'cause you know my room

      Глаза Минхо закатываются до затылка и с губ слетает слишком громкий вздох. Он старается заглушить удары стола о стену, зажимая пальцы, что уже болят, между ними. И всё же, боль не затмевает удовольствие, которое он изо всех сил старается подавить.       — Аккуратней, хён, — шепчет Джисон, и рука, что держала Минхо под левым коленом, ползет выше, обхватывая его шею. Большой палец Джисона прижимается к кадыку; он даже не сдавливает, но Минхо всё равно расценивает это как угрозу, — Кажется, ты хочешь, чтоб они услышали, — поддразнивает Джисон, растягивая ухмылку, ибо знает, что Минхо это нравится.       Минхо же, со своей стороны, знает, что Джисону нравится получать грубость в ответ.       — А мне кажется, что ты нарочно тянешь время, — говорит он и крепче обхватывает ногами бедра Джисона, притягивая его ещё ближе к себе, — Ужасная выдержка для профессионального айдола, — он пытается сохранить невозмутимый вид, несмотря на одышку.       Джисон бросает на него взгляд , что не сулит ничего хорошего, и большой палец на горле Минхо поднимается и сильнее сдавливает нижнюю челюсть. Остальные, обхватывающие шею, пальцы перемещаются и приоткрывают его рот.       Никто из них не произносит ни слова, и Джисон начинает двигаться, трахая его, казалось, с удвоенной силой. Минхо борется с жжением в легких, которое лишь умножается с каждым идеальным толчком.       Возбуждение от попыток подавить гнусавые стоны, что Джисон выбивает из него, удваивает удовольствие.       Минхо понимает, что его глаза закрылись сами собой, лишь когда он прижимается к нему ближе, и заставляет себя открыть их, чтобы увидеть, как мало расстояния между ним и Джисоном.       Губы прижаты к тыльной стороне его собственной ладони, когда он тихо выдыхает в нее. Его глаза прикрыты, а брови сведены к переносице. В иной временной линии они могли бы целоваться сейчас.       Минхо старается отдышаться, уткнувшись в ладонь Джисона.       Внезапно всего этого становится слишком много: нехватка кислорода, ощущение Джисона внутри себя, осознание того, что участники, проводящие свой день за дверью его спальни, понятия не имеют, что Минхо опасно взгромоздился на свой стол, что пижамные штаны все еще висят на лодыжках, а Джисон, слишком идеальный Джисон, трахает его до одури.       Они даже не предполагают, что голодные глаза Минхо жадно впитывают каждую частичку Джисона, даже спустя месяцы, хотя точно знает, как он выглядит в оргазме. Этого никогда не будет достаточно, если учесть каждый признак удовольствия на его лице. Удовольствия, за которое отвечает Минхо.       Он обхватывает свой член почти машинально, не успевая сделать и пары движений, прежде чем кончить себе на футболку.       Его грудь сжимается, он старается восстановить дыхание от накрывающего оргазма, в то время, пока Джисон продолжает толкаться в него всё менее ритмично.       Рука, закрывающая рот Минхо, напрягается, пальцы впиваются в щёку.       Он сжимается вокруг Джисона, подстёгивая его, когда ощущения становятся невыносимы.       То, как Джисон стонет, возбуждённый и почти отчаянный, гонясь за своей разрядкой, стоит этого. Минхо чувствует себя мокрым, перевозбужденным и совершенно использованным. Нуждающимся.       Бедра Джисона в последний раз с силой толкаются и замирают; в глубине души Минхо жалеет, что не может ощутить то липкое чувство внутри себя в полной мере. Презервативы, конечно, великое изобретение, но какой ценой?       Он хватается за плечи Джисона, прижимая к себе, когда тот наклоняется, желая зафиксировать каждое подрагивание его мышц.       Ладони на его теле расслабляются, отпуская коленку и горло, позволяя втянуть столь нужный воздух. Вместо этого они тянутся к бедрам, большими пальцами впиваясь в кость, пока Джисон утыкается носом в изгиб шеи. Его дыхание обжигает кожу Минхо.       — Черт, — выдыхает Джисон.       Поцелуй в шею заставляет его опустошенный член дернуться, а желудок перевернуться.       — Черт, хен.       Минхо сжимает его в объятиях, не в силах произнести ни слова; он старается пережить их последние несколько секунд вместе, прежде чем Джисон неизбежно отстранится.       Он хочет, чтобы эти секунды длились вечно.       Он хочет быть достаточно сильным, чтобы не допустить повторения этого.

