Так что туши огонь

Все началось с кузнечиков. Они копошились в сливе раковины, уродливой серо-зеленой массой контрастируя со ржавчиной вокруг своей металлической обители. И Андрей молча смотрел на них, в недоумении, в ожидании, когда наваждение пройдет. А наваждение не проходило, оно изучало его десятками глаз, над тонкими антеннами-усиками, на затылке. В ушах сдавленно пульсировали басы, отдавая реверберацией по всему телу, а тесная коробка ванной комнаты кренилась, как при шторме. Проклятая раковина упорно отказывалась служить якорем, отказывали ноги, аритмичным техно колотилось сердце. По шее желтыми каплями Гуд Дай Янг стекал пот. Волосы и слизистую носа Андрей сжигал с одинаково завидным рвением. Всеми цветами радуги, чтобы спрятаться от себя; до крови, чтобы не чувствовать вонь от личностного разложения. Андрей бы не удивился, откинься он прямо там, на очередной пьянке очередного знакомого, имя которого он не помнил. Хотелось стянуть с себя мокрую футболку, содрать кожу, чтобы остудить горящие мышцы о холодный кафель. Было стыдно перед Бесединым, перед собой, и даже немного — перед навязчивой галлюцинацией, которая не могла принять более достойную форму. Видимо, замутненный разум Андрея решил, что что-то эстетичное ему не светит. Тусклая лампочка над головой начала мигать, и до Андрея дошло, что в принципе, ему не светит ничего. А потом ему показалось, что он ослеп. Темнота растягивалась, как прилипший к кроссовку гудрон, черными щупальцами удерживая сознание в пучине трипа. Когда во тьме по всем канонам стереотипов забрезжил лучик света, Андрей истерично фыркнул. — Пробки вышибло, — знакомым голосом констатировали откуда-то из-под потолка искаженного пространства. — Сворачивайтесь, — то ли приказал, то ли попросил его ангел-хранитель, и уже более обеспокоенно добавил: — Андрюх? — на настойчивый тычок в плечо пришлось промычать вяленькое «че?», потому что ну в самом деле, сколько можно светить в лицо фонариком от телефона? — Подъем. Дальше мнения Андрея уже не спрашивали: бесцеремонно подхватили под руки и выволокли из ванной. Внезапно включившийся свет добавил эпичности встрече с другом детства — какая-то добрая душа снова позвонила Беседину посреди ночи, потому что «Андрюха снова в говно», потому что «башкой о раковину ебнулся, что ли»? Голова болела нещадно, в правом ухе звенело, и как будто что-то тоненько жужжало изнутри, царапая барабанную перепонку и отдаваясь эхом в черепе. Видимо, и правда ебнулся. Осталось надеяться, что только о раковину. Горстка нихреново испуганных людей разной степени опьянения и гранжевости встретила его усредненно презрительным взглядом. Коллективный разум, чтоб их. Беседин трижды поздоровался и тут же попрощался со всеми, и начал шарить по полкам и вешалкам в поисках андреевых куртки и шапки. Похлопал его по щекам, проверил зрачки. Андрею все еще было стыдно. В глотке свербило, и, кажется, из носа вытекала сукровица. Кажется, Беседин воодушевленно обещал прикончить Андрея всеми возможными способами за его выходки и накрутить из него фарша для пельменей. Андрей мельком посмотрел на часы — три ночи. Поздноватый ужин выходит. Большую часть речи Беседина он воспринимал уже не мозгом, а сердцем, пока тот, как заботливая мамаша нахлобучивал на него шапку и ностальгически прищемлял подбородок молнией куртки. Звякнули ключи, значит, добрался своим ходом. Ну хоть на такси в пиковую субботнюю ночь сэкономят. Что-то во взгляде друга подсказывало Андрею, что тот не прочь сгрузить его в карету скорой помощи и отправить с глаз долой, и чтобы сонные медсестры весь остаток ночи искали его вены. Все это у него было на лбу написано, на самом-то деле. Беседин красноречиво вздохнул. Андрей шмыгнул носом и поморщился. — Ну что, поехали? — Куда? — Ну видимо, пельмени делать, — неровно пожал плечом Андрей, отирая штукатурку со стены. Прислонив его поровнее, Беседин определился: — К тебе ближе. — У меня мясорубки нет. — Найдем. Щелкнул замок, и Андрея вытолкнули на прокуренную лестничную клетку. Помогли спуститься по ступеням, почти не кроя его по матушке, и осторожно усадили в машину. По пути домой — если съемную однушку на окраине можно считать домом — Беседин не сказал ни слова. В ухе продолжало звенеть.

***

Когда над головой Андрея погас первый фонарь, он посчитал это ироничным стечением обстоятельств. Неделю спустя, во втором лопнула лампа, оцарапав щеку и заставив его выронить недокуренную сигарету на растрескавшуюся наледь. Тогда он впервые почувствовал их. В промежутке от мертвого фонаря до полуживого, подсвечивающего редкие блестки снежинок. Андрей инстинктивно рванул к свету, оскальзываясь и рассекая руками пустоту; исходящей из прямоугольников окон желтизны было недостаточно, чтобы их отпугнуть. Ему удалось сбежать — если бы он только знал, от чего именно бежит: от себя? детских страхов? — и он долго, до боли в гландах хватал ртом студеный воздух, прислонившись к фонарному столбу. В правом боку кололо так, что он едва разогнулся, а на языке горчила желчь. Зожником Андрей никогда не был. Смельчаком тоже. Да и суровая питерская зима изо всех сил старалась его, мерзляку, угробить. В голове гудело, в заложенных ушах снова что-то скреблось. Сдвинув шапку на затылок, Андрей потер взмокший лоб. За спиной клубились тени, собираясь траурной вуалью возле фонаря. Нужно было преодолеть еще один плохо освещенный кусок улицы — от последнего фонаря до парадной — и Андрею казалось, что темнота вокруг одиночных точек света живая, что она может проглотить его, если вдруг дотянется. Сюрреалистичность происходящего не укладывалась в условно трезвой голове. Беседин регулярно подсовывал ему исповеди людей, которые после неудачно съеденной марки неделями гоняли по квартире фракталы и залипали в рисунки на несуществующих коврах, но Андрей только отмахивался от него, усердно совмещая сыпучее с горючим. Беседин был прав. На инерционном движении по рельсам зависимостей было далеко не уехать. Да и здоровье вот уже начало подводить. Решив оставить самокопание на потом, Андрей сделал глубокий вдох, и с ключами от домофона наперевес стартанул к железной двери, за которой теплился огонек спасительной надежды.

***

Он убеждал себя, что скоро станет лучше, но лучше не становилось. После марш-броска с фонарем его лихорадило два дня, хотелось спать, но во снах они возвращались. В кошмарах они заползали внутрь, копошились под ребрами, они хотели занять место Андрея на карте бытия. Проснувшись, Андрей даже соболезновал им: какая хтонь захочет влезть в шкуру понаехавшего в Питер копирайтера? Раз уж так приспичило, могли бы и дождаться, пока у Андрея сложится карьера игрового стримера, а после ставить только на черное. Такой бартер его бы устроил. Приобретя пару сотен верных зрителей на твиче включая Беседина, Андрей просто плыл по течению. Фрилансил, запойно работал, а потом так же запойно — в буквальном смысле — отдыхал и ненавидел себя за все сделанное и сказанное, тратил нажитые непосильным трудом деньги на апгрейд компа и оборудование для стримов, чтобы в лучшем случае на донаты оплатить коммуналку. Андрей считал Беседина достаточно успешным человеком. С работой в офисе, «закрепившийся» в культурной столице, с растущими, как грибница, связями в сфере рекламы и зарплатой, которой хватало, чтобы оплачивать чуть менее убитую однушку, чем у Андрея. Чем не сын маминой подруги — Андрея всегда это смешило, потому что: а) Беседин действительно был сыном маминой подруги и пообещал присмотреть за Андреем, когда они решили погнать в Питер, и б) Андрей считал, что тянет друга на дно одним своим существованием. Последний пункт не смешил вовсе. Беседин говорил, что главное — не унывать. Не унывать не получалось. Стряхивать пыль с троечного краснодарского диплома и идти работать по профессии не хотелось. После проведенных в горячечном бреду ночей не хотелось уже в принципе ничего. Хотя нет, хотелось перестать воспринимать тени на полу и потолке как живых, враждебно настроенных, существ. Очень хотелось. Очень хотелось по утрам мучиться в худшем случае только от похмелья, а не от липнущего к лопаткам иррационального страха. Видимо, одолевшие его демоны были со своей ебанцой. Видимо, им очень хотелось подружиться с Бесединым. В этом Андрей их понимал. Все это все еще звучало как шутка, как сезонное обострение чего-то наконец проявившегося, казалось нереальным. Реальными были только звонки от Беседина, лаконично интересовавшегося: «живой?» или «протрезвел?» или «да что с тобой происходит?» и Андрей отвечал: — Хуйня. И галантно извинялся за свой французский.

***

— Андрюха на тусе — быть беде, — кудрявый музыкантишка выпил залпом, потому что после четвертого шота любая фраза всегда звучала как тост. Под общий гогот Андрей бы даже посмеялся над собой, если бы это не было правдой и закономерностью. Терпеть подъебы ради общества потенциально успешных людей ему не нравилось, а им, по-видимому, была нужна слабохарактерная отдушина. Изначально они пересеклись на твиче в геймерском коммьюнити и плавно перетекли в дискорд, и вот уже в окружении такой же недобогемы глушили что-то ноунеймовое, от чего у Андрея завтра скрутит желудок. Спать в одной комнате с ним не мог никто — проверено опытным путем. И с этой компанией, и с другими; все жаловались на кошмары, им снились насекомые и максимально трипофобный боди-хоррор. У Андрея начала складываться своеобразная репутация, от которой хотелось поскорее отмыться и не вспоминать. Еще не хватало стать мрачной городской легендой питерских подворотен. Мысли тонули в бряцании расстроенной акустики. А потом в ушах раздался настолько образцово-показательный звон, что хоть сэмплы делай. Кто знает, может быть здешнему бомонду зашел бы такой постмодернизм. — Ну так что? Можешь ебнуть ту лампочку взглядом как в прошлый раз? — не унимался кудрявый. Запомнил, вот же ж паскуда. — Могу тебе ебнуть, — отозвался Андрей и, разом опрокинув стакан чего-то сладкого на его узкачи, постарался побыстрее ретироваться. Догнать его и попросить извиниться никто почему-то не рискнул. В этот раз добраться до дома удалось почти без приключений, за исключением того, что желудок скрутило уже на выходе из такси. Получилось добежать только до первого сугроба, а после Андрей еще долго сидел на лавке и вытирал лицо и шею снегом. Болело где-то внутри, грызло как мышь хлебную корку. Наверное, снова траванулся какой-то палью. Или желчный пошаливал. Так уже бывало. Когда немного отпустило, он все-таки смог подняться к себе на этаж и рухнул спать не раздеваясь. На удивление, в эту ночь тени его не беспокоили.

***

Ожидаемо, новые друзья слились, толком не влившись в жизнь Андрея. Ожидаемо, пару дней затишья повлекли за собой неделю нескончаемой вакханалии. Стримы проходили из рук вон плохо; выглядеть презентабельным не получалось, но зато очень хорошо получалось отхватывать хейт от кучки аккаунтов со случайным набором букв и цифр вместо никнеймов. Постоянно выбивало пробки, в труху сгорали дедлайны, а бабка этажом ниже с завидным упорством лупила клюкой по батарее и разносила сплетни, что вообще-то Андрей основал здесь наркопритон. Это было обиднее всего, потому что, ну может быть, он был бы и рад основать хоть что-то в своей жизни. Но пока получалось только основательно ебануться кукухой. Раз за разом, снова гас свет и появлялись они. Стало даже чуточку похуже, потому что днем они теперь тоже никуда не уходили. — Я сошел с ума, — шептал Андрей, просыпаясь в холодном поту в полдень, совершенно не помня когда его вырубило. — Это шиза. Капитальная шиза. А тени, стоило только задержать на них внимание, собирались в один большой комок в углу комнаты, пульсирующий сотней эфемерных щупалец. Они прятались и в тенях людей, скалясь на Андрея с подтаивающего снега, со стен домов и из отражений. Из его собственного, иногда. В зеркало он старался не смотреть, боясь выпустить оттуда что-то, что пока только отращивало там свои черные крылья.

