“Благословение Алой Розы: Новая Богиня Войны”

Се Лянь лежал в безмолвии, не понимая, проснулся он или до сих пор погружён в мрак кошмарного сна. Его глаза были открыты, но перед взором стояла лишь пугающая, неосознаваемая пустота. Если это сон, то почему он ощущает такую тяжесть? Почему не может пошевелиться, отчего тело кажется окаменевшим, а мысли блуждают в каком-то туманном оцепенении? Он попытался вспомнить, что с ним произошло, но в голове был лишь тягучий, беззвучный хаос. Спустя какое-то время, которое казалось бесконечным, его сознание начало проясняться, и перед глазами медленно проступил вид разрушенного храма. Запах гари заполнил воздух, и в лёгких саднило от вездесущего дыма, словно храм, в котором он находился, до сих пор хранил следы обугленного дерева и пепла. Где-то рядом слышался тихий треск, отголосок минувшего пожара, но всё было погружено в тягостную, давящую тишину. Се Лянь поднялся, его движения были медленными и тяжёлыми, словно каждая кость в его теле стала каменной. Он попытался дотронуться до груди, где совсем недавно ощущал боль, но на месте ран были только затянувшиеся шрамы. Тело больше не болело, но ощущение горя и опустошения было настолько глубоким, что эта боль казалась ему вечной. На нём оставалась только одежда, окрасившаяся в тёмный, почти кровавый цвет — цвет осенних листьев, умирающих в прощальном пламени. Пока он пытался осознать происходящее, память медленно возвращалась к нему. Страшные образы проплывали перед глазами: демон в белых похоронных одеждах, его насмешливый взгляд, толпа людей, один за другим поднимающих клинки, их беспощадные руки, вонзающие лезвия в его тело. Всё это теперь казалось нереальным, будто видением, и он отчаянно пытался отделить сон от яви. — Хун Лин, пошли домой, матушка с отцом наверняка беспокоятся, — с трудом произнёс он, его голос был едва слышен, словно душа, надломленная и обессиленная, говорила вместо него. Тишина ответила ему. Се Лянь не сразу понял, что это означало, но тревога начала подниматься в груди, когда никто не ответил. Не открывая глаз, он позвал снова: — Хун Лин? — голос звучал громче, как мольба, но опять не последовало ответа. Се Лянь, боясь поверить в то, что было перед ним, открыл глаза и огляделся. Окружающий храм выглядел пустым и обугленным, будто всё живое было вытравлено отсюда навсегда. Его взгляд скользил по трещинам в полу, крошащимся углам и пеплу, разметанному по всей зале. Но когда его взгляд упал к подножию постамента, он застыл, как поражённый молнией. Перед ним, неподвижно лежа на полу, была она — Хун Лин. Её тело казалось таким хрупким и безмятежным, что напоминало беззащитную птицу, выброшенную из гнезда. Он смотрел на её лицо, и каждый удар сердца отдавался в его груди агонией. Секунду, другую, третью он просто смотрел, не осознавая, что видит. Но когда до него наконец дошло, что она больше не дышит, что её глаза закрыты навсегда, из его груди вырвался крик. — Нет… нет, Хун Лин… не может быть! — его голос эхом разносился по пустому храму, завывая, как ветер среди развалин. В этом крике было столько боли и отчаяния, что казалось, он мог разорвать стены храма. Се Лянь бросился к её телу, упав на колени. Руки его дрожали, когда он осторожно дотронулся до её лица. Холодная, бледная кожа, крошечные капли пепла, осевшие на её волосы и ресницы, тонкие линии губ, которые уже никогда не растянутся в улыбке. Он чувствовал себя парализованным, как будто его собственная жизнь остановилась вместе с её последним вздохом. — Хун Лин… — его голос стал шёпотом, срывающимся в тихие рыдания. Он гладил её волосы, покрытые серой пылью, обнимал её, стараясь согреть своим теплом, но знал, что это невозможно. Слёзы текли по его щекам, падая на её лицо, смешиваясь с пеплом и