Исповедь греховных

      — Вы как? — раздается голос в дыму и темноте. Этот голос принадлежит Жану. Только сейчас они с Кевином смогли прийти в себя да подняться на ноги, стойко встав. Вокруг царит тишина да ужасающий дым, который заставляет задыхаться. Хочется свежего и холодного воздуха, чтобы он озарил легкие. Но сейчас они — заключенные в этом помещении вместе с пламенем, что неожиданно вспыхнуло в низах. Оно еще совсем малое да невинное, чтобы начинать паниковать, приходится держать себя в руках, иначе это могло угрожать им задохнуться в дыму.       Рене поднимается с пола собственными силами, кажется, когда исчез крест, их всех жестоко откинуло в стену. Ее плечо болит из-за удара, а сама она пошатывается, кое-как стоя на ногах. Тело ноет, а на лице ее улыбка.       — Лучше некуда! — задорно отвечает она, а после судорожно начинает искать Элисон, та сидит на полу, сняв с себя капюшон, она прикрывает нос и рот. Подниматься, кажется, ей не хочется, ее глаза устремлены на огонь, который совсем скоро мог добраться к ним. Понятия никто не имеет, каким образом этот огонь явился.       — Думаю, нам стоит отсюда бежать, — Кевин тяжело дышит, он откашливается, и Жан, держа его за плечи, начинает двигаться в сторону одного из подземных коридоров, тихо молясь.       Рене осматривает Элисон да протягивает ей слегка дрожащую руку. Девица улыбается, вот только в ее улыбке нет того безумия. Там таится страх за Элисон. Она странно дышит и одной рукой держится за затылок, а после протягивает эту же руку Рене, а там виднеется кровь: затылок Элисон кровоточит. Она наверняка сильно ударилась им об стену, но Рене только тяжело сглатывает и хватает свою возлюбленную за окровавленную руку, чтобы потянуть осторожно на себя, да придерживая ее больной рукой.       Нижние коридоры монастыря полыхают. Огонь, кажись, движется со всех сторон, и выйти на улицу можно было только через главный ход, пробираясь эмпорами, что выглядывали на двор. Это было небезопасно, ведь дьявол, гуляющий на свободе, спокойно мог их заметить да убить. Движение осуществлять дальше невозможно, дыма становится все больше и больше, а легкие горят так же, как пылают низы. Эти стены пылают. Такое невозможно, оно не может просто взять и загореться. Это все вина дьявола, он начинает блуждать монастырем да нести за собой огненное марево.       Им не везет. Корпус монастыря, где они оказываются, так же полыхает огнем. Они случайно сталкиваются только с одним монахом, который спокойно, несмотря на огонь, кой полыхал в комнатах с живыми людьми да криками, шел по коридору, да не обращал внимания на происходящее. Он был расслаблен да столь умиротворенный, словно сам и поджог корпус.       — Рекомендую вам ускориться, не то огонь догонит, — Николас, который шел впереди, вальяжно разворачивается к ним. — Случаем, святого отца не видели? У него вроде как книга, где есть молитва, что все здесь остановит.       — Ваймак? — вдруг спрашивает Кевин, а Николас с интересом наблюдает за ними, видя, что меж ними проведена греховная связь, он улыбается, но это схоже на злорадную ухмылку. Он разворачивается, не отвечая на вопрос Кевина, да продолжает идти впереди них, вслушиваясь в льющиеся крики вокруг. — Жан, нужно найти Ваймака, он единственный из Совета, кто выжил здесь.       — Постой, Кевин, — Жан пытается остановить его, но тот почему-то рвется к святому отцу, даже не зная, где он может быть. Кевин вырывается, начинает бежать, несмотря на слабость в ногах, несмотря на дым вокруг стоячий. Несмотря ни на что. Жану приходиться ринуться за ним, дабы быть уверенным, что с Кевином все будет в порядке.       — Вот же самозванцы… — шепчет Николас себе под нос, а после кричит вслед: — Бог в помощь!       Элисон освобождается из хватки Рене, да старается идти самостоятельно. Тяжело передвигаться, когда все перед глазами плывет. Голова неимоверно раскалывается, но они уверены, что сейчас их настигнет свежий воздух да холод. Николас идет с ними не спеша, рассматривая, как в многих комнатах начинает из ниоткуда появляться странное пламя. Оно было необычно, настолько сильно, что не было другого объяснения кроме того, что это действительно проделки дьявола. Они втроем спокойно двигаются к выходу, зная, что свежий воздух вот-вот настанет, а они смогут упасть в снег и позволить себе почувствовать спокойствие. Крики грешников, кои были закрыты в своих комнатах, начинают сильно резать слух, из-за чего голова Элисон только сильнее расходиться трещинами, и Рене вновь приходится ее поддерживать, дабы дотянуть к выходу.       