Hello future

17.08.1969г. Бетел. Вудсток.

Третий день фестиваля.

      Шёл третий день фестиваля, людей не убавлялось, казалось, наоборот, их стало больше. Август изменчив — некогда чистое голубое небо затянули серые тучи. Ренджун с самого утра слышит препирания на тему погоды. «Точно ливанёт» и « Пронесёт». Интересно узнать, кто выиграет в споре на десять долларов. Ренджун ставит на Джисона, хоть и надеется, что выиграет Ченлэ. С недавнего времени он ненавидит дождь, напоминает ему о собственном состоянии. Становится тоскливо. Особенно после сумасшедшей ночи, когда ему пришлось выслушать, как каждый из его шести друзей потрахался вблизи фургона. Он бы порадовался, но не искренне. Из-за них он не выспался, и им пришлось выйти лишь после обеда.       Джэмин не унимается, то и дело смотрит на руку, теперь на безымянном пальце поблёскивает кольцо. Не понятно, кто светится больше: тонкая полоска бисера или сам Джэмин, пытающийся меньше акцентировать на этом внимания, чтобы не смущать своего парня. Не стоит вопрос, кто первым сделал этот жест. Джено романтичный, но расчётливый, ему нужно выверить каждый шаг, начиная от размера кольца и заканчивая заготовленным текстом, поэтому, если бы он сделал предложение, то оно точно выглядело бы иначе. От фургона тянулись бы гирлянды, вокруг всё в свечах, и Джисон с гитарой на заднем плане играет Элвиса Пресли и его знаменитую песню «Не могу не влюбиться». Вот тогда, под переливы струн, Джено встанет на одно колено и попросит остаться с собой на оставшееся столетие. Классический Джено, выросший на девчачьих рассказах и фильмах с правильной любовью. В таких обязательно присутствовали цветы, приличный наряд, кафе и разговоры ни о чём, пока провожают до дома, после свидания. Будь Джэмин девушкой, так бы всё и было, приходил с накинутой на плечи курткой и охапкой пионов. Кокетничал у калитки, прежде чем чмокнуть в щёку и быстро убежать в дом. Про предложение без широкого жеста не было и речи. Для Джено важно, чтобы всё было идеально.       Джэмин же абсолютно другой. Он спонтанный, заботливый и не может сдерживать свои чувства. Говорит в тот же момент, как подумал, будь то комплимент или резкое высказывание. За что ни раз получал тычком по рёбрам или мелкий щипком в плечо. Ему могла прийти идея сделать нечто подобное на фестивале. Вывалить на Джено все свои чувства, вручить ему кольцо и обнимать оставшуюся ночь.       Джисон подозрительно тихий. Старается не задерживаться взглядом на Ченлэ, не тогда, когда он смотрит в ответ. Что-то определённо произошло ночью, и Ренджун подозревает, что их милый Джисон теперь не такой невинный, каким был ещё день назад. Даже у детей романтики больше, чем у него за всю свою недолгую жизнь, и он искренне рад такому раскладу. Ченлэ превратился в липучку — всё время трогает своего парня, раньше то не отлипал, а теперь совсем приклеился. Теребит его волосы, чтобы поправить случайно выбившуюся прядку, хотя таковой не было, подает руку, чтобы встать со стула, будто Джисон действительно в этом нуждается. Не говоря уже о странном походе в лес. Кажется, он что-то выбросил. Никто решает не вдаваться в подробности, особенно когда у Джисона щёки становятся в цвет макового поля.       Танцы превратились в нечто ленивое: вся страсть отдалась второму дню, явив собою нежность. Вялые покачивания, лёгкие движения руками по телу и мотание головой из стороны в сторону. Хотелось больше прикосновений, объятий, единства.       Двое на траве ласкали друг друга, девушка подставлялась под поцелуи, шире разводя ноги в стороны, чем смущала и одновременно заинтересовывала. Ренджун постарался отойти так, чтобы не цепляться взглядом за пару, но не мог перестать думать. «Если она родит, то какое имя даст? Останется ли что-то от места, в котором зачали этого ребенка? Расскажет ли об отце, если её кратковременная интрижка не выльется во что-то большее, чем просто секс на фестивале?»       — Это странно, — Говорит рядом стоящий парень. И когда только успел подойти?       — Что именно? Обкуренный секс на траве или реакция других людей на это?       — Ты стоишь один.       — Я не… Потанцуем?       Этот парень танцует в стиле робота, абсолютно неуклюже, корчит лицо, чем смешит Ренджуна. Так глупо и так хорошо. Он старается подстраиваться и повторять за эмоциями, делать угловатые движения, но выходит лишь громко смеяться, сгибаясь пополам. Он совершенно не похож на тех, с кем он встречался ранее. Выше, волосы грубее, кожа смуглая, согретая солнцем, и очень искренняя улыбка. Она подкупает всё больше, когда после неё берут за руку без намёка на что-то большее, отчего сердце тонет в нежности. Её держат в своей руке, не переплетают пальцы, как это обычно делают парочки, сжимают еле ощутимо, и это ощущается куда интимнее поцелуев в шею. Ренджун не задумывается над намерениями, отдаваясь моменту.       К сожалению, Ченлэ проиграл и будет должен десятку Джисону. Вместе с сильным ветром хлынул дождь. Люди искали, чем укрыться. В ход шло всё: пакеты на голову, газеты, журналы, которые почему-то были здесь, листы которых, скорее всего, использовались в качестве самокрутки. Накрывались покрывалами, собираясь в кучи, они быстро намокали и становились тяжелыми. Вот-вот наступит конец всему фестивалю. Организаторы бегали вокруг сцены, накрывая оборудование. Одна искра могла поджарить их, как зефир, который они ели на ужин.       Артист продолжил играть на гитаре, несмотря на творившийся хаос, как вдруг за стойку с микрофоном встаёт мужчина и громко кричит: «Нет дождю!». Он повторяет это несколько раз, пока люди не обратили на него внимание и на удивление, как один подхватили его настрой. Огромная толпа противостояла погоде, не давая испортить праздник. Казалось, даже сильному урагану не унять их единства. Свободу, которую они обрели, не сломить даже стихийному бедствию. Ренджун был одним из них: поднял скреплённые руки вверх и громко повторял за всеми. Было в этом что-то своё, по истине необходимое.       — Мы собираемся уходить. Идёшь?       Джэмин, будто извиняясь, наклоняется к Ренджуну, чтобы тот его услышал. Если бы не новая компания, он бы просто потащил его за собой, чтобы тот не остался мокнуть. Это коллективное решение держаться вместе было принято ещё до поездки. Джено выглядывает из-за плеча, вытягивая ладонь над головой своего парня. От дождя вряд ли поможет, но выглядело определённо мило.       Ренджун оборачивается, смотрит вниз, закусывая губу. Будет неловко, предай он уговор, но и отпускать незнакомого парня не хочется. Тот тоже в ожидании, неглупый и прекрасно всё понимает, сам ослабляет хватку, чтобы выпустить руку из своей. Ренджун не один, и он не имеет права его задерживать. Они даже не знают имён друг друга. Просто два парня, которые обменялись парой фраз.       — Пойдёшь со мной? Это странно, можешь отказаться, я пойму.       — Куда угодно.       «Безумный».       Ренджун улыбается, тащит за собой, пробиваясь сквозь людей. Он не может сдержать смех, внутри странная лёгкость, когда чувствует мягкое прикосновение к своей открытой ладони. Сердце не вырывается наружу бить тревогу, сигнализируя об опасности. Приятное покалывание на кончиках пальцев — впервые он сам не хочет отпускать руку. Люди смирились с дождём, со всем, что происходит вокруг, перестали прятаться в своих укрытиях, подставляя лицо под прохладные капли. Каждый из них был собой, открытым и наивным, ребячился, играя в лимбо, пачкая босые ноги в грязи. Оголяли душу и тело, не скрывая ничего под слоем одежды и чужих предубеждений. Бедствие, которого все так боялись, оказалось лишь ещё одним дополнением прекрасной истории. Хаос упорядочился.       