оставляя влажные дорожки, словно следы его собственной боли. — Как ты могла оставить меня… Ты ведь поклялась, что уйдёшь только если солнце взойдёт на западе и сядет на востоке, — его голос дрожал, становясь всё слабее и тише. — Как мне теперь жить без тебя, Хун Лин? Каждое слово отдавалось в его сердце, как удар, и он снова и снова прижимал её к себе, не в силах поверить, что это реальность. Она была не просто другом, она была его семьёй, тем единственным человеком, кто остался с ним, когда все отвернулись. Она была для него, как младшая сестра, частью его самого, его прошлого, его надежд. Время будто остановилось. Он не знал, сколько минут или часов прошло, пока он сидел так, обнимая её тело, но чувствовал, что с каждой секундой его душа уходит куда-то, в пустоту, где больше не было ничего, кроме страданий. Слёзы перестали течь, его глаза высохли, оставив лишь пустоту и холод. Наконец, он медленно поднялся, подхватив её тело на руки. В голове стоял только один вопрос: «Как это могло случиться?» Но он не мог найти ответа, и только холодное, опустошённое сердце подсказывало, что теперь ему предстоит жить в мире, где её больше нет. Шаг за шагом он направился к выходу, несомый только инерцией. Он покинул храм, чувствуя, как звуки окружающего мира становятся всё тише, как всё вокруг погружается в траур вместе с ним. В лесу царила необычная тишина — не пели птицы, не шелестели листья. Казалось, природа замерла, чтобы почтить её память. Он шёл долго, будто потерявшись во времени и пространстве. Наконец, он остановился у реки и осторожно положил тело Хун Лин на мягкую траву. Опустив взгляд на свои одеяния, он заметил, что они покрыты пылью и кровью. Он не хотел тревожить родителей своим видом, не хотел, чтобы они видели его таким. Се Лянь вошёл в реку, опускаясь в прохладную воду по пояс, и прикрыл глаза. В его голове снова и снова мелькали воспоминания — дни, когда он был счастлив, когда рядом были те, кого он любил. Он представлял, как сидит во дворце вместе с Хун Лин, как они смеются и обсуждают простые вещи, как Фэн Синь и Му Цин спорят рядом, не обращая ни на кого внимания, как его родители с любовью смотрят на них. Он держался за эти образы, словно за последние нити, связывающие его с реальностью, но, открыв глаза, увидел только отражение своих пустых глаз в воде. Всё, что казалось таким ярким и реальным, было разбито вдребезги. Его друзья покинули его, а единственная верная душа, его Хун Лин, теперь лежала бездыханной у берега. Он вернулся к её телу и встал на колени, его взгляд был пустым, лицо безжизненным. Он поднял глаза к небу, и по щеке скатилась одинокая, горькая слеза. Почему всё должно было закончиться так? Почему судьба привела его к этому моменту? Он тихо прошептал, обращаясь к себе, к пустоте, к небесам: — Если бы я только не вознёсся… Если бы остался на земле, может быть, я бы смог спасти её. Может, я бы не потерял всех, кого любил. Конечно, давайте я перепишу, сделав акцент на деталях и эмоциях, чтобы максимально погрузиться в состояние Се Ляня в этот трагический момент его жизни. --- Когда омовение было закончено, Се Лянь вышел из реки, чувствуя, как холодная вода стекает с его тела, а ум оставался тяжёлым, погружённым в тихую, мучительную безысходность. Он медленно надел свои одежды, стараясь не смотреть на темные, застывшие пятна на ткани, напоминающие об ушедших минутах отчаяния и боли. Закончив, он осторожно накрыл Хун Лин своим верхним одеянием, бережно обернув её так, словно пытался защитить от невидимых угроз. Он снова поднял её на руки, чувствуя её безжизненный вес и холод, пробирающийся сквозь ткань. Ночь уже полностью накрыла окрестности, и лишь яркая луна освещала ему путь, словно пытаясь направить его в безмолвной тьме. Се Лянь шаг за