Искры на закате

Мысль, которую нельзя назвать опасной, вообще не заслуживает названия мысли. Оскар Уайльд

      — Как дорого обойдётся вам эта идея, ваша светлость. Вы не представляете.       — Это угроза?       — Ну что вы. Констатация факта.        Дарсия устало потёр шею. Во-первых, казëнный ошейник, прикреплённый к кандалам, страшно надавил, во-вторых, воротник-стоечка свадебного наряда натёр кожу ещё до того. Хотя на воротник лорд, конечно, не обижался. Его-то должен был Шарль расстëгивать. Не обязательно эротично (не факт, что у них сегодня хватило бы сил на «первую свадебную ночь», но кто мешает помечтать?), но хотя бы просто расстёгивать, потому как мелкую пуговку под самой челюстью ещё нужно было умудриться подцепить.        В камере на пятом этаже Белой Башни почти уютно. В соответствии со статусом у лорда в распоряжении три полностью меблированные комнаты: «гостиная», спальня и ванная. В главной комнате, которая и проходная, и столовая, и кабинет, и приёмная, есть несколько зон. Осматривать их некогда, потому что повторно замужний лорд в компании эрцгерцога, младшего княжича и «капитана жандармерии». Тот беспрестанно поводил плечами: зелёный мундир ему несколько жал. Немудрено для вещи, снятой с чужого плеча.       — Инэ, Маан ради, расстегните, если не хотите снимать. Не могу смотреть на ваши мучения. И зелёный вам не к лицу.        Сероглазый конвоир вскинул голову, но больше с оттенком удивления, чем чего-либо другого.       — А какой же мне идёт?       — Тот, к которому вы, верно, привыкли. Синий, с чёрно-золотыми нашивками.        Эрцгерцог негромко и мелодично рассмеялся, но, что важнее, недвусмысленно посмотрел на брата.       — Ах, Ро… Когда я говорил, что гении идиотов пародируют лучше, чем сами идиоты, — меня надо было слушать.       — Ваша светлость, — «капитан» сделал почтительный полупоклон и голову склонил вежливо и внимательно, но даже так чувствовалось — это больше воспитание, нежели обязанность статуса. — Я очень хотел бы услышать контекст шутки.        Будущий князь окинул лорда взглядом. Очень знакомым, не оценивающим, а как будто… Горделивым. Так удачливые игроки смотрят на лошадь, что сорвёт в очередных бегах для них куш.       — Расскажете, лорд?       — Как угодно вашей светлости, — Дарсия ещё с минуту попереглядывался с эрцгерцогом, но без малейшего намерения победить в этих гляделках. Что ему было нужно — он высмотрел. — Инэ, вы и близко не держитесь как начальник жандармерии. А вот как обер-секретарь — очень даже.        Против ожидания вероятный глава тайной княжеской канцелярии только заложил руки за спину и хмыкнул.       — Вы часто общались с жандармерией?       — Я часто общался с мужчинами, прошедшими военную кампанию. И занимающими высокие должности. Подчас эти должности были так высоки, что титулы аристократии превращались в простой факт, у кого сколько земли. И вот моё лордство вам совершенно безразлично. Что меня хоть как-то спасает — муж. Детей Старой Крови столица ещё любит.       — Вам грешно жаловаться. Вы не на виселице.       — Моё дело так плохо? Я рассчитывал на двуручник. Ну хотя бы на гильотину.        Собеседник Дарсии зарокотал, будто речь шла о чём-то и впрямь забавном. Лорду было не до смеха. Если бы не высокий ворот свадебного одеяния, он бы не стесняясь потёр, а заодно и прикрыл шею. Голову было жаль.       — Если обмен хорошими шутками закончен — пригласите, пожалуйста, мастера Мишеля. Он здесь сейчас нужен больше, чем все мы вместе взятые.        Обер-секретарь вновь склонил голову, но Дарсия увидел голодный блеск глаз и лёгкое недовольство. Княжич отобрал у верной собаки своего родителя дичь. Верная собака подчинилась, но, конечно, осталась недовольна. Сделают ли за это выволочку эрцгерцогу?.. Если верить лорду Моррису, у отца и старшего сына тёплые отношения. Не насильственные.       — Зря, — внешне княжич Родерик был беспристрастен, но, видно, ему тоже нравилось держать лорда в тисках и демонстрировать зубы, пусть и не кусая. — Честно говоря, всё зря. Неправильное время, отвратительный момент, — кивок на лорда и явный намёк на его одежду, — и, уж если откровенно, не та кандидатура. Теперь не оберёмся славы. Посадить под замок главу ведущей политической партии — и когда? В день свадьбы! Я и так устал отбиваться от прессы, а теперь за нас примутся и иностранные газетчики.       — Ты можешь не участвовать, Ро.        Младший княжич изобразил сложноописуемую гримасу, разом выражая неудовольствие и как бы говоря брату, что он сморозил глупость.       — Доброе утро, ваши светлости. А что, собственно… О.        За окном только-только стало светать. Так что упрекнуть бывшего Мастера Пыток, что он не знает, зачем его выдернули в Белую Башню, было нельзя. Наверняка его подняли прямо из кровати.        Мастер Мишель, закончивший работу по прямой специализации страшно сказать сколько времени назад и вполне счастливо занимавшийся ювелирным делом, сделал выразительный жест рукой, очерчивая лорда.       — Ваша светлость, вы кого-то не того хотите упечь под замок.        Княжич Родерик начинал посмеиваться. Сам же себя и останавливал, но Дарсия не единожды в дальнейшем слышал смешки из его угла.       — Инэ, — эрцгерцог остался воплощением вежливости, а голос так и вовсе стал елейным, — как только мне потребуется ваша консультация — я её попрошу. А теперь приступите к должностным обязанностям и все мы отправимся спать. Ро на ногах с полуночи, я где-то два часа, а лорд не ложился, полагаю, уже сутки. Он, как видите, со свадьбы.       — Поздравляю, — Мастер Пыток, уже подошедший к Дарсии и внимавший наследнику престола, машинально протянул руку и тряхнул руку лорда в крепком рукопожатии. — А вы разве развелись с Шарли?       — Нет. Он так хорош, что пришлось попросить его о браке ещё раз.       — А, — в этом простом звуке было столько понимания, словно в окружении одного из лучших столичных ювелиров многие женились повторно на своих же супругах. — Он носит бриллиантовое кольцо?       — Увы. Но оно теперь на пальцах, обладатель которых от кольца в восторге. Но Шарль на расстаётся с тростью.       — Это да, я видел. Всё же приятно, когда твоя работа радует обладателя.       — Мы поняли, что вы безмерно счастливы светской беседе, — Родерик не поднимая головы перебирал в папке бумаги. По наблюдениям Дарсии, делал он это уже четвёртый раз, но, если княжич хочет играть непроницаемого детектива — ну кто он такой, чтобы мешать? — Но теперь займитесь делом. Никто не хочет сидеть в этих апартаментах. Даже их будущий владелец. Но для этого надо было думать, а потом делать.       — Так я думал. Более того, об этом свидетельствует то, что тут именно я, а не мой супруг.       — То есть вы признаёте его косвенное участие в этом деле?       — В каком?        Младший княжич всё же поднял глаза, а Дарсия в вежливом любопытстве приподнял брови. Если кто-то хочет играть в слова — лорда учили лучшие из лучших. Чётких обвинений до сих пор никто не выдвинул. У участников процесса было весьма приблизительное понимание положения дел, но опять же: игры — занимательнейшая вещь. С возрастом они из жизни инарэ не исчезают. Лишь становятся всё сложнее и опаснее. Награда может подкачать, поэтому самым ценным становится процесс.        По итогу гляделок княжич сузил глаза и захлопнул папку.       — Мастер Мишель, приступайте.        Мастер Пыток ещё раз посмотрел на Дарсию, перевёл взгляд на княжича и, видно, никак не мог срастить два и два.       — В столице что, посадить больше некого было? По-моему, это неподходящая кандидатура.       — Мастер, вас не спрашивают.        Ювелир поднял брови и окинул лорда новым взглядом.       — Слушайте, я, конечно, старая развалина, но я перевидал столько преступников и бунтовщиков на своём веку, что имею некоторое понимание. Вы пытаетесь засадить за решётку кого угодно, но не предателя родины.        Родерик зажал переносицу, явно начиная закипать, и в диалог вмешался эрцгерцог.       — Мастер, лорду ещё не выдвинуто обвинение. И никто не утверждает, что он занимается какой-то противозаконной деятельностью. Пока что есть факт того, что он неаккуратно коснулся государственной тайны и, вероятно, оную разгласил. А теперь приступайте.        Мастер Пыток тяжело вздохнул, отодвинул стул и указал лорду на точно такой же напротив себя.       — Вот уж, Маан ради… В моей жизни было всё, но балагана в Белой Башне — ещё никогда.        Свадебное одеяние лорду расстегнули и внимательно осмотрели шею. При этом магические жилы противно «искрили»: дару не нравилось, что его касаются. Он приветливо реагировал только на соприкосновения с даром конкретного сангиэ, но и только.       — У вас есть рубашка с широким воротом? Свадебная одежда моей работе прямо-таки противопоказана.        Вещи лорда привезти ещё никто не успел, поэтому подходящую рубаху нашли в «гардеробной» тюрьмы. Чистая, выглаженная, тонко пахнущая миндалём, она так явно напоминала лорду об эшафоте (он и сам не мог понять почему), что не вызывала ни малейшего желания надевать. Но пришлось.       — Какие знакомые метины, — Мастер Пыток беззастенчиво потянул пальцем за широкий ворот, обнажая лорду чуть ли не всю грудную клетку. Все три шрама от пуль, почти сошедшие, но ещё явные, просматривались в полной мере. — Стреляли то ли очень хорошо, то ли паршиво, раз вы живы. Особенно от вот этой.        Старший инарэ легонько постучал по шраму почти в центре груди, но быстро потерял интерес и вернулся к шее лорда, уже накинув на неё толстую цепочку из сплава платины и белого золота.       — Я так понимаю, мне нужно сделать «классическое» ожерелье, отсекающее дар и ментал?        С вопросом Мастер обернулся на эрцгерцога, и тот кивнул, но очень не сразу и не спеша.       — Насколько я знаю, Братья Крови не рекомендовали отсекать лорду дар надолго.        Мастер Пыток пожал плечами, вдавливая большие пальцы лорду в шею над ключицами. Процедура была так неприятна, что Дарсия потихоньку пытался отодвигаться.       — Я не кровник, я схальд, не умею читать токи крови, а тем более особенности дара. Я лишь могу сказать, что его много и он сопротивляется. Гласиры вообще сложные натуры, у них одних из немногих дар заточен на постоянное общение с внешней средой и, уж конечно, не та то, чтобы запирать его внутри. Так что… Я бы очень рекомендовал стороне обвинения разобраться в своих претензиях за полгода.        Мастер Пыток наконец отпустил лорду шею, и тот тут же глубоко вдохнул.        Дарсия в золотые глаза напротив смотрел без малейшего недовольства, разве что шея ныла, а вот Мастер Мишель был явно расстроен и даже качал головой.       — Какая право глупость, ваши светлости… Замечательная шея. На ней чудно будет смотреться бриллиантовая дворянская цепь, а вы хотите повесить ошейник…        Мастер посмотрел на обоих княжичей крайне выразительно, но, видно, не дождался ответа и вновь потянул за звенья ювелирной цепочки, притягивая лорда ближе.       — Будет неприятно и выступит немного крови. Но я постараюсь аккуратно.        Практикующий ювелир уткнул большие пальцы лорду в ямочку между ключиц, обхватил средними шею (сколько смог) и плавно, медленно стал разводить большие пальцы.        Драгоценный сплав под пальцами схальда переплавлялся в монолитную гладкую полоску, так что через пять минут шею лорда обнимало тонкое серебристо-стальное колье с изгибом в виде литеры «V». Ошейник явно «пророс» под кожу, небольшое количество крови сочилось из-под его острого кончика и стекало на ключицы и грудь.        Только когда стальной обод замкнулся, Дарсия в полной море ощутил, что не дышал всю процедуру. Было не просто неприятно. Сталь, казалось, вбивали в нервные окончания. И сознание, и дар сопротивлялись ограничению, метались, бились внутри. Кроме того, лорду нужно было держать маску беспристрастности. Совсем уж не вышло, он непроизвольно хмурился и уголки губ предательски ползли вниз в гримасе боли, но всё же большую часть внутреннего ада удалось там же и оставить. Уж очень не хотелось радовать младшего княжича, явно упивавшегося властью. Может, недостаток молодости, а может, и черта характера. Для лорда это в любом случае был не самый приятный аспект.       — …и руки.        Дарсия чуть поморщился: оказывается, уши заложило. Он не услышал, что сказал младший княжич, и не понял, почему так открыто возмущается Мастер Пыток.       — Ищите другого такого умельца.       — Это ваша работа, Мастер.       — Да, конечно, — ювелир открыто ощерился и упёрся руками в колени. Старческий жест совершенно не сочетался с тонким и моложавым телом, навсегда застрявшем в восемнадцатилетнем возрасте, зато здорово отражал сжатость Мастера Пыток и пружинистость. — А ничего, что прежней деятельностью я не занимался последние лет так двести? Вы не просто так выдернули именно меня ради этого чертового ошейника. В столице есть и другие схальды. Вы надеялись именно на костные кандалы. И не подумаю их делать.        Родерик подорвался с места, и Дарсия впервые увидел княжеский аспект силы кровника, потому как эрцгерцог и не подумал вставать. Он даже голову на брата не повернул. Всего-то вскинул руку, сжал кулак и резко опустил его вниз, одновременно усаживая бывшего дознавателя всей Рееры. Младший княжич судорожно стал глотать воздух. Видно, ближайший родич потянул его за кровь совсем неласково.       — Мастер, — в голосе Вирриана не поменялось ничего. Даже бархат и нежность никуда не ушли. — Мы целиком за ненасильственные методы. Но ошейника может быть недостаточно, если инэ так силён, как говорят. Браслетов хватит, чтобы не прибегать к костным кандалам?       — Что имеется в виду?        Собственный голос лорда не порадовал. Простое предложение обернулось наждачкой для голосовых связок.       — Ох, не надо говорить ещё минут пять. Больно же, — Мастер Пыток вернул руки лорду на шею, но, против всех ожиданий, его отпустило. — Их светлости говорят о способе сдерживания магии через руки. Обычно хватает и ошейника, но, конечно же, есть исключения. И браслеты не устраивают его светлость, — при этом Мастер Мишель так зло глянул на младшего княжича, чтобы лорд уж наверняка не усомнился в адресате. — Он хочет костные оковы. Это фактически три гвоздя, которые вбивают между костяшками и спаивают «шапочками» между собой. Редкостная дрянь. Болезненная и ограничивает подвижность кистей и пальцев.       — Может, нам не понадобятся и браслеты, — эрцгерцог потянулся к колокольчику для прислуги и, когда, отперев по меньшей мере четыре замка, в апартаменты заглянул стражник, попросил: — Пошлите за Алым Жрецом. С учётом места, я думаю, они и сами поймут для чего.        Когда через полчаса ожидания явился не только Алый Жрец, но и Марсель, Мастер Пыток пересел в кресло подле Дарсии с явной надеждой на концерт. Надо отдать должное военному хирургу: он не подвёл.        Соприкоснувшись со сложным здоровьем лорда, а особенно перевесом его дара по отношению к сердцу, поддержанный Алым Жрецом, который не одобрил даже ошейник, не говоря уж о кандалах или ещё какой дряни, Марсель вынес всей присутствующей княжеской семье и мозги, и нервы. К концу беседы младший княжич явственно хотел орать.       — Как давно мальчику не наступали на мозоль…        Мастер Пыток только что не аплодировал. Но смотрел на действо с неприкрытым восторгом. Критика собственной работы его ничуть не расстроила. Привычка государственного служащего делать работу, а потом еë переделывать, как только это потребует начальство, здорово помогала ему во всех эмоциональных порывах.       — Если вы так противитесь сдерживающим средствам и так печётесь о здоровье лорда — занимайтесь этими вопросами самостоятельно, — Родерик выдернул из папки бумагу и с таким размахом стал писать, что было удивительно, как он умещается на одном листе. — Будьте добры находиться в столице, пока инэ Дарсия будет под следствием. А заодно следите за его здоровьем и силой, и не дай Маан в какой-то момент Белая Башня станет подлинно белой из-за льда.        Марсель на лорда посмотрел со странной смесью чувств. Он не был в восторге от перспективы сидеть в столице, пока Виест воюет на два фронта. Но за удовольствие потрепать нервы княжичам приходилось платить дорого. И удовольствие это пусть немного, но перевешивало чувство долга.       — Вы оставите фронт без талантливого врача, — Мастер Пыток предпринял деликатную попытку выручить сына коллеги по эшафоту. — Не лучшее решение в текущей ситуации.       — Хирургов у нас достаточно. Один вполне может задержаться, раз уж ему так дорога его позиция.        Княжич Родерик расписался под приказом и передал его Марселю. Тот посмотрел, но по итогу просто пожал плечами.       — Немного практики в родном городе мне не повредит.        На этой ноте от лорда наконец все отстали. Он пару раз прошёлся по выделенным владениям, а после достал бумагу с чернильницей и стал писать.        Доставщики его возненавидят, а что делать? Кроме одежды ему очень нужны книги. Теперь будет много времени и тишины, чтобы закончить научную работу.

***

       Бьер вздохнул и чуть сменил позу. Скотч-терьеру надоело лежать под стулом хозяина и ждать непонятно чего.        Второму его хозяину ожидание тоже не нравилось, но, с другой стороны, радовала мысль, что страдает он не в одиночестве. Ещё был младший княжич. Он не мог выгнать графа Крови из своего кабинета, тем более что тот надавил всеми регалиями, рычагами и наконец вполне нормальной потребностью, которую понимали даже недруги.        Шарль желал видеть рядом супруга. Или хотя бы услышать, в чём его обвиняют.        Причины не говорили, свиданий не разрешали. Даже писем не позволяли передать. Всё, что Шарль получил, — левый нижний угол листа со списком вещей и три строчки на нём: «Имейте совесть, отдайте Шарли. Всё в порядке. Просто жди».        «Жди». Легко сказать. Шарль никогда не был терпелив. Нет, мог, разумеется, но страшно не любил. Мужу при встрече хотелось одновременно голову открутить и за эту самую голову, а вернее, за косу, из Белой Башни увести. Дарсия разыграл какую-то подлянку и, судя по абсолютно потерянному внешнему виду Роярна, лучшего друга он тоже не посвятил.        И вот теперь граф сидит в чужой приёмной, опершись подбородком на ладони, покоящиеся на рукояти трости, и смотрит, как несчастный княжич строчит десятый доклад подряд. Что-то подсказывает — продуктивность бывшего главного дознавателя с момента постоянных визитов графа здорово выросла.        Шарль чуть повернул голову и вздохнул, точь-точь как питомец под стулом. Ему тоже надоело. А ещё чуть саднили запястья. Но тут он сам виноват: подаренные браслеты следовало носить аккуратнее. Те хоть и прятали смертоносные грани, всё же немного царапались.       — Вы можете идти, инэ.       — С превеликим удовольствием. Как только вы разрешите свидание.        Княжич не то чтобы вздохнул, просто очень долго и преувеличенно тихо выдохнул, но и этого было достаточно. Что ж. Они друг друга славно достали. Раньше графа никак не могли дождаться, а ныне так хотят выпроводить. Какая ирония, если вдуматься.        Они просидели в компании друг друга ещё час.        К княжичу приходили и уходили, следящие просители всё спрашивали, когда же их пустят, а графа никак не могли выгнать. На несчастье правящей семьи, Шарль припомнил родство с династией (чёрт-те в каком колене и по материнской линии, но сам факт), присовокупил главенство семейства де`Кавени в клане (Ос распустили опять же невероятно давно, но положения-то никто не упразднял), и всё это позволило трепать младшему княжичу нервы по полдня. Да, своего времени было жаль. И партий, оставшихся без глав (один в тюрьме, второй ругается с тюремщиками — романтика), но что сделать?       — А если выдам — уйдёте?       — Смотря что выдадите.       — Мы можем сидеть ещё час.       — Вы скромны, ваша светлость. Я посижу с вами и до вечера.       — А говорили, что терпение не ваш конёк.       — Терпение — нет. Но я упрям. А ещё во мне много злости, а злость — это энергия. Я умею направлять её в нужное русло. У меня так партия появилась.        