Искры на закате

Боги моей страны очень любят кровь.

В год два раза мы приносим им в жертву

юношей и девушек: пятьдесят юношей и сто девушек.

Но, должно быть, мы все недостаточно даем им,

потому что они очень суровы к нам.

«Саломея»

Оскар Уальд

Дальше Ещё одну ночь Ты будешь со мной, После раскаешься. Время Веретеном Колется в пальцах, Не засыпай пока. Я не хочу уходить, Четыреста долгих лет продлится зима. Больше, чем можно простить, Больше, чем можно спасти из пустоты. «Веретено»группа Немного Нервно       Дарсия старался не выдавать своего ликования, хотя губы так и хотелось растянуть в усмешке. Если бы он был уверен, что это не аукнется, заулыбался бы во все зубы.       Эрцгерцог и княжич Родерик стояли у окна. Оба в чёрном, с плечами, усыпанными бриллиантами, тёмным, иссиня-фиолетовым жемчугом, с крупными брошами, скрепляющими ворот: алой у наследника престола и голубой у его брата.       Марсель удивительно бережно ощупал лорду шею и осмотрел руки. Дар Глава Синей партии сцеживал буквально три дня назад, поэтому не зародившиеся снежинки покалывали пальцы изнутри, но не грозили отморозить ему кисти.       — По моей части нет вопросов.       Хирург отошёл в сторону, и за дело принялся мастер Мишель. Он положил руки лорду на плечи и плавно повёл к шее. Дарсия физически ощущал, как покидает тело металл и концентрируется в ненавистной цацке над ключицами.       — Будет больновато, инэ, но не так, как когда надевали, — сухие пальцы наконец обняли лорду шею, а золотые глаза вгляделись в синие. — Готовы?       Дарсия кивнул, и ошейник тут же разомкнулся.       Металл покидал тело неохотно, но дар, освобождённый от клети, и разум, сбросивший оковы, вскипали. О, как хотелось хохотать! Лорд никогда не жаловал собственный талант, но тот, хотелось ему или нет, был его полноправной частью. И теперь эта часть разливалась в крови полноводной рекой, бурлила и шипела потревоженным шампанским, готовым выбивать пробки из бутылок.       Мастеру на руку упала капля крови — Дарсия не очень аккуратно закусил нижнюю губу. Брови над золотыми глазами взмыли вверх.       — Настолько больно?       — Наоборот.       Лорд крепился изо всех сил. Он так старался не расхохотаться вольной птицей будущему правителю в лицо.       С момента пропажи Шарля прошла неделя. Вязь не померкла ни на тон, охотно отзывалась на прикосновения и в целом сигнализировала — с его беспокойным сокровищем всё неплохо. По крайней мере, он жив.       В столицу на Ночь Святых собрались ни много ни мало дипломаты Рахана и Исарайя. От последнего прибыл ещё и княжич. Реера изготовилась в ожидании — все очень хотели прекращения войн, хоть на время, а лучше насовсем. Виест и Исарай и так столетиями терзали друг друга. Последние десятилетия и вовсе стали еле выносимы, так что аристократия с обеих сторон предпочла худой мир доброму кровопролитию.       Нет, лорд был в этом уверен: его отпустили бы и так. И скоро. Но тут такой красивый шаг — освобождение политических заключённых, даром что посадили одного конкретного лорда по взаимным договорённостям.       — Помчитесь искать мужа?       Дарсия даже не сразу выбрал, какую эмоцию ему изобразить. Княжич Родерик, кажется, спрашивал с искренней обеспокоенностью. А может, чёрный костюм добавлял ему серьёзности и как-то эдак оттенял золотые волосы и голубые глаза.       — Разумеется.       — Будьте осторожны. И если что — обращайтесь к жандармерии. Да ко мне самому, если угодно. Когда-когда, а сегодня в столице ни один правоохранитель не будет спать.       Лорд нахмурился. Не оттого, что княжич сказал что-то, чего бы он не знал или о чём не догадывался.       — А вам-то Шарль зачем?       — Вы не поверите, но даже я расстроюсь, если с вашим мужем что-то случится. А Лу и вовсе будет горевать.       — Мне казалось, вы не жалуете Шарля.       Княжич пожал плечами.       — Отторжение крови, а он нам всё же какая-то родня, плюс его самоуправство. Но в его деятельности не было вреда, и даже расследование терактов говорит скорее о желании помочь своему городу, чем о намерении мешать следствию. Не думайте только, что я забыл, что вы два сапога пара — оба утаили нечто от следствия и не желаете делиться, но если мой Князь говорит миловать, то я склоняю голову и разжимаю зубы.       Лорд кивнул, показывая, что всё услышанное принял к сведению. А уж как отнёсся — дело десятое.       На улице, прямо у входа, ждали Роярн с Этелбертом. Притом друга лорд отметил уже по факту: тот повис у Дарсии на шее как будто за мгновение до того, как лорд вообще вышел на волю.       — Дамиен, так понимаю, в полном вооружении во дворце?       — Истинно так, — Этелберт степенно кивнул и добавил в один голос с Роярном: — Китти мы ничего не сказали.       Дарсия хмыкнул.       — Как она вас зашугала.       — Смейся-смейся, — Роярн наконец отпустил широкие плечи друга и шагнул обратно к Этелберту. — А я, как бешеная собака, бегал с ней, а вернее, за ней по Реере три дня и три ночи. У нас совсем не те служат в жандармерии. Честное слово, твоему терьеру нужно у неё поучиться.       — Сначала порекомендую поучиться княжичу Родерику, но только когда его перестанет терзать соблазн засадить меня обратно. Ладно, я гляжу, весть о моём освобождении вас застала чуть ли не во дворце, — лорд оглядел нарядные чёрные одеяния друзей. — Но я вот не при параде и первым делом загляну домой.       — А после?..       Этелберт напрягся и, верно, изготовился ругаться, но Дарсия хмыкнул и покачал головой.       — Ну какой ты недоверчивый. Я стремлюсь домой с единственной целью — найти след своего ненаглядного. Нет, я могу тоже оббежать столицу, но кажется, вы уже это делали и ничего путного не вышло?       Дария ликующе оскалился, не сводя взгляда с банкира. Этелберт может негодовать сколько угодно, его настрой не мог перебить чужого ликования.       Лорд зашагал по мосту от Белой башни, с каждым вздохом вбирая, казалось, всё больше воздуха в грудную клетку. Даже лёгкие, словно ошалев от воли, отрастили воздушные мешки, ненужные в этом обличии.       Не задумываясь, как это выглядит (а по правде — просто на то наплевав), Дарсия сделал полутанцевальное, полубоевое па, почти фехтуя с невидимым противником, и спустил с пальцев дар. Ветер, неподвластный лорду, но не иначе как обрадовавшийся товарищу, подхватил лёд, перетёр могучими ладонями в снежинки и столбом бурана взметнулся в небо, унося с собой первое зимнее слово.

