Макабр

Телефон трезвонит вот уже десять минут, но его владелец не торопится поднять трубку. На экране ярко светятся четыре буквы, вызывая нежелание отвечать. Мать. Чимин сидит в ванной, склонив голову над раковиной, раздумывая, стоит ли разговаривать с ней. В его мыслях начинают разворачиваться сценарии, в которых каждый приводит к крикам и обвинениям. Когда мелодия вновь раздаётся, он наконец берет в руки телефон и нажимает на зелёную кнопку. Пауза, и в динамике звучит голос, знакомый до боли. — Я вижу, ты, сынок, гордым стал, — прозвучал упрёк, и Чимин закатил глаза, продолжая слушать женщину. — Совсем матушку родную забыл, да? — Нет, как я могу, — лукавил он, устало вздыхая. — Что-то случилось? В воспоминаниях вновь появляется образ матери, когда-то доброй и улыбающейся. Все знали её как ангела, спустившегося с небес, пока этот ангел не встретил мужчину, ставшего центром её мира. Отчим часто бил её и бывало всыпал и самому Паку. Мать лишь жалобно смотрела на это, со временем свыклась и это стало для неё рутиной. Она начала выпивать вместе с ним, сына сдала в приют, а-ля толку от него нет, доход в семью он же не приносит. Чимин оказался здесь в шестнадцать лет. Кажется, все излучающие тьму души собрались именно в этом приюте: живодёры, наркоманы, даже убийцы. Это именно здесь он встретил Чонгука — парня, старше его на два года. Говорили, что его закрыли за злоупотребление тяжёлыми веществами. По юношеской глупости он ввязался в дурную компанию, где впервые понюхал клей. «А дальше как-то само завертелось», — с безразличием произносил сам Чон. Впервые их пути пересеклись в туалете, где светловолосый застал Чонгука за нюханьем кокаина. Красные глаза Чонгука запечатлели образ худощавого паренька, дрожащего перед ним, как осиновый лист на ветру. Чон, стремительный и решительный, на мгновение замер, затем зажал ему рот рукой, на которой ещё сохранялись белые полосы от порошка, а колено прижало ноги жертвы, лишая его возможности вырваться. В этом мгновение, столкновение превращалось в вечность, воздух наполнялся щемящей напряжённостью, словно вокруг витал сам дух неизведанных страстей. Чимин, испуганный и уязвимый, почувствовал, как страх сковывает его, а завершающий жест Чона оставил неизгладимый след в его памяти, словно тень, которую не удаётся стереть. — Спизданёшь кому-то и тебе будет пиздец, — расширенные зрачки смотрели прямо в глаза Чимина, грубые руки перешли от лица парня к шее, сжимая её у основания. Пацан начинает душить парня, перекрывая тому кислород. Чимин, словно налетевший на стену, открывает рот в безмолвном крике, но звуки не выходят. Пальцы на ногах поджимаются, глаза закатываются, лицо начинает принимать синеватый оттенок. Чимин ощущает, как мир вокруг него медленно тускнеет, а в ушах раздаются глухие звуки. В этот момент он полностью полагается на инстинкты, борясь с угнетением, которое охватывает его тело. Подсознательно он пытается вырваться, глядя в дикие глаза своего нападающего, в которых светится безумие. Каждый вдох становится всё труднее, и он понимает, что время уходит, как песок сквозь пальцы. Парень теряет сознание. Неизвестно, сколько времени прошло с их столкновения с Чонгуком, но он всё ещё бездыханно лежал в том же туалете. Никто не пришёл к нему на помощь; никому не было дела до него. Он, стряхнувшись и пошатнувшись, побрёл в свою комнату. С тех пор под его подушкой завоевал место остро заточенный нож, а в кармане притаился перцовый баллончик — на всякий случай. Пак вновь стремился избегать людских скоплений, не произнося ни слова и не садясь рядом с кем-либо. Он настороженно оглядывался, его взгляд выискивал фигуру, которая могла бы нарушить его уединение. Чонгук в этих краях был практически мифом, окутанным тайной: он принадлежал к банде, о которой шептались с опасением. Чон олицетворял страх — перед его гневом трепетали все, без исключения. Ох, сколько же проблем он принёс тогда учителям... Из мыслей о прошлом его вывел голос матери, который уже стал казаться ему громче и злее. — Сукин сын, ты вообще слушаешь меня или нет?! Я тебе говорю, что твоего отца похоронили два дня назад, а ты трубку не берёшь, так ещё и язык в жопу засунул сейчас! — глаза Чимина расширились, он не мог поверить своим ушам. Умер, вот так просто? Кажется, нужно пометить этот день в календаре как праздник. — Я слышу, мама. Мне жаль, через пару дней я съезжу к нему на могилу, не переживай. Скинув трубку, парень включил холодную воду, ополаскивая своё лицо. Он не мог поверить, что этот день наконец-то настал. Его отчим лежит в земле и скорее всего скоро начнёт уже гнить. Он не мог не поделиться этой новостью с ним. Взяв в руки телефон, на него вновь нахлынули воспоминания об их знакомстве с Чонгуком. *** Его яркий взгляд выжигал всё на своём пути, напоминая ураган, готовый в любой момент сорваться с цепи. Острые черты лица отражали его злой нрав, а мускулистая фигура привлекала взгляды, которые он ненавидел и игнорировал. Однако тот, кто осмеливался заглянуть в