***

Андрей с больным фанатизмом вел отшельнический образ жизни вплоть до середины марта, прячась от холода в коконе колючего пледа и питаясь в основном алко-табачным миксом и пиздюлями от Беседина. Это хоть как-то отрезвляло. В угаре от энергетиков он умудрялся работать и даже успешно закрыл несколько проектов в срок. Деньги у Андрея не задерживались. Торчать взаперти со своими маленькими странными друзьями становилось просто невыносимо. Так он обнаружил себя сидящим за барной стойкой, с упоением затирающим что-то философское уставшему бармену. Тот периодически поддакивал гениальным мыслям Андрея, только распаляя ход его разглагольствований, хотя его едва ли было слышно сквозь орущую из стереосистемы попсу. Денек выдался так себе: Андрей снова не выспался из-за кошмаров и стука по батарее, и не смог искусить Беседина на совместный поход по барам. Андрей пообещал, что в одиночку тоже никуда не пойдет, и теперь «лечил» чувство стыда за вранье. Да и кола в вискаре сегодня отдавала на вкус чернильной горечью. Раньше было лучше. Раньше тень от его собственных пальцев не превращалась в клешню и не пыталась выгрызть сухожилия на запястье. Зрелище гипнотизировало, вызывало мощный эффект диссоциации. Начинал срабатывать механизм или самозащиты или саморазрушения. Андрей не заметил, когда к нему подсел парень в черном капюшоне. Андрею казалось, что внутри него что-то жужжит и шевелится, и наверное, надо было выпить еще. — За мой счет, — раздалось над ухом и как будто сразу в голове. На плечо легла татуированная рука. Андрей непроизвольно вздрогнул, и чуть не полетел со стула. Его удержали за растянутый ворот футболки и усадили обратно. — Порядок? — вежливо поинтересовались откуда-то справа. Андрей кивнул, и, проморгавшись, уставился на незнакомца. Его тут же передернуло, потому что тот как будто весь состоял из теней. Под черным капюшоном толстовки не было видно лица, только кончик носа и очертания насмешливой ухмылки, в которой было как будто слишком много зубов. Острых, сияющих в неоновых лучах. Андрею показалось, что его сканируют как штрих-код на кассе в магазине. Оценивают или прицениваются. — Глаза у тебя интересные, — внезапно сказал парень. — Мне для мерча модель нужна. Могу тебя пофоткать, — его слова оседали медом в ушах, подтекстом подчеркивая, «ты уже согласен». — Можем хоть сейчас на студию поехать. Слово «пофоткать» автозаменой переродилось в неаристократичное «снять», и Андрей помотал головой. При таком освещении его неявную гетерохромию мог разглядеть только совсем уж упоротый фанат стримов, которые в последнее время случались редко. Барахлила проводка, глючил интернет, подтекал чердак Андрея. Только упоротый фанат, в чем Андрей сомневался, или сталкер, который помимо его полудохлого твича палил еще и инст с контактиком. Там этого заблудившегося по пути на пинтерест контента было навалом. Андрей еще не добрал градуса до той нормы, которая отключила бы моральные принципы, чтобы он спокойно мог уехать из бара не один; там было главное не разгуляться на все триста шестьдесят и не обнулить счетчик выпитого на чью-то обивку. Рука на плече начала порядком напрягать. И этот голос, радиоволной транслирующийся в мозг. Андрей сорвал горло, пока доносил до бармена свои тезисы, а этому типу в капюшоне словно и не нужно было повышать тон. Словно его не тревожил царящий вокруг хаос. Андрей отодвинул услужливо поставленный перед ним коктейль. Выглядело, как что-то слабоалкогольное, а ловить вертолеты в планы не входило. Хотелось домой и в душ, и чтобы нечто из угла комнаты не пыталось сожрать его душу. От черного силуэта рядом исходила подобная энергетика. — Я поссать, — оповестил его Андрей и грациозно сполз со стула. К его облегчению, за ним не последовали. Он был близок к тому, чтобы смотаться из бара через черный ход, закрыть соцсети, и больше не попадаться сталкеру на глаза, которых он даже не видел. В туалете Андрей прислонился лбом к зеркалу, тяжело дыша и избегая прицельного взгляда отражения. Все нормально, Андрюха, прорвемся. Все нормально, Андрюха, по коням, у нас ходячий труп, возможно это ты. Самовнушение не помогало. Спонтанная встреча будто высосала все силы, позволив алкоголю любовно шарахнуть по витаминно-желтой макушке. На телефоне была пара сообщений от Беседина, который писал, что на последнем стриме Андрея захейтили незаслуженно. Видимо, намекал на то, что Андрей должен подрубиться еще раз и заслужить. Очень хотелось извиниться. Очень тянуло в боку, и он надеялся, что не застудил почки. Его одновременно колотило от холода, волной проходящего по телу, и бросало в жар. Нужно было вызывать такси и ехать домой. Искать черный ход в таком плачевном состоянии не хотелось, и Андрей рискнул вернуться к барной стойке. Парня в капюшоне там уже не было. Андрей выдохнул. И тут же выдохнул еще раз, когда бармен сообщил, что его счет оплатили. Не стоило спрашивать кто, потому что догадки были на вкус как та паршивая кола. Немного расслабившись, он вышел покурить, в расстегнутой куртке и шапке на затылке — тело продолжало гореть несмотря на пронизывающий ветер. До приезда такси оставалось семь минут, и Андрей свято верил в то, что сможет обогнать ангину в неравном забеге. Пластмассовое мартовское солнце обманом брезжило над крышами, а под ногами хлюпало грязно-снежное месиво. Через три дня обещали заморозки. Через три дня Андрей снова сляжет с температурой. То снег, то гололед, то магнитные бури — стоило уже приобрести тонометр и хер его знает что еще. То, что он не растерял свои вещи после пьянки можно было считать успехом. И карта, и паспорт, и телефон с ключами надежно покоились за молниями в карманах, пока Андрей тряс зажигалкой, высекая лишь искры. До приезда такси оставалось шесть минут. Внезапно зажигалка решила оправдать потраченные на нее тридцать пять рублей и извергла всю копившуюся в ней неделями ненависть. Она взорвалась под очередным щелчком большого пальца; зеленый пластик разлетелся в стороны и Андрей едва успел среагировать и прикрыть лицо ладонью. Каким-то образом удалось удержать сигарету во рту. Руку саднило. — Ну ниче ты, Пирокинезис, даешь, — насмешливо раздалось из-за правого плеча. Ну точно сталкер. Андрей забил этот ник еще на втором курсе универа. Эстетики ради. В жизни к нему так никто не обращался. До сегодняшнего дня. После, его таки угостили огоньком. Потертая Зиппо выглядела куда надежнее купленного на кассе КБ исчадия ада. Смотреть на татуированные пальцы не хотелось, но очень хотелось курить, да и таксист должен был вот-вот подъехать. Плей Хард вензельными партаками: пришлось прочитать, раз уж под нос сунули. Тоже геймер, значит. Неужели конкурентов устраняет так? Андрей устал бояться, но что-то в образе этого парня заставило сердце болезненно сжаться. Он снял капюшон, словно доказывая, что выглядит как человек, а не гниющий плод безумия. Высветленные волосы, серьги в ушах, проколотый нос. В нем было примечательно все и ничего одновременно. Пять минут, и Андрей спасен. — Не передумал, Пиро? Андрей подавился слюной и дымом и долго кашлял, пока сталкер хлопал его промеж лопаток. — Не называй меня так, — прохрипел Андрей как только снова смог дышать. Незнакомец протянул руку со всем официозом, на который был способен. — Охра. — А че не Беж? — огрызнулся он, но руку все же пожал, а то некультурно как-то. — Андрей. Почему-то он ожидал услышать «я знаю». — Ты бы пораскинул мозгами насчет съемки, — буднично произнес Охра. Что-то подсказывало Андрею, что если он откажется, то его мозги в прямом смысле будут раскиданы по ближайшей подворотне. Никогда в жизни четыре минуты не тянулись так долго. Для фотографа у Охры был слишком хорошо поставленный голос. Как будто он целыми днями только и делал, что уговаривал людей поехать к нему на студию. Докуривая, Андрей отстраненно думал о пропавших в последние месяцы девчонках. Охра. Никогда не слышал. Потушив бычок о стену, он повернулся и взглянул своему новоприобретенному страху в лицо. Зрачки у Охры были словно два затмения, пожирающих голубую радужку. — Вмазался? — с сочувствием спросил Андрей. — На сварку смотрел. И тени смотрели вместе с ним. На губах Охры отпечатком лежал оскал, который Андрей увидел в баре. Он все еще нетвердо стоял на ногах, да и голова вдруг начала кружиться. Одновременно с этим на телефон пришло уведомление об отмене поездки. Приехали. — Сука, — зло выдохнул Андрей, пытаясь повторить вызов, но приложение упорно отказывалось загружаться. Зрение упорно отказывалось фокусироваться, от плывущих в танце близорукости строчек начало мутить. — Давай подвезу. — Сам дойду, — Андрей показушно сделал несколько шагов вперед и как-то вбок, словно играя с отходняком в шахматы. Район этот он знал, до станции метро было вполне реально доковылять на своих двоих. — Свалишься по пути, — Охра упорно шел за ним, полностью деморализуя. Свалится, не свалится, какая уже разница? — Вон моя машина, — он указал на припаркованную неподалеку черную Мазду. Андрей оставил попытки разобраться с виснущим приложением, поддаваясь паранойе — а что если бармен был в сговоре с Охрой? А что если кола была на вкус не такой как вчера не просто так? Ему что-то подмешали. Его собираются продать на органы, и поделом им — навариться на его прокуренных легких особо не получится. Андрей притворился, что не слышит голос Охры, хотя тот кислотой лился по извилинам мозга. Охра не отставал. — Я, вроде как, в ответе за тебя. Андрей тогда его не понял. Охра попытался его остановить, схватив за ворот куртки. Андрей с треском вывернулся и яростно толкнул Охру в грудь, заставив того отступить. — Да отъебись ты от меня! — кричать было больно, голосовые связки сковало спазмом. — Никуда я с тобой не поеду, понял? Назревала драка. Так бывало по пьяни. Все еще находясь в пограничном состоянии, Андрей плохо соображал, и как назло, на улице не было ни души. — Тебе не кажется, — стрекотанием раздалось в ушах. — А? — То, что ты видишь. Пользуясь паузой, Охра попытался подхватить его под локоть, и в его тени Андрей увидел уже знакомый оскал. Бей или беги. Бей и беги, или оно проглотит тебя. Андрей выбрал первое. Костяшки больно проехались по небритой скуле, но перейти к пункту два он не успел: от удара под дых его сложило пополам и повело в сторону черной машины Охры. Перед глазами вспыхивали и гасли искры, и кажется, он вдобавок отхватил ребром ладони по загривку. Шапка упала куда-то в грязь, в волосы вцепились порывы ветра. — Успокоился? — равнодушно спросил Охра. Андрей сплюнул себе под ноги, пытаясь отдышаться. — Понятно, — Охра перестал удерживать свою жертву за плечи и дал ему стечь по боку машины. — Я думал, с тобой попроще будет, — посетовал он. И прижал пальцы к взмокшим вискам Андрея. Тело стало как будто ватным, и как будто не его, а разум затянуло черной поволокой. Андрей не мог ни помнить, ни чувствовать, как Охра озирается, перед тем как открыть дверь машины и не без труда затолкать его внутрь. Подумав, Охра подобрал с земли многострадальную шапку и тоже закинул в салон. Лежать на заднем сиденье с подогнутыми ногами было неудобно, но отключившегося Андрея это уже не волновало.

***

Боль вернулась, опередив сознание на пару вздохов. Правая сторона тела пульсировала от подреберья до бедра, отстреливая в живот и спину. Андрей полусидел-полулежал на щербатом кафельном полу, подавшись вперед как марионетка с обрезанными нитями. Попробовал пошевелиться — звякнула цепочка переброшенных через секцию чугунной батареи наручников. Цензурных мыслей в голове не было. Нецензурные сводились к общему знаменателю из емкого «блядь». Ноги затекли, болели предплечья, болела шея. Андрей уткнулся носом в плечо и глухо застонал; несколько раз моргнул, не видя ничего кроме широких красно-белых полос на футболке. Выходило, что куртку у него забрали. А значит, и телефон тоже. Вероятность, что кто-то хватится его сегодня стремилась к нулю — родители привыкли, что он иногда не звонит неделями. Оставалось уповать на Беседина и его дотошность, но с шикарной репутацией Андрея в полиции его вряд ли взялись бы искать до следующего понедельника. А к тому времени… Он тщетно пытался вспомнить, сколько разлагается труп. Вот тебе и студия. Вот тебе и мерч. Было в этом Охре что-то потустороннее. Теперь-то ясно, он был маньяком-психопатом, ага. И снимал, наверное, исключительно снафф. Звать на помощь Андрей даже не пытался — себе дороже, да и похмельный сушняк давил так, что слюну глотать было больно, не то что орать. Стоявший прямо по курсу стол с узорчатой клеенкой закрывал обзор, но Андрей все равно попробовал оглядеться, рассчитывая увидеть пилу или бумажки с подсказками для квеста, в который он загремел. Обшарпанная кухня, совдеп. Из деревянной оконной рамы над головой сочился сквозняк, и скудного отопления батареи под боком хватало ровно для того, чтобы Андрей к чертям не отморозил себе яйца. На черные джинсы налипла цементная пыль и известка. Вывернув левую руку, он разглядел уже подсохшую ссадину на локте. Незаконченные рукава татуировок пестрели свежими синяками, как будто его долго удерживали в одном положении. Андрей боялся вспомнить зачем. Казалось, что ему или что-то вкололи, или его все еще таращит от барменовских фирменных. Когда он услышал приближающиеся шаги, под ребрами все задрожало, а по позвоночнику пробежал холод. Андрей приподнялся, но цепь от наручников позволила ему только удариться головой о нависающий подоконник и оглушенным снова осесть на пол. Уже слетая с катушек, он начал остервенело дергать оковы в надежде, что допотопная батарея не выдержит. Пусть сам в кипятке сварится, но и похитителей своих сварит заодно, и потоп устроит напоследок. Сквозь стрекочущий звон в ушах подозрительно отчетливо прозвучало: — Кожу обдерешь так. Охра смотрел на Андрея с сочувствием, даже присел на корточки, чтобы быть с ним на одном уровне. — Тебя мало что заботило, когда ты меня отмудохал, — неожиданно для себя, Андрей смог сложить слова во что-то относительно дерзкое. — Уебан, — это вырвалось уже скорее непроизвольно и как-то до жалостливого тихо. Злить Охру не хотелось, но терять остатки достоинства не хотелось еще больше. Охра протянул руку, и Андрей инстинктивно вжался в батарею, но тот только потрепал его по волосам. — Голова не болит? Идиот. Голова, конечно же, болела. Но в боку болело сильнее. — Печень болит, — Андрей снова попытался сесть поудобнее. Не получилось. Охра вздохнул. — Бухать меньше не пробовал? От твоей ауры все тараканы разбежались. Перегаром и правда несло знатно. — Не благодари. — Извини, — одно слово заставило Андрея напрячься еще сильнее, хотя казалось бы, сильнее некуда. — Ты сопротивлялся. И мне пришлось принять меры. У Андрея аж челюсть отвисла от такого бессердечия: ну просто блестящая отмазка для того, чтобы ни за что отбить человеку все внутренности. Его пытались похитить среди бела дня, конечно он, блядь, сопротивлялся. Пока он был без сознания, на улице окончательно рассвело. — И что со мной будет? — ни на что не надеясь, спросил Андрей. — Отстегну наручники, если сначала выслушаешь меня и пообещаешь больше не буянить, — для верности Охра покрутил на пальце кольцо с парой ключей. По его лицу пробежала уже знакомая тень, закладывая оскал в изломы возле губ. — Ты видел это? Андрей кивнул. — Потому что я тебе позволил, — Охра сделал драматическую паузу. — Потому что ты позволил это сам себе. Зрачки у Охры все еще напоминали блюдца. Зачетный стафф был, видимо. — Да когда ж тебя уже отпустит, — Андрей обессиленно повис на наручниках. Нужно было подыграть этому сумасшедшему. Выслушать. Не провоцировать его. — И, скажем так, твои демоны не поладили с моими, — уклончиво пояснил Охра, кивая на скованные запястья. — Мы со Славкой тебя еле удержали, чтобы ты не убился. Пришлось снова тебя вырубить, безопасности ради. А то ты такое нам тут устроил, — на его ладони снова блеснули ключи. — Сонечку напугал. Андрей от всей души понадеялся, что Сонечка — это не чей-нибудь так же похищенный ребенок, а то с этого станется. Он не верил словам Охры, и раньше у него не случалось таких сильных провалов в памяти. Словил белку? Или Охра врал, чтобы оправдать то, что Андрей каким-то чудом очнулся более побитым, чем того можно было ожидать от потасовки возле бара? Наручники Охра действительно отстегнул, предварительно снова попросив Андрея пообещать, что он не будет биться в припадке о все доступные поверхности. Андрей пообещал. Он вообще был уже готов согласиться на что угодно, лишь бы выйти отсюда не по частям. Андрей потряс руками, потер кисти; пальцы покалывало. Он наконец-то смог сменить позу, подтянув одно колено к груди. Второе колено сгибалось плохо: или сам приложился, или помогли. — Дай воды, — хрипло попросил он. — Я сейчас сдохну. Охра кивнул. — Посиди пока. Сил встать все равно не было. Кружка — реликвия из бабкиного сервиза, фарфоровая, с невинными сиреневыми цветочками — норовила выскользнуть из ладоней. От холодной воды саднило горло. Андрей едва сдержался, чтобы не запустить этой кружкой Охре в лоб, а вежливо сунуть ее ему в руки. Тот внезапно завис возле стола, уставившись в никуда, будто к чему-то прислушивался. — Эй? — окликнул его Андрей. Еще не хватало, чтобы Охру снова переклинило. — Фаллен проснулся. От ответа легче не стало. — Че? — Фаллен, говорю, проснулся, — повторил Охра, и как-то засуетился. Не глядя, поставил кружку на стол, чуть не сшиб локтем чайник. — Встретитесь скоро. Меньше всего Андрею хотелось встречаться с неким Фалленом. Охра задумчиво почесал мизинцем в ухе. Так же задумчиво, шепотом, выругался. — Так может… — вкрадчиво начал Андрей, — Я домой тогда? — Не вздумай! Взгляд Охры пригвоздил его к полу. Андрей тяжело сглотнул; Охра говорил, словно ковырялся ложкой в его мозгу, как в мороженом. Серое вещество таяло от жара, стекая по стенкам черепа. Снова затошнило, и Андрей закрыл глаза и запрокинул голову, уперевшись затылком в чуть теплую батарею. Он не помнил, сколько просидел так, но из транса его выдернул доносящийся из дверного проема голос. Он был выше Охриного, и не вкручивался болтами в барабанные перепонки. — Хоть кому-то сегодня хуйня не снилась? На кухню ввалился сонный лохматый парень в очках. — Ему, — Охра кивнул на сидящего на полу Андрея. Андрей с удивлением осознал, что он прав. Очкарик прищурился, средним пальцем поправил квадратную оправу. — А мы разве разговариваем? Охра вздохнул. Андрей и не думал, что тот может вздыхать так. — Фаллен, — представил нового знакомого Охра, указывая на него всей пятерней. И сразу после этого бочком-бочком поспешил свалить из кухни, оставив Андрея на произвол судьбы. Страсти тут накалялись нешуточные. В тени Фаллена тоже таилось нечто, но его это совершенно не заботило. Он похрустел шеей и подошел к холодильнику; выудив оттуда банку энергетика, отсалютовал Андрею. — Твое здоровье. И выпил его почти залпом. Доебываться до Андрея он не стал, видимо, потратив весь запал на Охру; просто вышел из кухни, буднично уткнувшись в телефон. Кем бы Фаллен ни был, он умел держаться с достоинством даже перед таким сильным манипулятором как Охра. И Охра его… боялся? Чувствовал себя неловко рядом с ним? Неужели Фаллена так же, как и Андрея, насильно привезли сюда? Андрей поднялся на ноги, в надежде проследить за ним, но стены и пол коварно поползли в разные стороны. Далеко уйти не удалось — проход перегородила высоченная фигура в желтых кроксах. — О, красавица проспалась, — достаточно дружелюбно поприветствовали Андрея. Так же дружелюбно взяли за плечи и развернули с намеченной траектории, пихая обратно в кухню, на табуретку. К батарее снова не приковали, и на том спасибо. Но день обещал быть долгим. — Я Слава, между прочим, — под носом оказалась раскрытая в приветствии ладонь. Через два рукопожатия Андрей, должно быть, познакомился со всеми бесами, населяющими эту кухню. — Андрей. — Точно ты? — Слава склонил голову к плечу, пытаясь заглянуть ему в лицо. Андрей сосредоточенно изучал узорчатую клеенку. Среди полос, зигзагов и точек угадывались плохо замытые бурые пятна. Если это была кровь, то чья, гадать не хотелось. Недвусмысленно щипало губу, но зеркал поблизости не было. Будь Андрей Сонечкой, тоже бы испугался себя. Извиниться бы перед барышней, в самом деле. — Мне может кто-нибудь рассказать, что происходит? — Андрей со скрипом отъехал от стола вместе с табуреткой. От окна поддувало прямо в поясницу; Слава же был одет только в футболку и шорты. «Вот ведь морж закаленный», — подумал Андрей. — Охра может, — пожал плечами Слава. — Он увидел Фаллена и съебался. — А. Это нормально, — Слава задумчиво уставился в недра холодильника. Нормально? А что тогда по меркам этой шоблы считалось ненормальным? — Сейчас завтракать будем, — невозмутимо добавил он. На стол опустилась кастрюля, источающая запах тушенки. У Андрея все силы ушли на то, чтобы сдержаться и не начать блевать прямо на пол. Исходя из состояния этой кухни, он даже думать не хотел чем, или кем его потенциально могли накормить. Вдруг Сонечка уже таки свое отбоялась? — Макароны по-флотски, — пояснил Слава. — Вчера с Фалленом наварили. Андрюх? Ты чего бледный такой? От завтрака Андрей отказался.