шагом шёл через лес, пробираясь по знакомой тропинке. Он не смотрел по сторонам, не замечал ничего, кроме её лица, которое осталось спокойным, будто спящим. Груз горя и предстоящего прощания давил на него сильнее, чем когда-либо прежде. Ему предстояло сказать родителям, что Хун Лин больше нет. Вопросы и страхи заполняли его разум, пока он шёл: как матушка отреагирует? Закричит ли на него отец, обвинив в том, что он не сумел защитить её? Или же они будут молчать, утешая, потому что поняли, как тяжела эта утрата? Дом встретил его тяжёлой тишиной, которая, казалось, пропитала стены. Се Лянь осторожно открыл дверь, едва касаясь её, и вошёл вглубь, словно боялся нарушить покой обитателей этого дома. Атмосфера внутри была пугающе тихой, даже удушающей, и он чувствовал, как его дыхание становится всё тяжелее. Он уложил тело Хун Лин на циновку, аккуратно расправляя её одеяния, как будто желал, чтобы она выглядела как при жизни. Закончив, он поднялся, и чувство потери снова накрыло его волной. Но ему нужно было сделать ещё один шаг, последний шаг — рассказать всё родителям. Поднимаясь по лестнице, он вглядывался в темноту, чувствуя, как каждый шаг отдаётся гулким эхом в его голове. Обычно в этот час по дому разносился кашель отца, его старческое покашливание, что превращалось в привычный ночной шум. Но сегодня в доме стояла мёртвая тишина, от которой по спине принца пробежал холодок. В нём росло беспокойство, едва осознаваемое и пугающее. Внезапно он ощутил что-то неправильное, зловещее в этой тишине. Его шаг замедлился, и сердце заколотилось быстрее. Но мысль о том, что, возможно, матушка уже унесла его ленту, сдерживала нарастающую тревогу. Он поднял руку, собираясь постучать в дверь их комнаты, но затем, словно забыл о намерении, взялся за дверную ручку и приоткрыл дверь, произнося: — Матушка, вы не видели мою ленту?.. Но слова замерли у него на губах. В тот момент, когда он приоткрыл дверь, его взгляд наткнулся на неё. Лента висела на потолочной балке. Се Лянь сначала не понял, что видит перед собой, как будто сознание отказывалось принять реальность. Но затем его зрачки сузились, и дыхание перехватило, когда он увидел, что на этой ленте висели два тела. Его отец и мать. Оба неподвижные, уже холодные, мёртвые. Се Лянь пошатнулся, хватаясь за косяк, но ноги отказывались держать его, и он осел на пол, вцепившись в стену, как утопающий. Его сознание захлестнула волна ужаса, отчаяния и отрицания. «Нет, это невозможно… Это должно быть сном…» Он закрыл лицо руками, чувствуя, как его тело охватывает ледяная пустота. В груди было больно, как будто кто-то сжимал его сердце в стальном капкане. Он хотел закричать, но вместо этого начал тихо смеяться, смех был хриплым, прерывистым, почти судорожным. — Я… я… я… — он повторял это слово снова и снова, словно пытаясь убедить себя в чём-то, что не мог объяснить даже себе. — Это… это не правда… Я, стойте, я же… нет, я… Его голос становился всё слабее и надломленнее. Он упал на колени, а затем, не находя сил подняться, снова обхватил голову руками и ударился о стену. Снова и снова он ударялся, не чувствуя боли, желая только, чтобы всё это исчезло, чтобы снова вернулось прошлое, где его родители были живы, где он был для них гордостью, где ему не пришлось бы видеть их мёртвые тела, подвешенные на его собственной ленте. — Почему… почему я не заметил, не понял раньше… — шептал он, осознавая, что стоило ему понять их характер, их боль. Его отец всегда был упрямым, гордым человеком, для которого жизнь была невыносимой без чести и достоинства. А матушка — она всегда жертвовала собой ради него, ради семьи, терпела, когда сердце её разрывалось от страданий. И как же они выдержали до этого дня? Он не знал ответа, но чувство вины обжигало его