его душу, заметил бы трещины в его агрессивной оболочке. Чимин сел на край кровати, чувствуя, как дрожь пробирается по телу. Он сглотнул, пытаясь прогнать остовое воспоминание о той встрече. Ночь за окном была непривычно тихой, а тени в углах комнаты казались более угрюмые, чем прежде. Он снова и снова прокручивал в голове тот фатальный момент, когда кислород ускользнул от него, оставляя только страх и безысходность. Постепенно натянутые нервы начали ослабевать, но тень страха осталась. Каждый скрип двери, каждый шорох становились для него сигналами тревоги. Он искал утешение в простых вещах: запах свежесваренного кофе из кухни, солнечные лучи, пробивающиеся сквозь плотные шторы. Но даже это не могло затушить пламя его внутренней борьбы. Пак вновь ощущал на себе проникающие взгляды, и ему было прекрасно известно, кто прячется за этими внимательными глазами. В коридоре, в столовой, повсюду – темно-карие глаза, словно безжалостные лучи, находили его, где бы он ни находился. На уроках он не мог спокойно усидеть на месте; чувство угрозы расправляло свои крылья, поглощая его с каждым мгновением. Не выдержав, он бросался, словно стрелой, из класса, прикрываясь недомоганием, и направлялся в библиотеку, где мог укрыться на ближайшие два часа. Внутри его встречала добрая старушка, чей взор был полон понимания, она уже привыкла к выходкам этого мальчишки. В этой тихой крепости, окружённый бесконечными историями о любви, дружбе и борьбе, он находил утешение. Старушка легонько теребит мальчика за воротник его рубашки, говоря ему уходить, ведь библиотека уже закрывается. Чимин проспал три с половиной часа и даже не заметил, черт! Поблагодарив женщину, он уходит, направляясь в свою комнату. Чонгук сидел на краю кровати, его силуэт затмевался тусклым светом лампы, создавая атмосферу таинственности. Когда двери комнаты открылись, в проёме появился Чимин, его глаза наполнились смешанными чувствами — страхом и любопытством. Чонгук, ловко заигрывая с волосами, привлёк его внимание. — Заходи, Чимин, — произнёс он, голос звучал как шёпот, окутывающий то ли приглашением, то ли угрозой. Чимин боится, но внутренний риск взывал его к действию. Он сделал шаг вперёд и вдруг ощутил напряжение в воздухе. Чонгук приблизился, его улыбка показалась обманчиво безобидной. — Ты ведь знаешь, что я опасен, не так ли? — прошептал он, и мурашки пробежались по спине Чимина. Но вместо того чтобы отступить, Чимин встретил его взгляд. — Да, но мне любопытно, — ответил он, голос его дрожал, но в словах звучала решимость. В этот момент в комнате возникла неразрывная нить понимания, соединяющая две противоположности — притяжение и страх, играя на грани. Чонгук наклонил голову, искушая. События разворачивались, и никто не знал, к чему это приведёт. Чонгук сделал шаг ближе, и тень его фигуры накрыла Чимина, словно прикрывая от всего внешнего мира. Атмосфера напряжения накалилась, и каждый вздох казался слышным. — Иногда опасность привлекает больше, чем безопасность, — сказал он, его голос стал ещё более интимным. Чимин почувствовал, как его сердце забилось быстрее, словно в унисон с Чонгуком. — А если я захочу узнать эту опасность поближе? — прошептал Чимин, его глаза мерцали, словно огонь готового к загоранию костра. Он не мог отвести взгляда, не понимая, где заканчивается страх и начинается желание. Чонгук склонил голову вбок, его губы искривились в загадочной улыбке. — Тогда будь готов встретиться с последствиями, — сказал он, и в его голосе звучала некая угроза, которая одновременно привлекала и настораживала. Неведомое скрывалось за пределами их взаимодействия, маня, завораживая. С каждой секундой расстояние между ними сокращалось, словно невидимая сила притягивала их друг к другу. Это был момент выбора — шагнуть в неизвестность или отступить в привычное. Внезапно Чонгук подхватил Чимина за талию, притянув ближе, и их губы встретились в стремительном поцелуе. Это было нечто большее, чем просто поцелуй — это был взрыв эмоций, который заставил их обоих забыть обо всем. Чимин ответил на его натиск, обвивая его руки вокруг шеи, и они погрузились в этот момент, не желая его заканчивать. Чимин чувствует, как его сердце колотится в груди, когда Чонгук прижимается к нему ещё сильнее, оставляя на его губах следы уверенности и желания. Взгляд Чонгука полон огня, и каждый его поцелуй наполняет Чимина как будто электричеством, но в то же время и страхом. Страх перед тем, что всё может измениться в один миг. Чонгук всегда был непреклонен, его сила притяжения была неотразима, и Чимин не мог с этим бороться. Чон кидает Чимина на кровать, а сам следом залезает на него, стягивая с себя растянутую футболку. Он грубо обхватывает пухлые бедра Пака, сдирая с него джинсы, оставляя в трусах. Женских? — Это что? Чонгук не мог поверить своим глазам. Яркие, кружевные трусики ярче всех оттенков радужного спектра нарушали порядок привычного восприятия. Они мгновенно заворожили его внимание, заполнив разум игривыми мыслями. Парень зубами