Tea & Necromancy/Чай и некромантия

Пусть Грейнджер и потребовала не возвращаться, Малфой ее не послушал. Каждый вечер он приносил чай с примесью питательного зелья, который Гермиона неохотно выпивала, а после ложилась в гроб и специально игнорировала вопросы, когда Драко пытался их задавать. Согласие на то, чтобы просто допить чай, ему удалось получить от нее только под страхом угрозы — если она этого не сделает, он никогда не уйдет. И к пятому вечеру Грейнджер явно по горло насытилась его вторжениями в свою загробную жизнь. Малфой принес ей зеленый чай, добавив лимон, чтобы скрыть цитрусовый привкус зелья. — Хоть раз услышать от тебя «спасибо» было бы неплохо, Грейнджер, — сказал он, когда ее губ коснулся фарфор. Она подняла на Драко взгляд и замерла. Темные ресницы обрамляли цитриновую ярость в глазах. С нахальным упорством встретив его пристальный взор, Гермиона намеренно неторопливо вылила весь чай на землю, высмеяв его угрозу. А после — спустилась обратно в свой гроб. Малфой вздохнул, чуть удалился, наложил на могилу защитные чары и ушел. Однако в течение следующих нескольких дней все продолжалось так же. Грейнджер совсем перестала приходить в замок. Драко находил ее лежащей в гробу, уставившейся в никуда. Ее дыхание постепенно становилось все более поверхностным и прерывистым. Что бы с ней ни происходило, становилось только хуже. Его нервы постоянно пребывали на пределе от испытываемого ужаса. Он понятия не имел, что делать. После того, как он оставил в гробу термос с чайным отваром, его следующей мыслью стало навестить мадам Помфри. Женщина была просто измучена, сходя с ума от постоянного наплыва студентов, страдающих от посттравматических приступов. Она настояла на том, чтобы Драко как можно скорее привел Грейнджер на обследование, и он недовольно ушел. Ему запрещалось использовать определенные заклинания, включая те, которые успешно могли бы транспортировать Грейнджер на койку, а сама она отказывалась, отрицая потребность в медицинской помощи. Поэтому Драко совершил нечто отчаянное — написал Поттеру и Уизли по одному письму. С одним и тем же содержанием. Текст пришлось переписать четыре, если не пять раз в попытках устранить все оскорбления, поскольку те, казалось, возникали в строках сами по себе. «Уважаемый кретин» — так он начал. Ладно, Малфой все же оставил одно оскорбление в качестве доказательства, что письмо действительно от него. Однако он использовал «уважаемый», как никак, манеры у него были хорошие.       Уважаемый кретин,       Дела у Грейнджер идут крайне неважно.       Судя по тому количеству писем, которые отсутствуют, а не захламляют ее гроб (да, гроб, мать твою, я не шучу), полагаю, ты не писал ей в этом семестре. Сам факт, что я в принципе отправляю это, должен в достаточно понятной мере донести — нужно что-то предпринять (перевожу: все исправить, пока из-за такого пренебрежительного отношения Грейнджер случайным образом не покончила с собой).       Блядского Мерлина ради, не мог бы ты сделать для нее хоть что-нибудь? Все это уже стало порядком утомлять.       Драко Малфой На следующий день письмо, отправленное Уизли, вернулось неоткрытым, а на обратной стороне была оставлена заметка, нацарапанная куриными каракулями:

Малфой, меня совершенно не интересует, что ты хотел сказать. Никогда больше не пиши мне.

Драко стиснул челюсти. Он знал, что они идиоты, но масштаб их идиотизма был поистине ошеломляющим. Ему оставалось надеяться лишь на то, что у Поттера окажется чуть больше здравого ума. Он зачеркнул послание Уизли и имя получателя, заменив то на его сестру, и отправил письмо снова. Настало утро, а от Поттера так и не поступило никаких вестей, однако, Джиневра выслала ответ на простой визитке отеля:

Я сожгла твое письмо, просто чтоб ты знал.