сердце, словно огонь. Он бился головой о стену всё сильнее, отчего в глазах темнело, а тело становилось всё более обессиленным. — Хун Лин… — прошептал он, наконец подняв голову и обращаясь к ней, будто она могла его услышать. — Моих родителей больше нет. Тишина ответила ему. Голос, дрожащий и сломленный, слился с тёмным, удушливым воздухом комнаты. Но никто не услышал его. Осознав, что нужно снять тела, он заставил себя подняться, чувствуя, как его руки трясутся. Поднявшись, он осторожно снял своих родителей с ленты, словно боясь причинить им боль даже после смерти. Воспоминания о том, как он видел их живыми, переплетались с тем ужасом, который теперь был его реальностью. Закончив, Се Лянь зашёл в комнату. В углу стоял стол, на котором лежали тарелки с едой, которую он отверг, сказав матери унести её. Теперь же он, чувствуя отчаянную пустоту внутри, схватил эти тарелки и начал есть, запихивая в себя каждый кусок, боясь оставить хотя бы рисинку. Пища была холодной и безвкусной, но он ел, пока не почувствовал, как его выворачивает от тошноты. Внезапно в его голове промелькнула мысль, лишённая всякого разума, но тёмная и притягательная. Он резко встал, подошёл к той самой ленте, которую только что снял с балки, и, перекинув её вновь, затянул петлю вокруг своей шеи. Он закрыл глаза, ожидая, что удушье скоро лишит его чувств, что сознание оставит его, но боль нарастала, не унося его в забвение. Глаза налились кровью, шея затрещала, но он всё ещё оставался в сознании. Он качался на ленте, но что-то неожиданно нарушило это. Лента вдруг ослабла и, словно обладая собственной волей, распустилась, выпуская его. Се Лянь рухнул на пол, с трудом дыша, голова кружилась, а в глазах всё плыло. Он поднял взгляд и увидел, что лента движется, словно живая, как змея, медленно ползущая вокруг него. Принц осознал, что его попытка только что создала нечто зловещее, что теперь, напитанное тёмной энергией и страданием, эта лента обрела собственную душу. Новая сущность, оборотень-лента, двигалась вокруг него, будто ждала признания, как питомец, ожидающий ласки. Она тихо шелестела, её движения были полны затаённой злобы, скопившейся в этом доме смерти и горя. Се Лянь смотрел на неё, но не ощущал ничего, кроме глубокой, безграничной пустоты. Он зажал голову руками, в отчаянии прижимая пальцы к вискам, и, потеряв всякую надежду, закричал: — Кто-нибудь! Кто-нибудь… убейте меня! Се Лянь стоял в зловещем свете луны, его отчаянный крик растворился в тяжёлой тишине комнаты, не находя отклика. Он чувствовал, что, оставаясь здесь, захлёбывается в боли и отчаянии, не в силах оторваться от мысли о конце. В этот момент он мечтал лишь о том, чтобы кто-то избавил его от этих мучений, помог ему наконец покинуть мир, который обратился против него. Именно тогда, сквозь тихий шёпот ночи, раздался звон. Он был еле слышен, но казался настолько мощным, что, казалось, сотряс сам небесный свод. Этот звон врезался в сознание Се Ляня, как нечто странное и жутко неуместное в его разрушенном мире. Принц затаил дыхание, оглядываясь вокруг, его глаза налились кровью, а голова металась в догадках: «Кто это? Что происходит?» Этот звон был похож на зов, и какая-то невидимая сила поднимала его с места, заставляя двигаться в поисках источника. Он покачнулся, с трудом удерживая равновесие, и, цепляясь за стены, медленно пошёл на звук. Принц шёл долго, словно бесцельно скитаясь, пока не оказался у главной улицы. На пути он то и дело спотыкался, ноги подгибались, будто отказывались подчиняться. Но звон всё нарастал, становился ближе, и вот, наконец, перед его глазами предстала сцена праздника. Улица была залита светом, люди смеялись, ликовали, их лица сияли в ярких огнях, и в этом смехе и радости он услышал звук победного