Смоль и кровь

You're a loser just like me!

Брать Мари на дело оказалось очень плохой идеей. В топе самых отвратительных решений за всю человеческую историю оно уверенно заняло место между изобретением ядерного оружия и покупкой синтезатора для Кимико. Хьюи, старательно выпутывающий из собственных волос чужие потроха, от глубокого шока пытается играть в позитивное мышление; трясётся, как осиновый лист, мямлит чего-то про то, что плюсы в сложившейся ситуации тоже есть — никто ведь из Пацанов не пострадал, хотя мог бы, да и вообще с кем не бывает, обычные ошибки новичков, правда ведь? Размозжённая, похожая на раздавленную, истёкшую соком спелую ягоду, башка супера, которого бюро по делам сверхлюдей должно было просто задержать, выражает немое согласие с ним. И впрямь, братан, пара пустяков. Лицо у Моро каменное, глаза — остекленевшие, но её ноги разбивает заметной дрожью; шаг — и она едва не валится в гигантскую лужу крови, кое-как уцепившись за дверной косяк. Грудная клетка сжимается в резком спазме. Мари больно двигаться и думать — разум не может ухватиться ни за одну из тысячи мыслей; все они протекают сквозь пальцы, обвиваются вокруг ног и утягивают за собой в болотную трясину. Прошлое, настоящее, неясное будущее, повисшая в помещении духота, испуганные взгляды товарищей, пузырьки в кулере неподалёку, смерть, смерть, смерть, мёртвые глаза, прохлада бетона. — Дыши глубоко, — пробивается через пелену. Дышать не получается, тело не слушается, а перед глазами начинает темнеть. — Дыши, блядь, глубоко, кому сказано, — уже настойчивее; голос плывёт в пространстве, становясь то ближе, то дальше. Пощечина. От неожиданного удара мозги будто бы встают на место, и у Моро наконец-то получается захлебнуться воздухом. Во взгляде мелькают разноцветные пятна, и Мари часто моргает, чтобы прогнать их. — С почином, — широкий силуэт Билли отделяется от калейдоскопной ряби — и приносит с собою такое облегчение, что Моро тянет взорваться рыданиями и просолить Бутчеру плечо своими слезами. Но нужно держаться. Мари шмыгает и дотрагивается до горящей от оплеухи скулы. Утирает рукавом толстовки влажный от неслучившейся истерики нос. — Сп... сп... — свой голос Моро не узнаёт; он глух и больше походит на мольбы утопленника под толщей воды, — спасибо. Билли вполглаза посматривает на безголовый манекен, обтянутый стремительно бледнеющей кожей. Теперь уже трудно представить, что этот кусок плоти когда-то мог говорить и испытывать чувства. Последние его чувства, бесспорно, были чудовищными, но к трупам, копам и религиозным фанатикам Бутчер не испытывает никакой жалости. В отличие от Мари, которая пытается провалиться сквозь пол прямо в адский котёл. — Я понимаю, — мягко, низко и немного хрипло затягивает Билли. — Тебя загнали в угол, а вещи валятся из рук. От безнадёги некуда бежать. По ощущению, будто нет толчка тебя грязней, и на трезвую жизнь трудно понимать. Ты шагнула не туда и думаешь, что пришёл всему конец. Что ж, позволь тебе сказать... От удивления Моро на мгновение забывает и про мертвеца, и про свою вину, и про всё на свете разом. Она слегка подаётся вперёд, точно ожидая, что сейчас Бутчер по секрету шепнёт ей что-то очень сокровенное. — Ты права. Это похоже на ещё одну пощечину, ещё более обидную и болезненную. — Вот услужил, обмудок, — фыркает Мари, а затем замечает лёгкое веселье в глазах напротив. — Ты же неудачница, детка, сраная горемыка, — растекается в ядовитой улыбке Билли. — Определённо самая плаксивая дрянь, какую видел мир. — Стоп, что? — Ой, ты неудачница, как я. — Иди в пизду! Моро пытается оттолкнуть Бутчера подальше от себя, но тот резко жмётся ближе. Она чувствует его дыхание на своём лбу, такое жаркое и близкое, желанное, до чёртиков приятное и дискомфортное одновременно — и от этого тоже хочется уйти под землю или обрасти железным панцирем. — Ты мелкая сучка, худшая из худших, — протяжно мурлычет Билли. — Кандидатка с днища рейтинга, но у тебя там есть друзья. — Вот так ты поднимаешь людям настроение, король эмпатии? — удушливо отбрёхивается Мари, вжимаясь в стену. Когда Бутчер внезапно отстраняется, Моро выдыхает сквозь зубы — больше похоже на свист. — Я раньше думал, что никто и не поймёт, как жизнь помяла мне хребет. Но, раскрыв глаза и душу, стало ясно, что дружно мы в одном очке увязли. Он протягивает руку; Мари раздумывает лишь секунду перед тем, как схватиться за неё. — Мою судьбу спустили с молотка, — нехотя подхватывает мотив Моро. — И чё, думаешь, ты такая одна? — прикосновение к пояснице будто бы обжигает Мари даже сквозь одежду, а Билли ведёт её за собой, как по паркету. — Забей, мы же оба лохи, детка, мы с тобою вместе... — Взрываем людям головы? — нервно посмеивается Моро. — Да и хуй бы с ним. Из уст Бутчера всё звучит так просто и беззаботно, и Мари, сама того не замечая, тает от этого кубиком льда. — Я неудачница, дорогуша, наивная тупица, но в этом пиздеце я не одна, ведь ты лузер — как и я, — у Моро прорезается мелодичный, попадающий ровно в ноты голос, а слова удачно складываются в рифму сами собой. — Я же лузер, крошка, но, быть может, если обсираться вместе, всё вдруг станет по плечу. Растёкшаяся по полу кровь мелко запульсировала, стеклась из-под половиц десятком ртутных шариков, а потом тонкими алыми нитями воспарила в воздухе, выписывая изящные изгибы вокруг вальсирующей пары. — Завязывай с самопожалейкой, не вешай нос и дай шанс надежде, детка. Просто будь той, кем ты есть, будь лохушкой, прям как я. У Мари сердце постукивает где-то в глотке, к щекам приливает жар, а голова кружится от танца; всё это кажется настолько нереальным, что впору ущипнуть себя — или украсть у Билли поцелуй. И вот Моро привстаёт на цыпочки, старательно вытягивается, пытаясь хоть как-то поравняться с Бутчером в росте, толкается вперёд... — Алло, бля, Земля вызывает лунатиков! — Mon cher, ты в порядке? Кимико резко вздрагивает, когда Френчи нежно приобнимает её за плечи. Ну вот, замечталась; Самка отрывает взгляд от угрюмого Бутчера с полуобморочной Мари на руках и кротко кивает Френчи — мол, всё хорошо. Но в её голове всё было ещё лучше.