стягивает ненужную ткань, смотря на лобок, на котором прослеживаются светлые волосы. Чимин чувствовал, как его сердце стучит всё быстрее, когда он лежал под Чонгуком. Он пытался отвлечься, но смущение переполняло его, заставляя сердце биться в такт с волнением. Чонгук, взглянув на него с ухмылкой, казался совершенно спокойным, как будто эта ситуация была для него привычной. Его уверенность лишь увеличивала смятение Чимина, заставляя его ещё больше краснеть. — Не будь таким серьёзным, — сказал Чонгук, медленно начиная снимать свою одежду. Каждый движением демонстрировался невидимый флирт, который наводил смятение в душе Чимина. Он пытался укрыться под одеялом, но это лишь усиливало искушение, которое Чонгук с лёгкостью разжигал. — Я просто… — начал было Чимин, но слова застряли в горле. Он знал, что не сможет долго держаться под защитой своих сомнений. Чонгук подбоченился и подмигнул, что окончательно сбило Чимина с толку. Он не знал, как ответить на такой вызов, и чувствовал себя одновременно взволнованным и испуганным. Чон раздвигает половые губы и касается языком клитора. Чимин закрыл глаза, позволяя своим чувствам взять верх. Каждый его шаг был полон намерения, и Чимин, словно магнит, тянулся к нему, забывая о страхах и сомнениях. — Я никогда не знал, что могу чувствовать так, — прошептал он, его голос дрожал от волнения. Чонгук глядел на него с улыбкой, наполненной загадкой и непростительной скидкой на возможные последствия. — Все начинается с первого шага, — ответил Чонгук, его рука нежно скользнула по щиколотке Чимина. — Позволь мне быть твоим проводником в этот неизведанный мир. Чимин вновь вдохнул, ощущая, как грань между реальным и воображаемым начинает стираться. Как будто в этот момент во всем существовал только он и Чонгук, их сердца бились в унисон, подготавливаясь к тому, что должно произойти. И он знал: уже не сможет повернуть назад. Он продолжал работать языком, водя им по клитору быстрее, заставляя киску мочиться. Блондин же был на седьмом небе, ноги его дрожали, а глаза закатывались. Сладкие соки текли по бёдрам юноши, оставляя мокрые следы, которые Чон старательно утирал языком. Оргазм был близок, из-за чего Чимин инстинктивно схватил Чона за волосы и прислонил его лицо теснее к его промежности, заставляя того внюхивать его аромат. Громкий стон и усталые вздохи наполнили комнату, как нежная музыка страсти. Чимин изо всех сил пытался восстановить ровное дыхание, но, встретив вульгарный взгляд Чонгука, ловко облизывающего губы, он неожиданно погружался в бездну страстного волнения. Чонгук отстранился от партнёра, усевшись на краю кровати, с опущенной головой, словно погружаясь в глубокие раздумья. Чимина насторожило это молчание, но он был готов принять любое словесное искушение. — Не молчи. Тихий смех разнёсся по комнате, нарушив тишину. Чонгук, закрыв лицо руками, разразился хохотом. — Ох, прости. Не каждый день встречаешь парня с пиздой между ног. Паку такой ответ отнюдь не пришёлся по душе. Он демонстративно сложил руки на груди, всем своим видом показывая недовольство. И что с того, что у него нет члена? Разве его «девочка» не могла вызвать в нём нежные чувства? Неужели всё обернулось так плачевно, что он даже не хочет произнести ни слова по этому поводу? Только сейчас он заметил как сильно дрожат его руки, а кожа покраснела. Чонгуку явно нехорошо, Пак понял это ещё когда зашёл в комнату. Неужели он пьян? — Тебе шестнадцать лет, тебе, черт возьми, шестнадцать лет. — чуть громче повторил Чонгук, зарываясь руками в свои волосы. Так вот в чем проблема. Пак почувствовал, как внутри него закипает недоумение. Возраст? Разве это было важнее, чем те эмоции, которые они оба испытывали? Его сердце колотилось от гнева и непонимания, но он старался оставаться спокойным. Он развернул Чона к себе лицом, чтобы лучше рассмотреть мерзавца, его лицо искажалось от внутренней борьбы, но Чимин не собирался отступать. — Только попробуй сейчас начать винить себя за то, что пришёл ко мне и решил отлизать мне, — произнёс Чимин с серьёзностью, проникая взглядом в глаза Чонгуку. — Я сам позволил тебе это сделать, ясно? И я, сука, в восторге. Брюнет после этих слов как оживился и потянулся ближе к парню. Чон почувствовал, как сердце колотится, когда их губы встретились. Он никогда не думал, что простой момент может перерасти в нечто настолько волшебное. Чимин, казалось, втянул его в свой мир, где существовали только они двое. Губы скользят друг по другу, относя их в бесконечность, где время теряло своё значение. Чимин, несмотря на неловкость, ощущал, как внутри всё загорается. Каждое прикосновение вызывало порыв тепла, который стремился вырваться наружу. Он закрывает глаза, стараясь не отвлекаться на окружающий мир, погружаясь в этот интимный момент. С той самой ночи прошёл месяц. Их отношения с Чонгуком стали теснее, но парой их было трудно назвать. Чонгук изредка приходил в комнату Чимина, чтоб доставить им обоим удовольствие, а на утро тот быстро собирался и уходил на