Уизли были беспощадны. Он подумывал о том, чтобы написать матриарху клана, но решил не делать этого, учитывая, что и сын, и дочь набрались откуда-то столь… особых правил этикета. Салазар, эта женщина убила тетю Беллатрису. Убийство, какое бы облегчение оно ни приносило, всегда считалось немного не деликатным. Все его попытки поговорить с гриффиндорцами оказались тщетными, а лесничий, как выяснилось, на весь год отправился в отпуск. По всей видимости, тусовался в Шармбатоне напару с Лонгботтомом. Однако за день до выходных в Хогсмиде Драко повезло — ему удалось найти директора (и все еще действующего декана Гриффиндора) в коридоре четвертого этажа, где она обсуждала с Филчем реставрацию портрета. — Профессор! — позвал он, в ту же секунду отругав себя за то, с каким нетерпением это прозвучало, но, справедливости ради, вся эта ситуация с Грейнджер уже успела перерасти в беспрерывный, ненормальный и грызущий изнутри невроз, который, постепенно затихая, доводил Драко до взвода, и он едва ли мог сосредоточиться на чем-то другом. — Мистер Малфой? — бывший профессор трансфигурации повернулась к нему с любопытством и некоторой долей подозрения. — Могу ли я вам чем-то помочь? Стоило Драко подойти к ней, встав напротив, как его окатило волной спокойствия. Он попытался удержать в себе лишнюю информацию, не дав ей выплеснуться наружу как переваренному зелью из котла, и перевел дыхание. — Директор, дело в Грейнджер. Ей нужна помощь. Меня она не послушает. Не могли бы вы пойти со мной и убедить ее отправиться в больничное крыло? — торопливо выпалил он, слова прозвучали с придыхом и ноткой отчаяния, хотя, видимо, именно его беспокойство и убедило декана. Окинув Малфоя настороженным взглядом, Минерва поджала губы, но все же ответила: — Непременно. Ведите. Мистер Филч, позже мы вернемся к этой теме. Оставив завхоза ворчать позади, Драко проложил путь наружу замка, в Запретный лес. — Мистер Малфой, могу ли я узнать, что не так с мисс Грейнджер? — настойчиво поинтересовалась Макгонагалл. — Она думает, что мертва, поэтому не ест и не использует магию. Она спит в лесу, в могиле, что вырыла себе сама, — объяснил он так поверхностно, как только смог. Директор неловко прокашлялась. — И как долго это продолжается? — С третьей недели после начала учебы, — отчеканил он. — Мне известно около двух недель. — Почему же вы не сообщили раньше? — требовательно вопросила она, в ее тоне послышалось негодование. — При всем уважении, директор, — заявил Малфой с явным отсутствием уважения. — Исходя из личного опыта, могу заверить, что на помощь старших в тяжелых ситуациях рассчитывать не приходится. — Вполне возможно, ранее это и могло быть истиной, однако сейчас… — начала она наставлять его, но он перебил. — Однако сейчас, судя по всему, никто не заметил, что Гермиона Грейнджер, ваша золотая девочка, маглорожденная спасительница волшебного мира, буквально умирает у всех на глазах. Лишь я заметил. Я. А должен был оказаться последним, кто заметит, — отчеканил он, закатив глаза. — Так что примите мои извинения, профессор, если я решил положиться на себя в стремлении помочь. — Тем не менее, — продолжила она свою речь, — вы мой подопечный, пока учитесь в этой школе, и… о, мисс Грейнджер, мистер Малфой как раз вел меня повидаться с вами. Он повернул голову в ту сторону, куда был направлен взгляд директора, и откуда, выскользнув из-за хвойного дерева, к ним направилась Гермиона. — Здравствуйте, директор, — любезно произнесла она. — Я не совсем понимаю, почему Малфой отвлекает Вас от ваших обязанностей. Она пристально посмотрела на Драко, а Макгонагалл, тем временем, окинула ее пронзительным взглядом. — Вы действительно выглядите довольно изможденной, мисс Грейнджер. Обязательно посетите мадам Помфри. Мистер Малфой сказал мне, что вы не едите? И что… вы верите, что мертвы? Гермиона развела руки в стороны. — Разве я не кажусь вам мертвой, профессор? — спросила она пригласительным к осмотру тоном. Макгонагалл сдержанно улыбнулась, сочтя ее комментарий за шутку. — Позже ожидаю увидеть вас в Большом зале. На прошлой неделе вы явно отсутствовали, — отчитала директор, и Грейнджер чуть