Ренджун старается не упустить из виду спину Джено, чтобы не потеряться, но то и дело оглядывается назад, не упускает ли он что-то более ценное.       Добежав до палатки, они промокли насквозь. Одежда ложилась второй кожей, облегала каждый участок тела и уродливо свисала вниз. С волос капало прямо на пол, образуя мелкую лужицу. Ренджун достал из своей сумки сложенное полотенце и протянул своему гостю. Накинул и себе на шею небольшое. Только сейчас он заметил, какой бардак творится в фургоне. Почему он не убрался раньше? Сидения выглядят неопрятно, совсем на него не похоже, и всё же именно он спал здесь четыре ночи, и именно ему принадлежат брошенные на пол шорты. Спасибо, что трусы он всегда убирает в пакет. Парень вытирает голову, шею и лицо, пока Ренджун капается в сумке, надеясь, что не так плохо выглядит сзади.       — Мы сможем повесить мокрую одежду, как только пройдёт дождь, и извини, это всё, что у меня было.       Ренджун протянул сложенные шорты и футболку, которую ещё не успел надеть: слишком жарко было для длинного рукава.       — Всё нормально, это даже больше, чем я рассчитывал.       Жар приливает к лицу, распространяясь на шею и уши. Мокрая ткань не скрывает красивого тела, торчащих сосков и пресса, который так хорошо был очерчен под белой майкой. Парень стягивает её через голову, не стесняясь смотреть в глаза. Замялся на некоторое время, оглядываясь по сторонам, и кидает её на пол. Ренджун рад, что смог сохранить достоинство и невозмутимый вид и вместе с ним повернуться спиной. Картина, как капли стекают по груди, пропадая во впадинке пупка, станет самой развратной в его жизни девственника. Пряжка ремня ударяется о пол, привлекая к себе внимание. Ренджун мельком оборачивается, чтобы посмотреть. Теперь он ещё и извращенец, когда его взгляд ловит такой же любопытный. Парень смотрит с вызовом, наблюдая за реакцией.       — Эм, так значит, ты китаец? Живёшь в Манхэттене или где-то еще?       «Где-то ещё, естественно, он живет ещё где-то. Как же тупо. Позорище».              — Прости, я волнуюсь.       — Это мило. Да, я из западной части китайского квартала. А ты?       — Живу там же, но вблизи корейской части. Могу спросить, как звучит твоё полное имя?       — Вэнь Цзюньхуэй. Цзюнь, как в «красивый», Хуэй, как в слове «великолепный», но можно Джун, а твоё?       — Хуан Жэньцзюнь, мама и друзья называют Ренджуном, так что ты тоже можешь меня так звать… Сколько тебе лет?       Джун усмехается, завязывая шнурок на шортах. Поворачивается спиной, давая возможность переодеться. Вряд ли удобно находиться в мокрой одежде, и так стараясь игнорировать влажные трусы под сухим бельём. Копошения позади теперь более активные, и он продолжает, чтобы не добавлять неловкости в сложившуюся ситуацию.        — Это анкета бойфренда?       — Прости, можешь не отвечать, это было лишним.       — Хорошо, Ренджун. Мне двадцать один год. Родился десятого июня 1948 года. Рост шесть футов, вес в сто сорок девять фунтов, группа крови B, люблю острые кислые блюда, ненавижу баклажаны, не ем обычный белый рис, нравится читать фантастику и держаться за руки. Котов люблю больше собак, но если тебе нравятся пёсики, то я смогу это принять. Предпочитаю проводить время дома на диване в обнимку.       Ренджун смеётся с этого вслух. Ему тоже нравится проводить время дома больше, чем в шумных компаниях, хоть их семерку и нельзя назвать таковой.       Подхватывает две кучи мокрого белья и кидает на одно из передних сидений. Главное — не забыть повесить позже. К нему разворачиваются, и теперь он может видеть лицо напротив.       — Хорошо-хорошо, подходишь. Я готов забрать баклажаны и рис на себя.       