Младший княжич уронил лицо в ладони, а Шарль подумал, что надо бы носить с собой книги. При желании можно даже начать новый перевод.        Против всяких ожиданий, очередной листок княжич спрятал в капсулу пневмопочты, отправил и, видимо, получил ответ через пятнадцать минут.       — Забирайте и чтобы я не видел вас хоть пару дней. Вашей семьи и так теперь слишком много в моих буднях.        Граф поднялся и не без удивления принял гербовую бумагу. Широкая подпись Князя занимала чуть ли не весь правый нижний угол. Но что радовало больше — два посещения в месяц по два часа. Для Белой Башни — неслыханная роскошь.       — Но я бы…        Княжич протянул руку обратно, и Шарль тут же сообразил: бумагу заберут с концами. Граф вежливо склонил голову и свернул драгоценный пергамент. Понаглеть можно чуть позже. Сначала он встретится с супругом и намылит шею ему.        За пределами кабинета Бьер воспрял и бежал впереди хозяина легко и радостно, с удивительной для коротких лап скоростью.       — Уже уходите? Как быстро Рори сдался. Придётся отдавать Вирриану пять рувий — я ждал от младшего брата большей выдержки.        Шарль развернулся на каблуках, только чтобы застать момент, как средний княжич ещё стоит в тени зелёной изгороди, сверкая разноцветными глазами и, как обычно, улыбаясь чёрт-те чему.       — Вы разве не должны быть расстроены?       — С чего вдруг?        Княжич вышел из тени и подошёл ближе, не прекращая улыбаться.       — Десять минут назад я вышел из кабинета вашего раздосадованного брата, а вы рады, что я выбил посещения? И это притом, что моего супруга от меня упрятали за десять замков? Ваша светлость, я окончательно перестаю вас понимать. Впрочем, о чём это я. Не помню, чтобы хоть когда-то понимал.        Княжич вежливо показал зубы и передал Шарлю ещё одну бумагу. Граф непонимающе уставился на точную копию уже имеющегося документа с единственным отличием — подписью эрцгерцога.       — …не понимаю.       — Разве четыре дня не лучше двух? Можете видеться каждую неделю.        Шарль, хмурясь, чуть отвёл от себя новую бумагу с той осторожностью, с какой, верно, держат отравленные листья экзотических растений.       — Что вы от меня за это потребуете?       — Маан упаси. Там разве моя подпись?       — Не думаю, что у вас хватило бы полномочий. Но вот попросить брата вы можете.       — Сразу видно — вы плохо знаете будущего Князя. Вирриан не делает то, что считает нецелесообразным.       — Именно поэтому он посчитал таковым заключить в Белую Башню главу ведущей партии. Консерватора. Самого верного приверженца режима.       — Как хорошо вы относитесь к супругу. Столько комплиментов меньше чем за минуту.        Шарль склонил голову, всё ещё хмурясь и не забирая бумагу. Если бы ему дали разгневанную кобру — её бы он и то держал охотнее и расслабленнее, чем новый документ.       — Ваша светлость, вы не представляете, как я не люблю чувствовать себя идиотом.       — О, это знакомое мне чувство. Так что понимаю. Считайте это жестом компенсации за оказанные неудобства.       — За какие из?..        Княжич перестал улыбаться и осуждающе покачал головой.       — Не наглейте, граф. Не наглейте. Вы мне очень симпатичны, но всему же есть предел.        С этими словами княжич откланялся, а Шарль какое-то время ещё обмахивался новой бумагой с полным ощущением, что мир свернул куда-то по новому маршруту, вот только его об изменениях никто не предупредил.

***

      — А можешь мне напомнить, — Роярн чуть оттянул ворот рубахи и ослабил узел платка — на улице было жарковато, а он не стал менять официальный костюм на прогулочный, — зачем мы тебе на первом свидании? Вам есть, что обговорить без нас. Мы подождём своей очереди.       — Вы мне для контроля, — Шарль шагнул в тень Белой Башни, снял цилиндр и окинул громадину взглядом. Неприступная башня с решётчатыми и наверняка подключёнными к электричеству окнами дырявила небо острым шпилем. — Иначе разговора не выйдет. Я просто оттаскаю эту синеглазку за косу, и дай Маан, чтобы в процессе не оторвал ему голову.        Этелберт даже сказать ничего не успел. Ему пришлось бежать за другом детства, потому что, померившись взглядами с башней, Шарль рванул к ней таким широким и решительным шагом, что даже скалы должны бы были расступиться перед таким напором.        Внутри тюрьмы для аристократов роскошь и сила мешались так причудливо и так странно… Пока посетителей пустили на нужный этаж, они преодолели с десяток дверей с вентилями и сложными кодовыми замками. Покои лорда запирали на три двери, а небольшой коридорчик перед ними явно создали из монолитного куска стали. Да, обили изнутри деревом для звукоизоляции и подобия уюта, провели электричество, чтобы убрать живой огонь из помещения без окон, но сам факт… Схальд бы наверняка мог прочувствовать добрую половину здания, а сангиэ оставалось довольствоваться стальным послевкусием на языке.        Гостей запустили, вежливо закрыли за ними двери и, судя по шагам, оставили на почтительном расстоянии.        