склонила голову. — Да, профессор, — прилежно согласилась она. Поверив ей на слово, Макгонагалл развернулась, кивнув обоим. Они пронаблюдали за тем, как директор уходит, ожидая, пока та не окажется вне пределов слышимости, прежде чем наброситься друг на друга. — Грейнджер. Что это, черт подери, было? Она даже не спросила о твоих жутких условиях размещения на время сна, — прошипел он. — Почему ты вообще привел ее сюда? Я в полном порядке. Мне не нужно, чтобы ты или кто-либо другой вмешивался в мою жизнь… — Смерть, не ее ли ты имела в виду? — язвительно парировал Малфой. — Заткнись. Ты знаешь, что я имела в виду. Так вышло, что мне приходится со своей смертью жить, не так ли? Он проигнорировал ее довольно вопиющее проявление безумства от внезапно пришедшей в голову мысли. — Ты что, получила на свою могилу хреново разрешение? — Естественно, — ответила она так, будто это было очевидно. — Директор Макгонагалл сказала, что понимает мою потребность к скорби, несмотря на столь авангардный метод в исполнении. Ее чопорный, властный тон привел Малфоя в бешенство. Он протянул руку и крепко схватил Гермиону за плечо, желая хорошенько встряхнуть ее от раздражения, но вдруг почувствовал под подушечками пальцев опасный скрип костей и немедленно отпустил. Она же просто продолжала смотреть на него. — Грейнджер, тебе надо в больничное крыло. Драко передернуло от мольбы в собственном голосе, однако, сейчас он впервые за долгое время увидел Гермиону при дневном свете. Яркость утреннего солнца подчеркивала очертания берцовых костей под кожей, а на фоне впалых линий шеи голова казалась нереалистично большой. Черты ее лица стали настолько угловатыми, что Малфой прикинул — он смог бы разбить об них чертово яйцо. — Ты соврал мне, — она бросила обвинение, сузив глаза, и Драко удивился, услышав в голосе обиду. — Ты сказал, что веришь мне. Он окинул ее настороженным взглядом. Это было совершенно нелепо. Он фыркнул. — Верю я тебе, Грейнджер, верю. Но ты не мертва. Ты ходишь, и говоришь, и дышишь, и сердце твое бьется. Ты не мертва. — Вот почему ты поил меня питательными зельями! — набросилась она. — Видишь ли, мне пришлось. И как ты вообще… — Нужно быть идиоткой, чтобы не заметить. Но я мертва, Малфой! Я умерла. Скончалась. Больше не принадлежу этому миру, но смотри-ка, вот же я! Все еще здесь! И я не знаю почему! Мне некуда идти, ответов нет, а ты даже не позволяешь этому телу разложиться, не даешь проверить — может, только так я освобожусь из этой тюрьмы? Она дышала тяжело. Слишком тяжело. Прижала ладонь к сердцу и опустилась на землю. Малфой вытащил пузырек, который повсюду носил с собой на случай, если представится возможность обманом заставить Грейнджер выпить зелье. Присев на корточки рядом с ней, он повертел флакон между пальцами. Казалось, ее охватил приступ паники. По крайней мере, хотя бы с этим он был хорошо знаком. — Грейнджер, — тихо, но уверенно произнес он. Она посмотрела на него, борясь с прерывистыми вдохами. Тревога настолько расширила ее зрачки, что глаза стали почти черными, но узнавание, отразившееся в них, указало на то, что она его слышит. Это был хороший знак. — Дыши со мной, — приказал он, дав ей ориентир — сделав глубокий вдох, затем выдох. Гермиона повторяла за ним, пока дикость в глазах не исчезла, а спазмы в легких не прекратились. Она не отрывала от него взгляда, в котором отражалось столько эмоций, что рассмотреть их как следует не представлялось возможным. — Спасибо, — произнесла она, когда в достаточной степени взяла под контроль собственную диафрагму, чтобы справиться с паникой. Малфой протянул ей зелье, и она хмуро взглянула на него. — Знаю, Грейнджер, это редкость, — начал он, слегка покачивая пузырьком, — но что если ты ошибаешься? Что если ты не умерла, а просто думаешь, что мертва? Что тогда? Она тут же отпрянула. В глазах отразилась страшная боль. Драко почувствовал себя жестоким, как если бы она была бабочкой, а он оторвал ей крылья. Наконец, Гермиона отвела взгляд и посмотрела на землю, ресницы опустились. — Что ж, тогда это сделало бы тебя правым, да? И что это был бы за мир? Как в нем жить? Тем не менее, она осторожно взяла зелье