***

      Дома лорд быстро переоделся, скинув «тюремную» одежду прямо на пол, и сбежал из своих комнат в гостиную с картой терактов.       Глядеть на неё своими глазами оказалось на удивление непривычно. Маленькая мышка вынудила наблюдать по-другому и примечать ранее неважное. Например, пыль на гардинах. Надо будет выговорить Ксану, и пусть гоняет горничных — разленились. Но сейчас это всё мелочи. Первостепенно найти каплю крови Шарля и свежую.       Фигуры с карты для этой цели не годятся, и Дарсия встревоженной гончей помчался дальше по дому. Потому что кровь где-то есть. Он натурально чувствует её какой-то частью себя и теперь следует за интуицией.       Кажется, Роярн пытается с ним говорить. О, он обязательно всё объяснит другу. Но не теперь и не сейчас.       — Что ты делаешь?       Этелберт не Роярн. Он кидается под ноги и перегораживает путь. И глазами сверкает что рассерженный филин.       — Ищу его кровь.       — Ваш дом перерыли дознаватели, его искали жандармерия и канцелярия…       — Ну и иди к ним! — лорд подумать не мог, что разозлится так быстро, но времени пререкаться с другом детства своего драгоценного просто нет. — Вперёд, Эт. К княжичу и всей его братии сыщиков. Вы неделю наматывали круги по городу, а он был где-то у вас под носом, просто за экраном. Не знаешь как искать, не можешь и не доверяешь моим методам — пшёл из нашего дома. Я пытаюсь найти мужа, и ваша драма мне поперёк всего.       — Это из-за тебя его нет дома! Банкир ткнул лорда в грудь и пошёл в наступление. Дарсия даже машинально сделал шаг назад. Этелберт его не любил и не скрывал этого, но открытое противление — о, это случилось впервые.       — Это ты должен был сидеть при нём цепным псом и смотреть, чтобы он не лез в неприятности! Или вытягивать из них! Но это из-за тебя он попёрся в то проклятое поле и потерял половину веса и покой! Это тебя арестовали прямо на вашей второй свадьбе, потому что это ты влез то ли в заговор, то ли в пародию на заговор! Это из-за тебя он перессорился с княжеской династией и творил глупости, и это ты что-то такое ему рассказал, из-за чего он вышел на улицу ночью и никому ничего не сказал!       — А где был ты, моралист?!       — А я пытался с ним говорить всё это время! Но даже твою чёртову мышку было не забрать, потому что она твоя же! И теперь этот идиот убьётся из-за тебя!       Роярн, отчаянно пытающийся физически влезть между мужчинами и остановить перепалку, упал в руки лорду, потому что тот сделал ещё шаг назад.       — Мышка. Ну конечно…       У лорда из груди вырываются три серых летуна, и очень скоро где-то в северном крыле особняка слышится нечто, напоминающее лай.       Чёрная крошка прилетает сама. Её серые собратья один за другим прячутся под чужой грудиной, а чёрный комочек с глазами-бусинками шипит и демонстрирует зубы. Очень маленький зверь, старающийся показать свою опасность.       Лорд бережно сводит ладони лодочкой и идёт в сад. Больше ему ничего не нужно, и всё остальное только дело техники.       В саду диво как хорошо, несмотря на холодный осенний ветер. Воздух пьян поздними розами, листва деревьев желта, от земли тянет тленом — верный признак близких морозов и скорого наступления зимы. В другой ситуации Дарсия полюбовался бы, но пока он передёрнул плечами и выпустил крылья.       — Прости, крошка. Будет больно, но я потом я верну тебя владельцу.       С этими словами лорд проломил пальцами хрупкую грудную клетку. Кровь брызнула как из раздавленной ягоды, но лорд не потерял ни капли — собрал ледяным ветром, обратил в стрелку и рванулся вбок и вверх, чтобы держать её над пятипалой когтистой лапой.       «Можете лететь со мной, а можете остаться тут. Расшибить себе за него лоб я могу и самостоятельно».       Этелберт сменил личину быстрее Роярна и щёлкнул пастью перед самым носом серого собрата. Этот жест — глупый, отчаянный, смешной — натолкнул Дарсию на мысль, что вообще-то он всегда уважал банкира. За постоянство взглядов, дерзость, резкость и за то, что, даже поссорившись с Шарлем и поссорившись серьёзно, он первым мчался его выручать. И сотрудничал с кем угодно, если это могло помочь. Уважение никак не мешало этого самого банкира недолюбливать и взаимно, но что поделать? Какие-то вещи не меняются, только делают вид, а после откатываются обратно, наподобие прибоя.       Серый мыш расправил крылья и сразу же взмыл против ветра. Тонкая игла компаса из крови и льда бешено завращалась, а успокоившись, качнулась лишь дважды, чётко указывая путь.