* * *

      Это повторяется. Снова и снова.       Потому что, конечно, это так. Потому что Минхо, возможно, и отказывает себе во многих вещах, но Хан Джисон не входит в этот список. Потому что до тех пор, пока Джисон будет проявлять к нему хоть каплю внимания, Минхо будет рядом и наслаждаться этим. Никаких вопросов или раздумий.       Это то, из-за чего он оказался в этой ситуации в первую очередь.       Не было никаких преднамерений, никаких разговоров, сроков и условий, а Минхо и не спрашивал. У них всё получилось так же, как и всегда: это просто произошло.       Минхо нравилось насколько хорошо он себя чувствовал: желудок был набит едой из их любимого заведения, а голова приятно гудела от непринужденной близости; вес ноутбука распределялся между ними поровну, пока они прижимались друг к другу.       Он не может вспомнить, что именно они тогда смотрели, но помнит, как его очередная шутка заставила Джисона рассмеяться тем смехом, который автоматически заставляет Минхо хихикать в ответ. Затем он повернулся к нему, видя, как счастливое лицо Джисона, казалось, освещало комнату.       И когда тот посмотрел на него в ответ, милый и радостный, только чтобы смутить Минхо и в миг изменить что-то в нем.       Он не может сказать, что именно Джисон увидел на его лице, какая-то скрытая мысль, должно быть, бунтарски всплыла на поверхность — до сих пор не знает, до сих пор боится выдвигать гипотезы — но Джисон, должно быть, всё равно смог прочитать это.       Был всего лишь мимолётный момент неуверенности, а следующее, что он помнит — его поцеловали.       Очень аккуратно. Нежно. Будто ожидая, что ему скажут остановиться.       Минхо не сказал этого Джисону.       Он просто ждал, дыхание перехватило, а сердцебиение ужасающе ускорилось, когда Джисон отстранился; вся тяжесть его взгляда обрушилась на Минхо, почти душа. Он наблюдал, как Джисон нервно облизнул губы, ища глазами что-то совершенно неизвестное.       А когда он всё-таки нашел, — что бы это ни было, — он, казалось, точно знал, что с этим делать. Фильм на экране прекратился и ноутбук был отброшен куда-то на кровать. Теплая рука обхватила подбородок, мягко направляя его лицо к Джисону, пока тот нависал над Минхо.       Поцелуй. А затем еще один, и каждый всё более глубокий и продолжительный, чем предыдущий.       Минхо вцепился в него, испугавшись, что тот в мгновение исчезнет, целовал в ответ, а сердце грозило выпрыгнуть из грудной клетки.       Прошло несколько минут, как они были раздеты; Минхо растянулся на своей постели, разгорячённый и готовый предложить Джисону всё, что тот захочет, когда тот прошептал:       — Где у тебя всё лежит, хен?       Минхо тяжело дышал, чувствуя, что его душа вот-вот покинет тело. Неспособный полностью осознать реальность происходящего. Отчаянно пытаясь убедить себя, что это не сон.       — Если… ты, конечно… — Джисон неуверенно запнулся.       Минхо притянул его к себе, прижимаясь к губам и качая головой в поцелуе. У Джисона не было причин сомневаться. В этот момент сомнение было слишком странным понятием для Минхо.       Спустя мгновение он выдвинул третий ящик прикроватной тумбочки, чтобы вручить ему использованный тюбик смазки и нераспечатанную коробку презервативов.       Его сердце дрогнуло, когда Джисон покрутил упаковку в руках, и лишь забилось быстрее, стоило тому быстро раскрыть ее.       Они слились воедино, чудесная синхронизация прерывалась лишь несколько раз, уступая место нервному хихиканью и подожди, держи, дай мне, что приводило только к большему наслаждению.       Джисон заставил его чувствовать то, о чем Минхо мог лишь слышать.       Он с легкостью, что казалась совершенно естественной и пугающей, заставлял его развалиться на части.       Он осыпал торс Минхо поцелуями, даже когда пытался отдышаться, улыбаясь в его кожу.       — Я не верю, что это произошло, — сказал Джисон, излучая столько радости, что смог бы питать ей Минхо по крайней мере несколько следующих лет, — Это было невероятно.       И Минхо согласился с этим, охваченный победой, что стал причиной восторга Джисона; закупорил всё это и сохранил в особом месте, только для себя, ибо даже если это не повторится, у него будет этот момент.       Чувство победы испортилось лишь несколько мгновений спустя, глаза Минхо расширились, увидев время, когда экран его телефона загорелся каким-то случайным уведомлением.       — Черт, они скоро вернутся, — сказал он, выбираясь из постели и пытаясь отделить свою одежду от одежды Джисона, — Сначала приберёмся? Я проветрю комнату.       Минхо наблюдал, как вытянулось его лицо, по-видимому, осмысливающего тот забытый ими факт, что уединение – это не право, а скорее роскошь. Минхо задался вопросом, дошло ли до Джисона, что они натворили и какие могут быть последствия. Сожалел ли он об этом? Будет он вести себя так, будто ничего не произошло в присутствии мемберов, или будет ли играть эту роль, когда они будут наедине?       — Точно, да, — через секунду ответил Джисон, одарив его мягкой улыбкой с плотно сжатыми губами и, собрав вещи, направился в ванную.       И на этом всё закончилось.       После этого ничего не изменилось, кроме того, что Минхо и Джисон стали, видимо, настоящими друзьями (коллегами, участниками, родственными душами), которые находятся в немом соглашении регулярно заниматься умопомрачительным сексом, в любое время и в любом месте, когда захотят, в часы и укромных уголках, где окружающий мир тускнеет, оставляя им маленькие крошки уединения.              Поведение Джисона по отношению к нему не меняется. Он остается тем же парнем, чей смех всегда наполняет комнату при каждой малейшей (и, по общему признанию, неудачной) шутке Минхо. Ему по-прежнему не терпится посетить любое новое заведение, которое рекомендуют любимые кулинарные блоги Минхо, независимо от того, как далеко оно находится. Он не уклоняется от прикосновений, будь то рука, обнимающая его за плечи, когда они находятся в компании других людей, или интимные объятия во время просмотра аниме.       Минхо и Джисон остаются Минхо и Джисоном. Хоть и со звёздочкой.       И Минхо благодарен, даже несмотря на жадную, уродливую маленькую часть его самого, что кричит и требует большего, желая заполучить всего Джисона всеми возможными способами.       Ему приходится довольствоваться тем, что ему дают. По большей части.       — Нужно воспринимать это всерьез? — спрашивает Джисон беззаботным тоном, но с некоторой неуверенностью, несмотря на все усилия.       Ему удается вернуть Минхо в реальность: комната Джисона, его кровать, один из тех редких пятничных вечеров, которые переходят в совершенно свободные выходные. Минхо, изголодавшийся по Джисону, растянулся на четвереньках вокруг него.       Джисон трясёт головой, пытаясь очистить мысли, что на самом деле невозможно:       — Просто я много думаю.       Он чувствует, как Джисон становится серьезным. Этого не видно, но мягкая рука ложится на бок Минхо, и жест слишком нежный для ситуации.       — Ты хочешь поговорить об этом?       Минхо опускает голову на матрас, устало вздыхая. Это расстраивает его; то, как одна-единственная мысль может запустить водоворот, что разрушит моменты, которые никогда уже не вернешь. Он тянется к руке Джисона, направляя ниже по своему телу и фиксируя на бедре:       — Прямо сейчас я просто хочу тебя, — говорит он. Это не вся правда, но и, конечно, не ложь.       — Ты уверен? — как всегда сладко уточняет Джисон.       Минхо кивает и чёлка прилипает ко лбу. В подтверждение этому ёрзает бедрами, прижимаясь к его спине. Удивленный стон вырывается из Джисона, и Минхо ликует, чувствуя, как он крепче сжимает его руками.       — Хорошо, хен, — Джисон смягчается, отвечая медленным толчком. Матрас прогибается, когда он хочет встать на четвереньки. Жар его тела пробегает вниз по спине Минхо, — Сосредоточься, — говорит он почти умоляющим тоном. Осыпает спину и плечи Минхо поцелуями, обжигая кожу, — Сейчас, на мне.       Минхо стонет, двигаясь от каждого медленного и глубокого толчка.       Это несложная просьба, как думает Джисон, в конце концов, сосредоточиться на нем — всё, что Минхо может сделать сейчас.