занятия. Каждое утро Чимин чувствовал, как его сердце сжимается, когда Чонгук, словно призрак, исчезал за дверью. Они не разговаривали о своих чувствах, не обсуждали, что происходит между ними. Вместо этого они просто наслаждались моментами, укрываясь от мира в стенах уютной комнаты. Иногда Чимин думал, что так даже лучше. Без лишних слов и обязательств, это было чем-то особенным — идеальный хаос на границе дружбы и чего-то большего. Однако с каждым днём нахлынувшие чувства становились все более навязчивыми. Чимин ловил себя на мысли, что с каждым его уходом он теряет частичку себя. Улыбка Чонгука, его рука, скользящая по коже, и даже слабый аромат дешёвого одеколона оставляли постороннюю пустоту. Вечером они переписывались, делились своими планами, но всегда останавливались на грани, которая отделяла их от настоящих отношений. Первым шагом к преображению их отношений стало загадочное сообщение от Чонгука: «Приходи ко мне после занятий, хочу показать тебе кое-что». В тот момент Чимин испытал удивление и смущение, что привело его к тщательному наряжанию у зеркала, продолжавшемуся целый час. Он не мог избавиться от волнения и предвкушения, которые переполняли его сердце. Вот он уже стоит на пороге в комнату Чонгука и осторожно стучит в дверь. Хозяин комнатушки тут же открывает её и Чимину предстаёт уставший, изнеможённый Чон. Под глазами его виднелись чёрные синяки, а взгляд его не выражал ничего. Вдруг он замечает позади юноши вскрытые шприцы и пазл в голове складывается. Дверь захлопывается и они остаются наедине. Чон как ни в чем не бывало следует к дивану и продолжает начатое. Чимин всегда знал, что в жизни Чонгука есть что-то тёмное. Его глаза искрились адреналином, когда он принимал наркотики, аккуратно вводя иглу в вену. Это зловещее зрелище завораживало Чимина. Он наблюдал за этим ритуалом с лёгким трепетом в груди, ощущая, как его собственные эмоции смешиваются с возбуждением. — Ты не понимаешь, — ответил Чонгук, усмехнувшись, когда заметил взгляд Чимина. — Это свобода. Чимин почувствовал, как его сердце резко забилось. Он всегда был тем, кто искал яркие эмоции, но никогда не осмеливался перейти черту. Чонгук, с его мрачной аурой и дерзкими поступками, привлекал его, как магнит. — Может, мне стоит попробовать? — произнёс Чимин, сжимая пальцы. Чонгук остановился, его глаза заблестели, когда он посмотрел на друга. Он никогда не думал, что кто-то захочет войти в его тёмный мир. Но теперь это решение было лишь вопросом времени. — По правде сказать, я пригласил тебя сюда за этим. Ты готов? — тихо спросил Чонгук, и в этот момент между ними возникло что-то большее, чем просто риск. Чимин почувствовал, как воздух вокруг них стал тяжёлым. Он застонал от внутренней борьбы; его разум кричал о том, что это саморазрушение, но чем больше он смотрел на Чонгука, тем сильнее возникали искушение и желание. Чонгук был воплощением свободы, той самой, о которой мечтали многие, но которая надолго могла увести в темноту. — Ты не пожалеешь, — произнёс Чонгук, поднимая иглу, как магическую палочку, готовую открыть двери в иной мир. Чимин почувствовал, как страх быстро растворяется в волнении. Он сделал шаг вперёд, словно переходя границу, которую никогда не хотел пересекать. — Да, я готов, — выдохнул он, и его голос прозвучал как заклинание. Чонгук с удовлетворением улыбнулся и начал готовить всё необходимое, будто собирая ингредиенты для запрещённого зелья. Между ними возникла связь, которая не имела права существовать, но сейчас это не имело значения. В тот момент, когда игла коснулась его кожи, Чимин понял — он уже не сможет вернуться назад. Тонкая струйка сыворотки медленно стекала по его венам, как река, уходящая в бездну. Чимин почувствовал, как мир вокруг него меняется: цвета стали ярче, звуки — чётче. Чонгук наблюдал за ним, глаза сверкали от волнения и ожидающей радости. Каждый вдох Чимина напоминал о том, что эта мгновенная свобода была лишь иллюзией, и, тем не менее, он не мог вырваться из объятий этой искушающей тьмы. — Это только начало, — тихо произнёс Чонгук, словно читая мысли Чимина. — Вскоре ты почувствуешь, что твои ограничения — это всего лишь мираж. Не бойся того, что ждёт впереди. Чимин вздрогнул от его слов; они были как сладкие яды, одновременно манящие и пугающие. Погружаясь в этот новый мир, он даже не заметил, как его сердце колотится в унисон с резким, завораживающим ощущением. Каждая частичка его тела трепетала от возбуждения, словно он на грани открытия самого себя. Впереди лежала неизведанная территория, и Чимин единственным своим шагом поднял занавес на долгожданный спектакль, в котором он всегда хотел играть главную роль. – Эй, Чимин, – произнёс он, включая музыку. Мягкие ритмы заполнили пространство, наполняя его счастьем и спокойствием. Чимин встал, чувствуя, как его тело играет под музыку. Он начал двигаться, подталкиваемый мелодией, а Чонгук не сводил с него взгляда. Улыбка на его лице становилась всё шире. – Не думал, что ты такой танцор, – излучал