Роярн тут же заулыбался, поспешил к другу с объятиями и новостями. Этелберт тоже заговорил. Шарль не смотрел и не слушал. Он стоял у дверей, растягивал запонки и медленно закатывал рукава.       — А что ты делаешь, Шарли?        Роярн угрозу почувствовал кожей, не иначе потому, что друга плечом прикрыл ровно в момент броска. Лорда это не спасло, а баронету за дружеские чувства досталось: Шарль в прыжке изогнулся совершенно по-кошачьи, натурально запустив когти Дарсии в плечо, а Роярна задел корпусом и сбил с ног.        По итогу они покатились шипящим клубком, и оттаскивать графа от мужа кинулись с опозданием.       — Да что на тебя нашло?! Шарль! — Этелберт приятеля тянул особо рьяно и возмущённо. — Если ты его прибьëшь, нечего было второй раз выходить замуж! Никто насильно не тянул! Сам страдал, что тебе твоего ненаглядного не выдают и умертвлять пытаются!       — Да-а-а?! А его просили за меня умирать? А какую-то дрянь вычитывать его просили, из-за которой он теперь тут сидит?! Так он вычитал и ни черта не поделился!       — Так тебя это обижает? — Роярн, поняв тактику графа, который когти запускал исключительно в супруга, но не в друзей, влезал в клубок боком и отталкивал Шарля, упираясь ему в грудь. Из положения лёжа получалось не ах, но лорду, на которого все фактически дружно улеглись, было и того хуже. — Если бы ты не кинулся душить с порога, может, рассказали бы.       — Да сейчас! — лорд, даже полупридушенный, извернулся, ударил взбеленившегося мужа в солнечное сплетение и наконец скинул с себя. Шарль, мешая стон и рыком, припал к полу и явно вознамерился накинуться в обратку, но вовремя был оттащен банкиром, а после и баронетом. — Говорить? Ему? Чтобы он первым в это сунулся очертя голову? Вот и пусть сидит дома!        Шарль заорал на старом наречии. Судя по экспрессии, цензурного выдал мало, но, когда стал отвечать Дарсия, граф разозлился ещё пуще.        С грехом пополам Главу Алой партии вытолкали за двери и закрыли их изнутри.       — Это вообще что?! Я ждал милования и радости, но никак не драки!        Роярн с трудом переводил дыхание и неподдельно хватался за грудь. Он не был уверен, что Шарль не поддался. За годы тренировок граф стал куда как сильнее и крепче, и, наверное, желай он навредить по-настоящему, они разошлись бы не так и легко.        Этелберт молча потирал ушибленное плечо и без всякого сочувствия смотрел на лорда.       — С учётом того, как он выгрызал это несчастное свидание, Шарло действительно был готов вытягивать тебя из застенок правдами и неправдами. И всë же… Не умаляя его горячности — просто так он бы с кулаками не бросился.       — Значит, заслуженно, — Дарсия преувеличенно равнодушно пожал плечами и тут же поморщился. — Ну что за дрянь… Порвал мне рукав, а у меня и так тут плохо с рубашками… Я их не напасусь на такие свидания…        Лорд ушëл переодеться, а гости натурально упали за чудом устоявший столик и налили себе чая.       — А коньяка нет?       — У меня нет только свободы передвижения, Рори.        Подтверждая слова, Дарсия вернулся в комнату и совершенно чудесным образом нашёл в подобии буфета бутылку коньяка. Роярн присвистнул.       — Княжеские условия.       — Отнюдь. Я даже не уверен, что в полной мере статусные. Мне, кажется, положено пять комнат.        Этелберт, пригубивший крепкого напитка, то ли фыркнул, то ли поперхнулся.       — А в трёх тебе тесно?       — Я выходец Железных Скал. При острой надобности мне хватит кельи два на два. Но сейчас не экстренные условия, а мой статус сопряжен с рядом излишеств, и именно эти излишества демонстрируют отношение окружающих.       — То есть ты бы хотел сидеть в пяти комнатах или в трёх, но после более знатной особы, чтобы быть уверенным в почтительности к своему статусу?        Лорд вздохнул, опустился на стул за столик и отвернулся к окну. Взгляд его был сумрачен и безрадостен.       — Я бы предпочёл сидеть рядом с мужем и всё равно где. Но проклятое шило, которое, я уверен, родилось вперёд него и мешает ему спокойно жить сколько я его знаю, несколько портит этот расклад.       — Дар, сжалься, — Роярн подпёр голову рукой и на друга посмотрел с тем выражением, с каким много лет назад просил списать проверочную работу по высшей математике, в которой ничегошеньки не понял, — не все так гениальны и понимают кружево ваших недомолвок. Можно прямо и просто, как для идиотов? При чём тут вообще Шарль?       — При том, что он упорно лезет куда не надо. Мне пришлось сыграть немного на опережение, и теперь я очень о том жалею.       — То есть теоретически ты знаешь что-то такое, что мог узнать Шарли, и мы навещали бы его?       — Нет. Я тут сижу ровно потому, что я осторожный. А Шарля уже можно было бы в расчленённом виде искать в Старом городе.        Банкир ещё раз фыркнул.       — Он вовсе не такой дурак, каким ты его рисуешь.       — Он вообще не дурак. Но, если можно куда-то кинуться очертя голову, то он кинется. Это собрание несчастий даже на чужом заводе умудрилось руки лишиться, а мы говорим о государственном перевороте. Так что пусть лютует, высказывает мне претензии и расшатывает Белую Башню. Пока его дурость направлена в безопасное русло, у меня не будет обмирать сердце.        