из его руки, откупорила, а после проглотила содержимое. — Тот, в котором гигиена на пике моды. Уж прости за то, что я скажу, но ты сейчас выглядишь так, словно чувствуешь единение с природой, — он ошеломленно оглядел ее спутанные волосы и перепачканную грязью школьную форму. — Нужно, чтобы завтра ты выглядела прилично, мы отправимся в Хогсмид. А я отказываюсь быть замеченным рядом с тобой, когда ты в таком виде. Она изумленно хмыкнула. — Кто сказал, что я куда-то пойду с тобой, Малфой? — Пойдешь, — сказал он, решительно склонив голову. — Если только не хочешь, чтобы Тео ворвался в твое логово с полным арсеналом ереси и аристократичной чуши. Она подавила смешок, все еще притворяясь, что обижена. В глазах появился блеск, которого Драко, как оказалось, не хватало со времен более дружелюбных моментов их взаимоотношений. — Тео собрался навестить меня? — тихо спросила она. Малфой вскинул бровь. — Он собирался навестить меня, но, узнав, что нам с тобой удалось добиться прогресса, поддерживая разговор на грани враждебности, настоял, чтобы я притащил тебя с собой. Ему не терпится узнать о твоем недавнем открытии, что тебя больше нет в живых. Так что готовься. К его удивлению, Гермиона захихикала. Все ее лицо засветилось, и что-то, что крепко сжимало Драко изнутри, ослабло. Как только ее щебечущий смех стих, она издала долгий, счастливый вздох, и ее глаза радостно встретились с его. — Малфой? — спросила Грейнджер, чтобы привлечь к себе его внимание, хотя, в реальности, оно никогда от нее не отрывалось. — М? Она, колеблясь, поднесла к его руке хрупкую ладонь, но в конечном счете одернула. Однако взгляд, остановившийся на Малфое, был совершенно искренним. — Спасибо тебе, правда. И то, что за мгновение до этого ослабло внутри, крепко сжалось вновь.

⁂

— Во сколько мы пойдем? Гермиона села рядом с Драко за слизеринский стол, и ответ вылетел у него из головы. Они же совсем не общались внутри замка: он обещал, что сразу после чаепития оставит ее одну, поэтому не мог заговорить с ней сам. По Большому залу тут же пронесся шорох перешептываний, который Малфой проигнорировал, а Грейнджер, казалось, и вовсе не заметила. Она взяла булочку, дабы приступить к показушному приему пищи, но Драко плавно накрыл ее руку своей и опустил ту на деревянную поверхность стола. От такого действия Гермиона с недоумением взглянула на него, а он, тем временем, высвободил из ее пальцев несчастную выпечку. — Мне твоя игра знакома, Грейнджер. Со мной не сработает. После этих слов он приманил небольшую глубокую тарелку с дальнего края стола. Легкий овощной суп был не слишком наваристым, а потому не подверг бы ее отвыкший от еды желудок пищевому расстройству. Количество содержимого оказалось прискорбным, но Малфой предположил, что только с таким она и сможет справиться. Протянув ложку, он вперил в Грейнджер пронизывающий взгляд. Бросил вызов. Со стороны когтевранцев донеслись шипящие обвинения, мол, он явно использовал какой-то коварный метод контроля над Гермионой, но Драко на это просто закатил глаза. — Доешь его, Грейнджер, и я скажу тебе, где и когда хочет встретиться Тео, — упомянул он общего друга в качестве мотивации. Вырвав ложку из его руки, она принялась за суп, пусть и не преминула перед этим окинуть Малфоя испепеляющим взором, надув губы. Правда ела она предельно медленно — к каждой порции мысленно готовилась, задерживая ложку у губ, прежде чем собраться с силами и положить ту в рот, сначала прожевывая овощи, и только после проглатывая бульон. В первый раз даже слегка вздрогнула, будто это действие интуитивно казалось неправильным, однако, не прекратила есть. Драко ощутил на себе чужой взгляд и, посмотрев на преподавательский стол, увидел, что Макгонагалл с благодарностью улыбается. Стоило ему мимолетно удержать на себе ее внимание, как директор одобрительно кивнула. Это вызвало дискомфорт, поэтому он снова перевел взгляд на Грейнджер. Когда она поспешно попыталась допить бульон, ее глаза широко раскрылись, лицо слегка покраснело, а сухожилия на шее напряглись. — Грейнджер, нет, — предостерег ее Драко. — Не принуждай себя, иначе плохо станет. А если хотя бы капля рвотных