Чонгук, пряча волнение. Чимин, растворяясь в ритме, ловил на себе его взгляд, чувствовал поддержку и одобрение. Каждое движение как будто было призвано вызывать реакцию со стороны его друга. Они оба были в своём мире— Чимин в танце, Чонгук в наблюдении. Это мгновение казалось вечностью, наполненной энергией. Чонгук подхватил его ритм, их танец стал чем-то волшебным. Они перемешивались, обменивались нежными взглядами, каждый шаг был наполнен недосказанностью. В этот момент все лишнее осталось за дверью. Они были только друг для друга. Чимин вдруг сделал круговой поворот, и их тела встретились. Обнявшись, они замерли на мгновение, как будто время остановилось. Взгляд Чонгука был полон понимания. Музыка усилилась, заставляя их танцевать ещё ярче. В этой эйфории они почувствовали, как близость становится чем-то неизъяснимым, но таким правильным. Чонгук прижал Чимина к себе, их губы встретились в стремительном и нежном поцелуе. Это было так неожиданно, но одновременно и так естественно. Чимин ответил на поцелуй, его руки скользнули по плечам Чонгука, как будто они были созданы именно для этого момента. Музыка затихла, но они не заметили, погруженные в свою реальность. Вокруг них мир растворился, осталась только искренность их чувств. Чонгук знал: этот танец не закончится никогда. ***       Чимину уже двадцать, но в сердце по-прежнему гнездились воспоминания о приюте. Годы шли, и жизнь не стала легче. Парень снимал уютную квартиру, но картина, которую он рисовал, была не такой уж и идеальной. Сейчас, открыв ящик стола, он наткнулся на привычную упаковку — новая доза. Сердце сжалось от боли. Зачем он согласился тогда? Почему позволил себе погрузиться в эту тьму? Чонгук выглядел таким счастливым и домашним, когда они вместе делали это. Ради него.        Чонгук и Чимин по-прежнему общаются. Иногда видятся на выходных, обнимаются, целуются, курят травку. Теперь это стало чем-то само собой разумеющимся. Каждый раз, встречаясь, они словно заново открывали друг друга. Красота этих мгновений заключалась в простоте: лёгкие касания, искренние улыбки, долгие взгляды, полные нежности и спокойствия Чимин достал телефон и начал набирать сообщение для Чонгука: «Отец умер. Нужно съездить на кладбище». Ответ не заставил себя долго ждать, он был кроток и ясен: «Ок». Через некоторое время под окнами его дома стояла чёрная затонированная машина, которая ждала его. Чимин прошёл к зеркалу, проверяя, как выглядит. Лицо казалось усталым, глаза полны печали. Он знал, что эта встреча будет тяжёлой, но отказываться нельзя. У него не оставалось сил на слезы, только холодное осознание неизбежного. Он быстро накинул куртку, стараясь не терять времени, и вышел из дома. Сев в машину, он почувствовал, как тишина начинает заполнять пространство. Авто медленно покатилось в сторону кладбища, и в этом мрачном полумраке Чимин ощутил, что воспоминания о родителе, злом и бесчувственном всплывают на поверхность. Чонгук сидел за рулём, его татуированные пальцы медленно подкладывали сигарету к губам. В тёмном салоне автомобиля царило напряжённое молчание, которое нарушалось лишь звуком затяжки. Чимин сидел рядом, его взгляд устремился в окно, где пролетали тени деревьев и осколки света. — Как ты? — нарушил тишину Чимин, не сводя глаз с пейзажа. Чонгук слегка нахмурился, его внимание было приковано к дороге. Тихий вздох проскользнул между ними, нарушая натянутую атмосферу. — Нормально, — выдавил он сквозь зубы, будто это слово было лишним. Чимин на мгновение повернул голову, его глаза сияли любопытством, но тут же отвёл взгляд обратно к проносящемуся ландшафту. — Ты не выглядишь нормально, — сказал он, и в голосе его была искренность, которую Чонгук не мог игнорировать. Внутри всё замерло, даже воздух стал тяжелее. Чонгук ощутил, как тишина накрывает их, и это чувство стало почти удушающим. — Нечем делиться, — буркнул он, но в глубине души понимал, что Чимину это не нужно. Прохладный воздух пробивался сквозь открытое окно, смешиваясь с облаком дыма, клубящегося вокруг них. Чонгук, сосредоточенный на дороге, сжимал рулевое колесо. Чимин закрыл глаза, осознавая тщетность продолжения этого разговора. Он понимал, что от Чона не сможет узнать ничего нового — тот, как обычно, замкнётся в себе, надев маску безразличия. Так было всегда: Чонгук умело уклонялся от разговора, нередко затыкая собеседника требовательным поцелуем. Никаких слов, лишь молчаливое понимание между ними. Такова сущность Чонгука, его натура, и с этим ничего не поделаешь. Каждый раз, когда Чимин сталкивался с этой бездной молчания, его сердце сжималось в упадке, потому что слова, которые так хотелось произнести, растворялись в воздухе, так и не найдя пути снаружи. — Я помню, как моя мать принесла домой беременную суку, — произнёс Чонгук, воспроизводя тот далёкий момент. — От неё исходил такой противный запах, что я сказал, что не хочу больше видеть эту шавку у себя под крышей. Моя мама посмотрела на меня с недоумением, как будто я безумец, и, не говоря ни