, здоров, не в тюрьме. Это из-за тебя тут шмаляли?       Илья, едва скрывая улыбку, кивнул и наконец-то посмотрел на Валерия.       — Идиоты… — вздохнул он. — Ладно. Ты, Дим, всё? Кончился отпуск?       Пророк твёрдо кивнул и, достав из кармана штанов какую-то справку, положил Валерию на стол. Бумажка быстро скользнула с края к мужчине, когда широкая ладонь накрыла её и придвинула к другому краю. Мужчина пробежался по ней глазами, пошевелил губами и потом кивнул.       — Ну тогда располагайся, что могу сказать. Молодец, развлёк Илюху, да?       Дима, тихо усмехнувшись, вновь кивнул. А Илья стёр улыбку с лица, понимая, что да, Дима, кажется, остаётся здесь, а ему ехать обратно в город.       — Ну а ты что смотришь? Вылечился? По врачам ходил?       Бизон сразу прикусил язык, не зная, врать или нет. И вроде врать Отцу некрасиво и глупо, но правду говорить было почти что страшно. Ведь это цель его отпуска — лечение.       — Ну-у… — начал он, опуская взгляд на подол палатки под ногами.       — Всё, я понял…       Подняв взгляд на отца, Илья заметил, как тот устало трёт переносицу и моментально пожалел о том, что не сходил ни к одному врачу, хотя времени было вагон. У него был, можно сказать, приказ, а он его благополучно замял. И приказ не от кого-то, а от самого Отца. И тут можно было ждать только беды.       — Нашёл хоть чем заняться в отпуске? — спросил вместо слов гнева Валерий и опять взглянул на подопечного. А Илья, вместо того, чтобы сказать, что да, вроде бы нашёл, замер и нахмурился, вспоминая весь этот отпуск. — Или, может, нашёл кого-то наконец-то, чтобы наконец-то понять, что смысл не только в борьбе? — хмыкнул следом, и Илья сразу посмотрел на Диму, потому что иначе не мог. Да, нашёл кого-то, и этот «кто-то», кто отвлекал от войны, стоял совсем рядом и скромно улыбался, глядя в угол палатки, прекрасно понимая, что Илья подумал о нём. И глядя на Пророка, Илья сам не смог скрыть улыбку. Ни выдержки, ни здравого смысла. И если вне палатки Отца среди товарищей было легко не думать о влюблённости и человеке рядом, то сейчас, когда вокруг нет толпы и Валерий своими словами и так вечно трепыхающееся от любви сердце пнул, было тяжело. А когда Илья поймал быстрый взгляд Димы на себя, то улыбнулся ещё шире. — Так… Сели. Оба, — приказал мужчина и сам резко встал из-за стола.       — Блядь… — сразу прошептал Дима и закрыл глаза.       — Я тебе сейчас поблядую, — рявкнул Отец и ударил кулаком по столу, отчего оба мужчины вздрогнули. — Сел, я сказал. И ты тоже! — рявкнул и Илье, и Бизон сразу сел на стул, кажется, понимая, что не так.       Если парней на улице обмануть легко простой фразой: «Че, блядь, сказал? Я тебе ебало сломаю», то с Валерием это не пройдёт. Ни обман, ни угрозы. Он глава всей этой толпы разношёрстных наёмников, что видит людей насквозь по тому, как они моргали. Он чует ложь за версту. И даже молчание в его ушах будет иметь миллионы отзвуков.       Илья плюхнулся на один стул. Дима на второй, а Валерий, выйдя из палатки, сказал какому-то мимопроходимцу, чтобы он отошёл от неё на пять метров и никого к ним не пропускал. И пока Отец говорил с бойцом, Дима молчал и жевал нижнюю губу, а Илья без каких-либо эмоций смотрел в стол и отчего-то думал, что вот и всё. Сказке конец. И сердце билось как бешеное. Ебашилось о грудную клетку, будто впервые поняло, что такое страх и как надо действовать при выбросе адреналина. И, главное, голова не работала на план спасения. Только смирение, что вот и всё. Отец понял. Это конец. Это пиздец.       Встав за спины подопечных, Валерий тяжело вздохнул.       — И позвольте поинтересоваться, какого хуя вы мне тут решили устроить Римскую империю? — спросил он спокойным голосом, не двигаясь ни вбок, ни назад, ни вперёд. Стоял чуть позади и не показывался на глаза, чем сильнее угнетал. — Я у кого спрашиваю?       Илья отвернулся в противоположную от Димы сторону. Пророк молчал — Бизон понимал, почему молчал. Тут только молчание и ничего больше. Оправдываться — только глубже яму рыть. Не мог злиться на Диму за молчание и сам не думал рта открывать.       — Значит, я прав? Так? — хмыкнул мужчина позади. — Так бы вы, ты, Дима, — выделил он Пророка, — меня с говном смешали из-за таких доебок. А вы, блядь, решили промолчать и выдать себя, хуесосы, а?! — почти прокричал он и наконец-то вышел из-за спин бойцов и зашёл за стол.       Илья закрыл глаза. Только начавшимся гармоничным отношениям и его наёмничьей карьере только что пришёл довольно чёткий конец. И ни страха, ни сожалений почему-то не было. Всё это чёртово место перестраивало его на другую волну — волну того парня, каким когда-то был Илья. Спокойным, готовым на всё. И вот это «всё» пришло. И боль, и потеря, и окончание его будущего.       — Скажите мне одно, — спокойнее заговорил Валерий. — Вы чем думали?       Тишина, что была и до этого, продолжала царить в палатке. Илья молчал, Дима тоже не говорил. Хотя слов было миллион. Только они ничего не сделают.       — Я задал, кажется, простой вопрос, нет? Вы, суки, чем думали? Ты, Пророк, чем думал? — обратился он к мужчине и прочистил горло, от чего Илья мелко, незаметно для остальных, вздрогнул и приоткрыл глаза. — Язык проглотил или что-то другое? Продолговатое.       Илья опять закрыл глаза. Всё это не страшно, а неприятно скорее.       — Никак нет, — ответил тихо Дима.       — Никак нет, сука… Ты не в армии. Отвечай мне нормально, какого хуя произошло и чем ты думал? Как мужик отвечай за свои действия.       — Илья мне самый близкий товарищ и друг, — твёрдым голосом заговорил Пророк. — Я прошёл с ним ни один пиздорез. Я… Товарищество с ним я ощущаю на другом уровне. Знаю, где он, что он. Я доверяю ему везде, всегда и всё, что только могу. Ближе у меня никого нет. Не так давно я понял, что люблю его не только как близкого друга, но и как парня, потому что также знаю его так, как не могут знать остальные. Я дорожу им как собой. Даже сильнее.       Валерий громко и тяжело вздохнул. Илье тоже было что сказать, но пока его не просили открывать рот, он его не откроет. И Диме было что сказать после таких слов.       — Вот тебе и тесное товарищество, сука, — шепнул Отец. — Второй вопрос… Что вы теперь собираетесь с этим делать? Вы работаете в одной кампании, часто работаете в одной группе, живёте в одном лагере. Вы, сука, что с этим, блядь, делать будете, а? Как вы будете работать, как вы будете среди остальных пацанов жить?       Илья прекрасно услышал, как сглотнул Дима.       Об этом вопросе Илья пока не думал, но теперь, сидя на стуле в палатке главного, думал в усиленном режиме, потому что это важно. Чертовски важно, если он собрался воевать дальше. И ответов у него не было.       — Мне просить остальных командиров вас по разным направлениям растряхивать? Моих, сука, лучших бойцов разделять? И как вы будете работать вдали друг от друга? Как вы, идиоты, будете работать рядом друг с другом, если рядом будет месилово? Я жду ответы на эти вопросы. Вы не покинете эту ёбаную палатку, пока не ответите мне.       У Ильи не было ответов. И чем дольше он думал, тем становилось не лучше, а хуже, потому что мысли, что были до этого, превращались в кашу. Он приехал сюда проводить Пророка, чтобы потом вернуться на гражданку, а там уехать на войну, когда придёт время вернуться в кампанию. Он не думал о том, что ему придётся сидеть здесь и думать над вопросами Отца, который узнал об отношениях двух бойцов. И сколько ещё таких? Есть ли они? Остались живы после таких разговоров или нет?       — Ответы, — не давал забыть о себе Валерий.       — У меня нет ответа, — признался Илья и наконец посмотрел на мужчину, стойко выдерживая его взгляд. — Вариант один — я ухожу на РПК или что другое лёгкое и нас всегда ставят в двойку.       — Чтобы вместо работы вы что делали?       — Моя жизнь — это боевые действия. Жизнь Димы — это боевые действия. Мы ничего не сможем делать, кроме как работать. Так, как никто не умеет, потому что правильно заметил Дима, мы чувствуем друг друга на другом уровне.       