последствий окажется на мне, я не ошибусь, сказав Тео, что ты и вправду умерла и нет больше надобности утруждаться расспросами о твоем состоянии. Отчаянная потребность хоть в каком-то позитивном социальном взаимодействии заставила ее притормозить, и Малфой вернул внимание своему ужину. — Раз Тео так обеспокоен, почему выходит, что я сама ничего от него не слышала? — спросила она. — Хм, — тихо усмехнулся он. — Тео не очень нравится признавать собственное небезразличие по отношению к… Что ж, да к чему угодно. С начала семестра я получил от него всего пару вестей. А в последнем письме было написано лишь время, место встречи в Хогсмиде и фраза: «Чтобы был там, как неприлично бледный мерзотный штык», что от лица Тео, по сути, является сопливой нежнятиной. Единственная строчка послания также требовала, чтобы Малфой «притащил с собой эту мертвую суку», а столь оскорбительный термин только доказывал, насколько же высоко Нотт ценил Грейнджер. Она рассмеялась, и звон ее смеха пронесся по сдержанной тишине зала, привлекая к ним еще больше настороженных и подозрительных взглядов. Драко же смотрел на Гермиону. Она широко улыбалась, зажимая между зубами ложку, и выглядела ярче, чем ему доводилось наблюдать за последние недели. Так сокрушительные волны тревоги, обычно скручивающие все внутри при мыслях о ней, сменились сонным плеском. Малфой, и сам слегка улыбнувшись, заметил, что Грейнджер справилась с супом, но как только он решил приманить добавку, она замотала головой. Кудри растрепались, развеяв по воздуху аромат ванили и лаванды. После недавнего мытья ее волосы стали пушистыми. Очевидно, она приняла к сведению его намек на опрятность. Это вызывало странные ощущения — так заботиться о ком-то. Быть нужным. Концентрировать все свое внимание на благополучии другого человека. Драко нахмурился, прокручивая в голове эти мысли и свойственные им последствия. Сегодня Грейнджер сама пришла, чтобы сесть рядом. Отыскала его. Прониклась к нему большим доверием. На его разум снизошло озарение — если он сейчас уйдет, то неизбежно подвергнет ее опасности. А ведь он не ставил перед собой такую цель, им просто двигало любопытство. Теперь же им овладело противоречивое чувство ответственности, которое не очень-то хотелось испытывать, однако оно уже появилось. — Итак? — спросила Грейнджер, подпрыгнув на месте от переполняющего ее восторга. Она была… Это было… Ну, она выглядела счастливой, вот и все. — Кабанья голова, завтра в двенадцать тридцать, — произнес Малфой слегка натянутым голосом. — Хорошо! Будет здорово, — она склонила к нему голову. — Не хочешь пройтись со мной? И вот, пожалуйста, Грейнджер уже вскочила на ноги и направилась к выходу, но все же остановилась, решив дождаться ответа. — А ты куда-то собралась? Она кивнула в сторону двойных дверей, ведущих в главный вестибюль. — Давай же. Можешь поразмыслить над собственным ответом в попытке понять, обижусь ли я на отказ, пока будешь создавать барьер, — произнесла она, закатив глаза, и пошла дальше. Малфой осушил стакан с тыквенным соком и последовал за ней. Быстро догнать ее не составило особого труда, и она ухмыльнулась, когда он так и сделал. — Ты знала, что я накладываю чары? — Нетрудно было понять, — поддразнивающим тоном ответила она. — Я думал, ты можешь у… — Грейнджер моментально пронзила его взглядом, и Драко сменил тактику. — Я подумал, вдруг сосуд, вмещающий твой дух, потеряет свои свойства, если я не сделаю этого? — Ловко выкрутился, — пробормотала она. — Значит, не позволяешь мне слишком быстро разложиться. Весьма научный подход с твоей стороны, должна отметить. — Единственное, что действительно стоит отметить, так это твою неспособность направлять магию — вот это явно вызывает недоумение. Хотя, вероятно… — он прервался, неловко оттянув галстук, но затем решил быть честным, поскольку ей, судя по всему, это нравилось. — Ладно, Грейнджер, смотри. Я не собираюсь верить в то, что ты мертва, потому что помимо твоих слов нет никаких доказательств, подтверждающих это. Как и в прорицаниях, я требую на йоту больше, чем слово одного чокнутого, чтобы поверить во что-то, — он вскинул брови, осматривая ее с