* * *

      Уже после заката, принятия душа, смены простыней и ужина, Джисон запускает пальцы в волосы Минхо.       Тот утыкается носом в ворот футболки, играясь с гранью между платоническим и романтическим подтекстом. Раньше им было более чем комфортно друг с другом, прижиматься носом ко впадинке на шее Джисона, но это не то, что он позволил бы себе сделать пару месяцев назад.       — Ты же знаешь, что можешь говорить обо всём, чём захочешь, да? — шепчет Джисон.       Минхо хмурится. Он знает, что Джисон никогда не придирается, всегда уважает границы, но он не чувствует себя комфортно из-за скрытого намека, что у Минхо есть от него секреты.       Не то, чтобы они делились друг с другом каждой мыслью, но немая политика быть опорой друг для друга — одна из основ их дружбы. Минхо никогда не сомневался в этом.       — Я знаю, Джисон-а, — говорит он, сам удивляясь мягкости своего голоса, — Спасибо, — он правда искренен.       Джисон фыркает. Ошеломленное «ты не должен меня благодарить» застревает в горле.       Минхо зарывается в объятия всё глубже, вздыхая от прикосновений грубых пальцев к голове.       Засыпая, он падает в калейдоскопическую реальность, в которой он действительно рассказывает Джисону все.

* * *

      Дело в том, что Минхо не раз думал признаться во всём.       К сожалению, сегодня как раз один из таких дней, когда в его организме гораздо больше алкоголя, чем нужно.       Они спрятаны в каком-то неизвестном, грязном маленьком баре, в который, похоже, заходят только посетители старше шестидесяти.       Их стафф, занимающие соседний столик, потягивают безалкогольные напитки, время от времени бросая взгляды на восьмерых парней, когда их голоса становятся слишком громкими.       У Минхо перед глазами плывет, но это проходит, стоит ему сфокусировать взгляд на Джисоне. Он слишком красивый, с раскрасневшимся лицом; яркий румянец на щеках виден даже при слабом освещении бара. Он с легкостью встречается с Минхо взглядами, заставляя сердце подпрыгнуть в груди.       Минхо чувствует, как губы сами расплываются в улыбке. Он очень сильно любит Джисона. Слова крутятся на кончике языка, обжигая внутреннюю часть губ. Он может сказать их прямо сейчас. Минхо думает, что если он продолжит смотреть на Джисона хоть еще секунду, то точно сможет признаться. Эта мысль заставляет одновременно затрепетать и прийти в ужас.       Джисон, не подозревая о раздумьях Минхо, наклоняется ближе, прижимаясь плечом к плечу. Он разрывает их взгляды — он посмотрел на его губы, или Минхо это нафантазировал? — приближаясь к чужому уху.       — Наверно, будет глупо, если я поцелую тебя? — спрашивает он, и тепло его дыхания горячит, растекаясь по груди. Обжигает. Что за хрень творится? — В присутствии остальных, — уточняет Джисон, очень кстати напоминая Минхо о других людях. Посетители. Их стафф. Участники. Люди, что не знают, чем они с Джисоном занимаются, находясь наедине возле любой горизонтальной (или вертикальной, они не привередливы) поверхности. Люди, при которых Джисон не хочет делать Минхо секретом.       Когда Минхо, ошеломленный и одурманенный алкоголем, не отвечает, Джисон отстраняется, восстановив зрительный контакт.       Проходит мгновение, и что-то нечитаемое появляется на лице Джисона.       — Прости, — слишком громко произносит он, и уже, к счастью, тише добавляет, — Я знаю, что ты не хочешь… Просто я очень хочу… Хочу поцеловать тебя прямо сейчас.       В данный момент Минхо не в состоянии понять хоть что-то. Почему Джисон извиняется? Почему думает, что Минхо не хочет? Сам факт, что Джисон хочет поцеловать его на людях. Ничего из этого он не может понять.       Всё катится к чертям. Не одна мысль не обходится без Джисона.       — Черт. Извини, — Джисон выглядит растерянным, вскакивая на ноги, прежде чем Минхо успевает спросить, что случилось, — Мне нехорошо… — это все, что ему удается сказать громким и дрожащим от паники голосом, исчезнув в глубине бара раньше, чем Минхо что-то понял.       — Не волнуйся. Он у меня под контролем, — Чан буквально материализуется рядом, чтобы сообщить это и заново исчезнуть.       Минхо пытается ровно вздохнуть, в животе полный бардак, а в голове — подавно. Он едва держит себя в руках, но желание быть сейчас с Джисоном пересиливает всё остальное.       Когда он встает, рука обхватывает его предплечье, успевая подхватить его перед тем, как он заваливается в сторону.       Хёнджин говорит и запах персикового соджу доносится из его рта:       — Лучше останься здесь, хен.       Минхо поворачивается, хмуро смотря на него, что голова кружится от этого движения, но Хёнджин не двигается с места.       — Ты будешь нужен ему, когда он вернётся, — поясняет он, и Минхо это не устраивает, но кнопки, на которые стоит нажимать, слишком известны в группе, — Ты сможешь отвезти его обратно в общежитие, если мы договоримся со стаффом? — Хёнджин прищуривается, будто пытаясь оценить Минхо, это оскорбляет его на пол пути к протрезвлению.       Сомнения в его заботе о Джисоне совершенно необоснованны, независимо от количества алкоголя в крови.       — Конечно, я могу, — проговаривает он как ни в чем не бывало и тянется за одним из забытых стаканов с водой на конце стола.       Он выпивает его за один глоток.       Меньше чем через час он видит Джисона в свежей пижаме, дыхание мятное, а глаза усталые, но осознанные – яркие, когда он смотрит на него, сидящего на краю его кровати. Он возвращает Минхо полупустую чашку, на внутренней стенке которой остались следы электролита.       — Спасибо тебе, хен, — говорит он хрипловатым голосом, получая улыбку, — И прости меня.       У Минхо сердце щемит. Пользуясь опьянением в качестве оправдания, он позволяет себе обхватить ладонями изгиб щеки Джисона.       — Тебе не за что извиняться, Джисон-а, — нежно говорит он, проводя большим пальцем по скуле.       Наблюдает, как его глаза медленно закрываются.       Он — самое милое существо, что Минхо когда-либо знал.       Медленно вдыхает, наслаждается чувствами, прежде чем ему придется уйти на ночь. Надеется, что прохладный ветер вправит ему мозги.       — Ты уходишь? — спрашивает Джисон, как только Минхо подходит к двери. Тот поворачивается к нему, видя невероятно широко раскрытые глаза и надутые губы. Эта идеальная картина, разбивающая сердце Минхо своей искренностью и естественностью.       Он не может найти в себе силы солгать.       — Только отнести стакан, — произносит он, забывая свой первоначальный план.       Джисон улыбается, расслабляясь:       — Хорошо. Поторопись, — мягко дразнит он.       Возвратившись в спальню, после десяти размеренных вдохов и брызга воды в лицо, он обнаруживает уже спящего Джисона, повернувшегося спиной к двери, и выключенный свет.       Минхо снимает с себя одежду, оставаясь лишь в майке и боксерах.       Он скользит в постель как можно тише, старается не делать лишних движений, устраиваясь на другой стороне кровати.       Джисон вздыхает, в слепую находя руку Минхо своей. И Минхо подчиняется, обнимая его.       Они идеально подходят друг другу, словно два кусочка пазла.       Рука Джисона продолжает сжимать чужую, переплетая их пальцы и опуская себе на грудь.       На секунду Минхо кажется, что он не может дышать, но сонный вздох рядом выводит из транса, заставляя повторить его.       — Доброй ночи, — шепчет он, и Минхо слышит улыбку в его словах.       Он очень-очень сильно любит Джисона.       — Доброй ночи, Джисон-а.