Этелберт отставил кружку и, водрузив локти на столешницу, весь подался вперёд.       — Ты что же, специально всё это провернул?       — Ну… Свой арест сразу после свадьбы я не планировал. Могли бы и дать отгулять, право слово.        Банкир вздохнул и покачал головой. Он не понимал семейную жизнь друга, не понимал его выбора по части спутника жизни, не понимал логики обоих мужчин, хотя она явно была, раз один лез драться, а второй признавал правоту этих порывов.       — Разбирайтесь сами. Шарло, наверно, остыл.       — Он успокоился ещё в момент, когда вы вытолкали его за дверь. Он вообще быстро отходит, — лорд на прощание пожал другу руку и отпустил прежде, чем Роярн успел потянуться в ответном жесте. — Рори, не развали без меня партию, очень прошу. Они сейчас будут всячески демонстрировать норов, куда больше, чем на момент моей «смерти», она-то была почти героической, — Дарсия иронично хмыкнул, но с примесью какой-то эмоции. Видно, кольнуло шрамы. — Сейчас ты их руководитель. И ты правишь этой сумасшедшей повозкой.        Баронет успел только кивнуть — Этелберт невежливо и быстро потянул его к дверям. Банкира свидание вообще тяготило, он пошёл только потому что попросили, а в целом — кто добивался, тот пусть с лордом и сидит. И хочет — снимает шкуру, а хочет — целует.        Замки пришлось открывать по новой и по новой закрывать.       — Ты всё ещё хочешь меня растерзать или тебе уже жаль это всё потом самолично сращивать?        Шарль на мужа смотрел всё ещё сердито и исподлобья, но вот к столу подошёл уже совсем по-другому, лёгким и пружинистым шагом, а не тихим и скользящим, на выработку которого пришлось потратить годы.       — Ты редкостно бессовестный субъект, — граф фыркнул на открытую бутылку коньяка и, потянувшись к чайнику, изящно наклонил его над своей кружкой.        Жест был очень простой, Глава Синей партии видел его тысячу раз, но каждый раз удивлялся, каким разным вещам их учили в детстве. Кого-то красиво подавать чай барышням, потому что крутым кипятком можно обжечься и мужчин в этом отношении не жалко, а кого-то нож для масла держать так, что в случае необходимости он чудесно войдёт соседу по столу в горло.       — Почему?       — Потому что я только сегодня утром свёл всё в единую систему и понял, что ты очень даже знаешь, за что ты тут сидишь. И что, судя по всему, ты не против.       — Я надеялся, ты поймёшь раньше и поостынешь.        Шарль ожёг мужа взглядом и грохнул чайником о стол. Фарфор чудом выдержал.       — Если бы ты меня посвятил…       — Если бы я тебя посвятил, Шарло, ты сидел бы на другом этаже этого чудесного сооружения и я не мог бы до тебя доораться. А так ты ходишь на свободе и почему-то на меня злишься.       — О! Ещё скажи, что зря!       — Ну… Не совсем.        Шарль грозно сузил глаза, а Дарсия только пожал плечами.       — Ты можешь прекратить говорить намёками? Я не понимаю.       — На то и расчёт, Шарло. Пока ты не понимаешь, ты жив-здоров.        Граф скрипнул зубами, отставил недопитый чай и, обойдя стол, уселся мужу на колени. Сделал это, правда, резко, доставив лорду максимум дискомфорта и даже боли.       — Я не заслужил твоего гнева и распоротых мышц плеча.       — Ничего я тебе не…        Вместо ответа лорд приложил мужнину руку себе к груди и провëл до плеча, давая прочувствовать свежие не кровящие шрамы. Кожа схватилась быстро, а вот под ней разливалась боль и зрели гематомы.        Граф вздохнул, расстегнул на лорде рубашку и руку под скань запустил уже нормально, соприкасаясь кожа к коже и леча.       — Вот зачем вспарывать, если потом исправляешь?       — Потому что ты выбешиваешь меня до сумасшествия, но мне тебя жалко. Не могу с тобой, Дар. Твоя гениальность соседствует с дуростью, а когда ты это начинаешь мешать, так и вовсе… Если так хотел уберечь, не лучше ли было бы быть рядом?        Дарсия вздохнул и отвернулся. Шарль мог бы предположить, что от дискомфорта срастающихся мышц, но годы совместной жизни говорили, что причина в другом.       — Ты меня уломаешь. Не сразу, но совершенно наверняка. Последнее время ты вообще только это и делаешь. Главное, я отдал тебе на растерзание маленькую пробоину своей брони, а ты расковырял уже до мяса.       — Ты чертовски долго обнажаешься, душа моя. Будь я менее целеустремлённым, я бы давно перестал снимать с тебя бесконечные стальные листы.       — А мне в них было так славно…       — О, я не сомневаюсь. Тебе ведь доставляет удовольствие, когда я своим мягким нутром бьюсь о твои латы до синяков.        Лорд на супруга глянул одновременно грозно и обиженно. Шарль вопросительно вскинул бровь и одновременно усилил воздействие на раненое плечо, добиваясь рассерженного шипения.       — Как же ты любишь меня злить…       — Вообще обожаю дёргать смерть за усы. Ситуация с твоим отцом не научила тебя этой истине?       — А потом ты спрашиваешь, почему я предпочитаю хранить от тебя секреты в тюрьме.        Шарль цыкнул и покачал головой.        Долечивал своё членовредительство он молча, а долечив, не стал слезать с нагретого места. Только устроился по-другому, боком. Судя по тому, что Дарсия с готовностью правильно приобнял и придержал, он ничуть не возражал, что его используют как кресло.       — Маан ради… Я, похоже, законченный мазохист на тебе сидеть. Ты тощий и угловатый. Зачем тебя вообще кормить, если разницы никакой?       — У тебя был опыт сидения на скелете?       — На скелете нет. А на сушёной треске — регулярно.        Против собственных слов, граф ещё и руку супругу на шею закинул и совсем уж эффектно устроился, покачивая одной ногой.       — Кроме шуток — у тебя всё есть? Если тебе плохо…       — Шарло, во-первых, — лорд красивым жестом очертил комнату, — это тюрьма. Она не должна изобиловать излишествами. А она, к слову, изобилует. Во-вторых, пришли мне рубашек. Мне могут принести и передать всё что угодно, но почему-то не текстиль. А брюк у меня и то больше.       — А эта дрянь тяготит?        Граф мазнул пальцами по ошейнику и тут же нахмурился. Металл отозвался агрессивно. Шарль даже не сразу понял почему. А когда до него дошло, искренне возмутился:       — Он не пропускает дар!       — Да что ты? — Дарсия не удержался, чтобы не повторить чужое, такое недавнее движение бровью и ироничную интонацию. — Не поверишь — в этом и смысл.       — Но он целиком прерывает поток! Я не могу коснуться твоего дара!       — Но твой на меня действует.       — Да, но плохо. Погоди, но тебе вообще нельзя подобных украшений. Я не поверю, что его разрешили Жрецы, а их должны были позвать.       — Позвали. А заодно Марселя, и лишили его работы.        Лорду пришлось пересказать всё супругу с начала до конца. Шарль только осуждающе покачал головой.       — Её с тебя снимут.       — Шарли, я заключённый. Да, привилегированный, но всё же. Вопросы моего здоровья не должны заботить тюремщиков.        Глава Алой партии дёрнул верхней губой и попробовал надломить тонкий металл. Тот с готовностью впился в шею лорда так, что проступили жилы.        …когда Дарсия вновь задышал, то первым делом прикрыл новое украшение ладонью.       — Ты так больше не делай… — голос у лорда сел до шёпота, а сердце колотилось так, что Шарль его слышал, даже не касаясь кожи супруга. — Оно добровольно с шеи не слезет.       — Прости, я не ожидал такой силы, — графу хотелось забрать боль и убрать покраснение на горле мужа, но проклятый ошейник он теперь боялся даже задеть. Чёртова удавка чуть не оставила его вдовцом, и это при толщине не больше пары-тройки миллиметров.       — Бывает, — Дарсия прокашлялся и прогнал по горлу ещё несколько звуков разной степени глухоты. — Ничего. Вроде цело. Не хочу тебя выгонять, но очень скоро двери начнут отпирать.        Шарль бросил взгляд на часы и поднялся. Проклятое время. Никогда его нет, когда оно нужно.       — Тебе что-то нужно кроме рубашек?       — Ага. Не убейся без моего надзора.       — Если захочу — твоё местоположение не будет играть роли.       — Вот этого я и боюсь.        Лорд «проводил» супруга до дверей и охотно нагнулся за прощальным поцелуем.       — Когда я тебя вытащу, а я вытащу, то откручу голову.       — А в камере больше членовредительством заниматься не будешь?       — А смысл? Ты сам себя наказал. Вот и кукуй тут в гордом одиночестве.       — Злюка.       — Умник. Честное слово, Дар, от расправы тебя спасает только моё бесконечное чувство любви.       — Ах как я на него уповаю…        Шарль покинул Белую Башню и с друзьями не говорил до самого дома, в глубокой задумчивости вертя на пальце перстень со шпинелью и иногда поглаживая белёсый шрам между пальцами.       — Что теперь?        Роярн беспокойно мял поля своего цилиндра и смотрел на задумчивого графа, очень странно осматривающего особняк в районе Изумрудного дола.       — Для начала я напьюсь горячего шоколада, разложу карты, переберу письма от одного моего друга, а потом… Потом я займусь делом и начну его с интервьюирования и чтения.       — И кого будешь пытать? — Этелберт не удержался от насмешливого фырканья, но осёкся, напоровшись на карий взгляд. — Маан, с меня, что ли?       — Не совсем, — граф непочтительно указал на баронета. — С него. Но и до тебя дойдёт. И до всех, кто последнее время беседовал с Дарсией. Я его треклятую раковину уже открывал. Он весьма наивно думает, что я не проверну этот трюк дважды.       — Как-то много усилий для спасения одной души.       — О, Эт… Счёт уже давно не идёт на единичные души. Мы начинаем играть на государство.        Баронет и банкир переглянулись, но Шарль ответил прежде, вновь осматривая дом.       — Что-то подсказывает — мы играем даже не за судьбу столицы. На кону Виест со всеми его потрохами. Чудны́ дела твои, Прародительница… Мне этот дом так не нравился, а теперь я так боюсь его потерять, что даже идея войны больше не кажется чудовищной. Чудны́ дела твои… Чудны́.