Кевин с Жаном бегут в сторону зала для заседаний, бегут сквозь дым, сквозь холодный воздух, что просачивался с улицы. Идущий снег смешивается с дымом, который тянется к небу. Корпус грешников уже горит, но корпус старших монахов все еще не тронут. Стоило быстрее двигаться к залу Совета, иначе могло случиться непредвиденное.       Кевин бежит, потому что внутри него колыхается тревога. Он чувствует потребность увидеть святого отца, даже если это не спасет их жизни, даже если это может стать их гибелью. Кевин нуждается в том, чтобы удостовериться, что с Ваймаком все в порядке. Его тянет к залу, словно они цепями связаны. Кевин благодарен Жану, который бежит вместе с ним рядом, не оставляя его одного. Жану плевать, угрожает ли это их жизни, он должен быть рядом с Кевином — и это единственное, о чем он мечтает.       Куда один — туда другой.       Если Кевин бросится в огонь, Жан последует за ним.       Им удается попасть в зал совета и увидеть, как Ваймак судорожно лежит у стены, прямо как они в низах, когда дьявол разгневался. Ваймак дышит тяжело, двигается с трудом. Его одежды немного сожжены, но ему удалось потушить огонь, который наверняка возник из-за горящей книги. Ее можно заметить у ног святого отца.       — Отче, вы как? — кидается Кевин сразу к Ваймаку, видя некое счастье в глазах мужчины. Он болезненно улыбается да приподнимается, дабы взглянуть в испуганные глаза Кевина. Жан подходит к ним, осматривает Ваймака, нет ли серьезных повреждений, но удар был слишком силен, потому святому отцу нужна помощь, чтобы подняться на ноги. Они с Кевином осторожно, чтобы не принести боли, помогают ему встать. Ваймак стонет от боли да жмурится, но все же встает, ибо позволить себе пасть в глазах юношей не мог. Он благодарен им, что они все же пришли за ним. Не хочет он думать о грехах. Не хочет думать о чем-то другом, кроме как о том, что за ним вернулся сын. Кевин поддался их кровной связи и не смог оставить его на произвол судьбы. Сердце болит, но это скорее от счастья и теплоты.       Ваймак не может ответить на вопрос Кевина ни ложью, ни правдой, потому просто кивает в знак того, что жив, а это самое главное.       Им нужно выбраться на улицу. Им нужно выбраться на свежий воздух, пока огонь не ринулся дальше.       Закрывая за собой двери, они не замечают, как Исповедь Греховных вновь начинает полыхать огнем, кой разносится по всему помещению.

***

      Аарон сидит за столом в кабинете лекаря. Это единственное опустошенное место, в которое почти никто не заглядывает. Кабинет лекаря подразумевает собой маленькое помещение с двумя стульями по разные стороны прямоугольного стола, кой одиноко стоял посреди помещения. Кабинет лекаря — это лишь стол и четыре стены, а на столе лежал прибор.       Нож.       Точнее быть, это был стилет. Острый да опасный.       Кабинет лекаря — это на самом деле место, где грешников допрашивают, они сидят напротив старших монахов да вываливают всю правду о содеянных грехах. Это место называется так, потому что находится недалеко от одиночных палат. Можно сказать, это был тупик коридора, по которому раскидывались двери, ведущие к пострадавшим грешникам, коим необходима была помощь.       В монастыре никогда не позволяли подобному случится, не было того, что грешникам позволяли здесь оказаться, позволяли им спастись. Нет. Монастырь был до того жесток, что даже не всем греховным монахам была позволена помощь. Лишь единицы могли заполучить подобное благословение. Аарон сидит на стуле да нервно дергает ногой. Из-за очков с ужасными линзами глаза слезятся, и ему приходится их снять. Пальцы неимоверно судорожно потирают глаза, пытаясь избавиться от дискомфорта.       Аарон не может перестать смотреть на стилет и думать о своем брате. Именно об Эндрю, как о брате, а не как о собственном отражении в зеркале. Он понимает, что Эндрю — это Эндрю. Не он.       Живот скручивает от того, когда он вспоминает, что именно он выжег плоть Эндрю. Именно он причинил боль своему брату. Он думал, что очищается от собственных грехов, не видел он перед собой брата, Аарон видел себя. Его никогда не заботила боль других. Его никогда не заботила его боль. Но его заботит то, что он причинил вред своему брату. Он наконец видит в Эндрю не себя. Не свое греховное отражение, а близнеца. И от этого тошнотворно становится. Не знает как ему быть. Монастырь вырастил его таковым, что он никак не смотрит на других. Только с пустотой или отвращением. Только с серьёзностью и жестокостью. Но никак не с печалью да тревогой. Наказания он всегда принимает как благословение Бога. Это очищение и дорога в Рай.       А теперь он понимает, что Эндрю связан с ним кровными узами. Он никогда не вредил своей семье, а Эндрю — его семья. И он навредил ему.       Стоит что-то сделать. Он не в силах жить с таким грехом до конца жизни.       