* * *

      — Хан может прожить без Минхо, но я не думаю, что Минхо сможет без Хана, — говорит Сынмин на экране, и что-то внутри Минхо скручивается. Это не ложь, но то, как ясно это сформулировано и сказано, чтобы его услышал весь мир, заставляет так себя чувствовать.       — У меня было время подумать над этим, и я считаю, что был неправ, — Минхо вздрагивает на месте, когда реальный Сынмин появляется из-за спины. Телефон почти выскальзывает из его рук.       Он разворачивается, чтобы посмотреть на него из-за спинки дивана.       — Ты давно там стоишь? — громко спрашивает Минхо обвиняющим тоном.       Сынмин одаривает его самодовольной улыбкой, подходит, кладя пластиковый пакет, что держал в руках, на стол.       — Достаточно долго, чтобы увидеть, как ты четыре раза прокрутил ту часть, где он говорит, что ему нравится, что ты странный.       — Я этого не делал, — тут же отрицает Минхо. Он возвращается к телефону, сворачивая вкладку YouTube и открывая Naver, — Меня пугают твои странные галлюцинации и то, что ты их не отрицаешь.       — Естественно, — просто отвечает Сынмин.       Они замолкают, и единственные звуки, что наполняют комнату: лишь шуршание пластика и открывающихся шкафчиков, пока Сынмин достает продукты.       Минхо сдается.       — Что ты имел в виду? — наконец тянет он.       — М? — тянет тот, будто не расслышал вопрос. Минхо к этому привык, — А, ну, я просто думаю, что ваша созависимость настолько причудлива, что даже мы не в состоянии ее понять.       Минхо перестает делать вид, что интересуется статьями в телефоне. Поворачивает голову, что бы посмотреть на Сынмина, пока тот тянется за ножом. И когда тот, кажется, не собирается пояснять, Минхо уточняет:       — Ты так думаешь?       Ухмылка на губах Сынмина видна даже когда тот наклоняет голову, сосредотачиваясь на яблоке, что чистит. Минхо хочет его ударить, но не может.       — Помнишь, как у Джисона чуть не случилась паническая атака утром перед записью на прошлой неделе?       Минхо хмурится. Что? Он точно помнит, что Джисон только и спал всю предыдущую неделю. Не было никаких странностей, хотя он все еще спал, когда Минхо выскочил из общежития, и к тому времени, как вернулся, всё, казалось, было в порядке.       К счастью, Сынмин всё объясняет:       — Он не сказал, что именно было не так, посему мы предположили, что это из-за забитого графика. Ёнбок даже заставил вместе делать его дыхательные упражнения.       Это заводит Минхо в тупик. Он действительно об этом не знал.       — Я вышел выпить кофе, — молвит он, скорее рассуждая вслух, чем отвечая Сынмину, пытается вспомнить, что ему показалось странным в Джисоне в то утро, но не получается. В любом случае, Джисон выглядел по-настоящему солнечным, когда Минхо вернулся, и улыбка стала еще ярче, когда тот протянул ему американо, — Он был в порядке, когда я вернулся.       Сынмин бросает на него нечитаемый острый взгляд, убирая за собой и беря очищенное яблоко.       — Я думаю, он был в порядке потому, что ты вернулся.       И, точно также, бросив ещё один взгляд говорящий об окончании их диалога, он исчезает в своей комнате, оставляя Минхо наедине со своими мыслями.       Что, черт возьми, это значит?       (Минхо ясно помнит ту ночь, как разбирал Джисона на части, кусочек за кусочком, как Джисон кусал свои руки, сдерживая нытье, что могло их выдать.       — Ты очень красивый, — шепчет Джисон, будто исповедь; искренность заставляет Минхо отстраниться, и губы опустились на член Джисона с чересчур громким хлюпом.       Это не был странный комплимент, но он не ожидал получить это, делая ему минет.       И, Боже, Джисон смотрел на него милыми, полными слез глазами, с губ капал мёд каждый раз, когда те открывались, и румянец на его щеках стекал до самой груди, пока тот извивался на матрасе.       Минхо никогда не сможет забыть это.       Минхо почти смутился, собираясь отвести взгляд и продолжить, но всё же морально готовился к дальнейшим словам Джисона.       — Я люб… — Джисон прервал сам себя низким стоном, что, к сожалению, пришлось спрятать в изгибе локтя, напрягая мышцы пресса и изгибаясь на кровати.       У Минхо внутри всё горело, он судорожно сглотнул ком в горле.       Он дал ему времени собраться с силами и сказать всё, что тот хочет, медленно насаживаясь ртом на член Джисона, и будь прокляты последствия для сердца Минхо.       Джисон встретился с ним взглядом, в котором было что-то похожее на боль.       — Я люблю, когда ты так смотришь на меня, — закончил он.       Минхо не мог дышать, зажатый между отчаяньем и вспышкой любви, расцветающей внутри него.       — Как так? — тихо спросил он, страшась ответа.       Джисон говорил быстро, будто пытаясь опередить себя:       — Как будто я — единственное, что есть на планете.       Тогда Минхо ничего не сказал, боясь подтвердить правдивость этих слов. Джисон не знает даже половины.)