***

Из плюсов, ему разрешили покурить в вытяжку в туалете; из минусов — все остальное. Держа в одной руке переполненную окурками жестянку от Нескафе, Андрей другой цеплялся за решетку, наглухо вмурована, зараза. Да и Слава ждал в коридоре. Он сказал, что Охра вернется вечером для разговора. Сказал, что Фаллен тоже приходит домой поздно, и что «если нужен обезбол, обращайся к нему». Обезбол бы не помешал. Но без Охры даже дышалось как-то свободнее. — Ты там норм? — раздался голос Славы. — Повеситься пытаюсь. За дверью громко вздохнули. Андрей быстро докурил и спрыгнул с ободка унитаза. Сиги были дерьмовые, откровенно говоря. Такие крепкие, что аж уносило, но до своей пачки он добраться уже не надеялся. Мельком взглянул на подобие отражения — за ним стояла тьма, заставляла судорожно оглянуться, дразнила застрявшим между стеклом и амальгамой миражом. В ухе снова что-то заскреблось, монотонностью сводя с ума. Андрей потер лицо, разгоняя тени в зеркале. От отеков под глазами уже не помогли бы даже самые пиздатые патчи. Нижняя губа или треснула от мороза, или, что было более вероятно, его все же впечатали лицом в стол. Он не понимал, за что. На подоле футболки тоже было несколько кровавых разводов, он только заметил их. Волосы свалялись на сторону, Андрей наскоро расчесал слипшиеся пряди пальцами. Хотелось засунуть голову под кран с холодной водой и захлебнуться. Или нечто в зеркале подталкивало его к этому. В дверь настойчиво постучали. — Да иду я, иду, — пробурчал Андрей и нехотя открыл задвижку. Слава облегченно выдохнул. Место, куда притащили Андрея, больше всего напоминало первый этаж коммуналки. На тех окнах, что ему довелось увидеть, стояли решетки. Пусть и ржавые, но ложкой не подпилить. Может быть, получится стащить у кого-нибудь ключи. Если ему снова не размажут мозги по стенке. В присутствии Славы тени вели себя… скромнее. Все еще разлетались вóронами по полу от их шагов, щерились из темных углов, но напасть не решались. На вопрос Андрея «что ты тут делаешь?» Слава просто ответил: — Живу. И казалось, ему это действительно в кайф; он рассказал, что по вечерам тут бывает весело, но «не так весело, как сегодня утром, конечно», и вот опять — все что-то не договаривали, просто смотрели на Андрея как на умалишенного и ждали, когда на него снизойдет озарение. — Да ебашь уже, — раздраженно дернул плечом Андрей. Неизвестность выматывала. Слава покачал головой. — Не могу. — Да почему?! — Это прерогатива Охры. И вот опять, круг замкнулся как ебаный Уроборос. Они сидели в одной из пустующих комнат: кровать, пара стульев, дубовый письменный стол, пустой шкаф — без скелетов, Андрей проверил — и полосатая дорожка у двери. Замка не было, зато, конечно же, была решетка на окне. Хостел, минус две звезды. Слава сказал, что Андрея нужно куда-то заселить. Слова его не радовали совсем. Слова его убаюкивали; вот он рассказал, что Охра, вообще-то, недавно откупил весь этаж, но они еще не успели сделать ремонт. На предпринимателя Охра не походил, скорее на окультуренного пацанчика с района. Андрей начал клевать носом под нескончаемые байки. — Так что ты не обращай внимания, что там толчок подтекает, скоро исправим, — воодушевленно заключил Слава. — Вот тогда и зовите меня в гости, — Андрей зевнул и поудобнее оперся на стену. Бок болел чуть меньше, и даже захотелось есть. — Хотя нет, я передумал. Вообще не зовите. Слава улыбнулся. Темнота за окнами один за другим гасила фонари.

***

Он проснулся от женского смеха. Во рту пересохло, а грудь сковало невыносимой тоской. Он был заперт здесь, в обществе настольной лампы, которая размеренно посылала сигналы СОС. В ее мерцании был зашит какой-то код, но логика не срабатывала. Андрей поднялся с кровати, размял затекшие плечи. Даже не помнил, как заснул; Слава, видимо, решил его не сторожить. Андрей уже знал, что пока находится в этой коммуналке, ее обитателей будут мучать кошмары. Хотелось поговорить с кем-нибудь живым, не сотканным из эфирных нитей зла. Андрей начал принимать новую реальность как данность; в глубине души, где-то там, где у него болело под ребрами, засела глупая надежда: а что если Охра может ему помочь? Андрей потряс головой, превращая мысли в кашу. Он спятил, окончательно ебнулся, это клиника. Длинный коридор освещало несколько ламп, свисающих с потолка на удавках проводов. Туалет в самом конце, налево — кухня. Направо — комната Славы, он сам так сказал. В одной из закрытых жил Фаллен, в еще одной… Смеялась девушка. Андрей пошел на звук, но, когда ему показалось, что он вычислил нужную дверь, из соседней выглянул средних лет усатый мужчина. В руках он держал гитару советского образца. — Чего шляешься? — шикнул он. Андрей опешил. — Да я… Это… — слова никак не желали складываться в предложение. — Погулять вышел. И сам покраснел от сказанного. — Вот и гуляй обратно, цыпленок, — гитара, задев стену, печально брынькнула. Андрей печально вздохнул. Дядька махнул на него рукой и захлопнул дверь. Да и девушка больше не смеялась. Поняв, что ловить тут нечего, кроме пиздюлей, Андрей понуро побрел к себе.

***

На гитаре никто не играл, как он ни прислушивался.

***

В дверь постучали и, не дождавшись ответа, открыли одним рывком. Андрей чуть не свалился с кровати; чего ждал — непонятно. Но дождался Охру. — Спишь? — Издеваешься? — в тон ему спросил Андрей. Охра неопределенно повел плечом и подтянул стул из угла комнаты поближе к койке. Они сидели друг напротив друга, разделяемые только резной спинкой, потому что Охра не желал сидеть как все нормальные люди. Ему нужно было доказать свое превосходство. И у него получалось — Андрей чувствовал, что одно неверное слово, одно резкое движение, и его мозг поплавится как сырок. — Боишься теней? — Охра посмотрел на Андрея, как на жука под микроскопом. — Даже своей собственной? Пришлось принять поражение и кивнуть. — А что если я скажу, что ты сам их создаешь? — Это опять твои штуки, да? — Андрей отодвинулся и скрестил руки на груди. — Там, возле машины, — он начал смутно припоминать, но морской узел сознания никак не развязывался. — Ты что-то со мной сделал. Он не верил. Он не мог порождать маленьких теневых монстриков, ходящих за ним по пятам. — А что если я скажу, — для Охры все было игрой, или охотой. Охотой на страх Андрея. — что ты можешь свернуть мне шею щелчком пальцев? Хотел бы этого? — Нет, — быстро сказал Андрей. — А если подумать? — Нет! — А если хорошенько подумать, Пиро? — Нет, блядь, нет, — он закрыл голову руками, предплечьями блокируя поток вопросов. — И не называй меня так! Имя, у него есть имя. Он больше, чем просто ник, аватарка, тысячи твитов пьяного бреда. — А то что, Пиро? Охра с силой потянул его за запястья, заставляя пальцы скрючиться в артритном спазме. Прямо как тогда — «Этот еще в машине очухался.» Он вспомнил, как бежал по коридору, влетая в стены, и обдирал ногти об оконные решетки, как в ушах отдавался эхом топот ног. Как тени стали осязаемыми, столпились вокруг него, толкая из стороны в сторону в инфернальном слэме. Он падал, когда его заносило по плитке на полу, поднимался и падал снова. Отшвырнул кого-то долговязого с дороги так, что его силуэт впечатался в сервант. Зазвенел раритетный хрусталь и у Андрея в ушах. Он просто хотел защититься, и тени приняли это как сигнал к действию. Они начали окружать Охру, и того длинного, закутывая их в плотный кокон. Но батарейки Андрея надолго не хватило. Его скрутили, и — «ребра ему не сломай! Охра, блядь, Охра!» — в грудь больно врезался край столешницы. Слюна отдавала металлом, клеенка прилипла к щеке. «Еще и лицо ему разбил.» — «Слав, не пизди под руку, а?» Андрею даже удалось вырваться, а тени смеялись уже не над ним. Демон Охры скалился в дуэльном поединке. Потом Андрея грубой подсечкой повалили на пол, уселись к нему на бедра, и: «К батарее тащи его.» — «А может…» — «Слава, еб твою налево. Тащи, говорю.» Андрей окинул преследователей расфокусированным взглядом, и к нему снова потянулись пальцы Охры. Где-то над гаснущим сознанием как банши закричала девушка. Дальше Андрей уже видел себя со стороны: его кое-как усадили возле батареи, для надежности приковав наручниками. После, едва скрывая брезгливость, Охра вытер щеку и подбородок Андрея от крови его же футболкой. Когда видение закончилось, Андрей переваривал информацию, упершись локтями в колени и смотря в пол. Сильно жгло глаза, или от полопавшихся капилляров, или от подступающих слез. Охра отпустил его руки, но кожа горела от новых синяков, которые проявятся к утру. Погасла и вновь зажглась настольная лампа. Охра удовлетворенно хмыкнул. — Понял теперь? Андрей вскинул голову. Глаза, наверное, красные, будто и впрямь собрался рыдать, ну да и пусть. — Я тебе не Пиро. — Как скажешь, Андрюш, — Охра похлопал его по плечу. Андрей стряхнул с себя татуированную руку, как паука. — Ну так что? Как будем работать… — он по воздуху обвел контур Андрея пальцем. — С этим? — С этим можно работать? — Конечно, — Охра словно первый раз за все время говорил серьезно. — Если доверишься мне. Охра лукавил. Для запертого в четырех стенах Андрея это было равносильно игре в прятки с санитарами в палате дурки. Раз-два-три, кто спрятался, того на вязки без очереди. Да Охра мог вырубить его одним прикосновением, чего уж тут. Но видение хоть и дало серпом по расшатанной психике, показало, на что он способен. Как минимум, почти успешно отбиться от двух мужиков. Синяки Андрей решил не пересчитывать. — Я могу приезжать к тебе… Тренироваться? — он поморщился. От этого слова веяло спортзалом и сорванными мышцами. Синонима он подобрать не смог. И Охра припечатал его ответом: — Нет. Придется остаться здесь. — Как долго? — Пока не научишься управлять ими. Такой исход в корне не устраивал. Лампа начала стробоскопить, на улице зажглись фонари. С лица Охры не сходил фантомный оскал. — Дай мне телефон, — потребовал Андрей. Начиная с завтрашнего утра Беседин будет копать на три метра вглубь в радиусе всей Ленобласти. Охра нахмурился. — Это может быть небезопасно. — Да взорвется он, что ли? — раздраженно дернулся Андрей. Но, вспомнив историю с зажигалкой, чуть подостыл. — Мне друга предупредить надо. — Могу помочь, — предложил Охра. — Сделаем все в лучшем виде, он недельку и не вспомнит, что существует такой Андрюша Пиро. — Он на меня везде подписан. — Отпишем. — Даже не думай, — Андрей угрожающе ткнул пальцем Охре в грудь. — В мозгах Беседина ковыряться не позволю. Только через мой труп. Даже, блядь, через мой труп не позволю, — его слова звучали твердо, хоть и голос чуть дрожал. Последние минут пятнадцать Андрея нихерово знобило. — А если за Бесединым придут они? — начал было Охра, но его бесцеремонно прервали: — Да ты заебал его прессовать, Вань. От этого простого «Вань» Охра сразу как-то сник. Вошедший в комнату Фаллен бросил телефон Андрея ему на колени. Тот вцепился в него мертвой хваткой. — Шли депешу своей благоверной, пока инсульт не ебнул. Фаллен в ожидании оперся о спинку стула, как будто на нем никто не сидел. От повисшего в комнате напряжения хотелось забиться под одеяло и не вылезать, пока эти двое не расползутся по своим норам. Андрей поспешно открыл переписку в телеге, изрядно пополнившуюся сообщениями от Беседина со вчерашнего дня, и трясущимися руками набрал: «уехал за город тут нет связи если мама позвонит скажи все норм» И тут же выключил телефон. Так было спокойнее. Благодарно кивнув, вернул свой телефон Фаллену. Тот окинул его взглядом поверх очков. — Ты пожрал бы хоть. Там на кухне бутеры с сыром. Слава сказал, что ты мясо не ешь, — и, игнорируя растерявшего изрядную долю своего пафоса Охру, гордо удалился. Андрей хотел сказать, что до сегодняшнего дня вегетарианцем вообще-то не был. Андрей хотел спросить, что такое только что, блядь, произошло.

***

— В моей идеальной картине мира Андрюха уже научился управлять своей хтонью, и я наконец-то выспался, — Слава настолько усердно окунал чайный пакетик в кипяток, что тот пробником цунами выплескивался на скатерть. Кровь Андрея с нее наконец-то вытерли. — Мечтай, — отозвался мрачно курящий в форточку Фаллен. — Охра кошмарами только наслаждается. В это утро Андрей пил кофе на общей кухне вместе со всеми. Ну, или почти со всеми. На его вопрос, куда же делись остальные жильцы, Слава размыто ответил: ушли. Он то и дело слышал шаги, приглушенные разговоры за стеной; на пути в ванную увидел гоповатого вида пацанчика, который поспешил завернуть в одну из комнат, пока Андрей не одолел его вопросами. Люди тут подобралилсь неразговорчивые. То ли влияние Охры, то ли его собственное. Он пока не понял, насколько далеко раскидывается радиус его проклятья, но, судя по встретившим его недовольным физиономиям на кухне, под его влияние попали минимум две жертвы. — Охра обещал помочь, — Андрей перекинул влажное полотенце через плечо. Спал он плохо; после разговора с Охрой как в отместку разболелись все кости. Холодный душ не особо помог. Но зато ему выделили собственную зубную щетку — розовую, слишком милую для гротескно минималистичной ванной. Там на полке стояло всего три. Свою Андрей туда ставить не стал — слишком уж сильно его здесь недолюбливали. — Охра тебе еще и не то пообещает, — сказал Фаллен. — Не ведись. Кофе кислил. — Ты тут в заложниках? — Я тут, чтобы он не творил хуйню, — Фаллен щелчком отправил окурок за окно. Андрей не унимался. — Я вписываюсь в концепт хуйни? — Вполне. — И что мне делать? Правда, он не знал. И ему было страшно. От того что видел в зеркале, от того, что он мог утворить с собой и товарищами по несчастью. Фаллен только развел руками. — Решать тебе. Но я бы не принимал его условия. Андрей устало потер лоб. Конечно, он догадывался, что Охра будет и дальше его обрабатывать; как сосуществовать с растущей в нем темнотой, он не представлял. Пришлось бы расставаться с прежней жизнью, может быть даже с этим городом. Прервать контакт с Бесединым, залечь на дно — рисуя безрадостные перспективы, Андрей вдруг осознал, что у него все было не так уж и плохо. Средненько, как минимум. Завтракать не хотелось. Вчерашние бутерброды камнем лежали в желудке. — Тебя там не было, — до Андрея вдруг дошло. — Когда Охра со Славой меня ловили. Фаллен кивнул. — Конечно, не было. Я же не идиот от тебя пизды получать. — Ну спасибо, — подал голос Слава. — Не за что. Недосказанности плодились как саранча. — За что ты так ненавидишь Охру? — в лоб спросил Андрей. На периферии Слава подавился чаем. А Фаллен выглядел так, словно был готов ответить. Но зачаток его речи сгубил на корню сигнал входящего сообщения. — У меня роды начинаются, — он быстро глянул в телефон и подхватил стоящую на табуретке сумку. — Кто отец? — безвкусно пошутил Андрей. — Кобель какой-то, — уже от двери крикнул Фаллен. Его как ветром сдуло. — Такса рожает, — Слава с чувством отхлебнул чай. — Щенки будут крупные. — Так он ветеринар? — Ну да. А ты что думал? Андрей со вздохом опустился на освободившуюся табуретку. — Ничего не думал. Не могу я больше ни о чем думать, — он уперся локтями в стол и с силой сжал виски. Ну ветеринар и ветеринар, ему вообще было без разницы. Вдруг стало жалко бедную таксу. Раз Фаллен любил животных, он по определению не мог быть плохим человеком, а значит его слова насчет условий Охры можно было принять на веру. Андрей иногда бывал чересчур наивным. Охра или снова куда-то свалил, или традиционно избегал местного собачьего экзорциста. Кофе продолжал кислить, и Андрей сдался, бухнув туда три ложки сахара.