***

      Живот протестующе забурчал, и Шарль невольно подёрнул уголком губ. Стыдиться было некого — кто-кто, а Камиль его голод понимал в полной мере, да толку-то?       — Я дамся тебе на дегустацию.       — Не говори ерунды. Нам надо сохранять максимум сил и запасов. Питанием друг от друга не продержимся, только быстрее оголодаем.       — Ну тут как… — представитель контрразведки предпочитал лишний раз не шевелиться и лежать на нарах, глядя в потолок. — Если мы верим, что за тобой придут, нам нельзя впадать в анабиоз, хоть это и сохранит силы. А то не доорутся до сознания. А если не верим, то лучше хорошенько сладко поспать, проснуться через столетие и разорвать друг другу глотки. Видишь ли, на этом в целом и был расчёт. У меня не самая хорошая репутация среди бывших соратников, — Камиль иронично хмыкнул. — Думаю, меня тебе дали в качестве закуски. Потому и не кормят. Если всё пойдёт по плану барона, когда-нибудь тебя выпустят и хорошо, чтобы ты не был в рассвете сил и возможностей. А если нет… Ну мало ли жертв у переворотов?       — Я в целом не понимаю, почему нас не ищут тут. Ну хорошо, я про этот комплекс вообще не знал. А княжичи, жандармерия, канцелярия?       — О, я думаю, они тут были. Но это большая пещерная сеть, а мы глубоко. В столице без нас много бед. Я более чем уверен — твой дед вынул душу из бывших коллег, дядя наскандалился с жандармерией, а Китти добила остальных грустными глазами. Но, видишь ли, твой дед всё же бывший дипломат, дядя сделал финт хвостом, не захотев быть придворным пиром, а у Китти и Дамиена недостаточно власти, чтобы давить на ещё кого-то. Да и вообще твоего капитана наверняка взяли в такой оборот, что ему не продохнуть. Строго говоря, единственного, кому реально по силам за тебя стоять, засадили под замок.       Шарль страдальчески поморщился.       — Да-да, ну прости, что знаю всё о твоей жизни. Нечего было так настойчиво лезть куда не просили. Предупреждал же, записки печатал.       — Какие записки? Погоди…       Единственная записка, а вернее, письмо пришло сразу после посещения завода, где графа так удачно лишили руки, когда он сунулся куда не следует.       — А прямо на конвейер случайно не ты…       — Я.       Камиль даже сел ради разговора. И ещё у него вновь было то выражение лица, что так тревожило графа, — взрослое, даже древнее. Не сочетающееся с его вечными двадцатью.       — А что прикажешь делать? Всё было готово, так дивно разворачивалось. Можно было бы потрепать нервы Ингланду — а я не уверен, что он не причастен к этому ужасу, именуемому заговор. И тут тебя понесло смотреть завод, — Камиль повторил недавнюю ухмылку, но вышло не слишком радостно. — Что мне было делать?       — Ты участвовал в терактах напрямую? Но, Миль, люди…       — Это только люди, Шарль. Прости мою чёрствость, но я борюсь за процветание только своего вида.       Шарль покачал головой и отвернулся. Нет, это не новость, но кольнуло так же больно, как и ранее. Да и рука как отдельный организм взяла и заныла. Даже кончики пальцев закололо. А потом и думай, как он умудрился распознать чужой дар кровника как враждебный, «не зная» Камиля.       — Уже жалеешь, что поделился со мной кровью?       — Не говори глупостей. Я тоже предпочитаю спасать свой вид, но, если есть возможность не выбирать зло поменьше, — противостою всему, что есть.       Камиль, судя по звукам, встал и хорошенько потянулся.       — Наша жизнь череда выборов. И не все они нам нравятся. Но чем меньше разбазариваешь себя на то, чтобы всё охватить и переделать, тем ты целостнее и спокойнее. Мне не было приятно, но я бы не стал переигрывать. Ты вправе не соглашаться с этой философией.       — Я и не соглашаюсь. Но это тоже не значит, что я должен отказывать тебе в своём расположении.       — Удивительная ты всё же натура.       С этим словами Камиль тут же уселся рядом с графом, поджимая ноги и приваливаясь к нему боком, согреваясь и согревая.       Шумел звонкий ручей, а граф никак не мог хоть ненадолго его замедлить, обратить в лёд. Проклятый ошейник душил и кусался, не желал пускать его дар, а тем более не давал хоть частично перевоплотить его в родственный талант. Конечно, ему не быть гласиром, но ему и не надо. Лишь чуть изменений…       — Что делаешь?       — Пытаюсь колдовать, — Шарль хмыкнул над абсурдностью фразы. — У тебя как-то получалось.       — Ну, я был пробой пера нашего барона. Он не совсем замкнул контур. На нормальное противление не хватит, но касаться дара я могу. У тебя даже внешне страшнее выглядит — золотой шипастый капкан. Расплавить — и хватит на парочку колье. Узник с приданым. Тебя очень выгодно спасать.       — Иронизируешь.       — Пытаюсь. А то настрой такой, что лучше в петлю. А я, как назло, жизнелюбивый. Можно сказать, держусь на голых планах после вызволения.       — И каковы они?       — Хм. Если от Рееры и Виеста что-то останется — заведу семью. Лапочку-мужа и двух дочек.       Шарль рассмеялся. Сначала чуть истерично, а после искренне, тоже вспомнив, что вообще-то никогда не против похохотать.       — Может, супругу всё же?       — Не-а. К счастью или нет — я исключительно по мужчинам. Так что вдовец с детьми меня устроит.       — А неженатый без детей?       — Тоже. Я вообще не сильно привередливый. Даже стандартов внешности не будет, только по характеру. И вообще, я очень хочу семью. Очень. А с этой проклятой работой нажил только целую роту врагов.       — И как хочешь справляться?       — С кем? То есть с чем? — Камиль забавно свёл брови, но догадка осенила его быстрее, чем Шарль успел ответить. — А, враги. Я вообще не верю, что мы всё это переживём. А с чего бы в таком случае это пережить им?       — Но если мы как-то раньше открывали порталы, то можно же и закрыть.       — Можно, конечно, но ценой чего? Я вот не в курсе. А если надо будет заколоть Князя? И куда потом без него?       — Ну, скажу ужасную вещь — у нас их четверо.       — Не-а. У нас их двое — Князь и эрцгерцог. Мне почему-то кажется, что Вирриан должен был тебя просветить, как становятся Князьями. Это сочетание некоторых качеств, дара и обстоятельств. Сангиэ только Вирриан и только у него некоторый повелительский потенциал. Если он доживёт до получения короны — понравится тебе в роли монарха.       — Дарсия в этом почему-то тоже уверен.       Камиль пожал плечами.       — Не вижу причин, почему ты не должен верить мужу. Он дольше в политике и что-то наверняка понимает. Если ты наигрался с кровью — пошли спать. Это самое продуктивное, что мы можем.       — А ты сам не хочешь попытаться «поиграться» с талантом?       — Нет, не выйдет. То, что ты хочешь сделать, замещение. В долгих браках это возможно, чужой дар начинает немного подчиняться. Ещё можно в определённых обстоятельствах дар постороннего инарэ переломить и обратить в свою стихию, если ресурсы позволяют. Мне гласиры максимально чужды, а ещё у нас у каждого по цацке на шее, пусть моя и поплоше. Ну так что, пойдём спать?       Шарль поднялся с полувздохом-полустоном. Он отоспался уже за троих, а вопросов это не решало. Есть, конечно, хотелось меньше, но толку-то, толку?       

***

             Серый мыш сделал плавную дугу над изумрудно-зелёным полем и встал на землю.       Дарсия огляделся и несколько раздражённым жестом убрал волосы с лица. Осенний ветер разбушевался не на шутку: деревья стонали и трещали, трава шла волнами, как море, и, конечно, вездесущий разбойник разлохматил прическу лорда.        — Ну и где мы, в поле?! — Этелберт, казалось, сменив личину, не изменил выражения лица — почти скалился и натурально нарывался. — Хорош сыщик!       — Ну, получше нас, — Роярн стряхивал со своих сияющих плеч травинки и листочки, но на фоне хмурого предгрозового неба он единственный смотрелся органично и прекрасно. То ли серые глаза выгодно подчеркнул небосвод, то ли сумрак полуобнял своего владыку, добавив ему очарования. — Мы-то сюда не добрались.       — А должны были? В ничто?!       — Да нет, мы у парадного входа.       Дарсия ударил каблуком оземь, и та отозвалась совсем не как земляной ком, а звонко, как дерево и сталь. Лорд даже не стал заморачиваться поиском ручки или замка — ударил даром, и ледяные пики проломили то, что ранее было травой, полом, полем.       Роярн с некоторой опаской оглядел яму без дна из бетона и камня.       — Нам вниз, да?       — Недолго, Рори. Это Шахские катакомбы. Почти как Старая столица.       — Их завалило более чем наполовину, — Этелберт пнул вниз солидный ледяной обломок, но звука разлетевшейся глыбы инарэ не услышали. — И лезть туда небезопасно.       — Про завалило — верь больше официальным источникам.       Дарсия вновь сменил личину и, наполовину завалившись в свежеобразозавшийся проём, сверкнул на банкира синим глазом.       «А безопасно больше не будет. Мы подоспели к кульминации, и шоу тебе не понравится».       Роярн с опаской и восторгом глядел на тёмный зев.       — Маан сохрани… Надеюсь, мы там пролезем.       — Ну, твой отъевшийся северный лис же как-то втиснулся.       С этими словами Этелберт шагнул в пустоту, меняя личину уже в падении.