колокола. Люди на улицах, казалось, не замечали его, не видели, не чувствовали того тяжёлого гнёта, что захватил его сердце. Они были поглощены своим праздником. Звон возвещал о рождении новой династии — династии Юнань. На улице слышались поздравления, крики радости. Люди праздновали торжественное становление нового государства, выбор столицы и строительство нового императорского дворца. Бывшие подданные Сяньлэ теперь приветствовали новое правление с ослепительными улыбками, их лица светились счастьем, их глаза были полны надежды и ликования. Се Лянь замер на месте, чувствуя, как кровь стынет в его жилах. Он вспомнил Праздник фонарей в Сяньлэ, праздник, который когда-то был символом радости и процветания. Он вспомнил лица людей, их счастье, их восхищённые взгляды. Но теперь они радовались не ему, а новой власти. Его сердце сжалось от чувства предательства. Словно оставленный на произвол судьбы, он, бледный и измученный, повернул обратно и побрёл к своему дому, спотыкаясь на каждом шагу, в полном отчаянии, испытывая боль, которая казалась бесконечной. Дойдя до дома, он упал на колени, его руки бессильно опустились на пол, и горькие слёзы вновь застлали его глаза. Перед его мысленным взором снова возникло лицо матери, мягкое и сострадательное, лицо отца, полное гордости и строгости. И теперь они лежали перед ним, холодные, безжизненные, мёртвые. Он снова видел перед собой их тела, их неподвижные лица. Руки тряслись, губы с трудом шевелились, и он попытался удержаться на краю бездны отчаяния. — Почему? Почему они так радуются, когда у моих ног лежат тела тех, кого я любил больше всего на свете? — его голос был слабым, но в нём звучала непередаваемая боль. Он закрыл лицо руками, и в голове начали всплывать тёмные мысли, старые воспоминания. Слова, которые он когда-то слышал, вновь прозвучали в его сознании: «Поветрие ликов — это ненависть… Чтобы создать поветрие, нужно…» Ему казалось, что это больше не просто слова, что это руководство к действию, способ направить свою боль и ярость на тех, кто отказался от него, кто забыл о его жертвах. Его глаза загорелись зловещим блеском. Он медленно поднялся, и в сердце его возникла решимость, чёрная, как ночь. Он больше не хотел оставлять это без ответа, он не собирался просто наблюдать, как они живут и радуются. Если они забыли о нём, он напомнит им о своём существовании. С холодной решимостью он направился к старому полю сражений, где когда-то стояла армия его родного государства, где когда-то развернулось великое сражение. Дойдя до поля, он призвал духа падшего воина. Тишину ночи прорезал тихий шелест, и перед ним проявилась фигура воина в чёрных одеяниях и маске с изогнутой, почти насмешливой улыбкой. Воин молчал, его фигура была спокойной, ожидающей. Он знал, что этот дух был таким же забытым, как он сам, таким же отвергнутым. — Сожги дворец, сожги всё дотла, — произнёс Се Лянь, его голос был холоден, а взгляд полон решимости. — Уничтожь всё, что стоит на месте моего родного государства. Воин молча кивнул и отправился исполнять приказ, не задавая вопросов. Се Лянь наблюдал, как он уходит, чувствуя, как ненависть и тьма заполняют его душу, оставляя лишь пустоту. Он ощущал облегчение, как будто, выпустив свою злобу, смог очистить себя от боли. Но ему казалось, что этого мало, что этого никогда не будет достаточно, чтобы усмирить его страдания. Он опустился на землю посреди поля и закрыл глаза, позволяя дождю смывать остатки его слёз. Охваченный тьмой, он решил, что настало время для настоящего возмездия, для того, чтобы наслать на народ Юнаня Поветрие ликов, ту самую болезнь, что когда-то уничтожила его родной Сяньлэ. Направившись в столицу, он хотел дать людям последний шанс, шанс искупить свою вину. Он лёг на холодную