Джун тоже смеётся, кивая. Наступает приятная и неловкая тишина. Ренджун не знает, что сказать, чувствует лишь, что нужно. Ему хочется слушать чужой голос, и не важно, о чём именно они будут говорить. Впервые это он кого-то тащит в машину, а не его. Садится на «диван», скидывая сумку, и приглашает присоединиться к нему, хлопая по месту рядом. Прошёл всего час, а с этим человеком уже произошло так много всего. Он не знает, что нужно делать дальше, но накрыть их пледом кажется очень романтичным и нужным. Возражений не поступает, его коленка задевает чужое бедро, и Ренджун замирает.       — Я хочу задать ещё один вопрос, — Джун внимательно слушает. — Почему ты решил подойти? По мне видно, что мне нравятся парни?       — О, вот ты о чём. Признаюсь честно, у меня плохое зрение, так что я не сразу разглядел в тебе гея. Поэтому сомневался, стоит ли мне подойти.       Ренджун тяжело вздохнул. Неужели он настолько очевидный, раз со стороны люди могут сказать, что ему нравятся члены? Конечно, он не дурак и знает, как выглядит. Милый азиат, худой как спичка, с таким сложно представить даже маленькую и хрупкую азиатку, лишь в качестве сестры, не более. Мечта большого мужика, любящего покорных мальчиков. И всё же. Джун подносит руку к своему лицу, чтобы оставить лёгкий поцелуй на запястье.       — У тебя браслет такой же, как у меня, черно-синий в полоску, это выдало тебя.       Ренджун, наблюдавший за движениями, наконец понял. Вчера Джэмин сделал ему подарок, сразу после ярмарки, повязал и сказал что-то вроде: «На счастье, не снимай». Вот так удача. Было бы хорошо, найди он этот браслет раньше, не пришлось бы терпеть стольких мудаков.       Джун касался его уже так много раз, ни одно из прикосновений не осталось без внимания, отпечаталось горячим следом, на удивление, после них не хотелось вымыться мочалкой, растирая кожу, или протереть салфеткой тронутый участок. Наоборот, хотелось запомнить, где трогали пальцами, прижимались губами, оставить это ощущение в памяти. Возможно, он даже зависим, хочется попросить ещё.       В глазах напротив Ренджун видел себя, настоящего себя. Уязвимого, потрёпанного, трусливого, готового сбежать в любой момент. Желающего любви, одобрения, принятия. Ту часть себя, которую он привык прятать так глубоко, чтобы никто и никогда не смог вытащить её наружу. Ткнуть в грудь, зажать в угол и предъявить за ложную личность, которую он в очередной раз презентует людям. До этого момента он считал себя потерянным в чужом мире, придуманном не для него, блуждал среди белых фигур, не зная, как вернуться. Слишком далеко забрёл, чтобы видеть реальность. И лишь теперь он чувствует себя на месте. Сидя на кожаном сидении рядом с человеком, способным прочесть мысли, находящиеся на поверхности.       Чувствует ли он, как сильно к нему хочется прижаться? Ренджун придвигается ближе, стук сердце отдаётся в ушах от чего-то так громко. Чужое лицо близко — можно чувствовать малейшее колебание воздуха, которого ему сейчас так не хватает. Джун закрывает глаза, замирая в ожидании.       Ренджун вздрагивает и отдаляется, скользя назад по кожаной обивке, она громко скрипит. Их прерывает неожиданный стук в окно. Дождь закончился, но они были слишком увлечены, чтобы это заметить. Джун мило улыбается, кивая то ли себе, то ли Ренджуну, успокаивая. Всё хорошо, у них ещё будет время это обсудить. Если им есть, о чём говорить и то, что между ними произошло, не было лишь в его голове.       Джэмин всё же смог разжечь костёр припрятанными под фургоном ветками и недоеденной пачкой картофельных чипсов. Из-за большого содержания масла они неплохо горят. Одна из немногих полезных вещей, которым научил его отец. В детстве это производило невероятное впечатление, сравнимое с волшебством. Тогда он ещё мог искренне радоваться таким мелочам.       