***

             Шарлю не нравилось спать в темнице. Не только из-за неудобного ложа, хоть то и отдавило всё, что можно и нельзя. Графа тревожили сны. И ладно бы вновь был одуряющий холод и не-Дарсия в собеседниках. Нет, снилась какая-то муть. Она не запоминалась, просто тревожила, смущала ум и душу, не позволяла нормально отдыхать.       Проходили дни, какое-то невнятное количество, но точно больше четырёх. Это Шарль отмерял по чувству голода и жажды, но легче не становилось. А ещё начинало мерещиться… Всякое. В воде порой проскальзывало золото, и не крупицы драгоценного металла, а искры. Земля вздрагивала под рукой и тут же затихала. И тень искривлялась как живая, не во всём копируя оригинал.       В первый раз Шарль даже не понял, что с ней что-то не так. То есть с ней всё было не так, но граф посчитал, что «не так» с полом в камере, и только потом дошло — красные шевелящиеся жгуты идут от его ног.       Тело среагировало быстрее мозгов, а реакция наверняка позабавила Камиля. Ещё бы — минуту назад нормальный сожитель испуганным глухарём взвился под потолок, да там и завис, цепляясь за стены.       Камиль и впрямь посмотрел удивлённо, а потом глянул на пол и заулыбался.       — А-а-а, увидел-таки. А не верил.       Шарль кое-как отлип от стены. Со страху он удивительно крепко впился ногтями в, казалось бы, гладкие каменные стены и теперь неохотно отпускал.       Тень покорно ползла за ним следом, не прекращая, впрочем, извиваться. Лишь чуть успокоило то, что у Камиля она была точно такая же.       — А как вернуть обратно?       — Пока никак, — представитель контрразведки беззаботно покачал ногой. Алые нити на полу вытянулись как живые и повторили это движение. — Изнанка слишком истончилась, просочилась в мир. Столько людей с ума сойдёт — ужас. Они не способны это видеть, но чувствуют, и их мозг не выдерживает. А ты свыкнешься. Может, даже начнёшь видеть в этом эстетику.       — В клубке червей под ногами?       Камиль осуждающе поморщился.       — Приглядись лучше. Это нити. Живые и напитавшиеся кровью, потому что мы с тобой сангиэ. У тебя они ярче и толще, потому что ты сильнее и обильнее питался недавно. Несколько беспорядочные, потому что мы молоды, у инарэ постарше они более статичны. В тени схальдов сверкает золото, за тэнбриссами клубится тьма, у гласиров наверняка какая-то особенная, но ты её супругу отрезал и теперь она у него… Неживая. А других я не видел пока. Не то чтобы давно свыкся с этой особенностью.       — Ты говоришь, что я сильнее одарён, но я увидел вот сейчас.       — Тут как с талантом и упорством. Кто-то делает фуэте идеально после пары повторений, кто-то своё тело тренирует годами. Меня натаскивали на целую массу вещей, но я никогда бы не решился повторить то, что ты провернул с умерщвлением супруга. И провернул удачно.       — Отнюдь, — Шарль сел собеседнику под бок и стиснул край жёсткого ложа. Это движение становилось почти привычным, постоянным, и когда-нибудь доски должны были сломаться под его пальцами. — Я должен был отказать ему в просьбе. Но я уже останавливал ему сердце и с чего-то решил, что это будет не труднее, пусть и с участием ножа. Ничего подобного. Я отрезал ему половину жизни, и всё ради мнимого успокоения души.       Камиль накрыл чужую руку и крепко сжал. Зелёные глаза стали донельзя сострадательными.       — Я думаю, это можно поправить.       — Наши жрецы с тобой не согласны. С другой стороны, если нас и впрямь ждёт конец мира, непрожитая часть жизни — не самая большая из грозящих бед. Судя по всему, все наши жизни кончатся раньше.       Камиль придвинулся к Шарлю и положил голову ему на плечо.       — Не хотел быть тем, кто рассказывает дурные вести.       — Без шуток, Миль, я бесконечно тебе благодарен. Меня все водили за нос, шпыняли, врали, наводили тень на плетень и прочее, прочее… Мне не нравится твоя правда, но это, по крайней мере, единственный прямой ответ за последнее время. Поясни мне ещё кое-что. Когда был теракт на площади пред домом советов, там были инарэ под действием некоего вещества со специфическим запахом…       — Эликсир берсерков. У него несколько названий, разная концентрация, но да. Эта дрянь нас злит, раззадоривает. И, что приятно тем, кто это применяет, отбивает память. Не так чтобы совсем, поэтому инарэ старались использовать из тех, кто победнее и без родни. Среди нас хватает маргинальных личностей, а было бы ещё больше, если бы не люди. О, люди. При всём нашем потребительском отношении мы бы не выстроили наше общество так, как выстроили, если бы не они. Наша еда, рабочая сила, когда нужно любовники и без всяких неожиданностей с беременностями и дурными болезнями. И главное — буфер нашей агрессии. Страшно представить, во что мы превратились бы, не будь людей.       — Это империя на костях.       — Разумеется. Всякая империя строится на костях.       — Тебе совсем их не жаль?       — Шарли, не всем пока доступен твой уровень рефлексии. Это долгий и неприятный процесс. Тебе же это не единожды говорили ещё со времён задумки вашей партии. Никто не любит чувствовать себя виноватым. А увидеть за людьми личность — значит, признать их права на жизнь, свободу, безопасность. Слишком дорого, Шарли, слишком. Мы за сородичами-то признаём эти права только потому, что можно прийти домой и тихо свернуть шею донору, а после распотрошить ему грудину, и вот уже день не так плох и можно перетерпеть, что тебе нагрубили на работе. Мы очень высокоорганизованные и высокоинтеллектуальные чудовища. Но чудовища. Потребность рвать глотки не ушла из нас за столетия, наша агрессия служила нам защитой от внешней среды. Среду мы поменяли, а вот поменять собственное нутро не так просто. Это особенность эволюции, если тебе угодно. Когда-нибудь, очень не скоро, мы как вид приблизимся к твоим идеалам. Но, чтобы скроить из себя что-то по твоему лекалу, нужно некое количество усилий. Тебе будет тяжело с нами.       — Я сам инарэ, не забывай об этом. И я тоже содержу доноров. Мне пока хватает близких с моими взглядами.       — Ну, у тебя всегда будут сторонники, ты очарователен.       — А это при чём?       — Никогда не сбрасывай со счетов обаяние. На нём порой столько всего держится, ты бы знал. Ну что, будем спать?       — А ты ещё не устал дремать? Я вот уже бешусь.       — Хм. Научить тебя медитации? И время убьём, и польза.       — Учиться в конце мира?       — А почему нет? У тебя есть какие-то другие неотложные дела?       Шарль хохотнул — жизнелюбивая часть характера не желала сдаваться так просто — и развернулся к Камилю с мягкой полуулыбкой. Учиться действительно лучше, чем злиться и ощущать бессилие.