* * *

      Минхо редко плачет.       Дело не в том, что у него стальное сердце или что-то в этом роде, — внутри его грудной клетки спрятано мягкое, хрупкое существо, которое чаще является обузой, чем силой, — но слезы для него редкость. Даже при подавленном состоянии.       Плач, обычно, тихо скапливается у него в животе, его щупальца расползались по напряженным плечам и челюсти, кульминацией становились затуманенные глаза и неконтролируемое дрожание подбородка, что говорили о невыносимой усталости и любви, что переливает через край и чьи приливы невозможно контролировать.       Когда однажды вечером Джисон звонит и просит заскочить в студию, Минхо не ожидал, что его день закончится со слезами на глазах.       — Я только что закончил с песней, — произносит Джисон, указывая на кресло рядом со своим. Минхо садится, — Я ее ещё никому не показывал, ты будешь первым.       Джисон нажимает «воспроизвести», и следующие три минуты тридцать три секунды Минхо ловит каждый звук.       Песня заканчивается, и глаза Джисона исследуют его лицо; Минхо не уверен, что именно он хочет увидеть, но учитывая беспорядок эмоций в его груди, он не в состоянии контролировать мимику.       — Она называется «Volcano», — тихо шепчет Джисон через время. Его непринужденный тон, когда он обычно делится своими песнями, наполняется беспокойством. Сейчас голос звучит осторожно. Нервно.       Минхо жалеет, что не приготовил ответ заранее и сейчас сидит в смятении, подбирая слова. Нет такого мира, в котором у Джисона были бы сомнения на счет этой песни.       Он моргает, прочищая горло:       — Это прекрасно, Джисон-а, — его голос дрожит, — Правда. Мне очень понравилось.       Джисону требуется мгновение, чтобы всё обдумать, прежде чем одарить Минхо одной из самых милых улыбок, что тот когда-либо видел.       — Правда?       Минхо кивает и его натянутая улыбка рушит их невидимый карточный домик; вот он, его предательски дрожащий подбородок. Он тут же качает головой, заметив, как расширяются глаза Джисона, а розовые губы приоткрываются в беспокойстве.       — Хён…       — Нет, нет, всё в порядке, — успокаивает его Минхо, давя вымученную улыбку, — Она просто очень трогательная. Заставляет меня почувствовать… — говорит он и, к сожалению, его рот работает быстрее, чем мозг. Он пытается остановиться, но слова продолжают вырываться сами собой. Он бормочет, — Принять такую любовь.       Что-то меняется на лице Джисона, и Минхо ругает себя, что сосредоточился на собственном стыде, а не на эмоциях парня.       В конце концов, взгляд Джисона смягчается. Он вытаскивает руку из огромного свитера (Минхо, кстати, потратил последние пять дней на его поиски), чтобы дотянуться до него. Большой палец несколько раз проводит по скуле. Слезы, что он растирает по коже, заставляют Минхо инстинктивно отвернуться, но Джисон ловит его за щеку, успокаивая.       — Ты сделаешь это, — говорит он душераздирающе мягким тоном и с невыносимо серьезным взглядом, — Я обещаю.       Минхо подавляет горький смешок, что рвется из груди. Он, честно говоря, не знает, зачем Джисон его успокаивает. Какое право он имеет давать подобные обещания.       Нет, Джисон понятия не имеет, что говорит. Понятия не имеет, что Минхо готов отдать за безусловную любовь. Быть человеком, что Джисон выбрал. Снова и снова. И будь проклята извергающаяся лава.       Не смотря ни на что, он обнимает его, позволяя этому моменту отпечататься в памяти.       Он будет делать всё, что в его силах, пока Джисон ищет свой вулкан.

* * *

      Третий квартал года пролетает за мгновение.       Они очень много путешествуют, перепрыгивая с континента на континент, и хотя дни здесь длинные, а ночи тем более, Минхо старается наслаждаться каждой минутой.       Он выходит в свет прожектора, зная, что отдаст всего себя, уверенный, что его усилия будут отражены семикратно. Он оставляет частичку своей души каждый раз, как сходит со сцены, и не жалеет. Поздно ночью, как гаснет свет и его мышцы гудят от усталости после хорошо выполненной работы, он забирается в бесконечный ряд гостиничных кроватей, на которых ему удается чувствовать себя как дома просто потому, что они всегда пахнут Джисоном.       Он садится в фургоны, автобусы и самолеты, которые уносят его на сотни и сотни километров дальше от всего, что он когда-либо знал, и все же он никогда не чувствует себя потерянным: знакомое плечо удерживает его на месте, где бы он ни был, мизинец обвивается вокруг его пальца всякий раз, когда его рука начинает дрожать при выпуске шасси самолета.       Он проводит целые дни в улыбке, направляя ее на огромные ревущие толпы, новые места, взволнованные лица семи людей, которых он любит больше всего, на драгоценные глаза, которые, кажется, никогда не покидают его, всегда рядом, чтобы сверкнуть в ответ, когда он ищет их.       Впрочем, это становится непросто. Бесконечная работа мало-помалу съедает его, и стресс в конечном итоге берет своё. В день, когда головная боль и слабость в коленях угрожают утянуть за собой в бездну, Джисон решается напомнить Минхо о том, чего он сам не может.       — Тебе не обязательно постоянно выкладываться на сто процентов, — говорит Джисон ему, как камера выключается, держа обе руки Минхо в своих, покачивая ими взад-вперед и вверх-вниз, вынимая того из мыслей, — Не кори себя за то, что ты человек.       И так, между вспышками неистовой энергии, тягучих и медленных минутах в объятиях Джисона, когда легкие наполняются самолетным воздухом, а желудок — десертом, что выбрал голодный взгляд Джисона в меню, время проходит.       Минхо чувствует себя хорошо.