Очки разбиваются, выпадая из рук на пол.       На стуле напротив вальяжно раскинулся неизвестный юноша с рыжими локонами волос да голубыми опасными глазами. Как он оказался перед Аароном? Как он оказался незамеченным?       — Здравствуй, — опасная, до ужаса опасная и грозная улыбка растекается на его лице, и спина Аарона, кажется, начинает болеть от напряжения. Начинает болеть от того, что его тело сковывает что-то невидимое. Взгляд этого юноши заставляет его сжаться да перестать дышать. — В монастыре с недавних пор завелся дьявол, тебе ведомо?       Аарон тяжело дышит через нос, кое-как сдерживая тошноту из-за тревоги. Зубы вот-вот разрушатся от силы, с которой он сжимал челюсть. Рвотные позывы так и рвались наружу. Ему становится все хуже и хуже, когда он продолжает глядеть да глядеть на того, кто сидел перед ним. Он не знает, кто это, но от него веет неимоверная опасность. Угроза, кой он и его улыбка пропитаны. Аарону ужасно страшно становится от одного его вида. Стилет перед глазами вдруг оказывается не его оружием, а его смертью.       — Ч-чего ты хочешь? — гневно да дрожаще спрашивает Аарон. На него навалилась тревога за Эндрю, а теперь и пронзительный страх из-за этого юноши. От него исходило безумие. От него исходила смерть в огненном мареве. Мозг слишком ослеплен тревогой, не может соображать.       — Чтобы ты убил дьявола. Ты ведь знаешь, кто он, не так ли?       — Нет, не знаю, — осторожно шепчет он, будто на кону его жизнь.       — Нет, знаешь, — утверждает юноша да угрожающе приближается к стилету. Совсем близко. Опасно. Аарон понимает, что в нем сплошной страх да и только. Он не может контролировать тревогу. Она по всему телу. Вдруг юноша говорит то, что Аарон не готов был услышать: — Твой брат — дьявол.       Одно осознание, что Эндрю — его брат, душит. Осознание, что он может быть дьяволом, и вовсе заставляет увидеть, как жизнь проносится перед глазами, и наступает тьма. Зря он оказался здесь. Зря он пожелал спрятаться от всех да поразмыслить обо всем. Зря он не выколол себе глаза когда-то в детстве после того, как случайно увидел оголенное тело какой-то женщины. — Он не может быть им, — Аарон помнит слова Ваймака, помнит, как тот утверждал и доказывал, что Эндрю не может быть дьяволом. Эндрю — спасение сего монастыря. — Не может…       — Одумайся, — шепчет юноша, а глаза Аарона глядят на стилет, который тот пододвигает к нему. — Он — олицетворение твоих грехов. Неужто ты не желаешь избавиться от них? Ты очистишь себя, когда покончишь с ним.       — Я не могу… — кое-как выговаривает Аарон надрывисто, задыхаясь от собственных слов. Задыхаясь от тяжелого взгляда Нила перед ним, который пленил его разум, заставил его позабыть о главном, что убивать — грех. Грех. Аарон не может этого сделать, нет. Только не Эндрю. Только не его брат, которого он принял несколько мгновений назад. Не может Аарон так поступить, но на него давят. Нил все ближе да ближе протягивает ему стилет, и Аарон желает, чтобы им убили его, а не чтобы он убил кого-то, кто связан с ним кровными узами. Он сильно жмурит глаза, сдерживая ненавистные слезы. Они явились еще до этого из-за линз, но сейчас это был страх. Слезы шли, потому что он боялся. Он задыхался от такого напористого взгляда Нила, который шептал ему: Убей Эндрю. Убей. Убей… — Убивать – грех.       Его слова повисают в тихом писке. Впервые с ним подобное случается. Впервые он ощущает животный страх, дикую тревогу, словно все, что копилось в нем эти двадцать лет, просто вылезло наружу, как мертвые тела из колодца, а все было из-за Эндрю. Из-за того, что он оказался в этом монастыре да стал сущим кошмаром для Аарона.       — Не тогда, когда это во благо, — Нил поднимается со стула, и в этот момент Аарон желает сбежать, но его словно цепями приковали. Не может сдвинуться, не может даже наблюдать за похождениями Нила, а тот подходит к нему столь близко, что Аарон может ощутить мертвенное дыхание. Его отсутствие. Нил не дышит, а только смотрит пристально на него да глазами пожирает. Пальцы, кончики которых черны да будто гнилы, касаются его подбородка, и голубые глаза пленят своим проклятием. Аарон не видит ничего, кроме опасного взгляда. Его глаза слезятся, но развидеть смерть перед собой он способен. — Ты слабак, Аарон, раз не можешь убить дьявола. Он специально надел на себя твое лицо, чтобы одурманить тебя, — эти черные пальцы брезгливо вытирают слезы с уголков глаз, и сердце Аарона, кажется, больше не бьется, он замирает, все в нем останавливается, потому что смерть уже касается его. — Убей его и ты навсегда избавишься от всех грехов.

Никто и никогда не может быть безгрешным.