***

      Дарсия тиранулся о стену плечом, и что-то страшно загремело. Этелберт тут же тяжело вздохнул у лорда за спиной, и тот вздрогнул, но в кромешной темноте этого никто не увидел.       — Дивно. Влезли второём под землю, не прихватив ни одного пира.       — Ну, пира — нет, — Роярн прошёл вперёд, мягко огибая спутников. — Но я неплохо ориентируюсь.       — Ещё скажи — видишь.       — Нет, Эт. Не вижу. Не тем привычным способом, как принято это описывать, но мрак вокруг не таит опасностей и притязаний у него на нас нет.       Роярн взял лорда за свободную руку и положил себе на плечо.       — Тебе же тоже не нужен свет, чтобы чувствовать стрелку компаса?       — Нет, но как ты предлагаешь указывать путь тебе?       — Проговаривай просто. Нам вперёд?       — Вперёд и вниз.       — Отлично, тут только один коридор, а как будет лестница — пойдём вниз.       Этелберта Роярн тоже притянул и всучил его руку Дарсии. Банкир невесело фыркнул.       — Одноглазый ведёт слепых.       Дарсия тяжело вздохнул, но чужую холодную ладонь сжал крепче.       — Главное, с ногами порядок. И фонари внизу будут.       — Откуда знаешь?       — Читал. Как и про сами катакомбы. Кровников и должны в самый низ спускать, как можно дальше от источника дара.       — Всегда считал, что он внутри нас.       — Да. Но тут сталь в стенах, а чем больше экранов, тем хуже у сангиэ контакт с собой. Ну что, вперёд.       Роярн зашагал широко и привольно, постепенно утаскивая всю компанию вниз.       — Хм. Мы, по-моему, спускаемся по спирали.       — Это спрашивай у своего друга, Рори.       — А что я скажу? Там карт не было.       — Прекра-а-асно…       — Эт, ты можешь вернуться обратно на праздник в княжеский дворец.       — Нет уж.       Этелберт отпустил ладонь лорда, зато взялся за локоть. Стало поудобнее, но и больнее — хватка у банкира оказалась стальной.

***

      Земля дрогнула, а потом дрогнула вновь, но куда сильнее — так, что загудели стены. Шарль и Камиль схватились друг за друга, потому что больше держаться было не за кого.       Граф почти решил, что земля сейчас расколется синей трещиной. Да, это было бы противоестественно, но какая разница, если уже какое-то время всё идёт не как должно?       Когда наконец успокоилось, Шарль даже ощупал стены, но они не предвещали новых возмущений.       — Прекратилось?..       — Ну как, — Камиль указал на расплескавшийся ручей. Вода в нём окончательно стала чёрной и густой с золотом. — Я бы сказал, до конца сдвинулось. О! Я прав.       Под ногами обоих кровников тени стали алыми, гладкими, как поверхность озера, и такими же живыми, расходящимися волнами от каждого шага.       Граф с надеждой постучал по двери.       — Нет, я бы не стал думать, что наш лимит удачи настолько велик.       — Но землетрясение…       — Вряд ли землетрясение, Шарло. Больше тянет на то, что прорвалась грань.       — И что же, из изменений только тень?       — Ну, возможно, на земле уже небо рухнуло вниз, но мы-то под землёй. И из средств спасения разве что кто-то выбьет лбом дверь.

***

      Лорд оказался прав. В казематах нашлись светильники, хотя и своеобразные, очень разнесённые друг от друга. Там, где заканчивались силы одного, едва-едва проглядывал следующий.       К моменту, когда мужчины спустились достаточно низко, земля вдруг встала дыбом. Роярн и Этелберт прильнули к стене, а лорд сменил личину и ринулся вниз.       — Куда, дурак?!       Дарсия не собирался отвечать. Стрелка компаса так страшно дрожала и вращалась, почти истаяла над пальцами. Ему было не до страха и не до того, чтобы держать стены.       Когда грохот прекратился, а камни перестали стонать и грозить обвалом, серый мыш носом тыкался в двери. Свет больше отвлекал, чем помогал, так что инарэ предпочёл закрыть глаза вовсе.       — Ну что ты устроил? Ты же не ищейка. И как без ключа ты хочешь что-то тут открыть? Это же сталь, Дарсия. Лбом пробьёшь?       Отповедь Этелберта должна была быть едкой и ироничной, маскирующей недавний и до конца не ушедший испуг, но серый собрат не слушал. Он сделал полшага назад, прижал крылья к телу. Голову пригнул к земле, сильными задними лапами до хруста сжал стену, а после оттолкнулся, вбивая тело в дверь и стену, снося каменную кладку одной и разрывая, как фольгу, другую.