слова, унесла собаку подальше от моих глаз. — говорил Чон. — Но потом я нашёл её отпрысков. Их было, кажется, пятеро. Меня это так сильно разозлило, и я принялся поочерёдно переносить их на задний двор. Я сломал каждому по четыре лапы и скрутил шеи, и они так громко скулили, что раздавшийся звук привлёк их мамашу. Она бросилась ко мне с яростью, но я оказался быстрее и сильнее. Я зарезал её. Глаза Чонгука потемнели, взгляд стал более суровым. Кажется, что этот рассказ наводит приятные воспоминания. Он ухмыльнулся, вспоминая, как кровь расплескалась по траве, оставляя следы на земле. В воздухе витал запах металла, смешанный с сыростью. Он почувствовал удовлетворение, которое сложно было описать словами. Это было не просто насилие, а действие, которое принесло ему контроль и власть. Образ собачьей матери, с мучительным стоном повторяющей судьбу своих щенков, запечатлелся в его памяти, как картина, которую нельзя стереть. — Я всегда ненавидел слабость, — продолжал он, не спуская взгляда с дороги. — Это было моё первое освобождение от этой ненависти. С тех пор я знал, что должен быть тем, кто управляет, а не тем, кто стоит на коленях склонив башку. Каждый стон, каждый испуганный взгляд — это было моё новое спокойствие. Он отводил взгляд, словно осознавая, что сейчас говорит слишком открыто. Но внутренний огонь, разгоревшийся в нем, затмевал самокритичность. Чонгук вспомнил, как на следующий день его мать вернулась с другой собакой, и на этот раз, его не тронул то, что это был щенок. Он просто смотрел на него с холодной улыбкой, решая, что теперь у него есть новая жертва. В эти моменты он был не просто наблюдателем — он был судьёй и палачом. — Она не могла понять, почему я так не люблю собак, — продолжал Чонгук, его голос становился всё более мрачным. — Для неё это были милые создания, а для меня — лишь обуза, мешающая жить. Я хотел, чтобы в нашем доме было всё идеально, и я не собирался терпеть никакие изъяны. Чимин слушал это округлив свои глаза, пытаясь осознать глубину чувств, которые высказывал Чонгук. Он не мог представить, что кто-то мог смотреть на животное с такой холодностью. В его сознании собака ассоциировалась с верностью и безусловной любовью, в то время как Чонгук, казалось, видел в ней лишь источник беспокойства. — Ты не мог воспринимать их как друзей? — тихо спросил Чимин, его голос едва ли был слышен. Он пытался понять, как Чонгук мог так холодно относиться к живым существам. Чонгук лишь усмехнулся, его губы дрогнули в едва заметной иронии. — Друзья? — повторил он. — Это всего лишь иллюзия. Они зависимы от тебя, как и ты от них. Мне не было нужно это бремя. Я искал свободу, а не верность, — добавил он, и его глаза на мгновение наполнились тёмной искоркой, как будто он вспоминал о чем-то давнем и болезненном. Чимин помолчал, пытаясь уловить тонкую нить между словами. — Но они ведь не виноваты, что ты так их воспринимаешь, — произнёс он, не в силах смириться с мрачностью чувства Чонгука. — Это просто жизнь. — Жизнь, — повторил Чонгук с горечью. — В ней нет места слабостям. Каждый, кто мешает, должен быть устранён. И не важно, животное это или человек. Чимин вздохнул, словно пытаясь передать Чонгуку частицу своего понимания. — Но именно слабости делают нас людьми, — сказал он, стараясь сгладить резкость слов друга. — Ты не можешь просто отрезать все связи, как будто они никогда не существовали. Эти чувства — часть нас. — Часть нас? — насмешливо переспросил Чонгук, его глаза холодели. — Мы сами выбираем, что берём с собой. Я предпочитаю оставить груз на обочине. Зачем тянуть за собой то, что только мешает? Приехали. Автомобиль остановился у массивных ворот кладбища, и свет фар медленно угас. Чонгук откинулся на сиденье, погружаясь в размышления о их недавнем разговоре. Он повернул голову и встретил взгляд Чимина, который смотрел на него с глубокой тоской, однако слова застряли у него в горле. Их безмолвный диалог уже многое говорил Чимину; он знал, что Чон был прав. Это Чимин, словно преданный щенок, всегда следовал за ним. Именно он позволил ему прикоснуться к нему, именно он согласился попробовать кокаин. Он сам разрушил все. Чонгук начал улыбаться. Его рот раскрылся в неприятной для блондина улыбке, а глаза засверкали. Выйдя из машины, он остановился и, словно в замедленной съёмке, распахнул багажник машины. С ярким, блестящим металлом, предстал топор. В этот момент тревога в грудной клетке Чимина переросла в настоящий страх. Он чувствовал, как все вокруг него меняется, словно мир вокруг перестал быть знакомым и безопасным. — Чонгук, что ты делаешь? — его голос дрожал, но он не мог отвести взгляд от топора, который сверкал, как зловещая улыбка его друга. — Я привёз тебя, чтобы освободить от всего этого, — произнёс Чонгук мелодичным голосом, словно это было частью какого-то жуткого плана. — Ты ведь не хочешь оставаться в этом сером мире, не так ли? Чимин судорожно пытается открыть дверь машины, но из-за стресса он не может этого сделать. Чонгук не подходил ближе, а лишь смотрел в зеркало заднего вида. Он испытывал нервы Чимина на прочность. — Ты ненормальный!