      Аарон всегда желал быть безгрешным. Всегда мечтал очиститься от всего и вся, он желает быть рабом Божьим, желает быть примером для остальных монахов, славиться отстраненностью и благословением Бога, славиться тем, что безгрешен. Аарон не может совладать собой, не может взять свой разум под контроль, потому что смерть и желание стать безгрешным обвивают его здравый рассудок. С каждой секундой он успокаивается, с каждой секундой теряет самообладание, да принимает решение: стать безгрешным.       Взять стилет в руки, да получить одобрительную улыбку от самого дьявола.       Аарон ослеплëн, он не понимает, на что идет. Он думает только о том, что желает избавиться от грехов.       Потому стилет в его руке. Потому он заставляет Нила убрать его руки от лица. Дьявол довольно улыбается, радуясь, что его обман произошел удачно, что он смог одурманить разум Аарона, да заставить его приблизить гибель монастыря. Если он убьет Эндрю, дьявол пророчества продолжит нести гибель по миру, продолжит нести разрушения и смерть. Единственный, кто видел молитву — был Эндрю.       Нил провожает Аарона взглядом полного победы. Но это не его взгляд.       Нил уже не принадлежит себе. Его тело полностью охвачено дьяволом пророчества.       Он смотрит на то, как Аарон на ватных ногах уходит из помещения, дожидается, пока он скроется за дверями, дабы провести по столу когтями, образуя то, что вызовет огонь и поглотит гибелью это место. Огонь будет двигаться по коридорам и вовсе дойдет к молитвенному залу, а сейчас важно пустить пламя, дабы оно окружило Эндрю. Дабы спасение было сожжено.       Аарон позволяет голосу дьявола в своем разуме повторять да повторять, что он — грешен. Пока в этом мире есть кто-то, кто имеет с ним одно лицо, одну фамилию и кровь. Он обязать убить Эндрю, иначе никогда не видать ему Божьего благословения, никогда не видать ему покоя. Очиститься — все, чего он желает.       Лишь на суде Божьем сравнятся твои грехи и дела добрые, да определят твои поступки место твое.       Ему желанно избавиться от каждого греха в своем сердце. Стилет в его руках, который он сжимает с такой силой, что рукоять начинает повреждать кожу, — оружие. Путь к благословению. Ему будет подвластно не только благословение, но и общественное восхищение: он покончит с дьяволом!       Со своими грехами.       Эндрю — всего-то звезда на беззвездном темном небе, ее стоит уничтожить, дабы небо навсегда осталось чистым, без единой яркой крапинки. Эндрю должен умереть, чтобы монастырь остался в безопасности. Чтобы монастырь остался в здравии.       Аарон тяжело дышит. Он не может осознать происходящего, не может опомниться, потому что охвачен дьяволом, стоит перед слегка приоткрытыми дверями да заглядывает внутрь, дабы увидеть Эндрю, который стоял на ногах. На ступнях, которые Аарон ему крестами сжег. Стойко стоит и так спокойно спиной к дверям, рассматривая что-то на тумбочке, что Аарон понимает — Эндрю дьявол, несущийся гибелью по этому монастырю. Стилет в руке оказывается тяжелым. Он сжимает его сильнее, да сглатывает образовавшееся тошнотворное сплетение в горле. Возможно, ему до смерти желанно избавиться от грехов, возможно, он вновь видит в Эндрю своего брата и отдельного человека.       Неуверенность движется по телу адреналином. Он открывает двери осторожно, благо, комнатушки пациентов малы, и Эндрю, услышавший скрип дверей, успевает повернуться, чтобы резко перехватить руки Аарона, не давая ему ударить ножом. Взгляд Эндрю болезненный, ему больно от ступней. Он стоял на них, как на гвоздях, а сейчас, ударившись об тумбу, где были остатки пепла от молитвы, боль вновь охватывает почти смертельной агонией. Если он не умрет сейчас от стилета Аарона, то умрет от болевого шока.       Эндрю не хватит силы, чтобы сдержать Аарона и его яростного желания убить его. Он чувствует, что стилет вот-вот достигнет его головы. Эндрю крепко схватился за запястья Аарона, почти намертво. Он глядит на стилет, который угрожает ему смертью, который блещет металлом и угрозой. Один взгляд на Аарона, и Эндрю видит в его глазах нечто, что разбивается в дребезги. Нечто, что застывает в слезах. Их толком не было, они сверкали лишь в уголках глаз, но этого было достаточно, чтобы Эндрю почувствовал сильный укол сердца.       — Прекрати, — строго говорит он, когда Аарон только тяжело вдыхает воздух сквозь зубы да начинает все сильнее пытаться добраться к Эндрю стилетом, не слыша его. — Прекрати!       Он уворачивается из-под стилета, да заставляет Аарона сильно удариться об тумбу и потерять равновесие. Он заходит за спину, но ступни, которые начинают пылать от боли, подводят его, и Эндрю падает на пол, оглушая Аарона своим криком. Тот с диким пылом бросается к нему и вновь нависает опасностью. Эндрю снова приходиться сдерживать его, схватив за запястья.       — Ты — грех! Дьявол! Ты должен умереть! — последние вздохи и силы, последний рывок, и стилет оказывается в опасной близости от шеи Эндрю.       И тогда он осознает, что хочет жить.       — Молитва! — кричит он Аарону, и тот вдруг замирает. Эндрю ощущает острие, что надавливает на его кожу. Он тяжело дышит, почти задыхается, судорожно проговаривая: — Я могу доказать, что я не дьявол, я знаю молитву! — он готовится начать ее рассказывать, но Аарон, вдруг проснувшись от омута дьявольского, отпускает стилет, дрожа над телом Эндрю, он тревожно закрывает его рот, начиная отрицательно кивать.       — Закрой рот, если ты ее прочтешь, она больше не будет действенна, — Аарон дрожащими руками отстраняется от Эндрю, прикрывая свое лицо. Он осознает, что тот юноша затмил его разум, что он — дьявол. Что перед ним стояло само исчадие Ада, да заставляло совершить самый страшный грех — убийство. — Боже, прости меня за содеянное, — стилет больше не в его руках, но ярость да желание стать безгрешным все еще дрожит на кончиках пальцев, все еще хранится в слезах, что скопились в уголках глаз. Аарон все так же нависает над Эндрю, а тот продолжает чувствовать неимоверную тревогу, вслушиваясь в слова, которые нашептывает Аарон: — Господи, прости, что позволил дьяволу овладеть своим разумом, — его руки в молитвенном жесте сложены, а на устах молитвы да прощения.       Эндрю прячет стилет себе за спину, прижимаясь к двери. Его ноги болят, но это все равно не мешает ему приподняться и хмуриться тому, как Аарон сидит перед ним на коленях да молится Богу, судорожно вымаливая прощения за грехи. Ему этого не понять. Он чувствует неимоверный дискомфорт, слыша одно и то же. Слыша, как Аарон извиняется за то, что позволил дьяволу взять над ним контроль.       Позволил дьяволу охмурить его разум.       Эндрю кое-как, но все же пытается встать на ноги, в руках сжимая стилет. Он морщится от сильной боли, потому что ступни не смогут зажить за столь короткий срок. Благо, он перевязал их после Нила, а теперь понимает, что тот, который заходил к нему, делал это для того, чтобы попрощаться, ведь понимал, что зло настигнет. Теперь Эндрю понимает почему именно он обязан прочесть молитву — он единственный, кому известен дьявол. Большинство неуверенные, несмелые, они не полезут в бой к дьяволу зачитывать молитву. Эндрю нечего терять, кроме собственной жизни и Нила. Он чувствует неимоверное притяжение к нему. Чувствует, как ему сейчас больно, потому что дьявол пророчества берет над ним верх. Эндрю знает, что делать. Знает, как ему вернуть Нила. Потому он — спасение. Он единственный имеет влияние на дьявола. На гибель.       Кое-как держится на ногах, и молитва Аарона вдруг прекращается. Он больше не видит собственное отражение, он видит человека, который просто очень сильно на него похож. Видит Эндрю, который сжимает стилет столь крепко и ненавистно, словно сейчас отзеркалит действия Аарона и нападет на него. Это пугает, потому Аарон моментально подрывается на ноги, боясь, что его карма будет в виде близнеца, что убьет его так, как собирался его убить Аарон.       — Ты собираешься убить дьявола этим? — спрашивает Аарон, но его голос подрагивает, срывается, и кажется, что помещение наливается запахом дыма. Он ставит именно этот вопрос, боясь получить в ответ: «Нет, тебя».       — Это не для дьявола, — заявляет Эндрю, пустыми глазами смотря на Аарона. Он может принять его как брата, но он не сможет простить его деяния. — Это для меня.       Лицо Аарона резко меняется с печального на испуганное, он не понимает, что Эндрю имеет ввиду.       — Ты собираешься умереть, не остановив дьявола, когда главное оружие, молитва, у тебя на руках?!       — Нет, я собираюсь сделать то, что собираюсь, и лучше тебе сейчас покинуть монастырь, — Эндрю понимает, что ощущает дым. Скверный запах уже движется по коридору. Стеклянные глаза Аарона на него никак не влияют. Он разворачивается, оставляя его позади, что достаточно сильно гневит того. Аарон не понимает Эндрю, злится, что тот безрассудно поднимается с пола на ноги да движется в коридор, которым уже двигался дым. Аарон не может утихомирить ярость, навязанную ему дьяволом, потому он следует за Эндрю, почти спотыкаясь.       Раны Эндрю расходятся, будто швы, кое-как сдерживающие два полотна, словно корсет, который ненадежно затянули. Его раны саднят. Ожоги начинают кровоточить и оставлять следы за собой. Эндрю следит за движениями Аарона. Он встревоженный, будто боится смерти. Боится, что сейчас на него обрушатся все грехи да Божья кара.       Аарон лишь на долю секунды засматривается в сторону края коридора — того самого помещения, в котором он столкнулся с дьяволом. Он не успевает среагировать, как Эндрю, несмотря на открытые раны на ступнях, продолжает идти вперёд по коридору и вырывается с поля зрения Аарона всего за малое мгновение. Он сразу ринулся к брату.       Всё ещё странно смотреть на Эндрю как на того, кто является твоим родственником, Аарону тяжело это признавать, но Эндрю — есть Эндрю. Он не его грехи, он — не его отражение, и нужно принять Эндрю как отдельную личность. Принять его. Но он не готов это сделать прямо сейчас, пока отголоски дьявольского плена все ещё витают в его разуме, пока он не готов позволить этому случиться. Молиться да молиться Богу, чтобы все было хорошо, пытаясь догнать Эндрю. Раненный, а бегает быстрее, чем здоровый.       