ног до головы, показывая, насколько трелоничными считает ее своенравные утверждения. Данный аргумент смягчил ее излюбленную оппозиционную реакцию, и Грейнджер сжала губы в кривоватой улыбке. — Я могу принять эту логику. — Однако, — продолжил он, — то, что сейчас у тебя не выходит использовать магию, зависит от настроя. Твое сознание верит, что ты не можешь, по этой причине так оно и есть. — Но я хочу этого больше всего на свете, — вздохнула Гермиона, ее окутала тоска. — В этом я не сомневаюсь, — ответил Малфой, пока они проходили через прилегающую к замку территорию, направляясь к лесу. — Однако хотеть и верить в свои силы — это совершенно разные вещи. Она согласно кивнула. Некоторое время они шли молча, пока Грейнджер не спросила: — Почему ты здесь, Малфой? — Экзистенциально или биологически? — съязвил Драко, и последовавшее за этим раздраженное ворчание только позабавило его. — Все с тобой ясно. Тогда расскажи мне что-нибудь. — Зачем ты спишь в гробу? Уверен, в теплой постели ты была бы в равной степени лишена жизни, — поинтересовался он. — Это не рассказ, а вопрос, — возмутилась она. — Может, это и вопрос, но я его рассказал, — с ухмылкой возразил Малфой, и Грейнджер снова драматично вздохнула. Притворное раздражение уже перерастало в настоящее. — Как же я скучаю по Гарри и Рону, — мечтательно протянула она. — С трудом поспеваешь, Грейнджер? Нуждаешься в более приземленных умах, чтобы ставить свой так называемый интеллект выше других? Она возмущенно фыркнула. — Еще чего. Просто они, в отличие от тебя, обладают более покладистым темпераментом. Настала его очередь фыркать в неверии. — Сущая неправда. Уизли всегда выводил тебя из себя, ты вечно на него злилась. — Может, именно это и заводит меня больше всего, — выдала она. Малфой усмехнулся, а Грейнджер, досадно простонав, стукнула его по руке. — Только посмотри, что ты заставил меня ляпнуть! Ты, дубина неотесанная! — Сколько времени, говоришь, ты провела с Тео перед судом, Грейнджер? В этом чересчур гневном оскорблении отчетливо кроется яд, которым Нотт бы весьма гордился. Тогда Гермиона по-настоящему рассмеялась, и всплески ее смеха напомнили летний дождь при свете солнца. Казалось, она испытала облегчение от того, что он пропустил ее ляп мимо ушей. — Я обратилась за помощью к Тео, чтобы внести в свидетельские показания несколько личных штрихов. Оказалось, он предоставил самую полезно бесполезную помощь из всей, что я только могла получить. Мне потребовалось три дня, чтобы понять — чем больше оскорблений по отношению к чему-либо он использует, тем больше ему это, на самом деле, нравится. Ну или же сами оскорбления, в зависимости от обстоятельств. — Верно. Судя по рассказу о том, как он обратился к Поттеру прозвищем, состоящим из трех слов, могу заверить — он по уши влюблен, — заключил Малфой. — Только не говори ему, что я так сказал. Он умеет дуться, как никто другой. — Забавно. Про тебя он сказал то же самое, — она посмотрела на Драко, изогнув губы в улыбке, а он притворно надулся, и это заставило ее рассмеяться вновь. — В общем, после того, как я в первый раз пригласила его на площадь Гриммо, он так и не ушел. Думаю, он все еще там. — С Тео всегда так. Он не человек, а паразит. Хихикая, она снова стукнула его. — Ты слишком жесток. Он милый. — Он — Нотт. Игра слов вызвала у Гермионы ухмылку. Приятно было видеть, как светились ее глаза. Они сияли так же, как и ее летний, солнечный смех. Но потом Малфой вспомнил одобрительный кивок Макгонагалл и все, что с ним связано. Возложенные ожидания. Он и без того нес на себе столько нежеланной ответственности, что на пару жизней хватило бы. — Хм, выглядишь как мертвец, подустал? — она поддразнила внезапно упавшее настроение Драко, когда, скрестив за спиной руки, повернулась к нему и наклонилась вперед, разглядывая его поникшее выражение. — Обычно, мне было бы все равно, но… Малфой бросил на нее недоуменный взгляд, и Гермиона выпрямилась в ожидании его ответа. Он не клюнул на наживку, поэтому она беспечно продолжила: — Прямо как я на третьем курсе, когда пришлось использовать маховик времени, чтобы успевать на занятия по всем предметам. — Погоди, что? — он