***

На него накатила апатия. Он провел в одиночестве практически весь день — сбежать не пытался, искать ключи не было сил. Андрей мог только лежать на кровати и пялиться в облупившуюся штукатурку на потолке. Перемежаемый с жужжанием стрекот в ушах не давал провалиться в дрему. Выступивший на лбу пот был слишком липким, выгоняя из попавшего в дофаминовую яму организма всю химозу. Видимо, он был настолько обезвожен, что даже отлить захотелось только ближе к вечеру. Он чувствовал себя грязным, на коже словно осели частички радиоактивного пепла. Кровавые пятна никак не желали отстирываться с футболки, как он ни тер их хозяйственным мылом. В трещинки обветренных рук затекала щелочь, вспенивалась в бороздках возле обкусанных ногтей. А потом из зеркала постучали. У Андрея комок подкатил к горлу — к этому невозможно было привыкнуть. Перед глазами замельтешила противная рябь, и ему показалось, что он вот-вот упадет в обморок. Резким движением закрутив кран, Андрей вывалился из туалета. Возвращаться в холодную постель не хотелось, а Слава куда-то ушел — его комната была заперта. Никогда раньше Андрей настолько не замыкался от всех, а теперь ему фактически пихнули в руки лопату — на, копай, дружище. Вглубь себя или себе могилу — сам разбирайся. Его или подводило зрение, или планировка коммуналки постоянно менялась — миллиметр за миллиметром, двери комнат смещались, лампы висели на разном уровне. Под подошвами кроссовок хрустели отколотые уголки плиток. Андрея пошатывало, и когда он увидел лучи, голограммой льющиеся из провала в стене, то подумал, что снова бредит. И, как мотылек, пошел на зов обманчивого тепла. Цепляясь за косяк, Андрей заглянул в комнату: в ней царил полумрак, а единственным источником света был кинопроектор. Крутили старый советский мультик про кузнечика. Андрей обомлел, услышав механический стрекот вращающихся пленочных бобин — совсем как… Мысль закончить не удалось, потому что сидящий перед беззвучным экраном человек резко развернулся. — А я тебя ждал. — Охра, — Андрей попятился. Кто же еще. Этот любитель театральщины мог довести Андрея до кондрашки еще раньше его шизы. — Присаживайся. Андрей готов был поклясться, что стул был только один. Тем не менее, ощущался он так же реально, как и боль в колене. — Кто ты? — спросил он. Охра снова уставился на экран. — Фотограф, — тени на его сцепленных в замок татуированных пальцах выглядели как кости. — Но дело не в том, кто я сейчас. Дело в том, кем я больше не хочу быть. — И кем же? — Картавым неудачником, работающим на лысого мужика. — Из Браззерс? — не удержался Андрей. — Водителем. Андрей подумал, что шутку бы стоило и разогнать — сказать, что в машинах тоже снимают порно. — Я могу читать мысли, — Охра развернулся к нему вместе со стулом, следя за реакцией. Оставалось надеяться, что в темноте не было видно заливший щеки румянец. — Ни о чем не жалею, — упрямо сказал Андрей. Охра цокнул языком. — Жалеешь. Что надежд родителей не оправдал, что друга подводишь. С собой не можешь справиться. И со способностями. А вот я, — он улыбнулся своим безумным оскалом. — нисколечки. А ведь был когда-то таким же как ты, потерявшимся по жизни. И друг у меня был. А потом появился Охра. От мысли, что он прямо сейчас разговаривает с одержимым какой-то нечистью простым парнем стало дурно. А ведь его, должно быть, ищут. Или он продолжает притворяться, что ничего не произошло? Ваня, Фаллен как будто по-привычке назвал его Ваней. Из битого стекла подсказок начал складываться пазл. — Мы не похожи, — Андрей отстранился, обхватил себя за плечи. От взгляда Охры морозило. — Не задвигай мне телегу про «мы с тобой одной крови», потому что это нихуя не так, понял? Мультик на экране витком сумасшествия пошел на третий круг. — Истина в глазах смотрящего, — Охра мастерски лавировал между провокациями. — Когда отражение смотрит на тебя, что оно видит? Уродство или родство? — Уродство, — не задумываясь, сказал Андрей. — И ты это принимаешь? — Приходится. Теневое щупальце ползло по щиколотке, щекоча кожу под подворотом штанины. Андрей не мог управлять ими, а они были готовы вить из него веревки. Он потряс ногой, чувствуя, как за волоски цепляются невидимые паучьи лапки. — А можно просто принять нового себя. Андрей до красных вспышек потер уголки глаз. Снова начало накрывать, но он пытался держать разум чистым. — Какая тебе от этого выгода? — Пойми, — голос Охры сочился манипулятивным елеем. — Я всего лишь куратор. Мы тут не собираем команду по спасению мира, потому что этот мир уже, блядь, не спасти. Моя единственная задача — помочь таким людям как ты, как я, интегрироваться в общество. Скажем, управлять стихией огня и без опаски прикурить от плиты. Или прямо от пальца. Для тебя — обуздать шалящие нервишки и перестать бить лампочки по парадным. Да, у нас тут не Марвел, но ты, сука, тот еще Веном. Охра стелил слишком гладко. Знал бы где упасть — подкинул бы грабельки, чтоб дважды не мучаться. — А теперь перейдем к мелкому шрифту, — сказал Андрей. — Если я научусь управлять тьмой, то стану сильнее тебя, и тогда опаньки, — он хлопнул в ладоши. — Этот Охра кончился, несите нового. Так давай повторю, специально для него: какая Охре выгода, Вань? Андрей никогда не был так близок к тому, чтобы получить леща по трезвяку. — Охра берет плату, — прозвучал ответ. Из мести, прямо в мозгу. Мудацкий демон знал, что Андрея блевать тянет от всей этой телепатии. — Какую? Череп сдавило. Пришлось заткнуться. — Забирает часть способности себе. Становится сильнее. Одной твоей не одолеть брони из десятка разных. Чертов коллекционер, собиратель мертвых душ, спекулянт — Андрей бы продолжил ассоциативный ряд, но после того, как Охра вылез из его сознания, давление упало настолько лихо, что он чуть не грохнулся со стула. Сполз головой на спинку, свесив руки по швам; от меняющихся перед глазами кадров мультика укачивало в режиме 5Д. — Можешь забрать мою, и закончим это все, — пробормотал Андрей. — Что? — Давай, пляши с бубном, я хер знает. Не могу так больше. В правом боку пульсировало. — Ты должен быть на сто процентов согласен. — А похоже, что нет? — Будет больно. — И почему я не удивлен. Андрей хотел верить, что больнее, чем сейчас уже не будет. Но что-то подсказывало, что облом его ждет грандиозный. Так или иначе, часть его проклятья будет принадлежать Охре — аналогий проводить не хотелось, но своеобразный «контракт» здорово смахивал на продажу андреевой покоцанной душонки дьяволу. Вот бы просеять себя через сито, отделить мучных червячков, смешанных с личностью, и пересобрать ее как конструктор. И чтобы все стало как раньше: дом, работа из дома; Андрей был уже даже готов сократить количество пьянок, лишь бы перестало так размазывать. Всецело доверять Охре он, конечно же, не мог. Охра жестом заставил его сесть ровно. Ножки стула скрипнули по полу. На экране нарисованные кузнечики лабали что-то симфоническое. Их дирижер самозабвенно махал палочкой, готовый пригвоздить к стене лажающих оркестрантов. Тень закрывшего собой луч кинопроектора Охры пожирала любые отблески света, и все, что Андрей мог видеть, был его оскал. Искусственно-неоновый, устрашающий. Демон мог управлять эмоциями и телом Андрея как тот мультяшный дирижер, как кукловод, в свою очередь ведомый исходящими из черной дыры хаоса нитями. Пальцы Охры уже знакомой фигурой легли на виски, и голову Андрея обдало жаром. — Что сейчас будет? — шепотом спросил он. Охра не ответил, закрывая глаза. Запоздало, Андрей подумал, что его сила может изменить Охру, стать одержимостью его одержимости, и тогда его надежды выбраться отсюда рухнут. Дальше вагонетка с его мыслями въехала в тоннель с оглушающим писком, от которого едва ли не лопались барабанные перепонки. В голове загудело, заскреблось десятками чешуйчатых лапок в ритм биения сердца. Андрей был словно заперт в своем сознании, сидел в шкафу во время родительской ссоры, пока то, что сидело в нем изо всех сил сопротивлялось воздействию Охры. Тук-тук, оно не открывало, а Охра сбивал костяшки в кровь. Чудовища его не боялись, но они боялись Андрея или того, что завладело им. Как тогда, в день их первой встречи — они начали защищаться, атакуя Охру как стая оголодавших псов. Им было все равно, что человеческий организм может и не выдержать такого перенапряжения. Они нашли бы для себя другой сосуд, другую пешку. Исходящая от Андрея энергия на физическом уровне отталкивала Охру как одноименный заряд; видимо, их способности действительно имели общее начало. Охра уже кулаками вцепился Андрею в волосы, дробя ему череп особенно мощным импульсом. По извилинам мозга раскатом грома прошел электрический разряд. Засевший под ребрами ком устремился вверх, перекручивая горло рвотным позывом. Тело свело судорогой, и Андрей повалился со стула на пол. Захрипел, пальцами выцарапывая себе кадык, чтобы сделать вдох, но забивающее глотку жидкое месиво уже стекало из уголка воспаленных губ. Он никак не мог отхаркнуть мокрóту, одеревеневшие мышцы не желали подчиняться. Кто-то с силой разлепил веки его закатывающихся глаз. — Блядь. Андрей как сквозь пелену бельма увидел нависшие над лицом светлые пряди. Ему или примечталось, или примерещилось, что это был Беседин. А после его перевернули на бок, и дали наконец проблеваться. — Влад, прости, — в полузабытьи скулил Андрей. — Я все уберу, — клялся он в промежутках между приступами. — Правда. И раз за разом сплевывал горькую пену и какие-то белесые волокна. Кто-то совершенно не голосом Беседина матерился у него над ухом и отбрасывал со лба сальную челку. Андрей не мог знать, сколько продлились его мучения; в один момент он просто начал терять сознание. В голове образовался полнейший вакуум, даже преследующий его стрекот затих. — …рей! Андрей! Пиро! — пощечину влепили такую, что клацнули зубы. Андрей отстраненно потер горящую скулу, когда его сгребли за шиворот и силком усадили на полу. От резкой смены горизонтали на вертикаль снова чуть не вывернуло. Его пару раз интенсивно встряхнули. — Хватит, — не разжимая челюсти предупредил Андрей. Сильно болели суставы, как будто их отбивали молотком. В пустом желудке резало так, что хоть на стену лезь. — Очнулся, эпилептик хренов. Андрей открыл глаза. Кажется, он плакал. Лицо было мокрым. От футболки несло пóтом и рвотой. Он сидел едва ли не в обнимку с Охрой; тот был неестественно бледен, из его носа и уха шла густая, почти черная кровь. Что-то пустившее свои гнилые корни в Андрее не желало покидать насиженное местечко, и было неподвластно даже Охре. Боль из правого бока отдавала в пах и бедро. — Не получилось, да? Его вопрос сквозил безнадегой, и Охра только покачал головой. — Нихуево нас потрепало, — он вдруг слишком по-человечески прижал к себе Андрея, убаюкивая его, как ребенка. Упавший вместе с треногой проектор, давясь, жевал кусок рваной пленки. Оркестранты-кузнечики свое отыграли. — И что теперь? — Щас к Фаллену пойдем, пусть прокапает тебя, — без энтузиазма отозвался Охра. — Встать можешь? — для проформы спросил он. Андрея шатало даже сидя. — Ясно. На счет три, только давай в этот раз по всему полу не блевать, договорились? — Договорились, — прошелестел Андрей. Боязно было что-либо обещать. Наобещался по самое не балуй за свою недолгую, но уже проебанную жизнь.