Потому что Эндрю был встревожен тем, что это случилось. Он до последнего был ослеплён образом Нила, что не слышал даже того, что ему говорили прямо о гибели. О возможной гибели не только монастыря, но и самого дьявола. Он понимает, что единственный, кому известна молитва. Он прочел ее, выучил и знает, что стоит говорить. Но боится, что это может навредить Нилу.       В нем борются два состояния, и ни одно из них не желает вредить Нилу. Эндрю хочет избавить его от мучений и дьявола пророчества, хочет избавить его от мук, но он так же желает оказаться с Нилом в одном огне. Только если это уничтожит их обоих. Он согласен на все, лишь бы не лишиться Нила. Казалось, они связаны. Настолько сильно, что Эндрю мог пройти и в слепую к Нилу, ощущая его нахождение. Он всегда все это время был настолько близко, насколько Эндрю даже не догадывался. Он все время был рядом, да исцелял его в худшие моменты. И в очередной раз оказался около него, но уже в своем истинном облике, дабы облегчить Эндрю жизнь, дабы исцелить его и вернуть способность ходить. Ему не удалось этого сделать, ибо сил было недостаточно. Нил не слабый. Он опасный, да только не для Эндрю, но тогда ему не хватило собственной силы, потому дьявол пророчества смог взять над ним контроль.       Эндрю не нравится то, что Аарон шагает за ним. Не нравится то, что он находится рядом. Сжимает стилет в руке жестоко, чтобы наконец-то развернуться и выпалить.       — Тебе нужно идти на улицу, монастырь уже горит.       — Благодарю за наблюдательность, но я не буду следовать твоим указам, — строго отвечает Аарон да хмурится, когда Эндрю, секунду подумав, говорит:       — Желаешь быть убитым дьяволом да никогда не попасть в Рай после смерти? — он ухмыляется, но это больше издевательская ухмылка, чтобы позлить.       Аарон хмурится ещё сильнее.              — Гореть бы тебе в Аду.       — Если ты не заметил, то сейчас монастырь превращается в настоящий Ад, ступай, — подталкивает Эндрю Аарона в спину, дабы тот ринулся в молитвенный зал к главному выходу пока не поздно. Пока есть шанс выбраться наружу. Пока огонь только начинает ползти к залу со всех сторон да корпусов.       Эндрю оказывается здесь: в опустошенном молитвенном зале, куда огонь ещё не добрался. В его голове мерцают те самые слова из отрывка бумаги. Он прокручивает их в голове, да поворачивается к кресту, на котором виднеется Лютер. Его распяли. И Эндрю знает, кто это сделал.       Его кровавые следы тянутся за ним, да начинают полыхать огнем. Он замечает, как несёт пламя за собой. Секунду подумав, он осознает, что находится в окружении пламени. Находится в центре всего происходящего.       Что ему стоило делать?       Он не знает.       Он не понимает ничего.       Больше тело ему неподвластно.       Тяжело осознать происходящее.       Тяжело начать ему противостоять.       Сложно. Невероятно сложно начать читать молитву, когда это может означать потерю Нила с его жизни. С его души. Тяжело позволять из уст вырваться тем заветным словам, которые остановят огонь.       — О, Всевышний, — говорит Эндрю дрожащим голосом оглядываясь по сторонам. Он закрывает глаза, сильнее сжимая стилет в руках. — В этот час исповеди, я смиренно предстою перед Тобой. Окутанный огненным маревом собственных грехов, я взываю к Твоей милости. Прости меня за все мои прегрешения и очисти душу мою скверную. Дай мне силы противостоять искушениям и темным силам, кои стремятся погубить меня…       Не успевает он договорить свою молитву, как чьи-то жесткие руки хватают его за горло столь сильно, что поднимают над землёй. Эндрю пугает эта неожиданность, пугает эта духота и злобность дьявола, который жестоко схватил его за горло, начиная душить. Всего мимолетное мгновение и его задушат. Его шея будет сломана. Он кое-как открывает глаза, чтобы увидеть перед собой те самые голубые глаза.       Они не сверкают так, как Эндрю привык видеть. Они не сверкают защитой. Они искрят смертью. Глаза блеклы и несвойственны Нилу.       Перед ним был не Нил.       Перед ним был кто-то, кто способен без лишних колебаний задушить его.       Эндрю задыхается и понимает, что ему необходимо дочитать молитву. Он видит в глазах нечто, что ещё может говорить о Ниле. Эндрю понимает, что если ему будет больно, Нил окажется рядом.       — Да прибудет Твой свет в моем сердце, и да защитит меня Твоя благодать…       Это было ошибкой, это было самой худшей ошибкой, потому что огонь ринулся в эту залу, огонь ринулся к нему. Эндрю чувствует, как языки пламени охватывают молитвенную залу, поглощая ее, как они вот-вот затронут его и его одежды, поджигая. Он не может пошевелиться, ощущая, как воздух не поступает в лёгкие. Паника начинает разливаться по его телу, но оно вот-вот умрет. Эндрю вот-вот потеряет сознание. В мгновении ока его поглотит кромешная тьма.       Тело действует быстрее. Тело не слушается мозга и действует так, как считает правильным. Стилет, который не выпал из его руки чудом, острием направляет на его бедро. Руки слишком слабы, он может утерять стилет, может лишиться единственной надежды на спасение Нила. Не думает Эндрю о своем спасении, только о спасении Нила.       