землю проткнув себя мечом, позволяя дождю омывать его тело, и закрыл глаза, позволяя духам, заключённым в его чёрном мече, наполнять его разум своими криками и шёпотом мести. Души, запертые в его клинке, жаждали освободиться, они требовали разрушить, уничтожить, принести хаос и ужас. Он был готов поддаться этому зовущему мраку, отпустить всё, чтобы позволить этим духам свершить правосудие за него. Шли дни, никто ему так и не помог, он уже было потерял надежду и веру в человечество. Вдруг, в самый разгар его отчаяния, он ощутил, что дождь прекратился. Но он знал, что облака по-прежнему заволакивают небо, и не мог понять, что произошло. Открыв глаза, он увидел, что над ним стоит человек, прикрывая его плетёной шляпой от дождя. Се Лянь посмотрел на этого человека, ошеломлённый его появлением. Это был тот самый прохожий, который недавно прошёл мимо него с презрением. Мужчина смотрел на него с лёгкой усмешкой, и его глаза, несмотря на грубоватое выражение, были полны жизни. — Чего ты так уставился? — сказал он, фыркнув. — Думаешь, мне приятно видеть твоё унылое лицо? — Мужчина снова сплюнул и, слегка пожав плечами, протянул ему руку. Се Лянь смотрел на его протянутую руку, не понимая, что это значит, но его сердце дрогнуло. Ему не хотелось подниматься, не хотелось снова сталкиваться с миром, но в этом человеке было что-то, что заставляло его потянуться. Мужчина, заметив его колебания, кивнул ему, призывая подняться. — Вставай-ка, вставай. Не место тебе тут мокнуть. Возвращайся домой, — его слова были просты, но в них звучала забота. Се Лянь почувствовал, как тепло его руки поддерживает его, словно давая возможность вновь найти себя. Он с трудом поднялся, опираясь на мужчину, который слегка похлопал его по плечу, и впервые за долгое время он почувствовал, что кто-то проявил к нему сострадание. Вся его решимость, весь гнев будто бы начали отступать под этим простым прикосновением, и он понял, что, может быть, не всё потеряно. Когда Се Лянь оглянулся, чтобы поблагодарить его, мужчина уже ушёл, оставив ему лишь свою плетёную шляпу. На глаза принца навернулись слёзы, и он понял, что это простое проявление доброты вернуло ему силы и надежду, которых он не чувствовал уже много лет. Се Лянь стоял на коленях, его лицо было мокрым от слёз, но в глазах зажглась новая решимость. Один-единственный человек, простой незнакомец, проявил к нему доброту в момент, когда он был на краю, и этого оказалось достаточно, чтобы его сломленное сердце снова забилось, чтобы он обрел силу двигаться вперёд. Он поднялся, сжав руки в кулаки, в его сердце теплилась надежда. Но, как только в нём пробудилось желание продолжать жить, он почувствовал, как внутри снова зашевелилась тьма. В его голове, словно змеи, снова зашептали голоса. Духи, что были заключены в его чёрном мече, не могли успокоиться. Их ненависть, их жажда мести была всепоглощающей, и теперь она требовала выхода. Эти духи жаждали смерти всех, кто отвернулся от Се Ляня, всех, кто покинул его в час нужды. Их голоса становились всё громче, словно они настойчиво требовали от него одного — чтобы он позволил им вырваться на волю и разрушить мир вокруг. Он почувствовал, как его собственный гнев снова начинает заполнять его сердце, отравляя его душу. В это же мгновение перед ним появился Безымянный воин, тот самый верный дух, который последовал за ним на поле боя. Се Лянь смотрел на него с тревогой, понимая, что его тьма и жажда мести могут уничтожить и этого преданного духа. Он хотел остановить его, хотел вернуть назад, но Безымянный воин уже сделал свой выбор. В его руках сверкнул чёрный меч, и в тот же миг на него обрушилась волна злобных духов, что веками томились в клинке. Се Лянь ощутил, как холодный ужас охватывает его. Он видел, как