***

Фаллен спал за столом, подложив под голову руки, когда Охра с повисшим на его плече Андреем ввалился к нему в комнату. — Ты охуел? — Фаллен сонно поправил очки и, оценив состояние Андрея, сказал уже утвердительно: — Ты охуел. Андрея не очень-то осторожно сгрузили на диван, в очередной раз перетряхнув его бедные внутренности. Голова кружилась до черных мушек перед глазами; сюда они ползли практически по стеночке, потому что обмякшее тело так и норовило стечь в обморок. Так плохо Андрею еще никогда не было. Вдруг у него бешенство, и Фаллен его сейчас усыпит, как бродячего пса? — Физраствор неси, умник, — процедил Охра. Фаллен работал быстро. Андрей и моргнуть не успел — или, наоборот, моргал слишком долго — как на его бицепсе уже ослабляли жгут, а в сгибе локтя пластырем была закреплена игла. Пахло антисептиком. По щеке и губам Охры все так же была размазана кровь, и его аж распирало от желания излить душу. Судя по выражению лица Фаллена, он хотел только спать и — опционально — избить Охру стойкой от капельницы. — Че встал? — буркнул он, убирая флаконы обратно в шкаф. Охра продолжал гипнотизировать его взглядом. — Даже не спросишь, что произошло? — Сам расскажет, — Фаллен кивнул на слившегося с текстурами дивана Андрея. — Ему тут минимум полчаса сидеть. — Я вам не мешаю? — тоскливо спросил Андрей. Ожидаемо, его проигнорировали в четыре уха. Наблюдать чужую драму удовольствия не доставляло, но не то чтобы у него был выбор. — Вань, я мог бы… — начал было Охра, но Фаллен с такой яростью захлопнул дверцу, что на полках все зазвенело. — Нахуй бы ты мог пойти, Охра. И Охра, действительно, ушел. И Андрей решился задать единственный тревожащий его вопрос. — Как такса? — он нервно облизнул шелушащиеся губы. — Родила? Фаллен кивнул. — Трех пацанов и одну пацанку, — гордо ответил он, и тон его голоса тут же потеплел. — Бутузы такие, кесарить пришлось. Тебе случайно щенка не надо? — Да я так-то… кошек больше люблю, наверное. — Я вот тоже, — Фаллен вздохнул. — С этим зверинцем тут не заведешь никого нормального. Или кот от стресса ебнется, или я от переживаний за него. У Фаллена на стенах комнаты висели постеры с советскими фильмами, стол и подоконник были завалены книгами, через спинку стула был переброшен синий медицинский костюм. И пальцы у него были такие длинные, или музыкальные, или часто пробирки мыл. Выглядел он вблизи очень молодо и очень заебанно. — Вань, — случайно сорвалось с языка, дефицит имен у них тут, что ли. Андрей понадеялся, что жалкий вид спасет его от праведного гнева. — Как ты сюда попал? Фаллен потер щетину на подбородке и все же решил его не бить. Даже улыбнулся. Ну да, недаром же свою клятву Айболита принес. Да и сидеть полчаса в тишине было бы невыносимо. К Фаллену Андрея необъяснимо тянуло; то ли в поисках защиты, то ли они сошлись на этой самой волне хтонической усталости. — Поговорить хочешь? — Фаллен что-то подкрутил в дозаторе капельницы и сел на покрывало слева от Андрея. — Что ж, давай поговорим. Несмотря на сильную слабость, в голове немного прояснилось. Фаллен достаточно долго подбирал тон повествования, чтобы не выставить себя совсем уж размазней. Остановился он на иронично-насмешливом. — Жил да был в Хабаровске мальчик Ванечка Светло, и встретил он однажды другого мальчика. Ну, или девочку. Ну, или дяденьку. Короче, мог тот мальчик проворачивать пиздатые иллюзии, — он словно отстранялся от самого себя, рассказывая. — Мальчик тот с опекунами жил, потому что родители пытались от него избавиться по причине его исключительной охуенности. А Ванечка его прикольным считал. А тот считал прикольным то, что Ванечка его не боится. У Андрея пропал дар речи. Это объясняло многое: людей, которых не было, только три щетки в ванной. Голоса тоже. Не было никаких сомнений, что Фаллен говорил о Славе, которого, оказывается, знал с детства. И, как ни в чем не бывало, вывалил его секрет. Или не секрет. В любом случае, Андрей надеялся, что его тут не прикопают в клумбе как ненужного свидетеля. Мозг начал знатно так подвисать. — Эй, ты чего? — Фаллен осторожно потрепал его по плечу. — Славка нормальный парень. Безобидный. Ты не смотри на то, что его в дурку трижды пытались упечь, но после него там доктора сами пациентами становились. Он тогда еще не мог своими способностями управлять, но вот — сам научился, без блядского Охры, — Фаллен выплюнул последние слова с явным отвращением. — Как появился Охра? — спросил Андрей. Фаллена хотелось поддержать, в самом-то деле. Он тут от них натерпелся дерьма чуть ли не до ранней седины. От Андрея, в том числе. — Переходим к акту номер два, — с болезненной готовностью ответил Фаллен. — История о том, как Ванечка со Славой переехали в Питер. Я поступил, Слава решил читать рэп от лица всех своих личностей, — усмехнулся он. — На фиты меня по приколу звал, правда у меня слуха нет вообще. И вот… переходим к акту номер три, в котором Ванечка Светло встретил другого Ваню, и его жизнь пошла по пизде. Он внезапно замолчал, как будто сболтнул лишнего. Андрей не настаивал. — Мы три года были… знакомы, — вывернулся Фаллен. — Когда появился Охра. Пытался, мразь, притворяться Ваней поначалу. Как обычно, про кино говорил, фотки делал, даже дела у него в гору пошли. Только картавить перестал: сказал, что не так уж это и сложно было. Я поверил. А оказалось, он мной потихоньку питался, как ебаный энергетический вампир. Но после того, как я грохнулся в обморок прямо в метро, почему-то перестал, — он с напускным равнодушием пожал плечами. — Мне кажется, что это Ваня запретил Охре меня трогать. Андрей задумчиво ковырнул отстающий край лейкопластыря. — Они договорились? — Похоже на то. Хер его знает. Но вот смотрю на Охру, а вижу Ваню все равно. И не узнаю. — А я себя не узнаю, — Андрей так проникся историей Фаллена, что даже своя начала казаться какой-то неважной. — Смотрю в зеркало, и страшно от того, кем стал. И мерзко. — Да все мы тут такие. Неудовлетвореныши, — подытожил Фаллен. Оно и видно. Никто тут не мог принять себя, уж в этом Андрей точно был не одинок. — Почему Фаллен? — Так ебнулся, что не хотел для Охры Ваней быть, — за стеклами очков блеснула тоска. — А раз уж и так пал ниже некуда, то думаю: ну пусть так и зовет. И Фаллен не сказал, что до сих пор надеется вернуть прежнего Ваню. И Андрей не спросил, потому что и так понял. Он делился еще чем-то, по мелочи. Как будто жалел Андрея, что ли. Рассуждал о том, почему Охра не мог быть чистым злом — скорее этаким эквилибристом. Хранителем баланса в хаосе. Так, Охра стал питаться энергией таких же как он, одержимых, на которых у него была особая чуйка — иметь в своем штабе деятельного и многоликого Славу было очень кстати. Славе было тяжело прижиться среди обычных людей, потому что он и сам толком не знал, человек ли вообще. «А отношение к людям у нас тут толерантное, да», — пошутил Фаллен. Андрей не удержался и хихикнул. Он-то считал себя человеком. — Охра тебя боится, — сказал он. — Иногда мне кажется, что я могу… как-то контролировать его через остаточное сознание Вани, чтобы он не борщил, — Фаллен на автомате еще раз проверил капельницу. Пускать по вене воздух не хотелось. — Иногда только. Он ведь тебя до припадка довел? По сути, довели его тени, а не Охра. От воспоминаний коробило. Но пришлось поделиться, раз уж Фаллен с ним так разоткровенничался. Начал Андрей неохотно, а потом как прорвало: сказал ему и про мультик, и про судороги, и что слезы сами потекли. Фаллен слушал внимательно, не перебивал. — В боку болит, пиздец просто, — вишенкой на торте из отчаяния закончил Андрей. — Давно уже. Мне бы обезбол какой. Он так и сидел, не отнимая руки́ от живота. Так вроде болело чуть меньше. Хотелось скрючиться еще сильнее, но не давала игла в вене. Вроде бы на этот раз должно было обойтись без синяка. — Расстегни штаны, — рассеянно попросил Фаллен. Андрей немного подавился тем, что хотел спросить. — На симптом Ровзинга надо проверить. Аппендицит может быть. — А. Он мысленно пробил лоб фейспалмом, пока одной рукой возился с пуговицей и ширинкой на джинсах. Фаллен долго мял Андрею живот, хмурясь, и то и дело поправляя очки для важности. Было больно, но уже скорее от тычков его худых пальцев. — Ну что? — обеспокоенно спросил Андрей. — На аппендицит вроде не похоже, — заключил Фаллен. Андрея, в принципе, это мало утешило. И еще ныли все мышцы. Он действительно слишком много падал за последние дни. Фаллен сказал, что если боль не пройдет, то придется ехать в больничку, только «не хотелось бы, чтобы ты там им свет рубанул и всех угробил». Как бы обидно это ни звучало, он был прав. Так что Андрей решил мужественно терпеть столько, сколько сможет. Они посидели так еще немного, пока не закончилась капельница. Андрей действительно почувствовал себя чуть посвежее, и даже смог убедить Фаллена, что дойдет до своей комнаты без поводыря. Из коридора снова раздавались приглушенные голоса, смех, где-то играла музыка. Почему-то это больше не пугало. Перед уходом Андрей спросил: — А Сонечка? На что Фаллен совершенно серьезно ответил: — А Сонечка — это Сонечка.