Острие стилета кое-как впивается в его бедро, и этого недостаточно. Боль в шее все ещё невозможна. Эндрю не может открыть глаз, не может заставить себя глядеть в голубые глаза Нила, не принадлежащие ему. Они больше не искрят чем-то безопасным да родным, они больше небезопасные. Нил больше не защитит его от боли. Нил не может взять над собой контроль даже тогда, когда Эндрю ощущает неимоверную агонию. Осталась единая надежда, что стилет поможет.       Эндрю сильнее вонзает в свое бедро стилет, и почти слышит, как его шея ломается. Чувствует застрявший крик где-то в недрах тела и разума, слышит огонь, касающийся его тела. Он не может видеть ничего, кроме темноты. Он не может чувствовать ничего, кроме агонии. Пламя обжигает, а Нил почти сломал его. Почти сломал шею, беспощадно раздавливая кости. Надежда на то, что собственная кровь Эндрю вызовет у Нила хоть какую-то реакцию. Он желает, чтобы Нил пришел в себя. Боль Эндрю, его кровь, должна заставить Нила разгневаться, вытеснить дьявола пророчества из тела, дабы направиться к Эндрю.       Стилет вонзается из последних сил в бедро. Эндрю хочет повернуть его, даже если это может быть больно, даже если это лишит его ноги, он желает вернуть Нила любым способом. Он желает вернуть голубые глаза, кои смотрят на него с неимоверным доверием да защитой. Эндрю желает вернуть Нила, но сил его недостаточно, когда вокруг пламя пленит, а сильная дьявольская рука трощит его кости.       Рука на горле дрожит, и тогда Эндрю из последних сил приоткрывает глаза, дабы завидеть в горящем океане страх. Дабы увидеть, что Нил видит его, что он чувствует его агонию и боль. Огонь начинает обжигать сильнее, дышать невозможно, кислороду неоткуда взяться. Не откуда взяться силам, которые закончат молитву да сотрут пророчества с мира сего. Нет надежды, что ему удастся вернуть Нила. В глазах лишь отголоски, а пламя вот-вот поглотит его целиком, поглотит его тело.       Нил борется. Внутри него борьба за тело, внутри него борьба за Эндрю. Он старается взять над своим телом контроль, потому что не может смотреть, как его же руки причиняют его свету боль. Как он задыхается и ломается, медленно умирая в руках. Нил столь неожиданно отпускает его, что Эндрю начинает только сильнее задыхаться и откашливаться. Он больно падает на пол, а Нил на коленях перед ним дрожит, схватившись за голову.       Нил кричит.       Кричит, желая избавиться от дьявола, но огонь только сильнее охватывает их, и помещение погружается в полный хаос, огонь касается кожи, обжигает, но сильнее Нила ранит дьявол внутри, разрывающий его тело. Разрывающий его разум. Эндрю лежит на полу, пытаясь схватиться хоть за каплю чистого кислорода, но видит сквозь пламя и слезы Нила, сидящего на коленях, он кричит и умоляет не забирать Эндрю. Умоляет не отпускать его, а не трогать Эндрю. Умоляет дьявола пророчества позволить Эндрю выжить, пусть он тело Нила заберет, но Эндрю оставит жить.       Эндрю не хочет жить там, где не будет видеть Нила. Где не будет его.       Эндрю кое-как двигается к Нилу с последних сил, ползая по полу, стараясь не думать о том, что пламя охватит сейчас все его тело. Он приближается к кричащему на коленях Нила и приподнимается, ощущая, как боль парализовывает. Движение ладони — он прикасается к мокрым от слез щекам Нила, который уже не в силах сдерживать ни боль, ни дьявола. Он не кричит, когда чувствует, как Эндрю к нему прикасается.       Лишь одна последняя строчка молитвы, и пророчества нет. Еще одна строчка, и настанет спасение, но наступит их гибель.       Если это позволит им умереть вместе — так тому и быть.       Эндрю заканчивает молитву шепотом так, чтобы она была слышна только между ними.       — Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа.

Аминь.

      Нил глядит на него стеклянными от слез глазами, а Эндрю уже не чувствует жизни в собственном теле. Его веки дрожат, закрываясь, и последнее, что он видит перед собой — чернейший дым, смешивающийся с криками агонии и проклятий. Нила ломило пророчество, оно вырывалось из его тела, вырывалось болезненно, почти троща кости внутри. А вместе с пророчеством, Нил чувствует, как его покидает его сущность. Дьявольские силы покидают его, оставляя лишь тело. Лишь оболочку.       Он не осознает, как сквозь слезы и крики пытается вернуть Эндрю к жизни, пытается исцелить его ожоги и вернуть телу жизнь, а в легкие — воздух. Нил не осознает, когда встает на ноги с Эндрю на руках да пытаться выбраться из этого Ада. Пытается выбраться из горящих стен. Все в пламени. Все поглощено в хаос, а Эндрю не дышит. Его тело бездыханно прижато к груди Нила. Он с последних сил бежит на улицу, имея лишь одно на уме — лишь бы Эндрю жил.       Нил не осознает, когда оказывается на улице, на коленях, держа в руках тело Эндрю перед несколькими выжившими монахами, которые сторонятся его. Они боятся его, но когда видят тело Эндрю — понимают. Понимают, что это — их спасение. Понимают, что Нил, ненавистно и моляще смотрящий на каждого из монахов, ждет помощи. Ждет помилования. Желает, чтобы они сделали все, дабы вернуть Эндрю к живым. Слезы на его глазах — из-за гнева. Из-за гнева к себе, из-за гнева к дьяволу и всему этому миру, который позволяет терять надежду на жизнь Эндрю.       