— закричал Чимин от ужаса. — Может, немного, — ответил Чонгук, его улыбка становилась только шире. — Но это не имеет значения. Важно то, что я пришёл за тобой Чонгук двинулся в сторону двери, открывая её. Чон хватает Чимина за шкирку, как животное, и вытаскивает наружу. Чимин начинает рыдать взахлёб, прося остановиться. Парень валится на землю, вставая на колени, умоляя отпустить его. Чонгука, это кажется совсем не трогает. Он опускает острый топор рядом с головой Чимина, предупреждая о том, что лучше бы он сейчас заткнулся. — Ты же знаешь, что я не могу остановиться, — тихо говорит он, хотя в его голосе звучит угроза. — Я не хочу делать тебе больно, но если не заткнёшься, мне придётся. Чимин смотрит вверх, его глаза полны страха и отчаяния, но в них также читается неподдельная решимость. Он пытается подняться, но слабеет от безнадёги. В этот момент его сердце не может справиться с внутренним конфликтом: поддаться давлению или продолжать бороться. — Чонгук, пожалуйста… — хрипло произносит он, — я сделаю все, что скажешь, но отпусти меня. Эти заветные слова: «Сделаю всё, что скажешь». Как поднимается волнение! Что замыслил Чонгук? Он долго обдумывал этот момент. В одном из сценариев он мгновенно лишает Чимина жизни, отсекая ему голову жестоким ударом. В другом же — вскрывает аккуратный животик Чимина, изливая его внутренности на землю. В третьем — начинает поглощать его целиком, щедро угощая и самого владельца. Каждая идея пульсирует тревогой, каждая мысль как будто воплощает ужас и искушение. И в этом мрачном бездне обретает смысл единственный вопрос: какова будет расплата за искренность? Чонгук недавно был под кайфом, и мысли его текут медленно, но взгляд его проницателен, как никогда. Он обращает взор на своего аппонента, который дрожит, готовый, кажется, обоссаться под себя. Чимин, скатившийся на землю, заикается, произнося слова извинений, искренние, но бесполезные. Он умоляет об прощении, но Чон не в состоянии понять, за что ему следовало бы прощать. — Вставай, иди рядом со мной и не задавай лишних вопросов. Сглотнув, Чимин повинуется, вставая на ноги. Его глаза опухли от слез, они бегали в разные стороны. Наверное он искал путь к отступлению. Наивный. Вокруг них темный лес и ни души рядом. Ехать на кладбище после десяти часов было не лучшей идеей. Чонгук держит топор в правой руке, готовясь атаковать в любой момент. Чимин стоит рядом и снова начинает хныкать. Когда же Чон стал таким? Кажется, с момента его первого убийства прошло пять лет. Это был его школьный одноклассник. Он уже и не помнит, из-за чего точно произошел конфликт, но помнит отчетливо его крики о мольбе. Чонгук бил точно и больно, ломая кости парнишки. Он шариковой ручкой выколол тому глаз, нанося удары по лицу и телу. На крики прибежали учителя и оттащили Чонгука от него. Его увезли в больницу, но спасти его не удалось. В тот момент он не чувствовал себя виноватым, он сделал то, что должен был. Каждую ночь, когда он ложился спать, Чонгук видел его. Того, кого он убил. Лицо одноклассника, искажённое болью и страхом, снова и снова возникало перед его мысленным взором. Он пытался его забыть, но кто-то внутри говорил ему, что это невозможно. Он был убийцей, и этот ярлык не стирался. Его мать не смогла вынести такой ноши и, с тяжёлым сердцем, приняла решение отдать сына в приют. Она обрезала все возможные связи с ним, словно разрывая невидимые узы, и отреклась от звания «мамы», убив в себе ту часть, что когда-то любила. Затем он столкнулся с Чимином, этим белокурым ангелом, и в тот же миг он понял, что хочет разрушить этот безмятежный образ. Его невинный вид и то, как он сладко вытягивался на занятиях приводили в невероятное бешенство Чона. Как мог кто-то, столь беззащитный, оказаться среди тех, кто нюхает травку и насилует детей. Неожиданно для самого Чонгука, он смог быстро сблизиться с ним. Хвала небесам Пак, ведомый своей слабостью к непослушным мальчикам, оказался в плену очарования Чонгука, который, безусловно, играл эту роль с блеском. Но, эта игра слишком затянулась. Их отношения продлились целых четыре года — воу, Чон, да ты в ударе! Вспоминая о минувших днях, Чон смотрел на Чимина, идущего рядом. Тот что-то говорил, но слова его звучали для мужчины как неясный шёпот. Он не слышал его, поскольку мысли были заняты нечто иным, чем эта обыденная болтовня. Чон привёл их к одной могиле, без имени и ограды, на первый взгляд. Но если приглядеться, то можно увидеть фотографию человека. Чимин в ужасе. Это же могила его отца. Откуда он знает её местонахождение? Чимин смотрит на Чонгука с недоумением, он пятится назад, но спотыкается об корень дерева и с грохотом падает на спину. Чонгук подходит ближе и начинает рвать одежду на парне. Он одним резким движением снимает его брюки и переворачивает на живот. В таком положении Чимин может видеть фото своего отчима, смотря в его злые глаза. Чимин ревет как