* * *

      — Поедешь со мной? — легко и даже беспечно, спрашивает он.       Наблюдает, как Джисон отрывается от игры в телефоне. Из динамика доносится звук сбоя уровня.       Он ждет всего секунду.       — В Кимпхо?       — Нет, в Париж, — Минхо остается невозмутимым, закатывая глаза, даже когда улыбка Джисона заставляет бабочек в животе затрепетать, — Да, в Кимпхо. Поедешь? — не добавляет «если только у тебя нет планов».       Джисон наигранно задумывается, не обращая внимания на огромную ухмылку на лице.       — Провести выходные с родителями мужа..?       — Хан Джисон! — громко подстегивает Минхо, ногой пиная подушку рядом с Джисоном, которой тот пытается защититься.       Радостное хихиканье Джисона наполняет комнату и сердце Минхо.       Дыхание замирает в груди, когда тот ползет по диванным подушкам на четвереньках, останавливаясь, когда оказывается на расстоянии поцелуя, чтобы нависнуть над Минхо.       — Никогда не можешь насытиться мной, так? — дразнит он, слишком самоуверенный и раздражающе милый, в нескольких сантиметрах от Минхо. Сладкий поцелуй отпечатывается на губах, — Я поеду с тобой в Кимпхо.

* * *

      Родители Минхо приветствуют их обоих теплыми объятиями и смущающим воркованием со стороны его мамы.       — Хан-а, ты такой красивый! — напевает она, теребя того за щёки. То, как выпячиваются его губы в попытке улыбнуться, делает его похожим на рыбу-фугу.       — Пожалуйста, он прекрасно об этом знает.       Его мама пищит, не показывая никаких признаков того, что она и близко закончила громко восхищаться Джисоном.       — У тебя есть полное право хвастаться всем!       Минхо цокает языком, хотя полностью с этим согласен.       Они проводят остаток дня набивая рот стряпней мамы, останавливаясь только для того, чтобы ответить на длинный список вопросов, которые его родители (в основном его мама) задают им. По крайней мере, о половине вещей, что они обсудили, Минхо говорил им по телефону или видеозвонку. И всё же Минхо умен. Он знает, что это не остановить. Ни один вопрос или тема не оспариваются.       Джисон относит их вещи в комнату Минхо, пока тот выискивает кошек, чтоб покормить их лакомствами. Честная сделка.       Когда он находит Джисона, тот уже одет в домашнюю одежду: поношенную футболку и свободные штаны, из-за чего он выглядит мило в теплом свете помещения. Его светлые волосы так красиво обрамляют лицо, что Минхо задаётся вопросом, почему его вообще заставляют краситься и прихорашиваться. Ему хочется добавить фотографии Джисона в мудборд их стилистов, поскольку им явно не хватает дальновидности, но, увы. Минхо — собственник, особенно когда дело касается Джисона.       — Так не пойдет, — говорит он, когда тот застегивает молнию на своей сумке и выпрямляется. Джисон бросает на него пытливый взгляд, и Минхо цокает, — Нам придется привести тебя в порядок, перед тем, как ты выйдешь к родителям. У меня нет сил ссориться сегодня с мамой.       Джисон смеется, ярко и непринуждённо, и сердце Минхо наполняется радостью в ответ. Он очень сильно любит его смех.       — К твоему счастью, я не какая-нибудь разлучница, — говорит он.       Минхо ведет бровью, прижимая Джисона к стене за дверью спальни:       — О, правда? Это всё, что тебя останавливает?       — Ну… — Джисон охотно идет в ловушку, одаривая его хитрой ухмылкой, когда его спина ударяется о стену. Минхо чувствует, как губы покалывает, а взгляд Джисона останавливается на них, пальцы сами собой цепляются за края толстовки Минхо.       Он облизывает губы и подходит еще ближе.       — Ну?       Проходит несколько секунд, пока они просто стоят там, наслаждаясь друг другом; мгновение растягивается, в то время, как зияющая яма голода внутри Минхо растет, становится все больше и ненасытнее.       — Хен, — тихо говорит Джисон, смотря большими глазами.       — М?       — Я знаю, что сейчас она служит лишь лежаком для кошек, но если ты не хочешь, чтобы мы осквернили твою детскую кровать, нам стоит остановиться.       Минхо глубоко вздыхает и отстраняется, жалея об этом, когда рука Джисона покидает его.       Но. Он все еще думает, что был прав. Просто в присутствии Джисона его мозг отключается с невероятной лёгкостью. Это немного проблематично, учитывая, как много времени он проводит с ним.       Джисон запускает руку в волосы, одаривая Минхо кривой улыбкой.       — В любом случае, нет времени. У меня слишком много друзей и членов семьи, которых нужно соблазнить, — подмигивает он.       — Хан Джисон.