***

Андрей с утра закинул заблеванные шмотки в стиралку и теперь сидел на кухне в чьих-то слишком коротких трениках и растянутой футболке, чувствуя себя побитой тапком бледной молью. Отказываться от предложенного Славой красного шелкового халата показалось неприличным. Слава подумал ведь о том, что Андрей постоянно мерзнет, позаботился, как мог. Халат вкусно пах женскими духами. — Сонечка переживает очень. Понравился ты ей. «Да кто такая эта ваша, блядь, Сонечка», — не спросил Андрей. Кем бы ни была, видимо, спалось ей хуево. Местная притча во языцех уже казалась подзатянувшейся шуткой. Слава и Фаллен завтракали яичницей, пока Андрей скрупулезно соблюдал диету из крепкого сладкого чая и найденного в ванной синего Винстона. Его штормило. Возможно, как раз таки от сахара и сигарет. Телефоном здесь пользовался только Фаллен; или это было привилегией в работе, или потому что был на сто процентов человеком. Андрея условно относили к «сущностям на передержке», как выразился Слава. Плюс, не к самым смирным. — В коридоре почти все лампочки перегорели вчера, — сказал Слава, едва заметно кивнув в сторону Андрея. — Ничего не знаю, тут вон Светло, — открестился Андрей. Посадочных мест на кухне все еще катастрофически не хватало, но Фаллен с подоконника дотянулся и пнул табуретку Андрея. — Дам тебе косарь, если придумаешь панч, который зайдет лично мне. Кажется, к Андрею тут даже стали привыкать. Да он и сам уже немного освоился: только что вот не глядя пожал руку незнакомому мужику в коридоре. Может быть, Охра был прав хоть в чем-то, и с его способностями действительно можно было работать? Сердобольный Слава то и дело поглядывал на чернушно-эстетичные, где-то на восьмерку по шкале от нуля до блога на тамблере синяки на руках Андрея. От укола иглой тоже вылез один, все-таки. — Я вам с Охрой дам по два косаря, если Андрюха перестанет выглядеть так, как будто мы его тут пиздим двадцать четыре на семь. Андрей одернул короткие рукава халата. Справедливости ради, семь дней он здесь еще не провел. — Вань, — нарываться, так по полной, решил Андрей. Фаллен хмыкнул. — Почему ты убеждаешь людей отдать свои силы Охре, если он становится сильнее от этого? Охры на горизонте видно не было. А Андрей считал, что достоин правды. Если Фаллен со своего подоконника через левое плечо вывалит на него яичницу, это будет справедливой платой за любопытство. Вместо яичницы на него вывалили откровение. — Не хочу, чтобы еще кто-то потерял близкого человека из-за одержимости, — он поежился. Сквозило от окна и в самом деле безбожно. — Беседин твой, например. Как бы он вывез весь этот паранормальный гемор? — Он бы меня не бросил, — тихо произнес Андрей. В этом сомнений не было. — Ну вот и я Ваню не бросил. — И потащилась Ассоль за своим Греем в основанную им цитадель шизы, — Слава попытался разрядить атмосферу. — Так действительно меньше людей пострадает, Андрюх, — он наколол на вилку кусок яичницы. Без колбасы; видимо, до сих пор считал Андрея очень впечатлительным. — Охру-то наша материя насыщает более основательно, чем человеческая. У Ваньки вон, два раза пососи и он свалится. Почему-то Андрей затылком почувствовал, как Фаллен покраснел. Но шутить не хотелось. Он фактически принес себя в жертву созависимым отношениям с Охрой, и было в этом что-то даже по-идиотски благородное. Там, в кинозале — или в комнате для досуга — уже после неудачного сеанса отключения способностей, Охра как будто на несколько мгновений стал тем самым Ваней, о котором рассказывал Фаллен. Ваней, который как раз угорал по всем этим ретро-киношным штукам и мечтал снимать клипы на пленку; Ваней, который любил смотреть на мир через объектив, но смотрел через лобовое стекло, ведомый навигатором по бизнес-делам босса. Он не добился того, чего для него добился Охра. Точно так же, как Андрей не добьется того, чего мог бы добиться Пиро. А Охре просто была нужна еще одна долговременная кормушка. Хаос благоволит безумцам, даруя им крупицы превосходства; кому-то суждено прорастить семена в розы, кому-то — в белену. Чьи-то семена и вовсе не взойдут. — Кто был здесь до меня? — спросил Андрей. — Суккуб была, — Фаллен, наконец, доел свою яичницу и отставил тарелку. Андрей с интересом повернулся к нему вместе с табуреткой. — Продолжай. — Не продолжу, — Фаллен переглянулся со Славой и жестом приказал тому молчать. — Она отказалась от своего… дара. Охра предложил ей стереть память, но она не согласилась. Андрей притих. Девчонку было жалко. В самом деле, как на растерзание. Или она, или ее. — Был пацан, с мертвыми мог разговаривать, — быстро поменял тему Слава. — Ему и способности рубанули, и память подчистили, а он все равно сторчался. Один из первых Охриных… экземпляров. — Ты так-то о живых людях говоришь, — сухо сказал Андрей. Стало обидно. Проскакивало оно в разговорах, то тут, то там, в обычной жизни тоже. Стигматизация, мать ее. Безнадежен ты, Андрюха, хватит вот тебя на пару лет, и все по новой; и топчут, топчут прямо по пальцам, пока ты, уцепившись за край, пытаешься выбраться из этой ямы, и говорят потом, что плохо старался. И вот со всей этой теневой шарманкой выходило точно так же. Сам виноват, что что-то подцепил, и оно хочет сожрать тебя, как Сатурн свое чадушко, пока ты не успел эволюционировать. Крути ручку, музыкант, толпа на гробах плясать изволит. — Извини. Правда, — Слава даже как-то приосанился для солидности. — Проехали. — Рестор тоже, — продолжал перечислять Фаллен. — Со способностями живет себе прекрасно. Ему, правда повезло больше, чем вам всем, вместе взятым — он воду может в любое бухло превращать, даже премиальное. Бар держит. — Охуенно, — сказал Андрей. Потому что это было и вправду охуенно. — Обязательно зайду. Он так-то пить бросать собирался, но вот если из вежливости… Стигматизация, ага, пришлось одернуть самого себя. — Передам ему, чтоб тебе даже пробку не давал понюхать, — добил Слава. — Все равно внешне за пиздюка сойдешь. Фаллен загнул три пальца на руке. — Кто еще? Слава подсказал: — Стед еще. — Точняк. У него видения от рукопожатий были, да такие, что он предпочел, чтобы ему память стерли, — Фаллен поскреб подбородок, припоминая. — Охра там что-то нахимичил, и вышло так, что бедолага забыл всех, чье будущее видел. — Стойте, — вклинился Андрей. — Я знаю Стеда. В прошлом году они пересеклись на чьей-то вписке; разговорились на почве схожих интересов в музыке и философски разных взглядов на жизнь. От пронзительного взгляда карих, почти черных глаз хотелось спрятаться, но Стед продолжал смотреть на Андрея так, как будто видел его насквозь. Видимо, потому что действительно видел его насквозь. Стед был почему-то трезвым, а Андрей… не особо. Он помнил, как его в две пары рук грузили в такси, как ругался водитель. Когда они встретились еще раз, несколько месяцев спустя, но в схожей обстановке, и Андрей подошел поздороваться, Стед будто не узнал его. Больше они не общались. Теперь было понятно, что тайминги совпали аккурат в «до» и «после». Мир тесен, и Андрей понятия не имел, как бы отреагировал, если бы Стед тогда сказал ему, что буквально через год он будет сидеть на кухне с иллюзионером и ветеринаром, которых мучают его кошмары. Что его будет бояться свет. Усомнился бы в его трезвости, наверное. Но Стед ничего не сказал. Предпочел бы он забыть Андрея добровольно или нет, вопрос, конечно, риторический. — Ну вот, теперь всем грустно стало, — вздохнул Фаллен. — А было прям весело, что обосраться можно, — в тон ему ответил Андрей. Выходит, что он уже терял кого-то из-за способностей. Выходит, благие намерения Фаллена не всегда вели в радужный мирок избавления. Они в очередной раз сменили тему. — Слав, сгоняй в магаз по-братски, а? — попросил Фаллен. — За кофе там, сижками, на ужин что-нибудь придумать надо. Ну влом мне в выходной идти, даже отмазываться не буду. — Я могу сходить, — предложил Андрей. — Тоже тут типа… живу. — Не-не, спасибо, ты лучше дома посиди пока, — слишком энергично отказался Слава. Да Андрей и сам догадывался, что выгуливать его никто не будет. Потому что никто не знал, чего от него ожидать, и когда его мирные атомы сдетанируют. Ебанет? Всенепременно, а вы пока располагайтесь поудобнее на пороховой бочке, можете даже бархатную подушечку под зад подложить, чтобы взлететь первым классом. Слава как-то торопливо подхватился, видимо, чтобы не усугублять упадническое настроение Андрея. В горле першило, и он закашлялся в кулак. Под пристальным взглядом Фаллена допил чай, но от убойной дозы сахара язык как будто прилип к небу. Что-то ему подсказывало, что в этот раз был виноват не сквозняк и не простуда. Андрей поднялся, едва не снеся бедром стол, и направился в ванную комнату — нужно было развесить постиранную одежду, пока плесенью не покрылась. Ему уже и самому казалось, что он начал покрываться плесенью, только изнутри. Черные джинсы не полиняли на красно-белую футболку — на этом лимит везения был исчерпан — и он раскинул их на веревках над ванной, по соседству с еще чьими-то вещами. Не чужие люди, все-таки. С Фалленом после капельницы они как-то особенно породнились. В зеркало Андрей теперь смотрелся настолько редко, что почти забыл, как он вообще должен выглядеть. Похудел и осунулся за эти дни, даже щеки, за которые так любила трепать в детстве мама, чуть спали. Желтая краска на волосах потускнела, скулы и шея начали зарастать щетиной: еще неделя, и точно из пиздюка превратится в брутального лесоруба. Бритву Андрею до сих пор почему-то не выделили, да и свои как будто невзначай попрятали. От греха подальше. Шнурки из кроссовок не забрали хоть, а то пришлось бы гонять как Слава, в кроксах. Андрей никак не мог прокашляться. До красноты растирал кожу на горле, а связки, казалось, налились астматическим отеком. Как будто комок шерсти застрял на уровне ложбинки между ключиц, сушил слизистую и мешал дышать. В отражении черной дымкой заплясали черти. Андрей быстро отвернулся и присел на краешек ванны, все еще массируя шею и пытаясь не обращать внимания на стук с той стороны стекла. Оно хотело есть. Справа под ребрами что-то затряслось, как будто завибрировало и загудело где-то рядом с желудком; Андрея согнуло от очередного приступа кашля, и он подумал, что его сейчас вырвет. Отбил о плитку и без того ноющие колени, собрал всю пыль полами халата и схватился за живот, в надежде поскорее вытолкнуть из себя всю гниль. И почувствовал плотный ком под пальцами, как раз там, где болело неделями. Как раз там, куда его ударил Охра. Андрей думал, нет, он надеялся, что это болит печень, или почки, или аппендицит, но проблема крылась куда глубже. Что-то копошилось внутри, переворачивалось, как распускающийся клубок. Рыболовным крюком засело в кишках, готовясь выдрать ему позвоночник через жабры. Андрей натужно откашлялся, как при коклюше, и хитиновые иголки расцарапали горло изнутри. По языку растекся кислый налет. «А толчок-то и правда перестал подтекать», — успел подметить он, прежде чем выплюнуть туда что-то зеленоватое, покрытое кровавой слизью. Оно было еще живо, барахталось в сливе, и Андрей был не в силах даже отползти в сторону. Тело сковало от ужаса, почти как тогда, в кинозале. Постучали одновременно из зеркала и в дверной косяк. Запереться он не успел, да и вообще задерживаться тут не собирался. На пороге стоял обеспокоенный Фаллен. — Ты как? — Да вот че-то сэднесс вообще не саммертайм, — хрипло отозвался Андрей. Зашелся кашлем, цепляясь за обод унитаза как за спасательный круг. Повисший на цепочке серебряный крестик с печальным звоном ударился о фаянс. — Соболезную, но это не поможет, — выпалил Фаллен, тут же морщась от собственной шутки. На грани фола, как того требовал антураж. — И когда ты собирался мне сказать? Говорить было тяжело, душили сухие позывы, и то, что в буквальном смысле перекрывало ему кислород. — Десять минут назад. Фаллен продолжал смотреть на него сверху вниз. — Как вовремя, — просипел Андрей, тут же отхаркивая, казалось, кусок легкого вместе с грызущим его паразитом. Оно вылезло из его рта, скользнуло по нижней губе, и он, вместо того, чтобы дать этому утонуть в канализации, поймал в ладонь. — Пиздец, — выдохнули они синхронно, глядя на бьющегося в предсмертных конвульсиях кузнечика в дрожащей руке Андрея. Все началось с кузнечиков. С засохшей сукровицы в пазухах и странного насморка. Приживаясь, они преследовали Андрея в снах и образах, в тенях, в ушном шуме. Это или казнь египетская, или он — ебаный Уги Буги, и его язык вот-вот обернется змеей. И Фаллен прошипел что-то сострадательное, пока Андрей, свесив голову в унитаз, захлебывался своим сладким чаем. Его колотило, он взмок так, что капало с кончика носа. Кузнечик остался лежать на кафеле, уже бездвижный. Андрей готов был прилечь рядом. Но чертям из зеркала, паутине теней, очень не понравилось, что их потревожили. Что еще вчера их обнаружил человек. Они продолжали жить своей жизнью, через соломинки вен высасывая из Андрея энергию. Он понял теперь, что все это время что-то зрело в нем. Закрытый гнойник в подреберье, напитанный злом, готов был вот-вот прорваться. Они хотели есть. — Беги! — слишком поздно сообразил Андрей; его слова багряной слюной сорвались с губ, и гулкому эху крика вторил звон разбитого стекла. Он закрыл голову руками, когда его осыпало серебристо-зеркальной шрапнелью. Фаллен не успел сорваться с места, первым попав под раздачу. Его отбросило сначала на стену, потом протащило по полу; тени, густые и осязаемые, трепали его как бультерьер кусок мяса — фас! фас! — и как остановить их, Андрей, к вящему ужасу, не знал. Слишком много ленился, слишком много жалел себя, а прямо сейчас — А прямо сейчас он убивал человека. Под ногами ломались хребты его отражения в осколках, кровавыми брызгами от порезанной щиколотки выплескиваясь в коридор. — Хватит! Стойте! — Андрей цеплялся за стену, а Фаллен цеплялся за теневую удавку на горле, оглушенный нехваткой кислорода. — Вы ведь меня хотели? Забирайте, — он исступленно махал дорвавшимся до слабины монстрам. — Заберите меня. Отпустите его, — пересохшими губами повторял Андрей, пока вместе с оставшимися лампочками на потолке гас свет и под ресницами Фаллена. Его очки лежали возле плинтуса. Целые. «Нет-нет-нет, он должен жить, совершенно точно», — Андрей слепо шарил по полу, выискивая искаженную часть себя, способную отразить его последний рывок. Славе не справиться одному, Фаллен нужен здесь, он нужен, чтобы сдерживать Охру, чтобы достучаться до сознания другого Вани, чтобы спасать жизни невинных животных. — Держись, Ваня, ты только держись там, сука, не смей помирать, — Андрей выпрямился настолько резко, что в глазах потемнело. Иронично, учитывая его роль в откровенно хуево написанном сценарии жизни. Из ладони сочилась кровь, а стиснутый в ней треугольный осколок зеркала был острием направлен в обитель тьмы. Пальцы Фаллена разжались, рука скользнула по домашнему худосу и ударилась об пол. Андрей задержал дыхание и, что было сил, воткнул осколок себе под ребра, прямо туда, где еще несколько минут назад ворочалось скопище кузнечиков. Он не думал о том, что будет больно. Он не думал о том, что будет так много крови — она потекла не сразу, дав ему пару секунд, чтобы сделать вдох и ощутить себя невесомым, почти под кайфом; он думал о том, что нужно уничтожить как можно больше этих тварей внутри, он думал о том — Что тени начали рассеиваться как сигаретный дым. Одна из лампочек на потолке со статическим жужжанием вернулась к жизни. Прижав ладонь к боку, Андрей рванул к лежащему чуть поодаль Фаллену; поскользнулся на собственной крови и, пропахав коленями пол, дополз и потряс его за плечо. — Вань, — во рту стоял привкус пота, меди и слез. — Пожалуйста, очнись, — Андрей уже чувствовал себя осиротевшим львенком Симбой. — Все кончилось, кажется, — обреченно прошептал он. Неужели и вправду — все? Не успел, как всегда, вот она, его сучья участь. А потом по ушам резануло кашлем. — Я тебе, блядь, кончусь, — Фаллен не мог дышать и говорить одновременно, но мог вполне ощутимо заехать кулаком Андрею в бедро. Тот только расхохотался, за гранью нервного срыва, облегченно вытирая мокрое лицо шелковой полой халата. Живой! Фаллен, мать его, кот с девятью жизнями, выжил после лобового столкновения с паранормальщиной. То, что Андрей вообще-то истекает кровью, он еще не знал, да тот и сам от шока забыл, но потом руку что-то защекотало. Отсмеявшись рыданиями и опустив взгляд, Андрей увидел, как из обрамленной красным влажным маревом дыры на футболке вылез еще один кузнечик. Фаллен со своим херовым зрением и состоянием уж точно не мог его видеть, но почему-то скривился от отвращения. С трудом приподнялся на локте. Прищурился, и диагнозом припечатал: — Ну ты ебать Вельзевул недоделанный. Андрей с силой сжал кулак, чувствуя, как в нем хрустит и ломается хрупкое тельце. Крови под ним натекло уже с приличную лужицу. Он часто моргал, ловя в ускользающий фокус свою перемазанную красным руку; судорожно сгреб полы халата и попытался заткнуть ими рану. Хотелось влезть в нее пальцами, выковырять разлагающихся насекомых. Фаллен сел на полу, кое-как дотянулся до очков; у Андрея перед глазами все плыло, и он обессиленно привалился к стене. Как сквозь сон, услышал звон ключей в замочной скважине, и сразу после — шаги. Слава с Охрой пришли одновременно, одновременно уставились на начавшего розоветь Фаллена и стремительно бледнеющего Андрея. Окровавленный гарпун осколка валялся тут же, возле его ноги. — Полотенце тащи, — хрипло крикнул Фаллен, прижимая руки Андрея плотнее к ране. Пакеты с продуктами упали на пол, по плитке теннисными мячиками покатились яблоки. Слава моментально смотался до кухни и обратно. Андрею под ладони подсунули свернутую вчетверо вафельную ткань и приказали держать. Получалось плохо. Тело начало неметь от холода. Охра совсем уж засмотрелся на синюшные разводы на шее у Фаллена. «Сейчас еще решит добить меня», — с горечью подумал Андрей. Кровь уже успела пропитать полотенце, когда его похлопали по щеке, усилием заставив держать голову ровно. Кажется, он отключался, стоило только моргнуть. Через пару провалов он видел Славу и суетящегося Охру. Тот все больше кружил возле Фаллена, норовя то погладить по спине, то спросить, как он. «Жить буду, отъебись только», — был ответ. В подробности он не вдавался. Из раны выпал еще один кузнечик, на этот раз мертвый. Где-то рядом охнул Слава. — Это что? — Ну явно не бабочки в животе, — Охра перешагнул через серо-зеленый трупик. А потом Андрея снова накрыла чернота. Но пустая на этот раз. Чудовища разбежались. Голоса пробивались как сквозь некачественные беруши. — Куда его? — Вниз, — определился Фаллен. — Хер знает, сколько в нем еще этой дряни. Слава с Охрой спорить не стали. Краем уха Андрей услышал относительно оптимистичные прогнозы — рана, вроде как, не смертельна, но распластал он себя знатно. И нужно будет «еще чуток подрезать, чтобы все вычистить». У Фаллена уже даже на очках блестели кровавые брызги. Такой роскоши, как носилки, в коммуналке не водилось. Надо было отдать ребятам должное — на ноги Андрея подняли осторожно, наверное, первый раз за все время не наставив синяков по всему телу. Он, конечно, не питал иллюзий насчет лечения по ОМС, но меньше всего ожидал, что ему придется сейчас вставать и в обнимку со Славой и Охрой спускаться по лестнице. Разогнуться он не мог, внутри все пульсировало. Фаллен продолжал повторять, что Андрею нельзя вырубаться, и побежал за ключами. Носился он очень резво, как белка с желудем, хоть и дышал тяжеловато, и щурился больше обычного. Сказал, что ему нужен будет ассистент на операции. На лестнице чуть не навернулись всем квартетом. — Да что ж ты вот так решил себе харакири сделать, — сокрушался Слава, едва не наступая на промокший от крови халат. — Я чуть Фаллена не убил, — выдохнул Андрей. Под гробовое молчание, ничего в свое оправдание он говорить не стал. Затошнило от своих слов. Или от кровопотери уже, хрен знает. Он даже понял бы, реши Охра сейчас его бросить вот так. Заслужил, наверное. Андрей больше не знал, что правильно, а что нет, мысли путались. Фаллен оказался не злопамятным. — Давайте сопли на потом оставим, — он в очередной раз подхватил сползающего по перилам Андрея. — Реально, не до того сейчас. Божьими молитвами и трехэтажным, постоянно отключающегося Андрея дотащили до какой-то бытовки в подвале. А Слава-то наврал, сказав, что Охра откупил только один пролет, а вот и нихера — вдобавок, он приобрел еще и часть цоколя, в котором находилась, по-видимому, операционная. Андрею и не в таких притонах татухи били, конечно, но он не был готов к тому, что его когда-то будет резать придушенный им же ветеринар с внушительным минусом по зрению. А резать у Фаллена было чем. Андрей не разбирался, как выглядят инструменты для людей, а как для животных, просто надеялся, что все будет хотя бы стерильно. Его уложили на кушетку, подсунули валик под голову. Спину подбитым крылом холодил шелк халата. Полотенце упало кому-то под ноги, а над лицом Андрея зажглась лампа. — Полежи, — сказал Фаллен. Как будто у Андрея были силы на что-то другое. И основательно, по-хирургически, стал мыть руки. — А может, не надо? Андрей догадывался, что не по частям он отсюда не выйдет, но не до такой же степени. Теперь уже Охра зажимал ему бок, другим, более чистым полотенцем. — Я что, зря готовился? — Фаллен возмущенно обернулся. — Давай хоть кастрирую. Лежащему Андрею захотелось прилечь сильнее. Охра только закатил глаза. — Ему и так хуево, а тут еще ты пугаешь. — А я и не про него, — недвусмысленно посмотрев на Охру, парировал Фаллен и зазвенел какими-то чудо-железками в лотке. Зачем-то уточнил, что их, обезбол, и «еще кое-что» ему одолжил знакомый хирург. Барыга, значит. Он даже халат белый надел. Видимо, такие тут были правила. Как в том анекдоте с очень низким градусом толерантности. — Ширни уже, — попросил Андрей. От лампы болели и слезились глаза, было настолько некомфортно, что даже полноценно потерять сознание не получалось. Живот и грудь обдало холодом, когда на нем ножницами разрезали футболку, наскоро вытерли кровь спиртовой салфеткой и всадили что-то из шприца. Обезбол и вправду был забористый, у Андрея аж вся правая нога отнялась. Хотелось верить, что действительно только от него. Фаллен очень вежливо попросил Охру съебать в противоположный угол, потому что ждал прихода медсестры. — Сонечка, Вы готовы? — спросил он. — Да. Эффект от препаратов Андрею нравился. Сонечка действительно была очень красивой. И очень высокой, несмотря на то, что носила уже знакомые желтые кроксы. С темными густыми волосами, убранными под медицинскую шапочку, с грацией в каждом движении. И пахло от нее теми самыми духами. И продолжающему терять кровь даже с воткнутым в рану тампоном Андрею показалось, что они бы хорошо смотрелись вместе. — Извините, что напугал Вас тогда, — выдохнул он. И она ответила: — Больше так не делай. Андрей уже знал, что Слава исчез, чтобы стать Сонечкой, потому что она не была иллюзией — она действительно была Сонечкой. А Фаллен на полном серьезе пытался добиться от Андрея внятного ответа на вопрос, сможет ли он «потерпеть под местной анестезией», потому что «ну вот тут только чуть-чуть надрезать и подцепить». Андрею хватило одного взгляда на неровные края раны, чтобы его сознание снова потащило в небытие. — Ладно, — неохотно сказал Фаллен куда-то в сторону Охры. — Гаси его. Андрей понял, куда он клонит, а его самого клонило в сон. Все равно ведь вырубится, он и так все ресурсы на пять реинкарнаций вперед истратил. Больше брать у организма взаймы он физически не мог. Пальцы Охры прижались к вспухшим жилам на висках Андрея. — Только не стирай мне память, — прошептал он. Как бы плохо ни было, забывать куски своей жизни он боялся еще больше, чем помнить ее всю. Чтобы знал, что теряет, когда в очередной раз приспичит идти нюхать порох по барам. Охра кивнул. — Лады. Фаллен снова забренчал своими орудиями пыток, а ладони Андрея коснулась прохладная девичья рука. Он уже успел испачкать белый халат Сонечки кровью. Сонечке вообще с халатами не везло. Ну вот, снова придется извиняться потом. Пардон, мискузи, все такое. В висках застучали молоточки, и как будто что-то заискрилось. — Мадам, мне кажется, я влюблен в Вас, — пробормотал Андрей и тут же отрубился.