Он стоит на коленях, потому что сил нет, потому что готов переступить через себя и умолять монахов вернуть Эндрю к жизни. Если ему нужно приклониться перед кем-то ради жизни Эндрю — он это сделает. Он ненавидит монахов, и убил бы каждого, кого видит, убил бы каждого, на кого устремлены его яростные глаза, но сейчас он желает лишь жизни Эндрю. Верните ему Эндрю. И он никого не тронет. Если Эндрю умрет, Нил, даже не имея сил, убьет здесь каждого. Ему достаточно гнева и боли, которые плещут у него в крови.       — Верните его к жизни, проклятые вы монахи! Он вас спас, так вы спасите его!       Семь монахов устремили на него свои испуганные глаза. Они видят в нем дьявола, видят в нем угрозу и опасность. И только Ваймак с Аароном видят Эндрю. Видят в нем спасение.       Аарон был первым, кто сделал шаг в их сторону, но его хватает за руку Николас. Тот строго глядит на него, запрещая идти к дьяволу. И его строгий взгляд влияет на Аарона, да вот только Эндрю — его брат, а семью нужно принимать, какими они не были бы. Аарон не боится Нила, каким бы опасным он не выглядел бы. В Ниле ярость да горе, он надеется, что монахи спасут Эндрю. Аарон не может оставаться в стороне. Он выхватывает свое запястье из хватки Николаса и идёт к Эндрю, а за ним движется и Ваймак, которого поддерживали Кевин и Жан, но он рвется к Эндрю, понимая, что тот справился. Что тот действительно прочёл молитву, но не смог спасти монастырь от гибели, не смог спасти себя, но спас будущее. Спас многие жизни, которые могли пострадать из-за дьявола пророчества. Эндрю уничтожил все дьявольское. Ему удалось.       Ваймак осторожно огибает Рене с Элисон, сидевших на снегу. Девицы смотрели на горящий монастырь, совсем не заботясь о том, что перед ним был Нил с Эндрю на руках. Рене оглядывается. Смотрит на Жана с Кевином, на Николаса и Аарона, оглядывает Ваймака, а после только начинает замечать Нила с Эндрю. Нигде не было Даниэль и Мэтью, по всей видимости, они, как капитаны корабля, утонули вместе с ним. Позволили себе сгореть в монастыре, отдав жизни за него. Рене поднимается со снега и двигается к Эндрю. Ей интересно, что с ним стало.       Нил дрожит, его руки оглаживают лицо Эндрю. Глаза его прикрыты, а дыхания почти нет. Ваймак читает молитву, и Нила это раздражает. Он зол, что единственное, что делают эти проклятые монахи — читают молитву да смотря на это. Он ненавистно глядит на Аарона, а тот в свою очередь взглядом готов был его убить из-за содеянного. Но Аарон видит в глазах Нила боязнь за смерть Эндрю, и что-то внутри него вдруг надломилось. Не Нил приказал ему убить Эндрю. А дьявол.       Нил перед ним никак не был похож на того страшного угрожающего дьявола, который пожирал его разум. Это был человек, который с яростью относится к монахам и переживает за Эндрю и его жизнь. Если бы не Эндрю, Нил бы давно сбежал, давно что-то сделал с ненавистными монахами.       — Сделайте что-нибудь! — яростно кричит Нил на Аарона, который неуверенно сел на колени перед ними. Он не знает, что делать. У него нет и капли понятия в лечении и здоровье, он следует примеру Ваймака да начинает молиться. — Какие же вы ироды, молитва не вернёт его с того света!       — Ты сам виноват, что так получилось, — почти мертво говорит Аарон, заставляя Нила замереть, его стеклянные, полные слез глаза, устремлены на Аарона проклятием. — Если бы не ты, Эндрю бы сейчас не был на том свете.       Аарон жесток. Его слова режут, заставляя Нила чувствовать укол вины. Рене угрожающе кладет свою ладонь на плечо Аарона, заставляя его прекратить говорить подобное.       Нил пытается сдержать свой гнев, пытается сдержать горе, прижимая тело Эндрю к груди, сжимая его, как последнюю надежду. Эндрю весь в чернющей саже, в лёгких ожогах и обожжённой одежде. Слеза, идущая по щеке Нила, вдруг падает на щеку Эндрю, заставляя Нила судорожно вытирать ее. Он пальцем проходится по щеке Эндрю, растирая слезу, и вдруг ощущает знакомое жжение, знакомое свечение, которое было и на дне колодца, когда он исцелял тело Эндрю. Это были последние капли его дьявольской силы, которая расплылась последними отголосками по Эндрю.       Их соприкосновение вызывает лёгкий незаметный свет, и тело Эндрю странно дёргается в объятиях Нила. Неожиданно для каждого раздается кашель, и сердце Нила начинает биться. Лёгкие наполняются воздухом, он начинает чувствовать себя живым. Он начинает чувствовать, что Эндрю жив, он прижимается к нему, пальцами кое-как сжимая рваные одежды. Эндрю откашливает смерть, возвращается к жизни, прижимаясь все ближе и ближе к Нилу, заставляя всех поверить в настоящее благословение Божье.       Нил горестно улыбается сквозь слезы, наполняющиеся светлым счастьем. Его глаза больше не искрят дьявольскими искрами — они человечные. Они счастливые, что Эндрю жив.       Эндрю кое-как глядит в такие знакомые голубые глаза и устало улыбается, когда чувствует, как Нил поглаживает его щеку. Они из последних сил прикасаются друг к другу лбами, чувствуя спокойствие. Чувствуя, что все прекратилось.       — Прости меня, мой свет, прости.