Отец рассмеялся. Не совсем искренне, но довольно открыто, чем ввёл в замешательство парня. Взял справку Димы со стола, нагнулся к столу, выдвинул ящик, кинул её туда, а потом резко, прекрасно показав и Диме, и Илье свои навыки и решимость действовать, достал пистолет, снял его с предохранителя и прицелился в Пророка.       Смех прекратился в ту же секунду. Дима напрягся на стуле, вжимаясь в спинку, Илья встал со своего места, но не знал, что делать. Он не быстрее пули.       — Готов умереть за него? — спросил Отец, мельком глянув на Бизона, что стоял и продолжал не знать, что в этой ситуации делать. — Скажи «да» и я всажу пулю тебе в лоб, Бизон, а не Пророку.       Илья почти застонал от отчаяния. Он всего лишь оказался геем, а не ёбаным предателем! Почему у всех вокруг к этому отношение, будто Илья превратился во что-то наиболее отвратительное и мерзкое? Как и Дима. Они от этого не перестали быть лучшими бойцами, они из-за этого не перестали быть людьми. Они — это всё ещё они, только любят друг друга, но люди вокруг почему-то считают, что нет ничего хуже, чем когда мужчина любит другого мужчину. Что вне войны, что на ней. Что семья одна, что другая не приняли и не примут, а ведь нет ничего роднее и дороже семьи.       — Да, — тихо ответил Илья. Да в этом мире уже не так и хотелось жить с таким раскладом. Не в зоне БД умрёт и похуй.       Дуло пистолета быстро перевелось с Димы на парня. Прямо на лоб. Небольшое усилие Валерия, хлопок и бесконечная пустота. Жаркая ли, холодная, Илье не узнать. Пулю в лоб он ещё никогда не получал, но уверен, что за секунду до будет очень больно.       — Хватит хернёй страдать, — рявкнул Пророк и тоже встал со стула. — Если такая хуета, то лучше я сдохну, — взмахнул рукой в сторону Отца. — Ты, Бизон, лучший из всех них! — а потом взмахнул рукой в сторону выхода из палатки, имея в виду всех остальных бойцов. — У тебя ещё вся жизнь впереди! Может, хоть войну проклянёшь наконец после подобного!       — Завались, Дим, — холодно произнёс Илья, опуская взгляд под ноги, но на секунду. Потом опять посмотрел в глаза Отцу. Смерти нужно смотреть в лицо. И никак иначе. Как минимум до её хода, а потом можно взгляд и на что-то более красивое перевести.       Он понимал Валерия как командира, как ответственного за всех их жизни. Два говномеса в лагере, одни из лучших, смогли позволить себе такое. Они не смогут позволить себе отношения среди остальных — тут поднимется кипиш. А кипиш и отношения среди бойцов никому не нужны. Особенно такие. Илья не злился. Он понимал и был обижен, что жизнь обернулась так несправедливо. Что его принял только один человек. К счастью, самый близкий. Действительно близкий. Единственная семья, которая когда-либо была у Ильи. И жаль, что понял он это не сразу.       — Стреляй. Я сказал «да». Всё равно остоебал этот отпуск.       — Меня хуярь, Валер! — воскликнул Дима. — А ты, сопляк, уебывай, — рявкнул Дима и, схватив парня за плечо, оттолкнул в сторону.       — Мне сказали сказать «да», а не тебе! Вот сам и уебывай отсюда! Я ради тебя типа тоже умереть готов, придурок!              — Как дети, — едва слышно произнёс Отец. — И вот так вы будете принимать молниеносные важные решения, которые будут касаться ваших жизней и жизней других бойцов и людей? — вдруг громко заговорил Валерий, опуская дуло пистолета и ставя ствол на предохранитель. Кинул оружие на стол и покачал головой. — Вот она — военная элита, что умеет принимать быстрые и правильные решения? Вместо того чтобы действовать как раньше, вы будете вот такие сопли распускать? Я понимаю, когда идёшь умирать, похуй на остальных рядом, что остальные бойцы смогут о вас узнать, но вам не будет поебать, что из-за вашего промедления эти бойцы просто погибнут и вся задача покатится к хуям? Вы эту ебучую Санту-Барбару будете всегда разводить?       Илья опять посмотрел в пол. Об этом он тоже не думал и теперь понимал, что, кажется, да. По крайней мере, ему так казалось, как там было у Пророка, он не мог знать. Но пока чувства были сильнее здравого смысла и долга.       — Пророк, уёбывай отсюда, — раздражённо выдохнул Отец.       — Как это понимать? — тихо и не очень уверенно произнёс мужчина, и Илья посмотрел на него. Нерешительного, перепуганного, такого, каким он его очень давно не видел.       — Это понимать как приказ уёбывать на хуй из моей палатки! — рявкнул Отец и ударил ладонью по столу, отчего тяжёлый пистолет с грохотом подпрыгнул.       Кинув испуганный взгляд на Илью, Дима покинул палатку Валерия, оставляя их одних. И Илья начал бояться.       Валерий потёр шею, лицо, вздохнул, осмотрел палатку, посмотрел на замершего парня, который был, кажется, готов на всё, и, выйдя из-за стола, подошёл к нему и встал напротив.       — Илья, ты, наверное, не очень понимаешь своего положения, — сказал тихо и спокойно, заглядывая в болотные глаза парня. — Ты правда любишь его? — кивнул в сторону, куда ушёл Дима.       Илья молча, но честно кивнул.       В глазах мужчины напротив пролетело и сожаление, и боль, и понимание, и что-то ещё, что Илья сравнил бы с беспокойством.       — Ты же понимаешь, что я не смогу вас защитить, если об этом кто-нибудь узнает? — понизил он тон и положил на плечо ладонь. — Всё произойдёт быстро. Устава нет, но у мужиков свой устав. Яйца ваши будут вывешены вместе с кишками и головами на всеобщее обозрение, чихни вы не так в сторону друг друга.       — Я понимаю, — заговорил Илья, глядя в глаза Валерию и доверяя ему всё. Почему-то сейчас разговор располагал. С глазу на глаз, спокойно. Это мигом растопило неуверенность и страх, потому что Бизон поверил. Безоговорочно, даже не позволив себе задуматься над тем, что это может быть враньём. Отец — человек справедливый. Он решит их ситуацию. Скажет, как быть. Только не смерть хотелось бы услышать в его приказе и не увольнение. А в остальном они с Димой справятся. Хотя Илья даже не был уверен, чего он боялся больше — увольнения или потерять то, что только обрел. — И я никогда не думал над твоими вопросами, если честно. Это всё длится не больше недели. Я… не успел…       — От как… — хмыкнул Валерий. Не злобно: задумчиво и понимающе. — Но то, что вам будет тяжело вот так вот, ты понимаешь?       — Я понимаю… — опять сказал Илья, действительно всё понимая. Не понимал только резкую смену настроения мужчины, когда они остались вдвоем.       — Извини за это шоу, просто хотел показать вам, что будет в случае чего. Но ответь мне на один вопрос, Илья… Что мне с вами теперь делать?       Илья, чуть подумав, пожал плечами с ладонями Отца на них.       — Кажется, это не мне решать, пока я тут…       Валерий молча кивнул.       — Я, конечно, злюсь на тебя и на Пророка, но лично вас убивать и увольнять не планирую. Просто хочу, чтобы вы приняли сами верные решения. Я и Саныч лет так, может, восемь или десять назад решали, как поступить с такими, как вы, голубками. Мы их заметили ночью, когда за лагерь выбрались просто погулять. А те сидели на бревне за валежником, ворковали. На следующий день мы их вызвали. Те, конечно, ни в какую. Под конец признались. Я сразу их вспомнил, как с вами всё понял сегодня. Мы их расстреляли в лесу вечером.       Глаза парня прикрылись от печали, что слегка обхватила сердце. Теперь он понимал влюблённых людей, теперь понимал, что такое переживать за любимого человека и любить. И несправедливость, что постигла тех бойцов, ощутил так, как не ощутил бы ещё неделю назад.       — Не хоронили, ничего с ними не делали. Там оставили… А сейчас я понимаю, что зря, наверное. Чего они плохого сделали? Конечно, этим вопросом не задастся тот, у кого в привычку входит людей убивать, но я больше голова, а не руки, поэтому я подумал. Повторять ту ошибку я не хочу. Да и вы с Димой, опять же, не простые бойцы, чтоб вас вот так в расход пускать.       Илья скромно улыбнулся, забирая свои мысли обратно в свои недра. Нет, Валерий всё же семья. Насчёт остальных он не сможет ручаться, но Отец — это отец. Тот, которого никогда не было, появился сейчас. Он понял, он принял и не убил. На него можно было рассчитывать.       — Давай, иди лечись. И оболтуса этого с собой забери! — махнул рукой Валерий и прошёл к своему столу. Убрал в него пистолет, смахнул какую-то пыль с края. — Может не отрабатывать остаток. Тут всё равно пока мясо сплошное везде, а слишком уж лёгкую работу вы не любите.       — Он… может идти со мной? — удивлённо спросил Илья, сделав шаг на выход из палатки.       — Ну да… И мне так спокойнее, что ты не один. И пусть он проследит, чтобы ты всех врачей прошёл. Передай ему этот приказ, понял? Если хочет работать, то вот ему работа. Сложная, между прочим!       Илья с улыбкой покачал головой и прошёл к выходу из палатки.       — Спасибо ещё раз, Валер. Я не подведу.       — Друг друга не подведите, гомики несчастные. И звони, пиши, если вдруг что, хорошо? Выручу. И лечись, блядь. И ещё, Илья…       Илья, что только откинул край палатки в сторону, пропуская внутрь тепло и солнечный свет, обернулся и посмотрел на Отца, что спокойно смотрел в ответ.       — Я тебе этого никогда не говорил, но ты мне как сын, Илья… — признался он, и внутри парня впервые всё сжалось из-за слов этого человека. — Поэтому береги себя, ладно?       Всё, что смог сделать Илья, это кротко кивнуть и наконец-то выйти из палатки.       — И чё там? — сразу спросил Дима, обернувшись к парню. Покосился на него, потом на палатку Отца, потом опять на парня. — Пизда?       Илья покачал головой, улыбаясь из-за последних слов, которые он услышал.       — Ты идёшь со мной.       — Меня уволили, всё?       Илья засмеялся и пошёл в сторону выхода.       — Нет, но тебе необязательно отрабатывать.       — Не понял… Он чуть не шмальнул в нас… — сказал тихо, чтобы остальные не слышали.       — Проверял. Теперь сказал, чтобы мы были осторожнее. А ещё приказал тебе проследить за мной, чтобы я врачей прошёл.       Дима неопределённо хмыкнул.       — Мы типа абсолютны свободы на месяц?       — Абсолютно, — всё улыбался Илья, больше не боясь этой свободы и радуясь, что у него наконец-то есть семья вместо той, которую он бы с радостью зарыл в землю. Может, Дима и прав: стоит навестить всех тех людей. А ещё стоило бы наладить отношения с Жекой. Прошлое — это прошлое. Женя хороший парень. Просто обычный.       — И… чем ты хочешь заняться?       Остановившись возле последнего ряда палаток перед дорогой к КПП и парковке, Илья вздохнул и окинул взглядом поле, что было вдали, лес, горку и небольшой овраг, за которой было стрельбище, а дальше полигон, куда им не разрешали выходить без разрешения.       — Я, если честно, давно не видел настоящей осени и зимы, — признался Илья, скучая по осеннему золоту и белоснежному холодному снегу. Жаркие направления с песком, джунглями и засухой ему действительно осточертели погодой и пейзажами.       — Это… долго, — осторожно уточнил Пророк.       — Я знаю. Но если с тобой, то хоть год ждать…       — Пиздец ты романтик, — тихо сказал Дима, только для ушей Бизона, и с тёплой улыбкой вздохнул. — Всё ещё не могу в это поверить…       Илья ничего не ответил. Ему самому было неловко от этого. Но он любил и иначе любить всё ещё не мог.       — Тогда осень можно встретить у Паши, там красиво, а зиму я тебе в Якутии покажу. Настоящую зиму.       Парень лишь молча кивнул, соглашаясь на такой план. Шире улыбнулся Диме и так же молча пошёл к машине. И только там, в салоне, пристегнувшись и глянув в окно, он задумался. И мысли сжали сердце в тиски. Правильно ли они поступали, соглашаясь быть вместе друг с другом? Правильно ли поступали, оставляя войну позади, пусть и на время, чтобы пожить для себя? Друг для друга.       Находясь рядом с Пророком, Илье казалось, что правильно. Иначе ведь и быть не могло. Да и привык он встречаться с проблемами лицом к лицу, а не думать о них заранее. Думать заранее — это к Диме. А если так, то они со всем справятся. Дима не допустит проблем, а если они произойдут, то Илья разберётся. Они вместе разберутся.       Сейчас надо просто попробовать жить. Вместе они справятся, как всегда со всем справлялись. И когда-нибудь Бизон опять скажет Пророку, что любит его. А пока он улыбался от бубнежа Димы, что Илья ходит в одном и том же, смотрел в окно на опускающееся к горизонту солнце и улыбался, впервые ощущая себя комфортно вдали от войны.