***

— О, полет нормальный. Он и вправду думал, что будет хуже. Лампа над головой уже не светила, но была включена настольная. Окон в подвале не было, и день сейчас или ночь, Андрей не знал. Правая рука была прикована к капельнице; видимо, уже не первой, раз до тыльной стороны ладони добрались. Вены у него были херовые, не раз говорили. Чуть знобило, наброшенный на грудь плед успел сползти. Халат и порезанную футболку с него сняли, спина неприятно липла к кожзаму кушетки. Полностью раздевать не стали, или чтобы не смущать еще сильнее, или просто было некогда. Кожу под ребрами стянуло слабыми отголосками боли. — Как себя чувствуешь? — если до этого он слышал Славин голос, то теперь это был Фаллен. — Не знаю, — честно признался Андрей. — Пить хочу. Скрипнул пластик бутылки. — Не торопись только. К губам приложили чуть теплое горлышко, проследили, чтобы он не подавился минералкой без газа. Придержали голову, и Андрей увидел сидящего на стуле Славу в ослепительно белом халате поверх пижамы и тех же кроксах. Выглядел он бодренько, как будто и не ассистировал на операции. Он и не ассистировал. А Фаллен выглядел так, как будто спал секунд пятнадцать за неделю, и то в три захода. В своей клетчатой фланельке он походил не на медика, а скорее на пришибленного студента. — Ты ювелир, конечно, — сказал он, отставляя бутылку. — Так стекляшку вогнать, чтоб мимо артерии. Но крови все равно многовато потерял. — Что там было? — спросил Андрей. Язык будто распух во рту, слова звучали как каша. Фаллен поморщился. — Точно хочешь видеть? — Хочу. Врага нужно было знать в лицо. В его наглое энтомологическое лицо. — В обморок не вынесет? А Фаллен умел подорвать уверенность, конечно. — Нет, — рискнул соврать Андрей. — Окич, — Фаллен исчез где-то в углу, и оттуда на Андрея с дребезгом покатилась хирургическая стойка. На ней в контейнере лежали несколько пропитанных красным марлевых тампонов и, среди них, вспоротый волокнистый кокон. И в этом белесом ложе, скукожившись вечным сном, тесно прижались друг к другу несколько кузнечиков. Они были перепачканы в крови, желтоватом гное, да и в кишках Андрея, наверное. Были там какие-то ошметки. — Вот эта братва основала в тебе профсоюз, — Фаллен поковырялся в хитиновом месиве скальпелем. — Куколку ты прикончил, оставалось только вырезать. …В следующий раз Андрей открыл глаза, когда ему под нос сунули пахнущую нашатырем ватку. — Да что ж ты, Господи. То блевать, то в отключку, — испуганный Слава навис над ним как двухметровая скала. Медицинский столик уже успели откатить. — Я не нарочно, — Андрей со вздохом потер лицо свободной рукой. — Самому стремно. На стоящий в углу эмалированный таз, прикрытый клеенкой, он старался не смотреть. Оттуда свисал шелковый рукав красного халата и медицинская перчатка со следами крови. Куда Фаллен собрался это все утилизировать, Андрей понятия не имел, да и не горел желанием знать. У Охры точно должна быть пара идеек. Начало отпускать, в самом деле. Под пледом он нащупал закрепленную пластырем повязку. Что-то впитывающее. И волосы вокруг подбрили, кажется, чтобы шить было удобнее; ну вот, а для обычных целей зажали станок. Никаких правил общежития. На правой руке возле большого пальца полукругом краснел уже закрывшийся порез. — А ты все говорил «да зачем нам тут операционная», — обратился Слава к Фаллену. — А вот, пригодилась. В капельнице закончился раствор, и Фаллен аккуратно достал иглу из вены. Они тоже ныли уже. Андрей искренне порадовался, что в свое время хватило ума не подсесть хоть на что-то. Фаллен откинул плед, прощупал бледную кожу возле повязки. Обезбол еще не отошел, и прикосновения ощущались странно, как будто трогали кого-то другого. А вот бедро уже начало покалывать. — Когда можно будет домой? — выпалил Андрей. — Когда перистальтика восстановится. — Че? — Когда срать нормально сможешь, — услужливо пояснил Слава. Андрею захотелось придушить себя жгутом от такой честности. А еще от того, что не смотря ни на что Фаллен спас ему жизнь. — Спасибо, — он попытался сесть, и его даже не стали отговаривать. Двигаться было надо, действительно. — Насчет этого… — он показал пальцем на синие полосы у Фаллена на шее. — Все нормально, правда, — тот только отмахнулся. — Даже не болит. На работе скажу, что засосы. Или нет, ебал я перед ними оправдываться, — быстренько переиграл он. — Я должен был остановить тени, — упрямо продолжал Андрей. Уже сидя, снова укутался в плед. — Ну ты и остановил, — хмыкнул Фаллен. — Меня на работе и кусали, и царапали, и даже в глаз чуть не клюнули пару раз. Эта ебучая хтонь твоя тоже такой злобной от собачьей жизни стала, наверное, — он взлохматил волосы на затылке. — Честно. Прощаю. Расписку написать, что претензий не имею? Андрей задумчиво покачал ногой. Чувство вины переполненным рюкзаком давило на плечи. — Да нет, наверное. — Отлично. Щас Славка тебе чистые вещички принесет, переоденешься. Слав, вперед и с песней, — Фаллен командирским жестом указал на дверь. Слава шутливо отдал честь — к пустой-то голове, ага — и ускакал наверх по лестнице. Андрей скучал по Беседину, но даже думать боялся, какой разнос его ждет. — Хороший он друг, Слава. Фаллен улыбнулся. — Ну да, вон как весело с ним. И побухать можно, и о вечном попиздеть, и с Сонечкой операцию провести. Справились они достойно. Андрей поверить не мог, что теперь из теней на него ничего не смотрело. В месте разреза тянуло и немного чесалось, но это были уже совершенно обычные физические ощущения. Фаллен померил ему давление, сказал, что низкое, и что это нормально с учетом обстоятельств. «Спать будешь крепко», — пообещал он. Сказал, что из-за раздражения волокнами внутри воспалились ткани, и от нагноения до сепсиса было рукой подать, но все обошлось, потому что Андрей — чертов везунчик. Сбитый в ком крысиный король из кузнечиков внутри него пытался стать бабочкой, но одна случайная мутация отправила кокон в брак. Способностям Андрея было не суждено работать, как следовало — и если бы он проебался их контролировать, это бы стало началом конца. Фигурально или буквально, оно уничтожило бы все светлое вокруг него. Начиная с Фаллена. Панч на троечку. Слава принес пижамные штаны на завязках и какой-то гэповский свитшот. И даже белье, клятвенно пообещав отвернуться, пока Андрей переодевается, только «не упади и не разбей себе больше ничего, пожалуйста». Фаллен щедро дал целую упаковку спиртовых салфеток, потому что душ принимать было, естественно, нельзя. — Пока так, — развел руками он. — Отлежишься, и сможешь нормально помыться уже. Андрей кивнул. Уже хоть что-то. На штанине треников от пояса до колена коркой засохла кровь, даже под резинку трусов затекла — будто со скотобойни сбежал, причем неудачно. Переодеваться было неудобно из-за повязки — разрез сантиметров семь точно — но очень уж хотелось стереть с себя красные разводы и пот. От принесенной одежды пахло стиральным порошком, «альпийской свежестью», и сразу стало как-то полегче. Морально, правда, не особо. Фаллен сказал, что Андрей выглядит удовлетворительно. А до этого выглядел как покойник. Конечно, после Охриного наркоза-то. Держать Андрея в операционной не было смысла. — Слав, отведешь его в комнату? Меня уже самого рубит, — он зевнул, смотря в экран телефона. — Я через пару часов забегу проведать. И лег прямо на кушетку, укрывшись все тем же пледом. Засопел он моментально. — Погнали, пусть дрыхнет, — Слава подцепил Андрея под локоть. Идти быстро тот не мог, но голова почти не кружилась. Наконец-то перестало тошнить, видимо, начало проходить зревшее в нем воспаление. Андрей опасался, что не выдержит, если снова увидит залитые собственной кровью коридор и лестницу, но к счастью, полы и перила были чистыми. Не было ни осколков зеркала, ни дохлых кузнечиков. Может быть даже Охра собственноручно навел тут порядок. Он опять как сквозь землю провалился. Охра не стер Андрею память, и за вчерашние подкаты теперь было неловко. — А Сонечка, она… — Андрей помедлил, перетасовывая варианты в голове. — Типа твоя сестра? — Типа, — просто согласился Слава. Пока они шли, из-за дверей комнат привычным гомоном доносились голоса. Дядьки с гитарой, того гопника, и еще какие-то. Слава сказал, что может создавать их, когда он — это он. Когда появлялась Сонечка, иллюзии пропадали, потому что она и вправду была независимой личностью. Потому что вот так вот хаос прикололся над Славой, дав ему возможность дурить всех остальных. Хотелось задавать неудобные вопросы. Но спать хотелось сильнее.

***

После операции Андрей спал целые сутки; спал, кажется, перепутав одеяло с подушкой и прижав ее к животу, а в матрас вцепился так, как будто его могли отобрать. — Ну ты посмотри на него, ну ангелочек, — умилялся Слава. Андрею ничего не снилось. Фаллен приходил и уходил, пытался разговаривать с Андреем, чтобы убедиться, что тот не впал в забытье. Менял повязку, обрабатывал шов; Андрей сквозь сон слышал, как ему задают вопросы, и даже что-то отвечал. Иногда невпопад. К вечеру поднялась температура, но Фаллен не стал паниковать, вливая в Андрея антибиотики из своих запасов. От капельниц то размазывало, то собирало, как слайм. — Вань, — Андрей глянул на тянущуюся к руке прозрачную трубку. Под синяками от игл рисунки татуировок уже едва угадывались. Фаллен за это извинился раз сто. — Слушаю. — А ты все-таки идиот. — А вот это уже интересно, — Фаллен поправил очки, перечитывая надпись на флаконе. Не перепутал ли чего. — Пизды от меня получил. Раунд. У Андрея сил хватило только на то, чтобы хихикнуть. Фаллен окинул его оценивающим взглядом. — А ты только в ноль угашенным годные панчи выдаешь? — Ну как могу. Чеховское ружье прострелило Андрею колено, но он не жалел. — Все, спят усталые игрушки. Спи давай, — приказал Фаллен. Ослушаться его не хотелось. — Завтра кормить тебя будем. И Андрей снова провалился в сон.

***

Температура отступила под утро, оставив Андрея лежать на простыни потным и голодным. И трезвым как стеклышко, будто впервые за эти дни. Телефон ему вернули почти сразу, положили на стол возле кровати, когда он, наконец, отоспался. — На вон, мамке звони, или другану своему, — Фаллен даже как-то разволновался. — И да. Карнизы на подоконниках тут пиздатые, понимаю, но давай архитектуру магнитиками украшать не будем, окей? Андрей только застонал в подушку. Урыл, однозначно. Звонить он никому пока не рискнул: от слабости все еще заплетался язык, с такой речью только наркологов пугать. Решат, что нарезался в салат. Уж лучше было подождать и огрести от всех сразу воочию. Пропущенных от матери не было; его это немного утешило. Два дня его пичкали овсянкой, убеждались, что она худо-бедно усваивается. Фаллен ездил на работу, Слава следил, чтобы Андрей не курил в койке и не поджег весь дом. Вставать не хотелось, но поваляться особо ему уже не давали; Слава то и дело таскал то посидеть на кухне, то у себя. Комната у него выглядела так, как будто в ней жил один человек. Но судя по одежде в шкафу и книжным полкам, гардероб и библиотека у них с Сонечкой были все же разными. И вкус тоже. Сонечка увлекалась медициной. Слава увлекался рэпом. Но как-то уживались. — А где Охра? — спросил Андрей, когда Слава в очередной раз позвал его к себе послушать биты. Ноут у него был, оказывается, вот же мажор аномальный. Потом Андрей решил, что это Сонечкин, и перестал завидовать. Хотелось уже сесть за свой родненький комп и разъебать всех в Валорант. От диджитал детокса становилось скучно. От детокса обычного в голову лезли разные мысли. — Где-то, — Слава сдвинул один наушник. — Ты слишком слабый и аппетитный для него сейчас. Он не хочет себя искушать. — Ебать благородство, — с уважением сказал Андрей. Слабый он, ага. Уже вон почти на поворотах не заносило. Хотелось прогуляться по весеннему Питеру, но гулял Андрей в основном только возле форточки, пока курил. Бросить особо не старался. Да и в конце концов, не легкие же ему потрошили. Фаллен все переживал, что швы могут разойтись, если рано домой отправить. Швы выдержали. Психика Андрея, на удивление, тоже.

***

На третий день ему официально заявили, что он здоров и может ехать домой. Выдали одежду, в которой привезли сюда, и которую Андрей сам же, собственно, и постирал перед Инцидентом. Называли это так пока. Главное, что дров наломать не успел. Вместо разбитого зеркала в ванной висело точно такое же, новое, без намека на трещины или нечисть. Ему дали, наконец, побриться и проебать шанс купить сиги без паспорта; кассирши в Магните у дома менялись так часто, что не успевали его запомнить. Андрей даже помыл голову над раковиной, чувствуя себя очень потрепанным, но живым человеком. Ну или жуком, который в неравном поединке с тапком хотя бы пару раз дал сдачи. Табуреток на кухне все еще было только две. Фаллен раскладывал по тарелкам сырники, такие аккуратные, что и Рамзи показать не стыдно. Готовить, видимо, он умел и любил, вел себя, как король кухни, что никто под руку лезть не рисковал; сразу сказал Андрею, что никуда не отпустит, пока тот не поест. Славу ждать не стали, он заспался сегодня. Кошмары всех мучать наконец-то перестали. Кровоподтеки на шее Фаллена начали бледнеть. — Так я на метро? — спросил Андрей. Его куртка теперь висела в прихожей. Фаллен признался, что до этого его попросили спрятать все вещи в шкафу под замок. — Зачем? — Фаллен закончил любоваться своим произведением кулинарного искусства и начал есть. Сидя на подоконнике, уже больше по привычке. — Охра отвезет. Андрей насторожился: помнил, что Фаллен принципиально ездит на метро. — Слава сказал, он моих сил откушать собирается. Упасть где-то под кустом и замерзнуть не хотелось. — Я ему тогда лоботомию штопором сделаю, — пообещал Фаллен. Почему-то Андрей и не сомневался, что да, сделает. — Не тронет он тебя. Уже у «своих» подкормился. — И где он? — Свежим воздухом дышит, — Фаллен кивнул на окно. Андрей приподнялся и тоже выглянул: Охра сидел на лавке возле детской площадки и драматично курил. Увидел желтую макушку и как-то приободрился. Фаллен вслепую показал ему средний палец. Охра вздохнул и выкинул окурок в мусорку. Андрей старательно кусал губы, чтобы не заржать в голос. Милые бранятся, щепки летят. Одна Сатана, все такое. Два сапога — и оба левые. Эти Читос и Честер настолько не сочетались, что Андрей уже воспринимал их только комплектом. — Так он прям настолько нахуй пошел? — Обижаешь, — Фаллен довольно чиркнул зажигалкой. — Я ему этой мантрой эфир забиваю, чтоб в мысли меньше лез. Пусть знает, что мои тараканы там ему не рады. В самом деле, если бы Охра хотел, пришел бы сюда со своим стулом грехи замаливать. Может быть, их обоих устраивало то, что между ними происходило. Андрей экспертом в отношениях не был. Из хорошего — привычные Чапман Ред вернулись на родину, и можно было больше не понтоваться спизженным Винстоном. Жизнь налаживалась. Докуривали уже в тишине, и каждый думал о своем. Потом Фаллен спросил: — Тебе есть кому уколы делать? Андрей помотал головой. — Бля, — разочарованно протянул Фаллен. — Тогда в колесах антибиотики дам. Три дня принимать будешь, потом я приеду швы снимать, — он потянулся за телефоном. — Номерок? — А, щас, — Андрей почему-то забыл его. Пришлось в заметках копаться, чтобы найти. — Дозировку распишу. И не бухай, — отдавал последние наставления Фаллен. Андрею уже казалось, что если он выпьет, то у него как минимум что-нибудь отсохнет, так Фаллен на него зыркнул. И таблетки действительно дал, даже с запасом. И сказал звонить-писать, если вдруг что. Когда Слава выспался, выглянул одновременно из всех комнат, чтобы попрощаться с Андреем. Тот и не знал, что личностей было так много — хоть флешмобы устраивай. Сонечки среди них не было. — Удачно доехать, — Слава крепко его обнял. Тепло так, по-братски. Андрея давно никто не обнимал, даже в груди защемило. — Ну все, пиздюк, дуй давай, пока мы тут плакать всей общагой не начали. Из дверей помахали. Андрей помахал в ответ. Хоть и иллюзии, а люди-то хорошие. С Фалленом он долго прощаться не стал, обошлись рукопожатиями. Обещались скоро свидеться.