посмотрел на нее, дабы удостовериться, что это шутка. А Грейнджер кивнула. — Нелепо, правда? Дать тринадцатилетней девочке маховик времени только для того, чтобы она смогла посещать все уроки, при этом стараясь не переутомиться, чему, естественно, ни в малейшей степени не помогла необходимость выполнять непомерный объем работы в попытках спасти гиппогрифа. — Выходит, написание свидетельских показаний это, скорее, хобби, а не разновидность благотворительной деятельности? Мне определенно полегчало, — как бы невзначай размышлял он. Она фыркнула от столь бестактного обесценивания ее трудов, но затем посерьезнела. — На самом деле, готовясь к суду над Клювокрылом, я поняла, что с точки зрения карьеры хотела бы заниматься именно этим. Я многое для себя вынесла из отзывов Визенгамота о написанных мною показаниях. — Странно, что зверя освободил некий поворот судьбы, а не твоя эрудиция, Грейнджер. — После этих слов она прикусила губу так пакостно, что Малфой искоса взглянул на нее. — Хорошо, я сдаюсь. Что ты сделала? — Что ж, повезло, что уже четырнадцатилетней девочке-подростку со склонностью к учебе и чтению книг они по собственной же глупости доверили маховик времени, с помощью которого она и смогла спасти не только обвиняемое Малфоем волшебное существо, но и ожидающего казни двоюродного дядю Малфоя. Мерлин. Она выглядела настолько восторженной, словно ей уже не терпелось признаться в этом хоть кому-нибудь. Потенциально — конкретно ему. Причем довольно давно. Судя по триумфальной улыбке на лице Грейнджер, Малфой был уверен, что его выражение во всей своей потрясенной красе, должно быть, стоило того ожидания. — Хочешь сказать, тебе удалось спасти и Сириуса Блэка, и гиппогрифа? С помощью маховика? Он мог бы брызнуть слюной от шока, но, будучи довольно интеллигентным волшебником, естественно, не стал. — В ту же ночь мы вырубили профессора Снейпа, увидели, как питомец Рона превратился из крысы в Пожирателя смерти, спаслись бегством от оборотня и чуть не погибли от стаи дементоров. К сожалению, тот год, если оценивать объективно, выдался наименее авантюрным. Кроме того, я не только влепила тебе пощечину, но и посмотрела на это со стороны, — она слегка маниакально улыбнулась. — Все еще иногда вспоминаю… — Ты сумасшедшая, — Малфой недоуменно помотал головой. — Определенно точно — до мозга костей, сумасшедшая. Неудивительно, что Тео тобой очарован. К этому моменту они подошли к могиле. Оба уставились на прямоугольный сосновый гроб со слегка потрепанной обивкой. На сей раз Грейнджер, казалось, не решалась спуститься в него. Она нервно перебирала пальцами, как будто не была уверена, что именно хочет сделать. Стоило ей нерешительно встретиться с Драко взглядом, как он понял — Грейнджер нравилось, что ему пока не удалось разозлить ее. — Ты не против, если я прилягу? — с ухмылкой спросил он, указав на яму. Она беззвучно ахнула, глаза расширились от изумления. — Зачем? Поскольку «зачем» не означало «нет», Малфой спрыгнул вниз, залез в гроб, улегся на спину, скрестив пальцы на груди, и посмотрел на ночное небо, игнорируя озадаченное лицо Грейнджер, что слегка загораживало вид. Видеть, как по бокам возвышаются утрамбованные земляные стены, в странной мере успокаивало. Расслабившись, он почувствовал, как дыхание стало размеренным и глубоким. Грейнджер опустилась на траву возле края могилы, легла на живот и, положив голову на руки, начала рассматривать Драко, как артефакт в музее. — Как я выгляжу? — спросил он. Она вскинула брови, прикусив в раздумьях губу, и Малфой закрыл глаза, чтобы не обращать внимания на предательский бунт, образовавшийся внутри при виде этого. — Мертвым, по правде говоря, — уверенным тоном ответила она. — И как я? — уточнил он. — Ангел во плоти. Чуть приоткрыв глаз, Драко заметил, что Грейнджер немного сменила позу, согнув и скрестив ноги. Теперь она подпирала голову рукой, коварно ухмыляясь, а ее левая стопа лениво покачивалась. Гермиона прикусила язык, слегка высунув тот в его сторону, прежде чем сказать: — Падший. Прямо как дьявол. — Ну и оксюморон, — протянул он. — Дьявол — это всего лишь ангел, сбившийся с пути, — надменно