эти духи, словно беспощадные демоны, накинулись на Безымянного воина, разрывая его душу на части. Они терзали его, пока он не превратился в светящиеся осколки, которые медленно исчезали в ночи. Се Лянь не смог помочь своему последнему верующему, своему последнему союзнику. Дух, который следовал за ним, который остался верен до конца, погиб на его глазах. Ощущение вины, словно яд, разливалось по его жилам, и он опустил голову, не в силах больше сдерживать свою боль. В этот момент перед ним появился демон, облачённый в белые траурные одежды и маску, наполовину улыбающуюся, наполовину плачущую. Этот демон был источником всех его бед, причиной, по которой его родная земля была уничтожена. Демон стоял напротив него и усмехался, его взгляд был полон злорадства и насмешки. Он наслаждался страданиями Се Ляня, его бессилием, его отчаянием. Каждый момент, который принц провёл в муках, казался демону лишь ещё одной причиной для насмешек. Се Лянь, сжав зубы, поднялся, понимая, что это его последний шанс. Несмотря на то, что проклятые оковы ограничивали его силы, он был готов сражаться до последнего. Бой начался, и каждый удар отдавался болью в его теле. Демон был силён, его удары были безжалостны, и Се Лянь понимал, что ему не хватает сил, чтобы противостоять ему. Но он не отступал, его сердце было переполнено решимостью. Он боролся, несмотря на свои ограничения, несмотря на боль, несмотря на страх. Битва была жестокой, каждый удар отдавался в теле, но Се Лянь продолжал сражаться, пока его руки не начали дрожать от усталости, а дыхание не стало рваным и прерывистым. Он знал, что в одиночку ему не справиться, но он был готов отдать всё, чтобы победить этого демона, чтобы наконец освободиться от цепей, которые держали его душу. В тот момент, когда он уже был на грани, с небес спустился свет, яркий, как солнце, и озарил поле боя. Это был Небесный владыка Цзюнь У, явившийся, чтобы помочь ему. Се Лянь почувствовал, как этот свет заполнил его сердце теплом, от которого на миг угасло его отчаяние. Цзюнь У, обладая невероятной мощью, бросился в бой с демоном, его сила и мастерство были непревзойдёнными. Взмах за взмахом, удар за ударом — и демон начал отступать под натиском Небесного владыки. Сражение достигло кульминации, когда вспышка света пронзила небо, озарив всё вокруг. Демон был повержен, и тьма, которая окутывала Се Ляня, на миг отступила. В тот момент, когда всё казалось законченным, его душа была вновь вознесена на Небеса, и свет небес озарил его путь. Он почувствовал, что его снова принимают, что Небеса дают ему второй шанс. Но на этот раз он не мог простить себе смерть своего последнего верующего, того, кто последовал за ним до самого конца. Груз вины вновь лёг на его сердце, и он знал, что не может принять этот второй шанс, зная, что те, кто верил в него, погибли. В сердце его поселилось смирение, он понял, что не заслуживает благословения Небес. Се Лянь подошёл к Небесному владыке и, опустившись на колени, произнёс: — Пожалуйста, лишите меня этого, верните меня обратно. Я прошу вас изгнать меня из чертогов, чтобы я мог обрести покой. Моя душа не заслуживает быть здесь. Он поклонился Цзюнь У, прося о изгнании, о том, чтобы его снова отправили на землю. Он знал, что это его путь, что он должен искупить свои ошибки, что ему предстоит найти смысл и прощение. Он готов был оставить всё, что у него было, и уйти в изгнание, чтобы обрести искупление. Цзюнь У смотрел на Се Ляня с тихой, едва уловимой грустью, но в его глазах светилась неумолимая решимость. Он видел, что для принца этот путь был единственным возможным, что его душа тяготилась бременем, с которым он не мог оставаться на Небесах. После долгого молчания Цзюнь У тихо произнёс: — Если ты сам выбираешь этот путь, я