***

На улице светило солнце и чирикали птички. Даже шапку уже можно было не надевать, и куртку под горло не застегивать; один хер, карета была подана. Охра нетерпеливо барабанил пальцами по рулю ненаглядной Мазды. Одет он был во все черное, как обычно; к Андрею повернулся так, как будто тот собирался украсть выключенную магнитолу. И грязи на кроссовках натащил, не специально, правда. — Ну привет. Спасибо, что хоть говорил вслух, а не вилкой в мозг. — Ну привет, — отзеркалил Андрей. Он все еще боялся Охры; было не стыдно признать после того, как он по воле судьбы протаскал в себе кучу кузнечиков и чуть не рехнулся от своей исключительности. Почему-то Андрей ждал, что Охра сейчас снова расковыряет ему черепную коробку как упрямую фисташку. — Да не ссы ты, — вздохнул Охра. Водил он аккуратно, и ехали без пробок, несмотря на то, что был уже полдень. От ремня безопасности заныл шов. Андрей постоянно подсовывал туда руку, чтоб не натирало. Ехать было далековато, а бесить все начинало уже сейчас: дорога, монотонная вереница едва оперившихся деревьев за окном, даже парфюм Охры. И что музыку он не слушал. У Андрея какая-то клаустрофобия начала развиваться в его присутствии. Охра оставался непробиваемо спокойным. — А знаешь что, — не выдержал Андрей. — Нихера ты у них не главный. Раз уж Фаллен пообещал, что Охра ничего не сделает, то Андрей решил действовать в обход телепатии. Кто-то ведь должен был этого «куратора» осадить. А Охра просто пожал плечами. — Ну и пусть. Весь оставшийся путь Андрей старался думать о максимально несвязанных друг с другом вещах, но они все равно начали выстраиваться в логические цепочки по типу, что летучие мыши и птицы не такие уж и разные. К концу поездки идея развилась в философский трактат. Он не знал, читает ли Охра сейчас его мысли, и может ли отключать эту функцию. — Могу, — тут же ответил Охра. — Но ты забавный, как радио. Крылья разные, а цель одна, додумался ведь. Вот и с людьми так же. Андрею показалось, что зрачки Охры стали чуть меньше. Или это солнце так отсвечивало. Об этом он тоже старался не думать. И конечно же, Охра знал его адрес. Андрея это почему-то угнетало. Вот придет к нему посреди ночи, встанет возле кровати и будет смотреть из угла, как демон сонного паралича. Спасибо, было уже такое. И Охра пообещал: — Не буду. И притормозил возле парадной. — Давай хоть руки пожмем в знак примирения. — Так я с тобой и не ссорился, — Андрей уверенно протянул ладонь. Ее обдало холодом от прикосновения. — Бывай. И постарался побыстрее вылезти, чтобы Охра не передумал. Пока шарил по карманам в поисках ключей, на телефон пришло уведомление: «Перевод 1000р от Ивана Ивановича С.» С ехидной припиской: «ЗА ПАНЧ»

***

От общения с Охрой на Андрея волной накатила тоска; он чувствовал себя использованным и пустым, и пустоту эту было ничем не заполнить. Как будто в конечном итоге его поимели, порезали и зашили, вдобавок истыкали иголками, как куклу Вуду, и выкинули на обочину. Как будто вокруг внезапно стало очень тихо. Пить было нельзя. Курить пока не хотелось. В ушах ничего не стрекотало; Андрей тащился к себе на этаж, ловя одышку и себя на мысли, что теперь нужно как-то жить дальше. Когда ему под ноги с радостным мявком кинулся рыжий плюшевый комок, он чуть не растянулся на лестничной клетке. — Ты чего? Ты чей? — он присел, удивленный, а на него изучающе пялились серо-зеленые глазищи. Вроде не совсем котенок, но и не взрослый кот. «Ближе к котенку», — решил Андрей. Щекастый такой, наивный, еще не успел хлебнуть жестокой уличной жизни. — Ты потерялся, что ли? — Андрей почесал его за ушком. Котенок доверчиво ткнулся в руку, замурчал. Терся об ноги, пока Андрей открывал дверь квартиры; тут же прошмыгнул в образовавшуюся щель, и в этот момент Андрей понял, что теперь живет не один. Хозяйка этой халупы была святой женщиной, по скромному мнению Андрея, раз до сих пор не выгнала его пинком под зад за просрочки по договору. В кошках души не чаяла, это он прекрасно знал; даже фотки своих сиамских мордоворотов показывала. Когда он только въехал, она любила приходить без предупреждения, в качестве нюансового приложения к сносной цене. А он открывал ей дверь в самых разнообразных состояниях. Так она узнала, что состояния у Андрея бывают «разнообразные». Так он понял, что она — святая женщина. С характером и афоризмами Раневской, и с тяжелой рукой. Андрей успел отхватить от нее пару материнских подзатыльников в свое время, за то что загуливал и пропадал с радаров. Под настроение она тоже могла потрепать его за щеки и даже иногда откармливала пирожками. Со временем стала заходить все реже и реже — ухажера завела, аж похвасталась. Здоровенного такого мужика, Андрей всерьез переживал, что от его воспитательных подзатыльников сляжет в нокаут. К счастью, мужик за деньгами заходил только пару раз. К счастью, в те дни деньги из Андрея выбивать было не нужно. За хату Андрей платил, особо не наглея по срокам, соседей не топил, и вообще практически не отсвечивал — на маразм старой карги с клюкой старались не обращать внимания всем этажом. Теперь Андрею хотелось обращать внимание только на своего нового друга. Если и сбежал у кого — их проблемы. Это они хозяева хуевые, раз за котенком уследить не могут. А Андрею нужен был кто-то, кого можно любить. Просто так. И чтобы его тоже кто-то просто так любил. Он даже и не догадывался, что в нем за годы одиночества накопилось столько нерастраченной теплоты. Андрей сел прямо на пол, скрестив ноги, и к нему рыжим помпоном поковылял котенок. Он еще на всякий случай внимательно рассмотрел питомца, чтобы убедиться, что не по прихоти с ходу определил, что это кот, а не кошка. Кот. Достойный весьма. И вопросы у них решались прямо-таки мирового масштаба. — Ну? И как нас зовут? — вариантов не было, если честно. Не Барсиком же звать. Барсик хорошее имя, конечно, но хотелось чего-то более… самобытного. — Р-ра, — котик одновременно муркнул и потянулся. — Как скажешь, — согласился Андрей. — Ра так Ра. Усатому было всяко виднее. Да и книжка с мифами Египта уже давно пылилась на полке, стоило и перечитать. Он прикинул, сколько всего теперь нужно было купить; пьянки в бюджет больше не вписывались даже после окончания курса антибиотиков. Ра уже начал засыпать прямо на линолеуме, но Андрей твердо решил, что его котенок достоин самой лучшей лежанки. Или коробки из-под нее, если ему так больше понравится. — Ты за старшего, — Андрей погладил его по пушистой спинке. Котенок довольно выгнулся. — Я до магаза сгоняю и приду, — пообещал он. В жизни себя таким ответственным не чувствовал. Оказалось, заботиться о ком-то помимо себя может быть приятно. Даже шов болеть почти перестал.

***

На обратном пути Андрей понял, что просто отказаться от бухла будет недостаточно — для верности надо будет еще перейти на самые дешевые сигареты и продать почку. Желательно, не свою. Потому что премиальный кошачий корм стоил как слиток золота. Потому что прыгучие мячики и мышки стоили, почему-то, как новая плойка. Где-то среди этого великолепия из покупок добросовестного кошатника в пакетах скромно затерялись сосиски на ужин. Ну и, наверное, кошачьим шампунем они с Ра теперь будут пользоваться вдвоем. Как повезло, что в последний раз он гулял за счет Охры. Грело душу и еще кое-что: контакт ветеринара, но злоупотреблять добротой Фаллена не хотелось. Потому что Андрей, так-то, был у него в долгу. А переведенный косарь уже пригодился. — Ну, блядь, здравствуйте, — поприветствовали Андрея, когда он с пакетами в обеих руках уже подходил к двери. От Беседина шел пар. От его электронки или из ушей — Андрей так и не понял. — А вилы где? — выпалил он. Беседин со злостью сунул электронку в карман. — Какие, сука, вилы? — Ну, на которые ты меня сейчас поднимешь, — и быстро повернулся к другу правым карманом: — Ключи достань, видишь — руки заняты. Дверь открывай, ага. Беседин послушался, не устраивать же экзекуцию под глазка́ми соседей, в самом деле. Нужно было быстро перегородить выход, чтобы Ра не выскользнул, шустрая бестия. Он уже встречал Андрея как родного, точил пока еще мягкие коготки о его джинсы и громко тарахтел в порыве обожания. Это успокаивало, поэтому Андрей, уткнувшись носом в кошачью шерсть, молча выслушивал все, что у Беседина накипело на душе. — Ты после марафона, что ли? Нет, ты в курсе вообще, что твоя мать звонила, а я такой: «да, конечно, Андрей сказал, что сваливает за город». А ты тупо пропадаешь и появляешься, выглядя так, как будто тебя неделю по притонам ебали. Отчасти, он был прав. Андрея ебала жизнь. — Ого, — он на минуту спустил котенка с рук, чтобы раздеться. Первым делом нужно было поставить лоток с наполнителем. — Какие обороты. Давай ты просто уже дашь мне в глаз, и зароем топор войны? Он понимал, что сине-зеленые, едва начавшие рассасываться синяки на венах не добавляют веса его словам. Беседин, увидев их, даже заткнул свой фонтан нотаций. — Как дела вообще? — почему-то спросил он. — Да никак. Андрей пошел на кухню, разбирать оставшиеся пакеты, а за ним семенил Ра и мрачной тенью топал Беседин. — Слушай… Он уже знал, что последует за этой интонацией. — Нет, не сдашь, — отрезал Андрей. — Никаких рехабов. Сам справится, в последний раз можно было и на Библии поклясться. Сидевшее в нем все это время чувство вины окуклилось и перодилось в принятие: да, проебался, проебал все с треском, да, пьянь и херовый друг. Выгораживать себя Андрей не собирался, но и закопать бы уже не дал. Как будто повзрослел за те дни, что провел в нехорошей коммуналке. Беседин уже и в глаза ему заглянул, и обнюхал, и разве что не облизал. — Трезвый? — На антибиотиках. — Венеру лечишь? — Да иди ты. — Нет, ну серьезно, что тогда? Гепатит? СПИД, что ли?! Паникующий Беседин схватил его за плечи и рывком развернул к себе. Андрей с непроизвольным «ой, блядь» побыстрее сел на стул и обхватил живот руками, чтобы кишки не выпали. Носом почти в колени вжался, но обошлось, вроде. Он даже не знал, насколько глубоко в него врос кокон, и сколько по времени будет заживать полость. Ра обеспокоенно смотрел на него снизу вверх, и Андрей одной рукой потянулся его погладить и успокоить. Спину выпрямлять категорически не хотелось. Вдруг еще заметил, что полы грязные — жуть просто — и мыть их надо теперь почаще, чтобы на котячьи лапки пыль не липла. Беседин не унимался. Извинялся вперемешку с вопросами. — Тебя отпиздили? Можно было сказать что да, по ребрам прилетело. Андрей и ходил-то до сих пор сильно ссутулившись, трудно было не заметить, что что-то не так. Но Беседин бы начал выяснять, а не переломали ли кости, и где и у кого Андрей отлеживался, потому что явно пас его квартиру. И все равно попросил бы показать ущерб. — Розочку словил, — Андрей со вздохом сдался и задрал край футболки, оголяя часть повязки. — Там, за городом, — не правду же говорить. Беседин охнул. Андрей мог ответить на все его вопросы прежде, чем тот бы их задал: — Нет, в травму не ездили. На хате врач был, заштопал. Да, там же и прокапали как могли, оттуда и синяки. Да, всю неделю тусил там, контры утрясли. Нет, больничка отменяется. И нет, блядь, я в жизни никогда не кололся и не собираюсь, — бесило все до последнего слова, но Андрей говорил спокойно и даже монотонно, чтобы не пугать Ра. Тот чихнул и утопал из кухни. — Доволен? Беседин уже сидел напротив него на стуле, слушал и, кажется, верил. — Жесть. Правда ведь, переживал; а Андрей в их раскладе жизни был таким же паразитом, как для него то скопище кузнечиков. Алкогольно-химические эксперименты начались еще в Краснодаре, еще в универе, но Питер расширил порочный круг возможностей. Андрей пытался налаживать связи по-своему, путем дружеских попоек; даже пить хотелось не всегда, но раз уж налили — надо было, значит. А потом уже хотелось. А потом уже не хотелось налаживать связи без алкоголя. А потом алкоголь наскучил. И его жизнь превратилась в метания слабого человека в условиях, к которым он не привык. В рамках, в которые сам же себя загнал. На дне он сейчас, или немного оттолкнулся, Андрей еще не понял. — Ты как-то про вакансии говорил, — начал он. — Котенка Ра кормить надо. Идея согласиться на фит со Славой казалась все более охуенной с каждой минутой. Голоса, правда, у него особо не было. Но раз уж Фаллен смог, то и Андрей справится. Что угодно, лишь бы в офис не идти; но как план «Б» рассмотреть стоило. Беседин задумчиво перекинул кóсу через плечо. — Есть, да. В коридоре сосредоточенно зашуршали наполнителем. — Мое ж солнце, — заулыбался Андрей. — Видишь? В лоток попадает лучше меня. Беседин молча уронил голову на стол. До Андрея только дошло, что друг настолько привык к его заебам, что даже не удивился тому, что у него теперь есть кот.

***

Через три дня заскочил Фаллен, как и обещал. Долго тискал Ра, радостно сообщив Андрею, что котик породистый — британская золотая шиншилла, между прочим, примерно четырех месяцев от роду. Предупредил, что скоро начнут меняться зубки, и что «ну ты если что, звони». После купания оказалось, что Ра чуть более пушистый, чем Андрей думал поначалу. Чай он теперь пил не только с сахаром, но и с шерстью. Но зато и спал больше не один, а с персональной хвостатой грелкой; кошмары под кошачье мурчание ему не снились. Да и в целом себя лучше чувствовать стал. — Нарекаю вас котобатей и котосыном, — Фаллен раз за разом катал бумажный шарик по полу, пока рядом скакал счастливый по самые кончики усов Ра. Этот кошачий крестный отец как будто и забыл, что вообще-то приехал швы снимать. Да и Ра к нему как-то сразу потянулся, и, наигравшись, залез на колени и заснул клубочком. Ели они с Андреем теперь по будильнику, соблюдая режим. Матери Андрея звонили по видеосвязи, потому что котенка Ра она теперь хотела видеть больше, чем родного сына. О том, что его порезали, она не знала. Она вообще много каких подробностей о его жизни не знала. Или знала, но не хотела верить. На стримах, к слову, котенка теперь тоже хотели видеть больше, чем Андрея; даже какой-никакой актив попер. Ему теперь на корм донатили. Беседин вчера приволок метровую когтеточку и весь вечер учил Ра ей пользоваться. Преуспел. Теперь вот и Фаллен туда же. — Предатели, — картинно вздохнул Андрей. Забавно было это все. Один маленький комочек шерсти вот так их всех объединил. Когда Ра перелез с коленей Фаллена досыпать на подоконник, у него наконец дошли руки и до Андрея. Швы снимать было скорее щекотно; будущий шрам образовывал букву «Т» из-за того, что первый, нанесенный осколком удар пришелся поперек, а дальше Фаллен рассек кожу вдоль, чтобы добраться до кокона. Края срослись аккуратно, почти без неровностей, только углубления от уколов хирургической иглой чуть выделялись. Должно было сгладиться за пару месяцев. Антибиотики Андрей честно принимал все три дня. — Красава, — одобрительно кивнул Фаллен и, подогнав какую-то навороченную мазь от рубцов, засобирался на следующий вызов. Уже на выходе сказал, что может сделать котенку все прививки за счет Охры. Видимо, Охра неплохо так его крышевал. Не то чтобы Андрей до сих пор точил на него зуб, но осадок все равно оставался. Но ради Ра — почему бы и нет. Звучало соблазнительно. Когда Андрей закрывал за Фалленом дверь, не мог не думать о том, в каком мире тот все-таки жил — вот пройдет немного времени, и Охра притащит к ним в дом очередного одержимого, или одержимую, с более или менее сильными способностями, чем у Андрея. И все начнется с начала — период притирки, гипноз и манипуляции Охры, здравый рассудок и циничные шутки Фаллена, Славины иллюзии. Ебучие две табуретки на кухне, ну и может быть, они реально сделают ремонт в своей общаге. А имя Андрея добавится в список тех, кого Фаллен будет перечислять, когда его снова спросят: «а сколько их тут было до меня»? Может быть, однажды зрачки Охры станут нормального размера не только из-за световых бликов. Андрей нихерово загрузил себя, и, увидев, как Ра гоняет что-то по подоконнику, поспешил к нему: мелкий готов был сожрать абсолютно все, что видел. Он припадал на передние лапки, вихлял всем тельцем и пушил хвост, представляя себя большим и страшным тигром. Когда Андрей доскользил до него на носках, тот уже довольно умывался, топорща усы. — Ну, и кого мой охотник сегодня поймал?.. — Андрей обеими руками подхватил и прижал к груди Ра, и замер. Не моргая, уставился на «добычу». На подоконнике лежал кузнечик, раздавленный игривой кошачьей лапкой.