***

      Грохот по подземелью разнёсся страшный. Даже землетрясение не вызывало такого эффекта, как серый мыш, отряхивающий с густого меха пыль и каменную крошку. Такая прочная на взгляд дверь смялась под широкими лапами и продолжала прогибаться, пока инарэ сдавал назад, укладывая такие неудобные в тесноте полотнища крыльев.       — Так эффектно меня ещё не спасали. Справедливости ради меня вообще не то чтобы часто спасали.       Роярн и Этелберт подали Шарлю руки, пока тот перелезал через остатки стены. На Камиля глядели с удивлением, но баронет тоже потянулся ему помогать.       — Это тебе в благодарность за поле, из которого ты меня выволок, — Дарсия машинально отряхнул порядком запылённые брюки, хотя в остальном одежда осталась почти светской. — Но, как видишь, ещё группа поддержки подоспела.       — Язва ты, моё сердце.       — Ну что есть.       С этими словами Шарль чуть поднялся на носочках, затыкая чужие губы и с удовольствием сдаваясь под ответным напором. А тем более когда его прижали ближе и почти приподняли.       Этелберт закатил глаза на чужое приветствие и отвернулся, всё внимание обратив на Камиля.       — Ну, это теперь надолго, они же не расцепятся, пока не нацелуются. Хм. А мы никогда с вами прежде не встречались?..       Камиль полуулыбнулся, но ямочка на щеке всё же появилась, и у барона в мозгах перещёлкнуло быстрее, чем у графа.       — Камиль?..       — Эт, право слово, меня пугают особенности твоей памяти.       — А я виноват, что у тебя с этим ненормальным мордашка похожа? — банкир небрежно кивнул на друга, немного потерявшегося во времени и пространстве за поцелуями с супругом. Камиль быстро кинул взгляд на эту дивную картину за спиной собеседника и поднял брови в искреннем удивлении. — Ну, раньше была. Хотя типаж всё ещё похожий.       — Много ты в мужских типажах понимаешь, — не выдержал Дарсия, но лорда быстро вернули в прежнее миролюбивое русло, в прямом смысле отвернув ему голову от Этелберта.       — Заканчивайте обжиматься, и не мешай беседе!       Шарль фыркнул и показательно закатил глаза. Что бы он делал без этих спорщиков.       Лорд, то ли разомлевший от близости супруга и его нахождения в нужном месте — у него в руках, то ли резко простивший всем и всё просто за то, что Шарль нашёлся живым и целым, насмешливо сузил глаза.       — Вообще я должен поблагодарить тебя за помощь. Без этой крошки я бы не справился.       Из груди Дарсии выпорхнула ему на руку совершенно целёхонькая крохотная чёрная мышка с огромными ушами и сонным выражением морды. Шарль отзеркалил жест, и две мыши влетели на природой положенные места, под сердце супругов.       — Не поверишь, но меня осенило буквально в последнюю минуту. Не иначе провидение.       — Прислушивайся к нему почаще, сердце моё. Ты голоден? Нет-нет, без вранья, Шарло.       Лорд с готовностью привалился к стене и откинул голову, подставляя шею. Шарль хотел было выпендриться, но уткнулся носом мужу в бьющуюся под кожей жилку и позволил себе забыть про конец света, недавнее заключение и ещё много про что, кусая, а после чувственно выцеловывая чужую шею.       — Маан ради, только штаны с него тут не снимай, — Этелберт показательно поставил ладонь к глазам наподобие шор, всем видом выражая отношение к чужим излишним проявлениям привязанности.       — А мне с него можно? — у лорда голос был даже хуже вида — низкий и до того томный, что шерсть у слушателей вставала дыбом где можно и нельзя. — Или моральный камертон имени тебя предписывает его третий раз под венец вести, прежде чем проявлять чувства?       Этелберт хотел ответить что-то подобающе едкое, но «непотребство» стали творить и у него перед глазами. По крайней мере, Роярн успешно отцепил красивую брошь, скрепляющую ворот, и вовсю обнажал шею.       — Не надо! Как минимум не шею! Я могу с запястья! — Камиль стоически пытался сопротивляться, хотя совершенно голодные глаза сдавали его с потрохами. — Маан ради, я правда!..       — Ещё у меня с запястья не пили, — Роярн откинул голову, да, на беду, так эффектно, что у представителя контрразведки все барьеры и тормоза отказали.       Этелберт натурально взвыл и просто закрыл лицо ладонями.       — Мы же в темнице, а не в притоне! Вы что все устроили?!       — Не реагируй так остро, — Шарль, зацелованный, сытый и счастливый до того, что подгибались ноги, плавно отвёл друга в сторону, тем более что звуки, которые непроизвольно вырывались из горла Камиля, лишь чуть-чуть не напоминали стоны. — Это от радости, что мы пока живы. И как минимум за эту жизнь ещё какое-то время поборемся. Вообще я невозможно тебе рад.       Этерберта обняли, и банкир наконец оттаял, сжимая в объятиях с равной силой и почти ломая другу рёбра.       — То, что я на тебя зол и обижен, не отменяет того, что я пойду тебя вытаскивать из того ада, в который ты любезно себя загнал.       — Прости, но по-другому бы не вышло, — Шарль звонко поцеловал друга детства в щёку и по-кошачьи боднулся лбом о лоб.       — Ага, а если бы тебя убили?       — Ну не убили же.       — О, это, конечно, должно меня утешить.       Граф рассмеялся и поцеловал друга во вторую щёку. Если бы у него не было крыльев от природы, то в это мгновение они прорезались бы просто от счастья. Где-то там, на периферии сознания, сбивчиво извинялся Камиль — то ли за излишний темперамент, то ли за недостаточный, а значит, все закончили свои совсем уж неотложные дела.        — Пока мы все более-менее вменяемы, — Шарль ухватил мужа за руку, крепко переплетая с ним пальцы и кивая на сокамерника, — Дарсия, это Камиль. Камиль, рядом с тобой наш дражайший баронет Роярн. А моего мужа ты и так знаешь. О нет, не сейчас, это долгая история, просто поверь мне, что он знает о тебе поболее даже, кажется, меня.       — Вообще нет, не вводи супруга в заблуждение. Я знаю только некоторые аспекты его научной работы, той, что не имеет никакого отношения к истории Рееры, зато прямое к творящемуся беспределу.       Лорд нехорошо сощурился.       — Откуда же?       — Это всё долго, а если ёмко, то я представитель контрразведки, на вашу вторую свадьбу своей светлейшей персоной явилось моё начальство. Ты ему ещё за цвет мундира высказал. Но правда, давайте потом. Я всё и всем расскажу, мне уже совершенно нечего терять. А если о главном — приём во дворце уже начался?       Все присутствующие перекинулись непонимающими взглядами. По итогу Роярн таки выудил из кармашка серебряные часы на цепочке.       — Ещё нет, обещали в шесть.       — А сейчас?       — Половина.       — Нам нужно спешить. Мы вряд ли предотвратим, но хоть попробуем предупредить. Нам ещё раз вниз — с последнего яруса есть прямой ход наверх.       — Если ты тут ориентируешься так же, как вот он, — Этелберт кивнул на Дарсию, — по книгам и урывками, то мы тут надолго.       — У тебя есть другой план, блистательный ты наш? — Дарсия пустил в голос яда, но банкира не проняло.       — По тому, как выбраться, — нет. А вот по этому кривому убожеству…       С этими словами Этелберт обхватил шею Шарля пальцами, и золото, покорное его воле, потекло у него по рукам. Роярн издал какой-то полупридушенный, полувосторженный звук.       — Я бы никогда не подумал, что ты схальд! У тебя же серые глаза!       — Вот именно. Это золотоглазые всегда схальды и только схальды, но это не значит, что этот талант недоступен обладателям других глаз. Почему, по-твоему, мой род потомственные банкиры?       — Хорошо считаете, нет?       Этерберт впервые за весь этот ненормальный день рассмеялся и выдернул из-под кожи у Шарля последний шип.       — Потряс-с-сающая логика, и главное — не придраться. Шарло не пир, я не тэнбрисс, сплошные разочарования. Миль, давай свою шею.       Граф свободнее задышал, осознав, как сильно сковывало его проклятое «украшение», и поймал одобрительный и понимающий взгляд супруга.       — Пленительное чувство, да?       — Не то слово! И о пленительном…       Граф внимательно посмотрел под ноги Дарсии. Тени у лорда не оказалось. То есть что-то, конечно, было, но совсем не то, что должно было. Что-то слишком вязкое и густое, что-то определённо не живое, но действующее по собственной воле.       — Я кое-кому обещал помочь и пока могу… Есть у тебя нож? У меня даже подаренные тобой браслеты отобрали, и боюсь подумать о судьбе трости.       Дарсия неловко похлопал по карманам, будто нож или кинжал какая-то такая вещица, которая может оказаться с собой случайно.        — Тебе нужен именно клинок? — Этелберт отвлёкся от шеи Камиля, тем более что тот шипел и сопротивлялся. Ему хоть и сделали ошейник слабее, но и хуже — глубже под кожу загнав шипы.       — Вообще игла и ножницы, но вряд ли у тебя будет…       Банкир сложил ладони, и недавно собранное золото переплавилось в тонкую иглу и закройные ножницы.       — Пойдёт?       Тяжёлые золотые лезвия лязгнули у лорда под пятками. Дарсия смотрел на действо молча и не шевелясь, как ему и сказали. Лоскуты чёрной материи, которые Шарль голыми руками брал из ниоткуда, разрывал и отбрасывал, уже не вызывали бурных чувств — удивляться хоть чему-то сил уже не осталось. Закончив отрезать, граф взял супруга за руку и уколол ему до крови мизинец, потянув кровь через ушко живой нитью.       Тень, теперь уже подлинно тень гласира — мозаичное сверкающее полотно из тысячи льдинок, охотно льнуло к ногам владыки, а под рукой Шарля отзывалось приятным холодком.       Когда граф закончил, Камиль оглядел его работу с одобрением и даже гордостью.       — Талант, что сказать.       — Нет, просто меня правильно попросили. А теперь давайте действительно поспешим, а то конец света начнётся без нас.       Камиль то ли действительно знал о катакомбах больше Дарсии, то ли просто больше читал, но лестница наверх и впрямь нашлась на нижних ярусах. В промежутках, когда лампы не горели или вовсе отсутствовали, процессию живо вёл Роярн, здорово пообвыкшийся со своим даром.       — Он перестал тебя смущать, Рори?       Баронет не сразу ответил графу, пару раз мазнув по стенам чернотой, да так там её и оставив своеобразной меткой пройденного пути.       — Во-первых, мне лорд-канцлер дал пару уроков, и она перестала быть неконтролируемой. А ситуация в лесу за Малой Ратушей показала, что пистолеты и обличье — это славно, но без дара мы мало на что способны. Во-вторых… Я должен сказать тебе и твоему дяде спасибо за прогулку по Старому Городу. Как выглядит недружелюбный мрак — я теперь знаю доподлинно, и моя тьма с ним никогда не сравнится.       — Камиль, к слову, о Малой Ратуше, — Шарль прибавил шага, нагоняя бывшего сокамерника. — Лорд Дэшем тоже был с нами и…       — Ты думаешь, по доброй воле? — представитель контрразведки фыркнул в нос. — Вспоминай детали — на поездке настоял лорд-канцлер. Моему родичу можно только позавидовать — пусть зрение его и подводит и порой ему нужен монокль, но вот интуиция работает безотказно.       — В чём же? — Роярн машинально потёр щёку, страшно травмированную в том теракте, но давно, конечно, зажившую. — Он же нашу блистательную золотую кобру и таскал потом по сугробам. А с чего мы вообще заговорили про лорда Дэшема?       — О, вы же не знаете!       Шарль быстро пересказал встречу с коллегой по Парламенту, с претендентом на княжеский престол, захаживавшим на книжные вечера, и неделю посиделок с Камилем, не опустив его роли во всех прошедших событиях. Этелберт тут же шагнул ближе к Дарсии, одним этим жестом беря его в соратники на случай некрасивых сцен, а Роярн только пожал плечами, за что получил ещё один, в череде бесконечных приветливых взглядов, взгляд Камиля.       — Я не собираюсь никого судить впопыхах. У меня отец столетия отдал жандармерии, поэтому «приказ» и «долг» для меня не красивые слова прикрытия.       — Ну да, ну да, это не твоего друга дважды почти убили. А вообще трижды, просто кто-то вместо него пули словил.       — Этелберт, дорогой, у тебя что сегодня с настроением? С тех пор, как мы отошли от Белой башни, тебе как на хвост наступили. Ну есть у тебя счеты к нашему новому знакомцу — разберись с ним, когда нашим головам не будет грозить обвал, а стране переворот. Ты хочешь новую Княжескую династию?       — Новая династия — это мелочи на фоне входных дверей в старый мир, — лорд даже плечами передёрнул, маскируя нервную дрожь под отвращение. — Если они умудрятся открыть их — нам всем станет не до Князей.       — О, сердце моё, пока ты сам заговорил, — Шарль, не меняя темпа шага, повернулся спиной вперёд и недобро блеснул глазами. — Кто тебя надоумил играть со мной в поддавки?       — Ни во что я с тобой не играл.       — О! А что это было всё то время, что ты куковал в Белой башне? Вот это, — Шарль сделал круговое движение пальцем, очерчивая то, что его окружало, — всё это ты знал задолго то того, как там оказался.       — Не так уж и задолго.       — Но сказать мне…       — Сказать о чём, Шарль? — Дарсия усилием воли подавил рычащие нотки в голосе, отчётливо проскользнувшие в конце фразы. — Что, кажется, столицу построили на месте древнего портала? Что, кажется, мы как вид не такие уж уникальные и не то чтобы самые совершенные во вселенной? Что, кажется, есть твари, которые тоже не прочь нами закусить? Всё это? Хм. А напомнить тебе, через сколько ты меня посвятил в свои изыскания по терактам?       — Ты сравниваешь несравнимое!       Этелберт, Роярн и Камиль прозорливо рванули вперёд и ушли так далеко, насколько только смогли. Воздух между супругами подрагивал, но лезть в их ссору было себе же дороже.       — Почему же? Не я один в нашей семье недоговариваю, и, если на то пошло, не я начал.       — О! Зато это ты вынудил меня пойти в храм к статуе!       — Я не просил тебя там задерживаться, когда изнанка начала сочиться сущностями!       — Ты мог вообще этого не допускать, просто поговорив со мной!       — Поговорить? — Дарсия даже задохнулся от возмущения. — Я только и делаю, что говорю с тобой! Но я не идиот сдавать тебе все карты, когда меня нет рядом, потому что что? Ты кинешься в пекло очертя голову, забыв про всех и вся! И так всегда, Шарло, абсолютно всегда! Ты подставляешься под пули, лезешь под режущее лезвие станка, бредёшь к центру деревни, где произошло массовое убийство, и никогда, никогда ты не думаешь о тех, кто тебя окружает. А теперь скажи мне, что я не прав.       Шарль открыл рот, набирая воздуха в лёгкие, и… Ничего не сказал. Сверкать глазами не перестал, но не представлял, чем перекрыть последний аргумент лорда.       — Я думаю о других.       — Ха! В уже упомянутом лесу за Малой Ратушей я буквально впечатал тебя в ров и сказал ждать, я словами прямо тебе в лицо проговорил план, как достать врага из-за укрытия. Что сделал ты? Полез на амбразуру. Какое счастье, что ты не военный и у тебя есть сын — тебя бы пристрелили в первой же стычке и весь ваш славный род на тебе бы и закончился. Кто и когда тебе сказал, что ты бессмертный? Везучий — да, просто до ненормального. Но, когда ты разобьёшь себе голову, а меня не окажется рядом, кто прикроет тебе спину, а? Друзья детства? О, вот жалость, их ты тоже ни черта не ставишь в известность, а потом половина Рееры бегает по потолку и стонет, «где наш распрекрасный мальчик, куда же он подевался и дышит ли он там»?!       Под конец тирады Дарсия уже просто орал. Если в катакомбах кто был, кроме недавних пленников, то постарался убраться подальше, пока не попал под горячую руку. Шарль глядел на мужа побитой собакой без малейшего понимания, что ему отвечать. Дарсия рвано вдохнул и мотнул головой. Он одновременно злился и жалел о своих словах. Что, в самом деле стоило сдержаться? Впрочем, как раз сдержаться после стольких лет беспокойства и страха и не получалось. Всё, на что хватило, — протянуть графу руку, за которую тот с готовностью уцепился.       Лестница из подземелья всё круче уходила вверх, в каких-то местах становясь чуть ли не вертикально.       — Её что, проектировали с расчётом, чтобы посетители пещер ломали шеи? — Роярн трижды поскользнулся на мокрых ступенях и порядком изгваздал свой парадный костюм. Они с Этелбертом в целом выглядели не слишком уместно посреди катакомб.       — Нет, просто этот комплекс пещер старый и не сильно уютный, — Камиль с приближением поверхности становился всё увереннее и двигался быстрее. — Собственно, потому тут и не стали разбивать чего-то пригодное для жизни. А темница — в самый раз. Глубоко, тихо, породу пронизывают ручьи. Где надо — сухо, а где надо — сыро. Нам с Шарлем, кстати, повезло, могли засадить куда-нибудь под озеро, куковали бы в компании мокриц. Белая башня в сравнении с этим — княжеские апартаменты.       — Башня — очень даже, — Дарсия раздражённо вскинул руку и на какую-то необозримую длину заморозил потолок — путникам тут же перестало капать за шиворот. — Но, кажется, сравнивать нужно с Истенхемсом.       — Там тоже не страшно. По крайней мере, в тех частях тюрьмы, что в Реере. Комнатки маленькие и бедные, но сухие и кормят регулярно.       — Боюсь спросить, как ты это узнал.       — Напрасно, весёлая история. Сдал одного из «коллег», участвовал в допросе, а потом сладко врал, что сбежал у жандармов буквально из рук. Самое жуткое в этой истории — добровольно вывихнутые крылья и покалеченная нога, а то бы не поверили.       — И это «весёлая история».       — Ну извините, баек с балов у меня как-то не завелось за эти годы, только из канав. К слову, о канавах и местах им противоположных — мы почти наверху.       Очередные двери вновь пали под натиском ледяных столбов. От вмешательства схальдов их качественно зачаровали, не говоря уж о других вариантах вскрытия.       — Потрясающий всё же дар, — Камиль попробовал подушечкой пальца одну из льдинок и, конечно же, порезался. — В столице не имели дела с гласирами, ничего против вас толком не работает.       — Мы сами против себя дивно работаем, — лорд машинально мазнул по груди, сгоняя с органов холодок. Не помогло в полной мере, но стоило Шарлю вновь ухватить его за руку — кровь побежала быстрее.       Второй выход оказался почти на окраине Рееры. В лучах закатного солнца огненными пиками сверкали шпили дворца, дома Советов, резиденции послов и прочие здания. Камиль держался за голову и слегка шатался.       — Дьявол. То ли все под щитами, то ли гулкая речь больше не работает. Я вообще не могу доораться до своих.       Шарль тоже попробовал — детям, Китти, Дамиену — именно в таком порядке — и только чуть не заработал мигрень. В висках застучало со страшной силой, и, если бы не Дарсия и его холодные пальцы, не отпустило бы.       — По-моему, что-то…       Что именно смущало Шарля — его спутникам так и не удалось услышать. Небо над дворцом вспороли в самом прямом смысле этого слова.       По небосводу, розово-золотистому, нежному, как будто на дворе не стояла глубокая осень, пролегла чёрная дыра. Она брызнула сначала ослепительно-зелёным, а потом кроваво-красным, и показалось ещё одно небо. Тёмно-бордовое, усеянное чужими мелкими звёздами и с солнцем — чёрным шаром в ореоле белых лучей.        Мужчины смотрели на новое светило в немом изумлении. Оно не жгло и не палило, в отличие от солнца за дворцом, давало спокойно себя разглядеть, не выжигая глаза и не опаляя кожи. Оно светило ровно и ярко и, судя по всему, тоже то ли садилось, то ли всходило, а не стояло в зените.       Это явление так захватило всех наблюдателей, что даже брызнувшие из раны неба метеориты не возымели эффекта.       Впереди, в сердце Рееры, что-то задымилось. Что-то задрожало и что-то рухнуло, подняв клубы дыма. А ещё чёрное солнце в прорезе в чужой мир заслонила огромная тень — в столицу Виеста медленно, но неотвратимо входило чудовище, каких Шарль не видел ни на одной фреске. Тёмное, тупомордое, с шестью парами мелких глаз на молотообразной башке. Граф не видел, но под ногами этого чего-то наверняка уже рухнуло не одно здание.       Буквально следом за ним в небо над городом вплыли огромные манты. Эти, казалось бы, родичи морских скатов с опасной грацией поводили двумя длинными гибкими хвостами с шипами. Одна тварь задела электрическую вышку — по синеватой шкуре в белых пятнах побежали искры и молнии, но и только. Электричество не причинило воздухоплавателю никакого вреда.       Первым очнулся Камиль.       Шарль вздрогнул от его отчаянного крика и резкого движения — представитель контрразведки упал на колени, а потом резко рванулся вверх, чёрной мышью-переростком уносясь навстречу кошмару. Даже так — сильно издалека, с искажённым представлением о размерах — граф содрогнулся от понимания того, как они малы со всей их истинной личиной.       Ладонь лорду в грудь граф впечатал быстрее, чем даже сам понял, что творит.       — Что ты…       — Ты мчишься на улицу Гиацинтов.       Граф не говорил и не просил в прямом смысле этого слова. Он приказывал чужой крови, как уже делал однажды на балу с Этелбертом. Банкир, который тоже понял, что именно делает его друг, болезненно отшатнулся и прижал руку к груди, хотя его никто и не трогал.       — Ты проверишь детей и убедишься, что они в безопасности.       Дарсия сделал абсолютно немыслимое — шагнул вперёд, притом что всё его тело целиком тянуло его в другую сторону, и оскалился мужу в лицо.       — Ты не смеешь!..       — Я смею всё. И я уже отрезал тебе половину жизни, ты не пойдёшь в эпицентр творящегося кошмара.       — Шарль, я не думаю…       Граф глянул на заговорившего друга нечитаемым взглядом, но вдруг уронил беспристрастную маску и опустил плечи.       — Я уверен, что там сейчас мои дядя, дед и бабушка. Там Китти, Дамиен, Камиль, княжеская семья. Я не ах какой боец, но я сильный кровник. И там пригожусь. Попрошу тебя, Эт, попрошу как друга, а не прикажу твоей крови — сходи с ним, — Шарль неожиданно устало кивнул на Дарсию, застывшего в каких-то сантиметрах от него. Каждое мгновение лорд прилагал неимоверные усилия, сопротивляясь сам себе и не сдвигаясь с места, и это не могло не впечатлять. — По пути и твой дом — проверь жену и дочку. Они же не пошли ко дворцу?       Этелберт отрицательно мотнул головой, и что-то в лице у него дёрнулось. Ужас доходил не сразу, а доходя — почти парализовывал.       — Нет… То есть да. Конечно. Конечно, я пойду с ним, и мы проверим ваших мальчиков.       Шарль устало улыбнулся.       — Спасибо.       Долгий, бесконечно долгий взмах ресниц и взгляд в синие глаза. Жгучие, яростные, такие яркие, такие потрясающие, что ночное небо и все его звёзды должны были разрыдаться от зависти.       Шарль привстал на цыпочки, касаясь губами оскаленных зубов и щекоча ресницами чужие скулы.        — Я буду осторожен, Дар. Осторожнее, чем когда-либо в жизни. И я обещаю тебе, как ты обещал мне дожить до семиста, — дождусь тебя живым. Просто убедись, что дети в безопасности, и иди обратно ко дворцу. До тех пор я продержусь и в меру сил постараюсь не пустить в город незваных визитёров. Пожалуйста, любовь моя. Пожалуйста.       Шарль ещё заметил удивительную метаморфозу, как вытянулся зрачок в синих глазах, как лязгнули по мостовой когти опорных пальцев на огромных крыльях. Серый мыш с белой метиной на груди заложил крутой вираж, а рядом менее изящно, но столь же быстро промчался бурый.       Ветер улёгся, и Шарль посмотрел на Роярна.       — Может, ты тоже?..       — Нет, Шарли, — баронет покачал головой и неожиданно улыбнулся. Просто и искренне, как в одну из первых их встреч. — Там отец и мама, там вся наша партия, все мои знакомые, да и вообще все. Маг из меня, конечно, ещё не очень, но я всё ещё умею становиться в шесть раз больше и перекусывать глотки в силах. Пойдём. Это и мой родной город тоже, и я совсем не всех хочу в нём видеть.       Шарль улыбался, меняя личину, и даже в полёте, кажется, блестел зубами. Он умрёт и в этом нет сомнений, но, по крайней мере, в хорошей компании. И с Дарсией за спиной, который, даст Маан, будет жить.