пояснила она. Малфой почувствовал, как от беззвучного смеха под пальцами задрожала грудная клетка, а после коротко усмехнулся. Грейнджер смотрела в лес, непринужденно проводя указательным пальцем по нежной коже за ухом. — Знаешь, моя начальная школа была католической. — Это очень многое объясняет, — приподняв брови, ровно произнес Малфой. — Ты знаешь о католицизме? — спросила она, снова удивившись, но ответ быстро пришел на ум. — Ах. — Тео, — одновременно произнесли они. Грейнджер громко рассмеялась, и Драко увидел, как от этого движения на ее шее дернулась жилка. — Я никогда не слышала фразу «Святой Отец рукоблудов», пока Тео не начал жить с нами, — с ностальгическим выражением лица поделилась она. — Думаю, он настолько очарован магловскими религиями, что может быть одинаково богохульным, куда бы ни пошел. В награду за остроумный комментарий Малфой получил очередной приступ смеха, Грейнджер уткнулась головой в локоть. После того, как ее веселье рассеялось, она села на край ямы. — Ладно, я спускаюсь. — И ты хочешь, чтобы я пододвинулся, полагаю, — протянул он так, словно не собирался этого делать. — Ха, — усмехнулась она с уверенным, бросающим вызов взглядом, — можешь остаться, если хочешь, — ее тон предельно четко передавал нежелание подобного исхода. Она спрыгнула в яму у подножия гроба и, скрестив руки на груди, с ожидающим выражением прошлась по Драко взглядом с ног до головы, как бы говоря ему подниматься. Малфой же, вместо этого, взмахом палочки расширил гроб так, чтобы места хватило на двоих, теперь стенки упирались в землю. Он ухмыльнулся, испытывая самодовольство при виде того, как у Гермионы приоткрылся рот. — Завтра проще будет пойти вместе, если я уже здесь, — сказал он, ответив на ее вызов своим. Грейнджер могла бы попросить его уйти, и он бы ушел, или… — Славно. Она решительно перекинула ноги через подножие гроба и улеглась на бок, плотно прижавшись спиной к атласной обивке, лицом к Драко, затем сбросила с себя туфли, он сделал то же самое, и она пронзила его взглядом, вопрошающим: «И что теперь, а?» Наложив защитные чары и согревающее заклинание, Малфой снял верхнюю мантию, трансфигурировал ее в одеяло и накрыл им как себя, так и ее. Проделывая все с неторопливой беспечностью, Драко в полной мере наслаждался раздражением, которое Гермиона испытывала из-за того, что конкретно эту битву умов выиграл он. Однако, когда он повернулся к ней с очередной ухмылкой, на ее лице уже отражалась точно такая же. — Получается, ты будешь спать в лесу, в гробу с мертвой девушкой. Ты ведь понимаешь это, верно? — Все, что можешь сделать ты, я сделаю лучше, Грейнджер. — Ладно, тогда для начала попробуй уснуть, — подстрекнула она. Пока Малфой бегло изучал ее лицо, наблюдая за тем, как длинные ресницы медленно опускаются на щеки с каждым замедленным морганием, он почувствовал, как тяжелеют и собственные веки. — Грейнджер? — спросил он уже с закрытыми глазами. Он понял, что она слегка пошевелилась, услышав шорох атласной и, на удивление, удобной обивки гроба. — Да? — То, что ты сказала на прошлой неделе, о неосознанных выборах… Я понимаю. Между ними повисла тяжелая тишина — сила, похожая на приливную волну, что отдаляла их друг от друга, а затем сближала. Он снова услышал, как Грейнджер шевельнулась, и в этот раз она все-таки решилась опустить руку ему на плечо. Слегка сжав, всего один раз, после чего быстро убрала. Что-то крохотное дрогнуло внутри от этого прикосновения. — Я знаю, что понимаешь, — прошептала Гермиона. Малфой предположил: быть может, тем вечером она подняла эту тему, используя все самые резкие, жестокие слова, только для того, чтобы он задумался? Была ли испытываемая им вина настолько очевидной или ее синдром спасателя был таким ненасытным? Вероятно, ни то, ни другое. Он размышлял о взаимоотношениях с Грейнджер за последние пару недель. Больше всего на свете она хотела, чтобы ее поняли. Здесь и крылась подсказка. Крик о помощи. Надежда, что он сможет обнаружить подтекст в открытом контексте. Он услышал, как выровнялось ее дыхание, когда она впала в беспамятство, и почувствовал, как легко поддается тому же притяжению, погружаясь в сон.