* * *

      Успешно выполнив все домашние обязанности, Минхо принимает ответственное решение оставить Джисона только для себя в их крайний день до отъезда.       Он выводит его на прогулку, пока его мама заканчивает с обедом, и выгоняет из кондитерской, в которую тот заходит, расположенной в тихой части района.       — Ты не можешь так поступить со мной! — Джисон громко протестует, несмотря на мальчишеский азарт, отражающееся на его лице вплоть до подпрыгивания, и Минхо с удовольствием отказывает ему, хотя бы в этот раз.       Когда Джисон пытается залезть к нему в сумку, что Минхо держит в руках, он хихикает, надув губы.       — Не воруй или я съем всё это сам.       — Обманщик.       Минхо ухмыляется.       Менее чем через час, когда обед полностью уничтожен, а стол убран, глаза Джисона внимательно следят за ним на протяжении всего пути к холодильнику и обратно, а руки сцеплены вместе на столешнице в предвкушении.       — У тебя заинтересованность к еде больше, чем у кошек. Может быть, нам стоит записаться в тренажерный зал по соседству с той кондитерской, на которой ты помешан, — говорит Минхо, что, конечно, только заставляет Джисона пойти ва-банк.       Он наблюдает, как Джисон выпрямляет спину, его глаза сверкают, пока Минхо развязывает бант, скрепляющий коробку.       — О, малыш, я буду настоящим Арнольдом Шварценеггером, как ты хочешь.       Минхо качает головой.       — Глупый.       Выражение лица Джисона в тот момент, когда Минхо открывает упаковку с шоколадным чизкейком, честно говоря, стоит всей поездки.       — О, мой бог, — благоговейно произносит он, беря ложки и набивая полные щеки, будто он запасается на зиму, — О мой… Вау.       Минхо просто сидит напротив него, даже не пытаясь взять свою ложку в руки. Смущает, как легко приходит эта мысль и с какой убежденностью он в нее верит, но, в конечном счете, он понимает, что зрелище перед ним слаще любого десерта.       Джисон стонет с набитым ртом, и его глаза закатываются, пока на мгновение не исчезают за веками, пока он глотает. Чудесными силами, он останавливается.       — Хен. Ты же знаешь, что я люблю тебя больше всего на свете? — спрашивает он.       Минхо усмехается, но все равно улыбается.       — Конечно, конечно.       — Нет, — серьёзно говорит Джисон. Их взгляды, даже несмотря, что Минхо пропустил его, в «десертном безумии» Джисона, в конечном итоге встречаются. Это слишком серьезно, — Это правда, — в его тоне уже нет того игривого настроения, что был до, — Я люблю тебя.       Минхо чувствует, как у него горят щёки. Он пытается отвлечься на что-то другое: на окно, книжный шкаф, но мягкая улыбка Джисона все равно притягивает его обратно. Он не может ничего с собой поделать.       — Я тоже тебя люблю, Джисон-а, — искренне произносит он, видя, как в уголках глаз Джисона появляются морщинки, — Даже когда у тебя весь рот в шоколаде.       Тот негромко смеется.       Прежде чем Джисон успевает опередить его, Минхо действует автоматически. Он тянется через стол, подушечкой большого пальца проводя по полной нижней губе Джисона.       Разумная часть его мозга включается, он подносит палец к себе и облизывает, ощущая вкус шоколада и Джисона.       Он краснеет, а Джисон с широко раскрытыми глазами и восхитительно розовыми щеками приподнимается, перегибаясь черед стол.       Поцелуй, что тот дарит ему, мягкий, почти целомудренный. Заставляет сердце его биться в два раза быстрее.       Когда его губы отстраняются, Минхо пытается подготовиться к дальнейшим словам Джисона, как звук шагов, приближающихся к кухне, внезапно напоминает им, где они находятся.       Тот садится обратно, но его милая улыбка останется; Минхо пытается заверить свою маму, что всё в порядке, хотя вкус поцелуя Джисона все еще остается на его губах.

* * *

      — Я так счастлива, что он есть в твоей жизни, малыш, — говорит ему мама, кладя теплую руку на спину, пока он гладит Дуни на прощание.       Минхо пытается скрыть, как от этого заявления его глаза расширяются, а слух обостряется, пытаясь понять, одни ли они в комнате. Надеется, что да. Надеется, что сейчас они единственные люди на Земле.       — Мам…       — Всё в порядке, — продолжает она, — Я не хочу совать нос в ваши дела, — Минхо старается не издавать не звука, — Я просто хочу сказать… Зная, что на твоей стороне есть кто-то, кто любит тебя так же сильно, как и я, становится немного легче, когда я не могу быть рядом.       Минхо кажется, что он сейчас закричит.       Рука на его спине тянется к затылку, нежно поглаживая короткие волосы.       — Пусть то, как вы смотрите друг на друга, никогда не изменится.       Ему удается не закричать, но он очень, очень близок к этому.