не стану тебе препятствовать. Но помни, Се Лянь, Небеса не забыли о тебе. Придёт день, когда твоя душа найдёт покой и ты обретёшь прощение. Се Лянь опустил голову, его сердце наполнилось благодарностью, но в его душе царило глубокое смирение. Он знал, что этот путь будет долгим и трудным, но он был готов к нему. Это было его решение, его способ искупить все ошибки, его способ встретиться лицом к лицу с собственной болью. Цзюнь У медленно поднял руку, и мягкий свет озарил пространство вокруг. Свет становился всё ярче, пока не охватил собой Се Ляня, погружая его в ощущение лёгкости и покоя. Но вместе с этим светом он чувствовал, как его душу окутывают незримые цепи, сковывающие его силы, ограничивающие его возможности. Эти проклятые оковы должны были стать напоминанием о его прошлом, о том, что удача и мощь больше не будут сопровождать его на пути. Когда свет рассеялся, Се Лянь ощутил под собой холодную, влажную землю. Он снова оказался на земле, где вокруг всё дышало тишиной, в которую сливались шёпот ветра и запах сырой травы. Он глубоко вздохнул, чувствуя, как прохладный воздух заполняет его лёгкие, словно возвращая его к жизни в новом обличии. Се Лянь медленно встал, его взгляд был устремлён вперёд, куда-то за горизонт. Он знал, что его путь будет тяжёлым, что мир будет встречать его с презрением и холодом, но в его душе всё ещё горела та искра надежды, что подарил ему незнакомец под дождём. Пусть путь будет долгим, он пройдёт его, потому что теперь он понял — даже один жест, одна рука, протянутая в тьме, может вернуть смысл жизни и дать силы для борьбы. С этого дня Се Лянь поклялся, что будет искать прощения, что будет продолжать идти, невзирая на все трудности. Его сердце стало легче, и хотя его душа была скована проклятыми оковами, он знал, что свобода всё равно возможна. — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — Девушка открыла глаза, и первым, что она ощутила, было тёплое, мягкое сияние, охватывающее её со всех сторон. Её взгляд ещё был мутным, но постепенно всё вокруг начало проясняться. Она уже не находилась в храме, где недавно разразилась яростная битва, не было ни принца, ни демона, ни мрачных стен, пропитанных запахом крови и гари. Всё было другим, мир вокруг стал невероятно ярким и красивым, словно она попала в другое измерение. Она стояла посреди широкой, золотой улицы, вымощенной сверкающими камнями, которые отражали её фигуру, словно полированные зеркала. Вокруг, на фоне утопающих в свете небесных облаков, высились дворцы, блестящие и величественные, их шпили терялись в ослепительном сиянии, как если бы касались самих звёзд. Атмосфера этого места была поистине магической — воздух был наполнен сладким, почти неуловимым ароматом, в нём ощущалась легкость, которая, казалось, призывала её оставить все печали позади. Вокруг неё начали собираться люди — или, скорее, существа, потому что в их обликах была какая-то инородная красота и величие, не свойственная смертным. Их глаза излучали мудрость, а движения были плавными и уверенными, словно они были из другого мира, выше, чище, непостижимо древнее. Эти существа не смотрели на неё враждебно, напротив, их взгляды были полны восхищения и ожидания. Едва успев осознать, где она находится, девушка заметила, как к ней приблизилась высокая женщина в золотых одеяниях. На её голове была изысканная корона, которая, казалось, светилась изнутри, отражая всё сияние небесных чертогов. В руках она держала свиток, украшенный знаками, которые девушка не могла прочесть, но они излучали мощную, почти подавляющую энергию. Женщина остановилась перед ней, слегка кивнула и произнесла, её голос был мягким, но в нём звучала властная сила: — Приветствую новую богиню войны и повелительницу огня в небесных чертогах.