Небольшая кастрюлька висела на металлическом крючке, в ней грелось красное вино из запасов отца Ченлэ. Самое время закинуть пакетик цитрусовых с пряными специями. Ренджун купил этот набор в чайной, как ему сказали, он точно подойдет для глинтвейна — тёплого напитка, которого им так не хватало сейчас. Алкоголь не ощущался настолько крепким, хоть Ченлэ и утверждал, что взял какое-то ядрёное, перепутав с обычной настойкой.       Джэмин сидел вплотную с Джено, то и дело поглядывая на их руки, отпивая поочередно из одного стакана. На плечи накинули плед, что они посоветовали сделать всем: теперь в кругу четыре кокона, греющихся возле костра. Ренджун прижимался к боку незнакомого парня, пока тот незаметно поправлял плед, прижимая свою ладонь к пояснице. Смущённая улыбка проскальзывала на лице друга, пока он отпивал глинтвейн из стакана Джэмина, который он любезно предоставил, чтобы хватило и на их гостя. Марк переглянулся с Джено, немой вопрос повис в воздухе, нужно лишь решить, кто его задаст. Джено коротко машет головой, отказываясь начинать первым, Ченлэ и вовсе опускает голову. Донхёк сжимает руку Марка и кивает в сторону друга.       — Ренджун, может, познакомишь нас? Как-то неловко сидеть, не зная даже имени.       — Да, эм, это Джун. Джун, это мои друзья.       — Приятно познакомиться и простите, если смущаю вас своим присутствием.       — Как ты относишься к геям? — этот вопрос режет слух, звучит достаточно громко. Марк тут же шипит, потирая только что ущипнувшее бедро. Донхёк даже не скрывает, что сделал это. Смотрит зло, будто он сказал что-то не то. Разве не лучше узнать с самого начала? Чтобы ранимое сердце друга снова не пострадало, и им не пришлось его успокаивать совместной арт терапией. Марк рад, что это не очередной белый ублюдок, а как минимум кто-то, с кем они смогут поехать в один район. Этот парнишка просто не может быть расистом по отношению к ним и точно не будет воспринимать Ренджуна как необычный эксперимент. У них один разрез глаз, здесь не до экзотики, если только он не вырос исключительно в обществе белых и понятия не имеет, как выглядят другие азиаты. Джено вздыхает, но соглашается с Марком: когда-нибудь им пришлось бы узнать об этом.       Джун поднимает брови в удивлении, будто не расслышал вопроса. Правильно ли он всё понял? По напряжённым лицам можно подумать, будто его не об ориентации спросили, а сразу о намерениях на дальнейшую жизнь. Что-нибудь про свадьбу, сколько детей хочет и достаточно ли у него денег, чтобы обеспечить их другу беззаботную жизнь.       — Я к ним отношусь.       Их реакция такая милая, похоже, они вздохнули с облегчением. Можно лишь догадываться, через что прошёл их друг, но такая забота удивляла, согревая душу. Их семёрка не была друзьями, это что-то большее — семья, опора, братья из разных семей, готовые защитить друг друга.       — Добро пожаловать, Джун.       Ренджун улыбнулся, наконец расслабляясь, он и не заметил, как сильно был напряжён. Плечи больше не были подняты в попытке спрятать голову, теперь они расправлены, позволяя дышать легче. За общей болтовней Ренджун не сразу замечает взгляда на себе. Джэмин широко улыбается ему, подмигивая. Перехватывает из руки Джено стакан, едва приподнимает, наклоняя в его сторону, и делает глоток. «За твоё счастье». Ренджун благодарно кивает, переводя взгляд на Джисона. У него в руках гитара, он складывает одну ногу на другую, чтобы иметь опору. Настраивается, проводя по струнам. Звук хороший, чистый, не фальшивит. Прежде чем начать играть, Ченлэ вытаскивает из кармана свёрнутый платок. Треугольный, яркий, с принтом, который они видели недавно на ярмарке. Повязывает на шею, смущаясь чуть меньше, чем сам Джисон, и целует в щёку. Мимолетно, едва касаясь губами, как обычно делает, когда на них смотрят. Джэмин хватается за грудь, пока Джено пытается удержать плед на его плечах. Их мальчик такой взрослый. Перебирает по струнам, тихо напевая.