* * *

      — Ты когда-нибудь хотел большего? — спрашивает Минхо, тут же сожалея о сказанном.       Это гложет его, и гложет, и гложет, мысли сидят, разрастаются и гноятся с тех пор, как они вернулись из Кимпхо.       — М? — Джисон мычит, и звук гулко вырывается из его груди, мягко сотрясая череп Минхо, пока он опирается на него сверху.       Голос Минхо звучит тише, чем он хотел бы. Он старается изо всех сил:       — Я имею в виду… Ты хотел бы избавится от всех ограничений? Начать встречаться с кем-нибудь? — на самом деле даже не знает, что хочет услышать — ну, на самом деле он знает, что хочет услышать, но, по правде говоря…       Рука в его волосах замирает. Джисон садится, мягко отодвигая Минхо.       Он наблюдает, как Джисон поворачивается на кровати, чтобы посмотреть прямо на него. Его брови сведены к переносице в явно замешательстве, уголок рта приподнят; такое же лицо он корчит на шутку, что не понимает.       — Почему я должен хотеть встречаться с кем-нибудь? — интересуется он.       Минхо требуется пару секунд, чтобы осознать услышанное. К такому он не был готов.       — Для общения? Секса? Романтики?       Для чего ещё, черт возьми, люди хотят встречаться?       Ответ Джисона не заставляет ждать.       — Для того, чем занимаемся мы?       Минхо не уверен, что он сможет сдержать истерический смех, рвущийся наружу. Но он сделает все возможное для этого.       — Мы не… Джисон, я имею в виду быть с кем-то, кто вызывает у тебя романтический интерес. Проводить время вместе как пара, встречаться.       Джисон смотрит на него, как на сумасшедшего, что рассказывает небылицы.       — Это то, что и делаем мы, — практически возмущается он.       Джисон что, не понимает?       — Мы просто всё время едим вместе, это само по себе не романтично…       Джисон вскидывает руки вверх, выглядя немного комично с волосами, торчащими во все стороны.       — Я пригласил тебя на ночное свидание с мороженым у реки Хан только на прошлой неделе!       Конечно, даже раньше, чем Минхо ожидал, они дошли до точки, когда он потерял все надежды разобраться в этом.       — Мы провели все прошлые выходные у твоих родителей, — заявляет он, будто Минхо забыл, — Я сказал, что люблю тебя.       Минхо моргает.       — Ты всегда говоришь всем мембрам, что любишь их.       Прямо здесь, в этот момент, что-то происходит между ними. Что-то щелкает в Джисоне, это видно, как меняется его лицо, и Минхо отчаянно хочет, чтобы он мог разделить этот момент.       Он хочет спросить, что тот думает, но видит, как тело Джисона будто сдувается. Плечи резко опускаются, мышцы становятся вялыми.       — О мой бог, — неожиданно тихо говорит он, — О, вау, — это всё, что тот произносит в ответ, и то, как его дыхание учащается, настораживает Минхо, — Это… Не удивительно… Я думал, что это ты просто такой…       К этому моменту он звучит так, будто он разговаривает больше сам с собой, чем с Минхо.       — Мы не встречались, — произносит Джисон, и на самом деле это безумие – тот факт, что это откровение, а не общеизвестный факт, — Я встречался с тобой.       Время с визгом останавливается.       Оно будет начинать свой ход заново?       — Что? — спрашивает Минхо.       Джисон смотрит на него безумными глазами. Такое ощущение, что он вновь прокручивает диалог, пытаясь подобрать слова. Будто думает, стоит ли вообще произносит то, что хочет. В конце концов, он вешает голову, пряча лицо в ладонях.       — Я влюблен в тебя.       Минхо дрожит.       Это… Он пытается понять.       — Что… Давно?..       Джисон выпрямляется, его взгляд смущающе напряжен.       — Всегда. Всё это время. Годы.       Внутри его грудной клетки происходят дикие вещи. Мозг затуманен. Так, каковы признаки инсульта? Часто ли он сочетается с сердечным приступом? У Минхо сейчас два в одном?       Он оцепенело наблюдает, как Джисон встает с кровати, начиная расхаживать на месте.       — Вау, — шепчет, — Ого, — он делает паузу. Оглядывается на Минхо и замирает, будто его осенила какая-то мысль, — Все то время, что мы были вместе, значило для меня… — он качает головой, замолкая, будто боится закончить фразу «ничего».       Благодаря божественному вмешательству и, конечно же, проводам в голове Минхо, что наконец соединяются, он может сформулировать и озвучить мысль. Это тот самый момент, это единственный шанс раскрыть один из самых давних секретов, и ещё предложить то, что поможет вернуть Джисону менее безумный вид.       — Я тоже влюблён в тебя, — выпаливает он.       Проходит мгновение, пока Минхо переваривает сказанное, а Джисон расслабляется, сломанная марионетка, у которой разорвали нити.       — Хён, — наконец говорит он и садится на кровать напротив Минхо, поджимая колени под себя. Его взгляд внезапно становится мягким, и он наклоняет голову, чтобы встретиться глазами с Минхо. Это напоминает ему детство, когда взрослые садились на корточки, разговаривая с детьми.       — Если я влюблен в тебя, а ты влюблён в меня, то что еще нужно выяснять?       Минхо моргает.       — Ты никогда не говорил этого, — звучит почти как шепот.       Джисон огорчённо улыбается ему.       — Мы почти не говорим, но всё ещё понимаем друг друга. Я думал, это было тоже самое.       Минхо еле заметно качает головой. Джисон поднимает руку, обхватывает подбородок с нежностью, от которой он, скорее всего, разлетится на куски.       — Прости меня, — произносит он. Придвигается ближе к Минхо. Джисон обхватывает свои руки за чужой спиной, прижимаясь лицом к груди, — Было так много возможностей сказать… Я просто думал, что ты не готов к громким словам и типа того… — говорит он в футболку Минхо.       Он зарывается пальцами в мягкие волосы, прижимая к себе.       — Прости меня, — повторяет.       — Ты не виноват, — произносит Минхо. Его большие пальцы касаются ушей Джисона, тот немного отстраняется, большие глаза смотрят на Минхо снизу вверх, выглядя намного печальнее, чем он хотел бы, — Всё не так, — успокаивает он, — Мы оба просто немного туповаты, — подобие улыбки показывается на лице.       Джисон мгновенно отвечает тем же. Его губы растягиваются в этой его маленькой улыбке в форме сердца, той, от которой сердце Минхо всегда бьется учащенно.       — Мы так хорошо подходим друг другу, да, хен?       Минхо хихикает, чувствуя себя лучше.       — Думаю, да.       Слегка наклонив голову, Джисон тянется, чтобы поцеловать его. Поцелуй выходит медленным и нежным, и Минхо знает, что на вкус это как надежда. Обещание. Немного похоже на любовь. Или, может быть, слишком сильно.       Он улыбается в ответ на то, что остается висеть в воздухе между ними, добиваясь большего. Минхо издает любопытный звук, открывая глаза.       — Ты будешь со мной встречаться? — спрашивает Джисон, — В этот раз по-настоящему.       Сердце Минхо тает.       — Буду, если ты скажешь, что любишь меня.       Джисон сладко улыбается. Он наклоняется, наклоняется, наклоняется, уговаривая Минхо опуститься еще ниже, пока его голова не коснется подушки.       — Я люблю тебя, — Джисон прижимается к его губам, ощущая сладкий вкус, — Я люблю тебя, — шепчет он в изгиб шеи, в солнечное сплетение, в ладонь, которую подносит ко рту, — Я люблю тебя, — повторяет он в каждом поцелуе, и Минхо чувствует, как свет исходит из всего, к чему прикасается Джисон.       Он прижимает его ближе, еще теснее, и, возможно, если повезет, им, наконец, удастся слиться в одно целое. Возможно, таким образом Джисон сможет увидеть, почувствовать это всем своим существом так же, как это делает Минхо.       Что Минхо тоже любит его. Безусловно, именно так.