ребёнок, он пытается сопротивляться, но сильные руки перехватывают его и припечатывают к земле. Чонгука это веселит, он стягивает собственные джинсы до колен, приспуская трусы. Чон имитирует толчки, грубо шлёпаясь своими бёдрами об бедра Чимина. Светловолосый кричит и вырывается, тем самым позволяя грязной земле попасть ему в рот. Он прижат щекой к земле, не в силах сказать ни слова. Чонгук никогда не признается Чимину в том, что когда Пак находился под кайфом, он брал его много раз. Загонял свой длинный член в узкую киску друга и драл его, долго и медленно. Однажды, Чон чуть не переборщил с дозой и не отправил Чимина на тот свет. Он знатно тогда пересрал, но благо всё обошлось простой рвотой. Брюнет вставляет свой член в вагину парня, заставляя того дико закричать. Он резким движением загоняет его по самые яйца, закатывая глаза от экстаза. Чимин больше не пытался вырваться, он смиренно принял такой исход. Хороший мальчик. Мужчина начинает двигаться в нем, прилагая усилия, ведь Пак не возбуждён и он сух. Алые капли крови остаются на половом органе Чонгука, стекая по нему вниз. Но его это нисколько не останавливает, наоборот, он прибавляет темп, «рвя» мальчишку. — Чонгуки, остановись... — Пытался бурчать себе под нос Пак. У него уже не осталось сил ни на какую борьбу с этим монстром. Внизу всё жжёт и болит. Чонгук продолжает вбиваться в расслабленное тело юноши, пачкая его кровью. Чонгук бурно кончает внутрь него, не выпуская ни капли спермы. Белобрысый, кажется, уже не слышит ничего. У него мёртвый взгляд, направленный на портрет отца. — Полюбуйся на своего папочку, малыш, он бы гордился тобой, будь он жив. Чонгук встаёт с него, отряхиваясь и смотря по сторонам. Никого, идеально. Он не даёт опомниться Чимину, берет топор в руку и ударяет по горлу мальчика. Кровь брызнула из раны и запузырилась вокруг рта. Из рассечённого горла раздался булькающий, свистящий звук. Потребовались некоторые усилия, чтобы вытащить топор из шеи Чимина. С мерзким, влажным хрустом брюнет выдернул лезвие, и из рассечённых яремной и сонной артерий брызнула ярко-красная артериальная кровь. Быстро прикончить парня не получилось. Чон рассчитывал обезглавить его одним ударом. Чон продолжал бить по одному и тому же месту несколько раз, наконец отрезая его голову. Влажный хруст рассекаемых инструментом мяса и костей вызвал у парня приступ тошноты. Долгое отсутствие практики давало о себе знать. Достав сигарету и зажигался, он закурил, смотря на труп Чимина. Это именно то, чего он хотел. Окровавленное тело и отрубленная голова лежат рядом с ним, вызывая лёгкое возбуждение. У Чонгука встал. Он решает быстренько передёрнуть на труп своего друга, пачкая его голову и грудь своим семенем. Чонгук чувствует себя гребенным богом. Докурив, он берет тело за руки и тащит его в сторону автомобиля. Он был лёгким, словно пушинка, поэтому это не стало для него проблемой. Он поместил тело в багажник и вернулся обратно, за головой. Он посадил её на переднее сиденье, пачкая накидку кровью. Лёгкий мандраж охватил Чонгука. Он пытается нигде не светиться по пути, никуда не заезжая. Благодаря глубокой ночи, он спокойно занёс тело в дом, оставляя его на кухне, ставя голову на стол, как трофей. Положив тело рядом, он спокойным взглядом прошёлся по нему, подмечая, где легче всего будет рубить. Ноги у того были такие длинные, что их придётся разрезать как минимум на три части. Он взял топор и со всей силы ударил Чимина по колену, глубоко вогнав в сустав. Выдернул и ударил снова, на этот раз войдя чисто между коленной чашкой и сухожилиями. Схватил другую ногу и снова взмахнул топором. На мгновение Чон удивился, что ещё некоторое время его тошнило при виде отсечённой головы, а сейчас он уже без колебания рубит топором человеческую ногу. Отчленив ноги, он принялся за тазобедренный сустав. Он почти не пользовался ножовкой, расчленяя труп и заворачивая каждую часть в полиэтилен, отправлял в морозильник. Взяв в свободную руку телефон, парень набрал знакомый ему номер, с нетерпением ожидая ответа. Долгие гудки, и на том конце провода послышалось знакомое «да?» — Ох, миссис Пак, добрый вечер! Прошу прощения за поздний звонок, время снова ускользнуло от меня. — Чонгук! Как я рада снова тебя слышать. Чимин с тобой? — произнесла женщина, её голос наполнился теплотой и радостью. Парень ударяет тесаком по руке Чимина, отделяя её от туловища. Алая кровь брызжет во все стороны, пачкая стены и пол. Нужно было захватить по пути паяльную лампу, чтоб было меньше хлопот. — Да-да, он уснул. Мы весь вечер провели вместе. Я почему звоню, хочу пригласить вас завтра ко мне домой. Мы бы хотели с Чимином провести совместный ужин. — Как чудесно! Конечно я приду. Я слышала какой-то стук по дереву. Что вы готовите? — задаёт вопрос мать, которая всем сердцем любит Чона. — У вас чудесный слух, миссис Пак. Я готовлю мясо, уверяю вас, оно вам понравится. — Улыбаясь собственным мыслям Чонгук, откладывает тесак в сторону и кладёт трубку. Мясо будет прекрасным.