Положи голову на моё плечо,

Обними меня, малышка,

Прижми меня, ох, как крепко,

Покажи мне, что ты тоже меня любишь.

Прикоснись своими губами к моим, родная,

Хочу, чтобы ты поцеловала меня разок, малышка.

Просто поцелуй на ночь, возможно,

Ты и я влюбимся друг в друга.

(Ты и я влюбимся друг в друга).

      Ченлэ укладывает свою голову на плечо, покачивая ногой туда-обратно. На его руке болтается красно-белый браслет из бисера. Джисон говорит о своих чувствах намного громче, чем можно услышать. Ченлэ любит намного больше, чем может представить.       На сцене пел последний исполнитель, пока у них был свой личный концерт. Голос Джисона погружал глубоко в свои мысли, заставляя задуматься о значении собственных чувств.       Ренджун измотан сегодняшним днём и рад закончить его вот так. Греясь о горячий бок, потягивая глинтвейн из одолженного стакана, представляя, как его собственного касаются чужие губы там же, где были его. Думая о руке на своей пояснице, о том, как кончиками пальцев постукивают по выступающим рёбрам, легко так, в след переборам струн. У Ренджуна в животе нет всякой живности по типу бабочек, которые то и дело порхают внутри, он давно в это не верит, вытравил всех, но трепет окутывает его каждый раз, стоит словить ответный взгляд. Хотя он не уверен, какого именно цвета у него глаза. На фестивале они имели цвет янтаря, отражая в себе серые тучи, в фургоне, если смотреть совсем близко, были похожи на горячий шоколад, который он так любил пить по выходным. Тёплый, согревающий изнутри, заставляющий расслабиться. А сейчас они были чёрными, в них плясали жёлтые огоньки, если смотреть сбоку. Джун улыбается, стоит песне закончиться. Небо снова чистое, и теперь в его глазах отражаются звёзды, Ренджун хочет запомнить их такими.       Джун неловко топчется на месте, не зная, куда деть плед и себя в том числе. В фургоне мало места для них двоих, и они не обсуждали момент с ночлегом, как-то не было времени и мыслей. За то сейчас их предостаточно. Ренджун смотрит на переднее сидение, чёрт, он забыл убрать мокрые вещи. Может, они как-то сами собой высохнут за ночь? В машине достаточно тепло, а с утра он обязательно повесит их сушиться. В любом случае, позволить провести всю ночь, сидя в таком кресле, будет очень жестоко.       — Не против спать со мной?       — Нет, если для тебя это нормально.        — Всё хорошо, я ведь сам предложил. Будет немного тесно, но это лучше, чем спать сидя.        — Обещаю не ворочаться во сне.       Ренджун смеётся. Ложится на сидения, двигаясь к спинке как можно ближе. Джун присоединяется к нему, осторожно укладываясь рядом. Вытянуть ноги не получается от слова совсем, если только не высунуть их в окно, ещё и другие укладываются между собственных. Места мало, Джун пытается не сильно зажимать, но ещё немного и сам свалится на пол. Ренджун в попытках сделать лучше, приподнимается и тут же потирает ушибленный лоб.       — Извини, думал будет удобнее, если я лягу повыше.       — Можешь лечь ко мне на руку, так будет лучше.       Ренджун лежит, уткнувшись в грудь. Старается вдохнуть глубже, касаясь носом шеи, почувствовать, чем пахнет Джун. Слышится запах собственного порошка, которым он стирал вещи перед поездкой, корица и отдаленно пряность гвоздики. Джун смотрит в глаза напротив, повторяя то же, на чём их прервали ранее. Не отстраняется, когда к нему прижимаются губами, лишь прикрывает веки. Ренджун горит, отдавая всего себя в этот поцелуй, краснеет ушами и не может оторваться. Просто удерживает себя рядом, прижавшись губами к губам. Они тёплые и мягкие, не настойчивые, не просящие ничего больше, чем он может сейчас дать.       — Это мой первый поцелуй.       Джун гладит его по щеке. Ничего не говорит, просто смотрит на длинные ресницы, как они медленно поднимаются и опускаются, проводит большим пальцем по губам и наклоняется к ним, когда те приоткрываются. Сминает нежно, прислушиваясь к каждому движению. Ренджун цепляется пальцами за футболку на его спине, сжимает в кулак, оттягивая на себя. Выдыхает в губы, робко отстраняясь. Его тело пробивает мелкая дрожь, от чего он пытается укрыться в объятиях.       — Это мой лучший поцелуй.       Джун не врёт, выдавая правду. Накрывает их пледом, прижимаясь щекой к чужой, слегка влажной макушке. Обнимает второй рукой за плечо, вслушиваясь в дыхание на своей шее.       Впереди их ждёт ещё несколько часов ожидания в пробке и дорога до Манхэттена. Лёгкое теснение на задних сидениях, пытаясь уместить четырёх людей вместо трёх, и удивительно-смешная история от Донхёка, которую он подслушал, сидя впереди парочки подружек. Лёгкое прикосновение к руке, чтобы никто не смог заметить, только чувствовать пальцы на своей ладони. Запах мятной жвачки, смешанный с лемонграссом и августовской жарой. Уже ничего не будет, как прежде. Жизнь разделилась на «до» и «после» Вудстока. Три дня любви и музыки никогда не покинут их сердца.